В конце своей жизни Фрейд опустил руки, сказав, что при всем интересе к своему методу психоанализа и интерпретациям он пришел к выводу, что лечит только любовь.
Джеймс Холлис
Солнце наполняло своим светом комнату, проникая сквозь щели занавесей. Лучи, как игривые дети, танцевали по полу, освещая каждый угол и пробуждая тихий мир снов. Это была просторная комната с видом на задний двор, уютная ванна и комфортная кровать под пологом. На прикроватном столике догорала свеча с ароматом лаванды, рядом стоял графин с водой и небольшой букет свежих полевых цветов в вазе. Когда дверь отворилась после стука и разрешения войти, перед пришедшим предстала досадная картина. — Никлаус, — быстро произнес Элайджа, поспешно прикрывая дверь. — Тебе следует выпроводить свою ночную гостью, — добавил он. Его младший брат, подергивая бровями, лежал на кровати, спокойно поглаживая оголенную женскую спину. — Сейчас же. — Слышишь, любовь моя, — весело произнес Никлаус, шлепнув «ночную» даму по ягодицам поверх одеяла. — Тебя выгоняют. Она приподнялась на постели и обернулась к двери, один из ее глаз был закрыт. — Лилит? — удивился Элайджа, он так и остался стоять, переводя взгляд то на нее, то на своего брата, задаваясь вопросом: как он пропустил такое развитие сюжета? На самом деле ответ был очевиден: Элайдже следовало поменьше пить прошлой ночью. Когда Никлаус прикрыл одеялом оголенную спину своей возлюбленной, он вспомнил о приличиях и поспешил развернуться. — Я зайду позднее, — сказал он, закрывая за собой дверь. Лилит вернулась в лежачее положение. — Доброе утро, милая. Я тебе снился? Он подцепил пальцами одеяло и откинул его в сторону. Внаглую рассматривал ее, будто был намерен писать с натуры. Никлаус медленно провел ладонью от ее пупка к солнечному сплетению и шее, прошибая мурашками. Он склонился над ней, и она в ответ сонно повернула голову: кончики их носов соприкоснулись. Он ухмыльнулся и, прикрыв веки, потерся своим носом о ее. — Что ты делаешь? — поинтересовалась Лилит. — Показываю свои чувства к тебе. — Это очень странный способ, — улыбнулась она. — Для волка это вполне обычно. Зашуршали простыни, он обнял ее, и их тела слились в одно целое. Лилит внимательно рассматривала каждую его тень, каждую черту, каждую ссадину и родинку на его лице. Она поцеловала его верхнюю губу. Затем нижнюю. Затем щеки, нос, подбородок. — Ладно, Никлаус, — оторвалась Лилит. Она положила руку ему на грудь в бесплодной попытке оттолкнуть. — Пора вставать, сегодня у меня запланировано множество дел. Лилит перевернулась на живот и направилась к краю кровати, но зубы на ее шее буквально заставили ее вернуться на прежнее место. — Что ж, мне совершенно не важен твой перечень дел, — отозвался он с улыбкой, — Ведь я нацелен стать единственным в твоем списке. — Мне нужно купить вещи для малыша, я должна была это сделать еще вчера, — произнесла она. — И принять душ. — Ты не можешь пойти в душ и смыть с себя мой запах, — сказал он, позволяя пьянящему аромату насытить его нос. Он долго облизывал и вновь кусал ее распухшую шею. Лилит что-то пробормотала себе под нос, но это «что-то» заставило его застыть, благодаря чему она выбралась из постели. — Убери это, — потребовал Никлаус, хмуря недовольно брови. — Я говорил, что, когда узнал о том, что ты ведьма, моему разочарованию не было предела? — Еще ты говорил, что был одержим моим поиском, — сказала Лилит с проказливой улыбкой на лице. — Вот только зная, что ты ведьма, я бы не стал тебя искать, — рыкнул неподвижно Клаус. — Сними с меня это заклинание. Увидев, как изменилось выражение ее лица, он поспешил сгладить ситуацию. — Милая, — вздохнул Клаус и закатил глаза, стоя на четвереньках. — Несмотря на твою сущность, ты все равно привлекла мое внимание, — изрек он, повышая голос, когда она направилась к ванной. — Ты меня покорила своей безэмоциональностью и тем, какое удовольствие мне доставляло выбить из тебя эмоцию! Лилит, сними заклинание! — Как я рада за тебя! Вот ты мне совсем не нравился, — солгала она, на что он рассмеялся. — И впредь постарайся запомнить: относись к своей возлюбленной так, как хотел бы, чтобы относились к твоей дочери, — сказала Лилит и поклонилась, словно завершила тем самым свою роль. — Как к принцессе. Дверь ванной комнаты хлопнула, и заклинание, к счастью, спало, давая Клаусу способность двигаться. — Да таких принцесс, как ты, в старинных пьесах в конце сжигали на кострах… После водных процедур Лилит натянула на себя белоснежное атласное платье с мелкими узорами цветов, когда за ее спиной открылась дверь. Обернувшись, она увидела Клауса в облаке пара. Вокруг его бедер обвилось полотенце. Лилит практически сразу перевела взгляд на стену. — Знаешь, когда я понял, что ты будешь моей? С ее головы спало полотенце, мокрые волосы рассыпались по спине. Но она не шевелилась, чувствуя его приближение. Тихие шаги у себя за спиной. А затем его дыхание над собой. — Когда? — Когда ты сказала, что у нас никогда и ничего не будет, — ответил Клаус. — Остальное время я восхищался. Тобой и тем, как ты борешься с собственным сердцем. Он перебросил волну ее волос через плечо, чтобы они не попали в молнию, и провел пальцем от основания шеи до ямочек на крестце. По ее позвоночнику пробежало достаточно электричества, чтобы питать целый город. Он, не торопясь, застегнул молнию на платье и провел рукой по контурам ее тела. — Очень нежное платье, — прошептал он. — И такое лишнее… Кончики его пальцев застыли на ткани атласа, и через мгновение раздался треск. Платье упало к ногам, унося с собой все заботы и проблемы этого мира. — Никлаус, — проговорила Лилит, ее голос смешивал в себе как раздражение, так и трепет. Его рука ухватила ее темные волосы, напоминающие оттенком горький шоколад, и потянула их назад — так, чтобы ее голова запрокинулась, и белое горло открылось взору. Язык путешествовал от ее ключиц к нижней челюсти и обратно. Ноги Лилит уже явно не подчинялись ей, пытаясь подкоситься. Одним движением он повернул ее лицом к себе. Мягкий свет с окна вдруг стал слишком ярким, а его пьянящий аромат превратился в опиум или глоток алкоголя. Лилит незамедлительно прильнула к его губам. — А говорила, что не подпустишь… — сквозь поцелуй произнес Никлаус. — Сможешь удержаться теперь? — Самоуверенность до добра не доводит, Майклсон, — тяжело дышала Лилит. — Ничего, — шепнул он. — Главное, чтобы я довел тебя куда-нибудь. Например, до оргазма. Вкус губ таял, как драгоценный настой, заставляя забыть обо всем. Он торопился, чувствуя переполнение эмоциями, словно не в силах больше терпеть медлительность, как будто перед ним столько чувств, что нельзя упустить ни одного момента, как будто ему предстоит прожить вечную жизнь в один миг. — Ну… — прервался Клаус. — Приказывай скорее, любовь моя, что делать дальше, а не то я поступлю по своему усмотрению.***
Утро для многих — это начало дня, сотканное из аромата кофе и обещаний новых горизонтов. И вот в одном из известных местных кафе собралась толпа, стремящаяся не только насладиться первым бодрящим глотком перед трудовым днем, но и приобрести свежие пышные булочки. Среди ожидающих притягивала взгляд белокурая голова с опущенными уголками губ. — Две ложки сахара, сколько угодно сливок, ну и корица, если есть. Люблю, чтобы было больше сливок, чем самого кофе. — Так и знал, что ты откуда-то из Ада вышла, — пронеслось позади нее. Обернувшись, она заметила парня, который громко повторил свой заказ. — Звезды футбола сами покупают себе кофе? — Майя. Привет, — его лицо расплылось в улыбке. Она заправила волосы за ухо и устремила свой изучающий взгляд на витрину. — И еще бостонский крем, пожалуйста, — поспешно добавила она, указывая на последний пончик с шоколадной глазурью, начиненный заварным кремом в углу. — Извините, но этот пончик уже купил юноша, — отозвалась кассирша, взор ее был направлен на него. Из того, как она вручила ему бумажку со своим номером, можно было сделать вывод, что она знала его. Возможно, она являлась его поклонницей или просто питала к нему симпатию. — Как он мог купить, если я первая в очереди? — возмутилась Майя. В ответ девушка лишь пожала плечами и вручила кофе сначала Адаму, а не ей. — Будь мужчиной, мне нужен этот пончик, — обратилась она к нему. — С чего это я должен тебе отдавать свой пончик? К тому же я за него уже заплатил. — Я готова заплатить за него вдвое больше, упакуйте его мне, — произнесла Майя, обращаясь к кассирше. Дама формально улыбнулась, протягивая стаканчик с кофе, который абсолютно не соответствовал ее заказу. В бумажном стаканчике плескалось американо. Майя сглотнула несколько раз и пошмыгала носом, эта ситуация стала финальной точкой в и так неудачном утре. Она прижала свою сумочку к груди и выбежала из кофейни со слезами. Адам широко раскрыл глаза и похлопал ресницами. Взяв стаканчик с кофе и крафтовый пакет с виноватым пончиком, он вышел, быстро обнаружив ее, сидевшую на скамейке возле ивы с кормушкой для пернатых. — Эй, возьми свой пончик, — протянул он ей пакет с содержимым, но она, пряча лицо в ладонях, продолжала рыдать. — Слушай, я понимаю, искусство женщин —манипулировать слезами, но ты явно перегибаешь палку. Адам поставил пакет рядом с Майей и намеревался уйти, но вот взгляды прохожих… Будто он лично довел ее до слез. Адам возмущенно махал руками, стараясь донести, что он тут ни при чем. Однако, похоже, прохожие предпочли свою версию событий. Выругавшись под нос, он вернулся к ней, топая ногой. — Ладно, предполагаю, что дело в чем-то