В доме мертвеца юная Боне заняла роль призрака, сбрендившего алхимика, о котором поползли неизбывные слухи:
«Эй, это та одержимая, что распугала всех хохотом на похоронах?»
***
Протяжно заскулили плохо смазанные дверные петли. Марция вздрогнула: она ненавидела этот звук. Франц умер полгода назад, и с тех пор его дом, будто почувствовав гибель хозяина, начал трещать по швам и ломаться. Сил постоянно исправлять повреждения не находилось. Ещё и нужный ключ затерялся в связке. Провозившись с полминуты, Марция наконец закрыла дверь аптеки и пообещала себе купить масло для петель. С неба накрапывал дождь. Он ручейками скатывался по косым крышам и звенел трелью, опадая на мокрую дорожную кладку. Осенний вечер радовал свежим воздухом. А Энгель — тем, что пригласил на поэтический вечер. Он обещал рассказать дивную интересность о недавно обвалившейся в окрестностях шахте. Марция редко виделась с братом с момента переезда в аптеку, и теперь, после трагедии, наслаждалась их первыми шагами к восстановлению прежнего общения. Нет, она и и раньше, конечно, приходила на поэтические вечера… Слушала стихи, восторгалась каждым, но обожала больше прочих именно энгелевские. Вечер обещал быть хорошим. Спрятать бы только буйный уголь волос под капюшон, не то снова их потом не расчешешь. И не светить болезненно тусклой кожей, глазами, полными чёрных чертей. Небось снова полгорода спрячется по домам… Ах, если бы так. До встречи с Энгелем предстояло заглянуть в «Чистую Кровь», поставить уйму очередных подписей. Марция надеялась, что это не займёт много времени. — Почему никто из вас ещё не заполнил бланк 17-а, как я просил? Голос Стима Горруса она узнала бы из всех и его же услышала первым, только зайдя на порог «Чистой Крови». Высокоуважаемый канцеляр гильдии диво как любил раздавать указания, хмурить не только свои чётко очерченные брови, но и фигурные усы. А ещё — донимать всех педантизмом. Марция была убеждена, что именно поэтому Стим уже давно развёлся. — Герр, мне как раз и позвольте скорее заполнить все бланки. Очень спешу. — Эрра Боне… — Стим не умел скрывать неприязнь. Он пригладил свои и без того зализанные смоляные волосы, поправил лиловый жилет и жестом руки пригласил Марцию в кабинет. На столе перед ней нарисовалась толстая кипа листов. Слишком толстая, чтобы справиться за десять минут. Стим уронил на стопку перьевую ручку, а сам уселся напротив. Стало быть, специально, чтобы парить над душой. Марция хмуро взялась за работу. Она намеренно не смотрела на этого напыщенного индюка, иначе бы не удержалась и обсмеяла дурацкие завитки на его жилете. Хохот же осточертел, от него всё болело, и душа особенно. Но внимание неморгавших глаз не отпускало, и спустя минуты терпеть его на себе показалось невозможным. Марция выпалила: — Герр Горрус, у вас есть ко мне какие-то вопросы? — Что вы, что вы. Я лишь жду, когда вы покончите с бланками, и тогда расскажу один секрет. Пальцы Марции до побеления сжались на ручке, и она подняла пронзительный взгляд на канцеляра. — Говорите сейчас. Сказала же, спешу. Стим надменно развёл руками, мол, куда спешить с таким количеством бумаг, и промолчал. На двадцатом заполненном бланке пронзительно заныло запястье. Марция обречённо вздохнула и принялась его разминать. Стим всё не затыкался: — Вы уже внесли ежемесячную плату, чтобы сохранить членство в гильдии? — Герр Горрус, я ведь всегда вношу. — Не скажите. В первый же месяц работы в качестве алхимика вы, стало быть, забыли про неё. Марция силой воли спрятала испепеляющий взгляд. Будь её воля, схватила бы этого павлина за шкирку и припечатала лицом в стол, напомнив, что в первый месяц она с ума сходила от горя и задыхалась в смехотворном рыдании каждую ночь прямо на полу аптеки, пока не переехала жить к отцу в попытках исцелить сердце. Да, она забыла внести плату. Один-единственный раз. — Да, и вы напомнили. Заставили меня подписать примерно две таких стопки, а ещё чуть не выкинули из гильдии на смех дварфам, — Марция улыбнулась, любезно и ядовито. — Как же после такого я могу забыть заплатить эти жалкие пять золотых? Примерно в таком духе минул час, не меньше. Стим Горрус бросал едкие замечания, которые ему прощались по статусу, а Марция терпела. До поры до времени. Последнюю каплю в её сосуд смирения было грешно не уронить. — Я искренне сочувствую вашей потере, эрра Боне. Вижу, вы по-прежнему плохо её переносите, и оттого такая нервная. Мы все, уверяю вас. Ничего этот урод не сочувствовал. Марция выпрямилась, будто поперёк спины ударили тонким прутом, и стиснула зубы. Вместо злобы пришёл смех. Да такой — не остановишь. Слишком уж уморительно выглядело подбитое стёклышко в очках этой канцелярской крысы. — Герр… Герр Горрус, умоляю, — Марция замахала рукой, будто