ID работы: 13290604

Ярость волчицы

Слэш
R
Завершён
Размер:
83 страницы, 7 частей
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора / переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
Нравится Отзывы 40 В сборник Скачать

Часть 5

Настройки текста
      — Мне идёт? — Чанёль прижал к своей щеке шкодливую морду волчонка и пытливо смотрел на стаю, ища во взглядах твёрдое «да», которое хотел услышать для собственной уверенности в будущей роли родителя.       Щенок смотрел на всех так же, но ради своей выгоды. Стоит хоть одному оборотню кивнуть, как Чанёль расплывётся в улыбке, на эмоциях поцелует ребёнка, и вот тогда острые зубки вонзятся в нос.       — Не шевелись! — вытянул руку вперёд Минсок, пытаясь предотвратить укус и спасти товарища, — Медленно положи Сехуна на землю. Только медленно и не поворачивайся к нему лицом.       Чанёль обиделся. Он пытался примерить на себя роль отца, но стая не отнеслась к его стремлению серьёзно, потому что Бэкхён не беременный, а думать о детях раньше срока течки никто не считал нужным. Чанёль лучше вожака и его супруга следил за взрослением Сехуна, опрашивал Тао о детских проблемах и болезнях, Мина и Чондэ заставлял вспоминать маленького Бэкхёна и спрашивал про малышей у меланистов, когда те ненадолго приходили в гости. Ифань поощрял его поведение, но боялся увидеть разочарование, если Бэк долгие годы не сможет забеременеть. Хоть по договору Ёль должен остаться в стае только до следующей течки мужа, а потом вновь податься путешествовать, Ифань сомневался, что оборотень сможет расстаться с Бэкхёном. Они слишком похожи, подходят друг другу, словно две половины одного целого, и даже Чондэ не влезал в их семейную жизнь, наблюдая идиллию между влюблёнными и вовсе не разбираясь в их личных разговорах, но стоит сыну хоть раз пожаловаться на супруга, как Чондэ в пух и прах расторгнет брак и любыми способами выживет альфу из стаи.       — Тебе очень идёт! — восхищался Бэкхён, лишь бы угодить Ёлю, и тот расплылся в улыбке, а Сехун довольно облизнулся, чем насторожил Чондэ и Минсока.       Чанёль обрадовался и оглянулся на волчонка, с улыбкой представляя, что это его сын, и тут же понёс наказание за непослушание. Сехун цапнул его за нос и крепко держал, слушая, как «жертва» верещит фальцетом и пытается сопротивляться. Чунмён, перепрыгивая через бревно, мигом кинулся на помощь, но Сехун прорычал, не разрешая никому влезать в свою охоту, а Ифань полностью погрузился в наблюдение за малышом, фиксируя каждое его движение. У Сехуна крайне сложно отобрать что-либо, он охраняет свои вещи или еду до тех пор, пока не убедится, что опасность миновала и никто не посягает на его собственность. Излишнее любопытство волчонка настораживало родителей. Сехуну интересно всё попробовать, везде побывать, и он не отдавал отчёт о возможных последствиях. Стая не раз спасала его из различных бед, а порой оборотням приходилось вызывать рвоту у ребёнка, чтобы освободить его желудок от несъедобных растений и ягод. Вонючие и не вонючие объекты манили маленького альфу их съесть, он прыгал с крыш, покорял деревья и кубарем скатывался в реку. В дом он тащил выпавших из гнезда птенцов, дохлых мышей и лягушек, а также различных пойманных насекомых, которых зарывал в одеяло, делая личный склад добычи. Ифань и Тао ругали сына за подобное поведение, но видели в его глазах непонимание и, вследствие этого, непослушание. Тао надеялся, что сын с возрастом перерастёт это и станет более спокойным, а Ифань понимал, что ребёнок слишком легкомысленно и беспечно ко всему относится, что может привести к беде. Сехун неуправляемый, рано или поздно он встретится с куда более опасным, чем падение с крыши, и тогда его маленький цветущий мир рухнет, оставляя пепелище реальности за собой. Это пугало Ифаня, ведь наивный сын словно специально не желал смотреть правде в глаза и отказывался называть этот мир жестоким.       — Его хоть сейчас выпускай на врага, — пыхтел над крепкими челюстями ребёнка Чунмён, стараясь освободить Ёля, но трюк, какой использовали меланисты против Ханя, не удался.       Едва Мён просунул палец в пасть Сехуна, как волчонок крепче сжал челюсти, и раздались двойные визги.       Чунмён резко вырвал палец, оставляя неровные потёки крови на острых детских зубах, а Чанёль смирился со своей участью неделю ходить с синим кончиком носа. На выручку пришёл Минсок, лихо нажал волчонку на скулы, и Чанёль освободился и отправился на лечение в дом. Пока Бэкхён помогал супругу остановить кровь, Мин гладил на руках ребёнка, а Ифань всё думал над словами Чунмёна, в которых видел долю правды.       Если Сехун увидит схватку человека и оборотней, будет вынужден принять жестокость мира и пытаться в нём выжить. Осенняя охота не за горами, поэтому вожак заранее продумывал план защиты стаи и невзначай вспомнил меланистов. Их можно попросить поучаствовать в борьбе с людьми, дабы обеспечить Сехуну безопасность, но Ифань с печалью отдёрнул себя, замечая за собой излишнее попечительство над сыном, которое может помешать ему отточить инстинкты и защитную реакцию в бою.       