но в следах наших ничего не растёт вовек, и от вздоха трескается посуда — Вера Полозкова
Плечи расправлены, губы поджаты, взгляд застывший, выражение лица искусственное. Если делать вид, что ты играешь какую-то роль, притворяться удобной куклой, всё не так уж и плохо. Можно отстраниться, притвориться, что ты внутри одной из грустных книг с плохим концом, а не наяву. Всё лучше, чем думать, что это всё наяву. Волосы заколоты в высокую причёску, воздух холодил шею, ключицы и плечи. Браслеты на щиколотках пронзали её холодом всегда. От этого она чувствовала себя ещё более уязвимой. Она часто представляла невидимые цепи, которыми она за эти браслеты прикована к отцу, к братьям, к дому, к постели матери, но не сейчас об этом, не сейчас! Это была свадьба Родольфуса и Беллатрисы. Кассандру сделали подружкой невесты, будто издеваясь над ней. Ещё больше возможностей выставить её напоказ, привлечь внимание самого достойного и самого расчётливого потенциального жениха. Беллатриса выбрала тёмно-зелёный бархат для подружек невест: тяжёлая юбка с неподъёмным кринолином, воланы и ленты, жёсткие корсеты, открытые плечи и широкие рукава. У Беллатрисы не было никакого вкуса, она путалась между XIX веком и семидесятыми, она могла хоть каждый миллиметр зала увесить павлиньими перьями, драгоценными камнями и пышными цветами, это всё равно было видно и понятно. А ещё она так сильно вздыхала по своему благородному факультету, по факультету обожаемого Тёмного Лорда, что даже на собственной свадьбе не могла отказаться от его упоминания. На этой свадьбе, впрочем, акцент пытались сделать вообще на чём угодно, чтобы отвлечь внимание от позорного события: средняя дочь Блэков, Андромеда, сбежала вместе с магглом. Это произошло почти пять лет назад, но как можно забыть такую резонансную историю? — Это потому что Сигнус слишком слабохарактерный, чтобы провести обряд, — недовольно хрюкнул Рабастан за одним из ужинов, когда они — снова — это обсуждали. Все поливали и Андромеду, и её избранника отборнейшей желчью, а Кассандра сжимала столовые приборы так крепко, что они врезались в кожу, и думала только об одном. «У неё получилось». — Если бы он по-настоящему любил своих дочерей, — хмуро рассуждал отец. — Он бы этого не допустил. Древние семейные договоры придумали до нас, и не просто так, а те, кто отступают от традиций, вынуждены расплачиваться… А теперь им расхлёбывать. Глупая девчонка запятнала имя своего рода… — Я не расторгну ни помолвку, ни свадьбу, — внезапно заявил Родольфус, глядя на своего отца через стол. — Белла ни в чём не виновата. Она не такая, как её сестра. — Никто и не говорит про Беллатрису… — смешался отец, вытирая рот салфеткой. — Даже не думайте делать этого. Ни в моём присутствии, ни за моей спиной, — грозно потребовал Родольфус. Он оглядел всех, сидящих за столом, суровым взглядом. — Она моя будущая жена, и обижать её я никому не позволю. — Мой хороший, добрый, благородный мальчик… — расплакалась мама, и две эльфийки сразу подбежали к ней, чтобы за ней поухаживать. Родольфус поднёс её запястье к своим губам и несколько раз успокаивающе поцеловал. Рабастан подлил ей чай и поставил перед ней. Достойные сыновья. Гордость и краса семьи. Один танец сменялся другим, лица партнёров мелькали перед ней калейдоскопом. Кассандра механически двигалась, сдержанно улыбалась, вежливо реагировала на комплименты и ухаживания. Хорошенькие мальчики из правильных семей. Молодые наследники благородных магических родов. И те, кто потратил свою молодость, чтобы делать карьеру и добиваться могущества, а теперь хотел слишком крепко сжать талию её, которую привели на этот вечер как племенную дракониху, чтобы найти достойного партнёра для спаривания. Ей всегда говорили даже не смотреть в сторону мальчиков в Дурмстранге, потому что найти свою пару она, по чужому сценарию, должна была на одном из приёмов, под присмотром отца... Да только все они были ей противны. Ни одному из юношей, молодых и не очень молодых мужчин, с которыми ей приходилось проводить своё время, не пришлось потерпеть столько неприятных процедур и выслушать в свой адрес столько всего, чтобы быть на этом вечере. Они вообще не старались. От некоторых вполне откровенно пахло потом. У кого-то изо рта вообще пахло так, как будто они ели испорченное сырое мясо. От её отца тоже пахло сырым мясом и железом. Он был не так молод, как ему хотелось бы, но Волан-де-Морт набирал силу, а ему было важно оставаться рядом. Кассандра слышала про эксперименты с драконьей кровью — то ли пили её, то ли принимали с ней ванны, чтобы продлить жизнь… Кассандра не хотела об этом думать. Её мутило. И она радовалась, что сегодня внимание приковано не к ней. Сегодня главные герои — Родольфус и Беллатриса. Они кружились в самом центре зала, который никогда не был украшен так, как сегодня, танцевали без устали и скалились всем гостям, как акулы. Кассандра стояла поодаль, наблюдая, как играет свет в хрустальных подвесках на огромной многоярусной люстре. Бесчисленные драгоценные камни в причёске Беллатрисы, которая со своими безумными кудрями обычно была похожа на мифическую Медузу Горгону, могли соревноваться с блеском света в этой люстре. — Добрый вечер, — раздался знакомый голос слева от неё. Кассандра повернула лицо к Сириусу. Он натянуто приподнял уголки губ, а потом закатил глаза. Она быстро посмотрела на его мать, которая недовольно обмахивалась веером на диванчике в дальнем углу зала, и сразу всё поняла. — Уверен? — поинтересовалась она. Сириус зло фыркнул. — Соблюдаю приличия, — плюнул он. — Или, по крайней мере, делаю вид, что соблюдаю. Как будто мне есть до этого дело… — Ладно, — спокойно сказала Кассандра. Танец закончился; она вежливо улыбнулась танцующим и похлопала, изящно приподняв кисти в белых перчатках. Сириус пропыхтел ещё пару минут. Все вернулись к напиткам и закускам, музыканты сделали перерыв. — «Ладно», — передразнил он спустя время. Кассандру забавляли его эмоции и то, как своеобразно он ими делился. — Ужасный вечер! Мерзкий, отвратительный, убогий! Так лучше? — Теперь я согласна, — пожала плечами она. — Но не сказала бы, что этот вечер ужаснее всех… Вообще это хороший вечер. Родольфус займётся своей семьёй и отстанет от неё. Хотя это не спасёт её от неминуемого замужества уже меньше, чем через год. — Любишь, когда внимание приковано не к тебе? Кассандра смерила его долгим и внимательным взглядом. К её сожалению, Сириус слишком проницательный. Или это она — открытая книга? Насколько очевидно, что её тошнит от этого? — И когда можно не танцевать. — Да? — он цокнул языком и недовольно провёл рукой по волосам. — А я-то хотел позвать тебя на танец. Вообще на свидание, прогуляться, сбежать отсюда на вечер или насовсем, но можно начать с танца… — Стой-стой, — слегка засмеялась Кассандра, делая вид, что её всю не свело. Она легонько покачала головой и отправила Сириусу долгий взгляд. Взгляды, улыбки… Её единственное оружие. — Я забыл, с кем имею дело, — разочарованно вздохнул Сириус. — Мне необходимо встать в очередь из желающих? — И понять, чем это может тебе грозить, — она слегка опустила ресницы. — Нас сочтут хорошей парой и сосватают? — Сириус хохотнул громче обычного. — Не мечтай! Я планирую сделать всё, чтобы стать главным разочарованием семьи. Тогда я никогда не женюсь. До поступочка Дромеды мне, конечно, очень далеко, но, поверь, я лез из шкуры вон, чтобы её переплюнуть. Уже скоро у меня получится, и тогда ты меня не увидишь ни на одном званом срано-благородном вечере. Не увидишь и будешь вспоминать о том, что потеряла. Подумай над моим предложением, Сандра, — он опустил взгляд вниз, оглядел её с ног до головы. — В Хогвартсе и не такие королевы таяли. — А мы не в Хогвартсе, — Кассандра машинально огладила подол платья. — Очень жаль. Там всё гораздо проще. Ну так… — заиграла музыка, и Сириус ожидающе встал перед ней, протянул ей свой локоть. — Что? — Ничего, — Кассандра с улыбкой едва мотнула головой. Разве так приглашают на танец? Зубцов у вилки хватит, чтобы посчитать всех возможных партнёров для танца, которые не будут вызывать у неё чувство отвращения, и Сириус есть в их числе, но Кассандра всё же знает себе цену. Сириус разочарованно скрипнул зубами и надулся. И всё равно встал рядом с ней. Кассандра тихо рассмеялась, прикрыв рот ладонью. Это был какой-то быстрый танец; Беллатриса с Родольфусом снова кружились в центре, исполняя какие-то невероятные па. Она выгибала спину, запрокидывая руку назад и глядя на неё, пока Родольфус придерживал её за талию. Он ловил её в прыжке и кружил, нежно касаясь жемчужно-белых складок платья. Они двигались изящно и дьявольски красиво. Родольфус