Курунир, или современный Бауглир

То, что я увидел несколько дней назад, будет преследовать меня в кошмарах всю оставшуюся жизнь. Но сейчас разум мой относительно холоден, и я в состоянии записать наконец то, что случилось той ночью. О, даже если меня спросят об этом через много-много лет, даже если я забуду всё, включая собственное имя, те события никогда не уйдут из моей памяти! Ночь была мрачной и ненастной, гроза бушевала за стенами башни, ветер налетал на обсидиановые шипы с таким остервенением, что казалось, будто сам Манвэ отправил своё войско дабы воспрепятствовать этому гнусному эксперименту, и крылатые майар швыряли свои тела на чёрный камень. Я уверен, Саруман специально выбрал именно такую ночь. Молнии, очевидно, придавали его противоестественному мерзкому колдовству особую силу, а в грохоте грозовых раскатов легко было скрыть возможный шум. Я думал, что Саруман не пустит меня до конца ритуала, но спустя какое-то время моего ожидания вне лаборатории, он распахнул тяжёлые двери, словно они были легче пера, и, взволнованно и, как мне показалось, несколько безумно сверкая глазами, позвал меня внутрь. Атмосфера в комнате была более устрашающей и давящей, чем обычно. В колбах бурлили странные дымящие жидкости, уходя по трубкам куда-то под покрывало, под которым лежало то, над чем мы работали всё это время. Стол, на котором оно лежало, больше походил на жертвенный камень, весь исписанный непонятными символами. Саруман захлопнул двери и буквально подскочил ко мне. Никогда ещё я не видел его в таком лихорадочном возбуждении. Он старался казаться спокойным и величественным, как и всегда, но я явственно видел, как его била мелкая дрожь. — Узри же! — воскликнул он. — Ты станешь свидетелем самого великого события этой эпохи! Узри же! Он положил мне руку на плечо и подвёл меня прямо к столу с лежащим на нём телом. — Видишь эти проводники? — Саруман указал на металлические тросы, тянущиеся от потолка и уходящие под простыню. — По ним пройдёт молния. Она отдаст свою жизненную силу созданию и пробудит его. Саруман начал метаться по всей комнате, открывая многочисленные клапаны и всё повторяя «Узри же!». Кипящие колдовские жидкости потекли по трубкам, и Саруман беспрестанно поднимал покрывало, чтобы убедиться, что они проникают в тело создания. Мельком успел я увидеть мощные огромные руки с чёрными ногтями, больше напоминавшими звериные когти. Увиденное заставило меня содрогнуться. Я отошёл на несколько шагов, не в силах более наблюдать ни сантиметра жуткого тела, но любопытство всё равно обуревало меня. Наконец Саруман закончил приготовления. На меня он больше не смотрел. Я, да и в принципе всё, кроме него перестало для Сарумана существовать. — Узри же! — зловеще прошептал колдун в последний раз. Тут мне показалось, что башня вся содрогнулась; что-то громыхнуло, и по тросам побежали мельчайшие искорки. Я затаил дыхание. Саруман замер, словно каменная статуя. Несколько минут мы стояли неподвижно. Ничего не происходило: не взорвались колбы, не сгорели тросы, рассыпая магические искры, и самое главное — не встало оно. Вдруг Саруман сорвался с места, перекрыл все клапаны и с неестественной для старика силой оторвал тросы. Потом вдруг снова застыл, сделав мне предупредительный останавливающий знак рукой, что, впрочем, было необязательно, ибо я и так был слишком взволнован, чтобы двигаться. Если честно, я даже подумал, что ничего не вышло. Эксперимент провалился. Но только эта мысль посетила мою несчастную голову, я заметил, что полотно, которым было накрыто оно, шевелилось. Вздымалось и опускалось, будто то, что было под ним, дышало. Я вздрогнул и перевёл взгляд на Сарумана. Колдун был похож на натянутую тетиву лука, до того он был напряжён. Медленным шагом он подошёл к столу и дёрганным, но осторожным движением отогнул край покрывала. Я весь извёлся за те несколько секунд, что провели мы, стоя в молчании. Тут послышался шелестящий, прерывистый шёпот Сарумана. — Он жив. Сердце моё ухнуло вниз, меня бросило сначала в жар, потом в холод, я покачнулся и едва устоял на ногах. Получилось! У нас получилось! Я был взволнован и напуган. Ноги мои, не повинуясь мне, сами сделали несколько шагов в сторону стола. Теперь у меня уже не было сомнений в том, что оно дышало. Саруман полностью скинул простыню, и я второй раз в своей жизни увидел это громадное мерзкое неоднородного бордового цвета тело, испещрённое швами и просвечивающими венами. Отвратительные когтистые пальцы тела подрагивали, словно