Крокодилы и миротворцы

21 июня 799 года, Хайнессен — Идите к ней, командир, — генерал Шёнкопф наклонился к Яну и кивнул головой в сторону комнаты на галерее. Мгновение назад очень бледная Джессика с одеялом на плечах проскользнула в ее дверь. За окнами переливались фонарики на деревьях и мигалки полицейских машин. Гости стояли небольшими группками, тихо переговариваясь. Кто-то звонил с наручных коммов. Завтра наверняка поднимется настоящая журналистская буря. Ян обежал взглядом зал внизу, автоматически отыскав белую макушку Юлиана, и только затем растерянно оглянулся на Шёнкопфа. — Лейтенант Гринхилл… — Лейтенант будет в порядке. Я этим займусь. А вы займитесь свои делом, — идите успокойте новоиспеченную главу военного комитета. Она же главный актив всего нашего маленького предприятия, — в этом месте Шёнкопф поиграл бровями и скорчил легкую недовольную гримасу. Он все еще считал все эти игры с политиками лишними и абсолютно ненужными, и время от времени позволял себе напомнить об этом. Впрочем выражение иронии на лице бригадного генерала в следующую секунду сменила уважительная мина. — У мисс Эдвардс настоящее боевое крещение. Не всякий политик дважды начинает вступление в должность с попытки убийства. Кажется, у нее первой из них всех есть шанс мне понравиться. Шёнкопф внезапно плотоядно усмехнулся, и Ян почувствовал, как что-то неприятно дернуло внутри. Космос, нашел время и место, чтобы ревновать! Странно, что это оказалось первой эмоцией, которая пробилась через сковавший изнутри ледяной панцирь, как только он понял, что происходит. Что могло произойти. На краю сознания все еще мерно пищала медицинская аппаратура. Спокойное умиротворенное лицо Джессики с закрытыми глазами в ореоле золотистых волос, казалось, парило на белых, как облака, подушках. — А что до лейтенанта… Вы ни разу не убивали своими руками, глядя в глаза, — Шёнкопф, быстро облизнув губы, понизил голос, — Всегда бывает кто-то первый. Идите к Джессике. Вы ей нужны. «Я втянул ее в это». Ян мотнул головой, прогоняя надоедливый комариный писк из головы, и поспешил обернуться к Дасти Аттенборо. Вице-адмирал в отставке приблизился к ним развинченной походкой, держа руки в карманах щегольского пиджака и стреляя по сторонам глазами из-под русой челки: — Так, я поговорил тут с главным во всем этом бардаке. Старший инспектор Протасевич. Тот еще жук, старый знакомый отца, еще когда тот подвизался в «Листке Хайнессенполиса» по криминалу в районе речных доков. В общем, если без подробностей, как я это проделал, — ай да я! — то Фредерику и всех нас отпускают по домам под подписку. Допросы, беседы — все радости потом, завтра-послезавтра. Сейчас она… Но Вальтер заметил первый и шагнул вперед, отодвигая плечом разговорчивого Дасти. — Вы сейчас едете со мной, Фредерика. Я отвезу вас, куда скажите. Вы, я и этот друг, — Шёнкопф вытащил из-за спины квадратную запечатанную бутыль с виски и внезапно широко улыбнулся. — Стащил из бара. Думаю, жених с невестой не будут возражать. — Благодарю вас, я в порядке, бригадный генерал, — незаметно подошедшая Фредерика вытянулась в струнку перед Шенкопфом как была, в свадебном платье и фате. Деревянный голос и глаза на пол лица, но говорила она твердо. — Как мисс Джессика? — Адмирал сейчас идет к ней, а значит, с ней тоже все будет в порядке. А мы, сестренка, поедем и как следует наберемся. Раз уж приятель нашего вице-адмирала в отставке настолько любезен, что отпускает нас догуливать свадьбу в более спокойной обстановке. Фредерика тоненько нервно хихикнула. Оглянулась на Яна. И подняла на Шёнкопфа лихорадочно блестящие сухие глаза: — Отвезите