***
— Что это, Лестер? — грубо гаркнул Крауч. Алекс, сжимая губы, подтолкнула пергамент с заявлением ближе к нему, а тот отодвинулся на пару дюймов, словно пергамент был пропитан едким гноем буббонтюбера. — Лестер, я требую, чтобы вы объяснились! Крауч говорил так, словно ничего не понимал, хотя всё он видел, прекрасно видел, и уже, конечно, прочитал содержимое пергаментного листа. Но нет, он хотел, чтобы она унизилась ещё больше… — Это уведомление, сэр, — медленно проговорила Алекс. — Я ухожу в декретный отпуск через десять дней. Моя должность относится к категории крайне опасных, поэтому я ухожу так рано. Не хочу вредить ребёнку. Крауч убрал руки со стола, вытянул губы в нить. А затем поднял на Алекс испепеляющий взгляд. — Надеюсь, в вас достаточно мужества признать, что вы теряете. Вы осознаёте, что губите свой потенциал? Понимаете, что лишаете себя будущего? Вы могли смело взбежать по карьерной лестнице — я, если помните, поддерживал вас ещё до того, как вы подали заявку на курсы… — Не припомню, — прошептала Алекс одними губами, но Крауч это услышал. Он шумно втянул воздух носом. — В вас было столько усилий вложено, столько надежд… Что ж, вам легко найдут замену. Можете считать, что вы в декретном отпуске, начиная с этого момента. Можете не возвращаться. Вы — разочарование. Алекс развернулась, собираясь покинуть кабинет, пока он не заметил её горящих щёк. Крауч бросил ей в спину: — Оставьте в хозяйственном отделе мантию и жетон. Я проверю. Алекс зашагала быстрее и ей стоило сил побороть желание захлопнуть дверь до слетевших петель.***
— Я предупреждала по поводу трансгрессий, — строго выговорила Амелия. Алекс едва успела твёрдо встать на ноги после витка трансгрессии, нелепо запуталась в полах юбки, чего раньше с ней не случалось. Амелия уже стояла прямо перед ней, пронизывая её диагностическими чарами. — Головокружение, тошнота, онемение конечностей? — Всё как обычно, мэм, — мягко ответила Алекс. — Спасибо. Я бы не трансгрессировала, просто к вам иначе не добраться… — Завидное безрассудство, — сурово отчеканила Амелия. — Ты обязана понимать, какие риски на себя берёшь… Сейчас тон её голоса был очень похож на тон голоса Крауча. Алекс сдержалась, чтобы не поморщиться… И не расплакаться. Их прервали внезапная возня, скрип пружин и клацание по полу. Дёрнув в сторону ширму, к ним вышел Грюм: всклоченный, до желтизны бледный, с остервенением опирающийся на костыли. В больничной ночной рубашке он выглядел очень непривычно, даже по-своему уязвимо. От того, что Грюм — сильный, храбрый, непобедимый Грюм! — выглядит сейчас так, у Алекс щемило в груди. — Она беременна, Эми, а вовсе не слабоумна, — прорычал он, ковыляя к ним. Его голос был почти таким же, как прежде, и это слегка обнадёживало. — Ей лучше знать. Слезь уже, сама разберётся! — Ты почему опять не в постели? — сурово спросила Амелия. Грюму её тон был нипочём. Он рявкнул: — Хочешь — ложись сама на свою ебучую развалюху! — Я рада, что вам уже лучше, сэр, — поспешила вставить Алекс. Как бы то ни было, в груди становилось теплее и спокойнее, когда она видела Грюма, хотя душа разрывалось от того, как он ужасно выглядел. — Как ваш протез? Спросила — и тут же пожалела. Судя по тому, что Грюм ковылял на одной ноге вместе с костылями, протез вновь не прижился. Грюм начал извергать из себя отборную брань. Амелия тяжело вздохнула. — Мои целители делают всё, что в их силах, — негромко пожаловалась она Алекс. И метнула в сторону Грюма испепеляющий взгляд: — Но проще отправить тебя восвояси безо всякого протеза, да?! — Твои целители — просто кучка безмозглых малолетних идиотов! — загремел Грюм. — Им невдомёк, что у меня активный образ жизни! — Он сломал уже четыре протеза, хотя даже не покидал госпиталя, — объяснила Амелия. — Значит, протезы действительно плохие, — пожала плечами Алекс. Грюм перестал ругаться и улыбнулся — впервые с того момента, что она видела его после травмы. — Именно, девочка! Именно! Амелия недовольно пробурчала что-то наподобие: «нечего скакать». Грюм лишь фыркнул: — В бою я и не так скачу. Сама знаешь, Эми. Амелия ничего не ответила. Многое было понятно и по её глазам. Грюм надеялся вернуться в бой — это безнадёжно. Она хотела вылечить своего коллегу и партнёра, но определённо не могла сделать невозможного. Чуть подумав, Алекс осторожно предложила: — Может, попросить того, кто сделал ваш глаз? Вряд ли он не справится с ногой… Амелия предупредительно кашлянула, но было уже поздно. Грюм растянул рот-прорезь в нездоровой ухмылке. — Умная какая, посмотрите-ка на неё! — язвительно выпалил он. — Сама догадалась или подсказал кто? Прямо сейчас пойду землю рыть — если найду, что черви не съели, конечно… — Глаз Аластора сделала Доркас Медоуз, — мягко перебила Амелия, глядя на Алекс немного виновато. Та резко побледнела, чувствуя, как теряет возможность дышать. — Я… — она неосознанно выдохнула. — Я не знала, я правда не знала… Жар прошёлся по всему телу. Алекс мучительно тонула в волнах стыда. Это было ужасно! Как же ей хотелось перестать быть! Неужели не могла сказать ничего получше?! Грюм лишь насмешливо дёрнул головой. — Чего уж там… Алекс считала Грюма и Доркас любовниками, поэтому думала, что Грюм будет тяжело переносить потерю. Но когда она навестила его впервые с тех пор, как он очнулся, тот по одному взгляду понял, о чём она хочет спросить, и сухо бросил: «Я знаю про Медоуз». И Алекс, зная, что у Грюма есть нездоровая