Примирить

Если бы он драматизировал, Айзава сказал бы, что у него была худшая неделя в его жизни. Если бы он не драматизировал, он бы сказал, что это, возможно, второе или третье худшее, что у него когда-либо было. В конце концов, умер только один человек, и это не был кто-то, кого он знал лично. Тем не менее, это была, бесспорно, очень плохая неделя. Один из его учеников попал под причуду в торговом центре? Ладно, конечно, он мог бы с этим справиться. Ему потребовалось не более десяти минут после телефонного звонка Урараки, чтобы спуститься туда и посмотреть, сможет ли он во всем разобраться. Тот факт, что Мидория был заперт в коробке с незнакомцем, сделал его ... несчастным, но он просто сосредоточился на попытке разрешить ситуацию как можно скорее. Откровение о том, что Мидория попал в ловушку не с незнакомцем, а на самом деле с Шигараки Томурой, злодеем, который хотел убить весь класс и каждого героя, который мог попасть ему в руки? Немного сложнее. Единственной светлой стороной было то, что ни один из них, казалось, не мог причинить вреда другому, но это просто означало, что Айзаве, вероятно, придется смотреть, как его ученик умирает с голоду, а не просто будет убит, что не совсем утешало. Хуже всего, по крайней мере, по его мнению, было ожидание. Первый день был хаотичным, но он позвонил в экстренном порядке, убедился, что все в торговом центре эвакуированы, демонстративно добился, чтобы его назначили ведущим по этому делу, работал с комиссией героев, чтобы вызвать как можно больше героев, чтобы попытаться сломать куб силой, спорил с Всемогущим по телефону, пока тот не согласился держаться подальше, распределил все смены так, чтобы на вахте всегда было по крайней мере два героя и восемь полицейских, позвонил Незу, чтобы проинформировать его о ситуации и спросить, может ли он попытаться найти другой способ взломать куб, заверил Мидорию, что он останется там, чтобы убедиться, что ребенок в безопасности, пока тот не выйдет, а затем закончил со всеми документами... Ну, а после всего, что было сделано, делать было нечего, кроме как сидеть и ждать, надеясь, что Незу быстро что-нибудь придумает. Ожидание обычно не было его наименее любимой частью героической работы, ему приходилось устраивать достаточно засад, чтобы обычно развлекать себя, но опять же, он обычно не имел дела с ситуацией, подобной этой. Это было все, что он мог сделать, чтобы надеяться, что Незу нашел способ вытащить их до того, как остальная часть Лиги Злодеев узнает, что происходит. Однако после беспомощного ожидания второй худшей частью был тот факт, что он не мог слышать ничего из того, что они говорили. Каждый раз, когда Шигараки говорил что-то, что заставляло Мидорию вздрагивать, хмуриться или в ужасе смотреть на него, Айзава становился немного напряженнее, жалея, что не умеет читать по губам. К счастью, большую часть первого дня казалось, что эти двое довольствовались тем, что просто игнорировали друг друга, давая Айзаве время сделать несколько телефонных звонков, чтобы убедиться, что остальные его ученики в безопасности и были доставлены в UA с одобрения их родителей. Возможно, это было просто совпадением, что Шигараки оказался в торговом центре в тот же день, что и 1А, но если существовал хотя бы небольшой шанс, что Лига отслеживала его класс и целенаправленно перехватила их, то он не собирался рисковать. Однако он очень сомневался, что вся эта история с кубом была частью плана, хотя бы потому, что он разговаривал с ребенком и её отцом, и ни один из них не показался ему особенно злодейским. К сожалению, их, вероятно, все равно оштрафовали бы за публичное использование причуд и нарушение общественного порядка. Конечно, всё всегда могло стать хуже. Айзаве и раньше доводилось чувствовать себя беспомощным, но он не был уверен, что что-то может сравниться с ощущением, когда он стоит рядом с одним из своих учеников, отделенный только одной стеклянной стеной, наблюдая, как злодей пытается пырнуть Мидорию ножницами, в то время как ребенок в ужасе наблюдает. Как это обычно с ним бывало, беспомощность сменилась тихим гневом, и он кипел, наблюдая, как его ученик медленно успокаивается и, наконец, засыпает. Его гнев вспыхнул, когда Шигараки встал, чтобы снова подойти к спящему ребенку, но затем сменился явным недоумением, когда он увидел, как злодей достает ручку, озорно ухмыляется и рисует каракули на лице Мидории маркером. Злодей отшвырнул его, когда заметил, что он пялится, но для Айзавы это было слишком по-детски, чтобы волновать, и тот быстро вернулся к своей игре с самодовольной ухмылкой. Странным образом в этом был смысл. Если вы застряли с кем-то, кого ненавидите, не имея возможности причинить ему физический вред и не зная его достаточно хорошо, чтобы причинить эмоциональный вред, то следующим лучшим вариантом было бы достать его до смерти. Черт, Айзава видел это на своем собственном уроке почти ежедневно, когда Бакуго и Иида становились такими резкими друг с другом, когда думали, что он не видит. Он просто не ожидал, что Шигараки так быстро прибегнет к подобным шалостям. Он бы подумал, что злодей хотел бы поддерживать более устрашающую репутацию, чем эта. Конечно, учитывая, что Мидория вовсе не был пугающим и, казалось, не хотел быть таким, Айзава нисколько не удивился, когда ребенок проснулся, некоторое время кипел от возмущения шалостью Шигараки, а затем сразу же принялся разыгрывать злодея в ответ. Разочарованный и раздраженный, да, но не удивленный. У Мидории была полоса безрассудства шириной в милю, и Айзава проводил большую часть времени, присматривая за ребенком, предпочитая, чтобы тот использовал это для чего-то более продуктивного, чем разрушительного (в частности, саморазрушительного), так почему на этот раз должно быть по-другому? То, как Мидория настаивал на продолжении тренировок, несмотря на обстоятельства, заставило его закатить глаза, хотя это также немного ... сбивало с толку. Из этого и поведения Мидории до конца учебного года было ясно, что парень был очень трудолюбивым, абсолютно серьезно относился к своим тренировкам и был прилично умен (хотя иногда у него возникало ощущение, что Мидория скрывал, насколько он умен), и все же он пришел в школу пятнадцатилетним, понимая свою причуду хуже, чем мог бы ребенок. Айзава мог полностью понять нежелание экспериментировать с причудой, которая ломает тебе кости, на самом деле он одобрял такую осторожность, но Мидория слишком часто доказывал, что у него нет того уровня самосохранения, который остановил бы кого-то другого. Кроме того, причуда, должно быть, в какой-то момент была слабее, потому что количество энергии, которое она излучала сейчас, либо убила бы, либо, совершенно очевидно, покалечила бы пятилетнего ребенка. Тайны поверх тайн, Мидория просто никогда не совершал ничего, что имело бы смысл. И когда застенчивый, тихий фанат героев, который был у него в классе весь семестр, отклонил предложение стать напарником Ястреба (сделанное таким образом, что это противоречило правилам UA по контактированию со студентами в деловых целях и правилам КГОБ по взаимодействию с заложниками в разгар чрезвычайной ситуации, мог бы добавить он) и отказался от Старателя, Айзава фактически отказался от попыток полностью предсказать его поведение. Кстати, об этом... Сотриголова абсолютно точно собирался позже поговорить с Мидорией о том, что это была за история с "Тойей". Его собственное исследование было удручающе бесполезным, каждое простое упоминание имени (предполагая, что он говорил о Тойе Тодороки) в файлах КГОБ подвергалось жесткой цензуре вплоть до неразборчивости или просто скрывалось за большой грифом "СЕКРЕТНО". Учитывая, насколько тщательно скрывалась информация, Айзава был почти уверен, что единственным человеком, от которого Мидория мог что-либо услышать, был Тодороки из его класса, но тот факт, что простого упоминания имени было достаточно, чтобы заставить Старателя выглядеть так, будто он видел призрака, заставил Айзаву неохотно спросить своего ученика об этом. В любом случае, это было, вероятно, важнее всего остального, с чем он справлялся, между горами бумажной работы, которых требовала эта ситуация, и проверкой того, что с его учениками все в порядке, поскольку Незу начал строить несколько временных аварийных общежитий (остальная часть 1А в настоящее время просто спала в большой куче в одной из тренировочных комнат), спорами с полицейским управлением и КГОБ о том, как он ведет дело со своим учеником, и повторением тех же трех аргументов по телефону в попытке отговорить Всемогущего. Серьезно, у героя номер один была аллергия на то, чтобы перекладывать все на кого-то другого? В течение первых нескольких дней стало ясно, что Мидория, вероятно, свалится с ног от стресса еще до того, как у него появится шанс поголодать. Мидория попытался поделиться тем небольшим количеством еды, которое у него было, Шигараки уничтожил его, они поссорились на крик, а потом внезапно Мидория заплакал и сообщил Айзаве в записке, что он просто хочет пойти домой. Всё это заставило Айзаву чувствовать себя невероятно сбитым с толку и не в своей тарелке, пытаясь быть как можно более утешительным присутствием, когда он привык быть полной противоположностью и знал, что этого недостаточно. А потом, конечно, на следующий день они вдвоем перешли от обычного игнорирования друг друга к откровенной потасовке. Видя, как они вообще дерутся, он нервничал, не говоря уже о том, как они ссорились. Это было... напряженно, это было точно. Если бы кто-нибудь из его учеников так дрался на уроке, Айзава не знал бы, впечатляться ему или оставить их после уроков, но в любом случае это заставило его руки дернуться от автоматического желания разнять их. Было более чем странно видеть, как Мидория дерется как дикий зверь, хотя, честно говоря, он начал так, как будто это был совершенно обычный спарринг-матч, и обострился только после того, как это сделал Шигараки. Но, черт возьми, когда он решился на это, он пошел на это. Айзава почти хотел спросить, почему он не зашел так далеко во время тренировки, но кто-то пошевелился рядом с ним, и он оторвал взгляд от боя, чтобы увидеть, что другие сотрудники правоохранительных органов вокруг него начинают ерзать и нервно перешептываться друг с другом, наблюдая за кубом с новой настороженностью. Нет, не куб- Мидория. Айзава ощетинился, шерсть встала дыбом, когда он посмотрел на них достаточно жестко, чтобы они быстро отвели глаза и снова притихли. Хороший "неодобрительный взгляд учителя" часто был намного эффективнее, чем откровенная конфронтация с людьми. Но затем он позволил своему взгляду скользнуть обратно к Мидории, и заколебался, неохотно признавая, что это действительно выглядело как-то нервирующе жестоко. И он уже потратил четыре телефонных звонка, споря с тремя разными людьми о том, что это будет означать и какие меры они предпримут, если эти двое действительно "помирятся", так что он знал, о чем они беспокоятся. Тем не менее, Айзава не думал, что Шигараки когда-нибудь сдастся властям, и он абсолютно не думал, что Мидория когда-нибудь станет злодеем, поэтому он был почти уверен, что куб падет, только если Незу придумает какой-нибудь способ сделать это. И он был абсолютно уверен в способности Незу творчески и умно уничтожать вещи, хотя и был лишь условно уверен в его способности оставить Мидорию и Шигараки в живых в процессе. Но было бы намного легче убедить всех, в чем он нуждался, в том, что его ученик не представляет угрозы, если бы указанный студент не проводил свое импровизированное заключение так, будто пытался кого-то убить. Айзава не мог не задаться вопросом, что же так разозлило ребенка, в любом случае, и объяснение, которое он получил (что Шигараки угрожал маме Мидории от скуки, и это была какая-то странная тактика отвлечения внимания? Конечно, хорошо, почему бы и нет.) просто заставил его думать да, это сработало бы. Он заверил Мидорию, что пошлет кого-нибудь проверить ее, затем немедленно призвал Всемогущего сделать это, отчасти просто для того, чтобы он мог командовать героем номер один, а отчасти для того, чтобы идиоту было чем заняться, чтобы чувствовать себя полезным, а не просто хандрить в UA. Всемогущий немедленно согласился, и как только он повесил трубку, Айзава позвонил  Эктоплазме, чтобы проверить семьи других студентов. Он не был уверен, что согласен с мнением Мидории о том, что Шигараки просто блефовал, и решил, что дополнительная проверка безопасности не повредит. К счастью, все выяснилось, даже мама Мидории. К сожалению, они мало что могли сделать для превентивных мер по защите семей. Это было не похоже на то, что они могли просто засунуть двадцать разных семей в программу защиты свидетелей и надеяться на лучшее, особенно когда технически они еще не подверглись нападению или даже прямой угрозе. И по юридическим причинам они не могли предоставить прямую линию связи с группой героев кому попало, хотя, конечно, неофициально у родителей каждого из его учеников был его номер телефона, чтобы связаться с ним в случае чрезвычайной ситуации. И если бы он намеренно не уточнил, что это только для экстренных случаев, связанных со школой, что ж, возможно, он получил слишком много сотрясений мозга, которые начали сказываться на его памяти. Айзава вздохнул, снова повесил трубку и потер затылок, а затем поднял глаза и увидел входящих Хизаши и Немури. Как раз вовремя, их смена почти началась. А потом они попытались заставить его уйти, и на самом деле он должен был предвидеть приближение причуды Немури, но после трехдневного отсутствия сна у него не хватило рефлексов увернуться от нее. Он проснулся почти двенадцать часов спустя, уютно свернувшись калачиком в своей собственной постели, и тяжело вздохнул от досады. Он воспользовался моментом, чтобы прибраться у себя дома, не забыть позавтракать и взять с собой кое-что из еды на следующую смену (вместе с некоторыми другими вещами, которые могли ему понадобиться, например, блокнот и ноутбук, чтобы он мог продолжать работать), а затем отправился прямиком обратно в этот чертов торговый центр с этим чертовым кубом. Он проигнорировал язвительный взгляд Немури, когда вернулся, фактически полностью проигнорировал ее, за исключением того, что бросил ей один из оставшихся сэндвичей, которые он приготовил, а затем остановился и удивленно моргнул, когда увидел, что одна из стен куба теперь в основном покрыта, казалось бы, случайными рисунками и ... описаниями цветов? Ладно, конечно, почему бы и нет. Когда он поговорил с Немури, она рассказала, что Шигараки рассказал, что он одновременно смотрел спортивный фестиваль и переключил свою цель на весь 1A вместо просто Всемогущего, что объясняло, почему двое детей вернулись к демонстративному игнорированию друг друга внутри куба. Откровение не было полностью неожиданным, хотя от него у Айзавы все еще мурашки побежали по коже, поэтому он попытался взглянуть на ситуацию с другой стороны и подумать о том, что эта ситуация могла бы даже оказаться хорошей, если бы Мидория мог продолжать собирать информацию подобным образом. Но затем он подумал о том, сколько информации Мидория мог выдать, сам того не желая, и содрогнулся, в сотый раз желая, чтобы у него было больше времени. Мидория мог быть умным, когда не забывал остановиться и подумать, и он мог бы быть превосходным в такого рода тонком сборе информации, если бы Айзаве просто удалось потренировать его немного дольше. Нет, если бы он смог тренировать ребенка немного дольше, то у него было бы достаточно ситуационной осведомленности, чтобы вообще избежать попадания в эту ситуацию. Если бы у него было чуть больше времени, чтобы просто побыть ребенком, его бы здесь вообще не было.