Истории, рассказанные Совёнком. Легенда о храбрости

Бесконечное лето. 5. Истории "Совёнка". Легенда о храбрости. (23 Июня 1987 года, пионерлагерь "Совёнок", 15:30) После обеда Семёну не повезло: он подошёл к Славе с просьбой рассказать о причинах сбора, однако Славя лишь улыбнулась, и сумела отговориться. А потом его поймала Ольга Дмитриевна и отправила на помощь к кибернетикам. Только Семён хотел расстроиться, как вожатая добавила, что они будут не роботов строить, а менять там в клубе крышу. Мол, протекает, надо бы починить, да и раз голова прошла (спасибо Виоле), надо бы поработать. Настроение сразу же подскочило, провести вечер за грубой работой в пацанском обществе? Почему бы и нет? Тем более, за это их серьёзно потом отблагодарят. Можно и поменять крышу парням, свои же в конце концов. Надо помочь. Взяли у Слави ключ от склада, пошли, вытащили тележку, напихали туда инструмента и досок, хоп — а Анатолий её в одиночку и потащил. Схватил оглобли, поднатужился — скрипнула телега, и поехала. Это уж потом подсчитали, что всякого добра туда сложено было без малого — двести кило. А Толяну хоть бы хны. Тянет себе и тянет, ещё посвистывает. Приехали — надо разгрузить. Разгрузили — за работу, родные мои, ужин вас ждать не будет! А Ольга Дмитриевна ясно сказала: пока не почините — на ужин не являйтесь и спать не ложитесь. И обещала надзирателя прислать, чтоб за усердием и количеством работяг следил. Ну, ладно. Не явимся и спать не будем. За работу, эть, два, взяли! Обед был в три, ужин будет в восемь; пять часов у нас есть. Работаем, парни, работаем, под этакую мать! "А хитрО Оля у нас придумала: не хочет, чтобы я что-то про собрание сёк. Интересно, а как она узнала? Не иначе, Славя разболтала. Н-да, не ожидал, не ожидал … от идеальной пионерки-то. Ну, ничего, Семка — прорвёмся!" — с такими мыслями Семён подавал доски и прочее-прочее наверх Толяну и Шурику. Присылали восемь работников — осталось пятеро. Семён снизу подаёт, Анатолий с Шуриком наверху ловко молотками орудуют, Андрей подробно зарисовывает во всех деталях, помогает, чем попросят, Электроник — он рассчёты умные делает, чтоб легче работалось, ну,и иногда некоторые вещички таскает, до которых остальные не дотягиваются. Работа кипит. Бывает, местами поменяются: Семён заместо Шурика на крышу лезет, там Толяну помогает. Андрей становится на подачу, Электроник тоже иногда залезает к пацанам на верх, или сам, или вместо кого. В общем, дело спорится, хорошо идёт, быстро; руками шук-шук, молотками стук-стук — гнилые доски сняли. Теперь новые положить. А уж тут задачка посложнее: доски-то были здоровые, тяжёлые, в одиночку такие не потягаешь. Нужен второй номер. Да время уж — полседьмого. Приуныли наши ребята: не успеть никак им до ужина. А есть хочется. Очень. А Семёну ещё на собрание как-то попасть надо, а у него ещё даже план не готов. А времени всё меньше. По счастью, мимо сам директор проходил. Спросил, в чём дело, выслушал ответ, дескать, так и так, крышу меняем. Нахмурился, брови сдвинул, однако ничего не сказал, только рукой махнул. Скрылся за поворотом. А через десять минут слышат наши пятеро друзей топот ног, как будто бежит кто-то, точнее, много кого-то бежит. Повернули головы — бац, дак это ж пионеры! Ну, кому тут ещё быть-то. Да, пионеры и пионерки разных возрастов, разных комплекций: кто с долотом, кто с молотком, кто ни с чем, подбежали, встали молча, стоят, смотрят на наших, с места не двигаются. Тут Семён как гаркнул: -Филиппов, становись на подачу! Ты, Манишкин, полезай давай на крышу, не свались с лестницы! Куцевалова, Грицай — Андрею помогите! Ребята, работаем, мы в долгу не останемся! -И-эх! — вдруг зычно крикнул Анатолий, и ударил себя кулаком