веером. Она бы и рада была умерить пыл, но хохот не спрашивал. К лицу прилил румянец, а само оно упало в ладони, как пристало падать, когда становилось очень уж потешно. Непроницательный человек точно воспринял бы содрогание Марции за рыдание, но в гильдии привыкли. Особенно привык Стим Горрус. — Нет, это я вас умоляю, эрра Боне, держите себя в руках, — он протянул через стол бумажный платок. Марция выдернула его, вытирая влагу у глаз. Мимо кабинета кто-то шмыгнул, на секунду в любопытстве задержавшись у двери. Смех и дальше рвался наружу, зовя за собой раздражённые слёзы. Благо, с бланками Марция покончила. Она поднялась из-за стола и небрежно отбросила ручку. — С вами приятно иметь дело, — изрёк Стим. — Но я собирался рассказать секрет, вы не забыли? Прошу, зайдите к Айвахе Эшене. Она новая правая рука главы гильдии и ждёт лично вас. Марция остановилась в дверях. Карманные часы оповещали — на поэтический вечер она уже опаздывала. Задержавшись ещё сильнее, вовсе явится ко второй трети, если не к половине. Но членство в гильдии обязывало подчиняться. Айваху Эшену никогда прежде не приходилось видеть в живую. До Марции лишь доходили слухи о лучшей танцовщице вальса на всём юге Гелториона, занявшей место правой руки главы «Чистой Крови». Но сплетни и на секунду не передавали сияния, источаемого Эшеной наяву. Как только Марция постучалась в кабинет, услышала приглашение войти и воспользовалась им, на неё воззрились лукавые бледно-зелёные глаза. Кое-что забавное сразу бросилось во внимание: Эшена не источала усталости ни жестом, ни словом, хотя часами корпела над поставками лекарств и инвентаризацией складов. Для такого, заключила Марция, были необходимы титаническое терпение и незаурядный ум. Белые воланы платья Айвахи слепили. И смешили. Они напоминали мыльные пузыри. А посеребренные корсетные нити на груди — шнурки от ботинков. От взгляда Эшены не ушли страстные попытки Марции уберечь саму себя от лишних комментариев. — Эрра Боне, мы с вами ещё даже не представились друг другу, а я уже вас насмешила? — спросила она. Марция отрицательно замычала и протянула дрожащую ладонь в знак приветствия. — Нет, нет. Я просто пытаюсь представить, какой объём лака требуется, чтобы уложить такое количество кудрей. Во сколько вы просыпаетесь, эрра Айваха? Эшена одеревенела. Она была предупреждена о странности гильдейского алхимика, но подобной фамильярности с порога уж точно не ждала. Тем не менее, привстала и ответила на жест. Рукопожатие вышло деликатным. — Я знаю себе цену, эрра Боне. А цена моя такова, что стоит любого времени. Я слышала, вы спешите? — Опаздываю на поэтический вечер. — В таком случае, — Эшена удивлённо, но одобрительно кивнула. — Не смею вас задерживать. Она достала из письменного стола пергаментный лист, и Марция почти ринулась в бой, готовая поставить ещё миллион подписей. Но требовалась только одна. На бумаге красовался договор о соглашении с новыми требованиями гильдии. Эшена погладила кончиком ногтя краешек листа и объяснила: — Как вы знаете, Гелторион на пороге великих открытий. Повсеместно благодаря кропотливой работе учёных и гильдейцев выходят в свет причудливые изобретения, большие и маленькие вестники прогресса. — Гелторион скоро лопнет от их количества. — Этого мало. Нужно больше. — Куда больше? — Марция вздёрнула бровь, взглянув на договор. Увиденное бросило тень скепсиса на её лицо. — Погодите, дайте-ка вслух прочесть. «Отныне каждый сотрудник гильдии обязуется в течение двух месяцев предоставить государству изобретение, которое должно быть одобрено комиссией. В противном случае он лишается членства». — Именно так, — Эшена сохраняла решительное спокойствие. — Гильдия даёт вам несомненно многое, эрра Боне. Выдающемуся ремесленнику ничего не стоит предоставить суду достойную новинку, для Гелториона же и минимальный вклад бесценен. Но если наш гильдеец не способен продемонстрировать гибкость ума и современный подход, его польза для «Чистой Крови» встаёт под вопрос. — А кто находится в комиссии? — Марция с вызовом вздёрнула подбородок и рухнула на бархатное кресло. Эшена сощурилась. — Я, например. Она одержала паузу. Враждебный взгляд напротив явно просил о большем. — Сам глава гильдии. И, вы понимаете, другие выдающиеся люди нашего государства. — Другие выдающиеся люди нашего государства… — Марция передразнила. — Хотите сказать, они субъективно рассудят, полезна ли Гелториону целебная щётка для головы, и в случае, если никто не найдёт её привлекательной, бедолага-изобретатель распрощается с местом в гильдии? Марция злилась. Она не питала неприязни по отношению к Эшене, но исторгала своё горе вместе с ядом, как кобра — это был единственный способ окончательно не сгореть. Даже милая и приветливая