другом. Вот, высморкайся, — протянул он салфетку. — В детстве нам говорили, что сопли нужно вытирать. Даже если ты любишь надувать из них пузыри, — сказал Адам, на что она вперемешку со слезами громко фыркнула. — Возьми, ты уже салфетку, — раздраженно попросил он, и она вытянула ее у него из рук. — Я провалила вступительные экзамены в медицинскую школу. — И что? Есть же второй этап, — возразил он, взглянув на наручные часы и обнаружив, что настало время бежать на тренировку, да еще и без завтрака. — В практической части Мистер Холлапака заявил, что, мол, это не мое и мне лучше не совать нос туда, где не хватает мозгов. — Какая разница, что там сказал мистер Хулахупа… — Холлапака, — поправила она. — Угу… Хала… В общем, у тебя есть еще один этап, чтобы сдать этот экзамен,— сказал Адам, взмахивая рукой. — Удачи! Он хотел было направиться к припаркованному мотоциклу, но, видимо, Майю совсем уж поперло на откровения. — Не думаю, что я справлюсь, — заявила она, вытирая нос. Адам сложил руки на груди, продолжив топать правой ногой. — Я работаю, как пчела на медовом заводе, у меня нет времени на эту учебу. И, конечно, я не могу бросить работу, ведь деньги не вырастут на деревьях, — развела руками Майя. — Жизнь мне дала второй шанс, и, как я думаю, логично использовать его для чего-то большего, чем продолжать разносить напитки. Адам взъерошил черные волосы, словно перья ворона. Он еще раз посмотрел на часы, а потом на пакетик с пончиком внутри. И, как назло, в этот момент живот заурчал. — Думаю, для такого разговора нужен друг, а мне пора уже на тренировку. — Чем может мне помочь Лилит? Сдать за меня экзамен? — иронично произнесла она. — Лилит? Знакомое имя, — призадумался Адам. — Ну да, ты же видел, как мы сжигали… Ох… — прикрыла глаза Майя. — Ну, надо сказать, что это был не совсем огонь, а так, небольшой инцидент с мангалом на пикнике. Не важно… — проговорила она, задумавшись. — Как любая женщина, я способна на глупости, но это не от недостатка ума. Недавно я расчувствовалась так сильно, что чуть не впала в депрессию: от того, что жизнь, которая незаметно проходит, так коротка, а я многого еще не попробовала, что мир такой большой, но я много еще где не была, а свободы оказывается так мало, что я, видимо, решила начать с преступления. — С преступления? — переспросил он. — Странный способ. Помогло? Она подняла голову и помахала рукой с ощущением, словно участвовала в киноэпизоде, когда снималась встреча анонимных алкоголиков и дальше по роли ей нужно было сказать: «И я — алкоголичка». — Как видишь, нет, — ответила Майя. Наконец она обратила внимание на пакет возле себя. — Держи, ты голоден. — Оставь себе, — отмахнулся он. Майя заметила, что он неотрывно смотрел на нее. — Боже, — произнесла она, заглядывая в свою сумку. — Я в беспорядке, да? — спросила Майя, вытаскивая кепку. — Мама говорила, что мне нельзя плакать на людях, потому что глаза так сильно опухают, будто меня ужалила оса. — Не все так плохо… — ответил Адам. — Не так плохо? — переспросила она, надевая кепку и опуская козырек все ниже. — То есть совсем все плохо? — Вовсе нет. Вот, — допив свой айс латте, он вытащил оттуда кубик льда и завернул его в салфетку. — Поднеси это к глазам. Это поможет снять отек. Майя уже погрузилась в работу. Она воссоздавала макияж на своем лице, а по мере уменьшения числа посетителей раскрывала свой конспект, добавляя туда свежие медицинские записи. — Майя! С испугом она взлетела, спрятав клетчатую тетрадку в карман своего фартука. — Зачем так пугать? — спросила она. — Я думала, начальник меня застукал. — Что у тебя с глазами? — спросила Лилит. — После того, что случилось пару дней назад, неудивительно, что иногда у меня выходят слезы. — Могу ли я чем-то помочь? — спросила Лилит, но подруга лишь отрицательно махнула головой. — Все в порядке, — ответила Майя, поджимая губы. — Когда-нибудь, наверное, я приму тот факт, что отняла у кого-то жизнь. А с тобой что? Майя видела, что Лилит заботило что-то. Ее дыхание было тяжелым, отмеченным регулярностью, будто она спешила сюда от неведомых бурь. — Я переносила свои вещи в другую комнату, ну и раскладывала их по новым местам, — медленно развивала рассказ она. — И случайно обнаружила то, что, видимо, не следовало… Коробочку. — Коробочку? — спросила Майя, поднимая бровь. — Бархатную такую. — И… — протянула букву Майя. — В этой коробочке было…? — Кольцо, — прошептала Лилит. — Он собирается сделать предложение. — Кому? — недоумевала она. — А кому еще? Мне, конечно! — ответила Лилит, а после испуганно посмотрела на подругу. — А что, может быть кто-то другой?! — Нет, нет, нет! — верещала Майя, размахивая руками. — Ты бы согласилась? Лилит замерла на месте, словно врезалась в невидимую стену. Майя выжидающе смотрела на подругу, а той даже не приходила мысль задать себе такой очевидный вопрос. После обнаружения коробочки она поспешно улизнула из дома и провела несколько часов в магазинах, приобретая все необходимое для грядущего прибавления в семье. И теперь она здесь, совсем растерянная и озадаченная. Она манерно откинула пальцами со лба вьющийся локон. «Мы в любом случае поженимся сейчас или через десять лет, но я абсолютно не ожидала обнаружить кольцо, вообще мы только недавно сошлись и весь этот сумбур кажется лишним», — размышляла она. — Ну, думаю, наверное, да? — невнятно забормотала Лилит, засовывая руки в карманы своих черных джинсов. — Главное, чтобы это не было в кругу поверженных врагов или что-то в этом роде. Хочется чего-то более кинематографичного… — Кинематографичного? — с улыбкой переспросила Майя. — Именно… Чтобы шел дождь, и мы с ним такие красивые, без крови на одежде и грязи на лице. — Красивые, мокрые под дождем? — со смешком спросила она. — Не издевайся, — запыхтела Лилит. — Да, красивые, мокрые под дождем, и у меня водостойкая тушь… Майя едва смогла скрыть свой смех. Предложение с трупами врагов звучало гораздо увлекательнее, чем под дождем. Лилит закатила глаза и внезапно заметила Энтони, хотя тот ее не видел, занятый раскладыванием товаров на барные полки. — Джимми, привет, — произнесла Майя, оторвав Лилит от мыслей. Она не была уверена, какая фамилия у этого молодого парня, но помнила его с одной из вечеринок. Майя желала лишь одного: отвлечься. Стянуть с шеи петлю и слезть со стула. — А, привет, — парень быстро оглядел зал, словно опасаясь, что кто-то увидит, как он разговаривает. — Я тут подумала, что мы с тобой так и не поговорили после той вечеринки… — начала она. Один из барменов хлопнул по стойке стаканом из пенопласта, и Джимми схватил его с такой скоростью, что Майя даже не успела заметить движения его руки. — Было бы здорово восполнить пробел и… Но Джимми бочком-бочком отодвигался от нее. — … Как-нибудь встретиться и попить кофе, — закончила она, хмурясь. Лилит краем глаза изучала этого юношу. — О… — Джимми отодвинулся еще на сантиметр. — Э, благодарю за предложение, но… Гм, да, я не употребляю кофе… — Что происходит? — поинтересовалась Лилит. — Вот и мне интересно, что происходит?! — спросила Майя. — Почему в этом баре все проходят мимо меня? Отводят глаза, особенно парни! — расспрашивала она, чувствуя себя, как опальный аманит. — Советую тебе объяснить, — сказала Лилит парню, который пытался под шумок ускользнуть. — Я не могу. — О господи, — ахнула Майя. — Так ты знаешь, почему все ребята от меня отворачиваются, как будто я заразилась венерической болезнью! — Может быть, — ответил он. — Может быть? — переспросила она. — Клянусь Богом, если ты мне не расскажешь, я… — Ладно-ладно, — перебил он ее. — Расскажу. И рассказал. Ответом ему служил громкий вопль ярости. — Как он посмел! Через двадцать минут Майя ворвалась в вестибюль футбольного стадиона. Она прошла мимо выхода на поле и направилась к раздевалкам. Ее тело дрожало от ярости. Адам перешагнул черту, удалившись настолько далеко, что его уже не видно. Устроил какой-то абсурдный детский цирк. Когда Майя подошла к раздевалке, из нее вышел один из игроков. — Эта птица там?! — рявкнула она. — Да, но… Такого ответа хватило, и она прошла мимо него, взявшись за ручку двери. — Сомневаюсь, что тебе стоит заходить ту… Майя ворвалась в раздевалку и… Пенисы! Вокруг — одни пенисы. Ее охватил ужас, когда она осознала, что перед ней открылся настоящий съезд членов. Больших и маленьких, толстых и тонких. Куда ни посмотришь, везде пенисы. Ее полный ужаса вскрик привлек внимание всех пенисов… Вернее, парней. В одно мгновение все пенисы прикрылись полотенцами. — Официантка из бара? — улыбнулся один из игроков. Голый до пояса, он стоял привалившись плечом к шкафчику. Похоже, он изо всех сил старался не расхохотаться. — Я ищу Адама, — она старалась не встречаться взглядом с полуголыми парнями. Кто-то из них улыбался ей, а кто-то даже побледнел от смущения. Хмыкнув, парень указал пальцем на дверь в задней части раздевалки, и по поднимающемуся оттуда пару она поняла, что там душевые. К счастью, кабинки были снабжены низкими, как в сауне, дверцами. Проходя мимо голых спин, она замедлила шаг у одной из них. Майя вглядывалась в спину и убеждалась, что это, скорее всего, он: черные волосы и на внутренней стороне его предплечья была та самая татуировка с птицей. — Да как ты мог?! Не самое подходящее время было для Адама. Он стоял голый в душевой, в то время как в раздевалке толпилась кучка обнаженных мужчин и девушка, которая испепеляла его взглядом. Но это так его забавляло, что он просто не мог управлять мышцами лица и широко улыбнулся. — Слышу, твой голос больше