Ярость волчицы

      Исин и Чонин искали ромашки среди ряда зелёных деревьев и отгоняли назойливых разноцветных бабочек, для которых шерсть оборотней казалась не менее привлекательной, чем любой нектарный цветок. Они садились на шерсть, перебирали по ней лапками и раздражали крупных зверей щекоткой, и те отвлекались от дела, клацая зубами возле насекомых, угрожая им кровавой расправой. Задача стояла не из простых: найти и принести лекарственную ромашку, которая требовалась для болеющего Тао, чтобы снять воспаление с организма. У него всё ещё болел желудок, выходили полупрозрачные сгустки, появилось молоко и живот, знаменуя скорое появление ребёнка. Безусловно, это радостная новость, но, чем ближе подходил срок рожать, тем хуже себя чувствовал Тао и, в конечном итоге, даже говорил с огромным трудом. Возле него всегда находился кто-то из стаи, но понять, чем помочь омеге, никто не мог. Он всегда оставался в облике зверя, температура его тела постоянно то повышалась, то понижалась, желудок болел до тошноты и рвоты, и в конце концов, вымученный сбоем в огранизме, он перестал есть. В дом заходить Тао отказался из-за постоянных приступов рвоты и обосновался возле входа в поселение, присмотрев для себя пышный куст с тенью. Благо, наступило лето, начались жаркие дни и ночи, поэтому никто не волновался за волчицу, но Ифань не отходил от супруга без надобности, предпочитая быть его персональной подушкой и служанкой. В желудке Тао постоянно урчало, поэтому ему приносили бульоны, отвары, воду из ручья, но любое питьё оканчивалось рвотой, а твёрдая пища вызывала отвращение. Тогда Чанёль предложил найти ромашку. Идея всем понравилась, но никто не ручался за успешное завершение столь необычной «охоты».       — Как-то всё бессмысленно, — сел на землю Чонин и вырвал колосок, принимаясь его жевать, — Ходим по лесу четыре часа, а ромашку так и не нашли. Мы сделали крюк вокруг леса и свернули в сторону меланистов. Может, у них ромашку поищем? Помню, что Джун у нас цветы копал, поэтому в самую пору содрать с них должок.       Исин почесал задней лапой за ухом, где недавно сидела белокрылая бабочка, и обдумывал предложение товарища. Можно пойти и к меланистам, если это поможет Тао избавится от боли. Он терпит её слишком долго, и только омеги понимают его состояние, а альфы могут лишь предложить свою помощь, но Тао поворачивал морду в другую сторону и вновь проваливался в дремоту. Все видели, что он не надеется на успешный исход своей беременности, потому что ничего не в состоянии есть, сильно похудел и постоянно спал, а организм требовал энергию, но сам же отвергал любой приём пищи. Силам неоткуда взяться, из-за чего родить он просто физически не сможет. Ифань всегда рядом, но, смотря правде в глаза, он даже представляет, как принимать роды у слабого омеги.       — Давай разделимся, — предложил Исин, дабы поиски прошли быстрее, — Я пойду прямо, а ты немного сверни к поселению, заодно принесёшь воду для Тао.       Чонин согласился, вставая на ноги и струшивая с бёдер прилипшую траву. Четыре часа — срок слишком большой, да и остальная часть стаи могла добыть цветы раньше и ждать возвращение Ина и Исина, а они, как назло, слишком увлеклись делом. Им простительно, потому что альфы панически боятся принести что-то не то, где-то задержаться на минуту дольше, что-то не так сказать или сделать, из-за чего беременному омеге станет плохо или роды пройдут с критическими осложнениями. Не разбираясь в омежьих делах, альфы старались не перечить им в подобных ситуациях, а проявлять покорность.       Исин принюхивался к каждой травинке, пачкал нос в пыльце цветов и продолжал искать ромашку, мысленно повторяя, что она куда меньше полевой и вовсе на неё не похожа. Внезапно он учуял запах всей стаи меланистов одновременно, и резко выпрямился, осматриваясь по сторонам и убеждаясь, что всё ещё стоит на территории альбиносов, поэтому можно смело воем объявить стае, что прибыл враг. Исин прижал грудь к земле, готовый напасть на соперника без предупреждения и прогнать на соседний берег. Подобную наглость оборотень не ожидал увидеть от меланистов, чертыхнулся в адрес Намджуна, обзывая его тюфяком, а не вожаком, и стал рассчитывать свой план так, чтобы он подходил для схватки со всей чёрной стаей, пока не придёт подмога.       