***
Скука… скука стала его верной подругой по дерьмовой жизни. Больше пяти лет назад от него оторвали половину. Каково жить вот так? Не цельным, неполноценным? Когда его вторая половина забрала его смысл существования: практически всю ненависть и злость, оставляя пустоту. Он часто задавал себе такой вопрос. И, в последние полгода понял, что отлично. Он больше не испытывал сильной злости или ненависти, а его сосуд был не так уж плох, положа лапу на сердце. Даже его чакра изменилась, такая же сильная, только… ненависти почти и нету. Зато появилось больше легкости и спокойствия. Когда-то Отец рассказывал своим хвостатым сказку про «Мифическое чудовище». Чудовище много лет жило вдали от людей, совсем одичало, ненавидело весь мир и хотело его разрушить. Его жизнь была унылой, одинокой и страшной, ведь двигала им только ненависть и желание убежать. Контактировать с другими — невероятно страшно, непременно обманут, обязательно предадут. Как-то в его лесу заблудился ребенок, девочка с золотыми волосами и голубыми глазами. Девочка не плакала, она с интересом смотрела на мир и, когда нашла чудовище, лишь только чуточку боялась. И, смотря на чудовище, такое страшное и ужасное, она улыбнулась самой светлой из улыбок. Чудовище гнало ее, чудовище ненавидело но, даже найдя выход к людям, девочка возвращалась к нему снова и снова. Почти каждый день. Разговаривала, но он молчал. Приносила вкусности — он сначала не брал. А потом откушал принесенное ей яблоко, и оно было настолько вкусным, что чудовище расплакалось. Оно не хотело, чтобы девочка видела его слезы — но ребенок понял все сам и девочка отвернулась, чтобы не смущать его. Просто сидела рядом, болтая ножками… Чудовище больше не могло ненавидеть. Ему показали, что оно могло любить. «Странная история, так похожая чем-то на мою, » — фыркнул себе под нос лис, и почему эта сказка все чаще приходит ему в голову? И почему мудрый отшельник рассказал ее? От воспоминаний об Отце начинало неприятно сжимать в груди. Если его второй половинке досталось больше ненависти, то ему печали об отце, воспоминаний и грусти. Хороших воспоминаний, от которых лис чувствовал себя счастливым. Когда лис ненавидел… то совсем не помнил об этом всем. И совсем не скучал… — Эй, Кублядь-сан! — раздался звонкий голос по ту сторону решетки. Сердце радостно подпрыгнуло в груди, — А я тебе арбузика принесла. Целую-целую огромную ягоду. Хотя она не такая уж и огромная для тебя! Сама кстати купила, с зарплаты! И знаешь… — поток ее речи было не остановить. Лис повернулся к ней спиной и молча слушал суетливую болтовню. Девчонка привыкла, что лис ей не отвечает. А лис привык слушать ее радостные вопли, будто и он должен становится счастливым от ее визгливого голоса. Но он после разделения стал настоящим размазней, иногда даже хотелось ответить ребенку, разве что ей. Невинное, мать его, создание, к которому он внезапно начал чувствовать слабость. — Эй, малявка! Заткнись уже со своими визгами! Нормально говори, не ори. Не глухой я, и так твои завывания слышу! — Правда-правда? Кублядь-сан ответил мне. Лисенок, я так счастлива! — Лис не выдержал и повернулся. Мелкая мошка носилась кругами как древний человек вокруг костра, радостно завывая. — Бесишь! Не носись! — девчонка мигом встала на место и посмотрела огромными глазами на лиса. В них не было страха, в этих небесно-голубых глазах, только неподдельное восхищение. И лису было впервые приятно видеть выражение лица человека, не наполненное ужасом. — Значит… Кубля… — Кхм… Курама я. Ку-ра-ма, — наклонился он к ребенку, обдавая ее тельце горячим дыханием сквозь решетку. Разглядывал, внимательно изучал. Пытался понять, что в девчонке особенного. Не нашел. «Особенное существо потому, что мое…» — Пришел он к выводу. — Курама? Но ведь… — удивился ребенок. — Курама! — гаркнул лис. — Хорошо, Курама! Начнем заново? Я Ая, — протянула девочка руку лису прямо через решетку, словно совсем не боялась. Все-таки его территория. Лис хмыкнул, он может запросто сейчас этим воспользоваться но… протянул лапу и слегка прикоснулся когтем к ее ладони. — Ну что, Ая… я подумал. Ты не сможешь без меня, я — не смогу без тебя, — ведь если Ая умрет, а печать не разрушится, то Курама исчезнет или, возможно, снова станет наполненным ненавистью существом, — Поэтому, так уж и быть, готов к сотрудничеству… Только я тут ГЛАВНЫЙ! — Значит, мы теперь друзья? — и опять эти восторженные глазки. Девчонка просто пропустила его последнюю фразу мимо ушей. Лис скривил морду и чуть не плюнул на надоедливое создание. Но все же лучше, чем его прошлые сосуды. Те так вообще его чуть не за раба принимали, а эта… дура… равным считает, другом быть хочет… с тем, кого люди считают убийцей и монстром. — Заткнись, сопля. Обед, закуска, на один кусь только и пойдет! — разошелся он, а девчонка все смеялась, и стреляла глазками туда-сюда, — Че, ржешь, припадочная? — Просто я счастлива, Курама, — улыбнулась она, — Знаешь, я недавно встретила мальчика. У… вас очень похожий взгляд, когда вы думаете, что вас никто