не дрожит, видимо, теперь с тобой все в порядке, — прокомментировал Адам. — Кстати, надеюсь, ты съела тот пончик? — Хватит паясничать. Я не собираюсь с тобой беседы вести! — отрезала она, затем перевела взгляд на ребят в соседних кабинках. — Парни, ради всего святого, заканчивайте поскорее и катитесь отсюда подальше! Я устрою разнос вашему капитану. Смех Адама прорвался наружу, когда его друзья, словно по команде сержанта-инструктора, вытянулись по стойке «смирно», а затем закрутили краны и взяли полотенца. Через секунду они остались одни. Он выключил воду и повернулся к ней лицом. Дверцы кабинки стратегически скрывали нижнюю часть его тела. — Ты ввел в баре закон «руки прочь»? Ты что, издеваешься надо мной? — Ну да, я это сделал. — Ты что, ходил по бару и говорил всем парням не общаться со мной, иначе ты надерешь им задницы? — Я так не говорил всем. Думаешь, у меня есть для этого время? — спросил Адам. — Я поделился этой информацией с несколькими основными людьми, выложил пост в соцсетях и постарался, чтобы это дошло до всех, — пояснил он. — В тот момент ты меня так сильно озадачила, сказав «нет», что я решил пошутить немного. У нее отвисла челюсть, а он провел пальцами по своим растрепанным волосам, посылая капли воды в ее сторону. Майя, издав что-то вроде рыка, судорожно искала, чем можно было бы прихлопнуть этого парня, но тут раздался свисток. В ответ на этот звук Адам раскрыл дверь своей душевой и потянул ее к себе. Она завизжала и начала отбиваться от него кулаками. — Господи, можно тише? Ты решила меня оглушить? — спросил он, прижимая ее к душевой плитке. — Больной! Звонкая пощечина оглушила его. Адам помотал головой, как собака, и повернул кран. Майя ахнула, когда сверху полилась ледяная вода. — Отключи сирену, будь добра, и не поднимай сейчас голову, — сказал Адам. — У меня будут большие проблемы, если тренер увидит тебя. — Что здесь происходит, черт побери? Что за крики? Майя почти подпрыгнула, когда возле душевой появился тренер. — Приветствую, тренер! — сказал Адам, заслоняя взор на заднюю часть душевой. — Мы дурачимся с парнями, честное слово, все это исключительно корректно. Темные брови тренера сомкнулись на переносице. Он не совсем поверил, но и проверять остальные кабинки ему не хотелось. — Собери свою команду и выходите на поле, нам нужно обсудить завтрашнюю игру. У вас пять минут. Качая головой, тренер ушел, а Адам, повернувшись, увидел, как Майя, задев его плечом, выбежала из кабинки. — Эй, нет! — крикнул он ей вслед. — Не уходи, — схватив полотенце, Адам закрепил его на талии. — Я пришла наорать на тебя, — сказала Майя, глядя в пол. — Я наорала, так что… — Отлично, ты наорала. Но сейчас собираешься выходить на улицу в мокрой одежде, а я не хочу потом чувствовать вину, если ты заболеешь. — На улице вроде как лето, — напомнила Майя, но Адам раскрыл свой шкафчик и достал оттуда одежду. — Должна быть достаточно длинная, — указал он на футболку. — Если нет, то вот возьми и шорты, они завязываются. Оставив девушку наедине с самой собой, он пошел вдоль раздевалки. Товарищей по команде не было. Лишь тяжелый спертый воздух, пропитанный потом и тестостероном, напоминал о том, что всего полчаса назад эта комната напоминала растревоженный муравейник. Выйдя на поле, он присоединился к игрокам. Тренер начал свою речь, обсуждая важность поддержания статуса. Ведь, чтобы взойти на вершину в мире футбола, необходимо было сохранять хладнокровие и помнить, что с течением времени за тобой будут внимательно следить все больше людей. Это подразумевало, что приходилось тщательно взвешивать каждое свое действие и давать себе отчет о последствиях. Когда тренер перешел к анализу слабых сторон будущих соперников, он стоял спиной к трибунам, не замечая, как по ним прошла девушка. Адам поднял глаза, провожая Майю взглядом. На ее голове был растрепанный пучок волос, из которого спадали мокрые пряди, но не это привлекло его внимание. Он внимательно разглядывал красную футболку с эмблемой феникса. На спине был вытканный номер «99», а сверху белоснежными буквами вышита фамилия «Кинг». Адам не мог оторвать от нее взгляд. Она была в его футболке, и ему казалось, что ничего прекраснее он никогда не видел. «Что-то» начиналось где-то в груди, а затем перемещалось ближе к животу — там «что-то» запархало. — Дружище, ты уже всю майку слюнями изгваздал, — прошептал Чейз, похлопав друга по плечу. — Так вот как это бывает? Мне еще не доводилось влюбляться, — произнес Адам. — Я не знаю, это влюбленность или, может быть, несварение из-за хот-дога с заправки. — Ты ее совсем не знаешь, — напомнил Чейз. — Пожалуй, все же несварение, — сказал Адам.***
Краешек солнечного диска показался за остроконечной вершиной городской ратуши. Вскоре его свет окутал всю улицу, возвещая жителям о наступлении нового дня. Ночью Лилит не сомкнула глаз, но на рассвете удивительным образом, совсем не ощущала усталости. После выхода из ванной она распустила волосы, позволяя им ниспадать на ее плечи. На ложе покоилась заранее подобранная одежда, и, облачившись в юбку до колен с разрезом и белоснежную рубашку, Лилит украсила свой наряд кожаными ремнями. Эти ремни предназначались для привязки к рубашке, однако она растерянно манипулировала ремнями в руках и долго не могла разгадать их крепления, ибо ее разум был поглощен совершенно иной задачей. Безустанно она размышляла о кольце и предстоящем, возможно, скором предложении руки и сердца. Покинув свою комнату, она вышла в холл, потолок которого был застеклен, позволяя взору устремиться в бескрайние небеса. Здесь просматривались балконы, простиравшиеся вдоль всего второго и третьего этажей, предоставляя обширный вид на всю территорию холла. В целом, этот парадный угол украшался богатой зеленью, даже фонтан, предназначенный для плескания воды, был увенчан зелеными побегами. Это создавало впечатление, словно находишься на свежем воздухе где-то в саду. Лилит обратила внимание на величественную каменную чашу, в которой лежали дрова, охваченные пламенем. — Доброе утро, солнышко, — приветствовал Кай. — Доброе, — откликнулась Лилит. — Я не к тебе обращался. Я обращался к солнышку, — поднял ладони вверх он. Руки, сложенные на груди, выражали явное недовольство, когда он вприпляску ушел на кухню. Схватив с книжной полки какое-то неведомое произведение, она уселась на диван, погруженная в свои раздумья, не обращая внимания на окружающий мир. К слову, текст книги тоже остался за скобками ее внимания. — О чем задумалась? Лилит оторвала взгляд от страниц книги и обнаружила рядом с собой Никлауса. Его рука покоилась на спинке дивана, а сам он сидел полуоборотом, внимательно глядя на нее. — Ты что-то хотел? — поинтересовалась Лилит. — В сущности, мое желание охватывает «все», — ответил он. — Что «все»? — Все: твой взгляд, твою улыбку, твои мысли, твою душу, — перечислил он. Это привело к тому, что ее дыхание замедлилось. — Мне не хотелось бы разделять твое внимание с кем-то, даже если это всего лишь книга. Лилит не раз замечала, что все еще ощущала волнение и приятное трепетание, находясь рядом с ним. Словно влюблялась в него снова и снова. Когда он отнимал у нее полотенце, когда она выходила из ванной. В тот момент, когда он обнимал ее, а его щетина нежно касалась ее кожи. В те моменты, когда он наблюдал за ней, думая, что она не видит. Когда он присаживался на подоконник и глядел вниз на свой город. — Твое присутствие трудно проигнорировать, — произнесла Лилит, продолжая наслаждаться не только его взглядом, но и линией щетины, а также завитками волос. — Я всего лишь дочитывала предложение. — И как тебе книга? — поинтересовался он. — Весьма захватывающе, — ответила Лилит, опустив голову, она старалась сосредоточиться на странице. — Похоже на то, — отметил Клаус, в его голосе прослеживалась насмешливая нотка. — Кстати, милая, книга перевернута вверх ногами. Лилит наконец сфокусировалась на страницах книги, и действительно, она оказалась перевернутой. Глаза прикрылись, а с губ вырвался глупый смешок. Она захлопнула книгу, отложив ее в сторону, и снова взглянула на него. Клаус тем временем симметрично оправлял взглядом ее волосы, ниспадающие к ее груди водопадом вьющихся локонов. Его рука потянулась к ним, и он приятно натянул волосы у самых корней, проведя пальцами по затылку, оставляя на коже лелеющее тепло. Клаус пододвинулся и провел носом вдоль ее щеки. — Хочу тебя поцеловать, — произнес он, большим пальцем руки едва касаясь ее подбородка. — И с каких пор тебе нужно на это мое разрешение? — С тех пор как я набросился на тебя вчера, как пещерный человек. А я, вообще-то, джентльмен. — Да ну? — усмехнулась Лилит. Подняв большой палец и проведя им по контуру его губ, она смотрела ему в глаза, где полыхало пламя. Чарующие, живые языки отражались в глубинах его глаз. Дюймы между ними, словно хворост, готовый сгореть при первом намеке на прикосновение. — Ну же, Лилит, — приглушенно попросил он. — Думаю, это не лучшая идея, — прошептала она. — По крайней мере не здесь. — Боишься снова не удержаться? — прошептал он, едва касаясь губами ее губ. Лилит сглотнула, чувствуя, как его пальцы скользнули вниз: по ее шее, задевая грудь. Не обнаружив на пальцах дополнительного ежедневного материала, Клаус опустил голову на ее плечо и коснулся губами ее кожи, томно выдыхая. В ее сердце стучали товарные поезда, а его дыхание хрепело, как сломанная гармонь. Он прижался к ней, незаметно для кого-либо полностью обхватил рукой ее грудь, сминая. — Я надеюсь, что хотя бы под юбкой