Истории, рассказанные Совёнком. Легенда о храбрости

(01 июля, 1987 года, пионерлагерь "Совëнок", 01:40) -Пацаны-ы! Пацаны-ы-ы! — Орал Тоха,— Пацаны, работаем! Рабо-отаем! Всех! Всех, нах.й! Всех зае.ашить! Всех, каждую сволочь зае.ашить! — Ревел он басом. -Доктора сюда, быстро, бл.ть! — Закричал Андрей, кидаясь к Марату: тот сидел на голой земле, опершись на стену склада, положа руку на рану, но рука рану не закрывала, а лишь безвольно лежала у него на колене. Марат был без сознания. -Твою мать! — Ругнулся Андрей, осматривая его ранение: левый бок был прострелен каким-то крупным калибром, явно не автоматом: белая рубашка Марата (он один сохранял свою прежнюю пионерскую форму и "афганку" не носил) была вмята прямо туда, в живое, прямо в его плоть. Раненый бок обильно кровоточил. -Едрить, блин! — Он мгновенно через голову снял рубашку и майку, и попытался майкой прикрыть, закрыть, нейтрализовать ранение — бесполезно. Майка начала намокать. Намокать от крови. -Виолу сюда, быстрее! — Крикнул, холодея, Андрей, предчувствуя беду. Как только пошла самая, так сказать, "жара", Семëн, не теряя ни секунды, бросился к складу, но едва он подбежал к забору — прошлась по нему длинная очередь, оставляя в досках сквозные дыры. Семëн бросился на землю: не хватало ещë шальную словить! Судя по звукам, доносящимся со двора склада, там уже шёл форменный1 рукопашный бой с применением огнестрельного оружия, и Семëн так и горел желанием помочь нашим, однако по его расчëтам за этой частью забора находился тыл противника. Так что, если он туда через изгородь перемахнëт и будет замечен — встретят его две-три, а то и четыре винтовки, это точно. А на четыре ствола выскакивать — такое себе занятие, и Семëн это прекрасно понимал. И боялся. Боялся, что стрелять по нему будут, что зацепить его могут, не приведи Господь — ранить, а главное — могут и убить, ведь в такой страшной перестрелке пулю получить — как "здрасьте" сказать. И не важно: прицельно или ненароком. Но сидеть и ничего не делать Семëн тоже не мог: совесть давила. Вот только что же ему сделать, что бы ему такого предпринять чтобы нашим помочь — он пока не знал. Вдруг справа шум раздался, стукнули ботинки по земле — этот звук Семëну хорошо знаком, наслушался в своё время. Повернулся — и через секунду на него выскочили из темноты двое пионеров. В "афганке", с винтовками наперевес: у одного карабин со штыком, у другого СВТ. Галстуки красные на правую руку повязаны как повязки "Инструктор". "Чего это вдруг?",— Подумал Семëн. Секунд пять так друг на друга они смотрели, когда Семëн, наконец, пришёл в себя: -О, братва, здор ...,— Он не договорил: ближайший к нему пионер вдруг опомнился, встрепенулся весь, как проснулся, лицо его перекосилось какой-то ужасной гримасой, и он вскинул карабин, наведя его прямо Семëну в грудь. Расстояние между ними — шаг. "Твою ... ",— Но секунду спустя лишь впустую щëлкнул курок: то-ли карабин был разряжен, то-ли неисправен — неважно. Выстрела не последовало. Присутствующие здесь не произнесли ни звука. "Е.ать повезло",— Вдруг пронеслась мысль у Семëна в голове, который даже ничего и подумать-то толком не успел: как-то всë слишком быстро случилось, внезапно, он даже и не испугался. Однако, он тут же опомнился: пионер-предатель, в панике оглядев оружие, замешкался лишь на очень короткий срок, и уже в следующую секунду нанëс Семëну сильный удар штыком в грудь. Семëн, опять не успевая ничего подумать, как-то рефлекторно дëрнул рукой куда-то и увëл стволом автомата летящий на него штык в сторону. Первый удар был отбит, но за ним тут же последовал второй, с которым произошло то же самое, а затем и третий удар, и на этот раз прикладом, как дубинкой, и на этот раз пионер вложил в него все свои мышцы, все бицепсы-трицепсы; всю свою силу, которая только у него была — всю еë он и вложил, видимо, в этот удар. Семëну вновь повезло: он перехватил автомат одной рукой за цевьё, другой за ложе приклада, и, приняв вражеский приклад на крышку ствольной коробки, резко поднял его вверх, даже подкинул. Но тут этот пионер резко подскочил к нему и сильно толкнул корпусом в грудь, хотел наземь, видимо, опрокинуть, но Семëн устоял, и каким-то чудом не потерял равновесие, не нарушил стойки. Так они и застыли: пионер с карабином со стволом вниз, и Семëн с автоматом на уровне груди, удерживающим этот карабин. "Только бы второй не подключился",— Мельком подумал Семëн, крепче сжимая автомат,— "Неужто эти черти прорвались? А что они тогда