Меланист резко напал сбоку, кусая за заднюю лапу и рыча тоненьким и картавым голосом, чем обезоружил свою «добычу» за ничтожную долю секунды. Исин испугался до икоты, вильнул задом в сторону, замечая, что чёрный пушистый комочек не удержался на коротких лапках и покатился, кувыркаясь через голову. Вывернувшись всем тельцем на спине, волчонок вновь поднялся и нагло атаковал альбиноса, пытаясь допрыгнуть до хвоста, но у него получилось лишь схватить зубами пушистую шерсть на бедре и оттянуть её вниз. Исин присел, неуклюже попятился вперёд и резко повернулся к щенку, не веря, что унюхал его и спутал с целой стаей. Волчонок пах всеми меланистами, потому что каждый в стае нянькает его в любую свободную минуту, все его вылизывают при надобности, носят на руках, и в итоге получился разнопахнущий пушистый комок с любопытным взглядом глаз-бусинок. Волчонок немного наклонил морду вбок, приветливо виляя хвостом и рассматривая большого и белого дядю, а затем он приоткрыл пасть, высунул язык и кинулся на Исина, задирая его крохотными лапками, которые на фоне лап взрослого оборотня казались кошачьими. Волчонок настырно напрашивался на игру, Исин пятился, боясь раздавить ребёнка, прижал уши и хвост, готовый затяжным воем звать Намджуна на помощь, чтобы забрал своего маленького монстра. Атаки ребёнка привели к тому, что Исин споткнулся о камень и с тяжестью упал, а довольный положением вещей волчонок вскарабкался по белой шерсти наверх, путаясь в ней, как в зарослях пшеницы, и стал пробираться к груди. Исин не дышал, напрягся, ощущая на себе ползанье и вошканье мелкого копуши, затем из-за шерсти показалась чёрная шкодливая морда с влажным носом-пуговкой. Волчонок оставался доволен своей проделанной работой, посмотрел на Исина с явным задором и довольно рыкнул, уговаривая этим взрослого поиграть. Разговаривать он ещё не умеет, но Исин его понимал, поэтому медленно проговорил:       — Иди к папе. Он явно волнуется. А мне не до игр.       Щенок по-охотничьи прижал грудь к его телу, вильнул задом, мелким хвостом выдавая азарт, и прыгнул оборотню в морду. Исин так громко и жалобно взвизгнул, что Минсок, лёжа на кровати, услышал его и довольно улыбнулся, вспоминая игры Бэкхёна с папой, и блаженно проговорил:       — Это точно был нос!       Молочные зубы у волчат острые, поэтому укус за нос оказался для Исина, на удивление, болезненным, а ребёнок, как назло, обнял морду своей добычи всеми лапками, прижимаясь крепче и пытаясь сунуть в свою маленькую пасть весь нос целиком, он стал впиваться коготочками, задними лапами инстинктивно намеревпясь разорвать врага. Исин поражённо лёг на бок, волчонок плюхнулся рядом, отпустил взрослого и вновь помчался сквозь траву атаковать альбиноса с тыла. Пушистый комочек хотел укусить оборотня за бок, но пасть оказалась слишком мала, чтобы преодолеть барьер в виде густой шерсти, поэтому волчонок стал щипаться, а Исин не выдержал подобных игр и обернулся человеком, мигом хватая своего мучителя на руки. Малыш повис, демонстрируя упитанное пузо и вываливая язык на бок. В его глазах всё ещё горел азарт, взгляд скользил по всему альбиносу в поисках цели для укуса, поэтому Исин вытянул руки, чтобы ребёнок оказался дальше от его тела и не покушался на него. Малыш «грозно» прорычал тоненьким голосочком, кидая взрослому вызов.       — Ты как сюда попал? — пытал молчаливого ребёнка Исин, наперёд зная, что он ему не ответит, — Надо вернуть тебя родителям и хорошенько их припозорить.       Он всмотрелся в карапуза, замечая на лапке, возле груди, белое пятно. Оно довольно маленькое, но этого вполне достаточно, чтобы Исин от удивления приблизил его к себе, представляя, какой устроит скандал Джун, если ребёнок окажется метисом. Даже в маленькой стае Джин умудрился изменить мужу, но тогда появляется новый вопрос: кто из горстки альбиносов переспал с мужем вражеского вожака? Мозг Исина судорожно перебирал всех претендентов на отцовство и пришёл к выводу, что отцом может быть и погибший альфа, ведь щенок родился не раньше весны, когда началась охота на оборотней и многие погибли.       Исин думал слишком долго и потерял бдительность, за что оказался облизанным. Волчонок вылизывал ему лицо, парень принялся смеяться, просить прекратить, но это ещё больше придавало ребёнку игривости, и он потянулся к взрослому передними лапками, словно заслуживал быть обнятым. Исин не выдержал теплоты, и переполняющих его нежных чувств в груди, которые лёгкой волной окутывали каждую клеточку тела, и прижал его к груди, почесал за ухом и направился к реке, чтобы передать малыша родителям. Убивать его Син не собирался, использовать в качестве заложника тоже, поэтому смотрел, как волчонок прижался мордой к груди, начиная дремать от усталости после игры, да и ласка альфы слишком расслабляла, нагоняла дрёму, и невозможно ей противиться.       Исин улыбнулся, видя, как малыш блаженно прикрывает глазки. Глупый волчонок не понимал, куда приплыл, поэтому можно устроить перемирие с врагом и сделать вид, что ничего не произошло. Просто маленький оборотень умеет плавать, вот и делает это, и не осознаёт, что у взрослых из-за этого могут возникнуть проблемы. Глядя на него, Исин вспомнил, как Чондэ указал Джуну на цветок, который поможет нормализовать состояние Джина, и как Чунмён убил охотника, спасая кормящую волчицу. Альфе показалось, что все эти поступки стоили того, чтобы маленький и неуклюжий шерстяной комочек на четырёх лапках существовал в этом мире.       