умел танцевать, уж Кассандра-то знала. Это он её учил. Как хорошо, что Родольфус женится. Он ненавидел её так страстно, что иногда Кассандре казалось, что однажды он просто затащит её в свою постель, скуёт заклинаниями или чем похуже и сделает всё то, что он до определённых пор творил с какими-то легкомысленными девчонками из благородных семей вроде Ванессы Гринграсс или Сесилии Уоррингтон или вовсе со шлюхами с Лютного переулка. Уж в постели-то Родольфусу плевать на фамильную честь и брезгливость из-за чистоты крови. Маме и папе невдомёк, но раньше, до помолвки, Родольфус любил как бы невзначай при Кассандре хвастаться своими любовными похождениями. Кто знает, может, будь она не единокровной сестрой, а, скажем, кузиной, его бы с ней ничего не останавливало… — На самом деле я с тобой согласна. Любой вечер, где мой брат счастлив и пирует, — ужасный, — бросила она уже ближе к концу танца. — Надеюсь, я свалю из дома раньше, чем моего братца женят и я буду вынужден это наблюдать, — угрюмо произнёс Сириус. Кассандра чуть нахмурилась. — Ты ведь старше Регулуса… — она снова похлопала, и, кажется, только так Сириус заметил, что музыка стихла и музыканты дали небольшой перерыв, готовясь к следующему танцу. — В нашей семье это не так работает, — мрачно сказал он. — К Регулусу сейчас кредит доверия выше. Покорный и милосердный мальчик, хорошо учится, смотрит маме в рот, а я… — Ах да, — она слегка улыбнулась. — Я и забыла. Мистер Сириус Главное-разочарование-семьи Блэк. Сириус оскорблённо повернулся к ней: уж слишком просвечивал её сарказм. — Ты сегодня больно весёлая. Что с тобой было в прошлый раз? — Ничего. — Ты не рада проводить дорогого братца в семейную жизнь? Или дело не в брате? Кассандра притворилась, что ей очень смешно от какой-то шутки и неуместно рассмеялась, прикрыв рот ладонью. К ней приближался Корбан Яксли с ясным намерением пригласить её на танец. Родольфус, который, видимо, решил этот танец пропустить, и сейчас передавал своей молодой жене кубок с вином, посмотрел на Кассандру через весь зал… У неё не было выбора. Уже через минуту она кружила по залу с молодым Пожирателем Смерти. Сразу после этого, не успела она отдышаться, её пригласил Эдмунд Паркинсон… Она мельком посмотрела на то место, где они стояли с Сириусом, и неожиданно для себя расстроилась, поняв, что теперь его там нет. Но в этом танце был момент, когда пары должны были встать в круг и девушкам нужно было обойти этот круг изнутри, а затем вернуться к своим партнёрам. В этом-то кругу Кассандра и увидела Сириуса! Интересно, с кем он танцует?.. Мысли так затуманили её разум, что она стала рассеянной и даже чуть не наступила на ногу мистеру Паркинсону. Впрочем, он и бровью не повёл. Он грузный и неповоротливый, едва ли он бы почувствовал. В детстве они с Сириусом между собой называли его бегемотом… — Я польщён, что вам понравилось, мисс, — произнёс мистер Паркинсон в конце танца. Кассандра и не заметила, что разулыбалась и раскраснелась, вспоминая детство… Они с Сириусом встретились у столика с коктейлями. Домовые эльфы в нарядных фартучках с витиеватыми надписями «R&B» на груди (какая пошлость!) угощали волшебников напитками. — Бурбон? — шепнул Сириус, нагло втискиваясь рядом с ней. — Или для тебя это слишком? — Мне нельзя пить, — процедила Кассандра. — А мы никому и не скажем! — с озорством заявил Сириус. Он всё ещё был тем ребёнком, который тайно подпиливал ножки кресел, он совсем не повзрослел… — Да никому до тебя и дела нет! — Если бы. Она попробовала уйти от него в сторону, так ничего и не выпив. Сириус пошёл за ней, как назло. — Да бро-ось! — Мы в моём доме, — тихо сказала Кассандра, беспокойно стреляя взглядом во все стороны — не видят ли братья? А отец? — Меня тут видно насквозь каждую секунду. — Их больше должно пугать, что ты общаешься со мной, а не то, что ты собираешься выпить. Кассандра устало фыркнула и развернулась к Сириусу. Он хлопал синими глазами и держался дерзко. Интересно, это производит на девчонок в Хогвартсе впечатление? — Сириус, честно, ты очень смешной. Сколько тебе лет? — Шестнадцать! — выпалил он. — А если мы выйдем на веранду? — Я не могу выйти никуда наедине с тобой, — Кассандра пошла от него в сторону столиков, надеясь затеряться в толпе и отдохнуть. — Сандра, я не подонок! — Сириус шёл за ней. Как от него отвязаться? — Я не собираюсь к тебе приставать. Я просто хочу с тобой пообщаться. — Я не могу. Она шла вперёд, снова ощущая знакомое головокружение. Взгляд стал неясным… — Но ты бы хотела? Кассандра замерла и невольно расширила глаза. Она едва не столкнулась с отцом и Аароном Гойлом, который при виде её облизал губы и улыбнулся. — Будь осторожнее, любовь моя, кажется, музыка вскружила тебе голову, — низким и добродушным басом сказал отец. Он всегда говорил с ней ласково, когда они были на виду: показывал, какой он любящий папочка, как он души не чает в своей младшей пташке… Кассандре ничего не оставалось, только и поддерживать эту игру. Братья могли делать с ней что угодно, но своего отца она боялась и ненавидела больше всего на свете. С виду и не скажешь, какой он на самом деле — в дорогом костюме с золотыми пуговицами и золотой цепочкой для старинных часов, убранных в карман пиджака, он всегда держался чуть расслабленно, лениво улыбался, одним взглядом охватывая хоть сотню, хоть три сотни гостей. Для любого волшебника у него всегда имелось крепкое рукопожатие, для волшебницы — короткий поцелуй в руку и вежливый комплимент, добрая улыбка — для ребёнка; он знал каждого, кто входил к нему в дом, мог застать врасплох и сиюминутно расположить к себе, справившись о самочувствии какой-нибудь престарелой тётушки Грезельды. Его жены, матери Кассандры, Родольфуса и Рабастана, никогда не было рядом — отец умел отводить внимание от этого, понизив голос, опустив голову: «Моей дорогой Серене снова нездоровится». Ещё минуту его взгляд был тусклым и задумчивым, но потом он брал себя в руки и эффектно разряжал атмосферу шуткой или приглашал полюбоваться садом, который под его руководством преображался к каждому новому приёму. Никто не мог устоять перед его очарованием, перед тем, как искусно и завораживающе он говорил, и даже от одной его улыбки у каждого гостя было впечатление, что он в этом доме принят. Отец с удовольствием приглашал гостей, любил быть в центре внимания… Но наедине с Кассандрой он был не таким. Из великодушного хозяина великолепного поместья он превращался в монстра — чаще всего в ту же секунду, что эльфы затворяли дверь за самыми поздними гостями. Тихий тиран и молчаливый деспот, по пальцам можно пересчитать те разы, что он разговаривал с ней, если на них не смотрели его партнёры по банковским делам или советники из Министерства. Он срывал на Кассандре всю свою ненависть, всю ту желчь, которую ему приходилось копить в себе, пряча за хриплым хохотом — и ведь кипела она, желчь, в нём, варилась, переваривалась и всегда обрушалась именно на неё… Это он вырастил Родольфуса и Рабастана такими, какими они стали, это он сломал ей жизнь, когда она была ребёнком. И это отец — она могла поклясться своей жизнью, что это он — искалечил здоровье её матери, а не она, Кассандра, во время своего рождения, как её в этом убеждали. — Прошу прощения, отец. Добрый вечер, мистер Гойл, — вежливо, сдерживая дрожь, пробормотала она, учтиво приседая. — Не стоит извиняться, душа моя. Я счастлив, если ты веселишься, — лукаво произнёс отец. Кассандра заметила на краю его радужки источник опасности, увидела недовольство в движении ноздрей. Ни на йоту он не счастлив, если она веселится. — Она стала такой очаровательной, сэр, — вдруг квакнул Гойл. Кассандра почувствовала, как отвращение скапливается в желудке липким комом, но смогла заставить себя улыбнуться Гойлу. — Моя дочь всегда была такой, — с притворной строгостью сказал отец, сделав ударение на слове «всегда». Они говорили о ней, как будто она была дорогой диковинкой, а не человеком. — Я имею в виду, теперь, когда она повзрослела, она стала главным украшением любого праздничного вечера… Не в обиду молодой новобрачной, разумеется, — с важным видом ответил Гойл, проведя двумя пальцами по губам. — Но Кассандра по праву может затмить её однажды. И я так благодарен, что… — Не всё сразу, молодой человек, — остановил его отец и посмотрел дочери в глаза. Светло-зелёный лёд обжёг её. — Вы ведь знакомы с любезным Аароном, дорогая моя? «Что?!». — Да, мы знакомы, отец, — холодно ответила Кассандра. Она смотрела отцу в глаза уже без улыбки, надеясь, что он хоть на секунду откроет свой разум и пустит её отчаянное послание: «Папа, ты шутишь? Ты не помнишь, кто это? Ты не помнишь, что он