на первый взгляд женщина смотрела на Марцию, как на немощную, умалишённую, с толикой еле скрываемого снисхождения. Айваха терпеливо выдохнула и вытянула руки, приглашая коснуться их. Торжественный наряд заскрипел вслед её движению. — Эрра Боне, я понимаю, как вам тяжело. Не всякому из нас приходится взять на себя всю ответственность после смерти дорогого человека. Но минуло полгода, и всё это время гильдия смотрела сквозь пальцы на ваше… м-м… особое положение. Пора возвращаться в строй. Марция не протянула ладонь Эшене, но та коснулась её сама. — Будьте уверены, каждый член комиссии сохранит максимальную объективность при оценке открытий. Я больше скажу, это простая формальность. Нам важно видеть стремление гильдейцев, в нём вся соль. Хитрая улыбка Эшены насторожила Марцию. Или она совсем уже с ума сходила? Судорожный выдох. Сбежавшее с тонких губ хихиканье. Свободная рука всё-таки потянулась к перу и поставила подпись. — Вы и сами понимаете, эрра Айваха, — мрачно заключила Марция. — Давление на учёных повлечёт за собой лишь то, что качество обрушится в угоду скорости. Но это, признаться, даже забавно. Только не новый припадок, нет. Помогло задрать голову, сосредоточиться на переливах хрусталиков люстры. Эшена с сочувствием смотрела на Марцию, сострадательно, но скорее как к некогда бойцовскому псу, списанному в дворняги. Оставаться рядом больше не хотелось. — Я предоставлю вам достойное изобретение. На этих словах, увидев удовлетворённый кивок Айвахи, Марция ушла. «Чистую кровь» и заброшенную баню «Юные сердца», где тайно собирались поэты, отделяло пятнадцать минут ходьбы. Досада засосала в груди, стоило Марции увидеть вместо блекло-зелёных оттенков вечернего неба опустившийся на Шторв тёмный изумруд. Энгель наверняка расстроится опозданию, если ещё не сделал этого. Набросив капюшон, Марция поспешила бегом. На город обрушился особенно ревностный ливень. Стоило скорее укрыться, пока излишне дотошный офицер не спустился на острокрыле, чтобы спросить, почему в позднее время алхимик бродил один. Плескалась вода в лужах. Работники предприятий, задержавшиеся допоздна, прятались под зонтами и бежали домой. В узких окнах трёхэтажных зданий переливался румяный свет масляных ламп. Марция всё любила в Шторве, абсолютно всё. Но пасмурность с удовольствием променяла бы на ласковый свет. Запрыгнув на крыльцо бани, она постучала. Дверь, за которой тут же послышался гомон, отворилась. На пороге стояла Лоре, шебутная скрипачка, милая подруга Энгеля. Она удивлённо выкатила глаза и поспешила затащить Марцию внутрь. — Мы уже думали, ты не придёшь! Энгель с тобой? — Нет, откуда? — Как откуда, с кем же ещё ему прийти? — Лоре стащила с плеч Марции накидку и повесила на крючок у стены. Тепло помещения тотчас объяло плечи, ароматы сладкой выпечки разбередили аппетит. Из-за стены показался Томас. Все ласково звали его Юным Трусишкой — из-за постоянных попаданий в драки и проигрышей в них. После одной такой на округлом лице парня остался большущий диагональный шрам от удара ножом. Томасу повезло, что он выжил и даже сохранил глаза. — Марция! — он и Лоре оставались почти единственными, кто не шарахался семьи Боне. Может, иногда они и выражали опаску, но не раздражали. — Тебе повезло, мы ещё не успели съесть всё вкусное. — Удивительно, обычно ты сметаешь всё со стола ещё до начала вечера, — Марция прошла банное помещение. На скамьях стояла скрипка Лоре, лежали тарелки с пирожными, разбросанные листы. Со стихами, наверное. — Так мы Энгеля ждали, — недовольно сообщила Лоре, растрепав обеими руками рыжий ворох своих волос. Она взялась за инструмент и вскинула шейку скрипки на плечо. — Этот паскудник не впервые организовывает вечер и опаздывает. Сначала он перенёс начало и велел нам предупредить тебя, но ты не открывала дверь. Пришли сюда по новой договорённости и всё равно уже минут двадцать без дела шатаемся. Где носит твоего безобразника? Марция присела на скамью, вдыхая приятный воздух разогретого помещения, и задумалась. Зачем Энгель перенёс начало? Ещё и в последний момент. Судя по тому, что Лоре и Томас не достучались в аптеку, Марция как раз её только покинула. Более того, когда дело касалось сестры, Энгель никогда не опаздывал. Наоборот, начинал собираться за несколько часов до мероприятия и у остальных требовал того же. Ещё утром он источал завидную любвеобильность, наведался в аптеку, подарил Марции букет роз и, поцеловав в плечо, велел ни при каких обстоятельствах не задерживаться. Может, решил встретить прямо у гильдии? Так и нашёл бы в гильдии. Но в «Чистой Крови» никто не сказал Марции о вторжении Энгеля. — Наверное, он какой-то сюрприз готовит, — предположила она. — Лоре, сыграй пока что-нибудь весёлое. — М-м, я не умею играть