присутствует нижнее белье, — произнес Никлаус. — Трудно сказать, — ответила Лилит. — Но ты можешь это проверить. После этих слов и всплывших бурных фантазий в голове он прикусил кожу на ее плече. — Проклятие первенца, это что еще за чушь?! Утренний свет и чашка свежей крови второй группы развеяли остатки беззаботности. Клаус отстранился, хотя продолжал смотреть на Лилит так, словно никогда не видел девушек. Будто перед голодным поставили еду и запретили к ней прикасаться. Лилит, собственно, искоса поглядывала на него так же. — Если верить словам Финна, наша сестра Фрея не погибла от чумы, — сказал Клаус, вставая с дивана вместе с возлюбленной. Его походка была отточена веками, и, будучи главным засранцем среди всех, он приблизился к костру. — Ее взяла в плен наша тетя Далия, а затем наложила вечное проклятие на всех первенцев Майклсонов. — Это правда? — спросила Лилит, переводя взгляд на всех присутствующих. Это открытие потрясло ее, и ее мысли разлетелись в стороны, как букашки. — Так говорит Финн, — ответил Элайджа. — А он узнал это из самого надежного источника — от мамы. — Прекрасно, — ответила Лилит. — На встречу с теткой Далией нам тоже стоит рассчитывать? — Никто не сможет причинить вред ребенку, ведь ее никто не обнаружит, — возразил Клаус. — За все время Ребекку не нашли, а сейчас мы под защитой твоего заклинания и нас никто не видит. — Скрывающее заклинание, — небрежно фыркнула Лилит. — Его не так-то просто разрушить, но это возможно. И… Если изначально я считала, что Бонни самая могущественная ведьма, то потом я встретила вашу мать, — она взглянула на младшего Майклсона, и его внутренние опасения начинали нарастать. — И теперь у меня один вопрос: насколько сильна эта Далия? — Этой сказке уже тысяча лет, — спокойно и холодно отметил Клаус, принимая это как неоспоримый факт. — Далия давно мертва. — Как и Эстер? — напомнила Лилит. Ей хотелось напомнить всем о Селесте, которую считали мертвой, о ведьмах, воскресших после завершения ритуала Жатвы. Ощущение было такое, словно Лилит стояла посреди переполненной народом комнаты, кричала во всю глотку, но никто не слышал. Ребекка, схватив полено, кинула его в костер, повторив так несколько раз. — Хватит дров, — произнес Клаус, лицо его стало нахмуренным, когда всплыла тема Далии. — Ты так спалишь всю чертову Луизиану. — Осталось только самое важное, — довольно отряхнула руки она. — Ну уж нет, — быстро сообразил Никлаус. — Да ладно тебе, Ник, — сказала Ребекка. Он повернул голову в ее сторону, пытаясь смерить сестру взглядом. — Элайджа, поддержи меня. — Мне кажется, Никлаус скорее пеплом подавится, — усмехнулся Элайджа. — О чем вы говорите? — поинтересовалась Лилит. — Мы записываем желания и сжигаем их на удачу, — пояснил Клаус. — Ни разу не загадывал себе новых врагов, но почему-то год за годом… — Сказал главный «плохой мальчик» в списке Санты, — закончил Элайджа. Ребекка бровями намекнула подруге. Клаус, внимательно следивший за этим, цокнул языком и закатил глаза, предвидя дальнейший исход. — Мой первый костер, — произнесла Лилит. — Мне нравится. Пишем. Каждый удалился от костра, чтобы записать свое желание на листке бумаги, даже Кай не остался в стороне от этого обряда. Закончив, они направились к огню, складывая пополам бумажки. Невидимо для глаз, пожелания быстро исчезли в огне, но в воздухе застыла надежда. Тут Лилит заметила движение слева, как Клаус опустился на одно колено. Она замерла в этот момент, пока ее ум работал на полную катушку. Это был трепетный момент: семья в сборе, враги притихли, и этот внезапный костер казался частью замысла, предшествующего предложению руки и сердца. Страх обошел стороной. Ее сердце в предвкушении пульсировало, а разум проигрывал варианты сценария: какое положение ей лучше принять? Определенно не лежачее. Может, положить руку на сердце и ахнуть? Нет… В конце концов, может, притвориться, будто не заметила его жеста и задумчиво поглядывать на пляшущие языки пламени? Клаус поднял голову и наклонил ее в сторону, вглядываясь в ее глаза, окутанные дымкой. Она казалась ему как будто дезориентированной, словно потеряла ориентацию в пространстве. Он встал с колена и протянул ей шариковую ручку, которая выпала у нее из кармана, а она на это не обратила внимания… И на этом все. Серьезно, на это было все, никаких намерений в этом жесте не было. Лилит продолжала на него смотреть, активно моргая, взяв ручку из его руки с желанием то ли ее проклинать, то ли зарядить ею в него. А может, и просто разрисовать ему лицо. — Эй, смотрите, что я нашла, — стремительно приближалась Ребекка, крутя в руках старинный фотоаппарат с моментальной печатью. — Интересно, работает? — Да чтоб тебя, — вздохнул Клаус, отворачиваясь и кладя руки на свои бедра. — Да ладно, давайте, — упрашивала она. — Ник, сможешь уместить нас в кадре? — Никлаус просто мастер по помещению родственников в ограниченные пространства, — прокомментировал Элайджа, вызвав у остальных легкую улыбку, кроме самого Никлауса. Он сощурил глазенки и взглянул укоризненно на своего брата, не оценивая его «лестный» комментарий. — Как же я рад, что меня оскорбил душевнобольной братец, — сказал Клаус. — Которого, кстати, пару дней назад я вытаскивал из пруда… Лилит поджала губы, чтобы сдержать смех, в то время как Ребекка внимательно рассматривала их всех, выгнув правую бровь. Очевидно, что что-то произошло, но прошло мимо нее. — Ах, сестрица, — заулыбался коварно Клаус. — Наш Элайджа теперь любитель коктейлей! — поднял он указательный палец вверх, кидая камушек в огород брата. — Он как-то упал на днях в пруд, крича, что это во благо нашей семьи, и его чуть не совратил лебедь. Лилит не смогла сдержать смех, но очень старалась замаскировать его под кашель. Элайджа Майклсон, оглядев семью, лишь покачал головой, как бы говоря, что считает их взрослыми людьми, которым не стоит тратить время на такие обсуждения. — Я предпочитаю свою личную жизнь не выставлять напоказ, — вставил свои пять копеек Элайджа, поправляя пиджак. Клаус несколько раз подряд поцокал языком. — Конечно, это ведь не хухры-мухры, — напомнил былые слова брата Никлаус. — Хватит уже, фоткай, — всунула Ребекка ему в руки фотоаппарат. Он протянул руку вверх, чтобы уместить в кадре всех, уже готовый сделать снимок, но Лилит остановила его. — Ты что там уселся? — спросила она. — Иди сюда. На диване, склонившись к кофейному столику, сидел Кай. Рядом с ним, на полу, стояли два ящика ингредиентов для коктейлей. Он заверил Ребекку, что приготовит для нее такой безалкогольный коктейль, что она всю оставшуюся жизнь ничего другого пить не будет. Паркер либо был поглощен процессом, либо были какие-то иные причины, но он не издал ни слова за все время. Однако поднял взгляд, когда семья встала впритык и улыбнулась, готовясь к снимку. Лилит еще раз его подозвала, но Малакай в ответ отмахнулся, опустив голову настолько, что не было видно его лица. Лилит взглянула на членов семьи Майклсон. На их лицах отразилось недовольство, они явно не одобряли ее инициативу и считали, что этот парень не должен быть в кадре. — Долго нам еще ждать? — спросил его Клаус. Ему хотелось скорее завершить съемку, но, возможно, он решил, что проще будет подчиниться воле Лилит. Кай помялся, но подошел, причем медленно, словно они могли передумать в любую секунду. Он встал чуть позади, между Лилит и Ребекой, с выражением озадаченности на лице. — На счет три, хорошо? — произнесла Лилит. — Раз, два, три, скажите «устити»! Послышался характерный щелчок, и все собрались вокруг Никлауса, чтобы внимательно рассмотреть фотографию. Аппарат выдал светлый снимок, который медленно начал проявляться. Этот кадр определенно стал любимым. Клаус стоял с серьезным выражением лица, на его плече покоилась рука Лилит, выглядывающей из-за его спины. Ребекка положила руки на свой живот, который хорошо просматривался на снимке, в то время как ее брат Элайджа стоял боком, прижимаясь к сестре с фирменной усмешкой. Кай, хоть и ощущал себя лишним, искренне улыбался в кадре. — Ну вот, если бы всегда было так, как сейчас, — сказала Ребекка, рассматривая фотографию. — Вы же понимаете, что ее надо сжечь, — с грустью произнес Клаус. — Ребекка, ты просила загадать желание, и я хотел бы, чтобы все было иначе, но все так, как есть. Нельзя, чтобы фотографию увидел кто-то еще. Ребекка подошла к брату, схватив снимок. Она взглянула на него, прежде чем бросить в огонь. С безысходностью они смотрели, как медленно исчезали их лица в пламени. — Есть план, — внезапно предложила Лилит. — По шкале от одного до десяти, насколько нам не понравится твой план? — с подозрением спросил Клаус, взглянув на нее. — Я думаю, на твердые восемьдесят пять.***
