Благие намерения

Чего Харитон не умел никогда в жизни, так это писать речи к официальным мероприятиям. Изведя годичный запас нецензурной лексики, толстую стопку черновиков и минимум литр кофе, он окончательно понял, что сам не справится. По авторитетному мнению Харитона, худшей тратой времени на свете были три вещи: разговоры ни о чем, бесполезные знакомства и торжественные выступления. Грядущее открытие новой экспозиции – пусть даже ВДНХ Предприятия и была его любимым детищем! – обещало соединить в себе все три этих прискорбных занятия, что, безусловно, отнюдь не добавляло вдохновения. Тем не менее, мозгу требовался отдых. За последние три недели было проведено уже больше десятка операций по вживлению "Восхода" добровольцам. Не во всех из них Харитон участвовал непосредственно как оперирующий хирург, но во всех – как наблюдатель, полностью контролирующий процесс. Оказалось, что практическая сторона собственного изобретения выматывает похлеще, чем теоретическая: если до этого он чувствовал себя весьма усталым, то сейчас был полностью выжатым, до последней капли. Приживаемость имплантов по прежнему колебалась в районе пятидесяти процентов. Из десяти подопытных, у пятерых началась реакция отторжения. При этом двое повторили судьбу несчастного Рогова, и их тела точно так же покоились сейчас в криостазе, ожидая своего часа, а еще у троих реакция оказалась куда более любопытной. Их мозг замкнулся на реальности Лимбо, напрочь отказываясь воспринимать любую информацию извне. – Тридцатипроцентный шанс остаться идиотом... – пробормотал Харитон и сам не заметил, как рефлекторно вписал эти слова на очередной чистый лист. Он на несколько секунд завис, осмысливая действие, после чего криво улыбнулся. – Ну да, в целом, с этого можно и начать выступление. Тридцатипроцентный шанс остаться идиотом после часа общения с вами, дорогие гости! Привычка разговаривать с собой вернулась ровно с того момента, когда они с Димой в очередной раз разругались. Как любил шутить сам Захаров, всегда приятно поговорить с умным человеком, но в последнее время эти странные "беседы" стали затягиваться надолго. После давешнего опыта с имплантом, едва не закончившегося катастрофой, одиночество неожиданно стало приносить острый дискомфорт. Краем глаза Харитон то и дело ловил эффект "плывущей" реальности, и осознание того, что это всего-навсего последствия многодневного недосыпа, не могло полностью уничтожить поднимающуюся в голове гаденькую мысль – а вдруг я все еще в Лимбо? Вдруг я тоже стал таким же, как те трое? Вот и сейчас ему на секунду показалось, что за окном сгустилась непроглядно-черная темнота. Харитон потряс головой, чтобы отогнать наваждение. Необходимо было срочно заняться чем-то отвлечённым, и занятие нашлось очень быстро. "Груша" издала мелодичный сигнал входящего сообщения. Сердце отчего-то забилось чаще. В это время суток ему могли писать всего два человека. Либо Морозов, либо... ...письмо оказалось от Морозова. Ну да, не стоило и надеяться, что Дима первым снизойдет до примирения. Харитон знал манеру манипуляций Сеченова, как свои пять пальцев. Молчание могло тянуться множество и множество дней. Но, черт возьми, именно сейчас оно было совершенно некстати. Морщась от неожиданно нахлынувшей непонятной эмоции – что-то вроде глухого раздражения, от которого неприятно тянуло под ложечкой – Харитон открыл письмо. От кого: капитан О.П. Морозов Кому: профессор Х.Р. Захаров Уважаемый профессор, Рекомендую вам просмотреть последние два отчета, отправленные вам два часа назад. Интересует ваше мнение. Если вас интересует моё, я бы настоятельно не рекомендовал вам посещать завтрашнюю выставку. – Капитан, с чего ты вообще взялся давать мне бесплатные советы, – сквозь зубы процедил Харитон, но отчеты все-таки открыл. Содержание писем оказалось презанятным. Стенограмма телефонных звонков некоего члена английского посольства содержала весьма интересные подробности, из которых следовало, что на одного из верхушки Предприятия 3826 будет организовано покушение. Во втором письме содержались на удивление логичные выкладки за авторством Морозова, из которых следовало, что с большей вероятностью это будет именно Харитон. Он сам не имел ни малейшего понятия, с чего вдруг его смерть могла бы потребоваться британской короне, но игра разведок была тонким делом, зачастую принимающим самые неожиданные обороты. Под ложечкой заскребло сильнее. – Давай рассуждать логически. Давай, саркастично-услужливо отозвался внутренний голос. Давай рассуждать, больше тут тебе ничего не остаётся. Вскочив, Харитон заходил по комнате, загибая пальцы. – О моей причастности к проекту "Атомное Сердце" вряд ли кто-то знает. Это раз. Ошибочно. Об этом знает, как минимум, та старая курва, которая перехватывает