Исин подал Бэкхёну чистую полосу хлопковой ткани, чтобы вытереть кровь с лица Чанёля, и искоса посмотрел на довольного своей работой Сехуна. Белошерстный волчонок розовым языком слизал кровь с морды и громко чихнул, теряя интерес к взрослым, и быстро переключился на пробежавшую мимо букашку. Ребёнок резко прыгнул, пытаясь поймать добычу лапами, но та ловко скрылась в пожелтевшей траве. Как и подобает оборотню, Сехун не сдался и стал преследовать жертву по пятам. Исин только улыбнулся, вспоминая Ханя и его детскую игривость в густоте белой шерсти. Когда Намджун принёс волчонка и попросил Исина прогуляться по лесу, Ифань не возражал, а сам Исин насторожился, решив, что вожак соседней стаи хочет драки. Едва они отошли на двадцать метров, как Джун показал Ханя в своих руках и произнёс то, что долго преследовало Исина на уровне галлюцинации.       — Хань твой сын. Я весной нашёл его новорождённым.       Исин после услышанного рухнул на землю, пытаясь из двух предложений составить логическую цепочку произошедшего минувшей весной, но получалось плохо, мысли путались, словно созвездия в небе, а частый пульс мешал сосредоточиться над сказанным. Намджун присел рядом и передал ребёнка в руки альбиноса, а Хань воспринимал всё как игру. Он беззаботно принялся играть с оборотнем, падал на спину, демонстрируя белое пятно, и довольно повизгивал, когда тонкие и дрожащие пальцы взрослого гладили его по животу. Это был волнительный до истерического смеха момент для Исина, он едва успокоился и снова расплакался от нервного напряжения. С весны ему приходилось настраивать себя на жизнь без мужа и ребёнка, делать новые попытки стать отцом и адаптироваться в стае. Но судьба уготовила ему сюрприз и болезненный удар одновременно. Лишь присутствие и мягкие слова Намджуна помогли Исину быстро прийти в себя и принять решение, которое ему показалось единственным и правильным.       Он не стал забирать ребёнка из привычной ему среды, поблагодарил Джуна за откровенность и убежал, чтобы не видеть Ханя и попытаться привыкнуть к его присутствию в жизни. Стая восприняла новость гробовой тишиной, а Исин долго и сбивчиво старался объяснить, что меланисты стали семьёй для Ханя и, если его забрать из неё, волчонок будет скучать. Исин не хотел видеть ребёнка грустным, причинять ему душевную боль и навязываться как отец, поэтому вернул его в семью. Он не надеялся когда-нибудь услышать от Ханя слово «папа», ему достаточно знать, что у него есть сын и с ним всё в порядке. Меланисты воспитают его настоящим оборотнем, омегой и будущим родителем, а большего Исин у волчьего бога не просил.       Какого же было его удивление, когда Хань признал в нём отца. Мало того, он стал называть отцами сразу четырёх оборотней: Намджуна, Сокджина, Исина и Чунмёна. Оказалось, что никто из меланистов не скрыл от волчонка правду, а он сам решил, кого и как воспринимать в своей жизни. Хань и Хосок часто нарушали границу и приходили играться с Сехуном. И вновь Ифань не возражал, но просил не тащить Сехуна на территорию меланистов.       Любопытства у Сехуна много, поэтому, бегая за странным и шустрым насекомым, он изредка оглядывался, контролируя стаю, занятую лечением Мёна и Ёля, и уходил всё дальше в лес, пока не унюхал прохладу реки. Он часто получал по пушистому заду за то, что приближался к воде. В конечном итоге стало неимоверно интересно, что такого в речке за что взрослые наказывают. Они знают больше, чем маленький любопытный малыш, которому хотелось быть таким же всезнающим. Хань и Хосок пахли речкой, когда приходили играть с Сехуном, поэтому волчонок стал маленькими шагами опускаться к воде, стараясь не скользить лапками по влажной после дождя траве. Один коготок зацепился за пожелтевший колосок, и Сехун кубарем покатился вниз, пока не очутился в воде.       Перебирая пушистыми лапами, он инстинктивно поплыл, изучая всем телом новые ощущения и держа нос над водой, которая казалась ему весьма приятной и немного нежной, потому что не причиняла боль, а, наоборот, окутывала собой волчонка, словно старалась оградить от опасности. Сехун ликовал, ведь он считал, что постиг секрет взрослых. Для него казался кощунством тот факт, что родители не подпускали его к красоте реки, к её мягкости и запрещали ощутить подушечками лап лёгкую щекотку от влаги. Едва он падал в воду, как его вытаскивали, поэтому, покоряя реку, он называл себя победителем над взрослыми.       Неизведанный берег манил своими сокрытыми тайнами. Сехун смотрел в глубь тёмного леса и дрожал от желания узнать, как живут меланисты. Хосок рассказывал, что у его стаи такое же поселение, как и у альбиносов, у них свой колодец и каждый день проходит охота на дичь. Всё, как у соседней стаи, но Сехуну мало слов, ему необходимо самому всё увидеть, сравнить, пощупать и понюхать, иначе посчитает, что его также обманули, как с речкой. Ему хотелось устроить сюрприз меланистам, думал, что те его похвалят за поступок, ведь маленький волчонок сам переплыл реку, нашёл друзей и, следовательно, может считаться взрослым и самостоятельным оборотнем.       