Возле реки Исин разбудил малыша лёгким потягиванием за ухо, тот лениво зевнул, полностью доверяя мужчине себя, и вопросительно посмотрел на него, ожидая узнать причину, по которой его разбудили. Видя сонные глазки, Исин не выдержал и с улыбкой поцеловал ребёнка между ушей, аккуратно погладил его по загривку и опустил на землю. Приняв облик зверя, он слегка схватил волчонка в зубы за холку и прыгнул в воду. Едва маленькие лапки намокли, малыш принял это за игру и стал играться с мелкими волнами, повиснув в массивной челюсти взрослого, не подозревая, что Исин старается не дышать, концентрируясь на процессе плавания, контроле за ребёнком и силой хватки. Находился бы кто другой в пасти, он бы вцепился насмерть, но у волчонка ещё даже не сошёл мягкий пушок, поэтому любая грубость могла ему навредить. Но он ещё этого не понимал, принялся играться со своим поджатым хвостом, пытаясь лапками его схватить, и в конечном итоге укусил свою заднюю влажную лапу. Исин строго зарычал, сфокусировав взгляд на волчонке, в ответ ребёнок медленно выпустил лапу из пасти, поджал уши и настолько жалобно посмотрел на Исина, что у того сердце кровью облилось, мысленно он выругал себя всякими грязными словечками и готов просить прощения на коленях перед маленьким и невинным созданием. Но трезвость ума твердила, что всё сделано правильно, потому что волчонок — омега, а им пить воду из реки строго запрещено, поэтому мокрую лапу в рот брать нельзя. Исин напомнил себе, что проявляет заботу о вражеском омеге, который впоследствии нарожает нескольких врагов. Однако игнорировать поступок малыша Исин не мог, чувствуя себя убийцей, если допустит хоть что-то, что пойдёт во вред ни в чём не виновному ребёнку.       Когда он подплывал к берегу, навстречу мчались Джун и Чимин. По выражению их морд альбинос понял, что они искали ребёнка, и обоняние привело их к реке. Легко представить себе их страх, когда они поняли, что малыш направился на территорию врага, поэтому не знали, как себя поведёт Исин, плывя к берегу. Первая мысль — начнутся упрёки, унижения и драка. Но Исин положил волчонка на землю, развернулся и опять полез в воду, без слов делая то, что считает нужным, а в душе боялся, что за щенка Намджун кинется в драку. Ребёнок пах Исином, он неуклюже, вприпрыжку побежал за ним, всё ещё движимый игривостью со взрослым, и хотел укусить его за лапу, но альбинос уже нырнул в воду.       Намджун успел схватить сына за загривок прежде, чем тот потерял бы равновесие и едва ли не упал следом за Исином в реку.       — Разве можно так пугать, Хань? — Чимин с недовольством смотрел на ребёнка, а тот прижал уши и хвост, чувствуя, что опять нашкодил, и надо выслушать взрослых.       Джун опустил его на траву, обещая серьёзно поговорить дома, и посмотрел на уплывающего Исина. Хотелось поблагодарить его, ведь в лесу водятся не только оборотни, но и хищники, которые не прочь поохотиться на волчат. С другой стороны, вожак боялся оказаться высмеянным альбиносами за то, что высказал благодарность. Они будут дружно смеяться над меланистами, которым пришлось едва ли не кланяться за спасение ребёнка.       — Эй, Исин! — всё же крикнул Намджун, пытаясь своим обращением показать, что он настроен миролюбиво, несмотря на то, что Хань пах альбиносом.       Маленький омега напал на Чимина, стукнулся лбом о его бедро, перекувыркнулся назад и вскочил на лапы, готовясь опять атаковать. Он прижал грудь к земле, делая хвост «трубой», и опять прыгнул. Чимин чувствовал мягкие толчки, но он привык к укусам, тем более его в поселении ждал ещё один бесшабашный ребёнок, только крупнее, чем Хань, и более прыгучее. Именно из-за Хосока потерялся Хань. Они гуляли под присмотром Юнги возле скал, маленький омега боялся прыгать с камушка на камушек, поэтому попятился назад, а Хосок, как и полагается альфе, решился на подвиги, прыгнул и застрял мордой между двумя камнями. Пока Юнги сзывал стаю для помощи, Хань сбежал.       — Чего тебе? — повернулся Исин, смотря на шалости Ханя, а не на Джуна.       — Где ты нашёл Ханя?       Вопрос глупый, бессмысленный, но Намджун не знал, что спрашивать и что говорить, лишь бы альбинос понял, что зла на него не держат. Он лишь чувствовал, что говорить стоит.       — Я искал ромашку для Тао на поляне, недалеко от ручья, вот там и увидел! — крикнул в ответ Исин и тише добавил: — У вас есть лекарственная ромашка?       Чимин и Намджун переглянусь, давая понять, что не знают, как она выглядит, и Исин поплыл дальше, ругая себя за заданный вопрос. Он осознал, что дал врагам понять, что в стае дела плохи, есть больной, поэтому альбиносы ослабли, и можно их легко уничтожить. Но и все те же остатки разума твердили, что Исин хотя бы попробовал помочь Тао, косвенно прося помощи у меланистов.       — А разве ромашки бывают разные? — бормотал Чимин, так и не поняв, какую ромашку он часто видит в лесу.       