Первый и последний раз в Эдельвейсе

      Еле видная в сумерках стрелка часов указывала на два часа. Они тихо тикали под чей-то храп. Сверчки, свет луны, пробивавшийся сквозь тонкую тюль.       Антон не спал, лишь неподвижно лежал с открытыми глазами, старался не скрипеть кроватью, пока приподнимался, чтобы мельком глянуть на стену. Всего лишь десять минут.       Легкий страх, предвкушение приключений и азарт заиграли в нём новыми красками. На губах появилась лёгкая ухмылка. Давно он такого не ощущал. Легко бы мог быть пойманным. Легко бы выкинули из лагеря за такой косяк, но это наоборот подстрекало. Сможет ли остаться незамеченным, тихим? И улизнуть отсюда, словно тень?       Стараясь не издавать звуков, он аккуратно отодвинул тонкое одеяло, придвинувшись к лестнице. Уже наготове: с барсеткой, в теплом худи, парень ступил на ступень, молясь, чтобы та не выдала его.       Бесшумно Шастун слез, вышел к двери и надел кроссовки. Только что-то прохладное, металлическое ощутил пальцами. Оглядев комнату, вышел, впустив чуть ночного и свежего прохладного ветра. Пригибаясь, Антон дошел до своего любимого забора с потайным входом. Отодвинув дощечку, разглядев в темноте два силуэта, выдохнул. – Тоха, давай быстрее, – Матвиенко кутался в ветровку. – Как мы потом найдем вход? – шепотом поинтересовался Шаст, подойдя к парням. – Мы на рассвете будем. Когда светло, то ее хорошо видно с этой стороны, – чем-то щёлкнул Позов в руках. Загорелся бледный луч света, тускло освещающий узкую, еле видную тропу вперёд.       Второй щелчок. Матвиенко проделал то же самое. – Чего встал? Пошли? – с недоумением задал вопрос Серёга. – Фонарь забыл. – Тебе пизды дать? – Дима развел руками. Лучик скользнул по забору, а вдалеке чуть скрипнуло дерево. – Подождите! Минута – и я тут! – бросив им в руки барсетку, Шастун вновь отодвинул доску, чуть ли не гусиным шагом побежал до своего домика, прячась во всех возможных колючих кустах.       Вновь отворив дверь, приглядевшись, нашел свой фонарик, оставленный вчера перед сном у обуви. Взгляд скользнул по кровати. Сердце замерло. Все звуки будто исчезли. Тишина. Ладони вдруг стали ещё более влажными.       Арсений не спал. Он выжидающе сидел на кровати, полностью одетый. – Антон?! – чуть злым шепотом произнес вожатый, стараясь никого не разбудить. – Ой... – смог выдавить в ответ лишь это. – Выйди. А то всех тут разбудишь, – Попов встал, на цыпочках проходя по прохладному полу. Наскоро нацепив кеды, вышел вслед за парнем. – А-арс, не злись, – небольшие кудряшки качнулись на лёгком ветру. – Ты дурень? – Извини! – Антон вертел в руках тяжёлый фонарь. – В заброшку? – Да... – Почему ты меня-то не позвал? – вдруг стих вожатый. – Ты бы голову оторвал. – Точно дурень. Пошли. – В смысле... – Скажи, вот мне есть смысл тебя отговаривать? Дима и Серёжа стопудов уже там, верно? Лучше прослежу за вами, чтобы не померли в пути, – вожатый схватил его за руку и повёл в сторону забора, – пригнись! – Кричать не будешь? – Надо? – Обойдёмся, – Шастун перешагивал сухие ветки, уже второй раз возвращаясь к своему импровизированному выходу. – Блять! – выругался из темноты Дима, завидев двоих. – Позов, сейчас по лбу дам. – Как так вышло? – друг с хвостиком удивлённо поднял брови. – Дезертир среди своих, – Дима поднял палец вверх, резко развернувшись к ним спиной, – пошлите уже. – И больше не расспросите? – Шастун всё ещё не выпускал его руки из своей, совсем позабыв про это. – Нет уж. Лучше барсетку забери, – ему прилетела сумка, пока сам парень пытался осознать, что же произошло.       Когда четверка отошла на приличное расстояние вглубь прохладного леса, от которого холодели и уши, и пальцы, достали колонку.       