Подумал про себя Айзава, хотя и попытался быстро подавить эту мысль. Размышления о том, какими маленькими были его ученики, только отвлекали его, и ни одна из его работ не позволяла ему отвлечься ни на минуту. Он обнаружил, что скучающие подростки часто были даже более разрушительными, чем разъяренные злодеи, потому что подростки были творческими людьми. Эта мысль заставила его с опаской взглянуть на куб, осознав, что теперь они оба были заперты таким образом, что у них не было ничего , кроме скуки и творчества. Интересно, для чего бы они это использовали, подумал он? Выясняете путь к отступлению или что-то еще? Что бы это ни было, он был совершенно уверен, что добром это не кончится. Он вздохнул, затем попытался прогнать Немури, так как ее смена технически должна была закончиться несколько часов назад. Когда она сопротивлялась с большим драматизмом о том, как она не могла вынести разлуки со своим любимым учеником (ложь, ее любимым учеником была Джиро, хотя он сомневался, что ребенок знал об этом), он свирепо смотрел, пока она не смягчилась и не убежала, прихватив сэндвич с собой. Айзава вздохнул, затем привлек внимание Мидории и спросил, все ли с ним в порядке, нахмурившись про себя от того, как парень просто вяло пожал плечами. Учитывая все обстоятельства, Мидория довольно хорошо справлялся со стрессом, вызванным этой ситуацией, но это всё ещё явно давало о себе знать. Айзава неловко поёрзал, желая, чтобы он был лучше на стороне героизма, который включал в себя утешение людей, и попытался отвлечь Мидорию, задавая вопросы об этой причуде. К сожалению, это сработало слишком хорошо, и ребенок начал игнорировать его в пользу мозгового штурма. Еще раз вздохнув, Айзава отвернулся, чтобы позволить парню делать свое дело, и перешел к лидеру со стороны полицейского, чтобы они могли вернуться к спору о том, под чью опеку будет отпущен Мидория, как только куб опустится. Это было то, что им скоро предстояло уладить, но ни UA, ни полицейский участок не желали сдвинуться с места. И Незу, и Айзава не хотели, чтобы Мидорию увезли как преступника, хотя мотивы Незу, вероятно, были гораздо более политическими, чем у него, и на самом деле копы не имели законного права арестовывать заложника, только что вышедшего из плена. Но все, кто не был слепым, знали, что Национальное полицейское управление было в основном таким же, как Комиссия Героев Общественной Безопасности, или, по крайней мере, работало вместе и преследовало одни и те же цели настолько, что на самом деле не было смысла их различать. Хотя юридически это были две разные организации, которые технически подчинялись разным правилам и предписаниям, было проще просто называть их в совокупности правоохранительными органами. И было ясно, что в данном случае правоохранительные органы очень хотели, чтобы Мидория как можно скорее оказался за решеткой, чтобы они могли допросить его без вмешательства Незу. Айзаве стало интересно , знают ли они так же хорошо, как и он, что если бы Мидория стал злодеем, то первым приоритетом Незу было бы сохранить это в тайне, или если бы они беспокоились о чем-то другом. Как бы то ни было, на данный момент казалось, что переговоры зашли в тупик, и ни одна из сторон не желала сдвигаться с места. Не помогло и то, что несколько копов и героев, которые были на месте происшествия, казалось, полностью отказались от возможности увидеть действие в ближайшее время, и все они либо дремали, либо играли в карточные игры или что-то в этом роде. Айзава ненадолго задумался о том, чтобы отговорить их от такой лени, но в конце концов решил, что для него было бы лучше, если бы у них было более медленное время реакции, когда куб все-таки упадет, что, как мы надеемся, позволило бы ему схватить двух детей первым. Надеюсь, это немного упростило бы обсуждение юрисдикции. Той ночью Мидории приснился кошмар, потому что, очевидно, парню по закону было запрещено делать чертов перерыв. Как бы неловко это ни было Айзаве, который не был уверен, отводить взгляд или пытаться предложить утешение, он был уверен, что для его ученика это было в сто раз хуже. Особенно когда Шигараки начал настраивать парня против себя. Но после недолгих взглядов и споров Мидория просто попросил его включить фильм, а потом, как только Шигараки отвлекся, он тут же снова заснул. Это было, хотя Айзава никогда бы в этом не признался, немного забавно. Это немного напомнило ему о напряженном родителе, который вручает своему гиперактивному малышу планшет, чтобы развлечь его, пока сам родитель вздремнет. Он абсолютно убедился, что его лицо ничего не выражало, чтобы никто не увидел насмешливую складку его губ, и с осторожным бесстрастием наблюдал, как Шигараки комментирует фильм или смеется над ним, в то время как Мидория мирно спит рядом с ним. В конце концов, Шигараки тоже заснул, но не надолго. Айзава провел большую часть ночи, работая над планами тренировочного лагеря, в основном по поводу усиления безопасности и выяснения, нельзя ли на всякий случай изменить местоположение. Он предпочел бы не избавляться от этого полностью, во всяком случае, это событие только доказало, что его ученики остро нуждались в максимально возможном обучении, но в конечном счете их непосредственная безопасность была главным приоритетом, а не потенциальной безопасностью в будущем. Это было именно то решение, которое, как он надеялся, ему придется принимать только во время своей ночной работы, и мысль о том, что ему придется сталкиваться с такого рода моральной дилеммой более одного раза в день, заставила его тяжело вздохнуть. Но затем, когда Шигараки стащил блокнот Мидории и начал что-то писать или раскрашивать в нем, Айзава понял, что у него есть шанс поговорить со злодеем, пока Мидория еще спал. Некоторое время он обдумывал это, не уверенный, что скажет и даже захочет ли начать подобную дискуссию, но в конце концов любопытство взяло верх. Он некоторое время обдумывал записку, которую напишет, начиная жалеть, что прогнал Немури, хотя и знал, что она просто провела последние несколько часов, пытаясь заставить его уснуть, и, немного погоревав о его навыках общения с людьми, в конце концов остановился на чем-то простом. — Сколько тебе лет? —  говорилось в записке, которую он держал в руках, и он постучал по стеклу, чтобы привлечь внимание Шигараки. Злодей вздрогнул и поднял на него глаза, покосился на записку, затем нахмурился. На мгновение Айзаве показалось, что он не получит ответа, но затем Шигараки поднял один палец, убедился, что он это видит, затем переключился на восемь пальцев. Значит, восемнадцать. Айзаве было семнадцать, когда он впервые увидел, как кто-то умирает. Ему было интересно, сколько лет было Шигараки. Он задавался вопросом, сколько ему было лет, когда он в первый раз кого-то убил. Тот перешел на новую страницу и написал ответ, затем повернул его так, чтобы Айзаве было видно. "Ты? — Спросил он, и на лице Шигараки появилась вызывающая ухмылка. Айзава медленно моргнул, затем поднял три пальца, а затем изобразил рукой знак нуля. Ухмылка Шигараки стала шире, и он медленно и нарочито одними губами произнес слово "старик". Айзава склонил голову, ничуть не обеспокоенный описанием, хотя лично он не находил его точным, и Шигараки нахмурился, казалось, его больше беспокоило отсутствие реакции, чем попытка оскорбления. Айзава на самом деле не был уверен, почему тот пытался подзадорить его, было ли это просто от скуки или в попытке заставить его поделиться чем-то, но в любом случае он слышал гораздо худшие оскорбления от прошлых студентов, и, возможно, его меньше всего заботило, что о нем думает злодей. Но затем выражение лица Шигараки смягчилось, и он написал еще одну записку. — Ты когда-нибудь убивал кого-нибудь раньше?" А. Значит, злодей определенно пытался вывести его из себя. Айзава склонил голову набок, позволяя своему взгляду скользнуть вверх, чтобы встретиться с выжидающим взглядом Шигараки и позволить мальчику увидеть, насколько он не впечатлен, но он также сделал паузу, чтобы решить, должен ли он сказать правду или нет. Он удовлетворился полуправдой, или действительно небольшим фактом, который был полностью правдив, но не был полной правдой. Иногда ложь была такой сложной, как эта. " Да, — написал он в ответ, переключаясь на свой телефон, чтобы легко удалить сообщение. Он не хотел, чтобы эта часть разговора записывалась. На самом деле, он, вероятно, вообще не хотел делиться этим, но, несмотря на все планы и паранойю Айзавы, он, возможно, иногда был просто немного импульсивен. — Грабитель. Это было на крыше, он упал, убегая от меня, и я неправильно его поймал. Его шея сломалась, и он умер мгновенно."— Шигараки потребовалось некоторое время, чтобы обдумать его слова, затем нахмурился и покачал головой. "Это не считается. Если бы вы не были на здании, он бы все равно умер, ударившись о землю. Это не настоящее убийство". — Айзава, возможно, подумал, что злодей пытается одурачить его или, возможно, запугать, за исключением того, что Шигараки выглядел немного расстроенным, как будто он предпочел бы, чтобы Айзава совершил одобренную форму убийства. Странный ребенок. Айзава склонил голову, признавая ответ, но не обязательно соглашаясь, а затем начал набирать ответ. "Это возможно. Или он мог упасть на землю и просто получить травму. Как бы то ни было, он умер от моей руки из-за моего просчета, так что его смерть - моя вина." — Айзава объяснил, так же спокойно и собранно, как всегда. Шигараки покосился на сообщение, покосился на него, затем написал еще одну записку. — Ты сожалеешь об этом? Какие странные вопросы здесь задают. Айзава думал, что ясно дал понять, что смерть была непреднамеренной с его стороны, и все же Шигараки казался серьезным, взгляд напряженным и обдумывающим. Айзаве пришло в голову, что Шигараки неправильно сформулировал свой вопрос и хотел спросить, чувствует ли он себя виноватым из-за этого. Другой вопрос, пусть и ненамного. Айзава снова обдумал преимущества того, чтобы говорить правду, но решил, что он узнал достаточно о Шигараки из вопросов и выражений лица злодея, чтобы оправдать это. " Я не чувствую себя виноватым. Я понимаю, что в то время у меня не было того опыта, который есть сейчас, и что даже при том, что я старался изо всех сил, подобная ошибка была неизбежна. Но я действительно сожалею об этом. Как герой, моя работа - спасать жизни, а не отнимать их. Не мое дело играть в судью, присяжных и палача, и одно обвинение в вооруженном ограблении не гарантирует смертной казни." — Айзава внимательно наблюдал за выражением лица Шигараки, когда тот читал это, и был слегка удивлен, увидев, что злодей ухмыльнулся. Ответ тоже пришел быстрее, чем он предполагал. "Ты довольно клевый, Сотриголова" — Действительно, странный ребенок. Шигараки казался одновременно разочарованным мыслью о том, что он не совершил "настоящего убийства" (он совершил, он был одним из, возможно, трети героев подполья, у которых была лицензия на убийство, но этот маленький факт был очень намеренно скрыт от общественности) и одновременно взволнованным мыслью о том, что у него был строгий моральный кодекс. Восемнадцать лет - это молодо, но не настолько. Шигараки уже должен был бы понимать, что не стоит боготворить героев. Айзава наклонил голову, внимательно рассматривая злодея, и удивился тому факту, что кто-то может так отчаянно хотеть узнать, что герои такие же, как они, и в то же время хотеть прославлять героизм в целом. Сделало бы это вкус его победы слаще, если бы он думал о героях, на которых нацелился, как о богах среди людей? Или это просто сделало бы его поражение менее горьким? Айзава задумался, знал ли сам Шигараки, что это было, и решил, что да, этот обмен стоил того. Познай своего врага и все такое. Айзава не был лучшим специалистом по планированию, но он знал, что Незу оценит любую информацию, которую он сможет собрать. Особенно информация, которая помогла ему составить психологический портрет. Он задавался вопросом, счел ли Шигараки обмен того стоящим, или злодей был достаточно умен, чтобы даже понять, что обмен произошел. Он должен был бы быть немного глупым, чтобы не делать этого, и немного глупым, чтобы думать, что это того стоило, и почему-то Айзава так не думал. С другой стороны, информация имела разную ценность для всех, и если Шигараки ценил узнавать о нем так же сильно, как он ценил создавать профиль злодея, что ж, для него это было просто дополнительной информацией. "Почему ты работаешь вместе с Убийцей героев? — Айзава напечатал, полагая, что если он, похоже, нравится Шигараки, то он мог бы быть более терпимым к тому, чтобы ему задавали подобные вопросы. — Не похоже, что твоя мораль совпадает с его." Казалось, это был неправильный вопрос, потому что Шигараки ощетинился, крепко сжимая блокнот и хмурясь, а затем превратил его в пыль. Похоже, это был несчастный случай, судя по тому, как он вздрогнул и, казалось, пробормотал несколько проклятий, уставившись на свои руки, когда он отряхивал пыль, затем отвел взгляд в сторону и сделал это ещё раз. У него что-то щелкнуло, и Айзава проследил за его взглядом, чтобы увидеть, что Мидория проснулся и безучастно смотрит на пыльные остатки своего блокнота, по его лицу текут слезы. Айзава вздрогнул, сердце подскочило к горлу, когда ему пришлось сопротивляться желанию броситься вперед и попытаться помочь, но Мидория просто продолжал безучастно смотреть, пока Шигараки не отпрянул назад с неловким, почти виноватым видом, отчаянно озираясь вокруг в поисках помощи. Но взгляд Айзавы был сосредоточен на Мидории, пытаясь привлечь внимание ребенка, чтобы он мог помочь ему успокоиться, потому что он абсолютно не собирался допустить, чтобы у его ученика случился нервный срыв, вызванный стрессом, в то время как он был там, чтобы помочь. За исключением того, что Мидория не смотрел на него. Его пристальный взгляд был твердо прикован к Шигараки, когда он начал говорить, а затем кричать, а затем откинулся назад и уставился в потолок, когда снова перешел на шепот. К тому времени, как он закончил свою тираду, Шигараки смотрел на него так, как нормальный человек смотрел бы на крушение поезда, слегка испуганный и сбитый с толку. Тогда он действительно плохо разбирался в эмоциях, но опять же, Айзава тоже не был таким. Мидория вздохнул и плюхнулся на землю, свернувшись калачиком, как будто собирался попытаться снова заснуть, но затем что-то, что пробормотал Шигараки, заставило его дернуться и снова сесть. А потом старший просто... заговорил. Он нахмурился, но не было похоже, что он кричал, или рычал, или оскорблял, или что-то в этом роде. И Мидория ответил, отодвигаясь назад, чтобы прислониться к противоположной стене, и впервые у них, казалось, была в основном спокойная дискуссия. Айзава бы отдал что угодно, лишь бы услышать, о чем они говорили прямо сейчас, но он ограничился тем, что сел и внимательно наблюдал за ними обоими, пытаясь извлечь любую информацию, какую только мог, из выражений их лиц. Однако он не получил ничего полезного. Они оба свирепо смотрели, хмурились, пожимали плечами, закатывали глаза, издевались, но все, что Айзава мог сказать, это то, что в этом не было скрытой ненависти и настороженности, с которыми они относились друг к другу до этого момента. Он просто не был уверен почему. Чувствовал ли себя Шигараки виноватым из-за того, что заставил Мидорию плакать? Заставил ли его разговор с Айзавой почувствовать себя лучше из-за идеи дискутировать с учеником-героем? В какой-то момент Шигараки нахмурился и наклонился, чтобы пнуть Мидорию в бедро, но единственной реакцией ученика было хихиканье. Это было, честно