информацию внутри сети. Если Комитет ей уже и намекнул о том, что она, мягко говоря, зарвалась, то до этого... кто знает, что ей удалось накопать. Если знает она, знают, скорее всего, еще многие. – Разработка "Восхода" прикрыта дезинформацией. Рабочая версия – улучшенный интерфейс для полимерной перчатки. Это два. Вообще к делу не относится. Восход – внутренняя разработка и никак не связана с внешней политикой и сложными международными отношениями. Хреновый из тебя следак, Тоша. – Диму уже пытались убить агенты британской разведки. Черт, а вот это как раз аргумент, – он остановился, озаренный догадкой. – Попытались раз, попытаются еще раз! Шикарный вывод. Послушай себя со стороны. Венец творения и гигант мысли. Что ты будешь делать с этим, без сомнения, сверхценным озарением? Напишешь Диме, чтобы был поосторожнее? Какая забота, Харитон. Особенно феерически выглядит на фоне твоей текущей репутации предателя и карьериста. – Отвянь, – рявкнул Захаров в пространство и резко замолчал, осознав то, как, должно быть, безумно он выглядит со стороны. – А вот, мать вашу, возьму и напишу. Терминал, голосовое управление. – Начинаю, – механическим голосом отозвалась "Груша". – Отправить голосовое сообщение на защищенный адрес. Получатель: "Волшебник". – Озвучьте содержание сообщения. – Дима, буду краток. Завтра на выставке возможен чрезвычайно неприятный инцидент. Рекомендую поставить в личное охранение самого надежного человека, который у тебя есть. Да, ты совершенно точно знаешь, кого я имею в виду. Информация на уровне предположений, но это мои предположения, а я, как ты знаешь, редко ошибаюсь. Отчеты, на основе которых я сделал эти выводы, прикрепляю. Захаров замялся, сомневаясь, стоит ли говорить о потенциальной утечке данных, но решил, что все-таки не стоит. Гораздо выгоднее было бы взять неизвестного "крота" на горячем. В том, что в охранение встанут именно Нечаевы, он не сомневался. В том, что они справятся с поставленной задачей – тоже: Харитон не так давно все-таки добрался до засекреченных досье "Аргентума", и в боевых навыках что самого капитана, что его супруги сомневаться не приходилось. – Конец сообщения. Терминал возвестил об отправке легким хрустальным звоном. Харитон некоторое время гипнотизировал пиктограмму письма неподвижным взглядом, после чего снова вывел на экран программу мероприятий. Чистый лист бумаги, лежащий рядом, всем своим видом намекал на то, что времени до момента "икс" оставалось все меньше и меньше. Потратив еще сорок минут в бесплодных попытках родить из своей головы хоть что-то, складывающееся в приличную речь, Захаров сдался. От кофе начинало тошнить, а глазные яблоки немилосердно саднило от перенапряжения. Сбросив на пол очередной смятый бумажный комок, он выругался и тяжело поднялся из-за стола. Впереди маячили двадцать четыре крайне нервных часа, и перед ними требовался хоть какой-то отдых. *** Церемония открытия Выставки достижений народного хозяйства Предприятия 3826 была событием, безусловно, знаковым, причем не только для Предприятия, но и для самого Харитона. ВДНХ была его любимым детищем, самым грандиозным экспериментом в области прикладной бихевиористики, который он когда-либо планировал. До того, как Захаров занялся прототипом "Восхода", именно выставка занимала все его мысли и служила причиной для бессонных ночей. Идея ВДНХ была крайне сложна в реализации и имела длинную запутанную историю. В лабораторных условиях изучать поведенческую реакцию людей на роботов особенного смысла не было, потому что на них так или иначе влияла среда. Помещенные в условия стерильных, облицованных кафелем боксов, вынужденные давать по две-три подписки о неразглашении, испытуемые находились в состоянии ощутимого стресса еще до начала любых опытов, что делало полученные результаты абсолютно нерелевантными. Сеченов, помнится, тогда очень долго грел голову на тему того, что с этим делать, и на предложенную другом концепцию согласился незамедлительно. Вся Выставка была не просто развлекательным центром – она была гигантским исследовательским комплексом, в котором каждый шаг посетителя фиксировался, документировался и подвергался самому тщательному анализу, причем как со стороны компетентных психологов, так и со стороны "Коллектива 1.0". И сейчас, стоя на полукруглом огромном крыльце, продуваемом ноябрьскими ветрами, Харитон чувствовал нескрываемую, ничем не замутненную гордость. Речь он так и не придумал. В сущности, она оказалась и не нужна – правильные слова сами всплыли откуда-то из глубин сознания. Дофамин, серотонин и прочие составляющие гормонального коктейля сделали свое дело: Захаров был готов вещать настолько вдохновенно, насколько только мог. Он оглядел зрителей. С негромким жужжанием в воздух вновь поднялись "сипухи", транслирующие открытие по телевизионным каналам. Пора было начинать. – Здравствуйте, товарищи! Буду краток. Мы с вами сейчас стоим на пороге двери, которая откроет советскому народу не только путь к новейшим достижениям советской кибернетики и биотехнологии... А ведь это чрезвычайно удачный момент для покушения, пронеслось в голове. Ты стоишь на открытой плошадке, продуваемой всеми ветрами и отменно простреливаемой из снайперской винтовки. Что, если ты ошибся, Харитон? Что, если цель – ты? –... но и к будущему, которое станет общим достоянием для всех нас. Экспозиции комплексов Предприятия, также названные по именам передовых советских учёных, демонстрируют не только те разработки, что уже используются в промышленности и быту на благо нашей Родины, но и новейшие прототипы, которым только предстоит занять свое место подле советских граждан. Слова будто сами отрывались от губ. Харитон говорил на автомате, не особенно беспокоясь о смысле сказанного. Он шарил глазами по толпе, выхватывая взглядом одно лицо за другим. Знакомые и незнакомые лица. Сеченов, с выражением крайнего одобрения едва заметно кивающий в такт речи. Хмурый капитан Нечаев. Ничего не выражающее лицо Морозова. И, – внутри на мгновение свернулся тугой узел, – безмятежная физиономия полковника Ушакова, скрестившего на груди сухие руки. – ...и, таким образом, я беру на себя почетную обязанность открыть двери выставки перед вами, товарищи. Подошедший РАФ-9 протянул ему зажатые в манипуле ножницы. Воцарилась мёртвая тишина. Харитон почти физически чувствовал прикованные к себе взгляды сотен глаз, и ему резко стало неуютно. Внимание облепляло, душило, как плотный кокон. Запоздалое осознание того, что он резко оказался на виду у всей страны, легло на плечи тяжестью, которая едва не оказалась непосильной. Негнущимися пальцами Харитон резко сомкнул ножницы на красной полимерной ленте, преграждающей вход в комплекс. Сначала ему показалось, что что-то взорвалось. Резкое шипение, вспышки и грохот обескуражили настолько, что Захаров едва не отпрыгнул назад, на секунду полностью потеряв ориентацию в пространстве. Но донесшийся секундой спустя звук аплодисментов подсказал – это всего лишь салют. Установки, размещенные по краю крыльца сработали, и теперь весело выпускали в воздух красный дым и сияющие золотые искры. Самое трудное было позади. – Добро пожаловать на ВДНХ, товарищи! Под гул аплодисментов и угасающее шипение салюта он сошел со сцены вниз, в неприметную служебную комнату рядом с основным входом. Снаружи доносилась музыка – на сцене начинались показательные выступления роботизированных ансамблей театра имени Плисецкой. В комнате не было никого, кроме одинокого робота-"Лаборанта", тут же протянувшего Харитону дымящуюся кружку. Изучение содержимого кружки подсказало, что это чай. – Чрезвычайно вовремя, – просипел Захаров, вливая в себя обжигающую жидкость. Десять минут перед публикой вымотали его так же, как иная бессонная ночь работы, а на ногах предстояло оставаться еще долго. И, что самое неприятное, говорить предстояло еще больше. В планах на день было несколько встреч с представителями посольств, среди которых, кстати, было и британское, а также неофициальная часть, заключавшаяся в просмотре представления в театре с последующим банкетом. По-русски говоря – в большой и претенциозно организованной пьянке. Глаза робота неожиданно мигнули, а голова развернулась к Харитону. – Что? – Профессор Захаров, – прогудел робот, – вас просят присоединиться к официальной делегации Предприятия вместе с остальными членами Академии Наук. – Передай, что я присоединюсь, как только все окажутся в здании. Мне нужно передохнуть. – Уполномочен передать, что ваше текущее местоположение нарушает протоколы безопасности мероприятия. Харитон едва не поперхнулся чаем. – Передай тому, кто это передает, что... а, неважно. Судя по затихшей музыке и приближающемуся гулу, в здание начали входить гости. Захаров сделал очередную попытку поправить немилосердно натирающий шею воротничок рубашки, после чего снова обратился к роботу: – ВОВ-А6, открыть канал доступа к "Коллективу". Вход в систему: профессор Харитон Захаров. – Подтверждаю, – механически откликнулся робот. – Задействовать протокол "Елизарова". Начать процедуру А-5 "Аргус". Включить систему периферического наблюдения. – Исполнено, – фраза прозвучала едва ли не с легким металлическим лязгом. – Включить систему распознавания угрожающего поведения. – Исполнено. Дело было сделано. Неизвестный диверсант, если он вообще существовал, не сможет прошмыгнуть мимо вездесущих "ромашек" и роботизированного персонала Выставки, не привлекая к себе ненужного внимания. Вернув робота в штатный режим функционирования, Захаров залпом допил чай и вдавил кнопку открытия дверей.