Мы любим трагедии. Мы обожаем конфликты. Нам нужен дьявол, а если дьявола нет, мы создаем его сами.
Чак Паланик. «Призраки»
Взяв в руки чашу ароматного травяного настоя, она прикоснулась к ней губами и поудобнее откинулась на спинку кресла, наслаждаясь своим маленьким чудом. За стенами дома прогуливались люди с пушистыми спутниками, проезжали велосипедисты, а старики пили кофе на скамейках, однако для Лилит и Хоуп время замедлило свой ход, создавая вокруг них вакуумную сферу, неприступную для посторонних шумов и суеты. Тут царило густое и сладкое, словно взбитые сливки, чувство счастья. Это было нечто несказанно приятное. Лилит хотелось раствориться в дочери, чтобы она стала неотъемлемой частью ее жизни, окружая ее везде, подобно водороду или углероду. Пальцы ног задевали дубовый паркет, заставляя кресло-качалку двигаться, словно маятник. Лилит услышала, как в комнату вошли, аккуратно ступая по полу. — Она не спит, — прозвучало из уст Лилит. — Упорствует уже полчаса как, — добавила она, усмехнувшись, внимательно наблюдая за тем, как безбрежно глубокие синие глаза крохи то закрывались, то снова открывались. — У нее ведь гены ее отца и матери, должна соответствовать, — отметила Ребекка, присев на пуф из овчины. На губах девушки расцвела улыбка, когда она трепетно поглядела на свою племянницу. — Что ж, малышка, — промолвила Лилит, поменяв положение дочери на своих руках и встав с кресла. — Побудь на ручках у тети Ребекки. — О нет, я уже ухожу, — нехотя отмахнулась Майклсон. — Она должна чаще быть с матерью. Лилит настойчиво протянула дочь Ребекке, и в ответ раздался нежный детский лепет. Этот звук был по-прежнему необычным, но прекрасно вписывался в атмосферу дома Майклсонов. А ведь этого могло и не быть… — Ты ее вторая мать, — произнесла Лилит, сев напротив. — Вот так, — бережно поправила она спавший край одеяла, встречаясь взглядом с глазами подруги. Хоуп корчила рожицы, видимо, остатки сонливости рассеялись, однако спустя еще полчаса ее веки медленно сомкнулись, унося ее в объятия ночных грез. Хотя малышка уже погрузилась в глубокий сон, Ребекка не торопилась укладывать ее в кроватку. И так мирно проходили дни. Жизнь текла спокойно и плавно, без спешки и нервозности. Вокруг лишь распускались приятные заботы, а душа наполнялась радостными моментами. Но, может быть, это лишь затишье перед бурей? Затишье перед чем-то куда более ужасающим, чем было раньше? Откуда знать, что дальше все останется так же хорошо?***
Часы отмерили свой ход, извещая о наступлении нового времени. В Новый Орлеан явилась осень, погода раскрывала все ее характерные черты. Начало сентября выдалось капризным, под стать малому ребенку. Непредсказуемая природа смеялась над горожанами, то заливая их светом коварного солнца, то брызгами дождя, оставляющего за собой мокрые следы на улицах. Прозвенел дверной колокольчик, оповещая о приходе нового гостя в заведение. В дымке мягкого света потолочных ламп расплывался аромат табака и древесины. Преодолевая расстояние к длинной барной стойке, облицованной массивным деревом, гость только начал собираться с мыслями, как барменша по имени Камилла, чье имя блеснуло на ее бейджике, уже оказалась рядом с ним. — Она сидит за столиком, — прозвучал ее голос, сопровождаемый звонким смехом. — Говорят, Бог любит троицу, но тебе, видимо, повезло с… — сделала паузу она, мысленно подсчитывая. — С какого раза? С шестого — застигнуть ее здесь? — Я, собственно, пришел сюда ради кофе, — опроверг ее слова Адам. — Ну, да, точно так же было и вчера, и позавчера, и позапозавчера, и… — И мне айс латте, — перебил ее он. — Без сливок. — Угу, — улыбнулась Камилла, пробивая заказ. — У нее, кстати, смена закончилась, — добавила она, заметив, как на лбу гостя появилась вертикальная складка. Он что, не может прийти сюда просто на чашечку кофе в пивном баре без особой причины? — Сдачу не надо, спасибо… — поблагодарил он, положив купюру на бар и взяв стакан с освежающим напитком. Адам направился к залу, где располагались столики, быстро разглядывая каждое лицо в поисках виновницы своего прихода. Он заметил кого-то, кто смахивал на Майю, и направился к ней, обнаружив там ее спящей. Ее висок прижимался к оконному стеклу, оставляя на нем следы ее дыхания рядом с ее носом. На столе лежали раскрытые учебные томы, тетрадь с ручкой и разноцветные маркеры. По полной кружке кофе можно было судить, что Майя, лишь начав учебу, тут же погрузилась в сон. Он еще раз внимательно оглядел ее, отпив содержимое своего стакана. На ней было платье зелено-голубого оттенка с белым воротничком и крупными пуговицами спереди, а также короткий белый передничек. Прямо-таки наряд из «Бриолина» . Адам потянул к себе ее тетрадь, кидая взгляд то на строки, то на нее. И многие уже заметили, что она привлекла его внимание. Но это лишь еще одна его симпатия, которая со временем, как всегда, угаснет, не перерастая в нечто более значимое. Поток сновидений был прерван громким звуком шин за окном. Майя медленно раскрыла глаза, отлипая щекой от стекла, и обнаружила перед собой Адама. — Я должна была предполагать, что рано или поздно столкнусь с тобой здесь, капитан. Уголки его рта изогнулись в привлекательной улыбке, когда звучное слово «капитан» вырвалось из ее уст. — Ты избегала меня? — Нет, с чего бы? — возразила она, но в ее голосе все еще звучала нотка обиды. Адам прикоснулся к холодному кофе, скрывая за этим легкую улыбку, а затем выпрямил свои атлетические плечи. Его короткая майка подчеркивала мускулистую фигуру, а движения привлекли внимание к узорам татуировки, раскрывающейся на его коже. — Почему птица? — спросила Майя. — За что ты их любишь? — За то, что они могут улететь, когда жизнь превращается в хаос, — ответил Адам. — О, и вот, — продолжил он, разворачивая руку так, чтобы татуировка стала лучше видна. — Тут не только птица. Она с шипом терновника. — А-ах, Ясно… — протянула Майя. Она зевнула, прикрывая рот ладонью. Сдвинув брови к переносице, она впала в медитативное состояние, устремив взгляд в собственную кружку, где молоко уже образовало плотный осадок. Затем ее взор медленно скользнул по столу, и только тогда она обнаружила свою тетрадку возле Адама. — Ч-что ты делаешь? Она привстала с мягкого диванчика, чтобы дотянуться и забрать свою тетрадь. — Сначала это глупое правило, а теперь ты трогаешь мои вещи, словно мы друзья! Я, конечно, понимаю, что мы из одного города, закончили одну школу, и ты знаком с… — произнесла она, уставившись на строки, в поисках каких-нибудь зацепок или признаков того, что Адам мог испортить ее конспекты каракулями или чем-то подобным. — Но это уже слишк… Эм… Что это? Легким движением руки он сдвинул прядь волос с лица, чтобы она не загораживала ему обзор. — Я сделал для тебя записи, пока ты спала, — возвестил Адам. — Я выписал самое главное, но выделил маркером только термины. — Но почему? — Мой телефон разряжен, поэтому мне было скучно, — заявил Адам, осознавая нелепость своих слов. Поднимая перед собой раскрытый