говоря, странно. Должно быть, они пришли к какому-то соглашению, подсознательному или нет, но Айзава не мог даже начать догадываться, что это было. Они говорили долго, достаточно долго, чтобы Сотриголова начал немного нервничать. Он предпочитал, чтобы Мидория говорил и был настороже, а не тупо пялился и молча плакал, но ему хотелось, чтобы он мог накинуть на куб огромную простыню или что-то в этом роде, чтобы они вдвоем могли решить все, что им нужно, наедине, без того, чтобы все пялились на них, становясь все более и более подозрительными, чем дольше они просто разговаривали. Люди вели себя иррационально в моменты сильного стресса, будь то гнев или страх, и Айзаве действительно не нравилось, как некоторые из его коллег смотрели на куб и перешептывались друг с другом. И затем Мидория внезапно ухмыльнулся так, как это делал Каминари, когда собирался сделать что-то глупое, затем схватил Шигараки и поднял его прямо в воздух, и они вдвоем быстро перешли к рукоприкладству, которое было далеко не таким убийственным, как это было раньше, когда Айзава опустил голову и вздохнул. Независимо от того, перешел ли кто-то из них на другую сторону, слил ли информацию или даже просто сделал шаг назад от чистой ненависти, сейчас они были на том этапе, когда к Мидории будут относиться как к угрозе. Я должен был заставить его практиковать тактику подполья. — Айзава внутренне скорбел, хотя на самом деле не чувствовал себя так уж ужасно из-за этого. У него не было возможности предугадать эту ситуацию, и, учитывая, насколько очевидно, что Мидория хотел стать героем дневного света, Айзава все еще чувствовал себя уверенно в своем решении сосредоточиться на обучении причудам и бою. Но боже, неужели у этого ребенка не могло быть хотя бы малейшей тонкости? Нет, нет, он не мог. Потому что он был пятнадцатилетним подростком, запертым в коробке со злодеем, который, вероятно, все еще хотел его смерти, и окруженным людьми, которые хотели, чтобы их обоих арестовали. И действительно, это был тот самый стресс, который сломал полностью подготовленных героев, не говоря уже о подростках. Иногда Айзава действительно ненавидел свою работу. Большую часть времени. Зачем он вообще работал? Он накопил достаточно, чтобы, вероятно, сейчас мог уйти на пенсию и быть в полном порядке. Дурацкие моральные обязательства. Как только они закончили свою потасовку, Шигараки, очевидно, решил, что ему нужно вздремнуть, и Айзава нахмурился, наблюдая, как Мидория возвращается к какому-то занятию по шитью. Парень был странно напряжен, критически наблюдая за Шигараки, и через несколько минут нерешительно повернулся к Айзаве. Медленно и мучительно расписываясь, Мидория попросил его позвонить Всемогущему и спросить его о чем-то под названием "все за одного", затем попросил его не упоминать это имя никому другому. Относительно, но информация есть информация, поэтому Айзава медленно кивнул и отошел, чтобы позвонить. Всемогущий поднял трубку после первого звонка и немедленно потребовал узнать, все ли в порядке с Мидорией, так же, как он делал каждый раз, когда Айзава звонил в течение последних нескольких дней, и после нескольких заверений, что ничего не изменилось, Айзава спросил об все за одного. Сдавленный звук, который издал Всемогущий, был, честно говоря, немного забавным, но следующий разговор - нет. Герой номер один неловко и нервно уклонялся от всех его вопросов, отказываясь признать, что ему вообще что-то известно, несмотря на то, насколько это было очевидно, а затем, как и Мидория, вежливо потребовал, чтобы он никому больше не упоминал это имя, прежде чем быстро повесить трубку. Единственная полезная информация, которую он получил, заключалась в том, что "Все за одного" - это имя человека. Айзава мог бы ударить его, и то, как Мидория сердито посмотрел на него, когда он сообщил плохие новости, не помогло делу. Насколько он знал, Мидория был настолько увлечен Всемогущим, что ничто из того, что делал герой, не могло вывести его из себя, так что утаивание информации об этом парне, должно быть, непростительно для парня. Это предположение в основном подтвердилось, когда Мидория медленно объяснил, что Все за одного - это злодей ядерного класса, босс Шигараки и тот, кто создал Ному. И теперь, когда он знал это, молчание Всемогущего также казалось Айзаве непростительным. Второй звонок был намного продуктивнее, поскольку Айзава перестал заботиться о том, чтобы быть дипломатичным или чтобы его не подслушали, и сразу же начал орать на идиота номер один, как только поднял трубку. Следует отметить, что Айзаве не нравилось кричать на людей, и что он почти всегда предпочитал тихий вид запугивания, который исходил от зловещего нависания и взгляда, в котором было больше неодобрения, чем гнева, но который мог быть громким. Это был ценный навык, которым нужно было обладать. Как ни странно, он больше использовал это в своей дневной работе, противостоя разгневанным родителям, чем ночью, отбиваясь от злодеев. Прошло всего несколько минут, прежде чем Всемогущий сломался, бормоча извинения и настаивая на том, что это то, что они должны обсудить лично. Прежде чем у Айзавы появился шанс согласовать встречу или даже договориться, Всемогущий снова повесил трубку, заставив его закипеть, когда он так сильно сжал свой телефон, что экран перекосился. Его следующие несколько звонков и сообщений остались проигнорированными, и он только начал подумывать о том, чтобы натравить Незу на этого идиота, когда этот придурок сам подошел и толкнул дверь. Айзаве потребовалась каждая капля силы воли, чтобы не схватить Всемогущего и не вышвырнуть его обратно из здания, а затем, возможно, пнуть его несколько раз. Кем, черт возьми, он себя возомнил, пританцовывая на месте преступления, как будто это место принадлежало ему? Пытался ли он вообще сохранить свою личность в секрете? Айзава убедился, что он точно знает, насколько нежеланным он был, и Всемогущий неуклюже протестовал и пытался настоять на том, что для него было бы лучше поделиться любой имеющейся у него информацией непосредственно с Мидорией, а Айзава чуть не откусил ему голову за то, что он продолжал утаивать информацию об очевидной угрозе. Но затем он получил сообщение от Незу, в котором тот просил пропустить идиота, и что UA позаботится о любых юридических проблемах, возникших из-за того, что он позволил герою, не имеющему разрешения, прийти прямо на место преступления и поговорить с заложником. Потому что, конечно, их босс наблюдал через камеры или что-то в этом роде. Айзава стиснул зубы, но позволил Всемогущему приблизиться к кубу, свирепо глядя на нескольких людей, которые вздрогнули и двинулись им наперерез. Технически это был его случай, и поэтому технически именно ему принадлежало последнее слово о том, кто вышел на сцену, а кто нет, но с его стороны действительно было довольно глупо просто позволить кому-то, кого никто из них не знал (Всемогущий в его тощей форме, так что, по крайней мере, он не был полным идиотом) заходить. Боже, он собирался потерять так много доверия из-за этого... Его единственным утешением было то, что Мидория, казалось, был одинаково недоволен встречей со своим наставником и что Шигараки, казалось, вообще не признавал Всемогущего. После короткого спора Мидория сумел заставить злодея отвернуться и даже дал ему какую-то вышивку, чтобы отвлечься, и после этого потребовалось всего несколько вопросов, прежде чем Всемогущий был готов выложить всё. По-видимому, перспективы того, что это Все за одного (с заглавной буквы, как будто это был титул) было достаточно, чтобы напугать героя номер один и заставить его отказаться от информации, которую он ранее так яростно охранял. Несмотря на свою неприязнь к коллеге, Айзава верил, что Всемогущий, по крайней мере, сможет правильно определить уровень угрозы, и мысль о том, что, возможно, самый могущественный парень на этой половине земного шара настолько боялся кого-то другого? Это было немного пугающе и немного прояснило предположение Мидории о том, что таинственный босс-злодей относится к классу "SSS". Айзава с растущим раздражением ждал, пока Всемогущий писал Мидории очень длинную записку, затем с растущим страхом наблюдал, как Мидория читает её, сам выглядя все более обеспокоенным. После того, как парень обработал всё, что прочитал, он написал в ответ простое "ты когда-нибудь собирался мне рассказать?", и то, как Всемогущий виновато поморщился, заставило мальчика вытянуться. К тому моменту Айзава всерьез подумывал о том, чтобы нажить врага как из Нэдзу, так и из Всемогущего, выставив героя за дверь, независимо от того, что они говорили. Единственная причина, по которой он этого не сделал, заключалась в том, что Мидория не выглядел сердитым или обезумевшим от того, что он узнал, просто немного встревоженным, когда он переваривал это. А затем он сел и твердо сказал своему наставнику поделиться информацией со своим учителем, и впервые с тех пор, как начался весь этот бардак, Айзава почувствовал искреннюю гордость за парня. Потребовалось еще немного поспорить, но Всемогущий согласился, застенчиво передав блокнот Айзаве, чтобы тот пролистал его. Не хватало кое-какой информации, но большую ее часть было легко выяснить самостоятельно. Например, тот факт, что Мидория был новым обладателем этой причуды "Один за всех", и что Всемогущий, вероятно, получил свою должность преподавателя в UA, чтобы попытаться найти преемника в первую очередь, что означало, что Незу, вероятно, уже знал все это, и что Всемогущий не сообщил Мидории о двухсотлетнем суперзлодее с красной местью против каждого обладателя "Один за всех" , прежде чем он дал парню чертову причуду. О некоторой информации он не мог догадаться самостоятельно, но когда он спросил, когда Мидория получил причуду, сбивчивый ответ Всемогущего "в день вступительных экзаменов, конечно" едва не принес ему совершенно новую изнуряющую рану на другом боку. Айзава воспользовался моментом, чтобы сделать несколько глубоких вдохов, борясь со своим гневом и морщась, когда на его месте возникло чувство вины, и он не мог не подумать, что должен был заметить. Он намеревался спросить Мидорию о его странных отношениях с Всемогущим и его шаткой хватке за свою причуду, но опять же, он также намеревался уточнить у Тодороки тот факт, что он использовал только половину своей причуды, и связаться с Джиро по поводу добавления защиты слуха к ее костюму, и поговорить с Хагакуре о получении настоящего костюма и целый ряд других вопросов в его классе. Неудивительно, что атака USJ и последовавшие за ней политические последствия (не говоря уже о Хосу) отняли у него гораздо больше времени, чем ему бы хотелось. Было немного странно вспоминать, что к тому моменту он знал свой нынешний класс только один семестр, несмотря на то, как... как сильно он их одобрял. В чисто профессиональном, не родительском смысле. Ладно, прекрасно, он был немного привязан, подайте на него в суд. Он извинился перед Мидорией за свою небрежность и свирепо смотрел на него, пока парень не перестал спорить, прежде чем повернуться к Всемогущему, чтобы отругать его, рыча на героя и чертовски убеждаясь, что тот точно знает, насколько он глуп. После того, как он, вероятно, извинился, Айзава воспользовался моментом, чтобы поблагодарить Мидорию за то, что поделился, и дал ему знать, что он поступил правильно, затем сказал ему, что у них будет разговор обо всем этом, как только всё закончится. Как только Мидория неохотно согласился, Айзава схватил Всемогущего за воротник и потащил его прочь, воспользовавшись моментом, чтобы отвести их в уединенную часть торгового центра внутри одного из закрытых магазинов, чтобы он мог допросить другого героя, не будучи прерванным. Он, не теряя времени, допрашивал Всемогущего обо всем, что тот мог придумать о "Все за одного", от внешнего вида до сообщников, от того, какие причуды у него могут быть за плечами, до любых привычек и мотивов. Всемогущий сильно смущался, явно не привыкший быть на другой стороне допроса, но Айзава был полностью выведен из терпения по отношению к нему и не желал тратить время, пытаясь вести себя вежливо. После того, как он закончил получать всю полезную информацию, которой располагал Всемогущий, которой было удручающе мало, Айзава быстро выставил его за дверь и немедленно позвонил Незу. Несмотря на то, каким катарсисом это было бы, Айзава знал, что последствия крика на Незу будут больше неприятностей, чем они того стоят, поэтому он был вынужден спокойно и вежливо объяснить, что он узнал, и насколько он был взбешен тем, что его оставили в стороне. Нэдзу, как и следовало ожидать, не раскаивался, нес какую-то чушь о том, что все это дело касалось нескольких государственных секретов и что он подписал несколько НДА, но Айзава знал, что Нэдзу разорвал бы подобное соглашение в мгновение ока, если бы считал, что это к лучшему, или, по крайней мере, намекнул на это достаточно, чтобы Айзава понял, что что-то не так. Честно говоря, он не совсем был уверен, каков был ход мыслей Незу, но ему показалось, что Незу решил за него, что его приоритетом должна быть помощь UA с их политическим дерьмом, а не помощь его студентам. Сейчас он мало что мог с этим поделать, но он был очень тверд в том факте, что его приоритетом было продвижение его учеников вперед, и Незу должен сделать все возможное, чтобы не мешать этому. После этого ему пришлось предоставить целую кучу документов задним числом, в которых в основном говорилось, что он дал Яги Тошинори, секретарю Всемогущего и другу семьи Мидории, разрешение войти, чтобы утешить ребенка. Затем, после дополнительных документов, подтверждающих время, в течение которого Яги был на месте происшествия, и объясняющих все крики, которые другие, без сомнения, назвали бы "незначительными разногласиями по поводу мер, принятых для обеспечения безопасности", он подтвердил, что Ямада появился и развлекал детей в кубе, обучая их языку жестов, прежде чем решить, что ему следует нанести визит другим своим ученикам. Он прошел через весь процесс ожидания и отправил сообщение Незу, чтобы сообщить ему, что он появится, затем выскользнул за дверь, прежде чем кто-либо смог загнать его в угол, и поехал в UA. Как только он попал в кампус, его взгляд привлекла огромная строительная площадка посреди лужайки. Он недостаточно разбирался в строительстве, чтобы точно знать, как далеко они продвинулись, но это было намного дальше, чем он мог бы предположить, и он понял почему, когда подошел поближе и увидел, как Цементос и все студенты 1А помогают строителям. Он воспользовался моментом, чтобы изучить ситуацию, но студенты смеялись и болтали, передвигая окна или помогая с измерением или размещением вещей, и, учитывая, что некоторые из них делали перерывы, чтобы посидеть и попить воды, не было похоже, что на кого-то слишком сильно давили. А также дать детям возможность сосредоточиться, чтобы они не думали о затруднительном положении, в котором оказался Мидория, и в то же время ускорить строительство и дает студентам попрактиковаться в творческом использовании их причуд? Это было достаточно умно, чтобы Айзава был бы впечатлен, если бы это не было незаконно на шести разных уровнях, законы о детском труде были наименьшей из их проблем. Он вздохнул, но подошел ближе и позволил обратить на себя внимание, улучив момент, чтобы тихо одобрить то, насколько организованной была вся ситуация, прежде чем трое разных студентов заключили его в объятия и засыпали сотней разных вопросов. Потребовалось больше времени, чем он ожидал, чтобы успокоить детей, и он начал чувствовать себя немного неловко из-за того, что не навестил их раньше. Он посылал других людей