Язва

Нечаев откинул запыленное покрывало и плюхнулся на кровать, матрас которой мгновенно заскрипел под тяжестью человеческого тела. — Почему щебетари были спрятаны? И при чем здесь ты? — очевидные вопросы дались ему нелегко. Он едва поспевал укладывать в голове весь прошлый пиздец, а здесь ему предлагали поковыряться в грязном белье самого шефа. По крайней мере, ХРАЗ представил это именно так. — Я вам все сказал, майор, — отрезал он холодным, отрезвляющим голосом, что сильно контрастировало с тем ласковым тоном, каким он лепетал минут пятнадцать назад. — Либо вы слушаете, либо нет. Но мне нужен ваш ответ, поскольку во время проигрывания аудиозаписей я буду недоступен. — В смысле? Какого это хрена? То есть ты выключишься? — Нет. Я просто не буду отвечать вам на вопросы касательно записей, пока вы не прослушаете их до конца. — А ты не офигел ли часом, перчатка? Сперва разрешения спрашиваешь, а потом нахуй посылаешь, — П-3 такое поведение не понравилось. Кажется, это был вообще первый случай за его практику, когда им нагло командовал искусственный интеллект. И нужно ведь было поддержать авторитет: — Сделаешь, как я скажу. — Единственное, о чем я прошу вас в данной ситуации, товарищ майор, так это проявить ко мне хоть чуточку уважения. В противном случае я сделаю лишь одно: сломаю все щебетари до единого. Что выбираете? Сергей ушам своим не поверил. Вот это номер: совсем недавно они, вроде как, неплохо поговорили, а сейчас ему в ультимативной форме приказывали. Да что не так с этой сраной перчаткой? После мучительных раздумий желание выяснить откровенную правду оказалось сильнее нежелания подчиняться. Вместо лишних слов, означавших бы поражение в дискуссии, П-3 всего-то недовольно фыркнул. Однако они с ХРАЗом друг друга поняли: — Устраивайтесь поудобнее, майор, — он будто бы вздохнул, раскрывая первые часы. Терпеливо — как и всегда — он дождался, пока Нечаев улегся на кровать с ногами, скрестив лодыжки, а правую руку смиренно опустил на грудь, и лишь после включил первую запись: [Сеченов] Ну что, мой друг, освоился? — Дмитрий Сергеевич вещал по обыкновению мягко, успокаивающе, и Сергею сразу стало комфортнее на душе. [Захаров] Говоришь так, будто я здесь впервые, — ответил глуховатый голос, и на фоне раздался звук защелки портфеля. — Эх… Обожаю это место. [Сеченов] Свежий воздух? [Захаров] Пожалуй. И отсутствие твоего присутствия на постоянной основе, — прозвучало саркастично, но без злобы. [Сеченов] Поверить не могу, что ты это сказал, — произнес он с шутливой досадой. Почему-то Сергей представил, как шеф театрально всплеснул руками. — Мы с тобой боролись с чумой, поднимали с колен Предприятие, шли рука об руку с академической скамьи, а ты… [Захаров] А нечего было предлагать мне становиться полимерной соплей, Дима! «Хранитель знаний» — название по сути неплохое, но аббревиатура… ХРАЗ. Как тебе эта ерундистика пришла в голову? У Нечаева сердце замерло на мгновение, а дыхание перехватило напрочь. «Дима» — никогда прежде он не слышал, чтобы Сеченова называли так. Он уставился на перчатку, но та спокойно держала щебетари, будто завороженная. [Сеченов] Это, вообще-то, твои инициалы. [Захаров] Отвратительно вдвойне. То есть ты изначально планировал меня туда запихнуть? Чтобы что? Чтобы я болтался на твоей руке? Тебе было бы комфортно меня там ощущать или как? — издевательский тон зашкаливал, последняя фраза была намеренно выделена голосом так, чтобы в ней ощущался подтекст. Ситуация обретала нотки отчетливой неприязни, и становилось очевидно: одна неверная реплика, и начнется скандал. «ХРАЗ, — проговорил Нечаев мысленно. — Харитон