Благие намерения

От ползущих по голо-экрану “Груши” строчек начинало рябить в глазах. Не то, чтобы протокол эксперимента был составлен плохо, нет – Харитон был вынужден констатировать, что документация оформлена безупречно, даже на его взыскательный вкус. Раздражали ровно две вещи: яркость полимерного проектора, заливавшего всю комнату мягким серебристо-синим светом, и смысл полученного сообщения. – Чушь какая-то. Ни черта не работает! – рывком поднявшись со своего места, мужчина подошел к окну и одним движением распахнул его настежь, отбросив в сторону легкие занавески. В комнату тут же хлынул поток свежего, пахнущего озоном и травами воздуха. Сделав несколько глубоких вдохов, Харитон обошел кабинет, на ходу разминая затекшие плечи, после чего вернулся к столу и снова вперился немигающим взглядом в голо-экран. “От кого: старший научный сотрудник Спиридонова В.А. Кому: заведующий направлением нейробиологии Предприятия 3826, д.б.н Захаров Х.Р. Тема: Конь-огонь Уважаемый Харитон Радеонович, Направляю вам краткий синопсис результатов тестирования импланта системы “Восход”. Подопытный: особь Equus caballus, самец, 4 года, порода орловская рысистая. Степень синхронизации с экспериментальным устройством ПП-1 (перчатка полимерная): 99% при наличии постоянного аппаратного подключения. Степень синхронизации с устройством АМУ-68: 98% при наличии постоянного аппаратного подключения, 60% при использовании экспериментального беспроводного коннектора “Квант”. Степень синхронизации с особью Bos taurus c установленным имплантом “Восход”, при использовании коннектора “Квант”: ~30%, опыт пришлось прекратить после проявления крайней агрессии к сопряженной особи со стороны подопытного. Резюмируя – в настоящий момент не удается наладить стабильное подключение между нервными системами живых особей без возникновения помех и побочных эффектов. Подопытная особь Bos taurus в ходе эксперимента получила травмы, несовместимые с жизнью, после чего серия экспериментов приостановлена до выяснения причин возникновения девиации. Полный протокол прилагаю вложением к данному сообщению”. – После второго прочтения все еще чушь, но ожидаемая, – Захаров устало потер глаза. Настроение неумолимо ползло к планке “абсолютный ноль”. Проект, на который было затрачено невероятно много бессонных ночей, споров до хрипоты, нервов, времени и сил, не работал. Точнее, работал, но совсем не так, как от него ожидалось. Эксперименты на животных заканчивались до омерзения одинаково: усовершенствованные кони, коровы, даже курицы практически идеально управлялись через полимерную перчатку или подключенного робота, но как только дело доходило до попытки объединения нервных систем через миниатюрный квантово-полимерный передатчик – начинали проявлять крайнюю агрессию к источнику подключения. Попытки сделать с этим хоть что-то оказывались абсолютно бесплодными на протяжении уже двух месяцев, что, на взгляд Харитона, было слишком долгим сроком для профессионалов уровня “Вавилова”. Самое паршивое, что он совершенно точно знал, как решить эту проблему, но препятствие, стоящее перед ним, было более непреодолимым, чем все бюрократы Предприятия вместе взятые. Куда легче было спроектировать нейроимплант на основе передовых технологий, использовав все новейшие разработки, чем уговорить академика Сеченова разрешить тестирование экспериментальной технологии на людях. Людях, а не животных! Спроектированный с учетом особенностей человеческого мозга имплант просто не предназначен был для работы с созданиями, не способными осознавать себя в полной мере. – Люди, а не животные, – повторил Харитон вслух, беспорядочно чиркая в блокноте. – Не понимаю, как мне донести до тебя тот простой факт, что микроскоп не предназначен для забивания гвоздей, Дима. И что при использовании его по назначению, задумываться над этикой – совершенно лишнее. От мрачных раздумий отвлекла пушистая тень, метнувшаяся через кабинет и с довольным мурлыканьем прыгнувшая ему на колени. В подбородок ученому ткнулась лобастая кошачья голова. – Что, Муся, соскучилась? – Харитон осторожно помассировал кошку за ушами, глядя в потолок и сосредоточенно пытаясь просчитать, как поговорить с лучшим другом на спорную тему, не спровоцировав того на очередное чтение моралей. – Ну прости, прости, сложный день был. Сейчас я письмо одному… волшебнику напишу, и спать пойдем. Кошка понимающе мяукнула, уставившись на человека блюдцами нежно-зеленых глаз, и умостилась на столе, вальяжно развалившись на стопке листов с чертежами. Письмо упорно не желало начинаться – спустя пять минут медитации на мерцающий курсор в поле ввода стало понятно, что подбирать слова, похоже, в текущей ситуации бесполезно. – А, черт с ним, – стоило попытаться еще раз написать все, как есть, приправив написанное приложенным протоколом неудачного эксперимента. Среди всех людей, известных Харитону, его друг отличался наибольшим умением понимать сложные логические концепции, что, безусловно, сильно упрощало с ним общение. Собственно, поэтому его и можно было назвать другом. “От кого: Кощей Кому: Волшебник Тема: Надо переговорить Очередная попытка использовать “Восход” на лошадях провалилась. Все-таки настаиваю на том, что даже на экспериментальной фазе имплант надо внедрять по изначальной проектной документации, а не по интерпретации вавиловских гигантов мысли. Зайду завтра в лабораторию около 13:00, обсудим. P.S. Можешь заранее заготавливать длинные объяснения относительно этической стороны вопроса, моя позиция осталась неизменной. Для пояснения загляни во вложения к сообщению, там, кажется, все предельно ясно описано”. Отправив сообщение, Харитон устало прикрыл глаза, откинувшись на спинку кресла. Где-то в области затылка нарастала уже знакомая тревожная тяжесть, постепенно складывающаяся в слова “не поймет”. Не поймет, не поймет, не поймет. И что тогда делать? Спать, подсказал внутренний голос. Надо идти спать. Принимать решения на уставшую голову нерационально. Особенно решения, касающиеся высоких материй в целом и эволюции человека как вида в частности. Сил едва хватило на то, чтобы добраться до кровати и опустить голову на подушку. На улице снова собиралась гроза, вместо свежего ветерка из раскрытого окна тянуло влажной духотой, и эта сырость конденсировалась на коже тягучими каплями, превращая простыни в тяжелый удушающий кокон. Когда Харитон потянулся вытереть со лба испарину перед тем, как окончательно уснуть, влага на руке показалась ему непроницаемо черной.