убедиться, что они знают, что с Мидорией все в порядке, на самом деле, несколько раз, так что он не был уверен, почему им, казалось, так сильно нужно было услышать это от него. Тем не менее, у него не было причин отказывать им, поэтому он позволил детям цепляться за него, снова и снова заверяя каждого из них, что Мидория невредим и что они делают все возможное, чтобы вытащить его невредимым. Он мог видеть, что тот факт, что у него не было никакой новой информации, тяжело давил на его студентов, поэтому он нашел время посидеть с ними и послушать, как они все рассказывают о том, чем занимались последние несколько дней. Что-то в том, как Каминари взволнованно рассказывал о том, как он узнал больше о своей причуде, когда помогал с электричеством в здании, как Урарака и Яойорозу восторгались тем, что помогли разработать архитектуру, и как Токоями тихо злорадствовал по поводу того, как Темная Тень помог поймать медленно падающего строителя, заставило Айзаву расслабиться, подпевая, пока дети разговаривали или перекрикивали друг друга. Учитывая, какими напряженными были последние несколько дней, было приятно видеть, что его ученики были в безопасности и счастливы, и что он не полностью провалился как учитель. Очевидно, они были очень взволнованы возможностью обустроить свой собственный дом / комнаты таким образом, чтобы это было одновременно тренировкой, и тот факт, что каждая ночь заканчивалась ночевкой, казалось, также помогал их моральному духу. Они даже отложили кое-какие краски и прочее, чтобы Мидория мог нарисовать и украсить свою собственную комнату, когда вернется, что было просто немного трогательно. Он надеялся, что знание этого тоже подбодрит ребёнка. Через некоторое время ему действительно пришлось аккуратно прервать их, чтобы отправить на ланч, и он воспользовался моментом, пока они отвлеклись, чтобы поговорить со строителями. К счастью, настроение среди них тоже казалось хорошим, хотя Айзава был немного встревожен, обнаружив, что с юридической точки зрения Незу все сошло с рук, наняв их в качестве временных помощников учителей, точно так же, как они поступили с Дикими Дикими Кошечками для тренировочного лагеря. Все здание общежитий было зарегистрировано как клубная деятельность, контролируемая профессионалами в целях безопасности, что было справедливо... Айзава не знал, испытывать ему раздражение или облегчение. Просто Незу иногда слишком хорошо удавалось обойти закон, хотя он сомневался, что это выдержит, если кто-то попытается подать на него в суд по этому поводу. С другой стороны, учитывая все другие причины, по которым на UA могли подать в суд, Айзава сомневался, что кто-то выберет общежития. После того, как четвертый рабочий-строитель бодро рассказал ему что-то вроде того, как здорово иметь кучу маленьких помощников, как они ценят бесплатные обеды Ланч Раша, какая отличная оплата и как быстро продвигаются дела по сравнению с их обычной работой, Айзава решил, что никто из них, похоже, не горевал о работе с детьми, и отправился поговорить с Цементосом, чтобы подтвердить это. Как он и предсказывал, Цементос тоже не сказал ничего негативного и даже посмеялся над тем, как приятно иметь возможность использовать свою причуду для чего-то столь непринужденного по сравнению с его обычными патрулями. В целом, Айзава был удовлетворен тем, что у всех все было хорошо и никто еще ничего не поджег, и он решил принести им закуски или что-нибудь еще в следующий раз, когда придет в гости. Как только он убедился, что все поели, он попытался ускользнуть, чтобы вернуться в торговый центр к Мидории, но его остановил Ланч Раш, который пытался заставить его тоже поесть. Он неохотно согласился и едва успел доесть свой обед, как Тодороки сказал что-то, что вывело Бакуго из себя, и ему пришлось напрячься, чтобы остановить их, когда вспыхнула драка. Но потом Ашидо немного разволновалась во время разговора, и из-за ее размашистых жестов немного кислоты брызнуло на некоторых ее одноклассников (к счастью, это было то, что она обычно готовила, с кислотностью не более апельсинового сока, так что это никому не повредило), и Киришима решил, что единственным подходящим ответом на это было толкнуть ее в лужу грязи. Что, конечно же, привело к драке в грязи. Потому что подростки, казалось, не могли упустить возможность устроить беспорядок. Айзава намеревался позволить Цементосу разобраться с этим, но через несколько минут стало ясно, что студенты были слишком сосредоточены, чтобы слушать, и бедняга начал нервничать и подавляться. Итак, он отошел, чтобы взять шланг со стены недавно построенного здания, улучив минуту, чтобы проверить, что трубы уже подсоединены, затем вернулся обратно и окатил своих учеников ледяной водой, пока они визжали и убегали. Как только он привлек их внимание, он одарил их ровным, неодобрительным взглядом, пока они не успокоились, робко пробормотав извинения. Но он только громко вздохнул, сказал им, что если они собираются драться, то им не разрешается использовать свои причуды, затем бросил шланг Серо (который, как он точно знал, лучше всех целился и с наибольшим рвением использовал его) и ушел, даже не оглянувшись на злобное кудахтанье и неистовый визг, которые поднялись у него за спиной, когда Серо в полной мере использовал свое новое оружие. Цементос издал звук отчаяния, но, честно говоря, дети в тот момент находились в сильном стрессе, их бесцеремонно забрали из их домов и бросили в то, что по сути было тюрьмой строгого режима, с одним из их друзей в опасности, и они ничего не могли с этим поделать. Думая об этом таким образом, они могли бы поступить намного хуже, чем валяться в грязи, если бы не причиняли друг другу боль. И тут пригоршня грязи попала ему в спину, прямо между лопатками, и раздалось несколько сдавленных вздохов ужаса, прежде чем весь класс погрузился в мертвую тишину. Честно говоря, ему, вероятно, следовало просто уйти, если бы он это сделал, ему потребовалось бы всего полчаса, чтобы переодеться и отправиться обратно в торговый центр. Но когда он обернулся, чтобы посмотреть через плечо, его глаза пылали красным, каждый из его учеников повернулся, чтобы указать на Каминари как на несчастного ребенка с плохой меткостью, он мысленно взвесил, сколько энергии он сэкономил бы, если бы просто пошел домой, а не как забавно было бы терроризировать свой класс, и он был в достаточно хорошем настроении, чтобы юмор победил. Восторженные вопли, вырвавшиеся у его учеников, когда он сделал выпад, и они бросились прочь, по его мнению, сделали задержку стоящей того, даже если в итоге ему пришлось идти домой дольше, чем он намеревался, чтобы принять душ, переодеться и немного вздремнуть. Когда он наконец вернулся в торговый центр, технически до его следующей смены оставался еще час, но было уже достаточно поздно, чтобы Мидория и Шигараки оба спали. Он связался с Ямадой, который сообщил, что, по-видимому, обучал их языку жестов. Их обоих. Так что это был еще один способ общения с Мидорией, который больше не был защищен от любопытных глаз злодея, что было просто фантастично. Однако Хизаши бодро сообщил, что это удержало их от драки друг с другом, так что, как он полагал, ему не на что особо жаловаться. И он намеренно предпочел не признавать тот факт, что толстовка Мидории теперь с надписью "Я люблю совершать УБИЙСТВА и ДОМАШНИЙ ТЕРРОРИЗМ", потому что даже одного взгляда, который потребовался, чтобы получить эту информацию, почти утроило его кровяное давление. Дополнением к информации, которую он предпочел проигнорировать, был тот факт, что упомянутая толстовка в настоящее время была накинута, как одеяло, на спящего Шигараки, потому что, очевидно, ему приснился кошмар, а Мидория был слишком мягкотел для таких вещей, как самосохранение. ...Айзава пожалел, что не остался со своими вменяемыми учениками, но нет, очевидно, он должен был пойти за эмоциональной поддержкой или что-то в этом роде. В наши дни выход на пенсию выглядел все более и более привлекательным. Он тяжело вздохнул, и через несколько часов ему удалось убедить Ямаду пойти домой, демонстративно игнорируя перешептывания и настороженные взгляды, которые он получал от людей, которые должны были быть его коллегами, но все больше и больше походили на врагов. Он не спал всю ночь, заполняя документы, потягивая дешевый кофе и споря со всеми остальными по делу о том, что они должны были делать, и это было почти так же, как и в любую другую ночь. По крайней мере, это было в равной степени непродуктивно. Айзава постоянно обнаруживал, что бюрократия и эгоизм были врагами простого выполнения дерьмовой работы, и это никогда не переставало его расстраивать. Все это говорит о том, что к тому времени, когда наступило утро и двое обитателей куба проснулись и немедленно снова начали спорить, Айзава был уставшим и расстроенным, его хорошее настроение давно испарилось. Он вполглаза наблюдал, как они двое спорят, о чем бы они ни говорили, быстро накаляясь все больше и больше, а затем, как раз когда Мидория ударил кулаком в стену- По всей его длине пробежала длинная трещина со скрипучим звуком стекла, деформируемого под давлением. Айзава вздрогнул, резко повернув голову, когда все остальные в комнате взвизгнули и вскочили на ноги, волной бросаясь вперед, чтобы получше рассмотреть, но все же не решаясь подойти слишком близко. Айзава немедленно выдвинулся вперед, наблюдая, как трещина затягивается, как молния, и оба мальчика в шоке уставились на то место, где она была. Шигараки прижался к стене, явно смущенный и неуклюжий, пытаясь понять, что произошло, а Айзава повернулся и рявкнул, приказывая водителям транспортных средств приготовиться, но сказал всем пока не посылать никаких предупреждений или распоряжений на случай, если это ложная тревога. Не то чтобы это действительно помогло, поскольку никто еще не смог договориться о том, под чьей юрисдикцией находилась вся эта неразбериха, и поэтому технически они все равно не договорились, куда привести кого-либо из детей кубика, когда те выйдут на свободу. Тем не менее, он проигнорировал людей, пытающихся повиноваться, и наблюдал с напряженными мышцами и затаенным дыханием, как Мидория и Шигараки спорили, казалось, пришли к какому-то соглашению, а затем злодей прижал руки к стене, когда Мидория с решительным выражением лица отвел кулак назад. От первого удара стена треснула, хотя лицо Мидории исказилось от боли, от второго удара трещина растянулась почти до потолка, а от третьего откололся приличный кусок стены со звуком, похожим на скрежет гвоздей по классной доске, и ошеломляющим ощущением давления. Айзава дернулся вперед, автоматически протягивая руку, чтобы помочь вытащить ребенка, но когда Мидория просунул руку сквозь стену, это было похоже на то, что он просунул ее через какой-то невидимый портал. Айзава мог ясно видеть внутреннюю часть его руки, идеальное сечение мышц и костей, от которого у него кровь стыла в жилах, и оба, Мидория и Шигараки, казалось, взвизгнули, когда злодей оттащил парня назад за воротник. К счастью, как только его руку отвели назад, казалось, что она почти отрастает или, возможно, скорее возвращается к видимости. Но Мидория схватился за локоть и начал учащенно дышать, уставившись на свою безвольную руку широко раскрытыми, полными ужаса глазами, бормоча что-то, чего Айзава не мог расслышать и даже не поднял глаз, когда он придвинулся ближе, чтобы постучать по стеклу - И это была ценная часть любой из его работ, подумал Айзава про себя. Те части, где он был просто, абсолютно бесполезен. А затем, неожиданно, Шигараки схватил Мидорию за лицо и рявкнул ему какую-то команду, хотя тот казался почти таким же испуганным. Что бы он ни сказал, казалось, помогло Мидории успокоиться, и его дыхание в конце концов замедлилось от сдавленных вздохов до медленных, хотя и заикающихся вдохов. Он зажмурил глаза и после минутной концентрации сумел согнуть пальцы, хотя это выглядело медленно и причиняло боль. Тем не менее, он ссутулился, когда Шигараки откинулся, их совместное облегчение было почти осязаемым, и Айзава, стиснув зубы, отвернулся и рявкнул всем, чтобы они возвращались на свои места. Из того, что он мог сказать, казалось, что им обоим, использующим свои причуды на одной стене в одно и то же время, было достаточно, чтобы сломать первый слой защиты куба, но не второй. Однако, чем бы ни был этот второй, он понятия не имел. Какой-то невидимый портал, который временно повредил нервную систему Мидории, был его лучшим предположением, но он, честно говоря, не мог сказать наверняка. Постепенно все остальные в комнате вернулись на свои места, бормоча что-то себе или друг другу и бросая на куб настороженные взгляды. Шигараки и Мидория оба были подавлены поражением во время разговора, на их лицах ясно читалось разочарование, но глаза Айзавы были прикованы к руке Мидории. Костяшки его пальцев треснули от силы ударов, но то, как он держал его, наводило на мысль, что это не было пределом его травм. Айзава не знал, было ли это из-за того, что случилось с его рукой, когда она исчезла, или это было просто из-за того, что он несколько раз ударил кулаком по стене, но в любом случае его руки дернулись от желания помочь или даже просто увести своего раненого ученика подальше от злодея, с которым он был заперт. А потом приходилось сидеть там и смотреть, как Шигараки вправляет сломанные кости одну за другой, чувствуя, что он почти слышит, как кости встают на место с тем, как каждый рывок Мидории, казалось, отражался эхом в его собственных вздрагиваниях... Он наполовину боялся, что его коренные зубы треснут от того, как сильно он их сжимал, и расслабился только после того, как Мидория перевязал рану, перестал плакать и, наконец, поднял глаза, чтобы действительно ответить и сказать, что с ним все в порядке. Это была явная ложь, слезы еще даже не высохли на его лице, но Айзава был просто рад, что парень заговорил. Или, ну, писал. Айзава попытался уговорить его рассказать о том, что могло пойти не так, надеясь, что анализ причуд отвлечет Мидорию так же сильно, как это обычно бывало. Казалось, это сработало, так как они с Шигараки быстро отвлеклись на другую дискуссию, и у Айзавы было время сделать глубокий вдох и попытаться успокоить свое учащенное сердцебиение. Как только его руки перестали дрожать, он смог мыслить достаточно ясно, чтобы понять, насколько странно было то, что Мидория позволил злодею позаботиться о его ране. И еще более странным был тот факт, что Шигараки действительно сделал это в первую очередь. Он не был уверен, радоваться ли тому, что кто-то позаботился о том, чтобы раны Мидории были вылечены, или поддаться ползучему чувству страха, от которого по спине пробежали мурашки. Это, конечно, произошло, когда стены куба потемнели. Айзава признал бы, что, возможно, он немного запаниковал. Просто он и так был потрясен, наблюдая, как Мидория получает травму, а затем пытается сдержать слезы, вплоть до того, что прикусил кляп, пока ему вправляли кости, и внезапно, будучи совершенно неспособным следить за ними вообще, заставил его кровь застыть в жилах. И тот факт, что прошло всего несколько минут после того, как им удалось пробить дыру в одной из стен, заставил его разум немедленно перейти к тому факту, что они каким-то образом сломали причуду, и она рушилась вокруг них, заманивая их в ловушку внутри - так что, да, он запаниковал и быстро сделал наименее логичную вещь, которую он мог сделать в этой ситуации. Он наклонился вперед и начал колотить кулаком в стену, как подросток, у которого проблемы с гневом, совершенно не обращая внимания на крики и неразбериху вокруг него. Прежде чем он успел успокоиться, стены внезапно