Мимолетные прикосновения любви

Они всегда были спутниками, помощниками, но никогда - равными. В каждом из них был какой-то изъян - по человеческим меркам делавший непривлекательным или странным, или кардинально отпугивающим. У каждого свой - не хватало глаза, лишние пальцы, горб, острые уши, что-то менее очевидное и заметное. Мутации - сказали бы в двадцатом веке. Раньше говорили - печать духов. Они всегда были намертво прикованы, привязаны к своей семье, редко покидали стены дома, неуютно чувствуя себя на свободе. Сходя с ума вдали от хозяев. Со временем это стало традицией - их запирали, ограничивали свободу сознательно, вплоть до решёток и цепей на запястьях. Они защищали свои семьи, приносили удачу, помогали выживать и оставаться в сознании и с холодной головой в самые сложные периоды жизни. Они были хранителями души своих семей, птицами удачи, отводящими несчастье. Современный век многое изменил. Их стало меньше, они стали жить дольше, иначе - как они могли оставить свои семьи без опеки, без пригляда золотых глаз? Но и они уставали, живя долгие века в ожидании своей смены. Иногда им везло. - Господин Танкхун, Вы простудитесь. Идите в дом, пожалуйста. - Порш, вот тебя мне не хватало! Я разговариваю со своими детками, Себастьяном и Изабель Вторыми, не мешай! - Хотя бы накиньте плед, пожалуйста. - Ладно-ладно, какой ты зануда. Сегодня у Арма выходной, Пол оправился на кухню за закусками для господина, Поршу же досталась самая большая ответственность - не оставлять Танкхуна в одиночестве. Не самое весёлое времяпрепровождение, но уж точно не скучно. Ещё бы ещё Ткхун не был таким... меланхоличным? Порш хмурится, приглядывась к старшему Терипальякулу. Его фигура, словно облитая водой, сгорбилась у пруда, изредка кидая питомцам кусочки корма. - Ты не устал, мистер зануда? - вопрошает Ткхун, на что Порш ворчит: - Вчера в баре Йок Вы меня занудой не считали... - Это вчера. А сегодня.... Ты словно сбрасываешь кожу, как змея, как скорлупку - краб. Раз - и совсем другой человек, а, зануда? Порш держится на достаточном расстоянии, чтобы и говорить можно было, не повышая голоса, и не слишком приближаться к своему господину, а потому не может разобрать всё оттенки эмоций на лице Танкхуна. У него в груди странное чувство... - Словно меняешь оперение. Порш замирает, а Танкхун беспричинно улыбается, смотря в воду. Его взгляд нечитаем. - Я устал, - тихо говорит он высоким голосом. - Отведи меня в мои комнаты. Порш слушается, ведёт, придерживая за локоть - Помоги мне, - звучит в тёмной комнате не громче шёпота, поэтому Порш зажигает свечи, ведёт своего господина в ванную, и, пока она набирается, помогает разоблачиться, аккуратно складывая одежду. Танкхун погружается в горячую воду с острым стоном, садится, обнимая колени. Ни слова не говоря, Порш набирает на мочалку гель с можжевеловым ароматом, аккуратно ведёт по сгорбленной спине, обходя кругами ряд костяных наростов вдоль позвоночника - последний, самый маленький, прячется под рыжими волосами. Выпростав из под воды одну руку, Ткхун протягивает её для обмытия Поршу, следя за его реакцией одним глазом, но вскоре просто молча сгорбившись сидит в благоухающей пене, позволяя о себе позаботиться. Лисьи глаза Киттисавата непроницаемы, на лице едва заметная улыбка. - Не бойтесь, мой господин, - шепчет он старшему. - Всё будет хорошо. Он смывает пену и помогает Ткхуну вытереться, после чего заворачивает его в мягкую пушистую простынь так, что снаружи остаётся только взлохмаченная голова, и несёт в спальню. Там уже побывал Пол, на столе закуски, сок, вино и джин. Ткхун устроен на кровати, Порш садится на пол рядом и кладёт голову на его колени. Узкая бледная рука гладит его по гладким волосам. В их прикосновениях ни намёка на эротизм, лишь передача тепла и уверенности. - Тебе будет сложно. Эта семейка бьёт всё рекорды во многих негативных сферах жизни. - Я знал это. Мой выбор - с открытыми глазами и душой. - Скажи, Порш, ты влюбился в Кинна до или после?.. - Я... - Не отвечай. Мне жаль тебя. Нельзя влюбляться, век человеческий короток. Они все будут уходить в небытие, рано или поздно. Улыбка Порша очень нежная, красивые глаза прикрыты. - Иначе и не может быть. Он не уйдёт раньше своего срока, я здесь для этого. - Хорошо. Причина не хуже прочих. - И он не запрëт меня в этом доме, господин. - Но он захочет, когда поймёт... - Нет. Я разорву этот круг, больше никто не будет заперт. Ткхун смеётся. - Мой Феникс. Сколько юношеского энтузиазма. И Порш улыбается: - Я не один. - Не говори мне. Не хочу волноваться. - Хорошо. - А теперь... - Танкхун берёт лицо Порша в ладони и запечатлевает на его лбу лёгкий поцелуй. - Отпусти меня, Феникс. Прошу. Порш поднимается на ноги, присаживается на край кровати. Танкхун лежит в гнезде из одеял и пушистых простыней, взлохмаченный, усталый и очень юный. Прикосновения Порша зажигают холодное пламя - без дыма и без запаха, оно поглощает хрупкую человеческую оболочку, оставляя после себя хрустальный пепел. Порш сдувает его и берёт в руки райскую птицу. Та смотрит на него круглым глазом и молчаливо открывает клюв. Порш подносит её к открытому окну и раскрывает ладони: - Лети.