интеграция

Когда последний кирпич занимает своё законное место, Питер недоверчиво подходит вплотную к стене и принимается стучать по ней, намереваясь повторить действия незнакомца. Костяшкой указательного пальца он отбивает по поверхности двух рядом прижатых кирпичей кривую незамысловатую мелодию, а затем переходит на соседние, приподнимаясь на носочках и стараясь соблюдать частично запомненный ритм. Стена на эти телодвижения никак не реагирует, однако Питеру кажется, что цементно-песчаный раствор начинает шевелиться и вытекать из своего места. Проявившаяся иллюзия сбивает с толку, заставляя отступить на полшага, но не прекратить мучения стены. Упорно продолжая выстукивать каверзную комбинацию, Питер пытается понять, что произошло минутой ранее и не является ли это тривиальным обманом зрения, на который они все так легко повелись. В стене наверняка есть тайная ручка, за которую нужно потянуть, чтобы создать эффект растворения кирпичей. Не может же всё так просто исчезнуть перед глазами, а затем заново выстроиться, словно ничего и не было. В Нарнии же подобные вещи не происходили. Там максимум были говорящие животные, волшебные существа и… Мысленно отвешивая себе подзатыльник, Питер очухивается от ошеломления и напрягает память, припоминая, что как раз таки в Нарнии ни у кого это не вызвало бы изумления. Когда ты воочию видел и единорогов, и русалок, и Джадис, способную на создание убийственных вещей с помощью магии, то исчезновение кирпичей и появление арки, организующей проход дальше по улице, не должны казаться удивительными событиями. Но он всё равно клюёт и замирает, словно в первые видя необычные вещи, творящиеся вокруг. Всё происходит слишком быстро. Хочется остановиться и дать себе время на осознание, привыкание, прочувствование новой обстановки, новой Англии, к которой теперь нужно как-то адаптироваться и приспособиться. Незнакомец своим внезапным врыванием пошатнул и без того ничего не понимающих ребят, ещё больше сбивая с толку, торопя и зовя за собой. И теперь же, когда ситуация стала более-менее спокойной, хочется разобраться без каких-либо спешек и отвлечений от дела. Знакомый мир сейчас находится в… Питер слабо мотает головой. Дома больше нет. Ни в Нарнии, ни в Англии, ни где бы то ни было ещё. Попасть обратно у них всё равно не выйдет, поэтому нужно притираться и обустраиваться здесь. Нет смысла припоминать старую жизнь, которая для них должна наступить лишь через тысячу лет. «Хотя это легко сказать, — справедливо, но с горестью отмечает про себя Питер. — А вот как воплотить в реальность — загадка». Он практически доходит до, как он помнит, последнего кирпича, как чужие пальцы скользят по ладьевидной кости, поднимаясь выше по ладони и останавливая движение. Стена, которая и до этого оставалась неподвижна при взаимодействии костяшек Питера с её поверхностью, продолжает выглядеть совершенно обычно и безжизненно, никак не реагируя на оказываемые по отношению к ней действия. Ничто в ней не выдаёт тайного прохода, замурованного и скрытого от глаз обывателей-крестьян, которые и знать не знают, что творится прямо у них под носами. Цементно-песчаный раствор прочно склеивает кирпичи между собой. Сьюзен отводит руку и хмурит брови. Большим пальцем она очерчивает круг по коже и внимательно смотрит, заглядывая в глаза и пытаясь прочитать в них ответы. Ей самой не льстит тот факт, что она так безрассудно пошла за Люси в арку и поверила незнакомцу. Хотя и сказала, что выбора у них особо и нет, нужно было проявить чуть большую осторожность и аккуратность по отношению к человеку, которого они видят первый раз в жизни. И не смотря на то, что ничего страшного не произошло и не происходит, всё же опасно вот так слепо следовать за таинственным юношей, ведь он может оказаться таким же, как Джадис, если не хуже. Смахивая с лица несколько непослушных волос, Сьюзен терпеливо ожидает, что сейчас скажет брат. Но проблема заключается лишь в том, что Питер сам не знает, что происходит и чего добивается Аслан, отправивший их не в тот век. Да и если бы он каким-то чудом узнал это, то ничего не смог бы с этим поделать. Отходя от стены и беря крепче Сьюзен за руку, Питер бросает ещё один взгляд на кирпичи, надеясь на то, что что-то да случится с ними. Но ничего. Всё остаётся на своих местах, не шелохнувшись ни на дюйм. Стена горделиво стоит, возвышаясь над всеми. Обмана никакого нет. Незнакомец действительно использовал магию, а не разыграл сценку с фокусами. Вопрос остаётся только в том, как? Как он смог это сотворить? Они же находятся не в Нарнии, а в Англии, в которой никогда не было чудес и волшебства. «Может, Аслан ошибся и отправил нас не туда, не в обычный мир? А когда осознает, что сделал, вернёт нас назад. Обязательно вернёт, ведь иначе быть и не может», — размышляет Питер, идя за Сьюзен, Люси, Эдмундом и незнакомцем, который уверенным шагом движется к самому большому, но покосившемуся дому и о чём-то рассказывает припрыгивающей рядом с ним и Эдмундом Люси, знатно повеселевшей и ожившей после услышанных слов о том, что они идут в корчму навестить какого-то Дроздошмыга и поесть. Периодически юноша взмахивает рукавами мантии, указывая то на одну недостроенную конструкцию, то на другую. И около всех зданий, мимо которых они проходят, растёт