снова расступились, открывая Мидорию и Шигараки, прижавшихся друг к другу и уставившихся на него, как он был угрозой. Айзава остановился с поднятым кулаком, уши наполнились помехами, когда он внимательно осмотрел их двоих, убеждаясь, что они оба невредимы. Неуклюже, работая вместе, им двоим удалось показать, что они экспериментируют. Все еще слегка не оправившись от второго выброса адреналина менее чем за десять минут, Айзава ничего не мог поделать, кроме как смотреть, как Мидория поднял забинтованную руку, развернул ее, а затем пошевелил пальцами с торжествующей ухмылкой, показывая свою теперь уже совершенно неповрежденную руку. Собственная рука Айзавы упала на бок, когда он выпрямился, замешательство и облегчение затопили его в равной степени. Лечил ли куб их раны? Было ли это тем, что произошло, когда стемнело? Он спрятал свои собственные разбитые костяшки пальцев немного за спину, чувствуя себя немного смущенным, когда паника снова покинула его. Вся эта ситуация могла довести его до сердечного приступа, если он в ближайшее время не возьмет себя в руки. И тогда Мидория сказал что-то о том, что ничто в кубе не было реальным, и что все это было иллюзией, которая - конечно, хорошо, почему бы и нет. Парень неопределенно указал на какие-то каракули на стене, смысла которых он не мог уловить ни в малейшей степени, что-то о плоскостях и волнистых линиях, но Айзава решил, что это действительно не имеет значения, если он не понимает деталей. — Ты можешь выбраться? — Спросил он через записку на стене, не обращая внимания на то, как пульсировала его рука, когда он писал. Он мог бы перевязать ее позже, но он не думал, что она сломана, поэтому ему не требовалась немедленная медицинская помощь. У Айзавы не было привычки усиливать силу, чтобы вкладывать ее в свои удары, и он немного больше привык бить по тому, что не поддавалось. Но, конечно, веселый ответ Мидории заключался в том, что он мог бы попробовать кое-что, если бы был готов рисковать повреждением мозга, и Айзаве пришлось подавить желание врезаться головой в стену. К черту седые волосы, было бы чудом, если бы он не облысел от стресса к тому времени, как вся эта заваруха закончилась. А потом Мидория открыл чертову дверь в стене, только на самом деле это была не дверь, потому что, хотя стекла не было, портал все еще был там, и они едва смогли подтвердить, что не могут слышать друг друга или связаться друг с другом через неё, прежде чем Мидория просунул свою голову туда, у него случился припадок или что-то в этом роде, и к этому моменту Айзава решил просто... посидеть немного. После того, как он отговорил копов отправлять кого-либо через куб-портал и твердо сказал Мидории, что больше не будет никаких экспериментов. Мидория согласился неохотно, в той пугливой манере, которая означала, что он нарушил бы этот приказ в мгновение ока, если бы думал, что это поможет им выбраться, и Айзава решил закрыть глаза и просто дышать некоторое время. Это заняло у него некоторое время, но он сделал все возможное, чтобы упорядочить свои мысли в аккуратные строчки. Итак, все внутри куба было своего рода иллюзией, над которой Мидория теперь, казалось, имел некоторый контроль. Это было странно, но причуды были странными, и он действительно не понимал их в лучшие дни. Более насущным был тот факт, что Шигараки и Мидория стали друг другу... комфортными. Ну, не так уютно, как было бы с нормальными людьми, но по сравнению с тем, когда они впервые оказались взаперти и не могли даже смотреть друг на друга, не перерастая в драку? Теперь им было мучительно, очевидно комфортно вокруг друг друга. Это не было чем-то большим, как объятие или держание за руки, но теперь они касались друг друга так небрежно, все, начиная от перевязки ран Мидории и заканчивая тыканием в Шигараки, как будто он был спящим медведем, и заканчивая теснением друг к другу, когда Айзава непреднамеренно напугал их, как будто им даже не приходило в голову, что они должны думать об друг друге как об угрозе. Это было пугающе. Это было так, как будто он наблюдал, как его ученик ускользает от него, и хуже всего было то, что он даже не знал, к чему клонит Мидория. Он не мог представить, что Мидория когда-нибудь станет злодеем, даже учитывая, что такая возможность смотрела ему прямо в лицо. (Он смутно задавался вопросом, не это ли сделало бы Мидорию хорошим.) Но единственными другими возможностями было то, что Шигараки каким-то образом манипулировал ребенком, заставляя его думать, что они друзья, просто чтобы он мог нанести ему удар в спину, когда тот ослабит бдительность, и, честно говоря, Айзава не думал, что у Шигараки достаточно эмоционального интеллекта для этого, или, что еще хуже, что они просто искренне сблизились. Потому что не было абсолютно никакого способа, которым это могло закончиться чем-то иным, чем... чем огонь и кровь. Но это было не похоже на то, что он мог остановить это, и даже если бы он мог, он... он бы так и сделал... Айзава моргнул, тряхнув головой, чтобы попытаться прояснить свои внезапно вялые мысли и поморщившись от того, как заложило уши, а затем рывком поднялся на ноги и дико огляделся, услышав чей-то крик. У него едва хватило времени увидеть, как люди вокруг него падают, а газ растекается по полу, прежде чем волна головокружения накрыла его от резкого движения, и в глазах потемнело. Должно быть, он потерял сознание, хотя и мог бы предположить, что это было всего на несколько минут, потому что очнулся распластанным на полу с болящей щекой в том месте, где он, должно быть, ударился о землю. Перед глазами у него все плыло, в голове стучало сильнее, чем мог бы вызвать легкий стук по линолеуму, и только вид двух фигур перед ним заставил его сопротивляться желанию застонать. Одного первого было бы достаточно, чтобы вызвать у него панику, он узнал бы пурпурный туман Курогири где угодно после беспорядочной атаки USJ, но второго было достаточно, чтобы его желудок вывернулся из-под него от страха. Потому что он одновременно не узнал высокого мужчину в жутком шлеме и одновременно точно знал, кто это был. Очевидно, "Все за одного" наконец-то пронюхал о ситуации. Айзаве потребовалась каждая унция силы воли, чтобы не двигаться. Он одновременно хотел оторвать злодеев от куба, где они, казалось, вели какую-то дискуссию, и одновременно хотел убежать и позвать на помощь, зная, что куб обеспечит безопасность детей, но вместо этого он просто сосредоточился на том, чтобы дышать тихо и ровно, пока он изучал ситуацию, не двигаясь. Все остальные в комнате были в отключке, и не было похоже, что они притворялись мертвыми, как он. Злодеи не были обращены к нему лицом, на самом деле никто не был обращен, но выход был слишком далеко, чтобы он мог добраться незамеченным. Он мог бы попытаться напасть на злодеев, пока они стояли к нему спиной, но если хотя бы половина того, что ему удалось вытянуть из Всемогущего, была правдой, то это была бы очень, очень плохая идея. Он не думал, что сможет удержать обоих злодеев, пойманных в Стирании одновременно, или свое оружие захвата, если уж на то пошло, и даже если бы он мог, он, честно говоря, не был уверен, что в мире есть тюрьма, которая могла бы удержать любого из них. Сработают ли наручники, подавляющие причуды, вообще на ком-то с более чем одной причудой? Единственная причина, по которой они смогли удержать Ному от USJ, заключалась в том, что оно прекратило сражаться, как только у него не было приказа, и теперь это существо просто сидело в камере в Тартаре, медленно умирая от голода, без кого-либо, уполномоченного отдавать ему приказы, приказывающие ему есть. Медленно он опустил руку вниз, затем нажал первые две тревожные кнопки на своем поясе. Всего у него их было три - по одному, которое КГОБ раздавал каждому герою вместе с их вспомогательным оборудованием, чтобы они могли сообщать людям, когда те оказывались по уши в дерьме, одно, которое отправлялось прямо Незу, и одно, которое автоматически отправляло смс его ближайшим друзьям. На самом деле, его единственные друзья. Третья кнопка была во всех отношениях довольно бесполезной, потому что, если бы он когда-нибудь оказался в ситуации, когда она ему понадобилась, у него, вероятно, не было бы времени дотянуться до нее. Единственный раз, когда он был близок к этому, был во время нападения на USJ, но в итоге он выжил после этого, так что он был рад, что не решил настаивать. Будем надеяться, что Незу или Комиссия Героев вместе взятые пошлют достаточно людей, чтобы отпугнуть злодеев, как только они поймут, что не могут проникнуть в куб, и что они решили, что это не стоит усилий или ущерба для борьбы. Айзава стиснул челюсти и слушал, как два злодея бормотали друг другу, отстраненно отмечая, как Все за Одного, казалось, заставляли Курогири зачитывать и записывать заметки для него, но в основном просто желая, чтобы он родился с причудой, достаточно сильной, чтобы на самом деле обеспечить безопасность своих учеников. Казалось, прошла вечность, пока он лежал на полу, заставляя свое дыхание оставаться спокойным и не двигаясь даже для того, чтобы дернуться, на случай, если у Все за одного была какая-то причуда, которая позволяла ему чувствовать свое окружение. На самом деле, это заняло, вероятно, около двух или трех минут, а затем внутри куба произошло что-то, чего Айзава не мог ясно видеть со своего ракурса. Все, что он мог видеть, была вспышка зеленого, а затем Мидория написал что-то, что заставило Все за Одного заметно отступить назад и напрячься, как только Курогири нерешительно прочитал это. Что-то о хранилищах, и - о боже, он действительно надеялся, что его ученик не назвал суперзлодея "долбоебом" в лицо. Он стиснул челюсти и сказал себе, что сможет отругать Мидорию позже, с облегчением слушая, как злодеи безуспешно пытались открыть портал в кубе. Но затем, прежде чем у них появился шанс попробовать что-то еще, звук тихого перемещения и низкий стон заставили Айзаву напрячься. Это было негромко, на самом деле звук был едва слышен из-за разговора злодеев, но этого было достаточно, чтобы его сердце ушло в пятки. Он не мог повернуть голову, чтобы посмотреть на того, кто просыпался, но он сделал военный знак "тихо" за своей спиной и надеялся, что они это увидели, или, по крайней мере, подкрепление прибудет туда до того, как злодеи услышат. Не повезло так сильно. То, как Все за одного замерли и повернулись в сторону шума, заставило Айзаву мысленно проклинать себя, но он немного расслабился, когда злодей указал в том направлении и сказал что-то о том, чтобы поторопить события. Но затем он сказал что-то о пит-стопе низким и самодовольным голосом и направился к нему. Айзава снова замер, быстро закрыв глаза и молясь, чтобы злодей просто целился во что-то позади него, но ощущение большой руки на его челюсти, поднимающей его в воздух, быстро развеяло эту надежду. Отказавшись от ожидания подкрепления, он снова открыл глаза и активировал стирание, нанося удар ногой, нацеленный в голову Все за одного. Злодей споткнулся, но не упал, и прежде чем у него появился шанс отступить, чья-то рука обхватила его ногу и сжимала до тех пор, пока она не сорвалась. Айзава дернулся со сдавленным криком, ногти впились в руку Все за одного, но он был готов к боли и едва сумел не моргнуть, несмотря на то, как слезились его глаза. Вместо этого он набросился со своим оружием захвата и крепко обхватил им шею злодея, натягивая его с рычанием, когда Все за Одного замер. Оказаться запертым в безвыходном положении с, возможно, самым могущественным злодеем в мире было не так, как он надеялся, что все пройдет, но это было лучше, чем могло бы пройти. Рука, стиснувшая его челюсть, не давала ему возможности говорить, поэтому он ограничился мысленной молитвой о том, чтобы тот, кто получил его сигнал бедствия, поскорее добрался туда. Прошло уже несколько минут, и резервная копия должна была быть подготовлена именно на случай такой ситуации, так что, что бы это ни было, было уже поздно. Он просто надеялся, что они не будут слишком поздно. Он не мог продолжать Стирать вечно, и он уже чувствовал, как боль начинает нарастать у него за глазами. Он мог видеть отражение своих собственных светящихся глаз в этой жуткой, блестящей черной маске, трубки и хриплое дыхание, которые он мог слышать через нее, делали злодея похожим на какого-то инопланетянина, и он придал своему лицу самый яростный вид, на который был способен, держа захватное оружие так крепко, как только мог, надеясь, по крайней мере, задушить ублюдка, если бы мог. А затем Все за Одного усмехнулся, его голос был таким хриплым и низким, что Айзаве показалось, будто по позвоночнику пробежала ледяная вода. Он отпустил сломанную ногу Айзавы и начал тянуться вверх, заставляя героя дернуться как от боли, так и от желания протянуть руку и остановить то, что он собирался сделать, но злодей просто снял свою маску и позволил ей со звоном упасть на землю. Он был очень, очень сильно изранен, до такой степени, что Айзава был искренне удивлен, что он выжил, что бы ни было причиной этого. Или кто бы то ни было, если он правильно угадал. Всемогущий сказал, что он был уверен, что у Все за Одного не было возможности выжить в их битве, и Айзава уже знал о травме героя, которая ограничивала время, когда он мог использовать свою причуду, так что имело смысл, что Всемогущий сделал все возможное, что у него было. — Я сталкивался с героями намного сильнее тебя, Айзава-сан — Все за одного мурлыкал, широко ухмыляясь, злобный и жуткий, и звук его настоящего имени из уст суперзлодея заставил кровь Айзавы заледенеть. — Я прожил дольше, чем ты можешь себе представить. Не смей думать, что ты можешь выиграть эту маленькую игру в ожидание. Айзава бы отпустил какой-нибудь язвительный комментарий в ответ, если бы не рука на его челюсти, заставляющая его замолчать. Вместо этого он яростно зарычал, усиливая хватку и глядя со свирепостью, которая, как он надеялся, читалась как: "Я могу чертовски попытаться." Честно говоря, он был немного напуган, но чистая решимость перевесила боль и страх. Было множество ужасающих способов, которыми эта ситуация могла закончиться, вплоть до того, что он почти надеялся, что Все за Одного решит просто убить его, за исключением того факта, что он знал, что злодей, вероятно, воспользуется возможностью превратить его тело в Ному, чтобы отправить за своими учениками. Еще хуже этого была возможность того, что Все за одного воспользуется его причудой, оставив героев без их единственного эффективного оружия против человека, и худшим результатом всего этого было то, что Все за одного найдёт способ на самом деле использовать стирание (в настоящее время он не мог, учитывая, что у него, похоже, не было глаз, но если бы у него была или он нашел причуду, подобную Шоджи, которая позволила бы ему вырастить подобные органы, это была бы совсем другая история), оставив их вообще без эффективного оружия, кроме ядерной бомбы. В лучшем случае резервная копия прибудет на помощь вовремя, но с каждой секундой это выглядело все менее и менее вероятным. Установил ли "Все за одного" какой-то барьер, блокирующий общение, или герои в режиме ожидания просто не торопились? Это не имело значения. Конечный результат был все тот же. Айзава был один, единственный, кто был достаточно бодр, чтобы даже попытаться бороться, уже раненый и зажатый в тисках самого сильного злодея, которого он знал, со своим учеником, запертым в коробке примерно в пятнадцати футах от него. Не идеально, и он, честно говоря, не был уверен, сталкивался ли он когда-нибудь с худшими шансами. Но каким бы ни был исход, Айзава отказался позволить этому навредить его детям. В воздухе