тяга к стремлению обсуждать в подробностях чужие пытки и обстоятельства смертей, поняла, что он переносит эту потерю очень тяжело. Сейчас он смотрел на неё совсем без злости. Амелия опустила ресницы и поджала губы. Она была с Грюмом, когда он был в бреду, отходя от проклятий, зелий и последствий экстренной ампутации, должно быть, она знала о его чувствах больше. Выдержав паузу, Алекс заговорила, чтобы сгладить паузу после её неловкости: — Я знаю одного человека. Возможно, он сделает протез что надо. Мистер Маккиннон. — Мартин?! — недоумённо крякнул Грюм. — Одно другого лучше! Он не мётлы ли собирает? — Он прекрасный изобретатель, — уверенно заявила Алекс, на что Грюм беспощадно расхохотался. Даже Амелия не сдержала смешка. — Девочка, мне нужна нога. Нога! — потряс костылём в воздухе Грюм. — Не метла! Разницу ощущаешь? Алекс пожала плечами и чуть улыбнулась. — Так тебе и надо! Пусть будет метла! Не пойдёшь, так полетишь! — в сердцах пообещала Амелия. — Он и правда умеет делать не только мётлы, — добавила Алекс слегка смущённо. Но Амелия уже решительно шла к своему рабочему столу. — Я напишу Мартину. Спасибо, Александра. — Сама-то ты как? — поинтересовался Грюм, пока Амелия торопливо писала письмо на свежем листке пергамента. Он цепко вглядывался в неё. — Зачем явилась? — Хотела вас навестить… Никто ей не поверил. А против двух опытных и пытливых мракоборцев Алекс не могла долго сопротивляться. Минута — и Алекс трансфигурировала пару стульев рядом со столом Амелии, на один села сама, на другой помогла сесть Грюму, не слушая его возражений. И, глядя, как Амелия задумчиво и медленно крутит в пальцах перо, рассказала про свой поход к Краучу. Она комкала и мяла складку на юбке на уровне колен, не поднимая глаз ни на Амелию, ни на Грюма. К счастью, тот в этот раз обошёлся без насмешек и снисходительных комментариев. — Я давно говорил, а ты не верила, — проворчал он, когда Алекс замолчала. — ОМП уже не тот, что раньше. Ты не застала золотых времён… — Да, — мягко продолжила Амелия. — Даже когда началась война, в отделе было очень хорошо. Аластор руководил отделом расследований, у меня был отдел штабного планирования, у моего мужа — отдел особо тяжких преступлений. Отношения между всеми сотрудниками строились иначе. Предыдущий глава был более мягким и гуманным, что, разумеется, не сыграло нам на руку… — Но он и не был отборнейшим подонком, — возразил Грюм. — Мы были командой, а не разрозненной кучкой цепных псов, натравленных на сырое мясо. Сейчас не существует никаких отделов, всё направлено на мобилизацию всех сотрудников и боевую готовность. Страна трещит по швам изнутри, те, против кого мракоборцы боролись и до Пожирателей смерти, пируют на костях, но до них и дела нет. Все наши достойные и честные товарищи либо умерли, либо уволились сами… И Крауч, поверь мне, остаётся там далеко не из-за своей доблести. Я тебе об этом тоже, кстати, говорил. — Ты ничего не потеряешь, если тоже уволишься оттуда, Александра, — заключила Амелия. Её тяжёлый, низкий голос звучал несколько сочувствующе. — Я знаю, о чём говорю. Гораздо больше пользы ты принесёшь в Ордене и в этом госпитале. — Прямо сейчас? В моём состоянии? — скривила рот в неловкой улыбке Алекс, поднимая взгляд. Её улыбка дрожала, щёки заливал румянец. Грюм и Амелия молчали несколько долгих секунд, пока Амелия наконец не сказала тихо и бережно: — Это не конец света и не приговор. Просто постарайся поверить мне. А Грюм вдруг хохотнул. Амелия и Алекс удивлённо посмотрели на него и тот весело прохрипел: — Забавно, забавно… Мимо тебя летят все заклинания, ты ни разу не травмировалась серьёзнее перелома, а дитя — не пролете-е-ело… — он захохотал, когда Алекс, не сдержавшись, начала кидать в него вещи со стола Амелии. Он смеялся, отмахиваясь от неё костылём, но Алекс только заходилась сильнее, хотя по-настоящему не злилась. — Ладно-ладно! Эй, всё! Нельзя бить калеку! — У вас совсем нет совести! — пытаясь звучать обиженно, воскликнула Алекс. — И никакой вы не калека! Долго кидаться она не могла. Рот сам растягивался в улыбке. Грюм, посмеиваясь, утёр уголок здорового глаза. — А ты со мной не первый день знакома, хорош уже удивляться! — он сделал паузу и вдруг предложил спокойнее и ровнее: — И вообще, давай уже на «ты». Хватит фамильярничать, меня аж тошнит. Можешь называть по фамилии, если проще, но на «ты». — Алекс удивлённо вытаращилась на него. Грюм остался непреклонен. — Ты спасла мне жизнь. Я тебе обязан. Уж поверь, выберусь отсюда и придумаю, как отблагодарить по-настоящему. А Крауч — самодур. Уж поверь, сам приползёт, как понадобишься. А ты, с твоими способностями, поверь, однажды ему понадобишься…***