— Лилит, НЕТ! Оказавшись в кабинете в рекордные пару минут, Клаус едва не захлопнул дверь прямо перед ее носом. — Клаус, успокойся, будь так добр, — сдержанно проговорил Элайджа, сидя в кресле и убирая начатую книгу в сторону. — Ты напрасно пытаешься успокоить меня, брат. Я в ярости! — произнес он, размахивая руками, и в самом деле, он был в крайнем негодовании. — Наши родители воскресли, наши братья тоже вернулись в мир живых, а она!.. — указал он пальцем на Лилит, стоявшую у проема. — Да, все крайне плохо, но… — начал было старший Майклсон, но младший брат перебил его. — Все еще хуже, чем просто плохо, Элайджа, — прорычал он, хватая со стола наполненный граненый стакан, который не предназначался ему. — Я приму ее предложение и в подходящий момент разберусь с ней, — повторила Лилит слова, которые уже слышал Клаус, но не Элайджа. — Все получится, она отвлечется на заклинание и будет уязвима. Никлаус опрокинул стакан и со звоном поставил его на поднос с другими стаканами, которые подпрыгнули и синхронно звякнули. Боже, аж пальцы заныли, как бы он хотел встряхнуть ее. Он предпочел бы, чтобы ее энтузиазм направился в иную стезю. Например, на шоппинг, или на прогулки по кафе, а возможно, даже на поступление в университет. Как бы он ни говорил о том, что они — единая команда, у него, по-видимому, уже хроническое стремление обезопасить ее. Клаус порой представлял, как он помещает Лилит под хрустальный купол, защищая ее от всего мира, подобно красной розе из сказки «Красавица и Чудовище». Осознание того, что кто-то мог причинить ей боль и повредить ее нежные лепестки, разъедало его душу. — Нет, если убить ее, она просто обретет новое тело, — не поддержал Элайджа. — Так не дайте ей этого сделать. — Ты думаешь, если бы я знал, как это сделать, я бы не прикончил ее сотню лет назад? — мгновенно спросил Клаус. Не уставая выказывать все еще растущее возмущение, он широкими гневными шагами переходил из угла в угол. — Сотню лет назад у тебя не было девушки из Жатвы, — начала загибать пальцы на левой руке Лилит. — Главы клана Близнецов, трибрида и Кола Майклсона, который знает про Эстер все. Ее мягкое, но настойчивое напоминание вызвало у него очередной поток изощренных ругательств. — Ты сошла с ума! — прочистив горло, отозвался он, пытаясь улыбнуться, но крошечные ямочки тут же исчезли с его лица, как только она немного прищурилась, направив на него ледяные глаза. — Элайджа, это ты предложил, — взглянула она на него. — Ты сам сказал, что ей нужна победа, и если все сделаем правильно, то она ее достигнет. Эстер получит меня и надежду на то, что я приведу ей Ребекку. — А если ошибемся, ты лишишься своего тела, — сказал Элайджа. — Разве это так уж плохо? — спросила Лилит. — Ты сам был готов на это пойти. — Временная глупость, от которой ты мудро меня отговорила, — напомнил Элайджа. Гибрид смотрел на этих двоих, из которых его душевнобольной брат дал идею импульсивной Лилит. — Надеюсь, нам повезет и мы успеем остановить заклинание, — ответила она так легко, словно разговор шел не о ее безопасности, а о какой-то футболке, которую она больше не желала носить. — А если нет, ты получишь то, что хотела? Так? — посмотрел на нее Клаус. — Думаешь, я хочу отказаться от этого тела и способностей, которыми никто другой не обладает? — спросила Лилит, взглянув на братьев. — Да! — ответила она. — Именно так звучал бы мой ответ несколько дней назад, но не сегодня. И даже с этим я готова рискнуть. Поставить свое тело на кон, если это поможет нам избавиться от Эстер. Тринадцать оборотов Земли прошли, пока они молча смотрели друг на друга. Чаша весов склонялась в ее сторону, и он чувствовал это, осознавая, что она не спорила, но настаивала на своем. Ему оставалось только согласиться. Либо он поддержит ее, либо она будет действовать по-своему. — Тогда позволь мне объяснить, — сказал он, подходя к ней. Клаус наклонился к ее уху и четко произнес, делая акценты через слово, чтобы это клеймом закрепилось в ее памяти. — Если что-то пойдет не по плану… Твое самопожертвование не будет значить ничего, милая. НИЧЕГО. Холодок пробежал вдоль ее позвоночника, хотя она считала, что уже пора было овладеть иммунитетом к такому его тону. — Нам нужно найти подходящее тело и довериться Колу, — как можно бесстрастнее прервал возникшие вновь молчание старший Майклсон. — Элайджа, речь не о доверии, — сказала Лилит. — Просто нужен хороший аргумент. — Она права, — согласился Клаус. — Кол заботится только о себе. Нам просто нужно узнать его цену. С Колом действительно удалось договориться, вот только хитрец потребовал кое-что взамен, некий бриллиант Фоулинг, который якобы украли его братья в 1914 году. Никлаус отлично понимал, что братец замышляет что-то против него, но это он делал не одну сотню лет, и каждый раз у него это не получалось. Из этих доводов он отдал ему бриллиант и… Кол из белого дуба. Да, младшему Майклсону все поверили на слово, ведь он как минимум пообещал, да и получил все, что хотел, к тому же речь шла о его подруге Лилит. После обсуждения всех деталей плана и личной встречи Лилит с Эстер, день перетек в поздний вечер. Свечи бросали янтарные отсветы на деревья, окутывая их теплом. Эстер, возвышенно стоявшая на возвышении, вступила в ритуал. Из пылающего торфяного факела струилось зелье, словно жидкий амбр. Она замедлила свои движения, внимательно изучая результат, прежде чем внести последние штрихи. Женщина перевернула песочные часы, и, когда крупицы песка начали медленно оседать в нижней части, она положила на графитовую поверхность кол из белого дуба. — А он на черта здесь? — спросила Лилит. Крайнее замешательство, промелькнувшее в ее взгляде, заставило Эстер тотчас подсластить пилюлю. — По мере того как вы будете принимать мое предложение, я буду уничтожать ваши тела. Они вам все равно больше не нужны, — пояснила Эстер. — Начнем с чистого листа, — четко произнесла она. Лилит взглянула вопросительно на Кола, который стоял поблизости от своей матери и играл важную роль в их плане. — Мама, ты сказала, что кол нужен для защиты, — произнес обеспокоенный парень. — Да, но не для текущих оболочек, — ответила Эстер. — Мы так не договаривались, останови заклинание, — потребовала Лилит. — Оно уже действует, — пожала плечами она. — Я нацелила его в тот момент, когда перевернула часы. Несколько мерцаний, и Лилит взглянула на Эстер, как на Всевышнего. Она задавалась вопросом, куда ее отправят: в Ад или в Рай. — Мама! — гневные вибрации потрясли огонь. — Ты и этот предатель, остановите заклинание. — Ник, я об этом ничего не знал, клянусь! — поднял руки в знак капитуляции Кол. — Превосходно, — улыбнулась она. — Я рада, что вы снова сдружились… А я все гадала, чем ты занимался, когда пропадал, — посмотрела она на Кола. — Теперь знаю, — молвила она, словно оратор на древнеримской трибуне. Пальцы Лилит трепетно переплелись с его пальцами, периодически сжимая руку в волнении. Эстер осмотрела своих детей внимательным, изучающим, немного брезгливым и в то же время гордым взглядом. Однако, взглянув на сплетенные руки молодых людей, поняла, что Лилит обманула ее, ибо та утверждала, что хочет сбежать от Клауса и даже выражала благодарность за возвращение Гаррета и Эммы, поскольку так поняла, что желает иного существования. Эстер хмыкнула. — Останови чертово заклинание! — прокричал Клаус, и надбровные дуги сильнее проступили под его кожей. — Боюсь, это невозможно. — Все возможно, наложи его на меня! — сказал он. — Ты не принял предложение, когда имел возможность, — напомнила Эстер, ее лицо заметно омрачилось. — К сожалению, мне ничего не оставалось, кроме как договориться с Майклом. Враждебные и безжалостные слова матери ранили, душили, отравляли, истязали его душу, принося непередаваемую боль в сердце. Клаус четко зафиксировал каждую произнесенную ею букву в памяти. Все прежние слова матери о том, как она хотела защитить его, оказались лишь пустым звуком. Лилит почувствовала, как его рука соскользнула с ее пальцев. — Когда Финн и Кол пропали, мне понадобился новый союзник, — осведомила Эстер. — Все, чего он просил, это право убить тебя, — произнесла она, наблюдая, как сын беспомощно кружился на одном месте. — Кол, я бы попросила тебя принести оружие отцу, но, похоже, твоя преданность теперь под вопросом. Окружение сотряс враждебный горн. Средь поредевших деревьев начал гулять ветер, напоминая об утекающем времени. — Останови заклинание, Эстер!! — вновь вмешался Никлаус, своим непреклонным тоном заверяя мать. — Нет, — зацепилась Лилит за краешек его кофты, останавливая. — Не надо, я справлюсь, — заявила она. Клаус смотрел на нее, ставя мысленно на паузу этот момент. Лицо его, прежде свирепое, смягчилось. Конечно, она справится, куда ей теперь деваться. — Что? Снова руки зачесались? — насмешливо спросила Эстер. — Я уже выбрала ей тело в очень отдаленном месте. Правильно, не так ли? — она взглянула на Лилит. — Там, где мой сын больше не потревожит тебя. Последние частички песка в часах медленно сыпались на дно. Лилит бросила на них обреченный взгляд, но вздохнула полной грудью, убеждая себя, что сейчас не время унывать, а время сделать все возможное. — Давай! — крикнул Кол, и его брат молниеносно среагировал. Клаус оказался рядом с матерью. В его челюсти снова напряглась каждая мышца, а его тело сковала злость, когда он крепко сжал ее горло. Она издала хрип, и ее лицо покраснело от нехватки воздуха, в то время как его хватка становилась только крепче. Через мгновение, под давлением его пальцев, ее горло поддалось, ломаясь к чертям. Огненный вихрь вспыхнул ввысь, часы разлетелись на осколки, рассыпаясь по земле под звуки рокочущего порыва ветра. Тело матери, лишенное жизни, рухнуло на сырую землю, за ней упала и Лилит. Клаус направился к возлюбленной, осторожно поднимая ее. Он наклонил голову, пристально всматриваясь в поисках какого-либо знака, который сказал бы ему, что заклинание действительно сработало. Уже несколько часов Никлаус просиживал на высоком стуле, крутя в руке пустой стакан. Стрелки на часах перевалили за полночь. И, не в обиду Луи Армстронгу будет сказано, но Клаус не слышал его эпатажных текстов, без устали льющихся из колонок старого музыкального проигрывателя. Он целиком погрузился в себя, забыв, с какой целью находился здесь. Майклсон ощущал это горькое чувство, сродни