сделал со мной?!». — Превосходно, — расслабленно улыбнулся отец. — Это во многом упрощает дело… — Какое дело, отец? — не выдержав, выпалила она, хотя, конечно, догадывалась — какое же ещё на её счёт может быть дело. По спине пробежал холод. Она не должна с ним так разговаривать, но у неё было так тревожно на душе, и браслеты начали печь щиколотки… — О нашей будущей помолвке, — оскалился Гойл. Если бы прямо сейчас прямо ей в сердце ударила молния, она бы чувствовала себя гораздо лучше. Может, он это несерьёзно? Может, это шутка? Они все так любят шутить над ней, над хорошенькой дурочкой, дочкой богатых родителей… Но по взгляду отца Кассандра поняла, что худшие её представления могут оказаться верными. Она испуганно посмотрела на него, и тот чуть предупредительно прищурился. — Пока об этом лучше никому не знать, ты же понимаешь, дорогая моя? — сказал он, понизив голос. — Ты ещё несовершеннолетняя, мы не хотим, чтобы пошла молва, что мы слишком торопимся… Закончи школу, определись, с чем ты хочешь связать жизнь… — С чем я хочу связать жизнь? — у неё пересохли губы. У неё закружилась голова, и на этот раз не от голода. Нет… Она не верила… — У тебя должно быть какое-то дело, ты же знаешь об этом. Я не позволю, чтобы моя дочь разленилась в доме своего мужа, хотя, ха-ха, ей это точно не грозит, она у нас такая умная девочка… — он вдруг потрепал дочь за щёку, как будто та была котёнком. — Может быть, садоводство. Или музыка. Аарон, вы слышали, как моя дочь играет? Ты сможешь сыграть для нас ближе к концу вечера, не так ли?.. Голос отца двоился гулким эхом, посторонний шум сдавливал её со всех сторон. Она не могла пошевелиться. Она не могла ответить. — Кажется, мы утомили милую Кассандру, — расхохотался Гойл. — Мысли о будущей свадьбе могут вскружить голову любой женщине. Отец тепло посмеялся в ответ на эти слова и сделал то, чего он не делал уже лет шесть, а то и больше, — притянул дочь к себе за плечи, по-отцовски ласково поцеловал её в макушку. Кассандра могла чувствовать, как бьётся пульс в его венах. Или это её пульс? Или это бьётся внутри неё проклятье? — Не правда ли, отличные новости? — прошептал он ей на ухо. Она вдыхала его знакомый с раннего детства дорогой парфюм, смешанный с терпким запахом табака, и держалась, чтобы не прокусить ему шею прямо через парадный сюртук и накрахмаленный воротник. Хотелось бы ей обладать такой же силой, чтобы пить его кровь так же, как он пьёт её. — Да-да, отец… Я просто счастлива… — пробормотала Кассандра вместо этого, а следом мягко вырвалась из его объятий и с рассеянной улыбкой счастливой молодой дурочки поправила свою причёску. — Позвольте, я отлучусь, мне нужно немного освежиться. — Возвращайтесь поскорее, дорогая Кассандра, — произнёс вдогонку Гойл. — Я мечтаю, чтобы вы подарили мне танец… Она шла, ощущая, что шагает по стеклу. Ей хотелось кричать, ей хотелось разорвать это опостылевшее тяжёлое платье, ей хотелось разогнать всех этих благородных особ и выколоть все эти глаза, которые разглядывают каждую чёрточку её лица, ищут в ней эмоции, ищут в ней источник сплетен. Ей хотелось исчезнуть прямо здесь и больше никогда не появляться; ей было плохо, как никогда. Аарон Гойл в позапрошлом году на рождественском вечере пытался потискать её за каким-то гобеленом — тогда это было в доме Малфоя и она заблудилась, когда пыталась найти уборную, чем Аарон и воспользовался. Его не останавливало, что ей было всего четырнадцать и тогда её не превратили в диковинную молодую леди, которой смело можно дать лет двадцать, как сейчас. Она тогда испугалась так, что окаменела, не могла пошевелиться, не могла издать звука… Родольфус нашёл их, когда было ещё не слишком поздно. Он содрал к чертям гобелен, заломил руки Гойлу и швырнул его на ковёр перед его крайне смущёнными и возмущёнными родителями, выложив всё как было и заставив их щедро компенсировать пережитый позор дорогими подарками и длинными извинениями. Кассандра очень боялась, что её заставят пойти замуж за этого уродливого и похотливого молодого человека… Но позже Родольфус, прижав её к стене до боли, прошипел, что она и ногтя на пальце Гойла не стоит, что она грязная и подлая тварь, которая только и делает, что портит другим людям жизнь, и что, если бы не семейная честь, он бы его не останавливал… И так далее, и так далее, и так далее. Кассандра не знала, как отреагирует сейчас, если случится что-то подобное. У неё были причины бояться и ненавидеть мужчин. Поэтому в прошлый раз, когда она столкнулась с Сириусом, — на рождественском вечере, где она остановила его от поджога праздничного стола, они встретились впервые с раннего детства, — она исчезла, едва он попытался поговорить с ней наедине. Сириус не навредил бы ей, Сириус и пальцем бы её не тронул, Кассандра знала это, но не могла с собой совладать. А Гойл… Помолвка с Гойлом… Она удивлялась, что одна мысль об этом ещё не убила её. Она умела сдерживать слёзы, проглатывать крик ужаса, давить в себе отчаяние и ярость. Ей нужно успокоиться. Когда она на взводе, у неё ничего не получается… Сириус мягко задел её рукав, когда она вышла в коридор — здесь тоже было людно, но не так, как в зале. Кассандра посмотрела в его глаза и поняла, что, Мерлин с ним, сейчас её внутренняя плотина прорвётся и всё, всё здесь будет затоплено до основания. — У меня предложение, — тихо и быстро сказал Сириус. — Через десять минут встретимся у фонтана. Ты выйдешь прямо сейчас, я поплутаю и приду позже — так никто не поймёт, что мы вместе. Идёт? — Нас могут увидеть вместе там, — её губы едва шевелились. Сириус растрепал свои волосы, проведя по ним рукой, — они и так были длиннее, чем положено молодому наследнику благородного рода, и теперь больше были похожи на кудрявое гнездо. — Отвлекающие чары? — Я не знаю… — она была готова умереть прямо здесь, она не хотела думать ни о каких проклятых чарах. Сириус поджал уголки губ. — Доверься мне. Она кивнула и быстро пошла в сторону вестибюля, чувствуя, что задыхается. Мысли были одними и теми же, но били по ней так сильно, как не било ни одно заклинание Родольфуса. Отец даже не вспомнил, что Аарон Гойл пытался её изнасиловать. Он предпочёл забыть, что они уже были знакомы. Ему настолько всё равно на неё, что он готов продать её этому… этому… Коридоры сменялись один за другим, и постепенно голоса людей вместе с музыкой стихли. Кассандра дошла до сердца дома: просторного внутридомового сада, который уходил чуть под землю ступенями с четырёх сторон. В самом центре стоял квадратный фонтан в несколько уровней, на его вершине каменная русалка играла с огромным серебряным змеем. Вместо потолка здесь был полукруглый стеклянный купол. Когда Кассандра была маленькой и ещё думала, что её любят, отец рассказывал ей про четыре стороны света, про звёзды и созвездия, про римских и греческих богов, которым сами звёзды подарили свои имена. Она доверчиво слушала его, мудрого, сильного и уверенного в себе мужчину, а мама отдыхала на тахте с закруглёнными подлокотниками и слабо улыбалась им обоим. Отец тогда был папой. Он мог отвесить звонкую пощёчину, накричать или оставить без ужина, мог не разговаривать с ней неделями и даже в общую столовую не пускать, заставляя обедать вместе с эльфами, чтобы наказать за то, что только ему ведомо… Но Кассандра любила его даже тогда, когда было грустнее и больнее всего на свете, когда хотелось раствориться в шипении этой боли и гулкого отчаяния. Даже когда причиной её боли был он, ей хотелось прижаться к нему же, чтобы он от этой боли её защитил. Ей так хотелось заслужить отцовский взгляд! Отец так много всего знал, и умел, и так понятно, терпеливо разъяснял ей всё-всё, о чём она спрашивала, а вопросов у неё было много. Белые облака плыли под голубым небом над куполом, и жизнь казалась такой огромной, светлой и удивительной… А братьев в том воспоминании не было. Или ей просто хотелось, чтобы их — хотя бы там — не было. Братья были первыми, в ком Кассандра разочаровалась. — Ненавижу… Ненавижу… — бессильно бормотала она, нервно меряя шагами площадку возле фонтана. Она чувствовала, что бежит по парапету над высокой пропастью, и парапет уже падает, и она не успевает добраться до места, где можно твёрдо встать на ноги. Она так надеялась, что ей повезёт хоть в чём-то. Она верила, что заслужила хоть что-то хорошее. Должно быть, не заслужила, хотя она ровным счётом ничего плохого не сделала. Она никогда, никому ничего плохого не сделала и точно не сделала ничего своему отцу, чтобы позволить ему обойтись с ней так. Это убивало её сильнее, чем могло бы убить любое проклятье. — Ты здесь. Она застыла на месте, закрыла лицо руками. Зубы стучали о зубы. Нет. У