меня на квартиру отца, бригадный генерал, сэр. У них с матерью была совсем небольшая, на южной окраине. Пустует, с тех пор, как я родилась. Дасти, потоптавшись рядом, вздохнул: — Пойдемте. Я проведу вас через инспектора, его королевскую рать и любопытствующих, которые наверняка заинтересуются великолепным командиром розенриттеров, похищающим невесту флот-адмирала со свадьбы. Ян отвернулся от них и шагнул в сторону двери, за которой скрылась Джессика, с обреченностью, какой никогда не ощущал, поднимаясь на командирский мостик даже перед самой безнадежной битвой под самым бездарным командованием. В голове, казалось, теперь тоненько позвякивали льдинки. Он не мог сейчас думать над тем, что произошло, и кто на самом деле за всем этим стоит. Не хватало информации, а может, просто политического чутья. Замешкавшись, он подхватил с соседнего столика с закусками стакан с водой и вошел в комнату. Видимо, это была библиотека. Книжные шкафы, круглый ковер на полу и несколько отодвинутых к стенам столов и стульев. Джессика неподвижно сидела в темноте на кожаном диване, откинув голову на спинку и прикрыв глаза. Сменяющие друг друга всполохи синих и белых огней за окном ложились на ее лицо причудливой маской. Ян неловко плюхнулся рядом, съехал с неожиданно скользкого сидения и пролил воду из стакана себе на брюки. Джессика медленно повернула к нему голову. На ее лицо легла тень, и только на кончиках волос вспыхивали белые и синие блики. Словно защищаясь, Ян ткнул в ее сторону стаканом. — Вот… Я принес тебе воды. С очень знакомым смешком, напомнившим Фредерику минуту назад, Джессика взяла стакан и заглянула в него. Воды там оставалось на донышке. — Спасибо, Вэньли, — Джессика, задохнувшись, выпила остатки залпом, как крепкий алкоголь, а затем наклонилась и поставила стакан на пол. — Как твоя жена? — В порядке, она с Вальтером… с генералом в отставке Шёнкопфом, я хотел сказать. — Она спасла мне жизнь, — просто сказала Джессика. Длинная пауза повисла в полутемной комнате. — Почему ты сейчас не с ней? Ян беспомощно молчал, совсем смешавшись. Слова в беспорядке толкались в голове и на языке, но он только крепче стискивал зубы. Что ей ответить? «Я там, где хочу быть»? «Где должен быть»? «Где от меня есть какая-то польза»? — Ты совершенно страшный человек, ты знаешь это? — внезапно сказала Джессика с непонятной интонацией. — Иногда я думаю, как всем нам повезло, что ты тогда не присоединился к Гринхиллу. Ян задохнулся от ее слов. Невыносимо захотелось послать все в черную дыру, объяснить про Фредерику, фиктивную свадьбу, Жан-Робера — и признаться наконец. Его трижды проклятый эгоизм. «Оскорбишь память Жана-Робера, и предложишь ей — что? Роль любовницы женатого мужчины под прицелом спецслужб? Чья главная задача на сегодня — красиво подставиться, если все посыплется?» Джессика сидела рядом, и Ян слышал ее глубокое дыхание. Все чувства внезапно обострились. Она была теплой, и от нее неуловимо пахло чем-то цитрусовым, какой-то легкой косметикой или шампунем. Насколько Ян помнил, она никогда не пользовалась духами. Никто из них не предложил включить свет, и в мигающих фонарях полицейских сирен мрак по углам в комнате, казалось, сгущался, становился совершенно непроницаемым. Ян понял, что медленно съезжает в сторону Джессики по скользкой коже продавленного сидения и вцепился в диван внезапно вспотевшими руками. — Ты ведь знал этого коммодора. Он действительно был совершенно сумасшедший? — наконец глубоко вздохнув, Джессика заговорила. Ян почувствовал немалое облегчение. Одним вопросом Джессика разрушила хрупкую неустойчивость момента, вернула ему почву