конспект, чтобы скрыть смущение, Майя искоса наблюдала за Адамом через отражение окна. Она не знала, что сказать. Этот парень был реальным? В зале, пронизанном музыкой, прошествовали официантки с подносами, а также разношерстные посетители, на которых время от времени замирал взгляд Адама. Чтобы прикрыть возникшую паузу, он взглянул на экран своего телефона, а затем снова окинул взглядом зал. Вдали вырисовывалась узнаваемая фигура, медленно приближающаяся к их столику. — Посмотрите только, какие люди, — проговорил Адам, улыбка просияла на его лице, когда он узнал этого человека. — Ли… — Привет, Адам, — поприветствовала Лилит и тут же подошла к Майе, что-то шепнув ей. — Привет, и все? — вытянулось от возмущения его лицо. — Мы ведь учились в одной школе и неплохо ладили. Не хочешь узнать, как у меня дела? Хотя бы для приличия? — Мы ведь уже виделись, — сказав это, Лилит осеклась, в уме разбирая свои воспоминания по кадрам. — О, Адам, ты ли это?! — воскликнула она, схватив парня за плечи и легонько похлопывая по ним. — Как давно мы не виделись! Посмотри только, как ты возмужал! Наверное, уже добился многих высот. Расскажи, как у тебя дела? — Эм, хорошо, — растерянно ответил Адам, задерживая взгляд на Майе чуть дольше обычного. Едва заметно он поднял уголок брови, а затем изогнул его. — Вы знакомы? — Мм… — промямлила Майя, страдая от внезапной духоты, и оттянула пальцем ворот платья. — Мы знакомы еще с Мистик Фоллс, — ответила она, дрогнув голосом, словно оказавшись на допросе, где в любую секунду могут раскрыть правду и отправить ее на пожизненное заключение в тюрьму. — Она мой самый верный друг, и я уверена, что она любого порвет за меня. Буквально. Если будет нужно, она с удовольствием оторвет моим обидчикам яйца, выколет им шпилькой глаза или просто сожжет их на ритуальном костре. — Костер? — переспросил он. — Я сказала «костер»?! — воскликнула Майя. — Нет, конечно нет! Я имела в виду… Праздник в стиле средневековья, где твои обидчики будут стоять на коленях, прося прощения, а мы будем… Лилит толкнула подругу локтем, намекая ей на то, чтобы та перестала болтать лишнее, что заставило ее нервно рассмеяться. Положив руку на плечо Лилит, Майя повернулась спиной к Адаму. — А ты где пропадала? А? — шепотом полюбопытствовала Майя. — Обычно ты заглядываешь ко мне на работу хотя бы раз в два дня. Лилит расплылась в улыбке, ее выразительное лицо искрилось живостью и искренностью так, что Майя даже открыла рот от изумления. Девушка осталась неподвижной, словно окаменела от волнения. Она слышала сменившуюся в колонках песню, ставшую фоном. — О Боже, — буквально выдавила из себя слова Майя. — Когда? — 28 августа, — ответила Лилит, произнеся дату рождения своей дочери. Она обняла подругу и крепко прижала к себе. Майя поцеловала ее в макушку, как часто делала на протяжении их дружбы. — Надо выпить за ваше счастье, — предложила Майя. — Только по бокалу, — согласилась Лилит. В самом сердце Нового Орлеана величественно возвышался древний особняк, в окнах которого отражался закат. Лучи солнца, проникая сквозь стекла, окрашивая комнаты в оранжевые оттенки. — Где, черт возьми, Лилит? — рыкнул Клаус, скулы его были напряжены до предела, словно он готовился разорвать мир надвое. — Она сказала, что… — Туда-обратно и вернется, да. По итогу ее нет уже третий час, — проговорил Элайджа, входя в комнату. Его взгляд скользнул по громоздящимся книжным полкам, затем устремился к брату, который держал малышку Хоуп. В ее любопытных глазах отражалось волнение, исходящее от отца. Клаус, покачивая малышку на руках, услышал характерные звуки и почувствовал запах, который исходил от нее. — Время поменять подгузник, — произнес Клаус, поднимаясь с кресла с младенцем в объятиях, его взгляд остановился на старых часах, висевших на стене, как будто он мог с их помощью узнать, где находится Лилит и стоит ли ему беспокоиться о ней. — Кстати, где наша сестра? — вспомнил Элайджа. — Действительно, где она? Замени меня с подгузниками, а я поищу… — подходил Клаус к брату, но тот поспешно отдалялся. — Элайджа, мой нос гибрида чувствительнее твоего! — крикнул ему в спину он, но шаги брата утихали, пока уходил в глубь дома. Клаус вознес Хоуп на вытянутых руках, вздохнув. — Только без пакостей, маленький волчонок. Папа и не с таким справлялся. Уложив Хоуп, он смотрел, как ее маленькие ручки и ножки хаотично двигались, словно она стремилась дотронуться до лица своего отца. Клаус сменил подгузник и застегнул ее боди, затем взял дочь на руки. — Ребекки нет, — прозвучало от Элайджи, вернувшегося обратно. — Ну вот, всегда находится член семьи, которого следует заковать, — сказал Клаус. Услышав эти слова, его старший брат приподнял бровь, надеясь, что это всего лишь шутка. Элайджа почувствовал вибрацию в кармане, достав телефон и разблокировав его, обнаружил там сообщение. — Хейли написала: «Ты у меня самый лучший», — читал вслух СМС Элайджа. Его брови сдвинулись в недоумении. — Что это значит? — спросил он, глядя на экран телефона. В это время на телефон Клауса пришло аналогичное сообщение от его возлюбленной. — Это значит, что Лилит споила Хейли, — ответил Клаус, читая сообщение.***
— Малыш, не составишь нам компанию? Серые глаза Адама автоматически поднялись на прозвучавший голос. Он заметил, как пять пар глаз, оценивающе и весело сверкая, уставились на танцующую Лилит. — Так, эту не трогать, парни. Она — нельзя! — встал с барного стула он. — Правильно сказано, — прозвучало за его спиной. Парень повернулся, и лицо гибрида превратилось из раздражающего в зловещее, как у Генриха VIII, когда тот услышал об измене. — Адам… Его взгляд скользнул по парню, затем застрял на Лилит, очарованный на мгновение каждым ее движением. Она откидывала волосы набок, ухмылялась, поднимала руки в воздух и покачивала бедрами взад-вперед. Черный топ с ремешками под фланелью, который крест-накрест облегал грудь, задирался, открывая взгляду ее живот. Облегающие джинсы подчеркивали ее изгибы, и… — Клаус, верно? — с трудом вспомнил Адам, протягивая руку в знак приветствия, отвлекая первородного от мыслей. Майклсон усмехнулся, обхватив руку парня, намеренно сдавливая ее. — Приятель… Ай. Меня попросили присмотреть за ней, ну, чтобы никто не приставал. — Я уверяю тебя, Лилит способна сама за себя постоять, а вот ты… Я уже предупреждал тебя однажды, — сказал Клаус. На его лице не дергалась ни одна мышца, словно оно было высечено из дерева. Безупречный самоконтроль. Вот только его глаза полыхали, словно два фонаря в темноте. — Очень рад, что вы до сих пор вместе, — выразил Адам, нервно улыбаясь и придерживая свою раздавленную руку. — До сих пор? — возмутился Клаус, сильнее сдавливая ладонь парня. — Никлаус, отпусти его руку, — вмешался Элайджа, чьи карие глаза пристально смотрели на брата. — Прошу прощения за него. С каждым годом его чувство такта уменьшается. — Он пристает к моей возлюбленной, а я еще и бестактный? Адам прошептал что-то неясно, но старался изложить, что это Майя