там с нашими сделали?!",— Мысленно ужаснулся он, попутно соображая, что же ему делать. Решение пришло само собой: Семëн вдруг, неожиданно даже для самого себя двинул тому пионеру коленом в пах. Затем чуть ослабил хватку у приклада, и затем что есть силы ударил своего противника стволом по лицу. Тот вскрикнул не то от боли, не то от неожиданности, его развернуло и о "Один готов!",— Губы Семëна тронула лëгкая улыбка и он сразу же повернулся ко второму. Но это только так долго рассказывается — на самом деле всë это очень быстро шло, почти мгновенно, секундами это дело исчислялось. Не теряя ни секунды, Семëн развернулся к следующему оппоненту, и навëл на него автомат. Тот вдруг вздрогнул, как будто опомнился, вскинул свою "самозарядку" — но было поздно: Семëн рефлекторно спустил курок. Коротко сверкнула яркая вспышка на конце ствола, тяжëлой дробью отстучал короткую очередь автомат, Семëн вздрогнул: выстрел — он всегда неожиданный. Пионер упал, сражëнный его очередью, упал молча навзничь, роняя и винтовку вместе с собой; его самозарядка, падая, бряцнула по земле стволом металлическим, так и не произведя выстрела. Больше он не представлял опасности. Но первый противник, даже получив удар стволом автомата в лицо, не потерял боеспособность: он как очумелый набросился на ничего не успевшего предпринять, кроме как поднять автомат вверх, Семëна, они захватились, завертелись-закрутились и оба повалились на землю. И тут Семëну не свезло, причём дважды: падая, он выронил автомат, а ещë предатель оказался сверху. Семëн моментально его с себя сбросил, но был сразу же схвачен за ногу, и вновь повален на землю Но тут бой "завяз": они никак не могли друг друга под себя подмять. Барахтались в пыли как рыба в сачке, а всë без толку, только форму рвали на полосы. Тут Семëн изловчился и зарядил пионеру коленом в грудь. Несильно, конечно, размах ему было негде сделать, как тут можно размахнуться коленом, лëжа на земле? Однако, этого хватило, чтобы тот пионер застонал, ослабил хватку и перевернулся на спину. Тут Семëн его и оседлал. Однако не надолго: тот ему как в горло вцепился — аж костяшки побелели, Семëну его слюна на рубашку капнула. Потом коленями обхватил Семëна за бока и так с ним на бок и завалился. А потом уселся сверху. Семён сопротивлялся абсолютно молча: то-ли пионер его был слаб, то-ли Семëн силëн, а только не мог раскольник его задушить никак, даже наоборот, Семён его руки крепко держал, и уже от себя оттаскивать начал. Семён вообще был покрепче, посильнее, руки у него длиннее были. Но пионер этот в такой ярости пребывал, столько адреналина выбрасывал, и настолько этот адреналин его свирепым сделал, что пионер тот совсем себя потерял: бросался исступлëнно на Семëна аки бешеный шакал, да и удары у него весьма чувствительные были. Диким напором своë он брал, одним только, можно сказать, натиском. Тут он правую руку от горла Семëна отнял и к поясу потянулся, потом руку для удара занëс — но Семëн, почуяв неладное, руку эту перехватил за запястье. Большой палец будто опалило огнëм, по кисти немного потекло что-то тëплое, Семëн понял: его ранили. Пионер тот ртом ощерился и глаза сузил. Знал Семëн: это от ощущения близкой победы, близкой смерти врага. Пригляделся: в коротком лунном свете блеснуло тусклое лезвие. Семëн понял: нож. У его противника в руке нож. Пока он над этим думал, пионер улучил момент и перехватил нож двумя руками, и на Семëна всем телом навалился, метя жало ему в горло загнать. Вот тут Семëна и взял страх: не удержит ведь его! Нет, Семëн, конечно, предателя этого сдерживал покуда, но понимал, что так долго продолжаться не могло, никак не могло: двумя руками целую тушу долго держать не выйдет! И вот уже всë, прощается с жизнью Семëн: считанные сантиметры ножу до его горла остались, по пальцам одной руки пересчитать можно их, а силы кончаются, чувствует Семëн, что скоро всë, разожмëт он хватку — и кинжал ему в вместе с рукоятью в глотку войдëт. "Не такой смерти я желал",— Усмехнулся про себя Семëн, как-то отстранëнно воспринимая, что сейчас умрëт. Всë равно ему было, безразлично как-то. Ну, умрëт и умрëт — все когда-нибудь умрут. А то, что он лагерь не защитит тогда ... Так Марат есть, он сможет. Или Тоха с Андрюхой, или директор, что наиболее вероятно — без Семëна точно обойтись смогут. Почему-то Мику вспомнилась ... Б-бах! — Прямо над ухом бахнул выстрел. Семëну в лицо брызнуло тëплым, он от неожиданности разжал хватку, благо кто-то этого пионера за шиворот