Он выпрыгнул на берег, поскользнулся на траве, но ловко удержал равновесие и отряхнул воду с шерсти. Задрав хвост вверх, он осмотрелся, принюхался к влажному воздуху, улавливая в нём запах Ханя, и стремглав помчался в лес, надеясь, что омега не ушёл далеко. Хань для Сехуна взрослый, но Джун называл его ребёнком и всё ещё опекал как малыша, уверяя, что повзрослеет сын только к двум годам, а пока ему всего лишь восемь месяцев. Сехун не мог понять, почему Хань не доказывает свою зрелость, не совершает героические поступки и не ищет схватку с сильным противником. Мог бы подраться с Хосоком, хоть альфы без веской причины не нападают на омег, но другого противника по силам нет, и обоим есть чему друг у друга учиться. На деле Хань рос послушным ребёнком и не стремился драться с другими оборотнями, предпочитая обучаться у Джина разнотравью и помогать с приготовлением еды. Сехуна не интересовала чистка картошки, но и угнаться за уткой в камышах, как взрослые, он не мог, поэтому охотился на ящериц, мелких птиц и различных букашек. К добыче себе еды он относился весьма ответственно, оттачивал мастерство рычания и регулярно точил когти о ствол дерева. Вот только разговаривать он так и не научился, как и менять облик. Тао уверял, что сыну ещё рано, но совсем скоро он сможет и говорить, и принимать вид человека. Однако Сехуну надо уметь всё и сразу, потому что он альфа, он сын вожака и оборотень.       Следы Ханя резко прервались, волчонок принюхивался, возвращался обратно к реке, ходил кругами, но с дуновением ветра и следы испарялись в округе, после чего Сехун понял, что поток воздуха его обманул. У Ханя ещё не вырабатываются гормоны, чтобы его легко распознать на местности, но маленький волчонок этого не понимал и упорно продолжал искать друга в лесу, изучая каждую травинку. Среди запахов белок, клопов и грибов стояла вонь плесени и мха, которые покрывали брошенные человеком предметы и опавшие после сильного ветра ветки. Сехун игнорировал природу, предпочитая унюхать среди влаги меланистов и прийти к ним в гости. Хань всегда приходил с гостинцем. Иногда он прятал ягоду в ладонь и просил Сехуна добыть себе еду. Такие игры волчонок обожал, поэтому кидался на сжатую ладонь в надежде разжать пальцы, но через пару минут, под громкий смех взрослых и гостей, понимал, что ему этого не сделать, пока у него есть только лапки, а не руки. Безусловно, он мог укусить кулак, чтобы от боли Хань разжал пальцы, но какой из него альфа, если укусит омегу? У него есть отличные примеры того, как альфа должен обращаться с омегой, и бесконечные баллады Чанёля про любовь. Из всего, что услышано, Сехун запомнил только несколько правил, и они крепко засели в юном мозгу. Ифань учил, что альфа должен защищать омегу. Минсок, поднимая многозначительно палец вверх, говорил, что альфа должен драться за своего омегу. Исин, беря за руку Чунмёна, тихо наставлял, что альфа должен любить своего омегу. А Чанёль на первое место ставил то, что альфа должен прислушиваться к своему омеге. Чонин не поучал ребёнка обращению со второй половинкой, уверяя, что все правила придуманы лишь потому, что оборотней стало мало, поэтому выбор в партнёре не стоит, что заставляет придумывать глупые «должен» ради сохранения союза путём вынужденного поведения. Сехун не понимал его слов, поэтому игнорировал их, тем более, за подобные высказывания Ин получал тяжелый подзатыльник от Кёнсу, сопровождая шлепок кратким «Он ещё ребёнок!»       Сехун старался распознавать запахи, но в лесу меланистов пахло преимущественно Намджуном, а Хань вовсе пропал, чему волчонок опечалился, ведь посчитал себя никчёмным альфой. Он тренировался узнавать всех товарищей из стаи по личным ароматам и находил каждого, но не мог понять, почему не получается уловить запахи Ханя и Хосока.       Он сел на траву, прижал уши к голове, чувствуя себя бесполезным и недостойным отца-вожака, но не сдавался. Если начал что-то делать, стоит завершить. Пусть сразу не найдёт друга, но взрослые увидят упорство младшего, за что должны похвалить.       В нос ударил незнакомый запах, отчего Сехун чихнул, затем принюхался, вытягивая шею немного вперёд, чтобы разобрать ароматы по частям. Едкий запах одеколона умело скрывал пот, но обоняние оборотня быстро его распознало, и щенок заколебался, никогда в жизни не сталкиваясь с подобным. Инстинкт до частого сердцебиения твердил бежать сломя голову и не оборачиваться, а любопытство толкало пойти и посмотреть на диковинку жизни. Сехун в течение дня нюхал ежей, зайцев, лисиц и ещё много разных зверей, но никто из животных настолько не вонял. Это непонятное существо казалось волчонку уродливее муравьеда, утконоса и даже жабы, но каково стало его удивление, когда он увидел человека. Ребёнок рассматривал его со стороны, немного наклонив голову на бок, и ждал, когда тот примет облик зверя, чтобы знать, какой у него окрас. В понимании Сехуна у оборотней много разных цветов шерсти, поэтому повстречать необычного зверя считал честью.       — А ты что один здесь делаешь ночью? — Высокий мужчина одной рукой ковырял ружье вслепую, не сводя взгляд с волчонка, — Потерялся?       Сехун приветливо вильнул коротким хвостиком, но стало страшно на генном уровне, поэтому, как бы любознательность не твердила понюхать вытянутую руку, волчонок направился в сторону, прижимая хвост к задним лапам и оглядываясь искоса, чтобы контролировать преследование.       — Иди сюда. Я тебя не обижу. — Мужчина присел, опустил ладонь к земле, словно угощая зверька, но оружие не отпускал, прижимая его к груди, — Подойди ближе. Мне твоя шкура ни к чему, но надо, чтобы ты позвал кого-то старшего, поэтому я от тебя не отстану.       Сехун прижался к дереву и сел, не понимая смысл слов человека и свой страх. Альфа в камуфляжной форме не выглядел враждебным, но душа волчонка с тяжестью переворачивалась в груди от тревоги, заставляя тело дрожать. Сехун не мог терпеть и контролировать необъяснимый страх, поэтому стал медленно отходить в сторону, примечая кусты, за которыми сможет скрыться и убежать. Не важно, куда бежать, лишь бы дальше от человека, чтобы избавиться от холодной дрожи. Маленький оборотень понимал, что этот новый страх вовсе не позор для альфы, потому что не объясним, а, следовательно, взят из инстинктов самосохранения. Стоило спросить у взрослых, чтобы в дальнейшем держать этот страх под контролем.       — Куда же ты? — Мужчина медленно приподнялся и полез рукой в сумку на бедре, — Мне нужен только один взрослый оборотень, и ты мне его позовёшь.       Тело Сехуна сковало судорогой, он едва перебирал лапами, чтобы уйти подальше, но человек видел его белую шерсть в ночи леса и преследовал волчонка по пятам, шагая неспешно и ухмыляясь его неуклюжести. Он говорил ему непонятные слова, Сехун не мог уловить в них смысл, хоть и знал значение каждого слова. Позвать взрослых? Ребёнок может подать голос, но человеку нужен только один оборотень, а Сехун не знал зачем, поэтому не звал на помощь. Он слишком далеко от своей стаи, а где стая Намджуна не имел понятия, ведь запахи вожака везде, а следов остальных не мог унюхать.       Едва Сехун оглянулся, как заметил блеск металла, и в следующую секунду острая боль прошлась по бедру, заставляя горло надорваться от скулежа, а тело оттолкнуло в сторону. Волчонок повалился на холодную и влажную траву, ощущая опасность настолько близко, что он в панике вывернулся и встал на лапы, но рана ограничила движения, и ребёнок вновь упал, ударяясь мордой в ствол дерева. Он дышал тяжело и тревожно, ощущая сердцебиение до пульсации в макушке, которая шла в такт страху в висках от боли в лапе, и Сехун прорычал. Получилось по-детски, за что маленький оборотень проклинал себя в слишком юном возрасте. Был бы он взрослым, рык получился бы угрожающим, отпугивающий любую опасность, но человек рассмеялся, заставляя волчонка чувствовать позор и бесполезность от своей жизни. Любые хищники в лесу с опаской относились к оборотням, но не человек, который приближался к щенку смело и высокомерно, из-за этого Сехун не понимал, что за существо перед ним, если не имеет страха, заставляя юную душу утопать в необъяснимом ужасе.       — Дети всегда остаются детьми, кем бы они ни были. — Мужчина склонился над щенком, поднимая нож, и волчонок прижался к земле, чувствуя, как влажная после реки шерсть пропитывается горячей кровью, — Вот ты и стал жертвой собственного детского любопытства.       Сехуну не так больно от падений с деревьев или крыши, как от раны на лапе, поэтому волчонок думал о том, что умрёт. Перед смертью он захотел увидеть всех знакомых, понюхать каждого и поблагодарить их за заботу и подаренную любовь. Но Сехун слишком мал, чтобы сказать хоть слово, поэтому смирился с тем, что погибнет в одиночестве под сырым деревом, а последнее, что понюхает, — вонь человека. Худшее для альфы — умереть не в бою. Волчонок с горечью осознавал, что хотел сбежать, как трус, из-за своей неосведомлённости и слабости перед человеком. Прикрывая глаза, Сехун мысленно сказал Тао, что тот был прав: речка опасна для волчонка.       Рядом раздался тяжелый, словно раскат грома, рык. Человек поднялся на ноги, Сехун ощущал, как часто бьёт людское сердце, но не из-за страха перед оборотнем, а от нахлынувших чувств радости. Он добился своего и теперь искал среди рядов тёмных деревьев меланиста, держа оружие наготове, напрягая слух и распознавая в ночной тиши мягкие шаги зверя.       — На писк пришёл или на запах крови? — с усмешкой спросил охотник и направил оружие в сторону кустов, откуда на него устремился взгляд, полон ненависти.       