Сборник драбблов по баббл (не слишком ли много "б")

Юре говорят: нельзя не любить своего же ребёнка. А Юра отвечает: — Можно. Но это ведь не значит, что он не любит Диму. Просто эмоции, как неустойчивы спектр, в который добавляют цвета. Каждая минута отливает чем-то новым. И он любит Диму каждое это мгновение, но насколько может. Насколько хватает ему сил. В оно время от говорит: да, у меня есть сын, но мы почти не видимся. Но это не значит, что он отказывается от Димы. Что он совсем не появляется в его жизни. Он не строит заборы между собой и остальным миром. Он просто играет на огромной сцене, и в его жизнь не вписываются дети почти всегда. У него есть две квартиры: одна на его имя, вторая — подставная. И большую часть времени он проводит под масками людей, которых ему нужно играть по долгу службы. Он уже привык, что мало кто его понимает. Мало кто может в его действиях распознать заботу или тоску по семье. Юре говорят: «а вот Костя». Костя живёт вместе с сыном. Костя разрывается между ним и работой. У Кости это получается. Не всегда удачно — но сын с ним, они его даже видели. Но кто видел Диму? Призрачный мальчик, с которым вечно гуляет «но». Гром останавливает эти беседы посреди чужой речи. — Хватит. Никого не касается, у кого какая семья. Вы тут пришли судьями сидеть или дела расследовать? Костя не смотрит, только дышит дымом в их сторону. — Всё мужики, — звучит в ответ, — перекур окончен. Они уходят, а Юра только закуривает. Даже не садится, ногу ставит на лавочку, и сам сгибается, как под весом чужого осуждения. Выпрями спину, Юра, говорит он сам себе. Но тело застывшее, давно привыкшее к тому, что люди говорят и не понимают. «Не повезло-то сыну». А Юра и не знает, так это или не так. Счастливый ли Дима с новым тамагочи, в новых кроссовках и с шапкой, которую ему приходится вечно поправлять — большая. — Спасибо, что ли, — говорит Юра, чуть помолчав. А Костя отмахивается. Он делал это не для Юры, но даже тот, кого никто не понимает, тоже может не понимать людей в ответ. Костя взгляд опускает на стол. Тоже сидит, словно под гнётом чужих взглядов. Только вот его хвалят — а он скорчился так, словно розгами был избит. — Они болтают, — Костя нарушает молчание не сразу. Ему нужно время, чтобы что-то внутри себя решить. Потянуть за рубильник с надписью «откровение». — Но нихера не знают. Ни про тебя. Ни про меня. — А в чём они не правы? — Юра поднимает голову. Костя смотрит на него, пожимая плечами. Но на самом деле он всё знает. Про себя так уж точно. — Да во много не правы. Разрываюсь между Игорем и работой? Вчера у него была олимпиада, а знаешь, где был я? Здесь. Сидел допоздна. Думал всякое. А он там. И был ли я с ним? Нет. — Ну, я тоже не был ни на одной олимпиаде Димы. Костя уголком губ дёргает. Улыбается не то нервно, не то грустно. — Да. Только тебя за это хают, на чём свет стоит, а меня — хвалят. Юра снова пожимает плечами. Уж какие роли он только не играл, но маску судьи на себя не натягивал. Маловата она ему будет хоть как. — В этом и суть, — продолжает Костя. — Ты не молчал, говорил, как есть. И тебя закидали камнями. Я почти ничего не говорил, и все решили, будто я не такой. Будто со всем справляюсь. — Нормально не справляться, брат, — Юра скидывает пепел себе под ноги. — Я знаю, — Костя хмыкает. — И ты это знаешь. Юра произносит «мгм». — Только знаешь, чего ещё никто не знает? — Костя поднимает на Юру взгляд с прищуром. Юра заинтересованно приподнимает бровь. — Что на вчерашнюю олимпиаду к Игорю пришёл Федя. Не я, а он. Они вместе отпраздновали его победу. Федя выгородил меня перед ним. Юра затягивается, урывая себе время на подумать. Чтобы потом что-то внятное ответить. Но на ум ничего не приходит. Он как не осуждал, так и не осуждает. Костя смотрит на него, и почему-то начинает улыбаться. — Не знаю, что бы я без него делал. — А у него самого нет..? — Не, — Костя качает головой. — У Феди нет детей. Хотел, да не вышло. — Но вышло у нас, — невесело усмехается Юра. Костя этот юмор понимает. Ведь Костя, как и Юра, знает, что это не равно тому, чтобы жалеть о своей жизни. Жалеть о том, что дети есть. Это совсем другой оттенок тоски. — Игорь обожает Федю. А Федя любит его, как своего, — Костя делится тем, что все должны знать, но как-то без его слов. Это Юре он словами рассказывает, а остальным бы просто закрыть пасть и присмотреться. Юра докуривает. Ногу опускает на землю и выпрямляется. — Ну, теперь я буду знать, кто главный герой в нашем отделе, что успешно разрывается между семьёй и работой. — Между двумя семьями и работой, — смеётся Костя. Юра коротко смеётся в ответ. — Если ему понадобится третья семья... — Я дам ему твой адрес, — заканчивает мысль Костя. Эта шутка лично для них двоих. Эта шутка лично для... обеления в своих глазах. — Я могу подкинуть ему ещё ребёнка, — Юра тянет улыбку. Не смешно. Это так не смешно, что сложно остановиться. — Если ему одного будет мало. Костя поднимается на ноги, кивая. Юра тянет ему руку для пожатия. Костя прощается крепкой хваткой. На какие-то секунды они делятся пониманием, которого бывает так мало. Но Юра не наивен, чтобы полагать, что между ними всё прозрачно. Он наслаждается коротким чувством, прежде чем пойти в другую сторону. Как ни крути — они на разных уровнях. И никогда не будут на одном.