весёлое. Давайте просто начнём без Энгеля, будет знать, как опаздывать. — Так на Энгеле вся программа держалась! — возмутился Томас. — Но, в целом, я могу пока прочесть вам что-нибудь из своих новинок… Минут через десять мягкое смятение Марции переросло в странную тревогу. Изумруд за окнами окончательно слился с чернотой, улицы осветили редкие фонари, воцарилась традиционная для ночного Шторва тишина, мёртвая и гнетущая. Никто не собирался вторгаться в «Юные сердца», не слышались даже возможные шаги запыхавшегося и опоздавшего Энгеля. Лоре сыграла несколько мелодий, Томас прочёл любимый из новых стихов. Марция, как умела, похвалила и покритиковала. Наступило неизбежное молчание. — Вы дом-то вообще изучали? Может, Энгель был здесь, — не выдержав, Марция направилась в прихожую. — Ко всему прочему, он не говорил, зачем вас позвал? Лоре двинулась следом: — Нет, не говорил. Его камзол тут висит, только это обычное дело. Зыбкая настороженность разлилась в жилах Марции странным внутренним кличем. Она и прежде испытывала этот зов; зов крови, которого отец велел не слушаться. Отто говорил: чем больше свободы ты даёшь потаённой искре, тем скорее она тебя поглотит, тем быстрее превратит в нечто бесчеловечное. И сейчас искра влекла куда-то, шептала, обещала помощь. Ещё в детстве Марция открыла в себе расположенность к чародейству. Ей удавалось управлять пляшущими огоньками, творить небольшие иллюзии, улавливать магию и влиять на поведение людей. Марция старалась следовать наказам Отто так же чётко, как им следовал Энгель, скрывать способности от властей, но проигрывала любопытству. Веря, что осторожная практика плохого не принесёт, в тайне развлекалась со своими талантами. Теперь эти таланты откликнулись загадочным шёпотом в ушах. Слова не различались, больше напоминали шорохи. — А в уборной бывали? — спросила Марция, перешагивая через груду коробок из-под мусора. Ох уж эти лишённые педантизма поэты… — Ты знаешь, мне проще на улицу сходить по зову природному, чем в то жуткое место, — поёжился Томас. — Мне сегодня тоже как-то не пришлось, — пожала плечами Лоре. Марция отворила старую дверь, брезгливо поморщившись. Недавно её чистили, и вот, снова поросла паутиной. В уборную проникал тусклый свет фонарей с улицы. Внутри было немо, пусто, вдобавок пахло зловонием. — Посмотрите пока, что в карманах энгелевского камзола! — приказала Марция. Она оглядела бесцветное помещение и собралась уходить, но порыв ветра ударил в старую оконную раму. Она зловеще задребезжала и приоткрылась. Марция поёжилась. Осенние ночи всегда казались ей недобрыми, но теперь ещё и жуткое предчувствие душило. Окно не было закрыто полностью, хотя раньше его не отворяли за ненадобностью. Почему же сейчас раму носило туда-сюда? — Лоре! Томас, — Марция позвала шёпотом, но никто не услышал. Она выглянула из окна. Ни души. Ни зверька. Ни одинокого офицера, который следил бы за округой. Гнетущее облако сырой тишины, оно проникало в ноздри и кололо лёгкие. Марция нависла над внешним подоконником и заглянула под него. Из горла чуть не вырвался перепуганный вскрик. Лужица ещё не успевшей засохнуть крови растекалась по каменной кладке и ручейком поднималась по стене около окна. Рядом одиноко лежал болт, судя по всему, отскочивший от здания бани. — Проклятье… — чуть не удавившись ужасом, Марция заставила себя отдышаться. Подкатил нервный смех. От него отвлекли Лоре и Томас, шумно пробившиеся через груду коробок. — Марция, нашла что-нибудь? — Тише! Замолчите! — она зашипела и отодвинулась, чтобы дать увидеть. Томас мгновенно побледнел, Лоре оторопела и испуганно прошептала: — Ой, мамочки. Ни они, ни Марция ни с чем подобным никогда не сталкивались. Даже свидетелями лёгких преступлений вроде воровства не становились, не видели и трупы бездомных на улицах, как порой бывало в Астре. Всё пресекалось и тщательно скрывалось Чёрным Крылом до того, как попадалось на глаза любопытным гражданам. Марция, подобрав полы платья, перелезла через окно. — Ты куда? — всполошился Томас. — Залезай обратно, нужно закрыться изнутри и кого-нибудь позвать! Лоре дёрнула его за рукав и потянула к себе, отходя как можно дальше. Марция, игнорируя любые предостережения, подняла с земли болт. На наконечнике осталась густая туманно-зеленоватая жижа, одиночными каплями застывшая на носике. — Что ты делаешь? — подала голос Лоре. — На болте яд. Наверное, — откликнулась Марция, рукой нырнув в поясную сумку за алхимическим набором, который всегда и без исключения носила с собой. Когда первая помощь понадобится, когда что. Она выудила тонкую палочку, зачерпнула ею пару капель и спрятала образец в прозрачной овальной колбе. — Потом изучу и узнаю точно. В ноздри, не спрашивая разрешения, ударил пряный