Ад закрыт на реконструкцию

      Дети по своей природе все любознательны. А если и не все, то большая часть точно. Да и как тут не станешь пытливым, когда вокруг столько всего неизведанного. Вот и Отто был таким. Смышлёным. Докучал маме своими глупыми вопросами, выпучив на неё свои любопытные глаза. А она вздыхала, так громко, состроив недовольную гримасу, но отвечала. А куда ей было деваться? Тетушка Корнелия говорила, что будет исследователем или учёным, на что мама только фыркала. Откуда ей, второсортной актрисульке, знать что-то о детях, ведь своих у Хофманн не было. А их брак с её братом был самой большой его ошибкой. Отто слышал это почти с самого рождения и не понимал, отчего мама так не возлюбила тетю Корнелию.       Отто вот её любил. Она всегда была добра к нему и тайком давала сладости. И гримасы не строила на очередной, по взрослым меркам, глупый вопрос, а улыбалась, так, что мелкие морщинки собирались у ее глаз. И отвечала.       Исследователем Отто не стал, а ученым и подавно. Но детская любознательность порой тянулась хвостом сквозь года, но мама называла это «совать нос в чужие дела». Он всё заглядывался на высокий холм недалеко от дома, где величественно раскинулось дерево, привлекая Отто своими размерами. Оно было настолько гигантским, что торчащие ели рядом с ним выглядели игрушечными декорациями. Дёргая маму за подол её шифоновой юбки, Отто просился сходить к этому великану, на что она отвечала коротким, но внушительным «нет». И надо было ему ляпнуть, что тетя Корнелия бы сходила с ним к великану! Такой злой он маму никогда раньше не видел. И тетю Корнелию после этих слов тоже.       Став чуть старше, Отто, как настоящий путешественник, собрал походный рюкзак, сложив туда ненужное барахло, чтобы выглядело солидно. Он же, как ему пророчили, юный исследователь! Взял с собой за компанию Джека, что дружелюбно вилял хвостом, завидев хозяина. Стал его попутчиком.       Пробираясь сквозь развалины домов, оставшиеся после войны, Отто то и дело кряхтел, как старый дед, а ему, между прочим, всего тринадцать! Военные снаряды ничего не пощадили, превратив бетонные строения в груды камней. Между плитами тянулись к солнцу упёртые одуванчики, желая ухватиться каждым листиком за солнечный луч. На гладком кафеле, что в прошлом облицовывал чью-то ванную, клубочком свернулась змея, прогревая свою чёрную чешую. А между сосен тяжело гудели пушистые шмели, летая низко-низко, предвещая дождь.       «Дождь бы не помешал», — подумалось Отто, когда он взбираясь на холм, смахнул испарину со лба. Уже совсем скоро доберётся.       Из окна дерево казалось таким близким: ты только обойди кучку домов и поброди по густым зарослям из елей, и вот он — великан. Мужественно стоит, и ни один вражеский снаряд его не тронул. Ему будто вообще было всё нипочём. Кора уже совсем не молодая, наросла толстым слоем, спиралью вздымаясь к самому небу. А оно и правда будто небо доставало: царапало своими жесткими изумрудными иглами. Джек плёлся сзади, то и дело неуклюже проваливаясь в мышиные норы задними лапами.       В дереве этом оказалась расщелина, прямо в самой коре у подножья. Отто подошёл ближе, скидывая тяжёлый походный рюкзак. Джек не на шутку всполошился и перешёл на лай, обнажая клыки, когда Отто решил ближе рассмотреть дупло.       — Глупый пёс, — осекся он, — замолчи, сейчас все волки сбегутся на твой лай!       Это самая расщелина — не лесных зверей дело. Точно не бобры постарались, не дятлы и явно не похоже на дупло белок. Внутри кромешная тьма, даже не разглядеть ничего толком. И не кора отошла — это он вырос таким изначально. Будь Отто постарше испугался бы и пошёл дальше, не став ничего разглядывать в этой таинственной темноте. Но детский героизм и бесстрашие решили, что стоило бы посмотреть, что же там внутри. А то он просто так сюда добирался сквозь развалины? Тащил с собой этот тяжелющий рюкзак?! Фонарь бы кстати было взять целесообразнее, чем настольную лампу со шнуром.       Шагнул ближе, а Джек даже и не думал успокаиваться, пуще прежнего рыча и скалясь на великана. Оттащить даже пытался, потянув за низ куртки, на что больно получил по мокрому носу. Протяжно заскулил от обиды, наблюдая как юный хозяин упёрто шагает в расщелину.       — Видишь, тут ничего нет! — воскликнул Отто с двух сторон ухватившись за кору, чтобы не упасть.       Обернулся на собаку: пусть та тоже поглядит. Потные ладошки заскользили по жухлой коре, а ступня зацепилась о торчащий корень. Джек почувствовал неладное и тут же побежал на крик, пытаясь ухватить мальчика хотя бы за капюшон. Не успел.       Отто падал. С каждой секундой все тише слышался собачий лай. Плюхнулся в воду, и уши мигом заложило, а тело сцепила судорога. Через нос вода попала в глотку, и Отто начал все больше захлебываться, стремительно погружаясь на дно. Нос жгло адски. Это он так погибнет? И никто его не найдёт? Сквозь мутную воду не проходили даже скупые солнечные лучи. Лихорадочными движениями Отто пытался дотянуться до поверхности, но спазмы в груди не давали сделать даже вдох. Легкие, казалось раздуло так, что они готовы были вот-вот разорваться, испепеляя все изнутри. Ослабевшие руки тянулись к верху, в надежде ухватиться хоть за что-то, но вокруг была только вода, что просачивалась между детских пальцев.       Вот такой он, конец… Никакого света, рая, ада. Ничего. Темнота уже перестала быть такой пугающей, а бороться за жизнь с каждой секундой становилось все сложнее и сложнее. Она манила к себе, звала, а Отто уже готов был поддаться. По спине вдруг побежали мурашки, от чьих-то цепких лапок. Их много, как у сороконожки. Он ещё чувствует, а значит жив. Ещё как жив! Вспышка нестерпимой боли пронзает каждую клеточку тела, когда это самое насекомое впивается в самый позвоночник. А свет всё же есть, только он исходит от него самого. Косточки одна за другой щёлкают, выстраиваясь в ровную линию, заканчивая черепом.       Отто не слышит, как гремит взрыв. Не слышит и, как птицы громким клёкотом взмахивают к небу в страхе. Всё превращается в пыль, только искры летят в разные стороны. По всей округе разносится животный рёв, а пёс, заскулив, пятится назад. Маленькая оплошность ребёнка заставляет историю повторяться вновь. А он даже и не осознаёт, чем всё это чревато.       Рев стихает. Над городом нависают тёмные тучи, готовые вот-вот обрушиться на него мощным ливнем. Они выглядят грозно и устрашающе, как бы намекая на всю масштабность ситуации. Слышится раскат грома, а за ним мелькает слепящий хвост молнии. Он завороженно засмотрелся на разрушительную красоту мира, попросту забывая обо всем, что произошло.       Отто даже подумать не мог, что любоваться всем природным величием ему осталось лишь тринадцать лет.