оно осваивало ими управление. Саруман лихорадочно вынимал из-под кожи существа иглы и накрывал ранки кусочками ткани. Трубки теперь сиротливо и неряшливо висели, из них ещё капала жидкость. Саруман провёл дрожащими пальцами вдоль тела существа и склонился над его лицом. Я видел страшный блеск его глаз в полутьме. О, не передать словами, как жутко тогда мне было! Все эти месяцы я жил мечтой об искусственно созданном живом существе, страстно желал только увидеть, как оно откроет глаза, видел во снах успех эксперимента. Но когда мечты мои стали реальностью, результат опыта поверг меня в неописуемый ужас. В голове моей метались в испуге и агонии мысли о мерзости, неестественности, преступности сотворённого нами, и одновременно было пусто, как в келье. Вдруг существо зашевелилось. Это были уже не просто спазматические подрагивания, как у только что убитого зверя, а дёрганные, неумелые, неживые рывки. Оно приподняло свою отвратительную лапу (я не могу назвать это рукой), рвано согнуло колено и повернуло голову. Ко мне. Оно смотрело прямо на меня. Творец! Никогда не забыть мне эти кошмарные глаза! Эти страшные, нечеловеческие, огромные жёлтые глаза. Этот мутный взгляд ожившего трупа будет преследовать меня всю жизнь. На меня будто глядели два огня в непроглядной ночи, настолько чёрными были глазницы и тёмным белок. Меня повергли в шок одни только глаза, так что нетрудно представить, насколько сильно испугало меня его лицо. Сначала я подумал, что это демоническая маска, но тут оно начало двигаться. Дёрнулась верхняя губа, обнажая на мгновение слишком белые зубы. Звериные зубы. Нет, я не могу, я боюсь даже описывать то, что заменяет ему лицо. Никогда прежде не видел я таких чудовищных морд, ни в одном самом мерзком кошмарном сне не мог я представить такое. Я не знаю, как я не потерял сознание от ужаса в ту ночь. На мою беду оно оставалось слишком незамутнённым, и я досконально помню каждую секунду этого омерзительного события, хотя я хотел бы, чтобы это всё было лишь бредом больного. Но ум был ясен, ясен и сейчас, и я в то же мгновение понял, что вижу перед собой. Дыхание перехватило. Саруман создал чудовище. Саруман создал орка. *** Вчера я настолько извёл себя воспоминаниями, что от дрожи в руках не был в состоянии писать. События той ночи предстали предо мной чересчур живо, и я всю ночь не мог заснуть, нервно вздрагивая от каждого шороха и пугаясь собственного бледного отражения. Страшнее лишь то, что скоро мне предстоит не только увидеть монстра снова, но и проводить с ним большую часть времени. Мой конь сторонится меня, хрипит, словно моё волнение передаётся ему. Сегодня мне предстоит уехать в башню на достаточно продолжительное время, ибо Саруману необходимо постоянное ассистирование. После той ночи я вернулся в Рохан на пару дней, дабы уладить некоторые дела и назначить заместителя в моё отсутствие. Никто особо не огорчался новости о моём отъезде, но мне всё равно. За эти пару дней я успел увидеть Эовин лишь мельком, но и этого мне хватило, чтобы запомнить досконально все её черты, так, будто я вижу её в последний раз. *** Я видел его. Я видел его. Я думал, что достаточно подготовился к новой встрече, но, о, как я ошибался! Саруман отвёл меня к комнате, в которой теперь обитало чудовище. Дверь была приоткрыта, что я считаю верхом небрежности и опасности, но, видно, Саруман специально открыл дверь перед моим визитом, чтобы я смог увидеть монстра опять. Мучитель, мучитель! От вида монстра меня снова бросило в дрожь, и я на мгновение утратил способность двигаться, разговаривать и с трудом мог дышать. Конечно, я попытался скрыть свой испуг, ибо Саруман может усомниться в моей компетентности, а потерять его расположение я не имею права. Хуже самого существования этого отвратительного создания может быть только то, что, как только я заглянул в холодную мёртвую комнату, оно незамедлительно подсмотрело на меня. Я ужаснулся тому, насколько осмысленным был его взгляд. Кажется, он даже узнал меня, ибо сделал какое-то странное движение всем телом в мою сторону. Хотя, это может быть объяснено тем, что оно проявляет любопытство ко всем живым существам, если это, конечно, любопытство, а не жажда крови. Даже сейчас, когда я пишу эти строки, меня всё ещё немного трясёт, пусть я и выпил чарку вина для успокоения нервов. Придётся привыкнуть, ибо со следующего же дня в мои обязанности будет входить ежедневный отчёт о развитии существа и исследования работы его противоестественного организма.