просила присмотреть за Лилит, пока она находится в уборной. Еще немного, и кости его пальцев могли бы издать последний печальный хруст, если бы не вытянутые женские руки, создавшие определенное расстояние между мужчинами. — Адам — хороший парень, не трогай его, — произнесла Лилит. — А значит, мне достается роль злодея? — насмешливо подметил Клаус, пронзая их обоих взглядом, но они стойко его выдерживали. — Без обид, но он параноик, — прошептал Адам. — Мы знаем, — ответил Элайджа, поднимая уголки губ в улыбке. — Хм, — раздумывала Лилит над вопросом Никлауса. — Ты мой котенок, — ответила она, — Ко-те-нок, слышал? — Прекрати, — бросил он, приближаясь к ней, чтобы произнести на ухо. — Лилит, у меня авторитет в этом городе. Прекрати называть меня так. — Ладно, — хмыкнула она. — Мой смертоностный котенок. Мяяяф. Она стянула с проходящей мимо девушки мигающий ободок с кошачьими ушками и нацепила ему на голову. Лилит рассмеялась и, клацнув его по носу, мельком скользнула мимо него в сторону танцпола. — Юные, старые, живые, мертвые — ведьмы всегда занозы в заднице, — процедил сквозь зубы Никлаус, срывая с головы ободок. — Пойдем, — похлопал брата по плечу Элайджа. — Заберем нашу Лилит. — Мою Лилит. Она — моя. — Точно, — согласился Элайджа. — Хорошо, что ты такой у нас один. В баре, где обычно витало спокойствие и умиротворение, разразился вихрь бурного веселья. Стены заливались мерцающими разноцветными огнями, мешаясь в хаотическом плясе. Люди в едином порыве двигались под ритм, подпевая последним музыкальным хитам. В этом калейдоскопе красок и шума Никлаус с трудом узнавал этот бар. Как же так получилось, что его любимое пристанище превратилось в место безумия и безрассудства? Среди множества лиц, скрывавшихся в гуще толпы, он заметил Лилит с Хейли. Они откупорили бутылку, наполненную темно-янтарной жидкостью приблизительно на две трети. И две маленькие стопки отчетливо звякнули. Они быстренько оприходовали свои сто грамм, после чего встали на руки для участия в «Keg Stand». Бочка из массивного дуба наклонилась, и потоки пенистого пива затопили рты девушек, после чего разнеслись восторженные возгласы и аплодисменты. Клаус и Элайджа обменялись взглядами, которые явно выражали мысль: «Они ведь терпеть друг друга не могут». В одном из уединенных уголков, где стены были увешаны старинными картинами, изображающими как природные пейзажи, так и портреты, стояли Майя и Адам, погруженные в наблюдение. Клаус стащил Лилит со стола и перекинул через плечо. Она заерзала в его хватке, но ее усилия казались бесполезными, подобно попыткам двигать наполовину забетонированный металлический шест. С ее уст сорвалось: «Отпусти меня», на что последовал мгновенный ответ: «Прямо сейчас? Просто если я тебя отпущу, то ты упадешь головой на плитку. Мне не жалко, хочешь калечиться — пожалуйста, но я не хочу возиться с кровью». Майя захохотала, потягивая коктейль через черную соломинку. — Ты влюблялась? — поинтересовался Адам, скрестив руки на груди. — Да, я влюблялась, — ответила Майя, вспоминая. — Это было на школьных каникулах летом. Нас разлучило расстояние, а потом, вернувшись в город, я встретила другого парня. Но я***
Яркое полуденное солнце заливало части комнаты, где на пастельных обоях с мелкими узорами цветов плясали солнечные зайчики. Распахнутые створки окон скрипуче колыхались то в одну, то в другую сторону. Ветер еле-еле развевал плотные шторы. Возле окна стояла кровать, где сладко сопела девица. Ее волосы, подобно темной махагони, рассыпались по подушке. Вьющиеся пряди, вероятно, уже сплелись в непослушные колтуны, но что это по сравнению с моментом, когда он любовался ею, озаренной солнцем? Клаус подошел к кроватке, где его дочь уже не спала, а с любопытством наблюдала за окружающим миром, не нарушая покоя своей матери. Увидев отца, она заулыбалась, маленькие ручки и ножки хаотично начали дергаться, пока надежные руки не согрели это создание, требующее с каждым днем все больше любви и заботы. Глаза младенца, полные любопытства, осматривали все вокруг, когда Никлаус покинул комнату. Спускаясь по лестнице, он увидел как всегда элегантного Элайджу, который держал крошечную чашку с эспрессо в огромной ладони, оттопырив мизинец. — Слыхал о новом родственничке? — спросил Никлаус, опускаясь в кресло, обитое мягкой кожей цвета мокко. — Да, у нас в самом деле год возвращения родственников, — усмехнулся на мгновение Элайджа, а затем стал серьезнее. — Я, кстати, тоже хотел поговорить о нем. Хейли упоминала, что Энтони внес большой вклад в ее стаю. Если вы его убьете, волки объявят нам войну, а учитывая наши проблемы с волками Финна, ведьмами и самим Финном… Нам нужны союзники, Никлаус, вампиров Марселя по-прежнему мало. — Это воля Лилит, — подчеркнул Клаус, и в то же время начал мелкими глотками прихлебывать виски. — Она распорядится этим так, как ей заблагорассудится. А волки либо подчиняются мне, либо никому. — Таким образом ты не сможешь достичь прочного союза. — Думаешь? — нахмурился Клаус, раздвигая губы в знакомой зловещей улыбке, при этом обнажая зубы. — Тогда, может быть, стоит избавиться от Джексона? Вся непослушность волков исходит от их вожака, а этот вожак… — сжал челюсти он. — Не желает подчиняться. Элайджа потер свой гладко выбритый подбородок, скрывая поджатые губы. Он вглядывался в гладь зеркала, простиравшегося до самого потолка, не обнаружив там своего привычного брата. С непривычной теплотой Никлаус любовался своей спящей дочерью. — Джексон — твой конкурент в борьбе за Хейли. Ты, должно быть, рад увидеть его скорую кончину, — усмехнулся Клаус. Нет, все-таки вот он, его привычный брат. Прямая правая бровь Элайджи взметнулась вверх. — Перестань, я начинаю задыхаться от зловония твоего осуждения, — с ехидством бросил Никлаус. Скрипучая ступенька отозвалась вдоль стен. Братья подняли взгляд, обнаружив Лилит на лестничной клетке. Волосы ее были небрежно собраны в хвост. На ней была объемная серая футболка из мягкого хлопкового материала и белые гольфы. Подойдя к холодильнику, она открыла дверцу, забирая оттуда пакетик с кровью. — Я умираю, — хрипло произнесла Лилит. Она пыталась открыть глаза, но ресницы словно были склеены клеем. Желудок урчал от голода, а во рту было так сухо, как никогда прежде. Это было худшее чувство, которое когда-либо она испытывала. Отвратительное похмелье. Прохладная, жизненно необходимая кровь коснулась ее губ, заставляя руку непроизвольно сжать пакет, усиливая напор. Она с силой выдохнула, вытянув последние капли крови, и выбросила пустой пакет в мусорное ведро, стоящее под раковиной около окна, а затем, подняв глаза, застыла. Окно открывало вид на деревья с пожелтевшими листьями. От участившего пульса закружилась голова. — Желтые листья… Они же вчера были зелеными?! Какого дьявола? — проговорила она с озадаченным выражением на лице. — Доброе утро, любительница текилы и настоек. Уже вышла из месячного запоя? — Какой еще месяц? — Ну вот, если бы не пила, возможно бы и помнила, что