ввысь сорная трава, к которой годами никто не прикасался и вряд ли собирается прикасаться в ближайшее время. Вид, царящий вокруг, оставляет желать лучшего. Местность кажется заброшенной, хотя из некоторых окон выглядывают чужие макушки, быстро исчезающие, когда взгляд натыкается на них в попытках разглядеть шаткие конструкции. Глядя на то, что тут творится, тело невольно покрывается неприятными мурашками. Питеру хочется остановить Сьюзен, дёрнув её за руку, и сказать о том, что ему не нравится идея покорного следования за незнакомцем, который до сих пор не потрудился ничего объяснить, но поступить так не хватает сил и решимости. Да и не хочется вновь становиться аутсайдером, идущим против почти единогласного решения семьи. Прекратив разглядывать очередную оконную раму с повешенными на неё затхлыми тряпками, за которыми кто-то скрывается, заставляя имитацию занавесок задрожать, Питер переводит взгляд на Сьюзен. При взгляде на неё невозможно сказать наверняка, шагает она за юношей лишь по той причине, что она стремится защитить Люси и Эдмунда в случае непредвиденных обстоятельств, или действительно для себя решила, что можно вот так доверять. Хотя, если знать её, во второе верится с огромным трудом. Да и её немой вопрос у стены застал врасплох. Она явно рассчитывала на то, что получит от него ответы. И Питеру очень хочется унять поднявшиеся страхи и сомнения, но ему нечего ей сказать. Информация, которая у него имеется, не перевешивает ту, которой обладает Сьюзен. Если бы они были в Нарнии, то ситуация выглядела бы иначе. Раньше Питеру всегда удавалось решить подобного рода вопросы без каких-либо заминок и проблем. «Но ты не в Нарнии и больше не Король», — напоминает он себе, невольно сжимая руку сестры. Сьюзен оборачивается через плечо, смеряя его обеспокоенным взглядом. Питер неловко улыбается ей в ответ на это, пытаясь скрыть свою встревоженность. Не хватает ещё того, чтобы она стала переживать и за его состояние. Пусть лучше позаботится о себе или Люси с Эдмундом, но не о нём. Питер ускоряет шаг, меняясь со Сьюзен местами. Теперь он ведёт её в сторону таинственного дома, обозначенного незнакомцем корчмой. В разыгранную храбрость не верится, однако Сьюзен ничего не говорит и молча позволяет себя вести. Знает, что Питеру не нравится, когда он не может контролировать происходящее и когда у него на руках нет достаточного количества информации, помогающей сориентироваться и прикинуть план того, как действовать дальше. Сейчас у них есть только слабая надежда в лице появившегося перед ними юноши, который мог бы стать ключом для раскрытия некоторых вопросов. Вряд ли, конечно, он знает о том, кто такой Аслан и где находится Нарния, но он уж точно должен знать о способе, позволяющем перемещаться сквозь временное пространство, или хотя бы имеет представления о том, как это всё работает. Питер резко тормозит, и Сьюзен случайно наступает ему на пятку, чуть не полетев носом в землю. Она хватается за него, чтобы не улететь вниз, а затем тихо извиняется, оглаживая трепетно плечо. Поднимает глаза, пытаясь понять, почему он встал. Питер отпускает её руку и неловко вытирает вспотевшую ладонь об ткань брючины, пытаясь сделать это как можно более незаметно. Он до сих пор стесняется того факта, что его организм растёт и выдаёт подобного рода физиологические изменения. Потливость — одна из его главных проблем, живущая вместе с ним с наступлением подросткового периода. Иногда из-за этого в Нарнии ему было трудно удерживать в руках меч, который вечно скользил в ладони, не позволяя правильно завершить элементы из фехтования. А порой это становилось причиной, по которой он отказывал в танце нарнийкам и тельмаринкам. Они ему нравились, но он беспокоился, что их отпугнут его так не вовремя вспотевшие ладони. Хотя Сьюзен постоянно говорит и убеждает в том, что это нормально и со временем пройдёт, легче от этого не становится. «Проклятие какое-то. Не иначе», — чертыхается про себя Питер и ловит озадаченный взгляд Эдмунда, внимательно наблюдающего за ним и его деяниями. Рядом с ним стоит Люси, которая с заинтересованностью рассматривает фасад представшего перед ними дома. Незнакомец копошится неподалёку от неё, пытаясь что-то нарыть в кармане своей бездонной мантии. Эдмунд не спешит отводить взгляд. И Питер готов поклясться, что делает он это специально. Становится неуютно и хочется как-то сбросить возникшее из ниоткуда напряжение. — Ладошка чешется, — говорит Питер, пытаясь зачем-то оправдаться. Он знает, что не стоит этого делать, но слова вырываются наружу быстрее, чем он успевает их осознать. — Я ничего и не говорил, — простодушно заявляет Эдмунд, пожимая плечами и отводя взгляд. — Но если чешется что-то, то лучше это не чесать. Само всё пройдёт. Убедившись, что ладонь больше не мокрая, Питер убирает руку с брючины. Эдмунд ожидающе перекатывается с пятки на носок, а затем обратно, словно зная, что диалог должен продолжиться и превратиться в небольшую перепалку по выяснению того, как лучше поступать с той частью тела, которая начинает неистово просить о почёсывании. Но как только Питер собирается с тем, чтобы высказать всё, что он думает насчёт совета Эдмунда, сбоку доносится кваканье, обрывающее весь его настрой. Он медленно поворачивает голову в сторону звука и