неё нет сил бороться сейчас. Не с ним. Он подкрадывался, как кот. Он был внимательным и терпеливым, он умел выжидать. Это Родольфус палил по ней сразу, не особо смакуя удовольствие… И в поведении Рабастана была своя мука: иногда ожидание нападения было хуже, чем само нападение. — Я знаю, что произошло, — нежно протянул он совсем рядом с ней. — Ты хочешь шоколадку? Говорят, помогает от больших волнений. Она слабо помотала головой. Её била крупная дрожь. На глазах выступили слёзы. Она должна бороться. Она должна ответить ему. Она должна сделать хоть что-то, чтобы защитить хоть что-то в своей жизни, — и она не может. Она не должна ломаться сейчас. — Ты так расстро-оилась, ма-аленькая… — он приподнял брови, грустно вздохнул. — Давай, иди сюда, пока никто не видит. Он обхватил её руками, прижав её локти к себе, и она почувствовала себя в ловушке и слабо стала отбиваться. Слишком поздно. Слишком глупо. Слишком… бесполезно. — Нет-нет, что ты, что-о ты, — он говорил напевно, гладил её по спине, по волосам, его руки были тёплыми и сильными. Второй раз за день её обнимал член семьи, — неслыханное дело! — и она ощущала себя раздавленной и мечтала, чтобы это закончилось. — Я всё понимаю. Аарон — животное, но нашему папе это невдомёк, не правда ли? Она не планировала открывать свою душу перед Рабастаном, но то ли особая нотка в его голосе совпала с воспалёнными струнами в её груди, то ли два горя сразу она вынести не могла. — Отец даже не вспомнил, что это он… Он… Тогда… — с надрывом прорыдала Кассандра ему в плечо. — У папы слишком много работы и в банке, и в совете Министерства, и с Тёмным Лордом, — спокойно рассудил Рабастан. Кассандра почувствовала, что злость обжигает её изнутри. Она с силой отстранилась и посмотрела на брата сквозь слёзы. — У него же не так много дочерей, Басти! — дрожащим голосом воскликнула она. — Хотя бы это он должен был помнить… Он приподнял один уголок губ. Конечно, он и не думал её жалеть. Это очередная его игра. — Не говори так о своём отце, глупая, — прицокнул языком он, махом меняя тон и взгляд. — Когда ты плачешь, ты ещё больше похожа на овечку. А ты должна быть очень сильной и умной, чтобы семья гордилась тобой. Ты Лестрейндж, а не жалкая простушка, ты должна знать своё место и свою цену, — он достал что-то из внутреннего кармана мантии и протянул ей. — На. Кассандра несколько секунд смотрела на маленький мешочек с дорогими шоколадными конфетами. — Я не хочу… Кассандра успела заметить его взгляд. Закончилась вся его мнимая братская нежность. — Не дури, — сказал он жёстче и заткнул ей рот шоколадной конфеткой. Надавил ей на губы, чтобы точно не выплюнула. Слёзы градом покатились по её щекам — это чёртово унижение, это больше того, с чем она может справиться… Но она смогла под его настойчивым взглядом прожевать и проглотить шоколад. Чёрт знает, что ещё придёт в его голову. Рабастан был очень доволен. Морщины на его лбу разгладились, губы тронула тёплая улыбка. — Вот так. Хорошая девочка. Стало легче? Будешь ещё? — Мне легче, — буркнула Кассандра. — А где: «Спасибо, любимый братик»? — насмешливо спросил Рабастан, меняя голос на последних словах, делая его похожим на детский. Кассандра догадывалась, как жалко и беспомощно она выглядит сейчас — в слезах, в шоколаде, без всякого достоинства. Она молча надула губы. Её взгляд был стеклянным. Рабастан с усмешкой оглядел её и сказал: — Ты знаешь, что это не самый худший вариант того, что могло с тобой быть. Гойл мог совершить ошибку по пьяни или по глупости, но зачем сразу ставить на нём крест? Он — находчивый делец, очень сильный волшебник. Его родословная не вызывает никаких сомнений. Превосходно воспитан и образован, денег совы не клюют. Будешь жить как в сказке. Что тебе не нравится? Она сдержалась, чтобы не бросить: «Всё». Она знала, что тогда он озвереет. Может, заставит её задохнуться от этого шоколада. — Наш род процветает, и когда ты выйдешь замуж, то мы будем на следующей ступени могущества. А когда Тёмный Лорд наконец добьётся законной власти, Аарон будет одним из тех, кто будет строить новое, идеальное, свободное от всякой грязи государство. Где тебе захочется быть — по его правую руку или под его ногами? Не бойся, — вдруг фыркнул он. — Тёмный Лорд не удостоит тебя чести стать частью его круга. Он на тебя и не взглянет. Ты будешь в тени и безопасности — подальше от любых схваток с мракоборцами, сможешь спокойненько вышивать, играть на фортепиано и рожать прекрасных наследников. Ты у нас красавица… — он коснулся холодными пальцами её щеки, и Кассандра вздрогнула. Рабастан мечтательно улыбнулся. — И детки пойдут хорошие. У тебя будет жизнь, о которой другие девчонки могут только мечтать. Это идеальный сценарий. Мы все хотим для тебя лучшего, и ты это знаешь. — Вы забыли спросить, чего хочу я, — прошептала Кассандра. — Ты слишком юна и наивна, — легко отмахнулся Рабастан. Кассандра прошипела (и откуда смелость взялась?): — Должно быть, не так юна, чтобы спаривать меня с Гойлом. Прошло несколько мучительно долгих секунд, прежде чем Рабастан пошевелился после этих слов. Кассандра давно заметила, что они с ним всегда одинаково реагируют на неприятности: замирают на месте, чтобы обдумать план действий, даже если в них в эту секунду летит какой-нибудь огненный шар. В отличие от неё, Рабастан думал в разы быстрее. Уже через пару мгновений он схватил её за шею и грубо толкнул в сторону ближайшей колонны. Она ударилась спиной и затылком и сдавленно вскрикнула, на что Рабастан только сильнее сжал пальцы. Ей пришлось с силой вжаться в колонну, чтобы иметь возможность ловить ртом воздух. — Закрой… свой… рот, — прошипел он, буравя взглядом её испуганное лицо. Когда он был таким, его глаза казались почти чёрными, смоляными. — Именно поэтому никто не ждёт твоего мнения. Столько золота и сил было потрачено на то, чтобы обучить тебя манерам, а ты всё ещё ведёшь себя как ебучая дрянь. Ты знаешь, что мать едва пережила эту зиму? — он встряхнул её, заставил пару раз удариться головой о колонну. Странно, но теперь, когда голова раскалывалась от боли и дышать было сложно, она не плакала. Она расслабилась. Обмякла. — Она была так плоха, что даже бестолковые домовики хотели начать оформлять дом в траур. Мы все еле дышали… — продолжал шипеть Рабастан, и его глаза наливались кровью. — Она с трудом выкарабкалась… А тебе хоть бы что. Если ты откажешься от этой свадьбы и матушка умрёт от позора, это будет только на твоей совести. Рабастан замолчал. Одной рукой вытер рот: на губе повисла ниточка слюны. Он держал её за шею ещё несколько минут, а потом резко отпустил. Она едва не упала от неожиданности. — Лучше убей меня сам, — пробормотала Кассандра, едва почувствовала, что может говорить. А вот голос уже не дрожал. — Ты это можешь. Тогда и позора никакого не будет, верно? — Убить тебя? И погубить наш род трагедией? — невесело хохотнул Рабастан и отошёл в сторону. — Ты когда-нибудь думаешь не только о себе, Касси? Ты — ничто, если ты не вместе с нами. И мы из кожи вон лезем, чтобы дать тебе возможность стать кем-то, и где твоя благодарность?! Что-то крепко сдавило её в груди, между рёбрами. Сдавило так, как не мог при всём желании Рабастан. — Спасибо, — процедила она. Её взгляд был полон льда. — Любимый братик. — Всё равно ты грёбанная сука, — угрожающе выплюнул Рабастан и потянулся к внутреннему карману, где он всегда носил палочку. А вот Кассандра вдруг почувствовала в себе смелость улыбнуться. — Ты этого не сделаешь. Я полагаю, мой будущий жених, которого вы мне назначили, сейчас имеет на меня больше прав, чем ты. Жалко будет, — она выразительно потёрла шею, — если со мной что случится до помолвки… — Ты об этом пожалеешь, — процедил Рабастан и резко ушёл в сторону зала для торжеств. Кассандра осталась одна среди журчания воды и отголосков сквозняков в дальних коридорах. И только сейчас ощутила, как горит шея, на которой, должно быть, расцветают синяки от пальцев брата. И в шесть лет, и в шестнадцать. Всю её жизнь. Она смотрела на большой мраморный фонтан. Здесь было темно, но вода всё равно слегка светилась удивительным бирюзово-голубым светом. А русалка прикрывала выразительную грудь в чешуйках, защищаясь от заигрываний мощной змеи. В детстве она и не замечала, какой простой и полный мерзости сюжет разыгрывает эта статуя каждый день, минуту за минутой… Во рту ещё стоял вкус шоколада. Её затошнило. Она опустилась на холодные ступеньки, не жалея платья, которое, несомненно, помнётся, и прикрыла рот ладонями. Как только лица коснулись шероховатые перчатки, она почувствовала, как глаза вновь наполнились слезами. Ей казалось, что её утягивает прямо на дно. — Я могу сходить за лимонадом. — Не нужно, — она уже не удивлялась, что Сириус оказался рядом. Впрочем, сейчас ей стало так плохо, что ей было вообще всё равно — пусть даже сам Волан-де-Морт присядет рядом с ней и посмотрит на неё, размазню несчастную. Она больше не могла быть сильной. — Что тебе нужно? — обеспокоенный голос Сириуса доносился сквозь её всхлипы. — Я могу как-нибудь помочь? «О, Сириус. Ты ещё думаешь, что можешь мне помочь?»