Намджун схватил Ханя за холку, оттаскивая от хвоста Чимина, но волчонок всё же сжал пасть и выдернул клок шерсти, после чего Чимин подскочил на месте, тихо взвизгивая от неожиданности, и побежал следом за вожаком к дому. Хань не отпускал добытый чёрный пучок, с любопытством наблюдая, как мелькают пышные кусты, как отец с лёгкостью перепрыгивает через упавшие деревья и лавирует между деревьями. Ему нравилось наблюдать за взрослыми оборотнями во время бега, его завораживал вид крепкого тела, игра ветра с шерстью и целеустремлённый взгляд величественного и благородного животного. Будучи ещё крохотным волчонком, Хань пытался копировать поведение взрослых, учился быть таким же статными, выть и рычать, но получалось плохо. Коротенькие лапки неуклюже шагали по траве, часто по ней скользили, спотыкались о камушки, а вместо воя получалось гортанное бульканье. Но Хань не сдавался, и они, на пару с Хосоком, сидя друг перед другом, оттачивали своё мастерство, задирая морду высоко вверх к небу и протяжно воя. Стая с них смеялась, но хвалила, гладила и целовала, после чего у малышей проснулся интерес к смене облика, только не хватало находчивости, чтобы понять, как это делать.       Джин души не чаял в детях, они быстро выросли, но всё ещё регулярно приходили пить молоко, поэтому омега не спешил от него избавляться. Когда пропал Хань, стая боялась, что от волнения у Джина пропадёт молоко, и кинулась искать волчонка, оставляя Хосока на Тэхёна.       Учуяв мужа и Чимина, Джин выскочил из дома им на встречу, намереваясь наказать Ханя, но, видя невинный взгляд, и то, как ребёнок потянул лапки вперёд, прося ласки, сердце волчицы растаяло, и она принялась вылизывать сына, оставляя на нём свой запах. То, что Хань пах альбиносом, Джин понял моментально и стал требовать подробностей, опасаясь, что ребёнка пришлось с боем вырывать из рук врага.       Хань слушал рассказ отца, чувствовал шершавый язык на своём теле, который щекотал подушечки лап, живот и шею, и пытался параллельно играться с родителем, касаясь короткими коготками его языка и носа. Джин тщательно вылизывал сына, зажимая его между своих лап, но тот ловко вывернулся и перекувыркнулся в сторону, ничком распластавшись возле Намджуна. Джину пришлось взять ребёнка в зубы, притянуть к себе и вновь зажать лапами, продолжая «купать» непоседу. Хань жмурился, когда горячий и влажный язык отца касался морды, пытался играться, но от переполняющих эмоций он только громко чихнул.       — Исин спрашивал про ромашку, — вспомнил Чимин и отодвинулся в сторону, почуяв приближение Хосока, — Джин, твой дед ведь разбирался в травах, верно? Можешь вспомнить, есть ли поблизости у нас лекарственная ромашка?       — Хочешь помочь альбиносам? — Джин на секунду отвлёкся, а Хосок уже тянул Ханя за ухо, пытаясь высвободить брата из лап отца. Хань не сопротивлялся, наоборот, старался лапами оттолкнуться от груди волчицы, чтобы вновь сбежать из дома.       Намджун ответил вместо Чимина:        — Попробовать предложить помощь стоит. Я не хочу быть в должниках у кого-либо. Если лекарство необходимо омеге, то я не могу стоять в стороне, зная, что когда-то альбиносы помогли нашей стае.       Джин поднялся, разрешая тем самым детям поиграть в стороне, под пристальным взглядом Юнги. Да, его дед отлично знал предназначение каждого растения, научил этому своего сына и внука, поэтому Сокджин не спешил с выбором лекарств, пока не узнает симптомы болезни.       — Я должен увидеть Тао, чтобы помочь решить его проблему!       Намджун посерьёзнел, понимая, на какой риск согласен его муж, лишь бы вернуть долг альбиносам. От легкомыслия вожака не осталось и следа, поэтому вся стая видела перед собой истинного лидера, который раздумывал над безопасным планом, чтобы в случае нападения смогли выжить все. Ифань со своими соратниками учует врагов быстро, поэтому Джун приказал всем, кроме мужа, принять облик человека, дабы альбиносы не спешили нападать и дали право на слово. Ханя на руки взял Джун, а Хосока — Чонгук, дети с любопытством наблюдали за дорогой, по которой их вели взрослые, пытались задирать друг друга и тоненьким голоском переговаривались, словно обсуждали увлекательное путешествие. Их игривость заставила Ифаня насторожиться, собрать свою стаю в центре поселения, чтобы быть готовым к нападению, а самому выйти вперёд, ожидая прихода меланистов также в облике человека. Он сомневался, что Джун ведёт стаю для боя, потому что большой чёрный оборотень не похож на бесчестного зверя, который ради победы прикроется волчатами, поэтому догадывался, что стая идёт благодарить за оказанную помощь с ребёнком. Исин пах щенком, за что получал язвительные речи от Минсока, а Чондэ толкал его в бок, постоянно спрашивая, какого быть на несколько минут в роли отца. Ифань ценил поступки своих товарищей и Джуна, гордился, что в его стае достойные оборотни, а враг — не менее достойный зверь, которому, если судьба распорядится, можно проиграть с честью.       