запах. Удивительно острый, влекущий, он манил, как оазис в пустыне манил жаждущего. Марция опустила помутневший взгляд на кровь. Сердце забилось истошно, в груди сдавило. Она присела на колено, всматриваясь в густой багрянец, отчего-то почудившийся знакомым, родным. Голоса в голове зашептались громче. О чём-то неведомом, всё ещё неясном. — Томас прав. Марция, давай сбегаем в ближайшее Чёрное Гнездо, вдруг там твой отец. Или подождём до утра, — Лоре тоже начинала паниковать. Но в куда больший ужас её ввергло дальнейшее. Повинуясь странному, доселе невиданному влечению, Марция опустила в пятно крови два пальца, целиком их измазала и облизала. — Ты что творишь?! — изумлённые вскрики раздались и тут же погасли. Рассудок забурлил, как кипящий суп. По рецепторам мгновенно ударили ощущения, поначалу сладкие, томные. Похожим образом подсевшие на фамацию наркоманы описывали пик наслаждения. Затем в глазах полопались капилляры. Во рту зажгло. Десятки запахов затеплились в ноздрях, смешиваясь в безобразный и пресный один. На языке проявился вкус свежей человеческой плоти. Никогда Марция его не знала, но сейчас ни на толику не засомневалась — плоть, ничто иное. — Энгель… — залепетала она, схватившись за голову. — Это кровь Энгеля. Она была уверена. Благодаря шёпоту подсознания, благодаря багрянцу, пропитавшему десна. От лужицы крови на земле отделился дымок и полупрозрачными ручейками потёк по воздуху вдаль. Запах. Марцию вёл запах. — Вы тоже это видите? Чувствуете? Запах от крови. — М-марция… — слёзно пробормотала Лоре. — Томас, что с её глазами? Марция ошеломлённо пошатнулась. — Так видите или нет? — Мы ничего не видим! Только твои глаза, они ужасны. Нервы накалились до предела, и всё, что осталось, это сунуть руку в сумку и выудить зеркало. Даже в темноте ночи было видно, как прежде чёрные глаза Марции сплошь налились кровью, будто её колотили по лицу несколько часов подряд. Зрачок исчез, оставив на прощание розовое ничто. Радужка смешалась с алым белком. — Да и какая разница, плевать на эту чертовщину! — Марция рассвирепела. — Энгель попал в беду! Скорее всего попал в беду! Идём по следу или зовём помощь, выбирайте уже! — Ты выглядишь, как монстр, Марция, ты на себя не похожа, — они не слышали её, не желали слышать. Только показывали пальцем, испуганно сжимались в подсобке и косились в сторону окна, будто желая захлопнуть его у Марции перед носом. Не обвинишь ведь. Куда нежным поэту и музыкантке, всю жизнь проведшим в чистеньком Гелторионе, иметь стальные нервы… Не их брат пропал, перед этим залив кровью пустынную улицу. Марция закричала, обиженная и испуганная: — Вы что, не понимаете? Энгель может оказаться мёртв! Возможно, мой брат уже где-нибудь скончался от потери крови, и его труп лежит, остывает! Мёртв. Скончался. Лежит. Остывает. Дивно смешные слова. Марция подавилась криком и расхохоталась. Из багряных глаз хлынули такого же цвета слёзы. Сил остановить истерику попросту не нашлось, ноги подкосились и велели коленям упасть в алую лужу. — Подумать только! — задыхалась Марция. — Энгель, и мёртв… Какая бесславная смерть для поэта! Узнай он, подавился бы. Это вам не стихи горланить и не хиханьки-хаханьк… — Марция, заткнись! Ты вопишь на всю улицу! — Томас обрёл второе дыхание и вспылил. — Замолчи! Боги мои, Лоре, закрывай окно. — Мы не можем оставить её на улице, Томас… — Закрывай! — Ладно, сейчас… Окно хлопнуло так громко, что Марцию тряхнуло. По её правому плечу пополз липкий, дёргающий жар. Он растёкся по всей спине, пульсируя, отрезвляя, поднимая обратно на ноги. Только тогда стало ясно: прогрохотала не оконная рама, прогрохотал выстрел. Плечо разрывал застрявший в нём свинец. Из темноты переулка выскользнула чёрная фигура с дымящимся пистолем в руке. Ужас, какого никогда прежде в сердце Марции не билось, заставил её судорожно заозираться в попытках отыскать путь отхода. Палач понял, что не убил, и рванул вперёд. Тогда опьяняющий адреналин буквально вырвал с губ чародейки слова: — Marata ash'sahai. За мгновение до следующего выстрела Марция растворилась в воздухе. Портал выбросил её всего в нескольких домах от места происшествия. Никогда раньше не приходилось вот так телепортироваться. Только в детстве, балуясь, Марция перемещалась с помощью магии из комнаты в комнату. Иногда она учила колдовские формулы из книг о волшебных плетениях, которые доставал Энгель вместе с другой запрещённой литературой. До поры до времени, пока он не осознал, что давать в руки сестры такие пособия было равносильно нарушению самого строгого наказа отца. Марция жутко обиделась и бросила любые попытки практиковаться. Теперь давнее умение, возможно, спасло ей жизнь, хотя портал прогрохотал на половину округи и наверняка привлёк внимание