Сехун унюхал друга-меланиста, но не нашёл силы подать голос, с трудом дыша от жжения и боли в лапе, которая дёргалась из-за сильного ранения. Он бы попросил товарища бежать, считая, что даже взрослый оборотень не справится с человеком, но понимал, что зверь, тем более волчица, никогда не покинет поле боя.       Омега вышел к человеку, приготовился к драке, немного приседая на лапах для прыжка и облизываясь от предвкушения человеческой крови. Он представлял, как раздирает жертву в клочья за каждую слезу маленького ребёнка, и ему нравились подобные картины из его фантазий.       — Чонгук, верно? — внезапно для оборотня произнёс охотник.       Перед ним действительно стоял Чонгук, с настороженностью рассматривая альфу. Хоть замешательство присутствовало в душе оборотня от непонимания, как человек его узнал, но бдительности не терял. В заблуждение вводило оружие, от которого не пахло порохом, но без патронов охотник не мог прийти, поэтому Чонгук навострил каждое своё чувство, интуитивно подозревая неладное.       — Ты мне нужен, — продолжал улыбаться человек, — Нападай сейчас.       Оборотень не спешил, просчитывая каждый свой шаг. Самоуверенность альфы заставляла действовать не в привычном ведении боя. Можно напасть снизу, минуя ружьё, вцепиться в шею и повалить жертву на землю, придавливая всем весом тела, но Чонгук видел рану на лапе Сехуна: глубокая, режущая с неровными краями. У человека есть нож, который взглядом искал оборотень. Напасть снизу — получить ножом под рёбра. Следовало вцепиться зубами в свободную от ружья руку, чтобы предотвратить удар, но человек повалится прямиком на волчонка. Идеальный вариант — напасть сзади, но жертва стояла спиной к дереву. Оборотень не спешил идти на провокацию, надеясь, что хоть какая-та сонная белка отвлечёт внимание человека на секунду, чтобы схватить охотника за ногу, оттащить немного вперёд и перегрызть горло.       — Нападай, паршивая собака! — целился в оборотня альфа, выжидая прыжок.       Чонгук приготовился прыгнуть после выстрела. Главное — успеть увернуться от пули. Для перезарядки оружия требуется время, которое и станет выгодным моментом для оборотня, чтобы обогнуть человека с другой стороны и повалить на землю, дальше от Сехуна.       «Не стреляет?» — удивился Чонгук, не понимая, в чём причина поведения человека, ведь его цель неподвижно стоит напротив в двух шагах.       Сехун замёрз, ослаб и едва открывал глаза, видя перед собой темноту, в которой почему-то спокойно и уютно, даже боль казалась где-то далеко за этой тьмой. Погибнуть в бою — честь, но маленькое тело не способно противостоять чему-то большому, однако Сехун запомнил, что такое человек, обещая в следующей жизни мстить до последнего вздоха за всех оборотней. И напоследок, он напомнил себе, что является альфой, сыном вожака, поэтому должен отдать последнюю дань этой жизни, призывая волчьего бога забрать его душу.       Волчонок тяжело зашевелился, ориентируясь на своё осязание и обоняние. Под лапками стало скользко от крови, но он смог сесть. Это видел Чонгук, но не человек, отдавший своё внимание волчице, а Сехун тяжело отдышался, набрал полные лёгкие воздуха и задрал голову высоко вверх, к полной серебра луне, и жалобно взвыл, прощаясь с жизнью и каждым дорогим ему товарищем. Он пел по-взрослому, прижимая уши к голове, и направлял свой полный печали голос в темноту, которую видел только он, заливаясь своими последними детскими слезами.       Человек дёрнулся от страха, что рядом ещё взрослый оборотень, но это лишь маленький раненый им волчонок, а промедление стоило охотнику многого. Чонгук снизу вцепился крепкой пастью в ногу альфы и резко дёрнул в сторону, повалив жертву на землю и нападая к шее, но человек выставил вперёд ружьё. Оборотень, замечая, что палец не на спусковом крючке, прокусил оружие, ожидая ощутить горький привкус пороха, но лишь едкая и вязкая жидкость потекла по языку и между зубов, создавая ощущение сухости во рту. Горло передавило кашлем до рвотных спазмов, Чонгук пошатнулся от сдавленности кадыка и шагнул в сторону, но продолжал смотреть на человека, опасаясь ножа.       Рычание окружило лес, знаменуя смерть для охотника, но тот вскочил на ноги, руками отталкивая от себя тяжелое тело Чонгука, и помчался к реке, волоча за собой раненую ногу. Чонгук повалился на землю, высовывая язык от вязкости, и еле внятно успел попросить воды. Пить хотелось больше всего на свете, пусть даже воду из реки, но следовало смочить пасть.       — Чонгук! — Не замечая врага рядом, Тэхён обернулся человеком и присел возле оборотня, — Посмотри на меня.       Он не видел на теле повреждений, в глазах оборотня читал понимание слов, но Чонгук не говорил ни слова. Джин подхватил на руки Сехуна, тот пискнул от боли, но тут же успокоился, унюхав друга, не веря, что всё ещё жив.       — Чем воняет? — сквозь рык спросил Намджун, улавливая в воздухе не только человеческий пот, но и резкий запах медикаментов.       