скашивает глаза на притихшую Люси, которая делает вид, что секундой ранее ничего не происходило, а она сама не слышала никаких звуков. Приглаживая школьный пиджак и отряхиваясь от невидимой грязи, Люси с неменяющимся выражением лица делает шаг в сторону от Питера и Эдмунда, которые переглядываются между собой и синхронно кивают головой, подумав об одном и том же. Сьюзен, молча следившая всё это время за братьями, сестрой и разворачивающимся инцидентом, негромко прокашливается, привлекая к себе внимание. Она уверенно подходит к Люси и кладёт руки на её надплечья, слегка оказывая на них давление. Люси пищит от такой внезапности и замирает на месте. Раздаётся повторное кваканье, заинтересовывающее теперь и незнакомца, который, перестав копошиться и достав из мантии небольшой клочок бумаги, с нескрываемым любопытством устремляет взгляд в сторону четвёрки, пытаясь разобраться в том, что происходит. Через несколько секунд из переднего кармана Люсиного пиджака высовывается лягушачья головушка, сонно накреняющаяся вперёд. Эдмунд от удивления присвистывает и широко распахивает глаза. Он делает шаг назад и притаптывает низкорослую полынь, прорастающую сквозь грубую землю. Сьюзен разворачивает Люси к себе лицом и вытаскивает наружу зелёного в жёлтую крапинку лягушонка, который нехотя раскрывает веки и осматривает обстановку вокруг. — Где ты его взяла? — спрашивает Питер, смотря на раскрытые ладони Сьюзен немигающим взглядом. Его левое плечо обдаёт резкая дрожь, заставляющая дёрнуться и отшатнуться в бок. — Он из Нарнии, — тихо произносит Люси, наклонив голову вниз и виновато шмыгнув носом. Она знает, что Питер на дух не переносит любых амфибий из-за их склизкой кожи и вида в целом и поэтому старается всячески избегать встречи с ними. Как-то в Нарнии она притащила к нему в спальню целое ведро лягушек, надеясь на то, что, увидев этих милых созданий, он разрешит ей завести небольшой искусственный пруд в одном из садов Кэр-Паравель. Она заприметила в западной части пустующую площадку, на которой давно ничего не росло, и, посчитав, что это место идеально подойдёт для организации пруда, с помощью мистера Тумнуса выловила несколько больших лягушек, которые должны были стать первыми бесхвостыми жителями, обитающими в саду. Но вместо одобрения в ответ она получила совершенно неожиданную реакцию. Питер был настолько ошарашен и испуган, что не мог и слова вымолвить. Он беспомощно то открывал, то закрывал рот, тыкая в сторону ведра с выглядывающими из него лягушками до тех пор, пока Люси не вынесла их за дверь. После этого случая она старалась лишний раз не поднимать эту тему и никак не провоцировать Питера. Она не хотела брать с собой лягушонка, помня о случае с неорганизовавшимся прудом, но и оставить его сил у неё не хватило. Не после того, как он сам прискакал к ней в палатку в ночь перед покиданием Нарнии. Люси трёт носком ботинок землю и поднимает голову, быстро моргая, чтобы смахнуть слезинки. Отвечать за свои поступки и нести за них ответственность она умеет. И во многих случаях готова бороться за свои сделанные выборы и принятые решения. Но сейчас, видя неподвижную фигуру Питера сбоку, её накрывает робость и стыдливость за то, что она не сказала ему про лягушонка сразу, а тайно протащила его с собой через серебряную дымку. Перед Сьюзен или Эдмундом она не испытывает вины, лишь перед Питером. Возможно, всё дело в том, что она чувствует, что подвела, обманула и пошатнула его доверие к ней. Если бы она сразу сказала, что собирается взять вместе с собой маленького друга, то совесть грызла бы её куда меньше. Но поделать с этим уже ничего нельзя, ведь вернуть лягушонка обратно не выйдет. Люси печально поджимает губы. Эдмунд сочувственно смотрит на неё, а затем дёргает Питера за рукав пиджака, пытаясь расшевелить. Полынь под ногами жалостливо скрипит и путается. Эдмунд слегка наклоняется и руками сбрасывает прилипшие мелкие жёлтые цветки с брючины. — Как ты умудрилась его пронести? — аккуратно вопрошает Сьюзен, поглаживая пальцами лягушонка, вновь прикрывшего глазки и удобно утроившегося у неё в ладонях. — Точно так же, как и ты взяла с собой письмо Каспиана, — всё так же негромко отвечает ей Люси. — Я пронесла Либби в кармане юбки. Он не квакал, поэтому не составило особо труда незаметно пройти с ним через арку. Ой! Он, наверное, проголодался, раз заквакал! Встрепенувшись, Люси достаёт из другого кармана небольшую коробочку со сверчками, а затем протягивает её Сьюзен, которая участливо забирает вещицу, ловко открывая и доставая из неё насекомое. Лягушонок оживляется и с жадностью смотрит на сверчка, заботливо предоставленного ему. Он быстро распахивает рот, выбрасывая язык, и с помощью клейкого секрета приклеивает насекомое на кончик, сразу же втягивая язык обратно, словно боясь, что добыча улетит от него. Юноша загадочно хмыкает, наблюдая за этой сценкой. Четвёрка, повстречавшаяся ему на пути, с каждой минутой начинает казаться ему всё более и более занимательной и любопытной. Хотя изначально они и показались ему блеклыми и невзрачными, такими закостенелыми и скучными людьми, которые, как это часто и бывает, завидев магию, падают в обморок или приходят в бешенство, поскольку подобного рода ведьмовские вещи запрещены и в случае их обнаружения подвергаются