в грудь, свесился вниз, посмотреть, чего это вдруг народ так притих. Естественно, увидев толпу ребят, молча стоящих у крыльца, и во все глаза на него глядящих, Анатолий страшно разозлился: -Т-э-э-эк, а ну, едрить мадрить налево направо, чего встали, аки пеньки? Э? Тэк, ну ка, раз два — за работу, под такую мать! -За-ра-бо-ту! — взревели вдруг пионеры, и бросились … работать. А что ещё им делать оставалось? И на зло всем планам и прогнозам, на зло всему миру — дело теперь не пошло, полетело. Понеслось, даже. Как коза по ипподрому. На удивление, работали пионеры невероятно чётко и слаженно. Без лишних слов, движений, ссор: пятеро героев ими руководили. И опять: чётко и слаженно. Семён, по сути, осуществлял общее руководство. И вот, час с небольшим работы — и готово, крыша — как новенькая. Доски закрепили, шифер положили, рогожей прикрыли — кибернетики сияют, прямо, обнять и расцеловать готовы всех и каждого, кто помог. Подходят, по очереди трясут руки, приглашают в гости, Электроник обещает поляну накрыть — заходите, ребята, места всем хватит! Только к ужину вспомнили, что пора бы в столовку зайти, поесть, перекусить тяжёлой работы, и направились туда всей гурьбой. Один Семён вздохнул, и пошёл отдельно, через площадь: он не любил шумных компаний. Сегодня он работал без отдыха четыре часа. Да ещё плюс остальные приключения: водка у Виолы; машина, которая не приехала; занятия с Мику. Требовался отдых, хотя и идти через площадь было до столовки дольше. Зато, здесь можно было встретить Лену, самую тихую пионерку смены. Она очень любила читать и по вечерам сидела здесь на площади на скамейке с книжкой. Для Семёна она персонажем была очень загадочным. И дело тут не только в её скрытности и тихом характере: она и вправду никогда не обижалась, сидела себе тихо в уголке, не поднимая шума, её редко было заметить. Самая главная её странность — цвет волос: фиолетовый. Да, и вправду, природный цвет волос у неё был фиолетовый. Вот уж чего Семён не мог понять, так этого! На все вопросы Лена отвечала только "Да" или "Нет", смущалась, как только на неё смотрели дольше пяти секунд, правда, иногда ссорилась с Алисой, и вот тут можно было увидеть настоящего зверя: Лена мгновенно выходила из себя, и иногда возьмёшь, да и засомневаешься: коль дойдёт дело до драки, то кто победит? Учитывая и то, что рыжая Алиса весь лагерь под собой держит, и не было ещё такого смельчака, который осмелился бы ей поперёк слова встать. Но стоило Лене хоть чуть-чуть разозлиться, как уже становилось страшно просто находиться рядом. Впрочем, это происходило нечасто. Семён вышел на площадь и остановился, вдохнул медленно носом аромат цветущих лип на аллее, медленно двинулся к памятнику Генды. Есть, впрочем-то, не хотелось, он знал: если захочется кушать — беги к Андрею и Анатолию, у них всегда найдётся еда. Хотелось подольше отдохнуть, подольше побыть здесь, в этом лагере, на этой площади. Хотелось просто отбросить повседневную жизнь, забыть о проблемах и задачах, короче говоря, послать куда подальше все заботы и просто млеть, лёжа на кровати или на травке. Лежать, и смотреть в облака, смотреть, как они плывут мимо, какую форму приобретают — это же так интересно! Семён искренне жалел, что не может стать маленьким лёгким облачком и парить в небе вместе с облаками побольше. А так ведь хотелось … "Затянуться бы сейчас, братцы, ох, как хорошо было бы — да и гуляй оно всё, мля, болотами!" — Семён присел на скамейку, мечтательно посмотрел вдаль. Лены на площади не было, видимо, как и все ужинает. Ничего, до конца ужина ещё десять минут, за это время Семён успел бы дойти до столовой, съесть две порции, и вернуться обратно. Он так и собирался сделать, и уже