под ногами. — Экзальтированный, амбициозный, не слишком умный. Никто не понимал, почему он тогда выстрелил в командующего Куберсли. Его признали невменяемым. Ты тоже не веришь, что он мог действовать сам? — Он знал, что меня назначают главой Комитета, а это, поверь мне, знал очень узкий круг людей. Даже тебе я сказала только сегодня. Ему или тем, кто за ним стоит, слили эту информацию с самого верха. — Это могли быть имперцы? — Провокация и повод саботировать договор? Не знаю. Возможно. Если так, то мы очень скоро об этом узнаем. По телодвижениям адмирала Ранненкампфа. — Кто бы это ни был, боюсь, это начало лавины. Времени намного меньше, чем мы думали. Мою отставку должны подписать на следующей неделе. Сразу после этого Юлиан улетает отсюда. — Что ты задумал? — Будем делать то, что должно. Из Генштаба прошла информация, что приказ об уничтожении первой крупной партии тяжелых крейсеров в зоне Лесавик уже подписан. Юлиан отвезет Меркатцу приказ остановить это и конфисковать корабли. — Несуществующий приказ от флот-адмирала в отставке несуществующему погибшему флоту. — Да. Джесс, я поговорю с Шёнкопфом. У него есть нужные люди на гражданке. Тебе нужна хорошая охрана. Мы сможем это организовать тихо. Никто не удивится сейчас, после покушения. Ян говорил торопливо, он чувствовал, как истекает их время, как они опять, в который раз, говорят не о том и не так. «Я люблю тебя. Ты боец, и ты ничего не боишься, но я боюсь. Потерять тебя, и того, что это случится по моей вине». Внезапно в темноте случилось какое-то движение, и Ян задохнулся, когда рука Джессики нашла его ладонь и крепко сжала. Ощущения были такие, словно его ударили под дых. Самая лучшая женщина в мире держала его за руку, смотрела на него, и в полумраке ее взгляд, казалось жег, как прожектор: — Вэньли, ты доверяешь мне? Это было продолжение того разговора на танцполе. И еще одного разговора, про который Джессика не знала, и который ему лучше было бы сейчас не вспоминать. 2 сентября 798 года, крепость Изерлон Разбудили Яна голоса. Он облюбовал это кресло в дальнем зале одной из офицерских изерлонских библиотек в том числе и потому, что сюда редко кто заглядывал. Кресло было большим, по настоящему покойным, и стояло в самом дальнем темном углу, повернутое к книжным полкам. Рассчитан монументальный предмет мебели был на рослых и широкоплечих имперских командующих, и мелкий Ян полностью тонул в нем, сворачиваясь с ногами в клубок и уютно устраивая голову в бархатных складках огромной спинки. Он только недавно обнаружил это убежище, и вездесущие Юлиан, адъютант Гринхилл и генерал Шёнкопф пока еще не пронюхали о нем. Ян подавил зевок. Вот и конец уединению. Впрочем, его офицеры, зачем-то забредшие сюда, кажется, так и не заметили уснувшего в дальнем углу командующего. — …он только выглядит скромником, — раздался такой знакомый смех Дасти Аттенборо. — Ян всегда знал себе цену. Все эти прятки от прессы и публики начались не сразу. Как несостоявшийся журналист-неудачник скажу: сначала-то его выставляли вперед под софиты, чтобы прикрыть его героическими эскападами проебы командования. Не думай, он отлично понимал свою роль армейского золотого мальчика-одуванчика, хоть и терпел с трудом. А когда смог посылать всех пиарщиков лесом — поздно было, уже стал знаменем и надеждой. И знаешь, что он сказал мне однажды? Мы тогда здорово набрались, и не хмурься, Юлиан, был повод… В общем, я запомнил, — «харизма спасителя убирает нацию из истории», вот так. А потом еще долго тер про какую-то древнюю идеологию, каких-то то ли пушистов, то ли фушистов, которые как раз провозглашали культы личности