сжиганию на костре. Но четвёрка, судя по их более-менее спокойным реакциям, имеет представления о том, что такое магия. Первое впечатление оказалось довольно обманчивым. Теперь же юноше хочется разузнать о них всех куда больше. Ему хочется понять, как эти загадочные люди очутились здесь и почему у них не было страха в глазах при виде исчезающей стены. И их встреча в тупике явно неслучайна. Ведь не каждый день натыкаешься на людей в таком безлюдном и мало кому известном месте! И если им действительно суждено быть не просто случайными встречными, то их совместный путь продолжится и дальше. Есть шанс, что четвёрка сможет ему помочь. Воодушевившись тем, что встреча может быть тем знаком, о котором так просил юноша, он начинает воображать, что новые знакомые в лице четвёрки могут стать его первыми друзьями. Пускай их знакомство и возникло с врезания в одного из них, а затем последующей незначительной перепалки, всё это можно сгладить и начать с чистого листа. Он обязательно извинится перед ними всеми за свою проявленную грубость и бесцеремонность и расскажет им про себя, чтобы не вызывать и дальше подозрений. Он так устал быть одиноким. И сейчас явно не намерен упускать предоставленный шанс. Однако, вспомнив о том, что здесь он присутствует изначально не для знакомства с новыми людьми, уголки его губ медленно опускаются вниз, слегка изламывая рот в страдальческой гримасе. Дроздошмыг, назначавший встречу в корчме, принадлежащую сёстрам Вьен, обожает, когда клиенты опаздывают, пополняя этим его и без того набитые монетами карманы. Этот мерзкий гоблин готов чуть ли не выжимать деньги за потребление другими воздуха около него. Он из всего найдёт выгоду для себя. Месяц назад он решил, что его ожидания стоят дополнительной оплаты. Теперь все, кто имеет какие-либо дела с ним, стараются приходить чуть ли не с восходом солнца на место встречи. И если юноше не изменяет память и солнце не играет с ним в злые игры, то в данный момент у него ещё есть время до встречи с Дроздошмыгом. А значит, можно не волноваться, что придётся выкатывать на бочку последние деньги. Информация. Ему нужна только информация и больше ничего. И если всё пройдёт хорошо, то он сможет приблизиться на ещё один шаг к своей мечте. Нужно только проявить терпение. Юноша успокаивается и озирается по сторонам. Как и ожидалось: ни души. Никого на улице, кроме их пятёрки, не видать, что и не удивительно. Косой Переулок пользуется дурной славой. Все живущие здесь стараются не выходить из домов, боясь лишний раз наткнуться на охотников за нечистокровными. Юноша мрачнеет и сутулится, переводя взгляд с прогнившего заборчика на застывшего и побледневшего юнца, которого остальная тройка именовала Питером. Что-то в его задеревенелой позе приковывает и не даёт избавиться от мысли, что за вырвавшимся страхом прячется иное чувство. Совершенно неокрепшее, но имеющее маленький стержень, медленно пробивающийся наружу. Юнец может показаться незрелым и боязливым, но в его глазах мелькает что-то ещё, не позволяющее назвать его слабым и трусливым. За это «что-то» хочется цепляться и наблюдать за тем, как оно возрастает и преобразовывается, меняясь, а вместе с ним и сам юнец. «Вряд ли ему понравится дорога до Клиодны, ведь она живёт в окружении жаб и лягушек. Но если мои новые знакомые хотят ужиться здесь, то им нужно встретиться с ней. Она точно поможет им больше, чем я», — предполагает юноша, теребя длинный рукав мантии и переводя взгляд на остальных ребят. — И правда, изголодался малыш. — Сьюзен изумлённо приподнимает брови, наблюдая за тем, как лягушонок с важностью надувает щёки, а затем выхватывает липким языком ещё несколько светлячков из открытой коробочки. — Какой прожорливый! — Либби? — переспрашивает Эдмунд, подключаясь к диалогу. Он отрывает от штанины мелкий цветок, скидывая его на землю, и подходит ближе, рассматривая жёлтые крапинки на склизкой спине. — Имя лягушонка, — чуть обиженно отвечает ему Люси, словно он должен был сам додуматься до этого. — А почему именно так? — задаёт вопрос Эдмунд, не замечая изменившего настроения в голосе сестры и не переставая считать количество крапинок. — Можно я дам ответ? — Сьюзен расплывается в тёплой улыбке, воспоминая о чём-то своём. Люси одобрительно кивает, забирая у неё коробочку со сверчками. — Это в честь двух фрейлин, Либерт и Марби, которые обучали нас всему. В Кэр-Паравель было много тех, кто мог поведать про историю Нарнии. Про обычаи и традиции, этикет и нормы с правилами. Но только Либерт и Марби делали это по-особенному. Через песни и танцы. Марби научила меня многим нарнийским танцам, поведав через них о целеустремлённости и благоразумии. — А Либерт поделилась песнями, — гордо заявляет Люси, — рассказав через них о бесстрашии и верности. — Во-о-от как, — задумчиво произносит Эдмунд, растягивая слова. — И все эти качества присущи нарнийцам? — Верно! — вместе отвечают ему Сьюзен и Люси. — Теперь, Либби, тебе не отвертеться от кулинарных способностей Сьюзен. Суп с мухами будет тебе обеспечен, — шутливо сообщает лягушонку Эдмунд, выводя на его спине узор, соединяющий все крапинки изогнутой линией. Сьюзен на такое лишь закатывает глаза. Когда-то она действительно умудрилась приготовить суп, в котором завелись мухи. Но подумаешь, забыла про