забухала с Хейли на целый месяц, — осведомил Клаус. Зрачки Лилит расширились, слова Никлауса ударили по ней, как острый клин, мгновенно выведя из похмельного тумана быстрее, чем это сделала бы любая кровь. Но в ту же секунду, заметив на его лице коварную улыбку, она осознала, что он просто издевался над ней, а она уже успела поверить. — Обхохочешься, — фыркнула она, забирая дочь из его рук, пока он не испугал ее своим громким смехом. Лилит наслаждалась потоками горячего душа, несмотря на то, что изначально мечтала о роскошной пенной ванне, пропитанной ароматическим маслом пряной розы. Никлаус не оставил ей выбора, настаивая на том, что их ждало важное дело, хотя природа этого дела оставалась туманной загадкой. Лилит сбрызнула волосы специальным средством, чтобы они стали гладкими и блестящими, словно шелковые нити. Глаза украсили черные стрелки, вытянутые вдоль верхнего века. Подобрав узкие черные джинсы и короткие сапоги на прочном каблуке, она завершила свой образ кофтой из мягкого кашемира, которая свисала с одного плеча. Наконец, после внимательного оценивающего взгляда на свое отражение в зеркале, Лилит направилась к выходу. Ее взор упал на то, как Клаус подошел к бордюру и сел на средство передвижения, которое было нетипичным для него, и она вскоре захотела прокомментировать это вслух. Однако, заметив что-то очень знакомое, она застыла, ей удалось лишь приоткрыть рот и распахнуть глаза в неверии. — Я решил забрать его себе, раз ты отвергла мой подарок, — произнес Никлаус, усевшись на мотоцикл. Время замерло. Ее ноги вышагивали бесконечно долго, но никак не приближались к нему. — Я оставил ключи на столе в честь твоего дня рождения. Разве ты не нашла их? — его вопрос звучал риторически, так как на него ответом была ее реакция. Губы девушки тронула самая настоящая улыбка, и он почувствовал, как триумфально зачастил пульс. — Похоже, мне придется вернуть его тебе, — сказал Клаус. — Садись. Лилит перекинула ногу через седло черного мотоцикла той же серии, что у нее когда-то был. Она заметила ключи с похожим брелоком. Он был круглой формы и выполнен из стального сплава, на котором были выгравированы тонкие линии, образующие узор, напоминающий вихрь. В центре брелока блеснула небольшая вставка из сапфира. Ощущение было, словно она уже давно находилась в кромешной тьме и день за днем звезды зажигались над ее головой. Услышав звук заведенного двигателя и шелест шин по дорожке из мелкого гравия, Лилит позволила себе выронить несколько крупных слез. Колеса замедлили свой ход, сопровождаемый приглушенным скрежетом. Она взглянула на него с искомым выражением, не ведая мотивов их прибытия. — Нам нужно выследить кого-то? Возможно, разыскать усыпальницу какой-нибудь древней ведьмы? Или, может быть, все сводится к тому, что кто-то станет нашим обедом? — Нет, мы просто проводим время вместе, — заявил Никлаус, вызывая у нее тот же изумленный взгляд. Он снял с себя кожаную куртку оттенка темного меда и бросил ее на седло мотоцикла. Не отводя взгляда от ее глаз, он продолжал снимать каждый слой своей одежды, пока не оказался перед ней голым. В его глазах вспыхнул янтарный свет, напоминающий угольки трепещущего огня и сопровождаемый хрустом костей. Через мгновение перед ней возник серый волк. Лилит наклонила голову, и это движение повторил волк. — И что, я должна побежать за тобой? — спросила она. — Мы же не собираемся гоняться по лесу, как дети? — рассмеялась Лилит, на что его морда махнула в сторону, зовя ее с собой. — Ладно… Глаза вспыхнули янтарным пламенем. Кости изгибались, пульсируя в гармонии с ритмом сердца. Она пала на колени, а разодранная одежда, превратившаяся в клочья, осыпала землю. Лилит возвела свои волчьи глаза, однако не нашла следов присутствия своего спутника. Свежий ветерок развевал ее белоснежную шерсть, в то время как листья кружились вокруг. Ее морда вытянулась к порывам ветра, она прикрыла глаза от ласкового прикосновения природы. Лилит ощущала то же, что и ее волк: свободу, гармонию, слияние с окружающим миром. Где-то вдалеке прозвучал вой, и ее волчьи уши, как непревзойденные локаторы, немедленно направились в направлении звука, а ее лапы, словно исполинские пружины, мощно оттолкнулись от земли. Клаус бежал по лесному простору, залитому утренним светом, словно пробуждаясь от долгого сна. Ностальгия, как старый друг, оживляла сердце. Его внутренний волк, давно пригнанный в неволю, радовался возвращению к своему природному состоянию, испытывая восторг от каждого движения, от каждого запаха, от каждого звука, который напоминал о его дикой природе. Он отчетливо чувствовал, как где-то поблизости его волчица догоняла его. А ведь это была их первая совместная вылазка. Подумать только, сколько всего им еще предстоит сделать в этой бессмертной жизни! Они весело резвились, преследуя друг друга сквозь заросли, словно дети среди игровых полян. Открывали для себя новые уголки лесной глуши и находили удивительные места, где запечатлевали свои следы. Они падали на пушистую траву, игриво кусая друг друга. Взбирались на вершины холмов, чтобы вместе завыть. У берега озера Лилит и Клаус, лишенные одежды, сидели, погруженные в созерцание движущейся воды. — Тебе понравилось? — спросил он, вглядываясь в ее глаза, которые все еще сверкали восторгом. — Думаю, я заслужил поцелуй. Сейчас. — Как скромно ты себя оценил, — усмехнулась Лилит, встречая его взгляд. — Назначь справедливую цену. Я не откажусь от бонуса. Она потянулась к нему, нежно касаясь его губ, стремясь остановиться на этом, поддразнив его. Однако, когда взглянула в его глаза, утонула, забылась в их омуте. В одно мгновение Лилит прижала Клауса к ближайшему дереву и припала к его губам. Ими руководил какой-то первобытный инстинкт, все происходило так стремительно, что сливалось в размытые полосы. Лилит для него была сладким плодом, словно омытые утренней росой ягоды, упавшие на зеленый полог луга. Он с блаженством смаковал ее губы, вкушая кровавые оттенки языком. Рывком он поднял ее, заставляя обвить ноги вокруг его бедер, и поменял их положение, намертво прижав ее к стволу дерева. — Скажи мне, если будет слишком, — произнес он. — Не… — ахнула она, когда одним пронзающим рывком он вошел, подложив руку под ее голову, чтобы предотвратить возможное сотрясение мозга. На кончиках пальцев проступили волчьи когти. Он провел ими по ее грудной клетке, на коже выступила кровь, как редкие жемчужины. Оторвавшись от ее губ, он провел языком дорожку по ложбинке между ее грудями, собирая рубиновые капли. Секунды плелись, перед глазами пестрило бордовыми брызгами. На языке лежал терпкий вкус его волчицы, который вскружил ему голову, заставив двигаться быстрее. Опьяненная вожделением, она обвила руки вокруг его шеи, прижимаясь к нему. Боль пронзала ее позвоночник, когда он терся о грубую кору дерева, но это болевое ощущение вызывало в ней странный парадокс — сжимало низ живота от удовольствия. Лишь приглушенные вздохи и тихие стоны взаимной страсти разбивали