офицеров. Впрочем, тем лучше. Не было времени вспоминать советы отца и пресекать горевший в жилах зов, он вёл к Энгелю, потому Марция не сопротивлялась. Она притаилась, прильнула спиной к зданию позади и испустила надломленный рык. Боль, вызванная пулей, паутиной распространялась по всей правой части тела и заливала магмой. Кровь стекала уже по боку, но меньше, чем следовало ожидать. В месте выстрела странно пекло. Марция выглянула из-за угла. По улицам бродили незнакомцы, чужие, без острокрылов и не в офицерских одеждах. Вряд ли попадаться им на глаза было хорошей идеей. К счастью, мучения физические заглушали мучения душевные. Такие как страх за жизнь брата, мысль о том, что город, некогда безопасный и стерильный, превратился в осиное гнездо, обида на предавших друзей. Хотя Томас и Лоре друзьями-то настоящими никогда не являлись вовсе… Только адреналин, только загадочное нечто, пробуждённое в крови, дали силы двигаться дальше. Возможно, они же и помогли перенестись минутой ранее. Марция ринулась в кипарисовый сад. С каждым шагом всё сильнее подкашивались ноги, обещая неминуемую казнь обездвиживанием. Чужаки, облачённые в треугольные шляпы и дорогие камзолы, шныряли вокруг в рьяных поисках кого-то. Чёрная листва приняла, помогла слиться с собой, когда мимо прошагали две вооружённые фигуры. Кем они являлись и чего желали, Марция не имела представления. Что натворил Энгель? Натворил ли или просто попался под горячую руку? Когда очередная тень прошла совсем близко, Марция засвистела, набрасывая звуковую иллюзию на пышный куст вдалеке. Убийца обманулся, поспешил прочь по ложному следу. Она же поспешила по запаху Энгеля, борясь с судорогой в плече и иногда придерживаясь за полусогнутые колени. С каждым шагом сильнее ныл затылок и двоилось в глазах. Охватившая лихорадка уронила бы Марцию куда раньше, не держи на ногах мысль: если не попытаться найти брата, все оды о любви к семье обернутся ложью, мерзостью, прахом. Франц погиб из-за неудачливости его ученицы, больше она не позволит умереть близкому и любимому. Алый ручеёк запаха вёл, из минуты в минуту, и привёл к одинокой карете, брошенной на тракте. Марция бессильно навалилась на дверцу, отворила её, но никого не нашла. Лишь потом, сокрушённо уронив голову, увидела тонкую струйку крови, вытянувшуюся из-под кареты. Она напоминала ужа. — Энгель… Энгель! — Марция не слышала собственного голоса. Она уже едва понимала, что делала: рухнула на колени, забралась под карету и увидела его, бледного как смерть, дрожавшего, с раной на окровавленном боку. Белоснежная рубашка Энгеля была наполовину алой и измазанной в слякоти. — Сестрёнка… Обыкновенно встрёпанный кудряшка с пружинистой походкой и манерами элегантного шутника напоминал восставший труп. Объёмные кудри бессильно опали на нежный лоб, худощавое тело еле справлялось, пальцы слепо шарили по земле. Энгель уставился невесёлым смолистым взглядом прямо в алую бездну марциевских глаз. Он не ужаснулся, не хватило сил, только попытался поднять руки и завлечь в объятие. — Я думал, н-никогда меня не найдёшь… На последнем издыхании Марция схватила Энгеля в охапку, вытащила из-под кареты и втолкнула внутрь, марая их общей кровью сиденья. Она закрыла дверцы и завесила окна, наколдовала светящийся шарик, чтобы видеть в темноте. Высыпала из сумки все медицинские принадлежности. — Н-на тебе лица нет… — лепетал Энгель, пытаясь её коснуться. — Умх… В меня метнули кинжал, он… по кас-с-сательной, сука, прошёл. Противоядие есть? Чувствую, отравленный швырнули… — Откуда у меня ему быть? — Марция нервно хихикнула. — Я об отравленных мертвецов раньше на дороге не спотыкалась. Она задрала братскую рубашку и бездумно уставилась на рваную рану, распоровшую его бок. Большой она не была, но неприятной — однозначно. Раз Энгелю удалось с такой дожить до появления Марции, значит, его организм хранил больше выносливости, чем казалось сначала. И, возможно, не без причины. — Почему у бани болт лежал, если в тебя кинжал метнули? — Заткнись, Дарк, не сейчас! — вдруг спесиво сплюнул Энгель, смотря в пустоту. — Марция знает, что делает! Снова этот проклятущий воображаемый друг. Обычно Марция злилась на него, ревновала до белой горячки, ведь Энгель напрочь переставал её слушать во время бесед с Дарком. Но сил на обиду не оставалось, и она методично, смаргивая с воспалённых глаз слёзы, обрабатывала и зашивала рану. — Энгель, ответь мне, дварфов ради! — Болт? А… От болта я увернулся, от кинжала нет. — М-м. Кинжал я просто не нашла, значит. Руки бестолково дрожали, и Энгель на пару секунд обнял их своими в попытке успокоить. Марция же радовалась, что успела вовремя: может, через пару минут под каретой лежал бы бездыханный труп, истёкший соками жизни и съеденный отравой. — И