что-то изменилось, по коже побежали мурашки. Сбоку, в направлении куба, что-то согревало воздух. Все за одного, казалось, тоже это почувствовали, потому что он сделал паузу, а затем тихо рассмеялся, и его ухмылка стала чуть шире. — Я вижу, ты хорошо обучил своих студентов. — Пробормотал злодей почти рассеянно. Айзава ощетинился, желая оглянуться, чтобы увидеть, что вызвало такую реакцию, или даже просто моргнуть, чтобы избавиться от боли в глазах, но ограничился яростным рычанием, когда его хватка усилилась настолько, что на руке злодея остались темные синяки. Без предупреждения Все за одного отпустил, в то же мгновение срывая захватное оружие и позволяя Айзаве рухнуть на землю. Герой ничего не мог поделать ни с тем, как он моргнул от боли, ни с небольшим сдавленным звуком, который он издал, но он вслепую ударил своим оружием захвата, чтобы ухватиться за опорную балку и дернуть его обратно за пределы досягаемости. Он несколько раз моргнул, но он слишком злоупотребил своей причудой, и его зрение было расплывчатым, глаза болели от яркого флуоресцентного света. Он смог увидеть расплывчатую кляксу и Все за одного, повернулся к кубу и развел руками. Только потом он смог увидеть, что на стене куба было написано несколько слов и что люди вокруг него начали просыпаться настолько, чтобы закричать и запаниковать из-за ситуации, но в основном ему пришлось положиться на свой слух, чтобы уловить, как Все за одного тихо сказал: "Умный мальчик". Тон, которым он сказал это, нежный, низкий и немного раздраженный, как будто щенок жевал его ботинки, заставил Айзаву вздрогнуть. Ему удалось обмотать свое оружие захвата вокруг стойки достаточно, чтобы выпрямиться, перенеся весь свой вес на ткань и здоровую ногу, и, болезненно прищурившись, наблюдал, как Все за одного что-то делал с Курогири, что звучало так, будто это причиняло боль, прежде чем они оба исчезли в вихре фиолетового дыма. Айзава, вероятно, мог бы использовать свою причуду, чтобы помешать им уйти, и, вероятно, его бы потом отчитали за то, что он этого не сделал, но, честно говоря, к тому моменту он просто хотел, чтобы они ушли. Он слышал возню и стоны вокруг себя, и быстро заморгал, пытаясь прояснить зрение, в то время как люди в замешательстве кричали друг на друга, пытаясь понять, что произошло. Кто-то подбежал к нему и коснулся его руки, заставив его вздрогнуть, когда они поспешно спросили, что случилось, и он покачал головой, чтобы прояснить её, рассказал так быстро и сжато, как только был способен. Он провел мгновение с героем (новым, если он правильно помнит, одним из закадычных друзей Старателя), быстро пытаясь понять, почему это произошло сейчас и что, черт возьми, они могли бы сделать, чтобы предотвратить еще одну подобную атаку в будущем. Айзава, по общему признанию, чувствовал себя немного затуманенным от боли и затяжного действия какого-то усыпляющего газа, который на нем использовали, так что в основном это был напарник, который предположил, что это, вероятно, из-за какой-то странной кубической штуки, которую сделал Мидория. Но после этого было достаточно легко сделать следующий логический шаг, что у злодеев должен быть какой-то способ наблюдать за ними, и он решил, что, вероятно, это был тот же способ, что и у Незу - через уже установленные камеры слежения. Кивнув напоследок приятелю и сделав мысленную пометку попытаться позже узнать их имена и замолвить за них словечко в их агентстве, Айзава выпрямился и начал выкрикивать приказы, на мгновение игнорируя боль в ноге, одновременно приказывая остальным проверить и убедиться, что ни у кого нет затяжных последствий от газа, вызвать парамедиков, вызвать техника, чтобы демонтировать камеры, и начать рассылать отчеты об инциденте, если им больше нечего будет сделать. Следующие несколько часов были бурной деятельностью, которую он, честно говоря, плохо помнил, что, вероятно, было как-то связано с обезболивающими, которыми его накачали, как только Полночи удалось отвезти его в больницу. Потребовалось три часа, чтобы они прошли настолько, чтобы он смог дать показания, вылечиться, а затем сбежать на паре костылей с совершенно новым гипсом, прикрепленным к его ноге. Он мог бы исцелиться позже, но прямо сейчас ему нужно было выполнять свою работу. Как только он вернулся на место происшествия, он начал руководить всеми по установке баррикад и датчиков, которые регистрировали бы атмосферные колебания, такие как изменение давления воздуха. Судя по тому, как у него заложило уши, когда Курогири появился здесь и в USJ, его причуда, казалось, испортила атмосферу настолько, что они смогли ее отследить. Он проигнорировал то, как Немури продолжала смотреть на него, пока слушал список пострадавших, сжав губы в ровную линию (одна смерть и четыре незначительных ранения, только из-за проклятого усыпляющего газа), а затем подошел к кубу и попытался поговорить с Мидорией. Очевидно, Шигараки мешал парню дать свое собственное заявление, что не было неожиданностью, но также было немного странно, что Мидория даже не пытался отвлечь злодея или намекнуть, что он подождет, пока тот уснет, или что-то в этом роде. Но как бы то ни было, он, честно говоря, слишком устал, чтобы думать об этом прямо сейчас. Вместо этого он спросил, что сказал Мидория, чтобы заставить Все за одного уйти, и после минутного колебания объяснил, что злодей был там только из любопытства и что он, по-видимому, только пригрозил "уничтожить Одного за всех", как будто это не означало буквально убить себя. Он хотел бы ворваться в этот чертов куб и самому ударить Мидорию по голове, наблюдая, как мальчик доказывает, что это была авантюра, блеф, что это в любом случае не имеет значения, но затем внезапно он и Шигараки спорили о чем-то, чего он не мог слышать, и это обострялось и обострялось, пока... Пока Мидория что-то не закричал, пока он не заплакал, пока он не закрыл лицо руками, а Шигараки наблюдал за ним с ужасом, печальным пониманием. И секунду они вдвоем просто сидели рядом, не говоря ни слова. А потом, конечно, они снова начали ссориться. Айзава вздохнул и сел у куба, чтобы переждать, положив свои костыли рядом с собой и делая вид, что не замечает раздражения и закатывания глаз вокруг него. Если бы они думали о Мидории как о глупом ребенке, а не как о потенциальном злодее, это было бы лучше для него. Не то чтобы Мидория не мог быть и тем, и другим. Вероятно, примерно тогда он решил, что Мидория - его ученик, злодей или нет. Если бы парень сбежал и начал убивать людей или что-то в этом роде, тогда Айзаве просто пришлось бы оттащить его назад и вбить в него немного здравого смысла. Вероятно, не стоит бить его буквально, Мидория был таким мягкосердечным дураком, что Айзаве, вероятно, просто пришлось бы упомянуть, что он расстраивает свою маму, чтобы ребенок образумился. Но опять же, Мидория иногда был пугающе, глупо решителен, так что, может быть, и нет. И если ребенка не удалось убедить... тогда это была бы работа Айзавы - убедиться, что он больше никому не причинил вреда. Но он сомневался, что до этого дойдет. Или, по крайней мере, он надеялся, что этого не произойдет. Ни Мидория, ни Шигараки не смотрели на него весь остаток дня. Айзава наполовину не мог винить их, они, вероятно, закончили разговаривать с людьми после того, как буквально появился суперзлодей, чтобы запугать их, но также он еще не закончил кричать на Мидорию за то, что тот глупо безрассудно относился к своей собственной жизни, так что это было немного раздражающе. Он потратил несколько часов на бумажную работу, заполняя отчеты об инцидентах и несчастных случаях, следя за тем, чтобы каждый получил свою компенсацию за несчастный случай и т.д. Когда куб снова потемнел, он вздрогнул и повернулся, чтобы легонько постучать по нему, издав тихий раздраженный смешок, когда на стене появились слова "сплю, уходи". Он не мог винить их за то, что они не хотели, чтобы за ними наблюдали, пока они спят, предположил он, поэтому он вернулся к своей работе и потер заднюю часть шеи, чтобы ослабить напряжение там. Через несколько часов Немури потащила его обратно в больницу, чтобы вылечиться, и отругала за то, что он сбежал, и заставила его поужинать, прежде чем он уснул. Учитывая все заживление, через которое он прошел, в итоге он проспал гораздо дольше, чем ему хотелось бы, но в ту ночь он смог снять гипс, даже если ему еще не совсем разрешили ходить без костылей. К тому времени, как он вернулся, в кубе все еще было темно, и он начал немного волноваться. Около полудня он уступил своему беспокойству и постучал в стену, и после нескольких попыток куб очистился, открыв Мидорию, сонно уставившегося на него. Айзава расслабился и отмахнулся от ребенка, улыбаясь про себя, когда Мидория показал ему язык и зарылся обратно в одеяла (? Подождите, откуда они взялись -) и вернулся к наблюдению за атмосферными датчиками. Возможно, еще через час после того, как двое детей задремали, они проснулись и снова начали препираться, а Мидория вернулся к экспериментам с какими-то странными способностями искажать реальность, которыми он обладал в кубе. Айзава испытал огромное облегчение, узнав, что Мидория сможет сделать это только внутри куба, а не когда выйдет, потому что, честно говоря, парень был слишком безрассуден для такого рода власти. Ученик попытался объяснить научную основу того, что он делал, но сочетание ограниченных знаний мальчика о языке жестов и ограниченных познаний Айзавы в науке сделало это довольно трудным. В конце концов Мидория сдался и вместо этого вернулся к разговору с Шигараки, а Айзава вернулся к спорам с другими тамошними чиновниками. К счастью, появление Все за одного и нокаут их всех без боя стало своего рода тревожным звонком, и он смог пойти на компромисс с ними настолько, что согласился доставить Мидорию и Шигараки в полицейский участок, если все пойдет хорошо, и вместо этого провести допрос в UA, если все пойдет плохо. Приняв это решение, они наконец-то способны начать формировать надежный план, и Айзава на самом деле не потрудился скрыть свое раздражение тем фактом, что им потребовалось так много времени, чтобы просто сотрудничать, хотя он и приложил усилия, чтобы не отпускать слишком много ехидных комментариев. Заставить их думать, что он был непрофессионален или затаил обиду, было совсем не полезно, тем более что в будущем им, вероятно, придется работать вместе. Достаточно скоро они смогли согласовать большую часть плана и приступить к разработке резервного плана, и Айзава почувствовал, как боль от бесполезности в его груди утихла... Только для того, чтобы это отозвалось ревом, когда он оглянулся через плечо и увидел, как Мидория и Шигараки сравнивают шрамы. У них обоих было ... многое. Не больше, чем у самого Айзавы, но он был сторонником героев и вдвое старше их, а между двумя подростками, вероятно, не должно быть ничего большего, чем он. Его внезапное молчание заставило людей, с которыми он разговаривал, тоже оглянуться, как раз вовремя, чтобы увидеть, как Шигараки демонстрирует то, что выглядело как огромный гребаный след от укуса. Было несколько вздохов, несколько смешков и бормотания, и Айзава знал, что он должен отвести взгляд и вернуть внимание к себе, должен сменить тему и попытаться дать детям как можно больше уединения, но... Но он обнаружил, что, как ни странно, не может отвести взгляд от того, что должно было представлять угрозу для жизни, когда Шигараки продемонстрировал это с гордой ухмылкой. Он не мог отвести взгляд, когда Мидория кивнул, когда Шигараки снова сел и показал татуировку со своим именем на груди, когда они вдвоем заговорили, когда Мидория встал и задрал рубашку, чтобы показать- Экран планшета в его руках треснул. Айзава моргнул и посмотрел вниз, когда люди вокруг него вздрогнули, затем вздохнул и смахнул несколько кусочков битого стекла. К счастью, это все еще работало нормально. Кто-то спросил, все ли с ним в порядке, и он просто промычал в ответ, его взгляд был пустым, а в ушах шумели помехи. Он спокойно продолжил дискуссию, потому что в противном случае он собирался кого-нибудь убить, и старался не позволять своим мыслям слишком сильно блуждать. Он проделал не особенно хорошую работу. Айзава был героем в течение двенадцати лет. За это время он не раз участвовал в попытках расследовать и ликвидировать группировки, занимающиеся торговлей людьми. Часто такого рода люди оставляли метки на своих жертвах, часто цифры или символы, чтобы быть уверенными, что они смогут легко вернуть их обратно, если те сбегут. Проще говоря, Айзава знал, как это выглядело, когда кого-то прижимали к земле и вырезали. Он знал, как это выглядит, когда кого-то клеймят. Айзава постучал пальцем по своему планшету, тик-тик-тик, примерно на три удара медленнее, чем тук-тук-тук его сердцебиения, когда от гнева у него подскочило кровяное давление. Он чувствовал пульс в кончиках пальцев, в глазах, в пространстве за ребрами, чувствовал, как желание пролить кровь растет и растет. Он наклонил голову и изложил известные ему факты с отстраненным, ледяным спокойствием. Мидория ранее указал на несколько шрамов от ожогов, включая тот, который, как знал Айзава, он получил от Бакуго во время беспорядка с первого урока Всемогущего в классе, и один в форме отпечатка руки. Шигараки был заклеймен своим собственным именем, хотя Айзава уже знал, что это не его настоящее имя из-за расследования, которое он провел после USJ, которое показало, что законно не существует никого по имени Шигараки Томура. Деку было именем героя Мидории, но до этого Бакуго называл его так вместо имени. Бакуго называл большинство людей оскорблениями вместо их имен. Мидория был единственным, на кого Бакуго несколько раз нападал вне тренировок и использовал чрезмерную силу во время тренировок. Бакуго напал на Мидорию после того, как тот впервые использовал свою причуду в классе и во второй раз за всю историю, на вступительном экзамене. Мидория до этого был без причуды. Мидория и Бакуго ходили в одну и ту же среднюю школу. Тук, тук, тук, палец Айзавы барабанил по планшету, такое же тихое предупреждение, как шаги тигра, выслеживающего добычу. В тот год Айзава уже сделал слишком много предположений. Он не собирался делать еще одно, по крайней мере, до того, как у него будет возможность напрямую спросить об этом вовлеченных людей. Но он не отпустил свой гнев, просто спрятал его подальше, приберегая до тех пор, пока не сможет обрушить его на нужную цель. Разобравшись с этим, Айзава вернулся к разговору, его голос был таким же ровным и невозмутимым, как всегда, когда он вел обсуждение мер безопасности и логистики. Все это время его пальцы выбивали дробь - единственный намек на его бурлящие мысли. В тот день он почти не общался с Мидорией или Шигараки. У него не было времени, а дети, казалось, прекрасно развлекались, так что он в основном предоставлял их самим себе. Иногда координировать действия героев было сложнее, чем препираться с подростками. Герои подполья были прекрасны, открыты для странных графиков и быстро реагировали, но герои дневного света всегда были придурками из-за того, что их просили работать не в их обычные смены, или отвечали через несколько дней или недель, а некоторые из них отказывались работать с конкретными людьми по самым ничтожным причинам. Координировать было сущим кошмаром, особенно когда он только что убедился, что все, кто должен был быть резервной копией, но появился через несколько минут после того, как "Все для одного" ушли, были получил строгий выговор, и теперь эти люди бегали вокруг и ныли о том, какой он строгий ублюдок. Так что, по сути, никто, кроме его коллег из UA, не хотел работать с ним прямо