… — Просто дай мне побыть в тишине, — едва смогла вымолвить она. — Пожалуйста. — Ладно. Я буду здесь. После этих слов она неожиданно для себя разрыдалась в голос. Ей казалось, к ней подкрадывается тьма. Может, лучше дать ей обхватить её за плечи и унести подальше отсюда куда бы то ни было? Сердце колотилось, и боль, которую долго держали запертую в коробке в пыльном углу, выпустили наружу, и она затопила всё нутро горьким соком, заставляя заходиться в рыданиях, которые не приносили облегчения. — Сандра… — Сириус не выдержал и положил ладонь ей на плечо. Крепкая и тёплая ладонь. Кассандра вдруг вспомнила, — сквозь плотный туман из отчаяния и ужаса, — как в детстве Сириус взял её за руку, и она удивилась тому, какой он сильный, даже такое лёгкое прикосновение выдаёт его внутреннюю сталь. Её губы задрожали, и она совсем обмякла. Тогда Сириус приобнял её… И это были те объятия, из которых уже не хотелось убегать. Не хотелось думать о том, как она выглядит со стороны. Его одеколон был резким, и вместе с ним был ещё один запах — машинное масло или газ, Кассандра не могла точно сказать. Запах обычного мальчишки, того, кому можно довериться, не кабана с золотом и именем, который лишь притворяется человеком. — Извини, — тихо пробормотала она, немного успокоившись и отстранившись. Сириус дал ей платок. Кассандра подумала, что теперь его легче убить, чем заставить забыть про её слабость. — Не извиняйся, — мрачно отозвался Сириус. — Я слышал ваш разговор. Это происходит каждый день? — Постоянно. Но это не самое ужасное, — всхлипнула она. — Сириус, моя свадьба будет следующей. Она будет уже через год или даже раньше. Сириус оторопело смотрел на неё, приоткрыв от удивления рот. — Через… год? — у него как будто голос пропал. Кассандре не стоило применять способности легилимента, чтобы догадаться, что он лихорадочно вспоминает, сколько ей лет. — Как только я стану совершеннолетней, — объяснила она, тяжело вздохнув. — Может, отец передумает и заберёт из школы раньше выпускного. Или маме опять станет плохо и срочно-срочно понадобится моя свадьба… — Она так сильно больна? Кассандра кисло усмехнулась. — Она всю жизнь так сильно больна. В этом винят меня. Она слишком поздно родила меня, организм не выдержал. Я с самого детства выслушиваю о том, что я во всём виновата. И если я только попробую её расстроить, случится страшное — кровоизлияние в мозг, остановка сердца, что угодно. Сириус приподнял брови — этого не было видно за взлохмаченной чёлкой. — Уже знаешь, кто будет этот несчастный суженый? — Аарон Гойл, — сказала Кассандра. До неё даже сейчас не доходил весь ужас того, что должно с ней случиться. — Бляяяяяять, — громко вырвалось у Сириуса. Он покачал головой и кашлянул в кулак. Кассандра посмотрела на него с прищуром. Конечно, Сириус не знал ничего про тот рождественский инцидент, — и Гойлы, и Лестрейнджи сделали всё, чтобы слухи не распространились, — но даже так репутация у Аарона была сомнительная, что бы Рабастан про него ни говорил. — Прошу прощения. Ты не можешь отказаться? Выбрать кого-то ещё? Она иронично усмехнулась и вытерла последние слёзы. — Могу, если хочу, чтобы меня убили. А я не знаю, может, я и хочу этого больше, чем быть подстилкой для кабана. Извини, ты не должен был этого слышать. Это только моё дело, и я даже почти… — Смирилась?! Сандра! Не говори, что ты смирилась! — А что мне делать?! Удавиться от мыслей, что моё будущее ужасно и невыносимо? Это всё равно произойдёт, так не лучше ли сразу… Сириус вскочил на ноги и стал измерять шагами площадку у фонтана. — Но ты же не сумка, которую двигают и дарят! Ты человек, ты женщина, ты волшебница! Ты можешь сбежать! — он махал руками, стрелял взглядом. — Нахера тебе такая семья, которая с тобой не считается? — Будь у меня выбор, я бы сбежала. У меня нет выбора. — У тебя есть руки, ноги, голова и волшебная палочка. И есть выбор. — Ты не на моём месте. Ты не знаешь, есть ли у меня выбор. — Проще признаться, что у тебя нет выбора, чем пробовать бороться? Этого Кассандра вынести уже не могла. Она вскочила на ноги и посмотрела на Сириуса холодно и зло. — Я очень хочу бороться. Я хочу быть такой же храброй, как Андромеда, — она чеканила слова, будто те были монетами. — Но у меня есть проблема. Вместе с этим, — она чуть приподняла подол платья, — мои возможности несколько ограничены. Сириус сперва ничего не понял, но потом посмотрел на тощие бледные щиколотки, на которых были прочно закреплены тонкие серебряные браслеты, и закрыл рот ладонями от ужаса. — Блять… Нет… Нет… — Да, Сириус, — мрачно сказала она. — Да. — Только не ты… — причитал он. — Увы, — вздохнула Кассандра и опустила платье, разгладила шуршащие складки платья, наслаждаясь реакцией Сириуса. Может, будет осторожнее со словами. Может, не будет напоминать ей о том, в каком она ничтожном положении оказалась. Он в бессильном ужасе сел прямо на пол у фонтана и тяжело ударился затылком о его край. — Когда это случилось? — сухо спросил он. Кассандра прищурилась. — Ты правда хочешь знать? — Если только ты готова рассказать. — Это был день моих первых месячных. Мне было одиннадцать, — сказала Кассандра, неотрывно наблюдая за Сириусом. — Мои родители отправили меня в Дурмстранг, хотя я просилась в Хогвартс, был грандиозный скандал… Вместе со мной отправили нашу эльфийку. Я понимала, что это для того, чтобы она ходила за мной по пятам и следила, но не знала, насколько всё серьёзно. Она им и доложила. Был такой, знаешь… Очень яркий и тёплый день. Самое начало октября. За мной приехал Родольфус, меня позвали прямо с уроков. Я подозревала, что что-то не так, я это чувствовала, но он был таким нежным, таким добрым… Я никогда не слышала от него ничего подобного, я никогда не видела его таким. Я растаяла. Я ведь только об этом и мечтала — чтобы они меня любили. Она обхватила себя руками и выдохнула, пытаясь побороть ком в горле. Если бы на неё сейчас обрушился потолок, она бы, может, была даже рада этому. Сириус слушал её, почти не дыша. — Он обнимал меня и целовал в макушку, называл всякими ласковыми словами. Предложил поехать домой на выходные, побыть с родителями, устроить пикник в Саду Благородных. Просто провести время как семья и забыть былое… Я ему поверила. Я поехала за ним. Я так жалею об этом… Хотя и понимаю, что он бы любой ценой доставил меня домой, чтобы они совершили обряд. Если бы я отказалась, боролась, они бы меня оглушили, связали и сделали, что планировали. Но тогда всё начиналось очень мило. Мы были как настоящая нормальная любящая семья. И родители, и братья улыбались мне. Я думала, это всё сон. Успела поверить, что всё плохое позади. А потом поняла, что ошиблась, только поздно было. Они провели обряд прямо за ужином. Отец лично собрал мою кровь. — Больной урод… — он мазнул ладонями по лицу, сжал свои волосы в кулаках. Он заметно побледнел во время её рассказа. — Они все — больные уроды… Сама Кассандра чувствовала себя на удивление спокойно. Она просто говорила, и история, которая выливалась наружу, была как будто не её историей. Она как будто слышала себя со стороны и не испытывала ровным счётом никаких эмоций. — Я их возненавидела. И отца, и братьев, и маму. Я сопротивлялась. Я кричала, я пыталась бежать, я звала на помощь. Я читала потом, что обряды проходят легче, если девушка к этому готова и согласна на это… Мерлин знает, может, и есть такие дуры, которые с раннего детства мечтают выйти замуж, — её губы дрогнули. — Но я не хотела. Не так. Это было очень больно. Мою душу как будто разрывали на части, чтобы заключить туда то, что мне на самом деле не принадлежит. Я могла это чувствовать. Грушенька, наша престарелая эльфийка, моя любимица… — она прикрыла глаза, как будто случайно задела какое-то очень больное место. — Она разбила себе череп. Билась головой о пол, потому что хотела помочь мне, но не смела ослушаться отца и маму. А братья стояли надо мной, пока я умоляла их остановить это, и улыбались мне. После всего они дали мне отключиться на какое-то время, а проснулась я уже с кольцами на ногах. Благородный обряд, вековые традиции… Их сможет снять только мой муж. Если я их сниму, моя душа разорвётся на части и я погибну. Так что не смей говорить мне, что у меня