***
Многие посчитают средства, которые Саруман использует для воплощения своей задумки в жизнь, неэтичными, но ,если ты имеешь дело с наукой, некогда быть брезгливым моралистом. Иногда в прямом смысле придётся копаться в трупах, однако это необходимо, ибо для исследования причины жизни необходимо обратиться сперва к смерти. Если бы все боялись крови на своих руках, не было бы сейчас многих достижений целительства, и погибло бы куда больше эрухини, чем при экспериментах лекарей. Посему я не утруждаю себя угрызениями совести за подписание смертных приговоров и последующее отправление тел в Изенгард. В конце концов, это шанс для предателей, воров и убийц послужить Арде хотя бы после смерти. Я убедился, что Саруману действительно не особенно нужен ассистент-лекарь. Саруман, будучи истари, обладает колоссальными познаниями, наверное, во всех сферах науки и способен работать безо всякой помощи. Ему требуется тот, кто будет делать подобную грязную работу без предубеждений, с чем не справились бы многие. Кроме того, я имею доступ ко всем библиотекам Рохана, а Медусельдское книгохранилище буквально у меня под рукой, и я могу приносить ему все необходимые сведения.***
Саруман доверил мне создавать смеси, которые будут питать мёртвые ткани, делая их живыми. Глядя на растворы, при изготовлении которых нельзя допустить ни малейшей ошибки, соблюдая точные, до капли, пропорции, даже самое крошечное отклонение от которых может превратить дающий жизнь эликсир в смертельный яд, я несколько жалею, что не посвятил этому жизнь. Но в такой стране, как Рохан, не развившейся ещё для столь сложных алхимических опытов, я не продвинулся бы до того уровня, на котором я сейчас. Я не получил бы и крупицы той власти, которой обладаю, будучи первым советником короля. Ни за какие сакральные знания я не отдал бы своего поста. Подумать только, как много сможет привнести эксперимент Сарумана в науку, если подробный отчёт о каждом действии, каждом успехе и каждой ошибке, будет опубликован.***
Оказывается, Саруман не только в совершенстве знает естественные науки, но и собственноручно пишет научные трактаты. Многие полки в изенгардской библиотеке занимают фолианты его авторства. Чертежи и точные рисунки костей, мышц и органов, непонятные мне формулы буквально разбросаны по всей верхней части башни, где будет проходить сам эксперимент. Меня несколько раздражает подобное небрежное отношение к ценным рукописям. Я не понимаю, как Саруман находит в этом хаосе нужные ему свитки. На некоторых горках листов лежит небольшой слой пыли. Я незаметно взял несколько листов и скопировал их с наибольшей точностью, на которую способен. Быть может, Саруман сам опубликует свои книги или даже итоги работы с подробным её описанием, но я бы очень хотел оставить несколько личных экземпляров столь ценных бумаг.***
Судя по тому, как воодушевлён Саруман, работа проходит более чем успешно. Я смог убедиться в этом, взглянув на результаты собственными глазами. Это было восьмифутовое мужское тело. Тот, кто не знал бы, что оно создано из мёртвых частей, никогда бы об этом не догадался, ибо на нём не было ни следа разложения, как отсутствовал и запах гниения, присущий трупам. Единственным, что выдавало в теле его искусственную природу, были швы, но и они были изящны, словно сделаны рукой майа из свиты Вайрэ. И это тело могло бы считаться красивейшим во все времена, но одно лишь ужаснуло меня — красный, бордовый цвет кожи. Я списал это на действие растворов, магии, в конце концов на то, что в Изенгард делались поставки из Харада. Я не видел лица создания, но не уверен пока, хочу ли я его увидеть.***
Саруман спросил меня, что привязывает меня к Рохану. Он пребывал в состоянии глубокой задумчивости, находясь, очевидно, в неком колдовском трансе, ибо вопрос был неожиданным, и на пару мгновений ввёл меня в ступор. — Это моя родина, — ответил я. Я никогда не закладывал в понятие «Родина» особый сентиментальный смысл. Для меня это было просто место, в котором я родился. Саруман прочитал это в моём ответе, поморщился и сформулировал вопрос по-другому. — Что держит тебя там? Я мог бы ответить «народ», но ненависть и неприязнь окружавших меня людей, которые преследовали меня всю жизнь из-за дунландской крови, тёкшей в моих венах, не позволили бы мне это сказать. Рохиррим ничего не значили для меня. Я мог бы сказать про любовь к стране, но невыносимая, всеобъемлющая бедность — нет, нищета, — губящая подданных Рохана, уничтожающая умственное развитие населения, не дающая и шанса на хоть сколько-то достойную жизнь, к которой я вырвался в кровавом поту, пройдя по головам, не поспособствовала появлению этой любви. Я бы мог сказать про Эовин. Она единственная привносила отраду в невыносимое одиночество, как луч солнца, пробивающийся из-за туч, греет увядший цветок. Само её присутствие, пусть она и смотрит в мою сторону холодно, заставляет надежду теплиться в моей душе. Но такой ответ неприемлем. И тогда я сказал правду. — Власть.***
Сегодня я наткнулся на слуг Ортханка. Башня вообще достаточно безлюдна, и я редко встречаю в ней кого-то кроме Сарумана. У этих слуг я не увидел даже лиц, ибо они с ног до головы были закутаны в тряпки. Они передвигались странными разлапистыми движениями и катили тележку с мёртвыми телами. Я привык к трупам, но из-под рогожи виднелись шкуры животных, и от понимания того, что создание сшито не только из человеческих материй, стало несколько не по себе. Конечно, я знал о том, что на людях Саруман не остановится, и, наверное, об этом следовало написать ещё в начале, но в полной мере я осознал это только в тот момент. Ярким пятном выделялась какая-то рыжеватая шкура. Такие бывают только у южных животных. Наверное, слуги были из Харада. Смешение хроа человека и зверя звучит… неприятно. Кто-то посчитает это творцепротивным, либо попросту мерзким, но, в конце концов, Аулэ выточил гномов из камня, а Саруман — его ученик. Он знает, что делает.***
Наступил знаменательный день. Хоть я и старался относиться к эксперименту как можно более равнодушно, я не могу сдержать волнения. Весь прошлый день мы готовились к оживлению создания. Его лица я так и не видел, всё тело создания было накрыто покрывалом. Саруман не пустил меня в комнату. Для оживления потребуется магия, и для неподготовленного человека она может быть слишком опасна. Так он мне сказал. Я понимаю, что на самом деле он просто никому не доверяет. Я бы и сам не стал себе доверять. Я не нахожу себе места. В силу особенностей моего характера, голову заполняют тревожные мысли, но это может быть последствием нахождения вблизи столь мощного колдовства, а, я уверен, для создания жизни с нуля требуются самые сильные чары. Недавно на столе у Сарумана я увидел книгу в чёрно-красном кожаном переплёте. Слова в ней были написаны тенгваром, но я не понял ни одного. Я знаю эльфийские языки, но то, что я тщетно пытался прочесть, не было наречием эльфов. Но это всё неважно. Ничто не имеет значения перед великими событиями сегодняшней ночи!***
…***
Я совершил ошибку.