сейчас, а КГОБ не хотел, чтобы в этом деле участвовало слишком много преподавателей UA, чтобы избежать "конфликта интересов". По сути, все были глупы, кроме него, и его начинало по-настоящему тошнить от этого. Он действительно несколько раз оглядывался на детей, просто чтобы проверить, как они, но в основном они, казалось, просто разговаривали. Несколько раз они становились вроде как эмоциональными, и в какой-то момент Айзава поднял глаза и увидел, что Шигараки со слезами на глазах дрожит, а Мидория запускает пальцы в его волосы и наблюдает за ним нежным, печальным взглядом, и он решил, что у него нет сил смириться с осознанием того, что Мидория, по-видимому, приручил злодея, как щенка. Но когда он взглянул на них несколько часов спустя, он увидел, что они дико смеются с острыми, как бритва, ухмылками, и примерно тогда он поддался своему расстроенному раздражению и решил вообще перестать смотреть. Для него было слишком поздно пытаться убедить других людей, что эти двое не были связаны, но он мог, по крайней мере, притвориться, что не знал об этом. И это пригодилось, когда один из полицейских надзирателей спросил его, каков его план по "сдерживанию" Мидории, а он просто тупо уставился на него и ответил, что пострадавшего осмотрел бы врач, он дал бы свои показания, если был бы в состоянии, а затем отвезли бы домой. Или обратно в общежитие UA, в данном случае. Полицейский покраснел и попытался возразить, но после того, как его несколько раз отключили, он вместо этого повернулся, чтобы пойти жаловаться своему начальству, а Айзава закатил глаза и вернулся к работе. Когда он, наконец, установил все так, как только мог, он бросил последний взгляд на куб, увидел, что малыши обнимаются, а затем сел и прислонился к нему спиной, чтобы вздремнуть. К тому времени его нога в основном зажила, но стоять слишком долго все еще было больно, поэтому он наклонил голову и закрыл глаза, притворяясь, что тот факт, что он сидел, прикрываясь детьми, был случайным. Ему удалось задремать всего, может быть, на полчаса, прежде чем он услышал легкий стук в стекло, и он обернулся, чтобы увидеть Мидорию, спрашивающего его, что он знает о политике, из всех вещей. Две вещи, которые Айзава знал о политике, заключались в том, что Нэдзу был великолепен в этом и он был ужасен в этом. Однако он не хотел доставать Незу, поэтому вместо этого написал Ямаде, который проявлял особый интерес к такого рода сложным вещам и у которого в любом случае довольно скоро начиналась смена. Как он и предсказывал, Ямада загорелся при виде вопроса Мидории, затем прогнал его и велел пойти немного отдохнуть. Поскольку у него все еще оставался один курс лечения, и это не сильно помогло бы с большей частью сломанной ногой, Айзава неохотно согласился, хотя и сказал, что скоро вернется. Но после того, как он был исцелен, он был изрядно измотан тем, что причуда исцеления сказалась на его выносливости, и спорами весь день, так что в итоге он проспал несколько часов. Когда он проснулся, наконец, способный ходить без костылей, была середина ночи, и Ямада прислал ему несколько сообщений, которые были одновременно совершенно бесполезными и невероятно успокаивающими, так что он почувствовал себя в достаточной безопасности, чтобы ненадолго отправиться домой. Он не привык находиться рядом с таким количеством людей так долго, к тому моменту почти неделю подряд, с небольшими перерывами, и от этого у него по коже начали пробегать мурашки. Он чувствовал себя немного виноватым за то, что был дома и расслаблялся, когда у Мидории не было возможности, но он также знал, что если у него не будет немного времени для себя в ближайшее время, он собирается зарезать кого-нибудь. И, кроме того, он все еще работал, координируя действия с отдельными героями, комиссией героев, несколькими сотрудниками UA и несколькими полицейскими, чтобы убедиться, что все они знают, чего от них ожидают. Ямада, вероятно, не посчитал бы это отдыхом, но это нужно было сделать как можно скорее, и для Айзавы было достаточно свернуться калачиком в постели с чашкой теплого чая, чтобы зарядиться энергией. Ну, в основном достаточно. Когда он проверил свою электронную почту, у него было сообщение от Цементоса, в котором говорилось, что общежития заполнены, что заставило его улыбнуться. Очевидно, теперь дети перешли к украшению и безжалостно запугивали друг друга за свой выбор. Айзава сделал мысленную пометку навестить их в ближайшее время и немного поболтать с Бакуго, пока он там, а затем сохранил присланную Цементоссом фотографию, на которой весь класс позирует перед общежитием, корча рожи в камеру, и сказал себе, что им придется переснять ее, как только Мидория уйдет. Он закончил почти всю бумажную работу и бегал взад-вперед в качестве посыльного между Незу и КГОБ, которые ему нужно было сделать, съел домашнюю еду и собрал больше вещей для следующей смены, поспал еще немного и проснулся с солнцем на лице. Так что он был в прилично хорошем настроении, когда вернулся в торговый центр с кофе в руке и сумкой под мышкой. Но его хорошее настроение немедленно сменилось настороженностью, когда Мидория загорелся при виде него и взволнованно помахал ему рукой, заставив Айзаву замереть и подозрительно посмотреть на парня. Мидория фыркнул, жестикулируя более настойчиво, и Айзава обменялся обеспокоенным взглядом с Ямадой (который был явно сонным после того, как не спал всю ночь), прежде чем снова подойти ближе. А затем, как ни в чем не бывало, с довольными, самодовольными ухмылками, они вдвоем разбили куб вдребезги. На полсекунды воцарилась мертвая тишина, все застыли в шоке, и звук кофейного термоса Айзавы, ударившегося о землю, казалось, вернул всех к действию. Немедленно вся комната погрузилась в безумную суматоху, поскольку большая часть их планирования была рассчитана на случай, если Все за одного вернутся, а не на то, если куб опустится мирно. Не в первый раз Айзава проклял то, как бюрократия и волокита замедлили все до ползания, когда он дернулся, чтобы схватить Мидорию прежде, чем кто-либо другой, включая злодея. Не нуждаясь в просьбах, Ямада двинулся, чтобы схватить Шигараки, а Айзава быстро повернулся, чтобы потащить Мидорию к ожидающему бронированному автомобилю. Он не признался бы в этом, по крайней мере, не сейчас, но он был немного рад, что Мидория почти сразу начал жаловаться. Было приятно слышать голос этого парня. Он воспользовался моментом, чтобы внимательно осмотреть мальчика, отмечая все, от пропавшей туфли до усталой, раздраженной улыбки, и как только он был уверен, что Мидория невредим и в безопасности, спрятанный в машине между ним и стеной, он позволил себе расслабиться. Расслабленность немедленно исчезла, когда полицейский, который хотел арестовать Мидорию, подошел к ним с парой необычных наручников, и хотя Айзава был полностью готов оторвать ему голову, Мидория быстро согласился их надеть. Айзаве хотелось зарычать, хотелось, чтобы Мидория смог защитить себя, если что-то случится, но если парень не хотел начинать драку, то он не собирался давить на это. Вместо этого он сам надел наручники на мальчика, оставив их намного свободнее, чем обычно, и притворившись, что не заметил удивленного взгляда, которым Мидория наградил его за это. Как только Шигараки втащили с ними в кузов грузовика, за ним последовали Ямада и четверо полицейских, он тоже начал жаловаться, а затем у них было около двух минут блаженного молчания, пока машина выезжала на улицу, прежде чем двое сопляков все испортили. Айзаве и Ямаде не было приказано не разговаривать с ними обоими, но Незу намекнул, что для детей куба было бы лучше, если бы они не разговаривали, пока не будут на самом допросе. Айзава не был уверен, какие приказы были у копов на этот счет, если они вообще были, но он закрыл глаза и понадеялся, что отсутствие реакции на детей заставит их снова успокоиться. Не повезло так сильно. Они проговорили всю поездку, и не только об обычных вещах, потому что, конечно, Айзаве не могло так повезти. Они говорили обо всем, начиная от стратегии, как героев, так и злодеев, и заканчивая любыми странными реальными штуками, на которые способен куб, и заканчивая тем, как они собираются продавать это чертово открытие. И, конечно же, Ямада потакал им. Иногда Айзава задавался вопросом, был ли он единственным человеком в мире, который думал о последствиях до того, как он начал действовать. К сожалению, он был почти уверен, что так оно и было. Он терпел это до тех пор, пока они не добрались до участка, где беспокойство заставило детей притихнуть, а затем... Ну, а потом все пошло прахом. Айзава был наполовину взбешен, наполовину испытал облегчение, когда Курогири попытался схватить их, потому что это был предлог, который ему был нужен, чтобы легально доставить Мидорию в UA, где Незу больше всего контролировал ситуацию и, вероятно, был в основном на стороне Мидории. Он не был счастлив, когда Шигараки провалился через портал, даже не оглянувшись, но он ничего не мог с этим поделать. Парень, вероятно, был в большей безопасности со своими злодеями, чем он мог бы находиться под стражей - хотя Айзава не был уверен, почему безопасность Шигараки была первой заботой, которая пришла на ум. Три Ному, один жуткий момент, когда Мидория вел себя как одержимый, и две переодевания, любезно предоставленные коллегой, который был у него в долгу позже, они наконец вернулись в UA, и только после того, как барьер за ними захлопнулся, Айзава испустил тяжелый вздох облегчения. Он крепко сжимал руку в кулаке на рубашке Мидории, когда спешил мимо общежитий в здание, все еще параноидально ожидая, что второй портал снова появится прямо у них под ногами. Этот образ, вероятно, еще какое-то время будет появляться в его кошмарах. По общему признанию, он был немного рассеян, поскольку беспокоился о предстоящем допросе, как о процессе, так и о результатах. Он логически понимал, что они не могли позволить себе ждать, но он также ничего так не хотел, как позволить Мидории свернуться калачиком в куче одеял одному или со своими друзьями на неделю и ни с кем не разговаривай, пока он не будет готов. Раздражение и тревога сделали его шаги тяжелыми и быстрыми, хотя он заметил это только тогда, когда Мидория споткнулся и раздраженно фыркнул. — Я не собираюсь убегать, сенсей. — несчастно пробормотал Мидория, и когда Айзава оглянулся, парень хмуро смотрел в пол. — Я не беспокоюсь о том, что ты сбежишь, малыш. — Сказал Айзава, замедляя шаг и ослабляя хватку с уколом вины. Мидория просто снова фыркнул, как будто не поверил ему, и Айзава остановился как вкопанный, со вздохом проведя рукой по волосам. Если бы он продолжал в том же духе, его глупое сознание вины, вероятно, заставило бы его сожалеть об этом всю оставшуюся жизнь, поэтому он резко сменил направление и потащил Мидорию в пустой класс. — Сенсей? — Мидория пискнул, внезапно занервничав, когда Айзава запер за ними дверь, затем отошел в угол комнаты и вытащил микрофон, спрятанный за книжным шкафом, из стены. Но когда Айзава повернулся, чтобы снова подойти к нему, Мидория отступил на два шага назад, а Айзава снова остановился как вкопанный, увидев настороженный, растерянный взгляд на лице парня. Черт. Черт, подумал он - нет, конечно, он так и сделал, Айзава бы тоже нервничал на его месте. Айзава глубоко вздохнул, медленно выдохнул, затем сел на пол в нескольких футах от мальчика. — Когда я только начал работать в UA, — начал Айзава, не потрудившись дождаться, пока Мидория преодолеет свое замешательство с широко раскрытыми глазами. — Мне было двадцать три, и я все еще пытался понять, что это значит или должно означать - быть героем. Еще до того, как я устроился на эту работу, Незу заставил меня поклясться своей жизнью, что я поставлю свои обязанности учителя выше своих обязанностей героя и что безопасность и рост моих учеников будут для меня превыше всего остального. — Он сделал глубокий вдох и медленно выдохнул. — Я ... делаю все возможное, чтобы выполнить это обещание. Так что, если тебе понадобится помощь, каким-либо образом, по любой причине, я сделаю все возможное, чтобы помочь тебе, независимо от того, что может потребоваться от меня по закону. — Он сделал еще один вдох, руки на коленях сжались в кулаки, и внезапно обнаружил, что не может встретиться взглядом с Мидорией. — Но ты не единственный мой ученик, и ты не единственный человек, которого я должен защищать. Поэтому мне нужно знать, подвергнет ли твое присутствие здесь моих учеников опасности, и если это так, то я помогу тебе выяснить, как это исправить. Ну вот, этого было достаточно, верно? На самом деле он был не лучшим оратором, но он был очень мил, ему удалось четко донести то, что он имел в виду. Он нерешительно поднял глаза и наблюдал, как Мидория нервно теребит свои руки, выглядя противоречивым. Через мгновение мальчик медленно сел напротив него, неловко оглядывая комнату и избегая его взгляда. Айзава терпеливо ждал, пока Мидория убирал свои руки, успокаиваясь и набираясь храбрости. У них было не так много времени, но у них было достаточно времени для этого. — Ты ... ты действительно думаешь, что я стал бы злодеем? — Тихо спросил Мидория, выглядя одновременно обиженным этой идеей и просто любопытным. Айзава склонил голову, обдумывая это в тысячный раз за последние восемь дней. — Я думаю, ты добрый. — Сказал Айзава, складывая руки на коленях и сопротивляясь желанию ерзать. — Я думаю, что у тебя сильные моральные устои, вплоть до того, что иногда ты обходишь закон, и я думаю, что ты слишком снисходителен и чуток. Я думаю, что тебе пятнадцать, и после семи лет преподавания я никогда не встречал пятнадцатилетнего подростка, который был бы именно таким умным, каким они себя считают. — Он сделал паузу, когда Мидория начал выглядеть смущенным, но парень ничего не сказал, поэтому он продолжил. — Я думаю, что у тебя уникально открытый ум, который подвергает уникальной опасности появления людей, которые что-то вкладывают в это. Я думаю, что ... что в мире достаточно плохого, чтобы им не пришлось лгать тебе об этом. Я думаю, им пришлось бы только солгать тебе о том, как правильно с этим справиться. — Я не хочу иметь с этим дело. — сказал Мидория, его тон внезапно стал резким. — Я хочу исправить это. — Айзава медленно моргнул, но опустил голову в кивке. — Я тоже так сделал. — Тихо сказал он и не позволил себе отвести взгляд, когда Мидория поднял его, выражение его лица было пораженным. — Если это твоя цель, то я сделаю все возможное, чтобы помочь тебе достичь ее, не причинив вреда никому другому. Но я этого не делаю... Я не могу этого сделать, если ты на их стороне. Не тогда, когда у меня все еще есть долг и перед другими моими учениками. — Мидория сделал долгую паузу, размышляя об этом. Почти слишком долго - Айзава взглянул на часы, беспокоясь о людях, ожидающих их, но, наконец, парень заговорил мягким, почти неслышным шепотом. — Вы думаете, здесь есть только две стороны, сэнсэй? Айзава моргнул и снова посмотрел на мальчика, удивленно замолчав. Мидория смотрел на него с каким-то нервным ерзанием, которое говорило о том, что он хотел отвести взгляд, но не чувствовал себя в безопасности. Айзава сдержал свой автоматический ответ, что, конечно, были герои и злодеи, но он видел достаточно, чтобы знать, что все не так просто. Что злодеи могут быть добрыми, а герои - жестокими, и что большинство людей на самом деле не были ни тем, ни другим, а просто ... людьми. — Нет, я полагаю, что нет. — Сказал он мягким от внимания голосом, и Мидория расслабился и просиял ему, как будто он только что прошел тест. Прежде чем он даже успел моргнуть, парень рванулся вперед и схватил его за руки, глядя