есть выбор. Ты не знаешь, на что моя семья способна. — Я их ненавижу. Сука, я их убью. Он вскочил на ноги и с рычанием несколько раз ударил ближайшую колонну. Он не жалел кулаков, и Кассандра боялась, что он себе навредит. — Перестань, — слабо попросила она. Волосы упали Сириусу на лицо, он долго не мог успокоиться. Она видела, как его колотит, и от этого что-то странное, едва заметное, трепетало в области сердца. — Как?! Как ты это выдерживаешь? — с яростью воскликнул он. — Я уже привыкла, — пожала плечами Кассандра. — Это всего один день из моей жизни. Ты думаешь, много девушек в нашем кругу выходит замуж по любви? Беллатриса не в счёт… — Мне насрать на этот круг, и не смей называть его нашим, особенно после того, что они сделали с тобой! — взорвался Сириус. Голос его эхом бился о стены этой комнаты. — И на Беллатрису мне насрать, и на Андромеду тоже! Ты совсем не такая! Ты не должна… — Это расплата, — скатилось с её губ. — За что?! — его глаза были дикими. — Что, что ты сделала, чтобы заслужить это?! — Родилась в чистокровной благородной семье, — глухо проговорила она, как будто воспроизводила какой-то заученный текст. — Имею то, о чём многие могут только мечтать. Это мой долг… Сириус резко опустился перед ней на колени и схватил за плечи, Кассандра оскорблённо стряхнула его руки. — Кому ты могла задолжать тем, что родилась? — он почти кричал ей в лицо. Он бы потряс её хорошенько, но сдерживал себя. — Ты слышишь себя?! Бред собачий! Ты и правда в это веришь? — Мне всегда говорили, что мне очень повезло, — она слабо приобняла себя руками и опустила взгляд. — Что там, за стеной дома, ещё хуже. Я… Я утешалась этой мыслью, но… Знаешь, я ведь даже денег никогда в руках не держала. И не покупала себе ничего сама. И все мои средства перейдут к мужу после свадьбы… — Ну и даром тебе тогда это сдалось? Она посмотрела на него так зло, как никогда прежде. Сейчас Сириус был ей почти отвратителен — именно потому, что она почти поверила, что может разделить с ним свою проблему. — Мне это не сдалось. Моему проклятью — ещё как. Мне и так невыносимо. Спасибо, что напоминаешь об этом. — Ты почти опустила руки и… — Кассандра снова его перебила: — Ты ни одной минуты не был на моём месте. Мы с тобой не одинаковые! Я каждый день рождения думаю, зачем вообще они задумали родить меня на свет, если делают всё, чтобы я умерла. Они не дадут мне уйти отсюда живой, Сириус, — на её душе был неповоротливый камень. О, кажется, сейчас она наконец что-то начала чувствовать. — А вот когда я стану женой… Я больше не буду им принадлежать. Отцу и братьям. Может, у меня будет больше прав. Может, я что-то придумаю. По крайней мере, колец на ногах уже не будет. И тебя рядом не будет. Может, оно и к лучшему… Она вздохнула. Хотелось бы поглубже, но мешал корсет. Прикрыв глаза, Кассандра подумала, что зря согласилась на встречу с Сириусом, на этот разговор. Смириться и правда проще, чем пробовать бороться, как бы мысль о свободе ни была сладка. — Постой. Прости. Я был неправ. Мы можем что-то придумать! — отчаянно заговорил Сириус, когда она развернулась и собралась уходить. — Я… Я что-нибудь придумаю! — Что? — с невесёлой усмешкой спросила Кассандра, обернувшись. Тяжёлые юбки зашуршали. — Что ты придумаешь, Сириус? — У меня есть мотоцикл. И мои друзья… Мерлин, какой же он ребёнок. Мотоцикл и друзья… — Вы не справитесь с такими чарами. И не такие, как вы, умирали от силы магии крови. Поверь, я читала всё, что могла. Я знаю всё, что можно знать о магических контрактах, и не только на английском. Французский, латынь… Даже греческий… — она прикрыла глаза. — Брак — единственный выход. В моём случае, брак с Гойлом. — Правила созданы для того, чтобы их нарушать. — Я предпочту пожить ещё немного хоть в каких условиях, чем умереть от нарушения правил. Сириус замолчал. Кассандра вздохнула и отвернулась, Сириус был первым человеком, кто искренне сочувствовал ей и её проклятью; понимать, что, возможно, впервые в жизни она по-настоящему не остаётся наедине со своей бедой было… невыносимо. Это ранило сильнее любых наказаний отца или братьев. — Сириус, я очень хочу тебе верить, — произнесла она твёрдо и выпрямила плечи, собираясь идти обратно на праздник. Гойл её заждался, если он ещё не полез искать её по всему дому. Не хватало, чтобы обнаружил их вместе. — Я правда хочу. Но ты не сможешь мне помочь. Ты ведь стараешься стать семейным разочарованием, не так ли? А это значит, что вряд ли мы в следующий раз увидимся. А когда я выйду замуж… — Мы должны найти способ переписываться, — перебил её Сириус. — Я даю тебе слово гриффиндорца, я тебя не оставлю. — Слово гриффиндорца… — повторила она насмешливо. Блэк оскорбился. — Это великое слово! Она смотрела на него, не мигая, больше минуты. Тишина была бы оглушающе-звенящей, если бы не зачарованный фонтан. — Сириус, — наконец сказала она. — Да? Его глаза были синие, как море. Она видела такое сравнение только в художественной литературе, к которой давно потеряла всякий интерес, углубившись в учёбу, и не думала, что такое бывает на самом деле. Но глаза Сириуса были именно такими, они были потрясающими, самыми красивыми на свете, и это было хуже всего. — Зачем тебе это нужно? — болезненный комок царапнул горло. — Зачем тебе спасать меня? Зачем ты… — жалкая попытка подавить его вздохом. — Вообще сюда пришёл сегодня? Ты ненавидишь Беллатрису. Ты ненавидишь все эти вечера. Не говори, что тебя заставили. Он замялся и посмотрел на неё с болью. Если верить ему, девчонки в Хогвартсе штабелями перед ним укладывались, и не последней причиной было то, что он умел красиво говорить. А ей он не мог сказать ни слова. — Уходи, Сириус, — не выдержала Кассандра, вдруг разозлившись. — Иди танцевать и пить, веселись. Можешь даже сорвать эту свадьбу, так ты точно станешь главным семейным разочарованием. А когда у тебя получится, уезжай и забудь обо мне. Тебя ждёт потрясающая жизнь… — Сириус сделал шаг к ней, но она остановила его взглядом. — Ты не спасёшь меня. Не пытайся. Здоровее и целее останешься… Во всех смыслах. Его рука взметнулась и нырнула под парадную мантию. — Возьми это, — прохрипел Сириус, резко сунув ей что-то небольшое, плоское, блестящее и краеугольное. — Что это? — недоверчиво спросила Кассандра, глядясь в своё отражение в этом… зеркале? — Сквозное зеркало, — торопливо объяснил он. — Поттер убьёт меня, но плевать, нам оно уже не так нужно. Если я тебе понадоблюсь, постучи по нему палочкой, и я выйду на связь. Ты увидишь меня вместо своего отражения и сможешь меня услышать… Она помотала головой и попыталась его вернуть, но Сириус увернулся и быстро пошёл в сторону торжественного зала, оставив её наедине со своим странным и неуместным подарком. — Сириус, зачем? — отчаянно спросила она вдогонку, чувствуя, как горят щёки. — Даже если мы не придумаем, как вытащить тебя из этих кандалов, по крайней мере, сможем поболтать, — ответил Сириус, а потом полы его парадной мантии скрылись во тьме.***
Она оказалась права: отец не смог подождать ровно год. Но раньше этого было несколько месяцев в аудиториях и подземельях Дурмстранга, попыток жить жизнь, похожую на жизнь обычного студента, и общения с Сириусом несколько раз в неделю. Последнее — то, что Кассандра совсем не планировала, но впоследствии уже не могла отказаться. Пролетели осень, зима и весна. Сириус всегда появлялся неожиданно, давал знать о себе резко, с сотней слов в минуту и каждый раз с новым планом по её «спасению». Кассандра никогда не связывалась с ним первой, но всегда ждала, что это сделает он, — и он делал. Он рассказывал удивительные истории про Хогвартс, про побеги в Хогсмид или в лондонские бары, про то, что в пух и прах разругался с семьёй и даже не жил с ними больше. Ещё рассказывал про друзей, и на этом моменте его глаза всегда светились сильнее обычного. И каждый, каждый раз он пытался робко предложить, как разрушить её проклятье, якобы в какой-то книге вычитал. Она иронично отвечала на его шутки и разбивала в пух и прах каждый из его планов по разрушению магического контракта. Позже Сириус признался ей, что никогда так много, как за тот год, не читал. Каждый раз, выслушав её, Сириус оставался неудовлетворённым и разочарованным. Кассандра тихо просила его остановиться, не пытаться ничего найти. Эта просьба придавала Сириусу лишь большую решимость. В иные вечера они просто болтали на любые темы, обо всём на свете. Сириус помнил об их встречах в детстве больше, чем она: Кассандра давно заметила, что многие воспоминания о прошлом были замазаны белыми пятнами. Она помнила всё самое яркое: ссоры с братьями и их жестокие наказания, крики отца, приступы матери, торжественные