скорби, которое заставляло что-то першить в горле и горчить на корне языка. Он отвлекался от этого ощущения так, как привык, топя тревогу за Лилит в янтарных жидкостях. Конечно, тревога смешивалась с бесконечно повторяющимися пластинками джаза и, изредка, Шуберта, или чем-то вроде этого. Радость за победу над матерью совсем не ощущалась, да и вечно повторяющееся имя Далии давило на оголенные нервы, а предстоящий визит отца наступал на горло. — Я знаю, что ты пришел за мной. Его голос выдвинулся на первый план среди звуков буйствующего саксофона и басистого пения Луи Армстронга. Гибрид поднял глаза со столешницы бара. — Она сбежала после нашей встречи, — изрек Энтони, прикладывая хлопковое полотенце к бокалу, который уже и без того сверкал. — Я рассчитывал на разговор или хотя бы на ее возвращение позднее, но она не появилась. Видимо, нам не суждено встретиться вновь. Лицо его, как заметил Клаус, было морщинистым и усталым, но синие глаза смотрели остро и пытливо. Лилит успела рассказать о нем и о том, что его тянет к ней во время полнолуния. С учетом имеющихся данных из дневника Эммы, легко было догадаться, что этот персонаж — Энтони из рода Блейк, ибо Лилит унаследовала ген оборотня от этого рода. Но все это померкло, ведь этот человек, подобно Анселю в свое время, мог быть осведомлен о ребенке. — Откуда такие выводы? — лениво приподнял брови гибрид. — Твое присутствие не обещает ничего хорошего, — ответил Энтони, отложив блестящий бокал в сторону. Взяв бутылку с крепким напитком, он налил содержимое в пустой бокал первородного. — Знаешь меня? — потешал свое самолюбие Майклсон, искривляя один уголок губ вверх. — Ты многие годы стремился к тому, чтобы увековечить свое имя, ведь твой отец угрожал стереть его из памяти всех, кто когда-либо был знаком с тобой. Поэтому да, весь город знаком со сказкой о зловещем Клаусе Майклсо… Напоминание о его отце немедленно обрушилось на него, словно сокрушительный удар под ребра. Ярость разбудила темную душу. Внезапно его длинные, перстнями увенчанные пальцы сомкнулись вокруг горла старика. — Что тебе известно? — изрек Клаус. — Почему Лилит никогда раньше не пересекалась с тобой? На похоронах Мари, Жака? — спрашивал он. Энтони уперся ребрами в барную стойку. — Тебя-нет-в-ее-воспоминаниях. — Мы с супругой не смогли справиться с родительской ответственностью, — тяжело произнес Энтони, преодолевая сдавленное горло. — Мои дети пришли в этот мир слишком рано, мы не были готовы и поэтому отдали их на воспитание своим родителям. Когда в нас пробудился родительский инстинкт, уже было слишком поздно. — Но у тебя было достаточно времени, чтобы войти в жизнь Лилит, — сказал Никлаус. — Я не был о ней в курсе, — продирался хриплый голос Энтони. В неверии гибрид рассмеялся. Ну как так, не знал? Она девять лет прожила в семье Мари и Жака. — Едрить вашу мать. Какого черта? — воскликнула Майя. Она подбежала к ним, по пути опрокинув стул. — Клаус! Отпусти его. — Старик слишком много знает, — заявил Майклсон, обращая свой взор исключительно на него. На покрытых испариной висках Энтони, обрамленных взъерошенными седыми волосами, уже проступали темно-фиолетовые узелки вен. — Дружище… — поспешно промолвил Энтони, пытаясь глотнуть столь необходимого организму кислорода. — Кроме того, что я ее дедушка, я ничего не знаю, клянусь. Майя совершенно не разбиралась в происходящем, спешно пытаясь отыскать телефон в своем переднике. — Дружище? — повторил Майклсон. — Он серьезно? — сдавил сильнее горло ему, на что получил испуганные крики девушки. — Да ладно, никто не будет скучать по этому старику, — не упускал возможности съязвить он, пытаясь ослабить натянутые нервы. — Я звоню Лилит! — пригрозила Майя, обнаруживая свой телефон. — Сейчас она вне зоны доступа, — оповестил он ее. — Да и она сама обрадовалась бы возможности избавиться от своего новенького родственника. Энтони остался безмолвным, лишь морщины на его лице отражали сложную, пронизанную горечью эмоцию. — Пусть говорит, что угодно, — вновь встряла Майя, голос ее дрожал, и она запиналась буквально через каждое слово. — Я уверена, что она бы так не поступила. Клаус наконец обратил на нее внимание, смотря холодными сентябрьскими глазами. Решение избавиться от нового родственника для безопасности дочери он поддержал. Вот только он не допустил бы, чтобы Лилит запятнала свои руки. — Ты не вправе лишать ее… — произнесла она, но затормозила, не понимая, куда впутан Энтони во всей этой ситуации. Но, когда она вернется домой и разложит все мысли по полочкам, ей не составит труда понять, что Энтони является родным дедушкой Лилит. — Я не… До полного подобия Зевсу, владыке молний, Никлаусу не хватало лишь этих самых гигантских, смертоносных молний. И если бы у него были эти молнии, он немедленно бросил бы первую из них в проигрыватель, продолжающий воспроизводить мелодии, а затем в Майю. Клаус отпустил старика, который, не удержавшись, рухнул на пол. — Живи в своем мире и не делай вид, будто разбираешься в нашем, — зло процедил Клаус, мгновенно оказавшись рядом с ней. И все же он покинул заведение, не воплотив задуманного. Возможно, его охватил страх, что впоследствии Лилит пожалеет о своих произнесенных словах в отношении Энтони. Она заслуживала беседы с ним, подобной той, что он вел с Анселем, желая узнать о своем родном отце. По возвращении в свою обитель, Никлаус воспринял известие о том, что его брат Финн каким-то необъяснимым образом смог ускользнуть, несмотря на то, что за ним присматривал Марсель. Спустившись по каменным ступеням, он осветил помещение небольшим светильником. Сияние заполнило комнату голубоватыми оттенками. Подойдя к Лилит, он убедился, что она еще не пробудилась. Его пальцы заботливо коснулись пряди ее волос. Тем не менее, он знал, что завтра днем она обязана прийти в сознание либо в своем теле, либо в теле девушки, которую они подготовили. Этой ночью он заснул с мыслью, что все будет хорошо.***
Протянув руки в открытое окно, он ощутил все прелести человеческой жизни. Глубокий вдох дал свежему утреннему воздуху проникнуть в самые глубины его существа. На улице витал запах свежести и земли, прогретой лучами солнца. — Сестрица, несомненно, давится от зависти, — произнес Кол, ощущая, как лучи солнца ласкают его кожу невидимыми прикосновениями. Возвратившись к делам, он разместил свои немногочисленные вещи на полках. Просторная комната, оформленная в светлых оттенках, вмещала в себя широкую кровать с помятой простыней и его излюбленный камин. Давненько Кол не был в своей комнате. — Обживаешься? — внезапно прозвучал голос брата. Кол приподнял уголки губ, прогуливаясь по своей комнате, погружаясь в океан ностальгии. Он уселся на кровать и погладил ее ладонями, снова заметив, что она была в полном беспорядке. — Так, а чего одеяло на полу и простыни помяты? — спросил Кол. — А как тебе самому кажется, почему простыни помяты? — спросил Никлаус, выделяя ямочки на своих щеках. — В этой комнате жила Лилит, — разъяснил он. — И недавно у нас произошло воссоединение. Здесь. Секундное замешательство Кола, а затем: — Да что же это за… Ну, знаете! — вскочил с кровати он, всячески демонстрируя отвращение. — И я на этом сидел! — перешел он на другой конец комнаты. — Ну, вы просто… Это уже переходит все границы… — Когда ты уже наконец повзрослеешь? — спросил Клаус — Я взрослый! — оскорбился он. — Но Лилит мне как***
Вампиры оставались на своих местах, медленно теряя рассудок от неудержимого чувства голода. Услышав звон колоколов на улице, Марсель вспомнил о предстоящем праздничном шествии, где сойдется множество людей и аромат их сладкой и желанной крови только прибавит безумия. Однако единственным источником пищи был именно Кол. Поэтому ему прежде всего следовало обеспечить убежище для него, а затем уже обратить внимание на своих вампиров. Добравшись до третьего этажа, он наконец нашел подходящее место в левом крыле и направился по коридору в поисках Малакая. Может быть, этот парень сможет как-то обезопасить Кола и выяснить, что происходит? Почему все члены этой семьи оказались без сознания? — Что ты здесь забыл? — спросил он, все еще не расставаясь с пачкой шкварок. — Клаус запретил посторонним заходить на третий этаж, а ты, несмотря на замок на двери, решил его сломать. Ц-ц-ц, — неодобрительно помотал головой Кай. — Почему он запретил? — в подозрении щурил глаза Марсель, но вместо ответа услышал крик. — Кай! Кай! Где ты, черт возьми! Из-за угла пред ними внезапно появилась Ребекка. Одной рукой она опиралась за стену, а другой держалась за живот. Остановившись перед ними, она старалась изобразить на лице самое непринужденное выражение, хотя сердце билось как чокнутое. Взгляд Марселя сначала скользнул по ее заплетенным волосам, а затем зацепился за длинную, нежно-голубую ночную рубашку, и… — Что ЭТО? — пошатнулся он. Марсель открывал рот и закрывал его. Он напрягал нос и слух, но нет, Ребекка не была человеком, она все еще вампир. Беременная вампирша? Но как такое, черт возьми, возможно? — Как это? Почему это? Что здесь происходит?? С чувством дискомфорта в нижней части тела Ребекка тяжело выдохнула, и ее живот на мгновение сжался. Мышцы живота и спины напряглись, а глаза резко расширились, когда она почувствовала поток воды между ног. — Ой-ой, — испуганно проговорила она. — Воды отошли. Было около пяти секунд шока и тишины, прежде чем парни взорвались. — Ты не готова, — отступал на несколько шагов Кай. — Мы не готовы. Ребенок сейчас не должен появиться на свет. Останови это. Они смотрели