и приходы спасителя во главе нации. И про милашку Руди Гольденбаума, но я уже был в дрова и не очень запомнил. — Вице-адмирал так длинно пытается сказать, что твое назначение атташе на Феззан смердит политикой, — Ян очень удивился, услышав голос капитана Багдаша. Он даже не осознал, когда в его компании старших офицеров бывший перебежчик стал настолько своим. — Помни, что я говорил тебе про информацию. И еще. Доверие, парень, — это самое страшное оружие в мире. Бьет наповал любого, спроси хоть у генерала Шёнкопфа, вы же с ним приятели. Просто мало у кого настолько стальные яйца, чтобы им пользоваться. Догадываешься, почему? — Потому что цена ошибки … неподъемна. Если ошибешься… — Ян услышал серьезный голос своего приемного сына. — Цена ошибки, да? Хорошо излагаешь, Юлиан. — Верно, лейтенант. Вот поэтому я и иду за ним. Наш командующий — самый рисковый парень из всех, что я знаю. Ставит на зеро и вечно срывает банк. И пока ни разу не ошибся. Я вот думаю — может, на этой сдаче с рулетки шарик у него с магнитом, а? Все трое замолчали. Ян замер в кресле — вылезать было поздно и неудобно. Он хорошо представлял вечную ухмылку Багдаша, и как Юлиан раздраженно хмурится ей навстречу. Однако когда капитан заговорил снова, голос его звучал серьезно и без тени развязности. — И иногда думаю: он тогда знал, что через пять секунд ты будешь стоять у меня за спиной с пистолетом и держать на мушке? Или только надеялся? Знаешь, этого времени бы мне хватило, чтобы десять раз убить Яна из его собственного пистолета. — А мне показалось, что вы бы не стали стрелять, понимая, что сразу после отправитесь к отцам-основателям, — запальчиво ответил Юлиан. Ян тихо улыбнулся про себя. Капитан Багдаш у многих вызывал ощущение поднятой на загривке шерсти. — Понимаю тебя, парень. Я бы сам на твоем месте думал так же. И не стал бы рисковать. Вот поэтому мы и на своих местах, а адмирал Ян — он на своем. 21 июня 799 года, Хайнессен Они всегда слишком полагались на него. Слишком верили. Шёнкопф, Юлиан, адмирал Меркатц, те парни-радисты на мостике… Каждый солдат и офицер Тринадцатого флота и Изерлона думал, что он вернется домой, пока адмирал Ян говорит им, что делать. Они не доверяли армии, они не доверяли политикам, они не доверяли гражданским на планетах, — они доверяли ему. Вальтер так вообще постоянно твердил об этом. Доверие не тем людям почти погубило Альянс. Отсутствие доверия погубит его наверняка. И он ничем не лучше. Он не верит никому, кроме своих людей и женщины, сидящей сейчас рядом и держащей его за руку. — Это неправильно, — вырвалось у него. Рука Джессики дернулась, высвобождаясь, но он не дал, повернувшись и ухватившись за нее, как тонущий цепляется за ветки кустарника на берегу. — Это неправильно, что я верю только тебе. И в тебя. Но это то, что у нас есть. Прости. Она прерывисто вздохнула в темноте. — Мы не можем здесь долго задерживаться, будет выглядеть подозрительно. И нам нельзя видеться. Я подумаю насчет охраны, буду осторожна. И я знаю, что должна делать. Прикрывать твоего Кассельна, Мюраи и остальных от Рокуэлла, присматривать за Бьюкоком. Я помню, как он важен. Но если ситуация взорвется, если Лоэнграмм разорвет договор, возглавить армию должен будешь ты. В этот момент, не удержавшись на предательском кожаном сидении, Ян все-таки соскользнул по дивану к Джессике. Почувствовал, что она мелко дрожит. Когда их бедра соприкоснулись, не удержался — бездумно протянул руку и обнял ее. Светлые волосы защекотали шею, — Джессика положила голову ему на плечо. Они сидели рядом в темноте, тесно прижавшись друг к другу, переплетя пальцы рук, и молчали.