Радеонович Захаров. Ебаный вареник!» Это что, получается, ХРАЗ — … Да нет, хуйня какая-то. Наверняка он просто неправильно понял и нужно разобраться. [Сеченов] Боже ты мой, я всего лишь предложил, а ты сразу в штыки, — соскочил академик в свойственной ему безобидной манере. — Язва ты, Харитон. Прободная. [Захаров] Не сибирская, и на том спасибо, — удовлетворенный смешок. [Сеченов] Ладно тебе, не будем. Нам еще вместе с тобой творить историю и удивлять мир. Кстати, чуть не забыл. Зинаида, как ты и подозревал, выразила намедни крайнее недовольство твоим присутствием здесь. [Захаров] Ну кто же виноват, что ее возраст не позволяет ей столь оперативно добежать до твоего кабинета и оставить заявление на бронь. Сеченов негромко ухмыльнулся, однако его веселье быстро сменилось тягостным вздохом. [Сеченов] Трудно винить ее в перепадах настроения. Она полгода как дочь потеряла, все никак не может себе места найти. Да и ты, к слову, уже не молод. [Захаров] Мы ровесники, если мне не изменяет память. А память мне не изменяет никогда. Разница лишь в том, что ты себе время от времени морщины полимером разглаживаешь. Или Михаэлю пересаживаешь, не знаю. А то он в последние месяцы выглядит потрепанней обычного. Щебетарь замолчал, и пускай диалог Захарова и Сеченова закончился на хорошей ноте, Нечаеву было не до смеха. Ему хотелось взорваться, разлетевшись на множество кусочков. Или наоборот, убежать куда подальше, чтобы ничего больше не слышать и ни о чем не знать. Он не ожидал услышать такую правду здесь и сейчас, практически на первых секундах записи. В груди защемило, возникло жгучее, почти невыносимое желание треснуть по перчатке кулаком, сдавить провода до хруста и заставить, сука, заставить говорить! Раз он врал ему все это время — они с Сеченовым оба врали! Или нет? Или да? Или кто-то один? Выходит, никаких «лингвистических ошибок» тоже с роду не было, были лишь случайные оговорки. Ебануться! Эмоции пробирали до трясучки, и, видимо, отныне не способны были подавиться никакими технологиями. Злость — вот то, как Нечаев привык справляться со стрессом за неимением альтернатив, точнее, его так приучили за последние годы. Ноздри раздулись, челюсть напряглась, а кровь в жилах словно бы кипела в неистовстве. Однако каким-то великим чудом вместо грубой силы у Сергея получилось процедить сквозь крепко сцепленные зубы: — Включай дальше. — Товарищ ма… — Включай, я сказал, — он не мог кричать: слишком сильно ему перекосило от недовольства лицо. — Иначе эти говорящие хуевины сломаю я лично. Вместе с тобой, пиздабол. Почуял ведь, говнюк полимерный, что Нечаев взвинчен до предела и может долбануть прямо по звезде. Поэтому даже пререкаться не стал. [Захаров] Опять ковырялся у парнишки в голове? Хлопнула входная дверь, раздались приближающиеся шаги. [Сеченов] И тебе здравствуй. Это не парнишка, Харитон, а агент «Плутоний». Он человек позитивный, легко идет на контакт и умеет разрядить обстановку, но не забывай, что он, прежде всего, солдат. Хотя у меня самого к нему родительские чувства. Сергею стало не по себе. То ли ревностно, то ли просто неприятно. Он считал Сеченова своей семьей, своим героем и спасителем, а теперь слушал о том, что у Дмитрия Сергеевича, похоже, имелся целый арсенал «сынков». И где же тогда, блять, этот самый позитивный «Плутоний», пока Нечаев тут жопу рвет за всех? [Захаров] Только поступаешь ты с ним не шибко по-отечески, Дим. Так же как и с «Блесной». Уж извини за честность, но ты меня знаешь. Да я просто был в шоке, когда ты мне вчера рассказал. Только к утру все в голове улеглось. [Сеченов] Я чудом спас ее, Харитон, разве ты не