блюдо! Кто же знал, что в жару и на долгое время нельзя на окне оставлять котелки. Это был хороший опыт, который она запомнила на всю жизнь. — Значит, я мог взять свой меч… — наконец произносит Питер после долго молчания. Он тяжело вздыхает, очухиваясь от ступора и приходя в себя. Люси ёжится и интуитивно хватает Эдмунда за брючину, прижимаясь к нему. Она не привыкла быть настолько уязвимо трусливой, словно и не существовало никогда преподнесённого в Нарнии титула Отважная. Не привыкла быть бесчестной по отношению к кому-то, словно и не было детской открытости и потребности быть всегда и везде добросовестной. — Не мог. Не забывай, что ты даровал его Каспиану. Теперь это не твой меч, — верно подмечает и напоминает ему Сьюзен. Она прекрасно чувствует его боль, его бессилие, его немой крик. Будь её воля, она бы и сама забрала с собой свои рог, лук и колчан, а не оставляла их Молнии. Хотя и всецело доверяет юному кентавру и точно знает о том, что хранить эти вещи он будет не хуже Каспиана. Но эти чувства: чувство вины Питера перед ними за то, что он не смог повлиять на решение о покидании Нарнии, и её чувство вины перед ним за то, что она не может его утешить и поддержать, — давят и душат, не помогая рационально мыслить и думать о том, что делать дальше. Они лишь ещё больше топят и наносят невидимые, но ужасно ощущаемые раны. Даже Аслан не оказал им помощи. Конечно, он отправил их в Англию, но вот только ошибся на несколько веков. И верить в то, что это было сделано специально, странно и как-то неправильно, но именно это и напрашивается наружу. Люси сказала что-то о том, что завершение одного пути знаменует начало другого. Но сейчас, когда она держит в руках лягушонка, на Сьюзен сваливается ворох вопросов о том, что делать дальше. Мысли о начале другого пути меркнут перед вставшей реальностью, в которой они все лишь незваные гости. В этой Англии их никто не ждал и не ждёт. В этой Англии всё чужое и неродное. Есть маленький шанс, что безымянный юноша поможет им хоть немного адаптироваться. Но как долго он будет возиться с ними? Что они будут делать, если их пути с ним разойдутся после корчмы? Как выживать в мире, в котором не изобрели ещё даже электрический свет? Все эти мысли не дают покоя, а лишь сильнее раззадоривают панику. — Не мог ты, Питер, — повторяет Сьюзен, пытаясь убедить больше саму себя, чем его. — Да если бы мог, то он бы всю Нарнию забрал с собой, пронесся в кармане школьного пиджака. — Эдмунд усмехается и всплёскивает руками, очерчивая в воздухе непонятные загогулины. В его словах, хотя и прослеживается явная попытка укольнуть и задеть, но всё же есть и горькая правда. Если бы можно было пронести через арку, созданную Асланом, всю Нарнию, то Питер бы сделал это без промедления. — Проще было бы тогда остаться там. — Люси ойкает и прикрывает рот рукой, осознавая, что она только что ляпнула. — Ты права, но сделать это мы не можем, даже если бы очень сильно захотели, — безэмоционально говорит Сьюзен, слегка поджимая губы. — Нарния не хочет, чтобы я и Питер возвращались обратно. И, кажется, она решила, что и ты с Эдмундом не должна пока вернуться туда. — А что такое Нарния? — любопытствует незнакомец, влезая в разговор. Он пробует это странное, наполненное таинством слово на вкус, смакуя на языке. Он никогда не слышал об этой мистической стране. И даже припомнить не может хоть одно подобное название на карте. «Нужно будет рассказать об этом Королеве Маб, чтобы она переделала карты», — размышляет он, подходя к двери корчмы. Юноша дёргает за верёвку, выступающую в роли колокольчика, и стучит три раза по деревянному косяку. Пропуская мимо ушей кваканье, Питер старается сфокусироваться на юноше, который отходит от двери на два шага. Между его пальцами белеет помятый клочок бумаги, привлекающий внимание. Сьюзен, убирая лягушонка обратно в Люсин карман, бормочет что-то невнятное про Нарнию, называя её отдельным Королевством, расположенным в их веке недалеко от Шотландии. Времени на то, чтобы адекватно объяснить, что Нарния на самом деле является вторичным миром и находится где-то вне понимании временного пространства, нет. Да и даже если бы сейчас ей или Эдмунду дали в руки карты, то они не смогли бы начертить путь к ней. Питер с удивлением глядит на Сьюзен, а затем на незнакомца, переживая, что тот сейчас начнёт задавать ещё больше вопросов про географическое расположение Нарнии, чтобы выпытать точные координаты. Но, судя по спокойному выражению лица, ответ юношу вполне себе устраивает. И Питер от такого вдруг невольно вспоминает Каспиана. Такого дурного, наивного, страстного, засыпающего тысячами вопросами при первой встречи мальчишку, сумевшего перебороть себя и стать мудрее, осознаннее и сильнее. Стать настоящим Королём, способным вести за собой людей. Стать верным товарищем, другом и ещё одним важным и значимым членом семьи. Сравнивать незнакомца с ним — это всё равно что драться без меча с Миразом — бессмысленно и глупо. Но Питеру нравится обнаруженный контраст. Однако, несмотря на то, что незнакомец, в отличие от Каспиана, не заваливает лавиной из вопросов, есть у них и общее — смазанная первая встреча. С Каспианом у Питера не сразу зародилась дружеская нить. Было много притираний и недопониманий, неразумных придирок и ссор, но