как ты мне всё это объяснишь? — Не злись, сестрёнка. Всё объясню, — увы, яд продолжал действовать на глазах, и речь Энгеля резко потеряла чёткость, слившись в какофонию сложно различимых звуков. Марция еле расслышала последнее: — Неподалёку от «Юных Сердец»… Я бежал, чтобы… Чтобы увести подальше. До того, как ты прид… Дверь кареты с грохотом распахнулась. Сердце ухнуло в пятки, напомнив, что снаружи по-прежнему сновали жуткие ликвидаторы и грубой ошибкой было о них забыть. Марция успела прижать к себе голову Энгеля и обнять его как можно плотнее. В глубине души она знала — это не поможет, не защитит. В проёме двери замер выродок, несколько минут назад пустивший пулю ей в плечо. Он с презрением уставился на испуганных, окровавленных и израненных, не проникся к ним ни толикой сострадания. Занёс пистоль, нацеливаясь Марции прямо в голову. Отчаяние велело ей замереть и ещё сильнее обхватить Энгеля руками. В горле встал удушливый ком — ни вдохнуть, ни выдохнуть. Даже Франц, упавший с лестницы, не производил такого неизбежно кошмарного впечатления. Вот, тёмное колечко дула пистоля, сейчас из него выпрыгнет вспышка, а дымка Марция уже не увидит. Она защитит Энгеля, её убьют первой, так что зрелища казни удастся избежать. Хуже же всего представлять пустую бездну и то, что за бездной ничего не последует. Дыхание замерло, но Марция не зажмурилась. Она до последнего смотрела в глаза своему убийце. Выстрел. Осточертевший грохот. Вспышка. Из виска ликвидатора брызнула кровь. Он выгнулся, как пружина, и упал с дырой в голове перед каретой, только оружие лязгнуло и повалилось следом. Кто-то другой приближался, не скрывая звона шагов. Марция даже не мечтала ещё раз увидеть его лицо. Когда к карете подбежал, заглядывая внутрь, высокий гелторец в офицерском облачении, с души упал не просто камень. Рухнула целая гора, вновь превращая Марцию в простую девочку, не так давно пережившую горе и по-прежнему нуждавшуюся в отеческом плече. — Папа… — она извергла слёзный смешок вместе с плачем и рухнула в объятия Отто. Тёплые руки отца легли на затылок и пригладили спутанные чёрные волосы. — Всё позади, Марция, — даже теперь он не допускал излишней сентиментальности в голос, сохраняя всю строгость и сдержанность образа. — Лоре добежала до Чёрного Гнезда и всё мне рассказала. — Здесь так много всех этих страшных… — Моих людей здесь теперь гораздо больше, — ласковое дыхание Отто доносилось до уха Марции и щекотало его. — Плачь. Плачь, если это необходимо. Но время не позволяло плакать именно на плече отца. Энгель терял сознание, и ему куда больше требовалась срочная помощь. Обняв Марцию за живое плечо, Отто отстранил её и оценил ранение. Затем цокнул, помог выбраться из-под Энгеля и осторожно убрал пряди с бледного девичьего лица. — Мои люди отведут тебя в аптеку. Я доставлю Энгеля в лазарет и приду. Будь умницей. Отто обратил внимание на глаза Марции, но — до поры до времени — ничего не сказал. Лишь трепетно поцеловал её в лоб. — Я не хочу быть там одна, — пролепетала она. — Ты не будешь.***
Всё случилось, как обещал отец. Его люди не только сопроводили Марцию до аптеки, но и оказали первую помощь. Пуля была извлечена, а плечо обработано и перевязано. Марция приняла все предложенные ей лекарства, кроме снотворного. От последнего отказалась напрочь, зато разрешила подсобить с ванной. Хотелось отмыться. Не столько от крови, сколько от пережитого кошмара. Сердце упрямо не желало успокаиваться, а вместе с ним срывалось и дыхание. Может, лишь через час они замедлились и позволили Марции испустить ровный вздох. Оказалось трудно не мочить больное плечо, но она справилась. Только одна мысль назойливо терзала разум — почему об алых глазах ничего не сказали люди отца? Подойдя к зеркалу после водных процедур, Марция обнаружила ответ на свой вопрос. Они снова блестели чёрным. Что же случилось там, на улице? Помутнение разума, одержимость? Кровь смиренно молчала. На укладывание в голове одного и другого пришлось бы потратить слишком много времени, а его не имелось. Выйдя из ванной, Марция сразу же закрылась в лаборатории и пообещала себе, что за ночь подготовит противоядие от той дряни, которой отравили Энгеля. Работа двигалась медленно. В полумраке скромного, ещё Францем обустроенного помещения тихо бурлили реагенты в колбах. Марция вслушивалась в этот монотонный, успокаивающий звук. Старалась не ассоциировать его с недавно прошедшим дождём. Старалась не позволять вопросам роиться в голове. Только скрип рабочих перчаток и скромное перешёптывание лабораторного оборудования служили ей музыкой. Верной и доброй подругой. — Эрра Боне, ваш отец вернулся, — ещё спустя час позвал один из офицеров. Марция вышла в зал. Отто стоял на пороге, как и обещал. Он