понимаешь? [Захаров] Очевидно, что нет. Ее сознание находится глубоко внутри, оно подавлено. Вместо этого ты навязал ей бесконечную и безропотную верность. Я тебе не указываю, это твои агенты, но я все же считаю, людей надо уметь отпускать. А Зинаида? Она ведь уверена, что ее дочь мертва. Как это расценивать? [Сеченов] Как милосердие. Я обеспечил ей бессрочную жизнь, — академик говорил сдержанно, и ни капли сомнения не возникало в том, насколько сильно он верил в каждое произносимое слово. — Зинаиде знать не нужно, а вернее сказать — нельзя. Она станет задавать вопросы, ответить на которые я не смогу, и вынесет сор из избы. [Захаров] Ты дал ей жизнь, которую она не просила. Со мной ты собирался поступить так же милосердно? Чтобы я стал твоей левой рукой? Может быть, правой? Я надеюсь, ты не планировал делать этой рукой всякие непристойные вещи, иначе я совсем перестану улавливать ход твоих идей. Они опять спорили без криков и злости, и Нечаев подумал, что это какой-то сюрреализм: так рационально говорить о совершенно диких вещах. Видимо, они и правда настолько давно были знакомы, что лишний раз повышать голос не было нужды. [Сеченов] Умоляю, не начинай. И к чему эта похоть? Ты сам не раз говорил о цифровизации человеческого сознания. Твоего в том числе. [Захаров] Верно. Но я говорил о создании копии всей информации, которую хранит головной мозг. Это не одно и то же. А похоть к тому, что я знаю тебя и помню, как ты в университете ухлестывал за балеринами, а они тебе вечно отказывали. Только в эти модели даже палец не сунешь — их замкнет с концами, о чем ты прекрасно осведомлен, поэтому я без понятия, как уж ты будешь выходить из положения. Скажи только, «Плутония» ждет такая же участь? Теперь-то майору стало известно, откуда взялись эти две дылды и какую из фантазий шефа они удовлетворяли. Впрочем, он совсем не удивился: каждому при виде близняшек было ясно, что они находились при Сеченове не просто так. Правда, оставались еще некоторые вопросы по технической части, о которых зарекся Захаров, но Сергей даже не хотел искать на них ответы. [Сеченов] Я надеюсь, повторная имплантация нейрополимера исключит подобный исход и приступов больше не случится, но результат будет виден спустя время. Правда, я не знаю, как дальше. Ему запрещены сильные стрессы и подавленные состояния, иначе ситуация с огромной долей вероятности повторится. Похоже, придется сажать на препараты или придумывать что-нибудь еще. И твоя к нему эмпатия меня настораживает. Ты обычно на всех смотришь свысока и индифферентно. Погоди, а не связано ли это случаем с твоей… [Захаров] Нет, — ответил вдруг резко, грубовато, отчасти испуганно. А боялся он всего одного слова, ставящего на нем позорное несмываемое клеймо. — Я дал обещание, что это никуда не выйдет и ни в коем случае не скажется на работе. Об этом только ты в курсе. [Сеченов] Хорошо. А то смотри, за такое из партии выгоняют, — его голос стал хищным, лисьим. Нет, волчьим. Готовым вцепиться в уязвимую глотку и разорвать в клочья. Но Захаров не был уязвим. Он замолчал, после чего хрипло посмеялся в кулак. [Захаров] Если бы партия знала все твои грешки, Дим, все обернулось бы куда печальнее. Не так, конечно, как в Викторианской Англии, но… сам понимаешь. Хорошего мало, а приятного — и того меньше. Боюсь, мы все здесь испорчены до предела. [Сеченов] Ты прав, Харитон, чертовски прав. Послышался щелчок дверного замка — Нечаев рефлекторно дернулся, обернувшись на дверь спальни, но сейчас она была открыта, а тогда — заперта. [Захаров] Как и всегда, — выдохнул напряженно. — Убери, пожалуйста, руки с моих плеч. У меня работы