встал, как вдруг, услышал странный звук, слабый такой, но слышимый. Семён напрягся — звук снова повторился. Было похоже на дрожащий вздох. Как будто кто-то пытался вздохнуть, но что-то застряло у него в горле, и он пытается вздохом это что-то протолкнуть, но выходит не особо, и поэтому он вздыхает снова и снова, пытаясь всё-таки протолкнуть застрявшее что-то в себя. Семён улыбнулся: небось, какой-нибудь пионер не наелся запеканкой, спёр из столовки булки, а кефира взять забыл, вот и жрёт теперь в сухомятку, только вот плохая это идея: булки и без того сухие, так теперь ещё и запить нечем. Семён сдержал смешок, пошёл дальше по площади, и уже было снова задумался о тайне бытия, как вдруг совершенно ясно услышал всхлип. В том, что это всхлип, сомневаться не приходилось: это был именно он, такой жалостливый и тихий, тонкий, как будто бы хотелось заплакать, но, то ли не получалось, то ли не было возможности; так и сидела неизвестная (в том, что это была она, Семён был уверен: парни так не плачут. Они либо не плачут вовсе, либо стонут и скулят), всхлипывала, голос дрожал, а не плакала. А, по видимому, очень хотелось. "Что же такого случилось, что пионерки плакать стали ни с того ни с сего, это же райское место! Пацаны здесь спокойные вроде бы, девчонки не злые, вожатые тоже. Ушиблась?" Не сдерживалась бы тогда. Или" - Семён гадать не привык. Он вообще человек такой, что мимо чужой беды не проходит. А уж если девушка плачет при нём, то Семён потом начнёт себя обвинять в том, что недостаточно быстро подошёл к ней узнать о причине слёз. А подходил он всегда. Этот случай — не исключение. Семён кошкой перемахнул через скамейку, направился на источник звука. Найти его не составило труда: под деревом спиной к нему сидела пионерка. И плакала: плечи её дрожали. Нет, не плакала: пыталась не плакать. И было понятно, что даётся ей это с огромным трудом. Стойкая. И красивая. Даже о спины красивая: такая стройная, плечи такие ровные, а худенькая — аки весенний грач. Не хочет казаться слабачкой. Но что такого с ней случилось, что она так страдает? Аж вся дрожит, трясётся, как в лихорадке. У Семёна сжалось сердце: "Бедняжка! Как можно? Что ж такое-то творится? Какими надо быть людьми, чтоб это существо так убивалось? Как они посмели?! Что за черти?! Нельзя так обходиться с девушкой, тем более — с таким ангелом!" — думал он, обходя её спереди, чтоб не испугалась его появления. Сейчас он подойдёт, успокоит её, обнимет, узнает причину, поможет с ней разобраться, доведёт до домика … потом у них будет какой-нибудь романтИк, потом они начнут переписку, а потом … хотя, потом не произойдёт. Даже романтИка не будет: завтра последний день смены. Завтра они уедут в райцентр, в Вышки, а оттуда по домам. Не сбыться его мечтам, ох и не сбыться. Вот, наконец, Семён может подошёл к ней … и его кулаки сами собой сжались, зубы яростно скрипнули: да это же Мику! Мику, точно Мику! Её волосы — голубые волосы! Её чёрные чулки! Это она! Это её миниатюрная головка, её тонкие пальчики, её знакомые голубые хвостики! Те самые, которые имеют длину аж до колен, которые отливают серебром, но при этом — они свои, не крашеные! Те самые её острые коленочки! Точно она! Хацунэ Мику — и никто другой! Семён подошёл к дереву, присел рядом, тронул девушку за плечо: -Мик? … — осторожно спросил он у неё. Она не подняла взгляд, лишь перестала хныкать, и тихонько заплакала, закрывая лицо руками. Семён терпеливо ждал ответа. Прошло около минуты. Он теперь придвинулся поближе. -Мик, Мику, что случилось? Что произошло, кто тебя обидел? — как умел выспрашивал Семён, чувствуя, что стоит ему услышать имя — и этот человек пожалеет, что на белый свет родился. Нет, сейчас он был