общая цель объединила, показав, что враждой не построить свободы для нарнийцев и тельмаринцев. И возможно, незадавшееся поначалу знакомство с юношей уляжется и утрясётся. Опустив брючину Эдмунда, Люси неуверенно подходит к Питеру и бодает его головой, тихо извиняясь за протащенного втайне лягушонка. Питер бережно оглаживает её по голове. Он вовсе не злится на неё за такую шалость. Он не может и не смеет так поступить с ней. Она же сделала это не для того, чтобы ему насолить и напомнить о страхе при виде амфибий, а просто потому, что явно не смогла оставить лягушонка в Нарнии, как это было когда-то с мистером Тумнусом. Питер поднимает Люси на руки, точно зная о том, что ей нравится, когда он так делает. В такие моменты ей кажется, что она умеет летать. Люси расплывается в улыбке и кладёт голову Питеру на плечо, мысленно обещая себе, что будет контролировать Либби, не позволяя ему высовываться лишний раз из кармана до тех пор, пока она не сделает ему специальный домик. Сьюзен осторожно тормошит и толкает Эдмунда в бок, заметив, что тот не сводит глаз с противоположного дома. Зыркнув на сестру, он опускает взгляд на землю. Ему не нравится, что на улице так безлюдно и тихо. Что-то подозрительное и странное кроется в этом. И новый знакомый уж точно должен знать, почему не видать никого из жителей хотя бы из ближайших зданий или не слышно детских голосов. Но как только Эдмунд начинает разворачивать поселившийся клубок вопросов, разносится неприятный скрип. Дверь корчмы отворяется, выпуская наружу две бесформенные фигуры, облачённые в точно такие же мантии, как и у незнакомца. Они выстраиваются в небольшую шеренгу, протягивая руки ладонями вверх. Питер с Люси на руках делает неосознанно шаг назад, в то время как незнакомец делает шаг вперёд, шурша бумажкой. — Pasfhocal, — доносится властный девичий голос из-под капюшона одной из фигур. Юноша протягивает ей листок, который тут же исчезает у неё в руке, оставляя после себя лишь небольшую дымку, которая тут же рассеивается в воздухе. — Pasfhocal, — меланхолично вторит вторая фигура, плавно поднимая руку и указывая сначала на Питера с Люси, а затем на Сьюзен с Эдмундом. Судя по голосу, за вторым капюшоном тоже скрывается девушка. Четвёрка переглядывается между собой, а затем устремляет потерянные взгляды на незнакомца. Язык, на котором говорят фигуры, по звучанию похож на тот, на котором юноша произносил фразы в тупике. Но легче от этого не становится. — Перестань, Селин, — уже на английском обращается безымянный юноша, игнорируя вторую фигуру и недовольно хмурясь. — Я дал вам обеим пароль, доказывающий, что я не охотник. Что ещё требуется? А за них я ручаюсь. Пропусти их вместе со мной. И будь так добра, говори на английском. — Янтарь или кусок овечьей шерсти, — упорно, но уже на английском продолжает первая фигура, которую незнакомец назвал Селин. Она трясёт протянутой рукой, требуя, чтобы в неё положили что-нибудь из перечисленного. — Янтарь или кусок овечьей шерсти, — ласковым эхом потягивает вторая фигура, послушливо повторяя за первой. — Сколько янтаря? — Два мешочка по четыре унция. — Четыре мешочка по четыре унция, — минорно произносит другая, элегантно крутя запястьем, вырисовывая полумесяц. Питер с Эдмундом завороженно следят за ней до тех пор, пока она не опускает руку, прекращая свою маленькую шалость. — Эффи! — возмущённо вскрикивает незнакомец, обращаясь к ней и начиная лезть в свою мантию, вытаскивая из неё тканевые мешочки с янтарём. Люси с любопытством глядит то на него, то на новых незнакомок. Питер ставит её на землю, беря за руку и подходя вместе с ней к двери корчмы. Сьюзен и Эдмунд беспрекословно следуют за ними, переглядываясь периодически между собой. — Почему сейчас ты решила не повторять за сестрой? Мне ещё надо Дроздошмыгу отдать два мешка. Давайте я вам три отдам. Не обеднеете, если впустите пятерых. — Дай, — требовательно говорит Селин, выхватывая из рук юноши три мешочка. Она торопливо убирает их за пазуху и отходит от прохода, открывая путь в корчму. Четвёрка недоверчиво ступает внутрь под подбадривающие качания головой незнакомца, который одаривает их слабой улыбкой, нервно перебирая между пальцами четвёртый мешок. Что-то внутри Питера подсказывает, что нужно будет где-нибудь раздобыть янтарь и отдать его юноше. Пускай он пока и не требует ничего вернуть, щедро оплачивая проход и за них, но нельзя оставаться у него в долгу. Если янтарь и овечья шерсть в этом веке являются валютами, эквивалентными деньгам, и служат мерой стоимости различных товаров и услуг, позволяя на них обмениваться, то возможно, что их можно будет раздобыть в местном банке, если таковой имеется. Правда, проблемой всё ещё остаются вопросы о том, как и где их можно будет получить. Может быть, что с овечьей шерстью возникнет не так много мороки, но вот с янтарём… Дела явно будут обстоять намного сложнее. Насколько помнит Питер, даже в Нарнии периодически появлялись трудности с добычей драгоценных камней. Поскольку остров, на котором располагались их запасы, находился довольно далеко и на его территории ютился вулкан, способный извергнуть магму на поверхность в любой момент, был опасен для работ. Однако, даже зная о существующем риске, всё же находились смельчаки, которые добровольно спускались