Намджун передал ребёнка Чонгуку, тот растерялся, пытаясь удержать сразу двух волчат и при этом не сильно их сжимать, чтобы малыши не плакали и не повредили свои тела при попытке вырваться. Если кто-то из малышей пискнет от боли, оборотень себе этого не простит. Хань, пользуясь своим маленьким телом, лихо вывернулся, неуклюже плюхнулся на траву и побежал к поселению, юркнув около ног Ифаня. Хосок засуетился, видя, что брату удалось освободиться, а у него тело в два раза крупнее, поэтому Чонгук, грозно сдвинув брови, строго посмотрел на малыша, пытаясь угомонить хотя бы одного. Намджун заметил пушистый куцый зад сына, который мелькал у ног вражьего вожака, а затем, задрав хвост, Хань двинулся к Исину, припоминая его запах. Джун совладал со своим волнением о сыне и перешёл к разговору с Ифанем, выдерживая лёгкую паузу в речи:       — Не ради драки мы пришли!       — Нам ваше спасибо ни к чему, — спокойно бубнил Ифань, сложив руки на груди, — Мы не делаем вам одолжение, не пытаемся вас пристыдить или поставить себя выше вас. Мы действуем по велению наших сердец. Если вы считаете это смешным, можете смеяться. Если считаете, что мы пытаемся к вам подлизаться, то это ваше право на собственные мысли и рассуждения.       — Не я говорить пришёл! — Намджун почувствовал прилив смелости, ощущая полное спокойствие Ифаня. Он не учуял в нём адреналин, а скорее, усталость и не желание устраивать разборки. Джун сам не видел смысла в драке, поэтому уступил место мужу во главе стаи и кратко спросил у Ифаня: — Выслушаешь Джина? Ифань не мог отказать омеге, который покорно ждал сначала окончания речи вожаков, а затем решение альбиноса. Пока вожаки общались, он молчал, потому что того требовали правила, но взглядом торопил оборотня с ответом, а, когда ему дали слово, немного разнервничался, не зная, с чего начать. Намерение помочь заставляло переминаться с лапы на лапу, а нужных слов не находилось.       — Я могу увидеть Тао? — Джин опустил взгляд к земле, стесняясь своей просьбы, — Чимин сказал, что вам нужна ромашка, но я, наверное, могу точнее сказать, что ему необходимо.       Ифань смотрел на него без эмоций, замечая в волчице лёгкую застенчивость и скромность. Но в драках этот омега не знал пощады, оскаливаясь на каждого, кто стоял на пути, поэтому против него ставили всегда Чондэ или Кёнсу. Чондэ, став отцом, дрался без жалости, словно защищая своего ребёнка, и хоть Бэк вырос, дикость в нём осталась. Именно на морде Чондэ всегда появлялась первая вражеская кровь. А Кёнсу от природы полностью отдавался любому делу, поэтому, когда дело доходило до боёв, становился жестоким и выбирал сразу парочку врагов для атаки. Погибший вожак всегда требовал от Чондэ, чтобы тот не подпускал к альфам Джина, и вот настал момент, когда взгляды двух омег встретились в период перемирия. Их силы в бою равные, но оба молчали о том, что дрались не на смерть, а на выматывание противника. Выдержка обоих восхищала, оба уставали, но каждый раз находили в себе силы противостоять сопернику, показывая свою выносливость. Ифань помнит раны Кёнсу после драки с Джином, и теперь ему надо решить: подпускать ли подобного жестокого омегу к беременному мужу?       В конечном итоге Ифань отошёл в сторону, тихо проговорив:       — Проходите все, чтобы оставались на виду.       Джин спешил по запаху найти Тао, Хосок спрыгнул с рук Чонгука и галопом помчался к Ханю, который кувыркался на ногах Исина, пытаясь укусить свой хвост. Ни минуты покоя от Ханя. Он привлекал к себе внимание белым пятном. Когда на него указал Исин, Чанёль, сидевший рядом на бревне, склонился посмотреть. Хань отлично знал, что им любуются, что он милый и обаятельный, поэтому замер, рассматривая нового дядю, затем вывернулся и сел, заглядывая Ёлю в самый зрачок своим невинным взглядом карих глаз.       И Чанёль расплылся в улыбке, погладил малыша по голове, называя красивым омегой, и этот омега прыгнул ему в лицо, кусая за нос, а лапами зажал лицо у висков.       — О да! — хлопал в ладоши Минсок, — Дети обожают кусать носы, пальцы и уши, поэтому, Ёль, ты номер один в зоне риска стать игрушкой.       Тэхён подбежал к Исину, мягко обхватил Ханя вокруг упитанных боков и попросил отпустить дядю, но Хань урчал, крепко держась зубами за ноздри. Он поймал добычу, и хоть Ёль плачет от острых молочных зубов, волчонок не отпустит. Лапки скользнули вниз по гладкой коже, а Тэхён просунул ему в пасть пальцы и разжал челюсть, после чего Чанёль пытался ухватиться за свой нос, но тот горел и пульсировал.       — За нос больнее всего! — объяснял Минсок и делился опытом: — Просто не задерживайся в одном положение больше трёх секунд, иначе ты становишься объектом для охоты.       Ёль дышал ртом, боясь даже втянуть сопли, и заметил немного крови на пальцах. Минсок, глядя на потерянный вид товарища рассмеялся, следом подавили смешки меланисты, которые искусаны малышами по нескольку раз за день.       — Привыкнешь! — отмахнулся Мин и прильнул к плечу мужа, — Молочные зубы как бритва! Только представь, какого волчице, когда дети кусают соски.       Хосок, стоя на траве у ног Исина, издал краткий звук, на который отозвался Хань и спрыгнул к брату. Они стали задирать друг друга, пытаться покусаться, но ловко выворачивались, и обе стаи облегчённо выдохнули, видя, что щенки заняты друг другом.       — Хань точно твой сын? — без скромности спросил Чонин у Намджуна, и тот только фыркнул от глупости подобного вопроса, — У него белое пятно на шерсти. Тебе не кажется это странным?       — Чужих детей не бывает, — уклончиво ответил Джун, — Хань мой сын.       Словно по щелчку пальцев все одновременно посмотрели в глубь леса, учуяв людей с ружьями. Началась летняя охота, когда омеги могут быть беременными и в стае может появится приплод. Оборотни словно стали едины, думая о сражении и безопасности каждого товарища, забывая про вражду на время борьбы с общим врагом. Зрачки оборотней расширились, Ифань встал рядом с Намджуном, и оба двинулись на мягких лапах вперёд. Джун обернулся назад один раз, чтобы поймать взглядом мужа, и повернулся обратно, давая Джину волю в действиях. Ифань приказал Бэкхёну забрать детей и держаться ближе к Тао и Джину, а в драку не влезать.       — Чонгук! — окликнул Джун, замечая, что Сокджин тащит Тао за холку к кустам, — Не подпускай к ним никого!       Джин резко поднял морду, оценивая месторасположение каждого оборотня в позиции защиты, и оглянулся назад, выбирая самое удобное место, которое скроет от человеческого глаза и позволит Чонгуку быть полезным не только в качестве охранника, но и как защитника арьергарда в строю.       — Фань! — позвал Джин вожака, тяжело дыша и пытаясь не паниковать, но за Тао тянулся влажный след, — Тао рожает!       — Чонгук справится, — пообещал Намджун, понимая, что стаи потеряли трёх бойцов, поэтому отдавать ещё одного для защиты омег не могут.       Оборотни прижались к земле, прячась за домами и полностью доверяя своим слуху и обонянию, но тишины не получалось, потому что Тао тяжело стонал.       Джин притащил его за кусты, заметил недалеко сидящего и притихшего Бэкхёна с двумя волчатами на руках. Они напуганы, не понимают, почему атмосфера стала тяжелой, а с ними не хотят играть. Бэкхён их гладил, стараясь успокоиться, но прозвучал первый выстрел ружья, после которого Хань и Хосок старались спрятаться на животе молодого омеги, однако тот не мог принять вид зверя, чтобы своим телом их оградить и подарить чувство защищённости, потому что белая шерсть выдаст местоположение и привлечёт людей, а рядом с ним волчата и рожающий омега.       — Тужься уже! — рычал над Тао Джин, но тот до слёз на глазах старался из последних сил.       Тао устал, ослаб, и истощенный организм едва справлялся с родами, а, когда голова волчонка немного показалась, началась драка. Джин прижался к земле ниже, контролируя роды, и шипел на Тао, требуя тужиться и тужиться, чтобы ребёнок перестал мучить омегу, которому роды давались слишком тяжело.       — Я больше не могу! — сдавался Тао, жмурясь от острой боли в животе. Он бы предпочёл его вспороть, вытащить ребёнка и с чувством выполненного долга перед стаей умереть. Но Джин брал интонацию, требующая полного подчинения, поэтому омега продолжал пытаться тужиться.       Джин быстро принимал решение, видя, что ребёнок не выходит. Следовало действовать незамедлительно, чтобы выжил и Тао, и малыш, но это стоило бы слишком многого. Джин посмотрел на своих детей. Они уже достаточно большие, чтобы прекратить пить молоко, едят мягкую пищу с удовольствием, а твёрдую — стачивают зубами и едят. Преимущество за продолжением вскармливания молоком, потому что в нём много нужных витаминов, особенно для Ханя, который унаследовал все последствия яда, но на кону стояло две жизни, и Джин выбрал их. Обернувшись человеком, теряя при этом молоко, он принялся щупать живот Тао, пытаясь определить состояние малыша, но никак не мог понять расположение волчонка внутри, поэтому терялся в догадках, но не сдавался.       Хань и Хосок с приоткрытыми пастями смотрели на отца. Они никогда не видели его в облике человека, поэтому с любопытством принюхивались, не веря в подобное перевоплощение и желая научиться делать так же. Но пахло не отцом. Его запах затерялся в вони пороха, в громких криках и приглушенных рычаниях. Человек забежал в кусты, но ради своего спасения, прижимая к себе незаряженное ружьё. От неожиданности увидеть укрывшихся двух омег оборотней, он замер на пару секунд, которые стоили ему жизни. Чонгук высоко подпрыгнул, вытянул морду вперёд и с одного укуса вцепился зубами в шею, длинными клыками разрывая кожу, чтобы раздробить кадык. Повалив добычу на землю, оборотень инстинктивно трепал жертву под действием ярости и ненависти. Джину пришлось прикрыть голову руками от летящей крови, а Бэкхён повернулся спиной, прикрывая испуганных волчат, которые первый раз в жизни видели подобную бойню. Только Тао не мог пошевелиться, покрывался полосами крови, сплёвывая её, и продолжал стонать от боли, перекатываясь по земле от схваток.       — Обернись человеком! — старался перекричать звуки драки и выстрелов Джин, — Иначе ребёнок не выйдет!       Он понимал, что таким образом пропадёт молоко, но надо решать, кого спасать: омегу или ребёнка? Родить, пусть даже с низким шансом забеременеть, можно ещё, а смерть омеги повлечёт за собой не только потерю пары для альфы, но и бойца.       — Если молоко пропадёт, — тяжело дышал от волнения Джин, — мы своруем у людей корову, а что ещё остаётся делать?       Он сказал глупость то ли для своего успокоения, то ли пытаясь дать надежду Тао на успешный исход родов, но это помогло, и омега плавно менял облик на человеческий, сквозь зубы проговорив: «Не пропадёт!» Сначала Джин подумал, что таким образом Тао настраивается на чудо, присел возле его ног и ощупал живот, стараясь понять, что с волчонком не так. Он явно крупный, но непропорциональный, словно произошла мутация.       Чонгук отпустил труп и кинулся в драку за кустами, рыча от злости и не замечая никого, кроме врага, а Джин потянулся за одеждой мёртвого, цепкой хваткой окровавленных рук стаскивая и разрывая рубашку. Он принял решение вытолкнуть ребёнка, поэтому требовалась ткань, которую он связал в длинную ленту, обмотал над животом Тао и с приказом «Тужься!» стал тянуть вниз.       Тао выталкивал ребёнка, цеплялся руками за землю, вырывая из неё траву, и жмурился до слёз, желая родить и избавиться от боли. Джин следил за рождением и впадал в шок от увиденного. Он родил Хосока быстро, почти без болей, а с Тао творилось страшное. У него на животе остались соски, что означало не полную смену облика, а вместе с волчонком вышли желеподобные сгустки, которые упали рядом с безобразным тельцем. Ребёнок мёртв, передние лапки значительно короче задних, словно родился кенгуру, уши и хвост отсутствовали, а белая шерсть покрывала только спинку на синей коже. Джин испугался, но принялся ощупывать живот Тао, ощущая пальцами, что внутри есть ещё волчонок.       — Тебе придётся ещё тужится! — наматывал ткань на руку Сокджин и стал считать до пяти, чтобы синхронно с Тао ускорить роды.       Он надеялся, что второй волчонок будет жив. Пусть альбиносы — враги, но, как омега, он понимал, что радость стать отцом ни с чем не сравнить, а потеря ребёнка может озлобить Тао, и он вовсе обвинит Джина в смерти сына.       — Я тебя загрызу, если не будешь тужиться! — кричал Джин, когда Тао был готов сдаться, — На кой-чёрт стае омега, который не хочет помочь своему ребёнку?       Бэкхён перепугано смотрел на процесс родов и представлял, что его тоже может ждать подобная участь. Он видел, как истощенный Тао собирает в себе силы по мелким крупицам, до слёз и лопанья капилляров в глазах пытается дать ребёнку шанс жить. По ту сторону кустов шла битва, предсмертные крики напугают любого, даже бывалого воина, рядом валялся растерзанный острыми зубами труп, а на руках дрожали от страха полугодовалые волчата, прижимаясь друг к другу, словно вместе их минует беда. Бэкхён бы начал бояться рожать, не подпускал бы к себе Чанёля, которого долго уговаривал остаться в стае до следующей течки, но только смотрел на правду родов, после отравления реки, и понимал, что, что бы ни случилось, он родит, потому что даже враг готов прийти на помощь, обе стаи будут защищать ценой собственных жизней и волчонок обязательно родится. Где-то там, в поселении, он слышит рык Ёля, и ничто не даст сердцу омеги успокоения, как знать, что его альфа ещё жив. Среди стрельбы, криков, ругани и воя Бэк различал голос Чанёля, мысленно обещая, что сделает ему подарок в благодарность за эту защиту: подарит сына, чего бы это не стоило. По мнению юного омеги, он выберет жизнь ребёнка, а не свою, зная, что стая воспитает волчонка храбрым зверем, и у неё останется память о товарище, да и Ёль станет отличным отцом.       Джин потянул концы тряпки на себя, та немного хрустнула, не выдерживая натиска, а Тао слабо простонал, но остатками сил пытался помочь. Сначала вышли сгустки крови, затем показался ребёнок, и Джин его вытащил сам. Малыш мёртв, и Сокджин впал в ступор, не понимая, что происходит. Даже неполное превращение должно обеспечивать нормальное вынашивание ребёнка, но Тао лежал в своей и человеческой крови с двумя мёртвыми омегами.       — Ставь пятки мне на плечи! — строго проговорил Джин, решаясь на последнее и крайнее дело, чтобы не устраивать сюрпризов себе и Тао, — Хорошо упрись ими, когда я скажу!       Тао выполнил требование, ожидая действий Джина. Он не слышал писк волчат, понимал, что они мёртвые, но схватки продолжались, поэтому времени на скорбь не оставалось.       