Май расцветал и набухал. Дни росли и становились теплее. Алекс исправно пила зелья, и пусть те помогли избавиться от симптомов токсикоза и сбалансировали её состояние, она понимала, что из-за них она ощущает всё вокруг острее и пронзительнее. Ежедневно она разглядывала себя у зеркала и ей казалось, что она замечает какие-то изменения в теле. Тело было её главной гордостью. Когда-то, когда она была Кассандрой, и из неё делали ювелирную куклу, чтобы показывать другим чистокровным семьям, она мечтала стать неприметной тенью. Лишь год назад она была болезненной и тощей и быстро уставала от любых нагрузок. Сейчас она окрепла, обрела сильные, пусть и всё ещё худые, руки, крепкую спину. Её силуэт стал красив и более зрел — Алекс сделала всё, чтобы больше не казаться беспомощной девчонкой. Она не была тенью. Её тело было могучим и тяжёлым оркестром, оно хранило в себе память о том, что Алекс пережила и с чем справилась. Теперь оно будет вынуждено деформироваться. Пара-тройка месяцев — и Алекс уже распрощается и с талией, и с упругой кожей… И заранее горевать по увядающему совершенству Алекс хотелось больше, чем по чему бы то ни было. Потому что об остальном, что ждёт её, ей было просто страшно думать. Она знала, что не будет жить с Марлин вечно — треснут, в конце концов, однажды границы её доброты, проще уйти самой, чем её выгонят внезапно. Алекс хотелось своё гнёздышко, где они с ребёнком будут одни. Пусть это будет комната… Или мансарда… Хоть что-нибудь, только бы ни от кого не зависеть, никого не ждать. А так не получится. Когда она утратит свою работоспособность и когда та к ней вернётся после родов? Как она будет зарабатывать, не имея возможности снять с рук ребёнка? Не может и не будет она жить чужими деньгами. Ей нужен план, хоть какой-нибудь план, хоть что-нибудь… Почему она так ничему и не научилась, кроме как воевать? В порыве, во время очередной бессонной ночи, полной беспокойных мыслей, Алекс написала Амелии и очень попросила её дать ей любую работу в госпитале: часть средств Ордена уходила на некоторые подобия зарплат для волонтёров. Но Амелия ответила ей сухо и прямо: Алекс отстранена от любых дел Ордена личным указом Дамблдора. Деньги у неё были, но они не будут вечно. Алекс не была сильна в математике, но она смогла прикинуть, что пособия по уходу за ребёнком ей ни на что не хватит. Обречь себя и ребёнка на голод и нищету? Что может быть хуже? Она снова и снова плакала, зарывая лицо в подушку и накрываясь одеялом. Подушка была чужой, одеяло — чужим, даже воздух пах Марлин и средствами её семьи. Алекс было невыносимо. — Мы справимся, малыш, — шептала она, запоздало пытаясь взять себя в руки. Она сильная, взрослая, а вот ребёнку это не дано. Он придёт в этот мир открытым и светлым комочком, и если Алекс не собирается подарить ему лучшую жизнь, чем ту, которая была у неё, не стоило вообще решаться сохранять беременность. — Обещаю тебе, мы со всем справимся…***
Спустя неделю после разговора с Сириусом ей пришло письмо от Андромеды. Это было сразу после завтрака; Марлин уже ушла в Министерство. Письмо принесла аккуратная светло-серая сова и галантно опустила его на стол туда, где до этого стояла тарелка. Андромеда писала редко и никогда — по пустякам. Поэтому Алекс тут же прочитала письмо, а потом пошла приводить себя в порядок, переоделась в дневную одежду, взяла палочку и трансгрессировала к дому Тонксов. Аромат вереска и южный ветер ударили в лицо. Алекс пришлось согнуться и схватиться за заборчик, потому что ноги её не слушались. Сквозь гул в ушах она услышала торопливые шаги в доме. — О, прошу, прости меня! — всплеснув руками, Андромеда стала быстро спускаться по ступенькам и поспешила к Алекс. — Вс-сё хорошо… — не совсем уверенно проговорила Алекс. Её не тошнило, она просто не могла ровно удержаться на ногах. Перед глазами плавали тёмные пятна. — Мне просто нельзя трансгрессировать… — Я забыла. За пять лет такое забывается… Надо было прислать тебе портал, — виновато улыбнулась Андромеда. Она одной рукой приобняла её за плечи и помогла сделать несколько шагов. Силы вернулись к Алекс достаточно быстро, поэтому она уже вскоре смогла сама преодолеть лестницу. Алекс догадывалась, что Андромеда позвала её не чай пить — и, увидев на низком кофейном столике две чайные пары с чайничком из того же сервиза, сразу же спросила: — Значит, Сириус рассказал тебе, что я жду ребёнка? — Да, — быстро и без улыбки произнесла Андромеда. — Пожалуйста, присаживайся. Алекс не хотела садиться, но всё же присела на самый край дивана. Её взгляд был решительным. — И о чём ты хочешь поговорить? Что он тебе сказал? — с вызовом поинтересовалась Алекс. — Почти ничего. Это я ему наговорила сполна, — сухо ответила Андромеда. Горло Алекс затерзал ком. — Послушай… — Нет, сперва ты, — остановила её Андромеда. — Я могу представить твои чувства. Я ведь была на твоём месте… С единственным отличием: я сбежала из родительского дома, узнав о беременности. Алекс удивлённо посмотрела на неё и те слова, которые были готовы сорваться с губ, растворились. О! Если бы она была заперта в Лестрейндж-мэноре с внебрачным ребёнком в утробе… Впрочем, вряд ли она была бы заперта. Её бы убили на месте, чтобы не плодить позор. — Я думала, это произошло позже. — Нет, — невесело улыбнулась Андромеда. — Я сбежала в феврале, мы поженились в мае, Нимфадора родилась в августе. Разве на всех светских вечерах это не обсуждали в животрепещущих подробностях? — Я не вслушивалась, — немного смущённо произнесла Алекс. — Но как ты это пережила? Как ты… Сразу после побега… — Тед привёз меня в дом своих родителей, — начала рассказывать Андромеда. — Всё пошло не по плану. Конечно же, мы хотели создать семью, но гораздо позже. А так выбирать не приходилось. И поэтому он работал подолгу, я совсем его не видела. Он работал дни и ночи без выходных, гнул спину и на магглов, и на волшебников. Я целыми днями сидела в его комнате в доме его родителей и слушала их шёпот обо мне. Они — магглы, Тед — единственный и поздний ребёнок. Они достойно приняли меня, но я понимала их разочарование. Они хотели Теду лучшей жизни. Кого-то лучше меня. — Как можно хотеть кого-то лучше… — вырвалось у Алекс. — Я