спокоен, вполне; но так же, как спокоен, он мог быть и зол. Неожиданно Мику выпрямилась и посмотрела ему в лицо. И внутри Семёна вдруг что-то лопнуло, оборвалось, упало вниз на желудок, больно его придавило, потом направилось обратно вверх … Семён понял: это что-то крупное. Очень крупное, плохое, больное. Это, небось, целая трагедия, если не драма. Не могла же Мику с одного синяка заплакать … Её милое небольшое круглое личико было всё красное от слёз, которые промочили ей даже галстук и ворот рубашки, и грозились сделать тоже самое с юбкой. Глаза были не просто красными — малиновыми, а в них плескалось бесконечное море обиды, отчаяния и ощущения полной безнадёжности и безысходности. В довершение всех этих неприятных перечислений — на правой щеке у неё отчётливо виднелся огромный синяк, нет, не так: синячище. Белый, но огромный: след удара боковым. Вид у неё был максимально жалостливый. -С … Семён? … — еле выдавила Мику, плотно сжимая губы, чтобы сдержаться, и не реветь в голос, и снова отвернулась, подрагивая. -Мику, расскажи мне, что с тобой такое? Кто тебя ударил? — увидев синяк, Семён резко растерял остатки самообладания, ярость и злоба вскипели в нём разом: как! Кто посмел?! У кого хватило смелости поднять руку на неё?! Что это был за мерзавец?! Какой отряд?! Ну, держись, неизвестный обидчик, зря ты это сделал, жить тебе осталось, ох, как недолго … Сам Семён в это время обнял её за плечи, придвинулся ещё ближе, а она сама дальше прижалась к нему сама, но плакать не переставала. Семён, мягко сказать, оторопел: он не ожидал такого поворота, девушки никогда не были такими … такими с ним. За последние несколько лет самый близкий контакт с противоположным полом у него ограничился максимум — десятью минутами разговора. А тут та, которую он едва знает, да такие откровения … -Мик, ну ты чего? Ну, успокойся, всё же хорошо, я рядом, я тебя в обиду не дам … — зашептал он так нежно и так успокаивающе, как только был способен — Что, хоть, случилось-то, а? -К-кулон … -Что кулон? — участливо продолжал расспрашивать Семён. Потеряла, небось, или отобрали … -М-мой … к-к-кулон … — Мику отняла руки, и теперь, обняв Семёна, плакала ему в рубашку. -Какой кулон, Мику? Что с ним случилось? — он вновь начал закипать. Мику хотела, было, говорить, но не смогла и разревелась прямо в голос, всё так же Семёну в рубашку. Он же, осторожно гладил её по голубым мягким волосам, успокаивая. Прошло минут пять, она, наконец, выплакалась, и теперь сидела, просто смотря в землю стеклянными глазами. -Мик … — Семён осторожно взял её за руку, тихо продолжил — Так что, всё-таки случилось? Что там с кулоном? А то я что-то ни черта не разобрал — и снова придвинулся поближе. Она осталась на месте, только равнодушно ответила: -Кулон, бриллиантовая реликвия клана Хацунэ, мамин подарок на пятилетие. Они его забрали. Забрали, и не хотят отдавать … — похоже, Мику снова заплакала, и снова обняла Семёна. -Кто? Кто это сделал? Только покажи на него — и ему уже никто не поможет! — басом взревел Семён, вновь мгновенно растеряв равновесие. -Второй отряд. Марат и его компания. Как мне теперь ехать домой???!!! Как мне маме в глаза посмотреть???!!! — и дальше была целая истерика. Полчаса спустя Семён рысцой бежал к столовке. Мику отошла быстро, видно, слёзы кончились. Семён довёл её до домика, напоил водичкой, уложил на кровать и пошёл добывать кулон обратно. По счастью, Лена, соседка Мику, оказалась тоже в домике, и обещала за ней присмотреть. Семён, уходя, поклялся, что вернёт кулон любой ценой. Мику же, конечно, умоляла его "Не драться с мальчиками". Семён лишь промолчал, только кивнул, мол, хорошо, бросил: "Я уже сейчас вернусь", и вышел. Вдох-выдох — и вот он бежит к