навалом. Нечаев обомлел. Он слышал, как руки Сеченова водили по чужой рубашке с характерным шелестом и не заметил, в какой момент ему стало нехорошо. Когда именно его щеки залились румянцем. Он, возможно, и вел себя порой «по-детски наивно», как выразился ХРАЗ, но ребенком отнюдь не был. И он отдавал себе отчет, что происходило на записи, как бы сильно ему ни хотелось ошибиться в сделанных выводах. Сердце забилось чаще, разгоняя кровь по растерянному, смущенному телу. Но почему-то это не вызывало в нем отвращения, даже наоборот, какой-то странный интерес, сравнимый с тем, когда юноша впервые открывает развратный журнал, прячась от остальных глаз в чулане или на чердаке. Какого вообще хуя? [Сеченов] Мы все испорчены, — бархатный шепот пробирал до мурашек. — А еще я успешно провел тяжелейшую операцию и теперь хочу отдохнуть. Думаю, тебе тоже не повредит. Роботы никогда не заменят человека в некоторых вещах, но боевые навыки «Блесны» я не мог потерять. А все остальное — так, дополнительные опции. Нечаева бросило в жар, дыхание оборвалось. Он представить не мог, что голос шефа так соблазнительно и авторитетно звучит при некоторых обстоятельствах, даже если говорит отнюдь не привлекательные слова. Равно как глубокое дыхание Захарова разбегалось по сознанию крошечными вспышками, которые затем устремились в низ живота. И не успел П-3 отследить эту реакцию, испугаться и постыдиться ее, как вновь раздался голос: [Захаров] Дим… — прокашлялся он и сглотнул. — Не надо делать это только из жалости ко мне. Я принял свою проблему и вытекающее из нее одиночество, так что… Лязг пряжки ремня, а за ним — звук, с которым у профессора выпала ручка и укатилась на пол. Но никто не торопился ее поднимать. [Захаров] Дима… — практически стон. Запись неожиданно прервалась. Что-то громко треснуло, возникла искра, и Сергей шарахнулся, вылупившись на перчатку. — Сломался, — выпалил ХРАЗ ненавистно, после чего швырнул расколотый на две части щебетарь в проход между кухней и комнатой. Нечаев не знал, как реагировать. И он также не имел понятия, как ему впредь относиться к Сеченову. Вообще ко всему. Он только и мог, что молчать, охуевая так сильно, что величина его ступора не измерялась привычными единицами. Зато до него наконец дошло: его завела эта блядская откровенная сцена. Завела так, как ни одни журналы на свете. Пиздец. Это был удар ниже пояса — в прямом смысле. Хотя чего он мог в принципе ожидать после двух с лишним лет жизни, где самым интимным моментом было подержать собственный хер в руках. Но все равно! Это пиздец. — ХРАЗ, — обратился наконец он, закусывая губу. Ему стало душновато. — Дальше. Потом. Потом он об этом обязательно подумает со всеми вытекающими последствиями, времени будет навалом. Его ведь учили переключаться, концентрируясь на важных задачах. Вот и сейчас важной задачей было дослушать до конца, раз он начал. — Выполняю, товарищ майор. [Захаров] Что вы все повадились ко мне бегать? Я сюда заселялся с мозгами собраться, а не нервы потрепать. Подобных мероприятий мне на работе хватает. Там Зинаида не стоит на пороге случайно? Чтобы опять сказать мне, что я неправильно поливаю ее ненаглядные цветы. [Штокхаузен] Кто это «вы все», товарищ Захаров? — распинался немец. — Не доктор ли Филатова часом? У меня есть для нее приватное сообщение. Очень срочное. [Захаров] Вы — это вы конкретно, Михаэль, и ваш раздражающий акцент, от которого сводит тройничный нерв. А ваша драгоценная Филатова, — произнося ее фамилию, он спародировал Штока так комично и правдоподобно, что невозможно было не улыбнуться, — она и подавно тут не появлялась. [Штокхаузен] Что