Сехун различил в темноте очертания тел меланистов, заметил лежащего на земле Чонгука, и сердце от боли сжалось, затем медленно, словно вода в роднике, стало наполняться ненавистью к человеку. Оборотни обступили Чонгука, осматривая его тело и пытаясь вытащить из него хоть слово, но омега мог только кивать, давая понять, что жив. Жажда его мучила до истерики в душе, но язык не поворачивался от сухости.       Сехун слабо зашевелился, требуя выпустить его из рук, но Джин не пускал, оберегая его возле своей груди, после чего волчонок картаво прорычал, и взрослому пришлось подчиниться. Чимин предложил немедленно вернуть Сехуна альбиносам, считая, что выл Чонгук, но его состояние заставило уверенность пошатнуться.       Волоча за собой лапку и помня еле внятный шепот омеги, волчонок присел возле морды своего спасителя и сунул ему в пасть раненую лапу, смачивая его язык своей кровью. Чонгук смог облизать рану, продолжая лежать на боку и смотря в никуда перед собой. Сехуну приятна подобная забота, хоть шершавость языка тревожила ранение, придавая небольшую дополнительную боль.       — Принеси воды! — строго сказал Намджун Юнги, когда понял, что делает ребёнок, — Давай уже, Чонгук, приходи в себя и расскажи, что произошло.       Но тот ещё не мог пошевелиться, а в воздухе запахло соседней стаей.       Альбиносы пришли внезапно для всех. Вся стая окружила меланистов и молчала, наблюдая за происходящим и не вмешиваясь в спасение омеги, чтобы не судить Намджуна без веских доказательств, несмотря на состояние маленького альбиноса, который пискнул, приветствуя всех, но в руки не давался, хоть Тао и Ифань хотели его забрать.       — Рана глубокая, — шептал Ифаню Джин, — Её надо зашить, но это будет дополнительная боль для ребёнка. Боюсь, сознание его точно покинет или сердце не выдержит.       — Не мешай ему делать то, что он считает нужным, — спокойно, словно эхо, прошептал Ифань, размышляя над сыном.       Что движет Сехуном, он не понимал, как и не мог выследить логику мыслей волчонка, которому слишком тесно в маленьком теле. Сехун мыслит и ведёт себя слишком взросло, как для своего возраста, но не думает о последствиях, за что получает болезненные уроки от жизни. Он двигался всё ближе к морде Чонгука, разрешая слизывать свою кровь, пока не вернулся Юнги с бурдюком в зубах.       — Рана будет долго заживать, — беспокоился о малыше Джин, но Ифань заверил, что Сехун справится.       — Я не смогу принести его в таком состоянии в наше поселение, поэтому прошу вас позаботится о нём, пока я не смогу безвредно взять его в зубы. — Ифань повернулся к Намджуну, ища в его взгляде понимание, и тот кивнул, разрешая альбиносам навещать волчонка в любое время.       — Джин позаботится о его ране, — пообещал Джун, и Сехун подпустил к себе Чимина, чтобы тот поднял его на руки и отнёс в поселение.       Когда Чонгук смог шевелить лапами и говорить, то рассказал всё, что увидел и чему не смог дать объяснения, в конце рассказа благодаря за спасение. Стаям пришлось высказывать свои мысли вслух, чтобы найти логическое умозаключение поведению человека.       — Вы зачем прибежали? — интересовался у альбиносов Юнги, — Мы бы сообщили вам, что Сехун у нас. Неужели решили нам помочь бороться с врагом?       Ифань хотел стукнуть его по подзатыльнику за издевательский вопрос, но спокойно ответил, что прибежал на зов сына. Когда Сехун выл, у всей стаи души вывернулись наизнанку. Откуда маленький волчонок знает прощальную песнь, никто не догадывался, но голос своего сына Тао и Ифань узнали моментально, пуская всю стаю на зов помощи.       — Возвращаемся в прошлое, — бубнил от недовольства Минсок, переминаясь с ноги на ногу, — Вновь начинается ловля оборотней, только теперь не с сетями человек идёт, а с парализующими инъекциями.       Сехун терпеливо ждал, когда Чонгук скажет главное: человек знал его имя. Но омега молчал, а волчонок не мог разговаривать, чтобы предупредить меланистов об опасности, и его уносили всё дальше от стай. Ребёнок проскулил, а Чимин аккуратно прижимал свою руку к его ране, чтобы остановить кровь, обещая малышу, что скоро выздоровеет, но Сехун жаждал не выздоровление, а взросление, когда он сможет разговаривать и принимать облик человека, чтобы ощутить дух свободы собственной шкурой. Тао вспоминал маленького Ифаня и уверял, что сын станет таким же рослым и крупным оборотнем, и Чимин ощущал разницу между Сехуном, Ханем и Хосоком. Когда маленького альфу берёшь на руки, то чувствуешь значимый вес, в то время, как Хань казался пёрышком, а тело Хосока не выглядело массивным.       В поселении их встретил Хань, выбегая из дома, чтобы узнать, почему пахнет кровью, а видя рану, испугался за жизнь друга. Чимин попросил его принести воду, ткань и смесь для заживления ран. Сехуну стыдно перед другом за свой вид: беспомощный, никчёмный, слабый и вызывающий жалость. А ведь он должен гордо шагать по земле, игнорируя ранение, но лапа так сильно болела, что уши сами прижимались к голове, а взгляд становился полным извинений.       — Что произошло? — выглянул из дома Хосок, по-детски интересуясь происшествием, на которое его не взяли из-за юного возраста.       Прощальный вой — редкость для леса, потому что оборотней убивали с одного выстрела, а две стаи не дрались насмерть. Лишь некоторым зверям удавалось выходить из схватки с человеком тяжело ранеными и успеть провыть прощальные наставления, поэтому обе стаи насторожились, слушая плачевный вой. В тот момент Намджун решил, что с Чонгуком или взрослым альбиносом случилась беда, следовательно, рядом человек, но, если оборотень при смерти, опасность от оружия велика для всего поселения. Вожак помчался почти всей стаей на выручку, кто бы не попал в беду, оставляя детей одних дома и надеясь, что их не найдёт человек.       — Хотел бы я знать, что произошло, — клал на кровать раненого Чимин и понятия не имел, как рана будет заживать без швов, — Но Сехун ещё не умеет говорить, поэтому будем заниматься лечением, а не расспросами.       Хань принёс всё необходимое, а Чимин приготовился к тому, что щенок запищит при обработке лапы. Сердце омеги будет обливаться кровью от детских визгов, но альтернативного лечения нет, поэтому он занялся обработкой раны под любознательные взгляды детей.       — Он справится! — заверил Хань и погладил Сехуна по голове, — Он сильный!       Сехун хотел бы ему сказать, что он уставший, а не сильный, но лишь обнял его руку, словно нашёл его по запаху в лесу, когда только уловил мягкий аромат, который принёс ему ветер. Хань верил в маленького альфу, но все его слова звучали для собственного успокоения, и Сехун чувствовал волнение юного омеги, и вновь начинал злиться из-за своего жалкого вида. Как бы сильно он не злился на Ханя и на себя, но руку не отпускал, вдыхал запах друга, продолжая вырисовывать в своей фантазии влажный после дождя берег, лес, вокруг запахи меланистов, и он, будто взрослый и опытный альфа, легко находит Ханя и Хосока по запаху, хоть те тщательно путали следы. Только в своих мечтах он являлся тем, кем себя ощущал.       — Люди совсем с ума сошли! — Хосок положил руки на кровать и опустил на них голову, — Как вспомню, так и вздрогну. Чимин, как думаешь, Сехун забудет эту встречу с человеком?       Чимин замедлил свои движения, так и не намазав рану полностью. В словах Хосока есть смысл, и они никак не нравились взрослому омеге. Хань и Хосок помнят рождение Сехуна во время драки стай и людей и встречу с охотником-подростком. Пусть смутно, но они помнят, и относятся к людям очень осторожно. Скорее, при встрече с человеком, они поспешат его убить, не пытаясь выяснить причину его появления, потому что видели от людей лишь опасность и жестокость. Обе стаи старались донести до пытливых умов, что не всегда надо проявлять агрессию, иначе можно стать как люди. С возрастом Хань и Хосок уясняли наставления, но урок в жизни Сехуна оказался слишком жестоким, что могло заставить альфу одичать.       — Я надеюсь, что не запомнит, — честно признался Чимин и продолжил замазывать рану.       Сехун не выдержал и тихо заскулил, прижимая руку Ханя сильнее и жмурясь от боли. Он не хотел издавать и звука, но писк сам вырвался наружу, а нижняя часть тела невольно дёрнулась, и щенок ждал услышать в ответ смех, однако ощутил мягкий поцелуй Ханя между ушей и тихий успокаивающий шепот возле уха.       — Хань, так нельзя делать, — тихо, но строго сказал Чимин, забинтовывая лапу.       — Почему? Я же хочу его успокоить. Папы всегда так делают, когда я сильно волнуюсь.       — То папы, а это альфа, который не является твоим родственником. Через год вам вовсе запретят общаться.       — Но он же ребёнок.       — Ты тоже.       Хань погрустнел, понимая, что имеет ввиду Чимин, и убрал свою руку от мокрого Сехуна. Скоро они повзрослеют, гормоны возьмут вверх, а Хань должен дождаться первую течку, во время которой определится альфа для него. Им явно не станет Сехун, потому что он младше Ханя и, соответственно, на тот момент будет не способен проявить себя сильным альфой и надёжным будущим супругом. Хань ещё не думал о замужестве, но в стае с самого рождения распределяли судьбы омег, ведь их мало, поэтому их жизнь расписана по годам.       — Слушай, Чимин, — влез в разговор Хосок, не думая над своими словами, — а ведь Сехун — единственный незамужний альфа-альбинос, а Хань — омега, так почему бы не сделать их супругами?       — Всё тебе надо знать! — всплеснул руками Чимин, поражаясь детской пытливости, — Вот подрастёшь, тогда и поймёшь, что не всё так радужно, как в твоей фантазии.       — Может, заранее подготовишь к серому будущему?! — повысил тон Хосок, выпрямляя спину, словно готов к сражению, — Если я не свободный оборотень, а узник стаи, то лучше стану отшельником, как когда-то Чанёль!       — Дело в зрелости, Хосок! Ты, как альфа, со временем поймёшь, что омеги готовы к зачатию в два года.       — Но стая мне рассказывала, что течки у омег не регулярны, так про какую зрелость ты мне здесь рассказываешь?!       