в шахты и занимались добычей полезных ископаемых и драгоценных камней. В большинстве своём этим занимались гномы, способные часами находиться под землёй без света, и фавны, обладающие восприимчивостью к длительному перенесению нагрузок. Благодаря им и их тяжёлому труду в Нарнии стали пускай и с огромными возникающими проблемами из-за невозможности быстрой поставки найденного с одного острова на другой, но процветать ювелирное искусство и инкрустация, которая пользовалась популярностью среди фей и эльфов. Однако то, что можно было решить в Нарнии с помощью переорганизации пути доставки и стройки шахты на другом, более безопасном острове, не означает, что такое же можно провернуть и в данном случае. Тогда у них с Эдмундом просто не хватило времени, а сейчас перед ними стоят лишь неизвестность, непонимание и новая непостижимая Англия, таящая в себе миллиарды загадок и тайн. «Разобраться бы для начала с другим, а потом уже думать про янтарь и прочие вещи, — тормозит себя в размышлениях Питер. — Мы обязательно вернём долг, просто сделаем это чуть позже». Он справедливо оценивает ситуацию, выделяя, что главным и важным является сейчас не погашение возникшей задолженности, а организация безопасности для сестёр и брата. Неизвестно, что будет дальше. Неясно, что скрывается и ждёт за углом. Нет чувства защищённости. Есть только страх, охватывающий всё тело невидимыми нитями. Никто не обещает, что будет легко. Что будет спокойно и просто. Сейчас есть лишь слабая надежда на то, что незнакомец сможет помочь разобраться с тем, как тут выживать. И информации, если её, конечно, дадут, явно будет не хватать. Но Питер обещает сам себе, что обязательно во всём разберётся и сделает всё, чтобы защитить и облегчить жизнь своей семье. В конце концов, он всё же Король, пускай больше и без короны. Но когда-то пала Джадис, когда-то был свергнут Мираз. Когда-то страх не появлялся мутной пеленой перед глазами. А значит, есть шанс, что и сейчас всё будет хорошо. Питер уверенно делает шаг, а потом ещё один. Ручка Люси крепко сжимает ладонь. Она верит в него, верит в то, что он найдёт ответы на все вопросы. Она точно знает, что старший брат не струсит перед таким большим и неизвестным миром. Ведь раньше и Нарния казалась необузданной и страшной, злой и неприветливо холодной. Но после череды испытаний и войны оказалось, что под иглистой и колючей шкурой скрывалась настоящая Нарния, радушная и заботливая, ласковая и совершенно не пугающая. И хочется верить в то, что с новой Англией произойдёт точно так же. Что, разузнав обо всём получше, они поймут, почему Аслан отправил их сюда. Возможно, что на деле не всё так плохо, как кажется на первый взгляд. Питер не знает, за какую мысль ему ухватиться, чтобы перестать слышать гул собственного сердца, которое ходуном ходит по грудной клетке. Каждое раздумье приносит боль и напоминание о Нарнии. Этот замкнутый круг давит и душит. Хочется его снять. Да вот только руки никак не могут ухватиться за его края. Всё разрывается на две части от обрушающегося осознания реальности. Но повторно раскисать нельзя. На это времени больше нет. «Сейчас нужно просто поговорить с незнакомцем, разузнав у него о том, где Сьюзен, Эдмунд и Люси могут переночевать без риска для своих жизней. А я за время их сна смогу изучить, что находится около корчмы и, если повезёт, дальше по дороге. Здесь же наверняка есть что-то ещё. Может, есть местная кузница с мастером, способным сковать какое-нибудь оружие. Незнакомец упомянул крестьян с их жаждой сжигать всех, кто как-либо отличается от них. Значит, мне точно необходимо иметь меч под рукой. А завтра уже можно будет всем вместе подумать и о том, почему мы оказались здесь и что нам делать дальше, — продолжает размышлять Питер, прикидывая примерный план действий. Думать о том, что он тоже устал и сил у него осталось лишь на то, чтобы рухнуть в кровать без задних ног, он не смеет. «Ещё наотдыхаюсь, — убеждает он себя. — Но сначала надо разведать обстановку вокруг». Когда он останавливается около первой фигуры, пропуская вперёд Сьюзен, Эдмунда и Люси, его резко дёргают за рукав, приподнимая ткань пиджака и заставляя нагнуться. Селин сжимает его кисть, опаляя кожу горячими пальцами и строго отчеканивая на ухо: — Восточная часть, самая дальняя комната. Возьмите мантии, чтобы скрыть под ними ваши одеяния. Чужеземцам опасно ступать на эту улицу, но за вас заплатили, вас не тронут до момента, когда наступит время повторной оплаты. Хотя на неё и наброшена мантия, скрывающая её фигуру, Питер вряд ли может сказать, что под ней находится девушка, что сильнее его или Эдмунда. Однако хватка у Селин всё же куда сильнее, чем можно предположить. Она небрежно вскидывает руку, отпуская и оставляя с повешенным немым вопросом. Кисть слегка горит, и Питер никак не может понять почему. Он неловко почёсывает затылок и на всякий случай глядит вниз, чтобы убедиться, что он не горит, а затем трёт место, за которое ранее его держали. Сьюзен проходит чуть дальше и глазами пробегает по посетителям, распивающим непонятное пойло из кружек, вероятно, смастерённых из дерева и кости, и расположившимся в шахматном порядке за массивными столами, напоминающими те, что были в Кэр-Паравель. Самих гостей оказывается немного. Сьюзен насчитывает