Джин немного наклонился вперёд, сгибая ноги Тао в коленях, ощупал его живот, убеждаясь, что остался ещё ребёнок. К его удивлению, он каждый раз ощущал только одного волчонка, который никак не выходил, а пропускал вперёд своих мёртвых братьев, будто знал, что ему родиться будет сложнее всего, поэтому постепенно подготавливал к этому отца. Джин вытер кровь с руки о свою грудь, вцепился вновь в края ткани и, после тяжелого выдоха, громко крикнул:       — Давай ещё раз! Собери все силы, потому что малыш крупный, и он заберёт тебя вместе с собой на тот свет, если ты не будешь умничкой!       Тао кивнул, сквозь пелену слёз и пота смотря на Джина. У него нет выбора, оставалось лишь слушаться и тужиться. Джин понятия не имел, откуда берутся у омеги силы, но тот упёрся ногами в плечи, стал отталкиваться, а Сокджин натягивал ткань, пока она не порвалась. Он повалился на землю, ноги Тао без сил упали на землю, но Джин быстро поднялся и вновь поставил пятки омеги на свои плечи. Волчонок находился совсем рядом, поэтому Джин, не видя иного выхода, сунул руку в Тао до уровня, чтобы можно было схватить малыша. Организм оборотня выдержит подобную травму, заживали раны и куда серьёзнее, чем вмешательство в роды руки омеги, который боялся цепкой хваткой покалечить волчонка. Следовало немного его протолкнуть, но на пути попадались сгустки крови, однако Джин уже не обращал на них внимания, ухватил волчонка под зад, словно сгребая ладонью, и потянул на себя. Тао не мог даже кричать, полностью доверяя себя и ребёнка вспотевшему от потраченных нервов и волнения Джину, который насильно вытащил слепого волчонка, и тот недовольно пискнул. На его голос оживились Хосок и Хань, тяфкая в ответ, словно понимали речь новорождённого, а Бэкхён улыбнулся, пытаясь среди луж крови различить малыша.       Джин почувствовал облегчение в теле и на душе, стало ещё жарче, захотелось окунуться в реку и забыть всё, словно страшный сон, но оставалось одно дело, которое стоило завершить. Тао принял облик зверя, чтобы раны зажили быстрее, лёг на бок и за секунду погрузился в сон, так и не узнав, что у него родился альфа. Волчонок слабо ползал на руках у Джина, вымазываясь в крови, пищал, тыча нос в кожу, и омега приложил его к соску, который тут же погрузился в пасть. Звуки борьбы стихли. Они длились ровно столько, сколько проходили роды, и Сокджин, сидя на своих ногах, смотрел на новорожденного и не мог понять его судьбу. Он родился в окружение трупов и крови, даже молоко, которое он пил смешивалось со стекающей по животу волчицы крови, в утробе он развивался среди мёртвых и недоразвитых братьев, и едва не погубил омегу, который его вынашивал.       — Должно быть, будет великим вожаком, — думал о хорошем Джин, стараясь не представлять, как этот будущий вожак убьёт всех меланистов.       Он вытер пот со лба, каждая мышца ныла от усталости, хотелось упасть рядом с Тао и уснуть, но следовало проверить, кто из стаи выжил, и уйти домой, оставляя альбиносов в покое. Он не уверен, что у него хватит сил переплыть реку, но это казалось куда меньшей проблемой, чем хоронить волчат и заботиться о травмированной волчице.       — Ему надо есть! — бормотал про Тао Джин, ощущая за своей спиной Ифаня и Джуна. — Остальные оборотни обошли куст и, видя последствия родов, отскочили назад от ужаса. — Кормите его насильно и давайте больше пить, чтобы хватило молока для ребёнка.       Выжили все, имелись раненые, но пули только рассекли кожу, поэтому раны всем казались пустяковыми.       — Какой крупный! — поразился Джун, склоняясь над малышом.       Джин поднял на него взгляд и сказал то, о чём лучше не знать никому из стай, переживших яд:       — Такими и должны рождаться оборотни. Это стандартный рост и вес новорождённых, просто наше поколение уже привыкло к маленьким детям, а Хань вовсе был крошечным. — Он посмотрел на мёртвых волчат, затем перевёл взгляд на мужа, стараясь объяснить: — Это сбой в генетике, Джун. Просто сбой в генетике, и скоро это пройдёт.       Намджун понимал, что супруг говорит не о мёртвых омегах, а о Хане, белое пятно которого скоро расползётся, а глаза приобретут красный цвет. Вот тогда альбиносы могут подумать, что меланисты убили их товарища, а ребёнка забрали на воспитание. Ведь Джун сам говорил, что чужих детей не бывает, поэтому сжалился над волчонком. Альбиноса необходимо отдать в стаю Ифаню, но никто из меланистов не пожелает этого делать, потому что Хань стал для них частью семьи.       Бэкхён от любопытства приподнялся и посмотрел на нового члена стаи, затем опустил взгляд на волчат, которые на его руках пытались прибежать к папе-альфе, но Бэк не рискнул их отпускать на землю, поэтому подошёл к Джуну и передал прямиком из рук в руки. Новорожденный едва не выглядел размерами с полугодовалого Ханя, поэтому каждый присутствующий омега ясно осознавал, насколько яд изменил деторождение.