их понимаю, — немного отстранённо произнесла она. — И мне, и им, и Теду было тяжело. Но мы справились. Смогли сыграть свадебку, Тед за считанные месяцы построил дом… У нас никого не было — ни друзей, ни родных, если родителей Теда не считать… И Беллатриса… — Андромеда запнулась, сжала руки в кулаках на коленях. — Наверное, моя милая сестрица не оставит меня в покое, пока не убьёт. Она угрожала выжечь мне матку, вытащить остатки моего плода и отдать их на съедение волкам, а я должна была бы наблюдать за этим и не посметь закрыть глаза. Звук, полный возмущения и ужаса, вырвался из горла Алекс. Андромеда невесело приподняла брови и понизила голос. — Знаешь, когда Беллатриса говорит это, а ты месяцами трясёшься от ужаса, у тебя нет сил сопротивляться. Ты просто веришь, потому что она на это способна. И когда Нимфадора родилась, я часами смотрела, как она спит и спрашивала себя, что я наделала. Я хотела выть от ужаса. Я плакала, не переставая, думая, что обрекла её на верную смерть. Алекс молчала. Она не могла поверить, не могла представить себе, что сильная, мудрая Андромеда, которая была её примером практически во всём, могла бы плакать, могла бы считать себя никудышной матерью. В её груди сильно давило, но она не могла сказать ни слова, чтобы поддержать Андромеду. — Когда она родилась, она весила семь фунтов и восемь унций. И она была прекрасна, словно маленький ангел. Я верила, что она дочь Теда, но разве она была моей?.. Я в это не верила. Мне доверили миссию по спасению мира, а я знала, что не справлюсь. Сами боги велели мне передать свет людям, а я не могла — он до дыр жёг мои никчёмные ладони. Она была совершенством, чудом. Моим маленьким даром… А я была уверена, что не даю ей жизнь, а обрекаю её на страдания. Если бы не Тед, я бы рано или поздно сошла с ума. Её голос дрогнул. Алекс не выдержала и пересела рядом с Андромедой, взволнованно взяла её за руку. Но та, уже вернув себе самообладание, грустно улыбнулась. И теперь её голос был тихим, нежным: — Он был рядом всегда, когда мне это было нужно. Он разговаривал со мной часами, был так внимателен, терпелив, так спокоен… Он мог многие и многие разы повторять мне одни и те же слова. Он помог мне открыть в себе то, о чём я даже не догадывалась. И я полюбила и его, и нашу Нимфадору по-новому — и меня уже не душил смертельный ужас. Я знала, что грудью лягу, чтобы защитить её, но ещё я понимала, что я не плохая мать. И у меня всё получится. — И у тебя всё получается. Я не знаю матерей лучше тебя… Андромеда тихо засмеялась, не размыкая губ. — Мне необходимо видеть тебя почаще, дорогая Александра. Ты — оплот моей уверенности в себе. Но я рассказала это всё не просто так. Я знаю Теда много лет, я понимаю значение каждого его взгляда, — она выдержала паузу, глядя Алекс в глаза. Её пальцы бережно и знакомо гладили её ладонь. — И я замечала, что Сириус смотрит на тебя так же. — Смотрел, — быстро бросила Алекс. — Он ушёл. — Ушёл? Алекс хотелось вывернуться и сбежать, но это было бы нечестно. Андромеда открыла ей душу. И, говоря откровенно, Алекс не знала, с кем ещё, кроме Марлин, она может об этом поговорить. — Я его оттолкнула, но он и сам был… — призналась Алекс. — Не слишком рад новости о ребёнке. О, все Великие! — вдруг воскликнула она виновато. — Я не должна это с тобой обсуждать, это только наше дело… — Сириус — не чужой мне человек, как и ты, — осторожно возразила Андромеда. — Я лишь хочу во всём разобраться. Он не был рад, узнав о ребёнке? — Да, — быстро сказала Алекс. Андромеда посмотрела на неё шокировано, и Алекс поправилась: — Вернее, он не был рад мне. Я никогда не видела, чтобы он так злился. Мне было страшно рядом с ним. Взгляд Андромеды был полон неясной решимости. — Он причинил тебе боль? Алекс поспешно мотнула головой. — Я хотела подготовиться к этому разговору. Я знала, что он не будет рад. Я чувствовала, что всё так и произойдёт: он уйдёт и всё. Ему ведь не нужен ребёнок. Он же молод, его жизнь только начинается, перед ним всё открыто… А тут я. — Ты тоже молода, — не сдержала невесёлой улыбки Андромеда. — Ты даже младше него, верно? И твои перспективы тоже несколько сузились из-за беременности. Невидимая ладонь стиснула всё естество Алекс. — Но это произошло из-за моей оплошности. Я не знаю, что именно: я пропустила приём зелья или выпила не то, или что-то напутала… Это я виновата. Сириус ни при чём. — И ты не даёшь мне стать отцом, потому что чувствуешь себя виноватой? Алекс вскочила на ноги, пьянея от паники и ярости. Сириус стоял за их спинами, скрестив руки на груди, и подпирал дверной проём, ведущий к лестнице на второй этаж. Алекс с приоткрытым от скопившихся эмоций ртом быстро посмотрела на Андромеду, потом снова на Сириуса, потом снова на Андромеду… — Вы оба… — начала она, чувствуя, что её взгляд стекленеет. Сириус медленно и осторожно вошёл в гостиную. Фиолетовая рубашка тусклого оттенка на нём была недостаточно проглажена, под глазами залегли круги. Он не сводил взгляда с Алекс, но теперь — без следа былой злости. Однако Алекс всё равно ему не верила. — Пожалуйста, сядь обратно, — настойчиво попросил он. — Пожалуйста. Мы просто поговорим. И ты уйдёшь, если захочешь. Подбородок Алекс предательски задрожал. Она перестанет пить зелья Амелии сегодня же! Все эмоции только из-за них! — О чём ты хочешь поговорить? — она сощурилась, пытаясь выглядеть злой и неприступной. — О нас, — просто ответил Сириус. — О нас? А «мы» ещё есть? — Ты драматизируешь. — Ты же ушёл. — Ты сама попросила. — Ты кричал на меня. — Ты должна была себя слышать, — развёл руками Сириус. Алекс слушала его с опаской. Сейчас, однако, он совсем не повышал голос, не был зол или обижен. — Я не успел и слова тебе сказать, как ты начала твердить, что будешь справляться с ребёнком одна… Я понял, что ты меня уже вычеркнула из всех своих планов. — Нет… — прошептала Алекс. — Я вовсе не хотела тебя вычёркивать, я и пыталась сказать… Она села на место и почувствовала, как Андромеда берёт её за руку. Сириус раздосадовано прицокнул языком. — Так это и звучало! Я ничего тебе не сказал, я ни о чём не успел тебя спросить, я просто сидел и слушал, как ты говорила все эти ужасные, жуткие вещи! — он присел рядом с ней на ковёр. Теперь Алекс видела, что в одном глазу у него лопнул капилляр, красное пятнышко разлилось… — Ты настолько хочешь быть одна? — Я не хочу, — пробормотала она, дрожа. — Я об этом и говорила: я не хочу. — Значит, я не понял тебя, — виновато прошептал Сириус. Он опёрся локтями о диван и взял её ладонь обеими своими. — Я… вспылил. Прости меня. Но и ты объясни, почему ты решила, что мне не нужен ребёнок? Кто тебе сказал, что я не хочу быть отцом? Алекс перевела взгляд на пустые чашки чая. Паузу можно было помешивать ложечкой. — А это не очевидно? — Мерлин всемогущий… — выдохнула Андромеда, не выдержав. И тут же с виноватой улыбкой замолкла. Сириус дождался, когда Алекс снова решится на него посмотреть, и медленно заговорил: — Вряд ли я похож на других отцов. Но я прочитал твоё письмо и в ту же секунду подумал, что смогу им стать. Я был поражён. Перед нашей встречей я не выдержал, подорвался и прилетел прямо сюда. Даже сам смутно помню, что со мной было… — Он смеялся и рыдал, — с теплотой в голосе вставила Андромеда. — Мне кажется, его было слышно даже в посёлке. Они с Нимфадорой прыгали по дому и танцевали, потому что он сказал, что у неё скоро будет кузен или кузина. Алекс прикрыла глаза и сомкнула губы. — Я представил себя отцом и чуть в обморок не хлопнулся, — продолжал Сириус. — Но я был так счастлив… Со мной никогда такого не было. Алекс выдохнула, вдохнула и открыла глаза. — Ты не был счастлив, когда пришёл ко мне, — заявила она. — Я увидела тебя и почувствовала неладное… — Потому что ты выглядела так, словно хотела со мной порвать, — пожал плечами Сириус. — Я только тебя увидел — и понял, что ты точно со мной порвёшь. И подумал, что ты меня прогонишь. Я молился только о том, чтобы этого не произошло… Упс. Алекс мотнула головой и вырвала руки, закрыла ладонями лицо и согнулась низко-низко, почти касаясь носом колен. Сириус говорил что-то ещё, Алекс расслышала «почему ты не хочешь быть счастлива» — и ей вновь хотелось удрать. Убежать. Испариться. Исчезнуть, словно её никогда не было… Она и впрямь чувствовала, как растворяется, пока Андромеда не начала поглаживать её по спине мягко и успокаивающе. — Ты знаешь, как я люблю тебя, поэтому выдержишь мои слова, — довольно-таки жёстко проговорила Андромеда, и Алекс внутренне напряглась. Неужели Андромеда думает, что она и это вынесет?.. — Сириус, ты просто слепой болван. Скажи, пожалуйста, ты Александру первый день знаешь? — О чём ты, Медс? — раздражённо спросил Сириус. — К чему… — Чтобы добиться того, что у неё есть сейчас, она рисковала своей жизнью, — отчеканила Андромеда. — Каждый жизненный шаг, который тебе давался легко, она проходила, рискуя быть убитой. Она вся — это поле боя, а ты ждёшь, что она будет висеть у тебя на шее и пищать вместе с тобой от радости? Ты полагаешь, она легко и просто изменится? Может, ещё любить научится? — Хватит… — прошептала Алекс, но у неё не было сил попросить об этом погромче. Однако Андромеда услышала. — Сириус требует от тебя невозможного — хочет, чтобы ты стала такой же, как все. И ждёт, наверное, твоих изменений. А что, если ты никогда не изменишься? — Ты ведь изменилась… — слабо заспорил Сириус. — Я не изменилась, — резко возразила Андромеда. — Я та же запуганная девчонка, которая боится выйти из комнаты. И она — та же маленькая девочка, над которой издевались братья, которую предали родители, которую обрекли на нерушимый брачный договор в одиннадцать лет. Ты ждёшь, что она будет способна радоваться с тобой, Сириус? Ты идиот? — Я ведь готов быть рядом. — Что ей до того, что ты рядом, Сириус? — Андромеда сдерживалась, чтобы не выйти из себя. Никогда её голос не звучал так холодно, как сейчас. — Этого недостаточно. Ты думаешь только о себе, о том, как тебе будет рядом с ней. Но ей этого мало. Ты знаешь, что творится внутри неё? Она сломала себя и начала воевать, потому что по-другому она не могла выжить. А тут ей говорят: «прекращай воевать, готовься стать матерью». Ты задавался вопросом, как она это переносит? Насколько легко и радостно? Душа Алекс покрывалась трещинами, броня рушилась, воды выходили из берегов. То, что говорила Андромеда — было и невыносимо, и правдиво до самого последнего звука. Андромеда слишком хорошо её понимала. Алекс знала, что не смогла бы так хорошо объяснить это Сириусу. — Она едва выстроила свою жизнь, а тут — ребёнок. И ты совсем ей не помогаешь, когда требуешь посмотреть на себя. Александра попросила тебя уйти, потому что ты думал лишь о себе. Ты ждал её внимания к себе. Но ты не проявил внимание к ней… — Я ждал, что она скажет, что я могу быть отцом… — Ты и так знаешь, что будешь отцом. Но она даже не