столовке, отчаянно, правда, не вслух, матеря Марата и всю его братию так, что будь его слова пули — надвое бы разорвали. Сейчас его противниками с минуты на минуту должны были стать пацаны из второго отряда под "началом" Марата Калинина, гопники, ворюги и хулиганы; ходили всегда группой, не имея численного преимущества в драку не лезли (если имели — то лезли первыми и проявляли чудеса жестокости), а чуть что — прятались за широкой спиной "начальника", Марата, который и был в своей ватаге самой значимой, сильной, и, если можно вообще так сказать — яркой фигурой. Марат Калинин, "предводитель" отряда малолетних преступников, драчун, хулиган, вымогатель, шантажист — но, в отличие от своей команды — не трус, далеко не трус. Если любой его "боец" в случае опасности сразу давал задний, то Марат от опасностей и драк никогда не бегал. Для него бой — значит бой, кровь — значит будет кровь. Да, ворует; да, малолеток обирает, но если уж попадает в передрягу, то стоит до последнего, кто бы ему в противники не попался; хотя, даже в нём есть что-то человеческое: он никогда не поднимает на слабых руку. Приходилось ему и с Анатолием драться, дважды Марат принимал его вызов. И дважды был жестоко избит: хоть он и гиревик (гирька 15 кг к него в руках как пушинка летала), хоть и на бокс он ходил, и на улице дрался, и мышцы у него о-го-го какие были, у Анатолия они всё-таки были побольше — это раз. В боксе у Анатолия опыта было тоже больше — это два. И три — Анатолий тоже на улицах дрался. Так что, доставалось Марату очень даже, и серьёзно доставалось, но никогда он от драки не сбегал. Тогда, когда с Толяном у него первая стычка была, вздохнул, и встал в стойку. Вот таким был Марат Калинин. И именно с ним и его людьми придётся сейчас драться Семёну. Направлялся Семён к столовке, так как компания его противников ошивалась возле продсклада, резалась там в карты, делила "трофеи", мерилась силами друг с другом — в общем, паслась там. По любому, всех членов банды там не будет, а если и будет, то, как только ляжет Марат, побегут и все остальные. Так что — задача: вырубить Марата, и забрать у него кулон. Всё вроде просто, вот только он точно будет не один, и это уже нехорошо. Ну, и ладно, можно попробовать, а отступать — права нет. Ужин уже давно должен был закончиться, а возле дверей столовки стояла небольшая толпичка, и на повышенных тонах что-то обсуждала. Всего там было человек тридцать, и стоял порядочный гомон, но Семён прошёл мимо них, не останавливаясь: сейчас у него была другая цель, и это собрание его ничуть не интересовало. Конечно, надо будет узнать, что это тут за дискуссия развернулась и чем народ недоволен оказался. Но не сейчас. В другой раз. Как и предполагалось, Марат с компанией сидели на брёвнах и что-то рассматривали. Всего их было четверо. Семён стиснул зубы: это старая гвардия, они-то за начальника влетят, если что. Слышится разговор: -Е-мае, эт чё, рЕалли брюллик, пацаны? ЕхАй, Маратка, харош-харош … — один белобрысый гопник одобрительно похлопал Марата по плечу, тот сморщился, но смолчал, что-то рассматривал в руках, а остальные, рассевшись на кортах кружком, в открытую пялились, вытягивая удивлённые рожи. -Здорово, парни! — Семён вышел из-за угла: руки в карманах и презрительная ухмылка на лице. Неспеша, он направился к четвёрке. Марат сидел на бревне, обернулся: -Ну, привет — и вернулся к созерцанию как раз того самого бриллиантового кулона Мику в виде кленового листа. Красивая штучка, глаз привлекает, грабителям вроде Марата — самое то. Вот только, окромя грабителей есть и родная милиция … -Здравствуй — ответил на приветствие второй гопник. -О, дарова! — обрадовался третий. -АУЕ — поздоровался четвёртый и отвернулся. Все