ж… Тогда передайте ей, если увидите, что я ее искал, — он, очевидно, обиделся, но старался не подавать виду. Хотя импульсивность в голосе выдавала его с потрохами. [Захаров] Уверен, она и так об этом знает. В противном случае, вам бы не составило труда ее найти. Поэтому лучше бегите быстрее к товарищу Сеченову, доложите ему, какой я хам, и покончим на этом. [Штокхаузен] Знаете что? [Захаров] Не знаю, — ответил до тошноты спокойно, бросая вызов. Это была та самая последняя капля масла, подлитая в немецкий огонь Захаровым лично: [Штокхаузен] Наверное, вам и правда больше пошло бы быть роботом, нежели человеком. Auf wiedersehen, товарищ Захаров! Несчастная входная дверь громко хлопнула, откуда-то с криком спрыгнула кошка. Зато потом в комнате возникли еще шаги, на сей раз частые и легкие. [Филатова] Спасибо вам огромное, профессор. [Захаров] Пожалуйста, Лариса. Но больше так не делай без предупреждения. [Филатова] Обещаю. Я правда не знала, куда пойти. Я неделю от него отделаться не могу, он постоянно придумывает липовые аргументы и бегает за мной повсюду. То тайное послание от Сеченова, то его личный вопрос ко мне как к врачу… Сил нет. [Захаров] Михаэль неплохой человек, хотя его суетливость и навязчивость порой докучают. [Филатова] Порой? По-моему, всегда, — хихикнула она, потом подозвала на «кс-кс» кошку и, скорее всего, присела на корточки, чтобы ее погладить. — А о чем это он говорил? Про вас и про робота? [Захаров] Думаю, этот вопрос лучше задать академику Сеченову лично, — протянул он с фальшивой легкостью и так же фальшиво прыснул: — Шучу. Ничего особенного, не забивай голову. — [Захаров] Ты запретил мне доступ в Нептун? Какого черта? Мой пропуск не сработал сегодня. [Сеченов] Понимаешь ли… — протяжный вздох напитался недовольством. Как уже было сказано: Сеченову не нравились неудобные вопросы. — Мы отобрали группы добровольцев. В экспериментах «Коллектива 2.0» примет участие много юношей, я переживаю за твою стабильность. [Захаров] Ничего получше не мог придумать? Не доверяешь мне — так скажи в лицо. И это при том, что я ни разу тебя не предал, имея кучу возможностей и зная то, что явно не следует. [Сеченов] Опять ты меня обижаешь. Я тоже располагаю не самой лучшей информацией в отношении тебя, Харитон, но я даже не подумаю ее использовать. Ведь мы давние друзья. [Захаров] Не ври, что тебе нужны друзья, Дима! Тебе нужны прислужники. Вот теперь в голосах обоих появилась неприязнь. — [Захаров] Я никого против тебя не настраиваю, у тебя паранойя! [Сеченов] Да неужели? Почему я тогда собираю косые взгляды половины работников Предприятия?! [Захаров] Может, потому что у них появляются вопросы к «Коллективу 2.0»? Раневский больше не в силах выращивать в полимерном бульоне скотину, а потом перемалывать ее в труху, у него крыша едет. В подсобных помещениях творится черт знает что, ты туда вообще заглядываешь? А ты зайди, полюбуйся, в какие позы инженеры ставят роботов. Твои балерины так и подавно не смогут. Зинаида ушла, потому что не простит тебе смерти «Блесны» и того, как холодно ты стал ко всем относиться. Никто не утрачивал к тебе доверие, Дима, ты сам его растерял. [Сеченов] Я хочу сделать людей счастливее, а мир — лучше. Ты не можешь меня за это упрекать! [Захаров] Ты один? Как будто бы я этого не хочу. [Сеченов] Не цепляйся к словам, Харитон. [Захаров] Да куда уж там цепляться, когда твой лучший друг списывает тебя со счетов. [Сеченов] Я до последнего не хотел доводить до крайностей, видит бог, но мне пришлось. Потому что ты тормозишь процесс, чего я от тебя совсем не ожидал! [Захаров] Чем я его торможу? Тем, что не