приняла, что будет матерью. Ей самой очень страшно. Она не может думать о тебе. Ты думаешь, она из каприза отталкивает тебя и убегает? Да ей просто легче остаться одной и выживать как-нибудь, чем пытаться оправдать твои надежды. Для неё каждое новое потрясение — сродни смертельной опасности. Она сломлена, Сириус, и уже очень давно. А теперь ребёнок… Я отлично знаю, что это такое. Это вовсе не фонтан веселья, Сириус, это катастрофические изменения на всю жизнь. Это может серьёзно сломать и того, кто не пережил того, что Александра. И временами это похоже на войну. Ну как, представил, что она переживает? — Я об этом не подумал. Диван справа от Алекс прогнулся и спустя пару секунд она пропала в тёплых объятиях Сириуса. Внутренняя дрожь лишь усилилась, и Алекс больше не могла её сдерживать. Хотелось убежать, но она не могла сдвинуться с места: чем дольше Сириус обнимал её, тем больше хотелось раствориться в его объятиях. Хотелось по привычке спрятать свою предательскую слабость, но, кажется, ей это не поможет. В прошлый раз это не довело до добра. Она чувствовала, что может открыться и доверить Сириусу с Андромедой своих эмоциональных демонов, но вдруг они не устоят?.. — Я не могу… — сдавленно начала она и оборвалась. — Мерлин, Сандра… Пожалуйста, прости меня… — шептал Сириус (конечно же, он чувствовал, как она трясётся). — Как я мог сделать тебе ещё больнее… Из горла вырвался короткий всхлип. Алекс приподняла голову, хотя и ощущала, что со своими эмоциями ей не хочется быть заметной. Её руки так и лежали на коленях, она зажалась, став очень твёрдой. Но Сириус обнимал её за спину, взгляд синих глаз был внимательным и тёплым — и от этого хотелось вовсе рассыпаться. — Сириус, я не могу полюбить тебя… — проговорила она, дрожа. Он помотал головой и прижал её к себе крепче. — Нет… Я гов-ворила… — Тш-ш-ш… Он придвинулся ещё ближе. Андромеда еле слышно встала с дивана. — Я вижу, что ты делаешь для меня, и я очень хочу сделать то же, я пытаюсь… — забормотала Алекс, прикрыв глаза, чтобы сдержать слёзы. — Но не могу. Андромеда права: я солдат. Я умею только воевать. Я о себе не могу думать, но это не потому, что я несерьёзная или безответственная… Я просто ничего о себе не знаю, я знаю только то, что умею воевать. А тут — ребёнок. Я не могу быть матерью, я не готова, но я это сделаю. Мне очень, очень страшно. И ты… — Я больше не буду проблемой. — Я хочу любить тебя так же сильно… Я клянусь, я хочу этого, я-я очень хочу… Я хочу, чтобы у нас была семья… Ты прекрасный, ты заслуживаешь большего, я просто не могу, это… Это сильнее меня… Он поцеловал её в макушку, потом покрыл короткими нежными поцелуями лоб, нос и щёки, пока наконец, взяв лицо в ладони, не прижался своим лбом к её. — Я всё равно буду рядом, — прошептал он. — Я всё понял. Я ничего не буду от тебя просить. Я знаю, что ты любишь меня так, как можешь… На меня просто находит иногда. Но больше я не буду об этом забывать, обещаю. Она посмотрела на него сквозь пелену. Её голос срывался. — Я не могу сделать тебя счастливым. Ты можешь говорить, что не будешь просить меня ни о чём, но я же вижу, что ты не можешь вечно брать всё на себя… Почему ты так хочешь остаться рядом со мной? Ты же мог уйти. Я бы тебя ни в чём не винила, а ты был бы счастлив… — Ты ещё не поняла? Я уже счастлив, — он улыбнулся и пригладил её волосы. — Я счастлив быть рядом с тобой. У нас будет ребёнок, Сандра. Это касается нас двоих. Можешь мечтать, что разберёшься с этим сама, но я тебе не дам. Я люблю тебя. Я отец твоего ребёнка. Я могу повторять это снова и снова, пока ты не поймёшь. Всё ещё планируешь меня вычеркнуть? — Я думала… — она не выдержала и снова начала плакать. — Думала, ты сам откажешься… — Да почему?! — простонал он и снова пару раз поспешно поцеловал её щёки. — Дурочка, ну почему, ну что же такое… — Я помню, как ты отреагировал, когда Гидеон рассказал про близнецов Молли! Сириус аж отодвинул её от себя, чтобы она увидела его возмущённый и весёлый взгляд. — Ну так потому что вместе с ними у них теперь пятеро детей! Ты ведь не ждёшь сразу пятерых? Алекс аж передёрнуло. — Вот чёрт! Надеюсь, что нет… Сириус хохотнул, хотя его голос начинал подрагивать. — И ты из-за той глупости решила, что я тебя… вас… брошу? — Прости меня, Сириус… — выдавила Алекс, снова заливаясь слезами. Сириус приобнял её, и Алекс ощутила, что и он заметно обмяк. — И ты. Я не должен был кричать на тебя. Я не должен был уходить. Тебе ведь было так страшно… — он не сдержался и шмыгнул носом. — Ты все эти недели ходила с этим одна. Мне так жаль, что тебе одной пришлось всё это переживать. Зажмурившись, она стукнула его кулаком по спине. — Перестань плакать! — Я не могу! У меня будет ребёнок! И они всё равно плакали. Потом Алекс сидела на его коленях, обнимала его за плечи и то прятала лицо в его воротнике, то смотрела на него мокрыми и блестящими глазами. А Сириус крепко обнимал её, поглаживая по спине и иногда касался губами лба и щёк. — Я буду ужасной матерью. Жена из меня уже никакущая… — проговорила она, глядя в сторону. Сириус задумчиво провёл рукой по её волосам. — И из меня вряд ли получится стоящий отец. — Дети… — вздохнула Андромеда безнадёжно, разливая чай по чашкам. — Какие же вы сами ещё дети.***