пятерых, отмечая про себя, что все они одиночки, не пытающиеся даже заговорить друг с другом. Никто из них даже не повернулся в сторону выхода, дабы полюбопытствовать, что за небольшая сумахота там была. Атмосфера в самой корчме пускай и не пестрит приветливостью и гостеприимством, но хотя бы не давит и не ощущается враждебной. Никто ни к кому не лезет и не пристаёт, что уже хорошо. Это значит, что вряд ли к ним будут подходить лишний раз и выпытывать о том, кто они такие и откуда они взялись. Сьюзен осмеливается сделать предположение, что это корчма является временным перевалом для путников, случайно забредших сюда. Поэтому нет ничего удивительно в том, что все заняты лишь своими пойлом и думами. Света в помещении хватает. Однако, несмотря на наличие огромного количества подожжённых подвесных канделябров, его основной поток исходит от двух окон с пригвождёнными к низу досками, которые не позволяют открыть ставни и пустить в корчму свежего воздуха. Люси морщит нос. Запрелый дурной запах щекочет неприятно ноздри, заставляя прикрыть ручкой лицо, чтобы хоть как-то спастись и на какое-то время перестать вдыхать дрянь, которой пропитан весь воздух. Эдмунд топает ногой, сбивая пыль с лежащей на полу шкуры неопознанного животного. Мелкие твёрдые частички поднимаются вверх, заставляя чихнуть и прекратить топтаться. Утирая тыльной стороной ладони нос, Эдмунд пытается распознать, какому животному принадлежит бурая шкура, нерадиво брошенная у порога в корчму. Но его отвлекает внезапно раздавшееся карканье, исходящее со стороны одного из посетителей. Прервав своё рассматривание проплешин на буром наружном кожном покрове, он прищуривается, переводя взгляд с одного гостя на другого до тех пор, пока не замечает на одном из столов ворона, важно вышагивающего по деревянной поверхности и останавливающегося напротив хозяина. Широко распахивая глаза, Эдмунд увлечённо наблюдает за птицей, постукивающей клювом по предплечью посетителя. В Нарнии у него был такой же ручной ворон, помогающий доставлять письма в случае, если он уходил вместе с Питером в длительные походы и экспедиции, открывая новые территории. Эдмунд гордился им, считая его своей самой лучшей находкой в лесу. Ворон был не только верным соратником, но также и идеальным собеседником. После покидания Нарнии Эдмунд долго вспоминал о нём. И сейчас раздавшееся карканье невольно напомнило о том, что когда-то было в жизни. Он расстроенно хмыкает, воровато поглядывая на хозяина ворона, которому посчастливилось иметь рядом такую невероятную птицу. Слыша тяжёлый вздох, Сьюзен лишь сочувственно оглаживает подушечками пальцев чужие костяшки и опускает уголки губ. Ей тоже карканье напомнило о нарнийском вороне, периодически летавшем за окнами её спальни и приносящем долгожданные письма от братьев. Она оборачивается назад, замечая, что Питер замер в дверях, и окликает его, чуть сильнее сжимая руки Эдмунда и Люси в своих. И, судя по скривившемуся выражению лица Эдмунда, ему не нравится, что с ним снова нянчатся, как с маленьким мальчиком, который не может самостоятельно найти путь. Питер, глядя на то, как меняется гримаса на лице брата, лишь беззлобно улыбается, продолжая потирать кисть. Селин сказала про мантии и о том, что их не тронут до повторной оплаты. Но кто может их тронуть и почему за сохранность жизни надо что-то платить? Слишком много вопросов возникает за такой короткий промежуток времени. Голова бухнет и начинает потихоньку побаливать от наплыва свалившихся проблем. Питер встряхивает плечами, пытаясь сбросить хотя бы частичку напряжения. Он ступает в корчму и сразу же идёт в сторону комнаты, о которой сказала Селин. Сьюзен, Эдмунд и Люси переглядываются, а затем бредут за ним, шёпотом задавая вопросы о том, что ему сказала остановившая его девушка. Юноша отслеживает путь четвёрки глазами, а затем шагает внутрь сам, перед этим покрутив головой в разные стороны и осмотрев сидячих там людей. Мешочек с янтарём он продолжает беспокойно теребить в руке. — Дроздошмыга ещё нет. Опа-а-аздывает, — нерасторопно произносит Эффи, растягивая последнее слово, чуть ли не напевая его. Она вновь начинает вычерчивать рукой аккуратный полумесяц по воздуху. — Может, отдашь ещё янтаря? Нам он больше пригодится, чем тебе. — Перестань, ты же знаешь, что я на это не поведусь, — фыркает юноша, останавливаясь и вскидывая руку в её сторону, отгоняя. И хотя он знает, что ни одна из них не применит на нём свои обворожительные чары, всё же он на всякий случай убирает янтарь подальше. Эффи на это лишь приторно хихикает и незаметно поправляет загнувшийся рукав на его мантии. — В следующий раз приноси шерсть для разнообразия, — настоятельно советует Селин. Юноша учтиво кивает и благодарит за предоставленную информацию и помощь, а затем спешит скрыться внутри корчмы, не желая больше находиться на улице. Ведь неизвестно, когда могут нагрянуть охотники. Лучше не попадаться им на глаза, даже если ты и чистокровный волшебник. Он быстро переступает через лежащую шкуру и вышагивает к комнате, за которой скрылась четвёрка, а затем, постучав перед этим, и сам заходит туда, плотно закрывая за собой дверь. Сёстры одновременно скидывают с себя капюшоны. На их лицах расплываются довольные ухмылки. Солнце начинает неторопливо заходить за горизонт.