молчание, вдоль которого раздавалось глухое рычание, будто громовые раскаты. Она ощутила, как быстрый ритм сменился на медленный, а затем вовсе прекратился, замирая в неподвижности. Он застыл, но она ощущала каждый дюйм его тела, проникающего между ее бедер. Лилит приоткрыла губы, готовая возразить, но Клаус бросил на нее предупреждающий взгляд, сжимая пальцы на ее бедре, вынуждая замереть в молчании. Контуры его лица стали резче, а жилы на шее напряглись, словно струны, готовые разорваться. Вены на руках набухли, и она заметила, как напряжение сгустилось в его плечах, когда он уронил голову на чувствительный участок сбоку на горле. Она почувствовала, как он томно выдыхал, стараясь вернуть дыхание в норму. Ощутила, как его губы прижались к пульсирующей вене, в то время как движения его бедер медленно возобновлялись. По ней пробежала дрожь, когда он сначала царапнул зубами кожу, а затем нежно прижал губы к этому месту. Медленными, нежными движениями он двигался вперед и назад, наслаждаясь тем, как она обволакивала его. Тепло внутри нее было столь приятным и родным, что на коже пробивались капельки пота от стараний продлить этот процесс блаженства. Ведь после рождения дочери у них не было возможности уединиться, и теперь их страсть и нетерпеливость текли неумолимо, словно бурный поток водопада. В его груди зародился стон, и он начал ускорять движения. Она, вцепившись в него пальцами, вслепую нашла его губы своими губами. Но тугой узел глубоко внутри них продолжал скручиваться и скручиваться, пока вдруг не распался с ошеломляющей мощью. Они остались в неведении, произнесли ли имена друг друга, выкрикнули ли что-то бессвязное, но казалось, что прошла целая эпоха, прежде чем они смогли вновь открыть глаза. Клаус откинул голову назад. Его губы опухли и блестели на фоне закатного свечения. Не имели они представления и о том, сколько времени простояли так, пока их пропитанная влагой кожа не остыла, а дыхание не стало ровным. Лилит наблюдала, как Клаус высекал их инициалы на стволе древа. На том самом, где они уже оставили свой след, и он заявил, что теперь можно считать это дерево своей собственностью. Когда Майклсон обернулся, его улыбка расцвела медленно, словно цветущий сад, а его глаза украсились звездами мимических морщинок. Они направились к выходу из леса, как думала Лилит, но на самом деле эта вылазка имела две цели: насладиться уединением и… Организовать личную встречу. Шаг за шагом они продвигались вдоль тропинки, которая пленяла их своими изгибами. Эту часть леса он знал как свои пять пальцев, здесь обитал лагерь волков, и доносящиеся издалека звуки лишь подтверждали это. С любопытством Лилит подошла к источнику звуков. Она стояла в тени деревьев, наблюдая за жителями маленького лесного лагеря. Мужчины собирали дрова и разжигали костры, обмениваясь охотничьими и рыболовными историями. Женщины, среди которых были и молодые девушки, готовили вкусный ужин. Они также заботливо присматривали за детьми, которые играли в прятки и догонялки среди деревьев и кустарников. Клаус заметил легкую улыбку на лице Лилит и почувствовал, как его сердце забилось сильнее. Он сглотнул ком в горле, по ощущениям похожий на металлическую губку, стягивающую его дыхание. Неужели она хотела бы стать частью них? Однако выражение лица Лилит резко изменилось, когда она увидела того, кто был целью их прихода сюда. Энтони. Гибрид хотел, чтобы она сначала поговорила с ним, прежде чем сделает шаг, который будет необратимым. Под ногами словно задрожала трава, и если бы она была птицей, то сейчас бы улетела прочь. Шаг за шагом она отступала, пока он не удержал ее, сжимая ее руку в своей. Он старался уговорить ее поговорить с родственником, но она была непреклонна. Впрочем, и Клаус не собирался уступать ей в этот раз.***
Часы медленно тикали, словно метроном, отмеряя время в этой молчаливой сцене. Лилит сидела с напряжением в каждой клетке своего тела. В то время как Энтони стремился пробудить в ней чувство связи, но каждое его слово, казалось, лишь усиливало ее враждебность. — Ты очень похожа на своего отца, — начал Энтони, прорываясь сквозь молчание. — Хватит, — произнесла Лилит. Его глаза, одновременно счастливые и обеспокоенные, смотрели на нее с такой любовью, что ей становилось не по себе. — Расскажи об отце, и на этом закончим. — Ты ведь можешь прочитать мои воспоминания? — спросил Энтони. — Почему бы тебе не узнать из них все, что тебя интересует? Лилит задумалась. Истина, это был бы наипростейший способ узнать все, что ее интересовало. А ее волновало только одно: догадывался ли он о Хоуп. Относительно отца она и слышать не желала, несмотря на настойчивые уговоры Клауса. Лилит прикоснулась указательными пальцами к вискам Энтони и произнесла заклинание. В мгновение ока она погрузилась в его воспоминания. Это напоминало неудачный скачок из сказки в горькое прошлое, где она запуталась в паутине. Где верх, а где низ она не понимала. Как выбраться отсюда? Карусель воспоминаний продолжала кружиться все быстрее и быстрее… В ней Лилит летела и летела, маша руками, цепляясь тонкими пальцами за что-то, лишь бы не видеть такие живые и родные лица. Она не была готова к такому. Когда Лилит отстранилась от Энтони, ее дыхание стало тяжелым, словно она только что выбралась из глубокого водоема. — Откуда ты все это знаешь? Эти воспоминания… Они так реальны. Но я никогда не видела тебя прежде. — У меня были личные вещи — твои, твоего отца, Мари и Жака. — ответил Энтони. — Одна ведьма помогла мне извлечь из них воспоминания, связанные с этими людьми. Никлаус стоял у мотоцикла, томясь в ожидании Лилит. В его руках медленно вращался смартфон. Каждая секунда казалась вечностью, и он напряженно вслушивался в окружающие звуки. И вот, словно в ответ на его немое ожидание, прозвучали шаги по листве. — Что случилось? — прошептал Никлаус, увидев ее. — Он тебя обидел? Подойдя ближе, он осторожно приподнял ее подбородок. Ее ресницы, словно черные перья, опустились на бледные щеки, а губы едва заметно дрогнули. — Он совершенно не осведомлен о нашем положении. Не знает о Хоуп, и у него нет никаких злых умыслов против нас, — прозвучал ответ Лилит, сопровождаемый ее тяжелым вздохом. — Я испытывала к нему такую ненависть… Не видела в нем даже человека, — ее голос постепенно стихал, когда она встретила его взгляд. — Я видела аварию, в которой погиб мой родной отец. Он так желал увидеть меня. Умолял машину, что сбила его, вернуться и оказать помощь. У него даже не было серьезных ранений, он мог бы выжить, если бы ему помогли. Лилит прикрыла веки, и в окутавшей темноте выхватила образ собственного отца. Она вновь погрузилась обратно в прошлое, и мгновенно осенний вечер превратился в летнюю ночь. Ее ноздри наполнились запахом асфальта, пропитанным бензином, дымом, который медленно клубился в воздухе, и железной дымкой крови. — Никлаус, — прошептала Лилит. — Мой отец, умирая, думал обо мне, о том, как я буду выглядеть, какие черты унаследую, кем стану, — продолжала она, слезы заполняли ее голос. — Он обещал, что не закроет свои глаза и обязательно увидит меня. А я в ответ все это время испытывала к нему ненависть. Даже запомнить его имя не смогла. — Дерек, — произнес Клаус. — Дерек Блейк. — Дерек, — повторила она, чувствуя, как стыд наполнял ее карманы. Он обнял ее за плечи и притянул к себе. Его прикосновение было легким, нежным, словно осторожное прикосновение ветра к увядающему цветку. Слезы скользили по ее щекам, превращаясь в бесконечный поток горьких капель. Она была расстроена, ее эмоции колебались от края к краю. В воспоминаниях Энтони она видела не только своего отца, но и свою бабушку, а также Жака с Мари. Эти образы были такими яркими и реальными, что казалось, будто они застыли во времени, ожидая лишь момента, когда она придет к ним. Не все в состоянии вспоминать ушедших. Кто-то был бы благодарен за такую возможность, какая предоставилась Лилит, а кто-то нет.***