Все обсуждали разное: футбол, книги, настольные игры, дошло вплоть до любимого времени года. Парни улыбались, радовались, кутаясь в теплые кофты, наслаждаясь приглушённой музыкой. А забор лагеря остался далеко позади.       Среди длинных деревьев мелькали проблески рассветного неба. Красноватое солнце только-только начинало вставать. Антон слушал. Мало говорил и много слушал. Диму, Серёжу, но больше всех Арсения.       О его любви к вечеру, туману и запаху свежескошенной травы. О том, что у него много родинок и в детстве боялся воды, а сейчас умеет отлично плавать. Арсений учится в театральном, в родном городе Антона, по его великой радости. Отец не поддерживает его в этом решении, хотя ему бы хотелось сниматься в кино.       Попов всегда ходил с очками. Любыми. Солнцезащитными и простыми, со стекляшками, а не линзами. Помогал многим, любил слушать скрипку и фортепиано, плохо готовил. – Кеды уже все мокрые, – мельком произнес Антон, глянув под ноги.       Вожатый остановился, встал спиной перед ним и ответил: – Прыгай. – Чего? – Давай, пока не передумал.       Парень неловко положил прохладные ладони ему на плечи. Сделав небольшой прыжок, закинул ноги ему на бёдра. Его легко подхватили под коленями, чуть подкинули, а потом резво понесли вперёд. – Ну и кабан. Ребята, бежим, чуть-чуть осталось! – вожатый рванул вперёд под громкий смех и музыку, сквозь плотный туман и ярко-зеленую траву по колено. – Я энергетик весь разлью! – прокричал Серёжа, пытаясь обогнать Димку.       Лес сменялся поляной, чуть редел. На горизонте вместе с солнцем начало появляться очертание двухэтажного каменного дома. – Сколько сейчас? – Три сорок. До начала подъёма, считай, всего ничего. – Успеем, – Матвиенко пытался отдышаться, прислонившись к дереву.       Осталось немного, всего несколько десятков метров.       Спустя множество быстрых шагов странной четвёрки, все смогли рассмотреть дом: бетонный, серый, на первом этаже уже давным-давно выбили стёкла, на котором, хоть пальцем проведи – всё равно ещё слой пыли. Зелёная пышная лоза росла практически до самой крыши, но еле-еле не доставала, увядая. Старая дверь покосилась, стены исписаны затейливыми граффити, любовными посланиями и наивными, глупыми сердечками с неровными буквами внутри, строчками песен. – Остановочка, – Антон чуть расслабился, спустился на траву, снимая руки с плеч Попова.       Тишина. Некое одиночество? Тут не было лишних людей. Таких, что мелькают цветными тенями на улице, врезаются, а позже лепечут извинения и спешат дальше по своим срочнейшим делам. Никаких машин и дорог с трассами. Только опушка леса с величественными, пышными соснами, заброшка, газировка и друзья. И ведь не только друзья, но и... Парень?       Так ведь вышло? Антон несколько раз повторил про себя – «Мой парень». Странно. Но, безусловно, приятно. Аж до лёгкой дрожи в пальцах и румянца на юном лице. – Не ссыте, – Арсений взял Антона за руку, первый отворив плотно прижатую дверь.       Внутри пахло пылью, сухой травой, иногда ощущалась сырость, но откуда ей взяться?       Гостиная была в неплохом состоянии, как и коридор. Видимо, все предшествующие заботились о своей небольшой находке в лесу и берегли. Обычно в других заброшках валялись куски мебели, стёкла, бутылки и прочая грязь, в которую очень неприятно наступить.       Тут же казалось, будто хозяева в спешке собрали ценные вещи, документы и уехали подальше отсюда. Небольшой беспорядок и грязь от времени, а не от людей. Мимо резким рывком пролетела бабочка, да такая яркая, что не могла не привлечь внимание, даже на несколько жалких секунд, пока махала крыльями перед их носами.       