на нее, словно она вырастила на две головы. Марсель выглядел так, будто вот-вот упадет в обморок. Паркер был практически готов к бегству. — Ой! — воскликнула Ребекка, почувствовав первые схватки. — Кай, сделай что-нибудь! Она сжала губы в трубочку и выдыхала по чуть-чуть воздух, наблюдая за происходящей перед ней катастрофой. Кай споткнулся о собственные ноги, разбив при этом любимую вазу Элайджи, и рухнул на пол. Он лежал там несколько секунд, прежде чем быстро вскочил и выбежал из комнаты. — Нашел! — практически вскрикнул он, возвращаясь обратно со спортивной сумкой для родов. — Машина здесь. Она припаркована, — сообщил Марсель. — Нам срочно нужно отправляться в родильное отделение. — Где, черт возьми, сумка для родов? — рявкнул растерянно Малакай. — А??? Марселиус тупо посмотрел на сумку, которую держал в руках Кай. — Ты бесполезен, — с рычанием вырвал он сумку из его рук. — Пошли! Ребекка в замешательстве нахмурила лоб, когда увидела, что они практически полетели к двери, даже не взглянув в ее сторону. Проковыляв к двери, она заметила, как они спускались по лестнице, словно за ними гнался какой-то демон. — Подождите? ЧТО? — возмутилась Ребекка. — Они просто ушли без меня? Кто рожает ребенка? Марсель? Или Кай? Глупые придурки. Она устало потерла виски. Это был бардак… Полный бардак. Когда еще одна волна боли пронзила ее нижнюю часть живота, и она согнулась пополам, парни вернулись наверх. — Что за ерунда? Почему ты не с нами? — глупо спросил Кай. Она впилась взглядом в Марселя. На его лице было застенчивое выражение, и он быстро извинился. — Проклятье, — произнес Марсель. — Мы забыли о барьере. Рожать придется здесь, — уведомил он. Еще один приступ паники охватил их. — Будешь помогать с родами. — Нет, нет, нет, — отмахивался Кай, но его настойчиво потащили вперед. — Мы справимся. Все сохраняйте спокойствие, — произнес Марсель, будто сам недавно не устраивал панику. Его рука обвила ее талию, подхватывая ее на руки. Она, словно робкий пион, сцепила руки вокруг его шеи, когда они переступили порог ее комнаты. Марсель осторожно уложил ее на кровать и занял место по левую сторону от нее, крепко держа за руку. — Вы уверены? — спросил Кай, несущий с собой тазик с теплой водой и чистые полотенца. — Кому-кому, но мне детей лучше не доверять. После нескольких глубоких вдохов молчание окутало их, словно плотное покрывало, и в нем было слышно лишь тяжелое напряжение. Кай скромно поднял край ночной рубашки Ребекки и заглянул между ее ног, когда новая схватка снова охватила ее. Пронзительный крик разрывал воздух, словно бурный рев океана, волны которого несутся на берег. — Это нормально. Дыши. Дыши. Нужно дышать, — говорил он, склонившись к ее уху. Она почувствовала, как что-то прохладное коснулось ее лба, и вздохнула с облегчением. Это прикосновение казалось таким успокаивающим. Но боль вновь охватила ее, сильнее, чем прежде, исправив момент временного облегчения. — Дыши, Ребекка. Дыши, — повторил Марсель. — Я дышу! — закричала на него она, сжимая пальцы вокруг его руки. — Ой. Я вижу голову, — произнес Кай между ее ног. — На ней маленький пушок светлых волос. По крайней мере, она почти не лысая. — Кай, пожалуйста, — умоляла Ребекка. — Я, конечно, думал, что девушки будут меня умолять, но не в такой ситуации, — бормотал он, пряча голову между ее ног. — Заткнись, Кай! Иначе следующим, что вылетит из твоего рта, будут твои зубы, — прокричала Ребекка. И вновь она почувствовала теплое дыхание Марселя, когда он прошептал успокаивающие и поддерживающие слова. В тот момент она влюбилась в него заново. Но потом возненавидела его — когда боль вновь охватила ее, он попытался ободрить ее теми же словами: «Дыши, Ребекка. Тужься. Просто дыши. Это нормально». — Дышать? Просто дышать? — возмутилась она и раздавила его руку своей. — Хорошо-хорошо, — продолжал он. — Извини. Не дыши. Это нехорошо. Не дыши. «ЧТО? ЧТО?» — пронеслось в ее голове. Крик, вероятно, разнесся по всему этажу. Ребекка задыхалась от боли, но ее племянница все еще не выбралась на свет. Упертая. Она собиралась быть такой же упрямой, как ее родители. — Ааааууч, — взревела она, и через секунду послышались вопли. — Это девочка! — подтвердил Кай, держа на руках малыша. Крошечная и такая долгожданная девочка, которую можно было назвать Майклсон. Кто-то, кого вся семья одарит такой любовью и заботой. — Марсель, — выдохнула Ребекка, пытаясь найти его сквозь пелену слез. — Хочешь перерезать пуповину? В голове крылась тысяча вопросов, которые оставались без ответа. Но он лишь улыбнулся и подошел к Каю, чье лицо внезапно побледнело при упоминании о перерезании пуповины. — Что-то мне не хорошо… — сглотнул он. На ватных ногах Кай передал ребенка и упал без сознания на пол под смех. Марсель выглядел совершенно шокированным и растерянным, когда, следуя инструкциям Ребекки, перерезал пуповину, после чего положил ребенка ей на живот. Увидев племянницу, Ребекка поняла, что материнство — прекраснейшая вещь на земле. Вот только ей придется оторвать от сердца ребенка и стараться не переступать границы, ведь она была тетей, а не матерью. Но, несмотря на это, она была благодарна судьбе за возможность быть частью этого волшебного момента. Ребекка слабо заметила, как он оставил несколько поцелуев на ее лбу. Она встретила его взгляд. Минуту они просто смотрели друг на друга, словно утонув в глубинах. Марселиус просто был рядом, и это грело ее душу, но этот момент был прерван, когда посторонние звуки раздались за дверью ее комнаты. Теперь в доме было два источника пищи для вампиров: Кол и малышка Майклсон.***
Зрение приобрело четкость, словно кто-то наложил фильтр резкости для обработки фото. Перед ними была комната, подобна будке лесника с чучелами голов зверей на стенах. Вот только это темное место с глухими стенами создавало мрачную атмосферу. Майклсоны были как бы за пределами кадра. Чужие жизни не стояли на месте, а их застыла в одном монохромном кадре. — Дай угадаю, я злой и страшный серый волк, — озвучил Клаус. — Кол — хитрый лис, Элайджа — благородный олень, а ты, что ожидаемо, кабан! — улыбнулся он, встретившись взглядом с Финном. — Даже как-то чересчур очевидно. Зачем мы здесь? — спросил он, и, заметив, как его рот открылся для ответа, поспешил его опередить. — Сам угадаю! Это из-за мамы? Финн перевел взгляд на массивный вазоподобный сосуд, который под его взглядом мог бы рассыпаться в прах из хрустальных осколков и янтарных брызг. — Я не заставлял ее пить кровь и предавать все, что она считала важным. Это ее выбор. Клаус с Лилит приняли дополнительные меры предосторожности. Эстер не заметила, как выпила бокал вина, в котором была кровь вампира, и, когда очнулась, перед ней встал выбор: обращаться или нет. И какое разочарование ощутил Финн, когда она выбрала первое. — Дело не в матери, а в тебе, — с зашкаливающейся желчностью воскликнул Финн. — Ты должен почувствовать, каково это быть беспомощным. Так что я отниму у тебя то, что для тебя важнее всего — твой город, который ты так полюбил, — озвучил он, обведя взглядом всех братьев. — После заката, когда люди выйдут на улицы на праздничное шествие, мой барьер спадет, а Марсель и его голодные вампиры выберутся и омоют кварталы кровью. Полагаю, после этой резни сверхъестественному сообществу Нового Орлеана придется искать новый дом. — Послушай, — вздохнул тревожно Кол, подойдя к брату. — Мне на голод плевать, меня волнует то, что мое вполне человеческое тело лежит у ног голодных вампиров. У тебя борьба с ними, а не со мной. — Должен признаться, я бы с радостью развеял тебя по ветру, как платок, — произнес Клаус, злобно хмуря лоб. — Это будет честной расплатой за Лилит. — Как же я не понял! — ахнул Финн, — Лилит… Вы не знаете, где она, и то, что стоит между вами и ней, это этот эгоистичный болван, — посмотрел он на Кола. — Хм… Ладно, можешь наслаждаться смертной жизнью. Кол буквально растворился. Но ему не стало легче от этого, ведь быть запертым с голодными вампирами не предвещает ничего хорошего для выживания. Также и для Клауса. Его младший брат был единственным, кто знал, где может находиться Лилит. — Итак, о чем же мы будем говорить в ожидании наступления ночи? — улыбнулся Финн, усаживаясь в кресло. Элайджа и Клаус взглянули друг на друга, продолжая стоять, как два головореза. Все происходило не просто так. Финн знал, нет, он чувствовал, что его братья скрывали какой-то секрет и жаждал его разгадать. Поскольку Эстер определила желания Клауса, в которых его отец был главным среди них, но при первой возможности он избавился от него… То что-то еще стояло во главе его привязанностей, и это точно не его любимый город, ведь его вот-вот отберут, а он даже бровью не повел. Элайджа сощурился, присматриваясь к стенам комнаты. Не бездействуя, а трезво оценивая обстановку. Он анализировал окружение, мыслил без остановки и нашел, как ему казалось, единственное решение. — Магия образа — очень тонкое искусство, нужно быть невероятно точным, — произнес Элайджа. — Если выбрать неверный образ, магия, питающая эту комнату, уйдет, не так ли? — Уверяю, я выбрал правильный образ. — Все зависит от того, насколько хорошо охотник знает свою добычу, — подошел Элайджа к братьям. — Благородный олень — это не более, чем обман, как меня, так и всех остальных, — произнес он. — Будь я на самом деле благороден, я бы не стал скрывать от тебя ужасное деяние, которое я, как трус, позволил своей матери стереть из моих воспоминаний, — посмотрел он на Клауса. — Татию убил Я. Лицо Никлауса