согласился стать такой же игрушкой, как Левая и Правая? — ответа не последовало, хотя его ждали. Тогда профессор разошелся: — Или тем, что не поддакиваю тебе в последнее время, видя, какие средства ты выбираешь для достижения цели? Тебе мало простых человеческих признания и уважения. С каких это пор ты стал таким жадным до контроля? Все дело ведь в нем, не так ли? В доминировании, во власти. Причем именно в извращенной власти, Дима, потому что тебя раньше постоянно девчонки отшивали. То из-за прыщей, то из-за роста, а потом шутили за углом, что ты скорострел. Зато теперь тебе абсолютно все равно. Ты и балерин контролируешь по-своему, и мне пару раз… Проехали, сам знаешь. «Роботы никогда не заменят человека в некоторых вещах». А Штокхаузен? Какова его карьерная лестница? Он-то подчиняться любит и умеет делать это искусно, притворяясь, что ему правда интересно заглядывать тебе в рот. Поэтому он теперь знает все твои планы, даже те, которые касаются меня? Про «Плутония» и говорить не стану. Ты бы его еще на цепь посадил, кость дал да по головке гладил. [Сеченов] Следи за языком, Харитон, — произнес он тихо, с явной угрозой, которую мог запросто осуществить. — Я многое тебе прощаю, но у всего есть предел. Сергея напугали его слова. То, как они прозвучали. Но еще больше его ужаснуло все остальное в их разговоре. Один только Захаров не отступал: [Захаров] А не то что? Знаешь, с меня хватит! Я бы с тобой на край света пошел, как в старые добрые, во всем бы тебя поддержал, если бы не видел, как самые близкие люди для тебя превратились в игрушки. Второй щебетарь тоже исчерпал себя. Замолчал, после чего оказался сломан и отложен на кровать. Остался последний. И Нечаеву было особенно тревожно его слушать. Он знал конец этой истории, а потому сомневался, желает ли получить подробности. — Не волнуйтесь, товарищ майор, — сказал вдруг ХРАЗ утешительно, раскрывая умные часы. Снова вовремя, снова нужные слова, которые помогли. — Сделанного не воротишь. И нет смысла чрезмерно скорбеть о том, чего никак нельзя изменить. — Тогда включай. [Захаров] Говорит профессор Харитон Захаров. Дмитрий Сергеевич Сеченов написал мне сегодня с приказом срочно явиться в комплекс «Вавилов», — голос звучал твердо, однако был бесчувственным, совсем пустым, и вещал монотонно. На заднем фоне надрывно мяукала кошка. — Мое присутствие там, а также намерение прийти не должны быть афишированы. Я не осведомлен о планах Дмитрия Сергеевича и о причинах, по которым меня вызывают в комплекс, однако у меня дурное предчувствие, пускай я в такое не верю. И Муся что-то нервная как никогда. Ладно. По приходе обязательно перепрячу щебетари, от греха подальше. Нет, лучше вообще уничтожу. Задумка не оправдала себя: никаких фактов касательно оборотной стороны «Коллектива 2.0» или прочих сомнительных проектов академика Сеченова зафиксировать не удалось, один лишь личный компромат и неловкие моменты. Видимо, я правда начинаю сдавать позиции. Поговорю как-нибудь с Зинаидой, обязательно расскажу ей о судьбе ее дочери. Конец записи. Аудиофайлы закончились, тишина повисла в заброшенном доме, но Сергей по-прежнему валялся в шоке, не в состоянии и звука из себя выдавить. ХРАЗ по понятным причинам не дергал его, давая необходимое время, но времени этого вряд ли было достаточно. Ебануться и не встать. «Меньше знаешь — крепче спишь», — мудрость, воспользоваться которой Нечаеву не хватило мозгов. Честное слово, лучше бы послушал ХРАЗа и двинулся за Петровым. И мало того, что сон как рукой сняло, так еще мозг вот-вот взорвется, аж голова разболелась. Это ведь… Ебучие пироги, по-другому не скажешь!