четверо Семёна практически игнорировали. Сокровище-то важнее. -Короче, пацаны, я чё зашёл-то … -Да ты не жмись, брат, садись, говори, тут свои же все, чё как не родной-то — неожиданно пригласил Марат, подвинулся на бревне, указал на освободившееся место — Вот, присаживайся. -Да ни, пацаны, я до вас так это, на минутку забежал, ща уж дальше побегу. Я у вас тут одну вещицу забрать хотел, вы уж не взыщите, не вам она принадлежит … а мне её хозяин заказал. Так что, попрошу вернуть на место. Кстати, она у вас в руках, вещица эта … -Я уж понял — усмехнулся Марат и посмотрел Семёну в глаза — И кому же она принадлежит? -Да тут такое дело, Маратец …, - Семён как будто бы замялся – хозяин неизвестным остаться пожелал. Так что, прошу на бочку, а то с меня голову снимут. Могут и с тебя заодно снять. Извини, брат Марат, верни её сейчас, пока дело последствиями не обернулось. -Угу, вернуть, значит, угу … Вот скажи мне, друг: а ты не ох.ел часом? А ну пошёл на х.й, блемашь болотная — и жёстче добавил — А не то я те, бл.ть, такой распиз.ошник устрою — век на жопу не сядешь. Свободен. -Маратец, а можно без наездов?— поразился Семён. -Нах.й пошёл, я те сказал. Так и себе усвой и своему заказчику передай, двадцать раз повторять не буду. Всё, давай, пиз.уй нах.ер, на первый раз прощаю, поэл? И это — Марат угрожающе показал кулак — Пикни кому, ска, слово — я тя ваще урою на х.й, поэл, бля? Не отвечай, разрешаю. Вали отсюда, пока руки-ноги целы — И отвернулся, продолжил рассматривать кулон. -Ну, зачем же так, уважаемый? Я ж … -Ты, мля, инвалид по слуху?! У тя уши не слышат?! — вдруг резко вскочил один из хулиганов, белобрысый Колька Щипач, вор и любитель маленьких обижать (на старших или сильных он косо посмотреть боялся) — Тебе бугор ясным сказал: гуляй отсюда, чмошник, чё, глухой? Или бугра нашего не признаёшь?! А?! Не признаёшь, да?! Ну, давай-давай, чё ты там, на бугра, мля, чё ты там, сцуко, на Марата, знач, да? … -Слышь, рот закрыл — Семён сунул ему кулак в лицо, чуть не коснувшись кончика носа — Я не с тобой говорю — и к Марату — Ну, чё, Маратик, значит, не отдашь, таки … -Ты тупой? — Марат снова повернулся к нему — Или где? Ты, бля, поймёшь, если я те ща встану и въе.у, бля? — он отвернулся к своим — Пацаны, барыга реаль как увидит брюллик, бля, ах.еет … полтинник точно есть, может штука даже, а ... -Маратец, значит так, братан: у тебя пять секунд, дальше я тебе впахаю и кулон заберу, время пошло — Семён говорил это тихо, но он опять растерял всё спокойствие, помня слёзы Мику. Если Марат и вправду не отдаст … Секунда. Две. Три. Шуршит одежда, гопники медленно-премедленно встают, так же начинает самонаденно поворачиваться, не поднимаясь, Марат: -Я не по … — и не договаривает: Семён вдруг хватает его за уши, резко выворачивает лицом на себя и больно бьёт коленом в нос, берёт за волосы, не давая опомниться, добавляет боковым с правой в ухо, и заканчивает левой в подбородок, попутно разжимая пальцы. Марат со стоном отлетает где-то на метр, падает на землю, не встаёт, зажимая нос рукой, видна кровь. "Ну, понеслась" — успел подумать Семён, разворачиваясь в стойку налево, в сторону Кольки, который уже очухался от такой неожиданности: -Слышь, ты, падла, мл … А-а-а!!! Сука, мля! Сука, мля! — родной боковой в челюсть заставил его замолчать, свалиться на траву, и выть от боли. "Минус два" — Семён засёк движение справа: это те двое оставшихся уже были в шаге от него. Один оказался быстрее другого, сделал выпад, метя в скулу, Семён поставил близкий блок и одним ударом в левый глаз отправил его вслед за Колькой и Маратом. Он взвизгнул и повалился на землю. -Вальни его, Кагор! — выкрикнул он, но встать не смог. "Минус третий" — отметил