буквально застыло. Злоба за тысячелетнюю ложь расходилась волнами взъяренных колебаний, которые вот-вот накинутся на Элайджу, словно кусачие змеи. — Я безжалостно преследовал ее и насытился ее кровью, — признавался Элайджа. Он упал на колени перед сводным братом, признаваясь в убийстве их возлюбленной. Даже если бы брат никогда не простил его, молчать он не смог бы. Это случилось из-за него, и он готов был признать ошибку. — Это я отнял ее, а мать взяла вину на себя. Перед глазами картинка дрогнула, а с фасада полетели крупицы штукатурки. Это был удар ниже пояса. Ощущение, словно вылили ушат холодной воды. — Оказывается, мой брат еще более безнравственен, чем я, — вскинул подбородок Клаус. — Благородным оленем он уже не может быть. Он стал совсем иным зверем, крадущимся с ращелин, — проговорил он, взглянув на Финна. — И ты так же неверно изобразил меня, — указал он пальцем на чучело. — Потому что я способен на то, на что ты не рассчитывал, — сказал Клаус, положив руку на плечо Элайджи, сердце которого колотилось неистово. — Прощение. Финн в неверии раскрыл глаза, когда вся комната зарябила полосами, похожими на песчаных змей, а затем начала трещать. С полок падали декорации, а со стен — картины. — Ты же, Финн, веками оставался кабаном, и в этом и есть твой роковой огрех, — произнес он, пока комната содрогалась. — Ты не понял, что семейные узы гораздо важнее всего остального. Они выше мелочной ревности, они стирают древние распри и да! Они способны одному чудовищу помочь простить великие грехи другого. Мир вокруг стал таять скачками, когда пламя окутало всю комнату, пожирая все. До ушей донесся щебет птиц и суетливый гул улиц. Все осталось позади. Никто ничего не разгадал. Клаус медленно открыл глаза и встретил своим взглядом окружающую реальность. Замаячившая на горизонте победа все равно пахла ядреной пылью, хотелось, чтобы наступил рассвет, но нет. Рядом с ним не было ее. Лилит. Он взметнулся с земли и повернулся. Как по волшебному щелчку чьей-то невидимой руки, магический барьер был снят, а из дома вышли Кол и Давина, шепчась между собой и смеясь. — Кол… — произнес он, а после заругался еще нещаднее и отборнее. Он уже воображал, как схватит брата за горло, как тот будет барахтаться в хрипении. Стекленеющие глаза безумно рыскнут, пока не закатятся за веки. Вот только дальше воображение не дошло, перед его лицом промелькнуло нечто. Кол прошипел, на гладкой, слегка бледной коже заалел отчетливый след от ладони. — Лилит, — резюмировал Кол, ощупывая вспыхнувшую щеку. — Что, не ожидал? — спросила она. — Я тоже не ожидала, проснувшись в гробу! В закрытом гробу! — Я закрыл его от лишних глаз, — ответил Клаус, однако, увидев свою возлюбленную, его лицо растаяло в радостной улыбке. — Как давно ты вернулась? — Финн был прав тогда, — произнесла Лилит, игнорируя его вопрос. — Гроб для меня ты действительно подготовил. И как давно? В ее глазах не было ни капли мирной синевы. Они похожи были на грозу, которая вот-вот разразится. — Да, но я надеялся, что никогда не воспользуюсь им, — прозвучало словно вынужденное, скомканное оправдание. — В чем проблема? Куда мне твое тело еще было прятать? У всех на виду оставить? Между прочим, гроб сделан на заказ, — изрек он, наклоняясь к ней. — И… На обратной крышке гроба я вырезал сердечки, — прошептал только для нее. — Ты их видела? — Это меня должно успокоить?! — возмутилась Лилит. — Не видела я там ничего, сразу сломала крышку, — изрекла она, от чего звонкий звук упавшей его челюсти прозвенел. Как так сломала? Он потратил на сердечки более шестнадцати часов. — Да, я это сделала! Капризная роза созревала, стебель обрастал шипами, и ко всему этому приложил руку Кол, а разгребать придется Клаусу. — Кажется, я опоздал на твои похороны, — ухмыльнулся Кол. — О нет, я как раз вовремя, чтобы надрать тебе зад. Не по-человечески взбешенная, но старательно сдерживающая свои порывы. Например, влепить подонку еще одну увесистую пощечину. Лилит решительно подошла к нему. — Гхм, — прочистил горло Кол, отступая. — Твой юмор только гроб исправит. Ой… Ты же только что оттуда! — Ты запер меня в дурдоме с ведьмами! — прогремела Лилит. Алая полоса прорисовалась у ее носа, которую она поспешно убрала. Голова закружилась, ибо Лилит сняла сильный барьер с дома и теперь испытывала на себе последствия. — Ты… Как мышь, которая мучает кота в тех мультфильмах. Я думаю, ты именно тот, кого нужно наказать, — замогильным голосом выдала она. Когда Давина решилась вмешаться, Лилит, взмахнув рукой, перекрыла ей доступ к кислороду. — Я уже отомстил за тебя, любовь моя, — остановил ее Никлаус. Ее брови плыли к переносице, когда она обернулась, чтобы взглянуть на него. — Я не просила мстить за меня, — произнесла она. На лице Кола засияла самодовольная улыбка, словно говоря: «Вот видишь, весь ее гнев теперь переложится на тебя, ведь ты не сдержал обещание не трогать меня». Но, оценив происходящее с хладнокровием, она отвернулась с выражением вымученной полуулыбки и устремила взгляд на густые ветви деревьев. В это мгновение она действительно напоминала одинокую, умирающую половину разделенного тела. Лилит поспешила в дом, за ней метнулся Клаус. — Милая, — заговорил он, притормаживая, когда она уже оказалась в тупике коридора. — Ты не виновата в том, что Кол поступил таким образом. Он мстил нам, не тебе. Она стояла спиной к нему, словно стена, за которой ее мысли грузили сердце тяжелыми камнями. Злобно шикнув на неистребимого паразита, проникающего по лабиринтам ее разума, она настойчиво повторяла: «Не принимай близко к сердцу поступок друга». — У меня было все, чтобы вернуть его в мир живых, но я этого не сделала, — прозвучало из уст Лилит. — Поэтому его поступок заслуженный. Но просто. Если бы я не вернулась в свое тело, я бы не выбралась оттуда. — Как тебе удалось выбраться? — поинтересовался Клаус, тихо наступая на паркет. — У меня был план B и даже план C, — заявила Лилит. — Ты ведь знаешь, как работает алфавит? — Не язви, милая, — возразил Клаус. — Это черная магия так? Она повернулась к нему и инстинктивно сделала шаг назад, не ожидая, что он стоял так близко к ней. — Я привязала свою душу к телу, чтобы вернуться в него, — пояснила она, мысленно проклиная болтуна-Паркера. Гибрид сжал губы в тонкую линию, отчего скулы на его лице стали выразительнее. Он осмотрел ее руки в поисках клейма, но не нашел его. — Использовав черную магию? — еще раз переспросил он. Лилит выглянула из-за его спины, обратив внимание на странные звуки. — Впредь, это первый и последний раз, когда ты предпринимаешь самостоятельные действия за моей спиной. Ты меня слышишь? Я говорю, что больше ты… — Перестань болтать и послушай, — перебила она его. Глаза его вспыхнули, взглянув на непослушную девчонку, которая осмелилась его заткнуть, когда за его спиной раздалось странное попискивание. Все происходило словно во сне. Повернувшись, он увидел свою сестру, державшую ребенка, а рядом с ней стоял его старший брат. У Клауса возникло пылкое желание прикоснуться к невероятному чуду, чтобы физически убедиться в реальности всего происходящего. И, когда ему вручили ребенка, все подтвердилось. На лице новоиспеченного отца мелькала целая гамма эмоций от шока до зашкаливающего восторга. Никлаус повернулся к Лилит так, чтобы прижать между ними ребенка, и прислонился к ее лбу, блаженно прикрыв утомленные веки. Сдерживая слезы умиления, Лилит жадно всматривалась в каждую черточку крошечного личика. — Она так похожа на свою маму, — произнесла Ребекка, улыбаясь. — Возможно, Бог и правда существует, — нежно шепнула Лилит и коротко рассмеялась, когда очаровательная малышка что-то закряхтела ей в ответ. — У нее чертята в глазах пляшут, — заявил Клаус, выглядя заоблачно счастливым. Непривычно другим… — Это она унаследовала от меня. — Как мы назовем ее? — поинтересовался Элайджа, и Лилит внезапно озадаченно взглянула на ребенка. У нее был список имен, но теперь, глядя на дочь, казалось, что ни одно из них не подходило. Никлаус заметил взгляд Лилит и молча кивнул. — Элайджа уже давно дал ей имя, — заявил Клаус, переводя взгляд на брата. — Хоуп. Не размыкая глаз, словно слепой котенок, малютка выдала папе хмыкающий, утвердительный звук. — Хоуп, — повторила изумленная Лилит, расплываясь в улыбке вместе с остальными. — Хоуп Майклсон. — Хоуп, — прозвучало имя из уст отца, его взгляд устремился к возлюбленной. — Хоуп Мари Майклсон, — добавил он. — В честь женщины, которая тебя вырастила. С трудом сглатывая, Лилит закрыла веки, из-под которых мгновенно потекли капли слез. Никлаус наклонился ближе к ней, с выражением благоговейного трепета, полной благодарности и коснулся губами девичьих губ. Ребекка поддержала подругу, обняв ее, на что та прошептала «спасибо тебе». С особой лаской и гордостью Никлаус качал дочь на руках. Невероятно мощное чувство рождалось в сердцах к этому крошечному кряхтящему кулечку. Любовь. Край пеленки спал с плеча Хоуп, открыв взор на удлиненный, диагональный, заживший порез. Дичайший ужас сдавил сердце. — Мы подумали, что она получила этот шрам, когда была еще в твоем животе, — поспешила сказать Ребекка. — Когда убили тебя. Лилит посмотрела на Клауса, прижимаясь к ним. В их взгляде звучало единство мыслей: ребенок, только что родившийся, уже носил на себе шрам судьбы. Они надеялись, что это единственный шрам в ее жизни. Вот только как можно привести в мир новую жизнь, зная о существовании монстров, поджидающих за углом? — Я видела вашу сестру, — произнесла Лилит. — Фрею. Она жива.