вечера, где она изо всех сил держалась, чтобы казаться идеальной маленькой леди. Сириус помнил, как она играла с ним в саду и даже пыталась лазить по деревьям, как она подсунула его брату Регулусу крысиных хвостов, а Сириус потом всю вину на себя взял. Он помнил, как они строили планы на обучение в Хогвартсе и как внезапно перестали видеться аккурат в то лето, когда оба готовились к поступлению. — У меня был большой конфликт с семьёй. Они объявили, что я поеду в Дурмстранг, а я не хотела, — задумчиво сказала Кассандра, глядя в потолок. Сквозное зеркало лежало рядом с ней на кровати. — С того лета… Не помню, чтобы я делала что-то, чего они не хотели бы. — А если бы не вся эта история с замужеством и семейным долгом, кем бы ты хотела быть? — спросил Сириус после небольшой паузы. Кассандра нервно и звонко рассмеялась. Она часто делала так, чтобы уйти от ответа, — это срабатывало при разговоре с кем-то из благородных сынков на каком-нибудь важном вечере, но с Сириусом не сработало. Он молча ждал. — Когда я была маленькой, я хотела стать целителем, — призналась Кассандра. — Самым лучшим целителем. Я хотела вылечить маму. — Это так мило, — прошептал Сириус. — Я бы и сейчас хотела, наверное… Но не чтобы лечить маму. Просто это очень благородное и нужное дело. Я хочу быть полезной, хочу помогать людям, хочу заниматься наукой… Хочу увидеть весь этот мир… Он огромный и очень красивый. Сириус долго молчал. — После всего дерьма, которое тебе сделала семья, ты ещё веришь в людей? — судя по звукам, он начал курить. — В мир? — А ты не веришь? Мир гораздо шире, чем твой дом, Сириус. Ты и сам это знаешь. Тебя только в школе окружает столько замечательных людей, и это лишь школа! Представь, сколько их за стенами школы? Сириус с шумом выдохнул дым. Кассандре не хотелось вставать с кровати, не хотелось брать в руки зеркало. Её глаза были полны слёз. Это было странно… Почему она плачет, если говорит о чём-то хорошем, счастливом? — Блядь, Сандра, — неожиданно выругался Сириус. — Я бы показал тебе весь грёбанный мир. Если бы ты доказала мне, что он прекрасен, конечно. — На «слабо» берёшь? — усмехнулась она. Сириус не ответил. Наступила тишина. Кассандра взяла зеркало в руки и увидела только своё отражение. Сириус пропал.***
Она первая позвонила ему только один раз — и это же был последний раз, когда они связывались через сквозное зеркало. Была глубокая июньская ночь, и Кассандра была готова разбить это зеркало от отчаяния, если Сириус не проснётся и не ответит ей. И когда она увидела край его сонного лица, то едва не выронила зеркало от облегчения. — Не спится, солнышко? — его голос был воркующим, хриплым. Кассандра мельком подумала, что он, может быть, с девушкой сейчас, но она понимала, что другой возможности не будет. Она молчала, собираясь с силами, и выдавила только: — Завтра. Она была в чужом доме. Она не была уверена, что её не прослушивают, но она слишком отчаялась. Он зевнул. — М-м? — Моя свадьба. Завтра, — повторила она, молясь, что Сириус поймёт, что ей не нужно будет объяснять. — Ч… Погоди, — громкий шум, шуршание одеял, зажжённый свет, чьи-то охи на заднем фоне (мужские, кажется). — Что? Что?! Глаза Сириуса были ярко-синими и бешеными. Он кричал так громко, что даже в окнах звенело. — Они забрали меня из школы, — она шумно сглотнула. — Сириус, это наш последний разговор. — Где и во сколько? В него прилетело чем-то крупным, белым — подушкой, скорее всего. — Да что за херня, Бродяга? — пробасил какой-то парень. — Завались!.. — рявкнул Сириус, не поворачивая головы. Он смотрел на неё, не мигая. Она изо всех сил закусывала губы, и крики Блэка где-то далеко, кажется, на другом краю земли, будили в ней очень сильные эмоции. — Сандра, где и во сколько? Отвечай же, я должен знать! — Особняк Гойлов, — выпалила она и в ту же секунду об этом пожалела. Сириус коротко и решительно кивнул. Мерлин! Зачем она сказала? Они его убьют! — Я не знаю. Вечером. Сириус, ты ничего не успеешь… — Тише, — он рвано вздохнул, когда она зажала рот ладонью. — Давай что-нибудь… Она замотала головой. За дверью послышалась возня. — Я не могу говорить, — быстро сказала она. — Спасибо тебе за всё. — Сандра! — заорал Сириус, и она швырнула зеркало о пол, чтобы прекратить его крики. — Дракклова мать, не пропа… Дверь открылась. Полоска света обожгла её сухие, воспалённые глаза. Она сидела на полу в окружении осколков и тяжело дышала, с каждой секундой всё сильнее заходясь в бессильной и молчаливой истерике без слёз. — Мисс Кассандра, с кем вы разговаривали? — пропищала эльфийка Гойлов. Она вела себя мило, только глазки её всё равно были злыми, и сама она была похожа на поросёнка. Кассандра догадывалась, что эльфийка подслушивала и доносила всё хозяевам, в частности леди Гойл; мистера Гойла и его сына Аарона она так и не видела с самого начала вынужденного пребывания здесь. — С Сириусом Блэком! Я разговаривала с Сириусом Блэком! — прошипела Кассандра, когда эльфийка подошла ближе. Эльфийка пропустила это мимо ушей, как и то, что Кассандра, выйдя из себя, начала кричать ей дальше. Она лишь убрала всё стекло невербальными чарами и протянула ей стакан с ледяной водой. Размеренные движения, однообразные мысли, заученные фразы. Допивая воду, в которой Кассандра слишком поздно распознала целый букет зелий, она думала, что из неё в некотором роде хотят сделать послушную эльфийку.***
Обилие тканей, цветов, солнца. Дорогие камни, дорогой ремонт, картины с величайшими волшебниками. Поместье Гойлов очень красивое, но Кассандра не хотела этого замечать. Во время всех экскурсий она смотрела в пол, но не могла не заметить, что окон здесь в изобилии, стены похожи на витрины, каждого видно из любого угла. Её было бы видно даже в полной темноте. Она здесь — главная диковинка, главный трофей, выигрыш на аукционе, счастливый билет. Что угодно, только не она сама. Хуже всего то, что это не было сном. Она сдержанно улыбалась, примеряя платье, которое выбрали за неё. Она не проронила ни слова, зато много слушала. Свадьба нужна была срочно, потому что Гойл вошёл в ближайший круг Волан-де-Морта и он планировал отправить его во Францию: заручиться поддержкой магической оппозиции, чтобы те помогли организовать вооружённый переворот со стороны. Зачем во всём этом нужна Кассандра, никто не говорил. Она сама догадалась, что план рискованный, Гойл может не вернуться, а вот жениться ему надо, как он и обещал. Чистокровные волшебники дотошны до исполнения обещаний. Ей семнадцать с половиной. Ещё сутки назад она была на востоке Норвегии. В школе училась. Про экзамены думала. Надеялась, что этот момент не настанет как можно дольше. Ей надо было убежать сразу же, чего бы это ни стоило. Теперь… Уже поздно. Всё должно случиться сегодня. Обратный отсчёт уже запущен, она просто вынуждена выйти замуж сегодня, если не хочет, чтобы магический контракт погубил её. Смерть всегда была близко к ней. Каждый раз, когда отец заставлял её голодать, каждый раз, когда братья, смеясь, издевались над ней. Они могли надавить на неё чуть сильнее и точно бы сломали. По крайней мере, страх смерти она всегда ощущала. И в этот светлый день, который целиком состоит из стекла и орхидей, смерть обнимает её рёбра крепче кремового корсета. Смерть смотрит на неё глазами её матери, и глаза у неё такие же, как у самой Кассандры. И жутко, и закономерно. Кассандра давно не видела маму на ногах. Мама всегда передвигалась в парящем кресле или с поддержкой одного из сыновей или прислуг. А сейчас она была так бодра... Кассандра мечтала, чтобы та была здорова, мечтала увидеть день, когда маме не будет больно. Но теперь она знала, что мама питается и лечится силой её бессильного ужаса перед неминуемым. Все её самые сильные детские мечты обернулись острыми кинжалами в её шею. — Ты такая красивая, моя девочка. Её голос был тихим, бархатным. Как в детстве. Как во сне. Мама когда-то читала ей — сама, не доверяя это эльфам. Маленькая Кассандра держала во рту палец и сонно прижималась к маминой груди, и картинки в волшебной книжке плыли перед её глазами, и голос струился звёздной рекой, унося далеко, в безопасное и волшебное место. Мама болела, она уже тогда это знала, но она старалась находить в себе силы, чтобы почитать хотя бы пару страниц для своей любимой дочки. Вот какой он был, этот голос — этот же голос её обманывал и вёл по пути к жизни в обречённом, нежеланном браке — таком же браке, какой был у самой матери. Кассандра уже давно не верила этому голосу. Она смотрела на свою маму через отражение в зеркале и стискивала зубы. Мама, родная мама отдаёт её на растерзание крокодилам во имя того, чтобы подчеркнуть, какая они