Семён и остался ещё один, который легко коснулся его уха пальцами, и тут же Семён пропустил удар коленом, загнулся, но не растерялся, схватил его за руки, упёрся головой ему в живот и кинул через себя. "Есть" — Семён воспользовался ситуацией, подбежал к Марату, схватил валяющийся рядом кулон, и хотел бежать, развернулся — и вдруг почувствовал резкий удар, живот скрутило невыносимой болью, отскочил на шаг: перед глазами мелькнуло перекошенное лицо Кольки. -Чё ты, ска, мля, а … о-хо, гха … — Колька упал, захватал ртом воздух, задыхаясь: кулак Семёна врезался ему под дых. "Любит он поговорить". -Венька, врежь ему! — еле поднимаясь, прохрипел Кагор. Боковым зрением Семён заметил Веньку, того самого, которому подбил глаз. Он бежал на него, дико вращая глазами, и бешено брызгая слюной, не глядя, размахивал кулаками. Семён спокойно сгруппировался и ждал нападения. Кулак, описав дугу, был уже готов приземлиться Семёну на голову, но тот ловко перехватил его, вывернул, поставил подножку, и Венька, кувырнувшись в воздухе, тяжело шлёпнулся на землю. Семён выдохнул. Меньше минуты — и четверо соперников валяются. Круто. Очень даже. Не все так могут. Его это радовало: умение постоять за себя не лишнее. Ну, всё, вернёмся домой, можно будет перед пацанами понтоваться: вот, мол, смотрите, учитесь … Что-то мелькнуло справа, раздался короткий рык, и Семён, даже не успев пошевелиться, получил костодробный удар в висок. В глазах всё вмиг перемешалось, земля вылетела из под ног, а голову пронзила невыносимая боль. Падая, подумал: "Марат?" И успел перевернуться на спину, не на бок, чтоб кулон не раздавить. Приземлился на лопатки, больно ударившись об какие-то камни. И тут же что-то сверху на него навалилось, бесцеремонно сдавило руки: не пошевелиться. И новый удар, только уже сильнее, в челюсть. Вернулось зрение: Марат. -Сука, бл.ть, попался! Ща я те позвоночник, бл.ть, выдергаю и в задницу затолкаю — хищно прошипел он, занося руку, снова сжимая кулак. Семён приготовился, сжался внутренне … Раз! Лязгнули зубы; на траву, на лежащие рядом камни брызнула кровь. Семён даже не мог вздохнуть: Марат сидел у него на груди. Во рту появился солоноватый привкус, Семён отвернул голову, сплюнул: густая кровавая слюна. Увидел, как поднимается медленно Кагор, отряхивается Колька и уже идёт к ним Венька. "Иэх, а так всё хорошо начиналось …" — усмехнулся про себя Семён. Сейчас-то его так отмудохают — что мама не горюй. За всё он получит, за каждое сказанное слово, за каждый нанесённый удар. И не будет ему спасения, если уж только не сжалятся над ним за храбрость, хотя не сжалятся: вон Марат какой злющий. А они за ним, как хвост за лисицей. Даже и слова против не скажут. Так что, смерть тебе, Семён, это точно. Отобьют все печёнки, и заодно кулон заберут, так оно и будет. Эх, а обидно-то как … Мику же пообещал вернуть, выходит, обещание не выполнил? Не хорошо, ой, как не хорошо … -Ну, сцуко — радостно потирает кулаки Колька, гаденько улыбаясь. Марат делает ещё удар, снова заносит руку. -Вот тебе и пиз.ец! — ухмыльнулся он, разминая пальцы. "Вот и пиз.ец … " — но ровно в тот момент, когда надежда на победу и чудесное спасение угасла, когда Семён уже готовился получить в нос и геройски погибнуть в неравном бою, отдав Мику воздушный поцелуй на прощание, словно гром раздался высокий, полный ненависти и ярости такой знакомый голос, от которого Марат и его злодеи вздрогнули и застыли на секунду на месте, поражённые внезапностью. Тихо стало. Перестали дышать люди. Затихли их сердца, прекратили биение. Перестал ветер, и не качались более деревья. И только слух резал застывший в воздухе этот голос, этот зов, этот громовой гневный призыв: -Толян, наших бьют!