на него ярким, решительным взглядом. — Я не могу рассказать вам всего. — Мидория предупредил, но его настороженность исчезла, челюсть сжалась, а улыбка стала мягкой. — Но моя цель - помогать людям, и в больших масштабах. Однако я не собираюсь позволять людям страдать из-за меня - ну, за исключением, может быть, Всех за Одного. И я клянусь вам, сенсей, я никогда не позволю, чтобы ваши ученики пострадали. Я не работаю с Лигой злодеев, и у меня нет планов предоставлять им какую-либо информацию, которую они могли бы использовать, чтобы навредить моим друзьям. — В конце его голос понизился до едва заметного рычания, но глаза остались яркими и честными, и даже если бы Айзава никогда раньше не встречал этого парня и не знал, что он ужасно умеет лгать, а еще хуже - лгать учителям, он все равно был бы склонен доверять ему. — Я верю тебе. — Сказал Айзава после паузы, в которой он не нуждался, но чувствовал, что это, вероятно, оправдано, учитывая серьезность ситуации. Плечи Мидории утратили напряжение, его улыбка стала немного более реальной, а Айзава сжал руку парня и тихо вздохнул. У него все еще не было достаточной информации, чтобы точно знать, что происходит, но, по крайней мере, теперь он знал достаточно, чтобы быть уверенным, что Мидория не стал злодеем и не планировал причинять вред своим одноклассникам или даже стоять в стороне и позволять им страдать. Этого было достаточно для него, но он знал, что этого, вероятно, не будет ни для кого другого, за исключением, может быть Незу. Но Айзава привык играть в долгую игру, сидеть сложа руки и ждать, пока информация сама упадет ему на колени, прежде чем он сможет действовать, и он вообще не смог бы ничего узнать о ситуации, если бы Мидорию бросили в тюрьму, как того хотела КГОБ. Поэтому он сжал челюсть, повернулся обратно к Мидории и заговорил. — Незу и детектив Цукаучи будут отвечать за допрос. —Сказал он, и, несмотря на то, что, рассказав это парню, нарушил, может быть, три или четыре закона, он не чувствовал ни малейшей вины. — Если ты его не знаешь, у Цукаучи есть причуда с детектором лжи. Это срабатывает только тогда, когда ты даешь утверждения, которые, как ты знаешь, полностью ложны, и не считается за полуправду, вопросы или вводящие в заблуждение утверждения. Незу не любит большинство людей, но он хорошо ладит с детьми, особенно со своими учениками или людьми, которые были его учениками. Он ставит во главу UA, репутацию UA, ее преподавателей и студентов, а не все. Он не пожертвует репутацией школы ради одного ученика, но статус преемника Всемогущего делает тебя очень ценным вложением в его глазах, поэтому он пожертвует многим специально для тебя. Ты можешь использовать это, если дела пойдут плохо. —Он сделал паузу, пытаясь придумать, что еще он мог бы сказать, но то, как Мидория смотрел на него с отвисшей челюстью, немного отвлекало. И затем, прежде чем Айзава смог продолжить, парень бросился вперед и заключил его в объятия. — Спасибо тебе. — хрипло прошептал Мидория, с весом, который предполагал, что это было больше, чем просто за совет, и как только он оправился от своего удивления, Айзава вздохнул и погладил мальчика по голове. — Без проблем, малыш. — Он пробормотал немного неловко: Он хотел дать Мидории время успокоиться, но прошло уже несколько минут, и если бы они опоздали, то Незу начал бы искать их по камерам. — Однако нам действительно нужно поскорее отправляться, иначе Незу пошлет поисковую группу. — Сказал он, радуясь, что у него был удобный предлог и ему не пришлось долго сидеть там, неловко гладя плачущего подростка. Мидория шмыгнул носом, затем кивнул и выпрямился, вытирая лицо, насколько это было возможно в наручниках. Когда он это сделал, тяжелая металлическая лента наручников сдвинулась достаточно, чтобы обнажить красную полоску кожи под ними, и Айзава нахмурился, поймав руку Мидории и наклонив ее, чтобы лучше видеть отметину, издав раздраженное шипение при виде толстых ожогов в форме колец на каждом из запястий Мидории. — Ты сказал, что не пострадал.— Он указал категорически, не впечатленный. — А-а, ну ... — промямлил Мидория, его лицо порозовело, когда он нерешительно отвел взгляд. — Это не плохо, это может подождать ...— Не дожидаясь, чтобы услышать, какую глупую отговорку пацан собирался выдать на этот раз, Айзава поднялся на ноги и осторожно потянул Мидорию за собой, стараясь не потревожить его раны. Прежде чем он смог передумать, Айзава отряхнул одежду Мидории, затем положил руки на плечи парня и встретил его взгляд с нежным взглядом выражающим "ты готов?". Мидория выпрямился, расправив плечи и сжав челюсти, сморгнул последние слезы и решительно кивнул. И на секунду, всего на секунду, Айзаве показалось, что он видит проблеск героя, которым мальчик однажды станет, высокого, гордого и решительного. Хотя пока нет. Прямо сейчас Мидория был просто глупым ребенком, который настолько привык испытывать боль, что думал, что исцелиться - это больше хлопот, чем просто оставить травму. Тем не менее, Айзава почувствовал, как странное тепло наполнило его грудь, и он сжал плечо Мидории и коротко кивнул мальчику, прежде чем повернуться, чтобы положить микрофон обратно и отпереть дверь. Он был абсолютно уверен, что ребёнок исцелится до того, как парня допросят, независимо от того, что кто-либо говорил, и он держал руку на спине Мидории, пока тот шел по лабиринту коридоров. И если это было скорее успокаивающее прикосновение, чем крепкое пожатие, если его шаги были немного медленнее, а поза чуть менее напряженной, что ж, вероятно, это было просто ерундой. . . . Пятый смеялся. К тому моменту он то и дело смеялся в течение нескольких часов, и это начинало раздражать. — Я не могу ... я не могу в это поверить! —Пятый захрипел, уже не в первый раз. — Я знал, что Девятый был дружелюбен, но да ладно, это отродье буквально пыталось убить его! И не один раз! — Восемнадцать лет —Четвертый вздохнул, поникший и подавленный. — Восемнадцать лет тренировался Один за всех, и теперь это пропадет даром, потому что Девятый - идиот, который думает, что может приручить злодея. Вся эта работа впустую... — Ты этого не знаешь, — терпеливо сказал Первый, улыбаясь про себя. — Девятый настроен оптимистично, но он не идиот, и Тенко, откровенно говоря, не обладает достаточным эмоциональным интеллектом, чтобы манипулировать им. И я думаю, это мило, что он может видеть хорошее в ком-то вроде этого и заставить их увидеть это в себе. — Конечно, сначала ты это сделаешь. — Второй проворчал, скрестив руки на груди и нахмурившись. — Тебе просто нравится, что он такой же наивный сопляк, как ты. — Сильное чувство справедливости - это не то же самое, что наивность. — Первый напомнил, наивно закатив глаза на знакомый аргумент. — Кроме того, Тенко был прав - это немного поэтично, когда преемник Один за всех и преемник Все за одного в кои-то веки работают вместе, вместо того чтобы пытаться убить друг друга. — В его голосе прозвучала странная нотка тоски, но если кто-то и заметил, то никак это не прокомментировал. — Поэзия. — Второй презрительно пробормотал, в то время как Третий молча изобразил рвотный позыв. — Ну, с результатами не поспоришь. — Пятый фыркнул, наконец вытирая слезы с глаз и выпрямляясь с ухмылкой. — Я имею в виду, сам факт, что сопляк выбрал имя Тенко, много значит, верно? Черт возьми, дайте им еще неделю, и Девятый, вероятно, заставит его сражаться, чтобы получить лицензию героя! — Он издал еще один короткий смешок, качая головой при этой идее. — Ты пропустил ту часть, где они говорили о том, чтобы стать правителями Японии? — Возразил Третий, ущипнув себя за переносицу. — Во всяком случае, все пойдет другим путем. Просто предупреждаю вас всех сейчас, если Девятый или любой из будущих преемников станет злодеем, я переломаю им хребет. — Ты можешь попробовать. — Мягко сказал Четвертый, многозначительно разминая руку, а Третий нахмурился в ответ. — Я больше беспокоюсь об их плане остановить его. — Тихо сказал Шестой, теребя свой высокий воротник. — Это действительно... — Да, это полное безумие. — Первый согласился, немного бодро. — Если это сработает, это будет замечательно, но если это не сработает? Я бы сказал, что Япония обречена, а может быть, и все это полушарие. — Восьмой точно знает, как их выбирать, а? — Пятый ухмыльнулся, качая головой. — Мы все умрем. Снова. — Третий что-то пробормотал себе под нос, сжимая виски. — Я действительно думал, что восьмой будет последним, но теперь мне придется дожить до того, чтобы наблюдать, как все, над чем мы работали, пойдет насмарку ... — Но если это сработает ... — Первый начал настаивать, но был прерван прежде, чем он смог продолжить. — Это сработает. — Сказала Седьмая, а остальные замолчали. Седьмая не произнесла ни слова за последнюю неделю, даже не издала ни звука, кроме как заплакала вместе с Девятым, когда ее сообщение дошло. Все это время она провела, сгрудившись в передней части странного пространства, которое они занимали, наблюдая за всем, что видел Девятый, широко раскрытыми глазами и с восторгом сосредоточившись. Впитывая каждую деталь своего внука, хорошую или плохую. — Это сработает, потому что мы заставим это сработать. — Седьмая продолжила, наконец оторвав взгляд от места, где разум Девятого встречался с их пространством, чтобы резко ухмыльнуться остальным. — Это безумие, да, но я, например, с нетерпением жду этого. Я всегда хотела получить шанс отомстить этому ублюдку. — Вот это настрой! — Радостно сказал Пятый, протягивая руку, чтобы похлопать ее по спине. — Как я уже сказал, я с нетерпением жду этого. — Первый согласился, выглядя довольным. — Мы все обречены, — драматично простонал Третий, покачиваясь на месте. — Мы все умрем, потому что Восьмой увидел сумасшедшего подростка и сказал, дай мне... — Не похоже, что мы можем что-то с этим поделать, — сказал Шестой, пожимая плечами. — Мы должны быть готовы, нравится нам это или нет. — Пока Все за Одного умирает, меня не особенно волнует, что выберет Девятый. Если он убьет этого старого ублюдка, он может получить Японию, мне все равно. — Четвертый фыркнул, качая головой. — Я думаю, вы все кое о чем забываете. — Категорично сказал Второй, подождав, пока все посмотрят на него, прежде чем мотнуть головой в "дальний" конец зала. — То, что они планируют... знаем ли мы, как это повлияет на них? На мгновение воцарилась тишина, а затем все семеро повернулись, чтобы рассмотреть "тех", о ком шла речь. Толстая дверь хранилища выросла в задней части их помещения, а тонкий, истрепанный щупальце рядом с ней. Привязка к усику привела к Восьмому, хотя они редко когда-либо видели его глазами больше. Связь была слишком тонкой, теперь, когда Девятый укрывал почти всю их силу. Время от времени они получали лишь краткие сигналы от Восьмого, точно так же, как Девятый получал от них сигналы. С другой стороны, двери хранилища потребовалось двадцать долгих лет, чтобы все присутствовавшие в то время остатки работали вместе, еще в самые ранние дни "Один за всех", и существо по другую сторону от нее было тем же самым монстром, который убил большинство из них. Они ничего не получили от него, и он больше ничего не получал от них. — Я понятия не имею. — Первый признался, его голос стал немного более торжественным. — Я полагаю, это зависит от того, преуспеют они или нет. — Конечно, это так. — Второй вздохнул, быстро отводя взгляд с хмурым видом, когда Первый повернулся, чтобы мягко улыбнуться ему. — Неважно, как сказал Шестой, я, блядь, ничего не могу с этим поделать. — В любом случае, тебе слишком любопытно, чем это закончится, чтобы пытаться остановить их. — Непринужденно сказал первый, шире улыбаясь оскорбленному воплю, который издал Второй. Кто-то из остальных засмеялся, кто-то вздохнул и отвернулся, чтобы не обращать внимания на нарастающую перебранку, и все они вернулись к послушному игнорированию двери хранилища. Никому из них не нравилось думать об этом, хотя большинство из них не были там, когда это было сделано, и не помнили, как содрогнулось все пространство, когда существо с другой стороны обнаружило, что они сделали, и в ярости ударило по нему. Но некоторые помнили, и хотя они не делились этим конкретным воспоминанием, одного факта того, что это была за дверь, было достаточно, чтобы вывести их из себя. В конце концов, даже запертая, забаррикадированная и нерушимая, всегда существовала вероятность, что дверь можно открыть. Вместо этого Седьмая смотрела на тонкий светящийся трос рядом с ним, ее взгляд был одновременно нежным и печальным. Он быстро угасал, но казалось, что Восьмой угасает еще быстрее. Если он умрет до того, как оборвется привязь, он присоединится к ним. Если нет ... Никто из них не знал, что произойдет. В пространстве, которое они занимали, не было стен, просто бесконечное расстояние, на которое они могли уйти, если решат, что пришло время отдохнуть. Никто из них еще не сделал этого, но они могли чувствовать, как натягиваются их собственные привязи, когда они забираются слишком далеко от ядра, и не было ничего другого, что могло бы вызвать это жуткое чувство угасания. Седьмая еще никому не сказала, но она уже решила, что после Девятого она отдохнет. Присоединится к ним Восьмой или нет, преуспеет Девятый или нет, она не была заинтересована в том, чтобы задерживаться после отведенного ей времени. Она намеревалась уйти после того, как Восьмой выберет преемника, ровно настолько, чтобы увидеть, кто они такие, и убедиться, что "Один за всех" в надежных руках, но Девятый был таким хаотичным и интересным, что она обнаружила, что не может отвести взгляд. А потом была вся эта неразбериха с USJ, и она не могла просто уйти, пока не будет уверена, что ребенок в безопасности, а Девятый еще не был в безопасности. Но когда придет ее время, она уйдет, как и положено. Честно говоря, иногда она жалела других. Остатки было идеальным названием для них - в отличие от реальных людей, которые менялись, росли и учились, они были всего лишь воспоминаниями, картинками, нарисованными, а затем оставленными исчезать. Их имена были первыми вещами, которые они потеряли, сведя их к цифрам. Их семьи были следующими - Седьмая даже не помнила, что у нее есть сын пока Тенко не раскрыл Девятому свое имя при рождении, не говоря уже о внуке. То, как воспоминания о том, как она баюкала своего ребенка, нахлынули с такой яростью, что она была в ужасе от того, что когда-либо забыла, что это было ... ужасно. Она чувствовала, как что-то в ее сердцевине разрывается в попытке привести себя в порядок. Первый был единственным, кто хотя бы отдаленно избежал этой проблемы, поскольку его брат был создателем причуды, которая удерживала их в этом состоянии нежити, и его смерть была ее миссией, хотя он признался, что совсем не помнит своих родителей. Следующими были друзья, затем предпочтения, затем такие вещи, как ощущение ветра или вкуса еды. Воспоминания о том времени, когда они владели "Одним за всех", всегда были самыми сильными, и поэтому большинство из них помнило только сражения, тренировки, борьбу и выживающий. И, конечно же, их наставники и преемники. Седьмая не позволила бы себе стать такой. Она не стала бы цепляться за причуды и цель, не тогда, когда она могла чувствовать, как природа дергает за ее веревки и ее разум в попытке исправить неправильность ее существования. Как там сказал Девятый - что причуды не могут изменить законы физики, а только отсрочить их. И как Все за одного уже доказали своим Ному, не было никакого способа заставить мертвых по-настоящему ожить. Но сейчас Седьмая была довольна тем, что снова перевела взгляд в глаза Девятого и наблюдала через них, как её внук заново учится любить.