порядочная и благородная семья. Или... Во имя чего вообще? — Ты счастлива? — сухо спросила Кассандра. — Ты вся сияешь… — мама улыбнулась, провела тонкими ладонями по её рукам. Она смотрела на неё с искренним восхищением. — Ты будешь самой красивой невестой. Сердце билось отчаянно и как в последний раз. Мама — её последняя надежда. Отец всегда манипулировал именно словами о маме: мама бы порадовалась, маме бы стало лучше, маме будет плохо, если ты не сделаешь этого… А если мама встанет на её сторону? Если она поможет ей хотя бы раз в жизни? Если бы они могли… Разрушить оковы магического контракта, вообще на всё наплевать и сбежать вдвоём куда угодно? Кассандра увезла бы её в любую страну, к океану, к солнцу, к витаминам, к лучшим в мире целителям, она бы отказалась от всего, она бы работала на трёх или четырёх работах, она бы делала невыносимое, она бы жизнь свою отдала, лишь бы мать была на её стороне. Но она не будет. — Ты такой судьбы для меня хотела? — по её щеке скатилась маленькая слезинка. — Касси? — мама чуть приподняла брови, а следом вновь мечтательно улыбнулась. Она сегодня выглядела лучше, чем когда-либо, даже лучше, чем на свадьбе Родольфуса, учитывая, что она на ней не присутствовала. Она сегодня была бодрой, живой и счастливой. Совсем-совсем здоровой. Ей, Кассандре, радоваться бы. Заткнуться бы со своими проблемами, обидами и претензиями. — День свадьбы — это всегда так волнительно… Надень это. И вот на её голове оказался тяжёлая диадема, похожая на серебряный венец, инкрустированный драгоценными камнями. У Беллатрисы — всеобщей любимицы! вот к кому отец относился как к дочери по-настоящему! — такой диадемы не было. С этой диадемой она стала похожа на холодную ледяную принцессу, но Кассандра чувствовала лишь отвращение. Чувствовала, как эта диадема тянет её к полу, как она вместе с браслетами на ногах становится ещё одним орудием её личной пытки. — Мама… — прошептала она, опустив ресницы и силясь, чтобы не расплакаться сильнее. — Я не хочу этого. Ты слышишь? Мама никогда не поднимала на неё руку. Мама никогда не злилась на неё, не кричала, не наказывала. Мама всегда улыбалась, всегда была доброй, тёплой, самой лучшей. Как будто бы. Даже во время обряда она с ней ворковала, хотя Кассандра смотрела ей в глаза и умоляла остановить отца. Она гладила её волосы, смачивала её губы влажным полотенцем и убеждала, что ей будет хорошо, когда отец резал её душу заживо, швырял её голову о стол, чтобы не брыкалась и не кусалась, проклинал её и обрекал на муку. Сейчас она была такой же нежной, как тогда. Она снова делала это, снова с ласковой улыбкой смотрела, как её убивают. — Но тебе ведь очень идёт, — мама расправила её волосы, ещё раз погладила плечи, руки. — Посмотри, дорогая, это же опалы и кристаллы, эльфийское золото, а здесь лунный камень — твой камень. Работа французских гоблинов. Фамильная ценность… Если не хочешь носить, может снять сразу после церемонии. Главное, чтобы ты была счастлива. Судорожный комок. — Я не буду счастлива с ним, — пробормотала Кассандра. В ней всё дрожало. «Мама, пожалуйста». Мама. Пожалуйста. — Ты будешь счастлива. И очень любима. Чего же ещё я могу желать? — мама погладила её щеку, и её пальцы были такими нежными. Кассандру уже звали вниз, и она последний раз зашла в ту комнату, которую ей выделили для свадебных приготовлений. Здесь было так солнечно, всё светлое, в золоте, даже мелкие пылинки напоминают блёсточки. В доме полно гостей, и дом гудит, все такие красивые, все собрались посмотреть, как её жизнь ломается окончательно. Сколько там минут осталось... В теле росла сильная дрожь. Кассандра сделала пару шагов и сжала кулаки. Не дёргаться. Не делать глупостей. Не бороться. Смириться, а то будет хуже... Может, она могла когда-то начать бороться чуть сильнее? Может, она могла помешать им забрать её контроль над собой? У неё нет волшебной палочки сейчас. Она не может бороться против целого мира без палочки. Она может притвориться, что сошла с ума? Притворяться особо не получится, потому что она уже начинает делать это. Вот, ей уже кажется, что она кого-то видит за окном... Кассандра не хотела туда смотреть. Тёмная тень, заслоняющая солнце. И на полу тоже тень, принимающая очертания человека. Теперь эта тень ещё и стучит... Но хуже ведь не будет? Кассандра подняла голову. И обомлела. За тюлевой занавеской, на фоне вылизанного придомового парка (дорожки, выложенные крупным белым камнем, неестественно зелёная трава), за дверью, ведущей на белый балкон с гипсовым парапетом, широко улыбаясь, стоял Сириус. Высокий, хитро улыбающийся, кожаная куртка, палочка в кулаке, чёрные волосы падают на лицо. Поймав её взгляд, он подмигнул, и сделал поярче надпись, которую оставил на окне чуть раньше. «Выйдешь за меня?». — Что?! Она не верила, что это было на самом деле. Желудок кувыркнулся, а руки стали трястись так сильно, что она почти выломала окно, пытаясь его открыть. Когда у неё наконец получилось, она схватилась за куртку Сириуса. Холодная и гладкая кожа, острые стальные молнии. Кассандра подняла голову (подбородок трясся) и увидела его глаза, вольную улыбку вечного проказника, он перехватил её ладони и крепко сжал, и всё это было за бесконечно короткую секунду. Она не верила. Она задыхалась. Так много она хотела сказать ему сейчас, но не могла вымолвить ни слова. — Я тебя забираю, — он смотрел прямо ей в глаза и пусть ей на помощь придут все Великие, но как же она любила сейчас его голос! — Мы поженимся. Понарошку, понимаешь? — он скрипнул зубами. — Чёрт с ним, надо было сразу. Но другого способа снять проклятье просто нет, — она открыла рот, чтобы что-то сказать (или просто закричать — говорить, кажется, она не была сейчас способна), но он перебил её, чуть поморщившись: — Я знаю, знаю, как это звучит, я надеялся, что мы обойдёмся. Брак можно расторгнуть хоть через минуту, а вот чары не вернутся, и ты будешь свободна, сможешь жить, как хочешь. Только ехать надо прямо сейчас. Если… — он коротко облизнул губы, присмотревшись к её многослойному макияжу, к тяжёлой диадеме, за которую можно купить приличное поместье, к роскошному платью. — Если ты хочешь, конечно. — Я согласна, — проговорили её трясущиеся губы. — Сириус, я согласна! Она широко раскрыла глаза от отчаяния и ещё не успевшей проникнуть в её сердце радости из-за того, что у неё появился шанс на освобождение и на новую жизнь, о которой она мечтать боялась, и всё это было в этих сильных руках, которые бережно гладили её предплечья, не давая наделать глупостей на нервной почве. Сириус мягко улыбнулся, без нахальства и апломба, просто улыбнулся. Кассандра открыла рот, чтобы что-то сказать, но тут они оба услышали звук чьего-то появления. — Мадам Гойл!!! — завизжала эльфийка откуда-то с порога комнаты. Сириус оглушил её, но было уже поздно. В доме и саду поднялась суета. А вокруг них всё замерло и стало очень медленным… Странно, да? Им нужно бежать, прямо сейчас бежать, а она просто смотрит ему в глаза, и он смотрит — ей. И лучше этого быть ничего не может… Может, она сошла с ума, это её галлюцинации? Вдруг ей всё это снится? — ПЕТРИФИКУС ТОТАЛУС! — крикнул Рабастан, целясь ей в спину, но Сириус молниеносным жестом вынул палочку и отбил заклинание, а следом наложил защитные чары. Хватит ненадолго. — Сириус… — она почти плакала. Если её сейчас заберут от него, она сойдёт с ума. Она просто бросится с этого балкона вниз головой. — У тебя палочка с собой? — спокойно спросил он, как будто не летел кто-то в его сторону на метле, атакуя на ходу. — Отец забрал. Он отбил ещё пару заклинаний и наложил вокруг них чары помощнее, но что он, мальчишка, против значительной части армии Пожирателей Смерти?.. — Ладно. Бери меня за руку. И его просьба была доступной и соответствовала ситуации, не так ли? Но вместо этого Кассандра притянула его лицо к своему — от него пахло табаком, кофе, одеколоном, мотоциклом, крепким табаком, а ещё — самой жизнью, которую она так отчаянно желала и в мысль о которой поверила, лишь взглянув в эти бессовестные синие глаза, — и поцеловала в губы, стремясь обрушиться на него со всеми своими расцветающими надеждами. Что-то внутри неё щёлкнуло и опрокинуло навзничь всё, что было у неё до этого. Может, у них двоих ничего не выйдет, и её волоком потащат под венец, но по крайней мере, она сделает то, о чём мечтает на самом деле. Она будет помнить этот поцелуй до конца своей жизни. Сириус ответил коротко и чувственно, на миг оттянул и прикусил её верхнюю губу, а потом шёпотом снова попросил взять его за руку, всё ещё касаясь её губ своими. Заклинание, которое последовало следом, разрушило и охранные чары, и часть балкона.