Тьма окутала город своим плащом. Промозглая пасмурность играла убаюкивающую мелодию в симфонии с ритмом барабанящих за окном капель. Лилит свесила ноги с постели, аккуратно наступая на половые дощечки, чтобы не нарушить покой спящего Никлауса. Опустив ручку двери, она тихонько приоткрыла ее и затворила за собой. Это была одна из тех ночей, когда сердце беспокойно билось в груди, а сон упорно не шел. Да и как можно было заснуть после всего произошедшего? Мысли кружились, словно осенние листья, от воспоминаний о прошлом до вопроса, что делать с Энтони. Он, казалось, не представляет опасности, но эта тень сомнения… Избавиться бы от него. Все равно не потеряет от этого ничего. Его присутствие или отсутствие — это не важно, ведь она и раньше жила без него. Но в то же время она чувствовала, что если примет это решение, то не сможет заставить себя посмотреть в зеркало. Ее поступок вызовет осуждение со стороны Майи и, возможно, Жака с Мари. Но даже в самой глубине души Лилит ощущала что-то, что не давало ей покоя. «Раньше я считала, что самая обделенная и несчастная категория — это брошенные дети. Но, как выяснилось, брошенные родители — не менее печальное зрелище. Старые, немощные и никому не нужные на закате своих дней», — раздалось в ее голове. Все допускают ошибки, и каждому требуется свое время, чтобы осознать их. Энтони понял это слишком поздно, и даже исправить их не представлялось возможным. Он был среди толпы, будь то в лесу или в баре, но все равно ощущал себя абсолютно одиноким. — Лилит, — прозвучал голос, заставляя ее вырваться из размышлений. Ее взгляд покатился вправо, и там она обнаружила Кая, чей вид был необычайно ужасным. Капельки пота на лбу то и дело стекали вниз, пропитывая серую футболку. — Мне нужна помощь, — прозвучало от него, и они отправились в его комнату. Лилит расспрашивала, что произошло, вспоминая, что накануне она разрешила ему отправиться на прогулку по городу. Однако Кай уклонялся от ответов на ее вопросы, иногда даже прибегая к лжи, причем его обман был очевидно неубедительным. — Хочешь сказать, что в процессе обучения новым заклинаниям ты навлек на себя порчу? — промолвила она. — И силы сифона неспособны ее устранить? Что ты за ересь мне несешь тут? — Да, именно так все и произошло! Если бы я мог самостоятельно разрушить это «несчастье», я бы не обратился к тебе. Но увы, — произнес Кай, прислонив руку к месту клейма. — Это не работает! Несмотря на открытое окно, комната очень быстро начала заполняться едким дымом. — Говори правду, — потребовала Лилит. — Да я уже все изложил! — Говори! — повелела она, и он немедленно раскрыл все. — Я сговорился с Колом и отправился к Финну, — проговорил Паркер. — Мы, по сути, должны были объединиться с ним так, для виду. Кол убедил меня, что Финн в состоянии разрушить эту связь с тобой, но вместо этого он наложил на нас порчу. — Ты проклятый предатель! — Ох, ох, ох, — возмущенно вздохнул Кай. — А что ты ожидала? Я провел в тюремном мире почти девятнадцать лет, и, выйдя оттуда, я попадаю в тюрьму с тобой. Я лишь стремился к той свободе, о которой просил тебя! — Да я, пожалуй, предоставила тебе слишком много свободы! — Еще в детстве я понял простую истину: для того, чтобы жить, нужно вертеться. Доверять в этом мире никому нельзя. Каждый ищет выгоду только для себя, всех волнует исключительно своя задница. Ну и, конечно, классика — выживает сильнейший. Поэтому, если хочешь остаться в живых, не стесняйся ударить первым, а в моем случае — бежать, — еле проговорил он, закашливаясь. Горло словно пересохло, а связки не могли функционировать нормально. — В этой семье я как мишень: как только Клаус впадет в ярость, я первым попаду под удар, так и не испытав жизни. — Тебя приняли в этот дом, считали своим, а ты… Паркер истерически засмеялся, опираясь о стол, чтобы удержаться на ногах. — Этот парень, Кол, он был прав насчет тебя, — сказал он, утирая слезы. — Стоило мне только сблизиться с тобой, показать, что можно мне доверять хотя бы чуть-чуть, обменяться эмоциями, и ты уже перестаешь быть бдительной. Ты становишься слепой, вот в чем твоя проблема, Линда. А вот Клаус всегда на чеку. Тебе стоило бы взять пару мастер-классов у него. Закрыть бы уши и не слышать его насмешливых речей, убежать, исчезнуть, испариться, растаять и навсегда стереть это из памяти. Лилит словно карабкалась на гору воздуха, то и дело поскальзываясь. Ей нужно было за что-то ухватиться. — Глядя на твою боль, внутри все сжимается, — произнес Кай, то ли усмехаясь, то ли нет. Лилит не смогла разобрать этого. — Ты, похоже, не осознаешь реальности происходящего, — сказала она. — Неужели ты думал, что, разорвав связь, ты сможешь уйти от меня? Подумал, что я просто отпущу тебя? — спросила Лилит. — Ты можешь убежать на другой конец света, придумать себе новую чертову личность, имя и жизнь, а я все равно найду тебя. ОТ НАС НЕ УБЕЖИШЬ. Кол тебе об этом не рассказал? Малакай складывал внутрь себя слова Лилит, как тонкий блин, сгибая их внутри. И вот тогда он постепенно начал осознавать: единственный шанс на спасение — у нее. Ведь никто другой не будет ему помогать, лишь потому, что он сифон. Паркер увидел, как Лилит приблизилась к двери, которая вдруг отворилась с другой стороны. Из щели выглянула гибридная морда, выражение на которой было одновременно любопытным и возмущенным. — Стой, — произнес Кай, перегибая стол. Лилит захлопнула дверь, услышав недовольное рычание за ней. — Посмотри на мое лицо, — указала она на себя. — Это последнее, что ты видишь перед своей смертью, — заявила Лилит. — Всю жизнь ты был никому не нужен, провел девятнадцать лет в одиночестве и умрешь так же. Позвоночник резко выпрямился при звуке щелчка закрывающейся двери. Пространство наполнилось душным одиночеством, которое застревает в горле, как косточка от рыбы. Прогремела гроза не только в Новом Орлеане, но и в душе Лилит, где молнии били по ее венам. Клаус следовал за ней. Какие-то фрагменты разговора доносились до его ушей, и он испытывал искушение уронить пару колкостей за то, что