не видит. Это… как бы сказать… кажется, что вы страдаете, и вам одиноко… — Да что ты об этом можешь знать, а? — Я — ничего. Но когда смотрю на вас, вы мне теперь оба дороги… я хочу, чтобы вы радовались и были счастливы… как-то так. Также как мой дядя… понимаешь… — она так и не смогла полностью сформулировать свою мысль. Но Курама понимал… — Еще ребенок. Сасу прав… мир шиноби испортит тебя, испоганит, не знаешь во что лезешь… — Но ты ведь всегда будешь рядом, чтобы я… осталась собой, правда? — прикоснулась девочка к мокрому носу огромного животного, — Я… я тоже немного боюсь. Знаешь, у дяди папа умер из-за порицания шиноби. Говорят, он нарушил законы ниндзя… и не смог выдержать. И лучшие друзья погибли. Он часто к ним ходит, «познакомил» меня с ними… Я не хочу ни погибнуть, ни терять никого и знаешь… я очень хочу остаться собой. Потому что когда твоя чакра… — Я понял тебя. Значит, один из твоих страхов — страх самой себя, а моя чакра часто заставляет ненавидеть, — девочка кивнула. — Нооо… это не значит, что я… ненавижу тебя, честно-честно. Но мы вместе… поэтому… я чувствую эту всю ненависть, и от нее как душа разрывается на части… я… чувствую тебя… И мне очень больно. Но оттого, что мне так больно — я… — тараторила Ая, сбиваясь. — Ты хочешь от этого избавится, — разочарованно хмыкнул лис. Ая яростно завертела головой. — Нет! Это не так! — закричала она и тут же сбавила голос, видя, что взгляд лиса устремлен на нее, — Если мы вместе… то я хочу, я хочу стать твоим другом и разделись всю эту боль с тобой. Я хочу, чтобы тебе стало легче. Но я не знаю как, я только знаю, что если в таком виде тебя выпущу, то ты будешь убивать, но твоя боль не исчезнет… она… станет больше. Потому что на самом деле, ты очень добрый, Курама. Был бы недобрым — давно б схомячил. У тебя миллион шансов на это было, — внезапно заплакала она. Курама замер от неожиданности, не верится что малышка это все поняла, она же маленькая совсем. А с другой, возможно только ребенок с незамутненным взором и чувствами МОГ бы прочувствовать… и даже понять, что ему больно. — Тогда, — отодвинулся он от клетки, — просто иди ко мне, — спокойно улыбнулся он. Курама не признавал ни поражения, ни победы. Он впервые с момента своего заточения признал не силу, а доброту своего сосуда. Наивность и глупость — это безусловно тоже. Свернулся клубком и наблюдал, как маленькая девочка, роняя слезы, перелезла через прутья и уселась рядом с его мордой. — Мягко и тепло, — сквозь слезы улыбнулась она, гладя огненную шерсть на морде, — Ты такой красивый, Курама. — А ты дура дурная! В следующий раз, когда монстр скажет тебе нарушить печать и идти к нему — не слушай. Даже если это монстр в человеческом теле, а их, поверь, гораздо больше. Слишком тупая и наивная. Чересчур эмоциональная дурында! — под конец рявкнул лис. Ая рассмеялась. Прикосновения девочки были приятны и нежны, аккуратны и спокойны. Кураму так давно не ласкали, сразу вспоминалось, как он лежал на коленях у мудреца… и также мирно и спокойно погружался в сон.***
Целых шесть лет! Я уже такая взрослая, хоть Курама и говорит, что я всего лишь мелкая сопля в полете за приключениями на собственную задницу. Вредина ведь! Вот вреднючая, наглая, рыжая лисья харя! Я стояла в кабинете Третьего и откровенно зевала. Старик что-то писал и даже взгляда на меня не поднимал, вот еще одна зануда-занудная! — Хмхм… — Хокаге наконец-то соизволил поднять жопу с кресла и с ухмылкой уставился на меня, — Поздравляю, Ая-тян, 56 миссий D ранга, 9 миссий ранга C и даже одна ранга B вместе с командой АНБУ! Как и ожидалось от тебя. — Дада, я молодец, ну не ради этого же ты меня позвал, дедуля, — насупилась я, внимая ехидному голосу Курамы. «Точно пакость задумал, старый говноед! И как ты такого мерзкого старикашку за «дедулю» принимаешь?» «Ой, не смеши!» «И не смешу, он на них горазд! Чую» — К делу. С завтрашнего дня ты назначаешься в отряд АНБУ из трех человек. Итачи, Шисуи, — позвал дедуля, и в окно «влетело» два человека. Встали рядом с каге и сняли маски. Оба чем-то похожи: черноволосы и черноглазы. Возраста только разного. Одному лет десять, второму — 15-16, — это Ая, я о ней говорил. — Ая-тян, ты такая маленькая, — мило улыбнулся младший, — Я Итачи. А это Шисуи. — Идеально подходит для новой миссии, — кивнул Шисуи, — Но все равно… — Я не маленькая! — не могла не встать в позу я, — Я очень взрослая и очень даже большая! Наваляю — мало не покажется! — Старик засмеялся. — Она у нас с характером. Шисуи, я уверен в навыках Аи. Даже ее проколы в шпионаже спустят на возраст и детские закидоны, ваша задача поддерживать ее, понятно? — Есть! — выкрикнули оба и встали «по струнке», вытянувшись вверх. «Ненавижу Учих, » — фыркнул внутри меня Курама. «Но почему? Они вроде неплохие…» «Будешь знать — рано состаришься, креветка в кляре!» — недовольно вызверился Курама. Его недовольство ощущалось физически, передаваясь мне. Отвратительное чувство. — Вот и ладушки… а теперь поговорим о миссии, ребятки… — довольно развалился в кресле старик.