Сириус увёз её в дом дяди Альфарда. Он предложил, когда Алекс ещё шмыгала носом, и та сразу согласилась. Всё играло другими оттенками, всё звенело, как когда Сириус позвал её замуж в атриуме Министерства магии. Сириус снова был с ней, он обещал быть с ней всегда, в это поверилось — и сразу стало ненамного легче. Они допили чай и ушли, не дождавшись маленькую Нимфадору, которая до обеда была в маггловской начальной школе. Сириус трансгрессировал сам, Алекс крепко держала его за руку и она перенесла эту трансгрессию куда легче, чем самостоятельную. Весь день они собирали вещи и разговаривали. Говорили обо всём подряд: Сириус сказал, что не выдержал и окончательно бросил школу, и некая МакГонагалл лишь высказала надежду, что он не заставит её разочароваться, а Алекс делилась новостями об Ордене, о стычке, в которую они попали с Грюмом, о том, как переживала предыдущие недели. Они подступались и отходили от барьера, за которым были разговоры о ребёнке и будущем, но Сириус неудачно пошутил, Алекс съязвила в ответ… — Не вздумай назначать Грюма крёстным, — потребовал Сириус так, что Алекс не сразу поняла, в шутку ли он принял настолько нетерпимый тон. — Я знаю, что ты любишь его сильнее меня, но этого я не вынесу. — Рано думать о крёстном, — слабо улыбнулась Алекс. — Говорят, это решение нужно принимать сердцем в первые часы жизни ребёнка. «Крёстный! Он думает о крёстном!». — Я сделаю всё, чтобы твоё сердце даже не колыхнулось в ту сторону, — уже определённо не шутя, заявил Сириус. — Если я предложу это Грюму, он меня убьёт. Так что — нет. Хотя, — она вздохнула, — я была бы не против… Она плавно увела тему, но сама добавила пункт про крёстного к списку из сотен вещей, о которых ей теперь следует думать, и который пополнялся ежедневно и всё никак не заканчивался. Но она больше не одна с этим списком. Сириус обещал, что будет с ней. Смешная они, конечно, парочка — как бы не выронили младенца, когда впервые на руки возьмут. Но, когда близился вечер, Алекс было уже не до шуток. Она опустилась на стул, серьёзно и устало глядя перед собой и заговорила, не дожидаясь вопроса Сириуса. — Знаешь, большую часть моей жизни мама лежала в постели. Говорили, что это из-за меня. У неё были какие-то очень тяжёлые осложнения, и она так и не смогла оправиться, хотя её окружали лучшими целителями. Её никогда не было рядом со мной по-настоящему. Я просто ходила вокруг неё на цыпочках и боялась потревожить ещё сильнее. Поэтому совсем не знаю, как будет со мной, какой буду я. Я не просто так боюсь стать матерью, Сириус… — она прикрыла глаза, а потом с некой обречённостью посмотрела на Сириуса. — Может, и я во время родов пострадаю, откуда мне знать… Она ожидала, что Сириус снова начнёт активно её успокаивать и подбадривать. К счастью, в этот раз он по-настоящему, кажется, вник в её слова. Тень её собственных страхов мелькнула на его лице на пару мгновений. — Драккл, — выдохнул он, засунув руки в карманы. — Это и правда похоже на ловушку. Алекс кивнула с кислой ухмылкой. — Но мне кажется, что ты выдержишь. Ты очень крепкая, столько тренировалась, перенесла столько битв — твоей матери и не приснится. И ты сама будешь хорошей мамой. — Откуда ты знаешь? — Я уверен в этом. У нас всё будет по-другому. Не как у наших родителей, — твёрдо добавил Сириус. — Не сомневаюсь, что мы наломаем дров, но мы, по крайней мере, в принципе беспокоимся об этом, верно? Когда Марлин с Гидеоном вернулись к ужину, коридор уже был заставлен коробками и сумками (Алекс сама не понимала, как накопила за эти месяцы столько вещей). Марлин аж выронила из рук пакеты и стала бранить Алекс последними словами, а Сириуса — колотить, потому что в предыдущие дни наслушалась о нём от Алекс и составила в своей голове достаточно скверное мнение. Потом Гидеон оттащил её и миролюбиво предложил всем поужинать и забыть обиды, а после ужина Алекс с Сириусом твёрдо решили выезжать. — Если что, сразу возвращайся, — шепнула Марлин, обнимая её на прощание. — Понятно? Алекс благодарно кивнула. И, прибыв в дом дяди Альфарда и вдохнув другой, незнакомый запах, неожиданно горько расплакалась. И тогда Алекс поняла окончательно, что это конец её короткой, свободной, опасной, но всё же полной своеобразными радостями беззаботной юности. У неё не было времени на развлечения и глупости, она училась и работала, как проклятая, но её жизнь всё равно была полна маленьких радостей. Она обрела себя и смогла довольствоваться свободой. Ей нравилась её карьера. Теперь же всё придётся отложить на второй план ради ребёнка… Пронзительная, как луч маяка во тьме, тишина заполняла коридоры дома дяди Альфарда. Алекс скрывала от Сириуса свою тревогу, предпочитая думать, что это, конечно же, вина гормонов. Сириус был счастлив, мечась между заботами о ней и авральными закупками всего, до чего он только мог дотянуться, в детских магических и маггловских магазинах. Алекс позволяла ему это делать и делала усилие, чтобы показать интерес и признательность. На самом деле ей было ещё страшнее, чем раньше. Теперь их трое: не только она и ребёнок, но и Сириус. Всех ей нужно защищать. За ними всеми следят вездесущие братья, и старший, и младший. Алекс чаще обычного просыпалась в липком поту с ощущением, что Родольфус стоит за её спиной и пролистывает её мысли, как когда-то небрежно на её глазах пролистал её детский личный дневник, заставляя её сгорать от смущения и порождая поводы для оскорбительных шуток на месяцы вперёд. Дождавшись, когда Сириус глубоко уснёт, похрапывая, Алекс выбиралась из постели и часами со свечой ходила по дому, вглядываясь в каждую сомнительную тень. Когда Сириус