она, похоже, не уследила за Каем, но он понимал, что сейчас не время для этого. — Лилит, — позвал он, когда она замедлила шаг посреди зала. Клаус заметил, как ее плечи тяжело поднимались и опускались. — Я убью его! — отозвалась она, пронизанная яростью. — Хорошо, — одобрил он, кивнув. — Но не тут. Никакого кровопролития в доме, где живет мой ребенок, и… Никаких больше криков и ссор. Поэтому умоляю, будь добра, воздержись от шума. — Я живьем сдеру шкуру с Финна, — заявила Лилит, прожигая стену янтарными глазами. — Плоть его станет мне трофеем. Клаус опешил. Это как еще? Финн? Почему не Кай? Да, он признавал, что его брат доставляет слишком много неприятностей и пора бы уже разобраться с этим, но в данной ситуации он предполагал, что Лилит стремится именно к убийству Кая. Однако она, видимо, решила мстить за него. Он вздохнул. Среди всех трудностей ее натуры он бы однозначно выделил не только упрямство, но и это — она была слишком чувствительна и видела глубину там, где она напрочь отсутствовала. В сердце Кая не укоренилось ни капли глубины. В его психопатской душе не было места для эмоций к другим людям, но Лилит настаивала на обратном. — Ладно, — произнес Клаус. — Финна давно пора намотать на дерево, — сказал он, срывая куртку с крючка. — Я разберусь с ним, а ты гляди, чтобы смерть Паркера прошла в вечной агонии. — Что? — возмутилась Лилит. — Я пойду с тобой. — Послушай, — начал Никлаус, приковывая взглядом Лилит. — Ты не раз доказывала, что можешь справиться с врагами, но рядом с Финном ведьмы и оборотни, это уровень сложнее, — осведомил он. — Я считаю, что драться на мечах со «смертью» ты, возможно, еще не готова, но зато ты можешь стоять со мной рядом и… Хмуриться на нее. — Хмуриться на смерть? — Да. Хмуриться, махать на нее руками и показывать средний палец, пока мы с Элайджей расчехляем свои катаны, — изрек Никлаус, в то время как она, сжимая кулаки от возмущения, отступила назад. — Хрена с два, сэнсэй, — прорычала она. — Я иду с тобой. Скулы на лице гибрида напряглись, пока он стоял, глядя на этакую моську, лающую на него. — Ты меня разве не услышала? Ты никуда не идешь! — завопил Никлаус, забыв о собственных правилах не кричать в этом доме, которые он создал всего несколько минут назад. Лилит скрестила руки на груди, с интересом размышляя. Ага, Эльза из «Холодного сердца» — это она, точно. Но кем является Клаус? Принц Ханс — определенно не он. Не совпадает. Ханс стремился использовать силы Эльзы в своих собственных корыстных интересах, в то время как Клаус пытается заключить ее в ледяной замок, чтобы оберегать от опасностей. — Финн использует заклятие, блокирующее его местоположение. Мне интересно, как ты планируешь его найти без помощи ведьмы? — заговорила Лилит. Смотря на выражение лица гибрида, можно было понять, что она теперь точно идет с ним. — Чем сильнее ты будешь стремиться к бою с моими врагами, тем невыносимее я буду становиться, — рыкнул Клаус, с силой дернув за ручку входной двери, вежливо уступая дорогу Лилит. — Ты всегда невыносим, — сказала она. — Постарайся не отставать. — Гибрид и его трибдид против армии злодеев, аж дух захватывает, — фыркнул скептически Никлаус. На улицах царила непроглядная тьма, ибо фонари оставались немыми свидетелями отсутствия света. Стены, покрытые грязью и увенчанные различными надписями, в основном имеющими нецензурное содержание, тесно соседствовали с аварийными высотками, выглядевшими, как будто времени на них уже не осталось. Вдалеке, уходящее до самого горизонта, тянулось кладбище. Туда и направлялись их шаги. Мрачное и величественное, окутанное дымчатым туманом, оно наполнялось бесчисленными могилами и часовнями, обнесенными низкими оградами. Над памятниками возвышались разнообразные кресты: высокие, низкие, прямые, покосившиеся и сломанные. — Вам здесь не рады! — воскликнул кто-то, вырываясь из плотной туманной завесы. — Ух ты, — прошептал Клаус, потирая ладони, когда из тумана вырисовались силуэты оборотней. — Ясно, нам здесь не рады… — прогремел он, хохоча леденящим смехом. — Неплохо было бы окрасить унылую серую плитку брызгами крови, — произнесла Лилит, ее взгляд устремился на Клауса. На его лице промелькнула улыбка, как у конферансье в цирке. Казалось, что еще немного, и он разразится приступом смеха. Но что это? Она говорила серьезно. И тут Лилит осенило. Она же заявила, что хочет «принять участие», пойти на «дело» вместе с ним, в очередной раз задумавшим утопить врагов в крови. Никлаус возвышенно взирал на Лилит, утверждая в своем внутреннем монологе, что в здравом уме она не способна убивать врагов, особенно после достижения ими назначенного места, когда ее гнев наконец утих. — Ну же, дамы вперед, — с ироничной насмешкой махнул он рукой. — Я бы не противилась, если бы знала, что меня ждет, — обратилась Лилит к оборотням, предостерегая их. — Только шевельнись, и я этой деревяшкой проткну тебе горло, — пообещал один из них. Лилит взглянула на оборотней, исподтишка вынося им приговор. Жестоко? Наверное. Но иначе быть не могло. Своих людей всегда следует ставить на первое место, однако Лилит стремилась сократить число жертв и всего лишь взмахнула рукой. — Сначала я сломаю ваши тела, — произнесла Лилит, когда от боли подкосились колени у всех оборотней, — А затем сломаю ваш дух. Ее голос прозвучал мрачно. Это были те нотки, что никогда раньше не проскальзывали в ее речи, и звучали они прекрасно. Клаус с изумлением и ехидством взглянул на оборотней, которые повалились на колени, их кости трескались, несмотря на наличие лунных колец. Позади мрачного кладбища возвышался многоэтажный дом. В одной из его квартир томился Финн. Последние капли чая медленно угасали в кружке, в то время как его сердце било спокойно и ритмично. За хрупкой дверью он слышал эхо борьбы и с каждой минутой предчувствовал приближение Лилит. Ее грязная магия проникала сквозь самую структуру бетонных стен, и тогда входная дверь, словно под напором неведомой силы, сорвалась с петель. — Поведай мне, как именно ты хотел бы умереть? — пророкотала Лилит, стоя у дверного проема. — Пора покончить с этим, брат, — прогремел голос Клауса, когда он предстал перед ним. Его стремительно-резкий злобный взгляд исподлобья, полный предельного сдерживаемого гнева словно окатил Финна ведром ледяной воды. Встреча с братом была неожиданной. Он рассчитывал встретить только Лилит. — Я пришел сюда не драться, совсем нет, это должно быть казнью. Ладошки взмокли. Его брат вполне способен на казнь. Финн резким движением магии заставил Клауса прижаться к стене. Лилит не успела отреагировать. Она заметила две кружки на столе и напрягала слух на предмет еще одного возможного противника. Финн долго не ждал, чтобы предпринять следующий шаг. Он заставил множество клеточек в теле гибрида бурлить, подобно кипящему котлу, что вызвало громкий рык, разрывающий воздух. Лилит, словно кошка, испуганная грозой, внезапно отпрыгнула с места и повалила Финна на пол, сжимая его горло. Старший Майклсон изумленно выпучил