педантично проворачивал замок в ключе ровно столько раз, сколько требовалось, чтобы все задвижки щёлкнули. — Я приставлю к аптеке стражу на какое-то время. Думаю, против ты не будешь. Вечно ровный голос отца всегда убаюкивал Марцию. Она подошла ближе и нерешительно посмотрела на него, подавляя в себе совсем уж детское желание вновь попроситься съехаться на какое-то время. Находиться одной в доме Франца казалось невыносимым. Даже с офицерами. — Против не буду, — немного помедлив, Марция добавила: — Энгеля отравили желчью красноводной лягушки. Она обитает, в основном, далеко на севере Гелториона, не здесь. Отто напряжённо свёл брови к переносице. — Хочешь сказать, здесь желчь не достать? — Можно. Но я знаю только одного отравителя на весь Шторв, который был бы способен сделать яд на её основе. Да и товар он толкает только охотникам за монстрами, задорого. Марции хотелось получить объяснения. Но, судя по выражению лица Отто, он то ли сам их не имел, то ли попросту не торопился давать. Лишь высокой и статной фигурой бродил по залу аптеки, иногда возвращая в строгую причёску один упрямо желавший сбежать из неё завиток. — Я больше не чувствую город безопасным, отец, — прошептала Марция. — И так совпало ещё: Энгель как раз хотел со мной сегодня поделиться новостями, но не успел. Она подошла ближе, обнимая Отто за предплечье. Встала на цыпочки, осторожно поцеловала его в гладко выбритую щёку. — Давай так. Я дам тебе имя этого гильдейца, если желаешь узнать больше о возможных покупателях. И противоядие. Обычное, из запаса, от желчи у меня пока не получилось ничего толком сообразить. Марция призадумалась немного. — Этот яд почти никогда не смертелен. Максимум парализует и лишает сознания, минимум — Энгеля ещё может ждать диарея. Он ведь уже очнулся, так? — Очнулся. Спит. Отто оглядел дочь с головы до ног и одобрительно ухмыльнулся. Он медлил, будто не хотел признаваться, но знал, что должен. — Я уже несколько месяцев расследую одно дело в городе, Марция. О контрабанде. Всё указывает на то, что среди серьёзных авторитетов завелись крысы, спонсирующие преступность, — Отто в отвращении сморщился. — Законодательная система отравлена, может быть, очень давно. И я не понимаю, как это было допущено. Но пойму. Рано или поздно. — А эти ликвидаторы? Кто они, почему напали на меня и на Энгеля? Отто улыбнулся и приобнял Марцию за подбородок, ласково проведя по нему большим пальцем. — Они есть продукт этой пробудившейся преступной голубятни. Насчёт мотива — его ты в ближайшее же время узнаешь у Энгеля. Он ведь хотел тебе что-то рассказать. — Почему не расскажешь ты? — Потому что об этом, судя по всему, знает только он. И мне, как тебе, не доверится. Ответив на немые размышления Марции столь же стоическим молчанием, Отто в конце концов приобнял её за щёку. Взгляды по случайности встретились. — Ты баловалась с чародейством, не так ли? — У меня не было выбора. Отто понятливо хмыкнул и покачал головой. Осуждения он не выражал, корить в данных обстоятельствах не видел смысла, но предупредил: — Твои глаза тебе показатель. Если не остановишься, пути назад не будет. — Я понимаю. Наконец Марция осознала. Возвращение естественного цвета глаз к ней было иллюзорным. Ещё там, в карете, отец прикоснулся к ней и тем самым наложил чары, спрятал от офицеров страшную улику. Теперь он сделал это снова. Марция посмотрела в большое настенное зеркало, стоявшее напротив. Из отражения опять глядел бездушный алый. Лишь он один отличал её от отца, рождал меж ними непохожесть. А ведь Марции из-за похожести всегда особенно нравилось находиться рядом с Отто. Показывать миру их одинаковые ямочки на подбородках, немного вздёрнутые носы, плоские брови. Глаза всё теперь портили. Отличались от тьмы отцовских своим вульгарным красным. Но, вот, ещё одно осторожное прикосновение ладони Отто к виску, и иллюзия убрала багрянец. Баланс восстановился. — Моих чар хватит на сутки. Не выходи из дома, если знаешь, что скоро они спадут. Или жди меня, или… найди способ спрятать глаза, — отец отступил назад. — Не волнуйся, Томас и Лоре об увиденном никому не расскажут, я об этом позаботился. Марция покорно кивнула. Отто она беспрекословно уважала и любила, не имея никаких причин сомневаться в его словах. Скажи он не выходить отныне по вечерам из дома вовсе — не вышла бы. И он сказал. Пояснил, что теперь, пока волнения не улеглись, лучше лишний раз не усложнять работу Чёрному Крылу. Когда же наступил момент, как казалось Марции, прощаться, она не сдержалась, поймала отца пальцами за рукав. — Я ведь тоже не хочу, чтобы тебе грозила опасность. Не ходи по ночному Шторву один, останься. Отто ухмыльнулся. Белозубо и снисходительно нежно. — Я буду сторожить твой дом всю ночь, дочь моя. Изнутри.