между восторженными размышлениями вслух о том, что он прочитал в очередной книге для будущих родителей, бросил: «Кстати, меня приняли в Орден», Алекс поняла, что это последняя капля — и совсем перестала спать. Целитель-акушер, к которому Алекс явилась на осмотр, остался доволен всеми показателями, кроме её эмоционального фона. — Тебе просто нечем заняться, — заключила Андромеда. — Организм привык быть начеку, мозг — придумывать десятки планов действий и рассчитывать варианты эвакуации всех, кто находится поблизости. Ты ведь не думала, что так легко сможешь переключиться? — Я хочу переключиться, — пожаловалась Алекс, гладя себя по локтям. — Я устала уже. Всё время боюсь. Я слежу за новостями, мне присылают сводки Ордена, но я не могу принести никакой пользы… — Ордену и Министерству — точно нет. Более того, тебе вредно это делать. Но ты можешь отвлечься и сделать кое-что для ребёнка. — Что? Распашонку сшить? — слабо съязвила Алекс. Андромеда, к её ужасу, достаточно серьёзно кивнула и уже через несколько минут они вдвоём на чердаке отбирали среди тряпиц и лоскутов пригодные для того, чтобы на них тренироваться шить. Алекс, которая в жизни иглы в руках не держала (Марлин научила её кое-каким бытовым навыкам, но в рукоделии она и сама была плоха), тряслась, как перед экзаменом, на что Андромеда лишь добродушно улыбалась. — Ты ведь шутишь? — взмолилась Алекс. — Разумеется, нет. Это именно то, что тебе надо, — убедительно заявила она и с торжественным видом достала коробочку с игольницами маленькими катушками ниток всех возможных цветов. Алекс помотала головой, глядя на Андромеду неверяще. — Я не буду… — глаза Алекс были круглыми от ужаса. Конечно, мысли о братьях испарились! — Будешь, — ласково припечатала Андромеда. И она взялась за дело, не слушая никаких возражений и жалоб. Алекс ныла и пасовала больше для вида; сама она не могла встать с дивана, как завороженная, наблюдая за руками Андромеды. У неё самой поначалу не выходили даже простые швы. Алекс не знала, в чём дело: она понимала процесс, могла разложить его по шагам, но едва начинала действовать самостоятельно, в голове образовывалась каша, нитки путались, швы не сходились, ткань морщилась, игла выскальзывала из рук… — Это невозможно! — воскликнула она наконец. — Учиться на мракоборца было гораздо легче! — У меня есть гипотеза: все девушки из благородных чистокровных семей подвержены проклятию, которое напрочь отторгает их от обучения хозяйственным чарам, — миролюбиво произнесла Андромеда, спокойно улыбаясь. — Миссис Тонкс тоже долго со мной хлопотала, но, как видишь, нет ничего невозможного. Алекс была бестолковой, но Андромеда была терпеливой и доброй. Одним днём дело не закончилось; Алекс начала каждый день приходить в дом к Тонксам как на работу. Она ненавидела рукоделие (ей даже снились спутавшиеся нитки!), но она из упрямства уже не могла всё бросить. Ну не может быть, что она сумела стать мракоборцем, а обметать ткань — так и не сумеет! — Я не назло… — чуть не плача, взмолилась Алекс, когда Андромеда, в очередной раз стиснув зубы, стала осторожно распускать её изделие. — Я знаю, — мягко сказала Андромеда. И если она и думала про Алекс, что та — полная идиотка, то слишком хорошо это скрывала. Прошло больше месяца, наступило лето, прежде чем Алекс наконец принесла домой свой первый комплект детских вещей. Он был неидеальным — Алекс было с чем сравнить, Андромеда показывала ей вещички, которые сохранились от малютки Нимфадоры. Но, в конце концов, если видеть эти изделия в первый раз, можно счесть их достаточно сносными. Алекс искренне ими гордилась. Она едва дождалась Сириуса, когда тот прибудет с собрания Ордена и почти набросилась на него. Сириус был непривычно серым и угрюмым, но, увидев её творения, засветился и рассыпался в комплиментах. — Он правда таким будет? Таким маленьким? — недоверчиво смеялся Сириус, разглядывая крохотные вещички. — Маленьким?! А если так?! Алекс взяла один из комбинезончиков и положила себе на колени. Сириус не сразу понял, а затем, аж покраснел и посмотрел на неё глазами, полными ужаса и благоговения. — Боже мой, он будет ТАКИМ? — его взгляд был нескромно прикован к её животу, который пока практически не отличался от обычного. — Во имя Мерлина! Как ты с этим справишься? — Я просто стараюсь об этом не думать, — пожала плечами Алекс. Её живот уже стал немного заметен, когда наступил день выпуска из Хогвартса. Сириус говорил об этом целую неделю и звал Алекс с собой, убеждая, что ей будет приятно развеяться, да и друзья смогут, наконец, лично поздравить её с беременностью. Алекс отказалась ехать, и Сириус хотел отказаться следом за ней. Он завёл было песню про то, что не нужен ему никакой выпускной, он взрослый, у него другие хлопоты, но Алекс впервые с их ссоры в парке вышла из себя по-настоящему. О, какую она выдала ему отповедь! Сколько ярких, громких слов высказала! С Сириуса хлопок за хлопком слетали и разбивались все его маски, пока не обнажился, наконец, вчерашний семикурсник, который искренне любит школу, любит Гриффиндор, декана в шутку называет матушкой, и это на её, Алекс, счету все пропущенные им вечеринки, шалости и сорванные уроки. Она убедила его поехать на выпускной, и Сириус был благодарен ей за это. Алекс удалось даже уговорить его переночевать в Хогвартсе в последний раз, а на следующий день вернуться в замок поездом… Но она ещё не знала, как горько будет жалеть об этой ошибке.