глаза, словно это происходило не с ним. Он мертвой хваткой вцепился пальцами в сжимающие его шею руки. Теплая струйка магии от него легонько пощекотала ее пальцы. И потом еще раз, и еще, словно волны, ласково обнимающие берег. — Удивительно, что у такого, как ты, столь чистая магия, — подметила Лилит, вытягивая магию из него. Его расширенные зрачки, сбившееся дыхание, отчаянные попытки вырваться — все это лишь раззадоривало ее. Она не торопилась, наслаждаясь каждым мгновением его страданий. Клаус сцепил руки за спиной и, не сводя глаз с них, медленно кружил вокруг скованного тела, словно голодный стервятник. Он понимал, что ему вряд ли выпадет шанс помучить жертву страхом или истязать ее. Лилит наклонила голову, оценивая скучное происходящее, которое она желала оживить яркими красками своего воображения. Она уделила особое внимание его глазам, которые были настолько широко раскрыты, что казалось, они готовы были выскочить из орбит. — Глазные яблоки, извлеченные из глазниц, — чертовски странные штуки, — прозвучало из уст Лилит. — Их форма странная, к ним прикреплены все эти жилистые кусочки, и это совершенно отвратительно, но мне нравится процесс их удаления, — заявила она. — Не впадай в безумие, дорогая, — притормозил ее Клаус. Финн ощущал, как жизненные силы ускользали от него, словно тонкий туман, уплывающий в ночь. Без магии, пронизывающей его тело, он жить не мог. Клаус с Лилит ушли, оставив его наедине со своими последними мгновениями. Он судорожно вздохнул, чувствуя, как смерть медленно, но неотвратимо приближалась. Перед глазами мелькал калейдоскоп воспоминаний, типичный перед уходом в иной мир. Он видел пару черных ботинок на высоком каблуке, а затем — яркую белую вспышку. В конце концов он не смог определить, была ли это его смерть. Но в тиши комнаты прозвучал отдаляющийся звук цоканья каблуков.***
Наступил рассвет, а Кай не смыкал глаз. Вокруг были разбросаны открытые тома, а рядом с ними — клочки бумаги. Капли пота стекали с его лица, и он устало прислонился к стене, соскальзывая вниз. Изнуренный. Желание умереть было настолько сильным, что он больше не хотел бороться. Но как он мог после столь мучительного заточения в темнице просто сдаться из-за нелепой порчи, на которую сам напоролся? Чертов Кол. Какой только бес его попутал, заставив согласиться объединиться с этим дураком? Правую лопатку снова словно обожгли каленым железом. Паркер дернулся и попеременно дышал через нос и рот, стараясь сохранить ускользающее здравомыслие. Он поднялся и на ватных ногах приблизился к столу в бесплодной попытке обнаружить что-то, что могло бы спасти его. Вдруг он заметил, как дверь в комнату распахнулась и из нее вышли Лилит и некий не знакомый ему мужчина. Она вошла в комнату, но сейчас все казалось ему странным, словно все движения вокруг непостижимым образом замедлились. Будто происходящее было нереальным. Под тяжестью собственного тела ноги подкосились, и Кай рухнул на пол, как пешка на шахматной доске, сбитая с поля. Его грудь сотрясалась, когда он пытался дышать, не разрыдавшись от отчаяния во весь голос. Лилит взглянула на него, никогда не представляла, что когда-либо увидит его в таком состоянии. Она ощущала одновременно радость и ужас от того, как плохо было ему. В его взгляде она различала невыносимую муку и дикий ужас. — Я знаю способ избавиться от порчи, — начала Лилит. Он едва заметно кивнул почти с закрытыми глазами, стремясь концентрироваться на оставшихся силах. — Если не слишком поздно, это может сработать. — Ну давай, девочка, может быть, ты не так бездарна, как я думал? Лилит подошла к нему и, присев возле него, взяла его за плечо, сжимая и впиваясь в него ногтями. Это не было необходимо, но хотелось причинить ему боль за такое дерзкое поведение, особенно когда он был при смерти, а билет к его спасению был только у нее. Паркер хмурился, становясь мрачнее тучи. Она протянула руку к мужчине, которого привела с собой, и начала ощущать покалывание на кончиках пальцев. — Черт! — прошипел Кай. — Кажется, будто вырывают душу. Больно, мать вашу. Если бы у него была душа и мать, подумала Лилит, но озвучивать это вслух не стала. Она едва совладала со своими эмоциями, чтобы прийти к нему, а не оставить умирать. Чувство, как будто пыль, что осела ядовитым порошком внутри Кая, собиралось в кучу и далее прокладывало путь на выход. Черная метка послушно двигалась к кончикам пальцев Лилит, а затем добралась до неизвестного мужчины. Паркер громко вдохнул, словно только что разлетелся на атомы и снова собрался. — Удалось? — спросил он. Лилит поднялась и внушила мужчине покинуть дом. — Как ты это сделала? Она обернулась к нему и из заднего кармана джинсов вытащила пакетик с кровью, бросив его к его ногам. Он, взяв его, разорвал упаковку и начал осушать содержимое медленными глотками. — Я не убрала порчу, — заявила Лилит. — Я переложила ее на другого человека. — А у тебя, похоже, котелок варит что надо, — пробормотал Кай. Оторвавшись от пакета, он усмехнулся, гордясь ею, как родитель одаренного дитя, но все развеялось после того, как он вновь раскрыл свой рот. Между ними произошел краткий разговор, в сущности, все было подобно прошлой их беседе, но зрачки Лилит расширились. Она моргала, ноздри едва заметно трепетали, пальцы опущенных рук согнулись. Если бы не инстинктивная связь ребенка с собственным родителем, который нуждался в ней, она, вероятно, перерезала бы Паркеру глотку. С тихим вздохом она кивнула и ушла прочь. В гостиной, под треск камина, собралась вся семья вместе с Хейли. Она же объявила о том, что ведьмы вышли из-под контроля после «исчезновения» Эстер, и они почувствовали себя свободными в своих умыслах. Никлаус подбросил полено в камин. Только разрешили дела с Эстер и Финном, как наступили новые: ведьмы Нового Орлеана, оставшиеся волки, стая Хейли, которая отказывается подчиняться ему, и где-то еще бродит Майкл. Гибрид столь агрессивно перемешивал дрова, что камин мог бы выгореть дотла, если бы Клаус не услышал голоса Лилит. На нее взирали несколько пар глаз. Лилит держала в руках Хоуп, прижимая ее голову к себе. — Кай больше не живет здесь, — огласила она всем присутствующим. — Я освободила его, и он тут же ушел, забрав свои вещи. Лилит повернулась спиной, и ее дочь, очевидно, почувствовала настроение матери, заплакав. Она качала ее на руках, стремясь утешить, но не могла никак понять, когда Кай стал чем-то значимым для нее? Лилит не могла назвать его родным, но равнодушия к нему уже не испытывала. Может быть, она просто привыкла к его присутствию? Но самое поразительное в этой ситуации то, что Кай не осознал, что все, чего он всегда жаждал, находилось у него под носом — люди, которые приняли его. Да, с некоторой настороженностью и опаской, но никогда не упрекали его за то, кем он был. А это было именно то, чего он хотел. Каждая история состоит из четырех частей: начало, середина, преддверие концовки и истинная концовка. К сожалению, до истинной концовки добираются далеко не все.