Почему Шастуну нравилось подобное? Он сам так и не смог дать на это внятный ответ. Что-то с психикой? Отпало практически сразу. Парень хоть и впадал в рефлексию и лёгкую апатию, особенно осенью, когда сыро и мерзко, но ничего более. Скорее, в подобных местах было тихо, спокойно, чего не скажешь о шумном Питере.       В детстве маленький Тошенька, как ласково называла бабушка, жил в частном доме вместе с ней, мамой и папой. Так и не смог отвыкнуть, теперь ища тот же покой в старых развалинах.       Первый этаж все с интересом рассматривали, кроме вожатого, что был тут не один раз. Книги лежали на всё тех же местах, ровно как и остальная мебель, не считая двух кресел, которые все двигали, чтобы посидеть. – Пошлите на второй этаж, – Дима чуть уменьшил звук в колонке, повесил ее на рюкзак и щёлкнул баночкой шипящего энергетика. – И почему ты так хотел сюда? – шепнул на ухо Попов Шасту. – Атмосферно. Ещё в детстве ходил по таким местам. Привычка, – Антон перешагивал по две ступени с проросшими на них одуванчиками, – ты же вроде здесь рисовал? – Именно. – И никакие вещи ты не брал, да? – Тоже верно. А ты хотел бы, чтоб я тебя нарисовал? – Нет, я... – чуть смутился подросток, – хотел понаблюдать... – Как придем обратно, то обещаю, что сделаешь это, – после этих слов Антон почувствовал лёгкий поцелуй в макушку.       Второй этаж выглядел просторнее. Две светлых полупустых комнаты, а одна из них вообще имела огромный балкон без окон. – Мне кажется, тут явно выше пяти метров. Все десять, наверное, – крикнул Серёжа, уже зашедший туда. – Тут потолки намного выше стандартных. Около трёх с чем-то, – Арсений забрал из барсетки Шастуна газировку и сделал несколько больших глотков. – Может, в карты? – Дима расположился на пыльном кресле бордового цвета около двери на балкон. – Уже надоело в одно и тоже. Где разнообразие, Димон? – Шаст занял второе напротив, пока вожатый уселся на стол между ними.       Парень достал телефон, сделал парочку селфи, буркнув друзьям что-то типа «на память». Нащупав в сумке картонную пачку, Антон выудил хрупкие сигареты с зажигалкой. Тихий звук в громкой музыке, и он поджёг тонкую бумагу коричневого цвета с табаком. Первая затяжка. Во рту появился знакомый вкус шоколада, смешанный с терпкой горечью. – Серёга, дай поесть чего-нибудь, – крикнул Позов, тоже крутя в руках сигарету. – Подойди, не слышу! – ответил Матвиенко.       С недовольным бурчанием друг поднялся, отправившись за съестным. – Опять дымишь, – беззлобно проговорил Попов, глядя в зелено-ореховые глаза.       Антон вновь поднес к губам сигарету, затянувшись сильнее обычного, докурил её до фильтра в одну тягу. Бросив остатки под ноги, провёл подошвой на всякий случай. Всё ещё не выдыхая, чуть резко взял вожатого под колени и придвинул к краю стола. – Да, опять, – Шастун впился в его губы, жадно целуя.       Руки его переместились на бедра, пытаясь ещё ближе предвинуть Попова к себе. Горький вкус табака с шоколадом, запах вожатского шампуня. Завитки дыма вокруг них, которые выходили из лёгких парня, что пытался не кашлять проделывая такую дерзость. – Меня все остальные вожатые убьют, Тоша. Скажут, что я заядлый курильщик, – оторвался от него Попов, глубоко вдыхая свежий воздух. – Не переживай, я пошлю их нахуй, – усмехнулся парень и уткнулся ему лбом в грудь, – А-арс, – протянул Шаст. – М-м? – в ответ лишь тишина. – Пошли уже к этим двоим, а то уже неловко выходит. – Только если мы сыграем в мою карточную игру. – Какую? – Арсений встал с деревянного столика. – Бонжур мадам вроде называется. Точно не помню.