Началась словесная перепалка. Хосок требовал объяснить каждое слово, показать на пальцах смысл сказанного, рассказать и поведать все взрослые секреты, а Чимин пожалел, что маленький альфа научился говорить. За день, он и Хань задавали сотни вопросов, и двух стай мало, чтобы ответить на каждый из них. Один ответ порождал три дополнительных вопроса и так по кругу, пока у взрослых хватало нервов. «Когда подрастёшь, поймёшь» не устраивало детей, поэтому приходилось находить десятки вариантов ответов, чтобы детский ум понял сложные для его понимания вещи, но за одной темой тянулась другая, и становилось морально тяжело донести до малышей элементарное.       Сехун заметил, что Чимин занят Хосоком, приподнялся на передних лапах и пополз к Ханю, пытаясь попросить прощения за то, что он слабый альфа, и пообещать, что никому никогда не скажет про мягкий поцелуй в макушку. Он легко тронул подушечками лапы пальцы омеги, и тот обратил на него внимание.       — Тебе надо спать, — Хань аккуратно переложил волчонка к середине кровати, — Скоро Чимину надоест ссориться, и наступит тишина, в которой ты сможешь спокойно уснуть. Ты должен остаться у нас на недельку-другую, пока рана не заживёт. Не волнуйся, твой отец будет приходить, чтобы тебя кормить.       Хань не понимал речь Сехуна, считал, что тихое ворчание щенка вызвано болью в лапе, и продолжал успокаивать, обещая, что рана быстро заживёт. Как только Хань научился говорить и принимать облик человека, так перестал понимать писки и детские тяфканья, поэтому не знал, что Сехун просит прощения, исподлобья смотря на друга.       — Я бы остался с тобой, — с грустью продолжал говорить Хань, — но, боюсь, Чимина сердечный удар схватит при виде нас двоих в кровати, — Он посмотрел на взрослого омегу и с задумчивостью спросил: <— А почему на травке я могу полежать рядом с Сехуном, а в кровати — нет?       — Потому что кровать — место интимное, личное и принадлежащее только супругам! — Чимин не выдержал напряжения и выскочил на улицу, тяжело дыша от перенапряжения, но не срывая гнев на детях.       Проще подраться со стаей врагов, чем выдержать двоих маленьких детей, которые знают много, думают о своих знаниях ещё больше и требуют всё больше и больше познаний жизни. Голова идёт кругом от вечных вопросов, но, к счастью, волчата быстро растут, поэтому уже к лету они будут достаточно взрослыми, чтобы самим находить ответы на каждую жизненную ситуацию.       Когда привели в поселение Чонгука, дети уже спали, поэтому Чимин попросил всех разговаривать шепотом и поспешил приготовить воду для купания. Чонгук присел возле костра, Намджун накинул на его плечи тонкое одеяло и интересовался о его самочувствии. Омега заверил, что в порядке, лишь попросил принести ещё воды. Юнги мигом обернулся зверем и помчался к колодцу, а Чонгук попросил вожака пригласить к разговору Ифаня.       Альбиносы обступили кровать, где лежал спящий Сехун, проверяли, удобно ли волчонку спать и что ему следует принести утром. В основном ему необходимы лоскуты для перевязки и подушки, чтобы не скатываться с кровати. Ифань отозвался на шепот Намджуна и тихо вышел из домика, кивком интересуясь в чём дело. Чонгук жестом его подозвал к себе, оглядываясь по сторонам, убеждаясь, что никто не подслушивает. Когда оба вожака склонились к его лицу, омега тихо прошептал:       — Охотник меня узнал и сказал моё имя.       Ифань и Намджун синхронно посмотрели Чонгуку в тёмные глаза, переспрашивая услышанное. Омеге пришлось уточнить, что узнал его охотник, когда увидел не человеческий облик, а звериный. Альфы присели возле его ног, размышляя над положением оборотней в стаях и похвалили Чонгука за то, что не сказал об этом всем, ведь могла начаться паника. Настолько серьёзно к ловле полулюдей человек никогда не подходил, но с каждым годом учёные становятся всё находчивее, а знать желает обзавестись диковинкой, которая не каждому по карману. И только стаи в лесу продолжают жить по старым принципам и традициям, не спеша воссоединяться и подчиняться людям.       — Значит, в этом году охотники не вернутся, — размышлял Намджун, смотря то на Чонгука, то на Ифаня, — Не удивлюсь, если запретят охоту в следующем году, поэтому на неё выйдут только самые чокнутые из людей.       Ифань кивнул, соглашаясь с каждым его словом:       — Они знают, что за раненного щенка мы готовы убивать, поэтому в ближайшие месяцы будем особо бдительны, но, в то же время, они знают, что у нас есть не один ребёнок, поэтому придумают уловки, чтобы поймать молодняк.       Намджун попросил Чонгука дальше молчать о том, что произошло при встрече с охотником, а сам отошёл в сторону для разговора с Ифанем. Впереди у детей сложный период, поэтому следовало максимально за ними следить, чтобы те не попали в руки человека ради забав.
Возможность оставлять отзывы отключена автором
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.