ухватил и назад откинул. -Семëн! Живой?! — Кто-то присел рядом, стал трясти его за плечи. Семëн, словно деревянный, еле ворочая языком, ответил: -Живой, живой ...,— У него тряслись руки, он весь дрожал словно в лихорадке, и всë норовил уронить голову на грудь: он всë никак не мог отойти от произошедшего. -Подымайся! Семëн, скорее! — Неизвестный потянул его за локоть. -А? — Вдруг встрепенулся Семëн и поднялся сам,— Артём Сергеич? -Он самый,— Ответил ему Артëм Сергеевич (а это был именно он),— Ты не ранен? Нигде не болит? — Директор обеспокоенно оглядел парня. -Не, я ... я в п-порядке,— С трудом ответил Семëн, всë ещë плоховато соображая,— Всë х-хорошо ... -Тогда бегом к стене,— Подполковник подтолкнул его в спину,—Живо! — Прикрикнул он, видя что Семëн немного пребывает в прострации. -А, да, т-точно, х-хорошо,— Семëн, подхватив автомат, рысцой побежал к воротам. В этот же момент со стороны домиков раздался крик: -Зо-омби в ла-агерь про-орвали-ись! Семëн, ни о чëм не думая, бросился туда. Вскоре он уже засел вместе с группой пионеров за 18-ым домиком, вглядываясь в толпу ходячих, что тëмной тучей шла прямо на них. Семëн стиснул зубы: зомбаки уже были возле общих кружков. Медлить было нельзя. Некоторые пионеры залегли прямо на дороге, кто-то в траве, кто-то встал за дерево, кто-то за стеной домика — кто как умел. Огонь открыли практически одновременно: первым выстрелил неизвестный, вслед за ним — Семëн. От такой плотной пальбы у него заложило уши: по ходячим работало не менее шести десятков стволов! Кто-то, чтобы подсветить направление стрельбы, метнул "коктейль Молотова", естественно — на дорогу, чтобы ничего не поджечь. Но загорелись и несколько ходячих. Дико завывая, они: кто-то метался из стороны в сторону, поджигая других, а кто-то продолжал идти вперëд, выставив руки перед собой. Пионерам пришлось отступить на площадь. Стреляя на ходу в ходячих, они бросились к площади — там всë и закончилось. Площадь ведь была широкой, пионеры разместились там все, прибыло подкрепление — оставшихся ходячих быстро перестреляли. Потом началась работа: убитых ходячих выносили за ворота и, складывая в кучу, поджигали. У некоторых находили паспорта и сохраняли их. Своих хоронили сразу, без прощаний: времени не было и сил. Всего в рукопашной погибло восемнадцать пионеров. Ещë двоих загрызли ходячие при отступление на площадь: двое девчонок лет 12 замешкались и не заметили в темноте, что их окружили. Позже два их разодранных девичьих тельца были найдены возле деревьев, что за домиками. Слëз пролито было немало. Семëн занимался похоронами. Он как и в прошлый раз копал могилы на импровизированном кладбище, предпочитая не трогать трупы: мëртвых он побаивался. Вместе с ним работало ещë несколько пионеров. "Пи.дец, но пока не конец",— Устало подумал Семëн и посмотрел на свои руки,— "Мог ли я подумать о таком ещё неделю назад? Чë творится-то, я х.ею ...". Семëн ужаснулся: неужели всем этим кошмарам всего-то неделя? Неужели он только семь дней, просыпаясь по утрам, боится за свою жизнь? Сперва он себе не поверил: да ну, не может быть! Это происходит уже намного дольше, несколько недель! Может быть, даже несколько месяцев. Они всё ещё продолжают строить стену. Всё ещё тренируются с оружием. А с момента нападения Димона прошло всего лишь пару дней ... Ведь так? Семён замер: что же такое происходит? Что такое творится в этом мире? Почему именно с ними? Почему именно в их время, почему именно их поколение должно испытать это? Это кара богов? Или же это вполне себе людская реальность? Семён не мог дать ответа. Всё происходящее ему давно начало казаться каким-то сном. Каким-то страшным нереальным сном. Наука ничего не знает о том что происходит сейчас, значит, это всё нереально! Ему очень хотелось в это верить. Краешком сознания Семён всё же понимал: нельзя так. Нельзя расслабляться. Ни ему, ни кому либо ещё из лагеря — всем сейчас нелегко, но все они делают одно общее дело: вместе едят, вместе пьют, вместе спят, вместе заботятся о младших, вместе возводят стену, вместе защищают друг друга — они всë делают и будут делать сообща. Они живут — и будут продолжать жить вместе. Но ведь смысл этой жизни заключается именно в том, чтобы всë делать всем миром! А если вдруг кто-то начнёт поддаваться унынию, лениться, отлынивать от труда — это будет уже не совместная жизнь. Это будет уже не совместная работа. В рядах пионеров произойдёт раскол и лагерь погибнет, и Семён это знает. Это многие знают, и многие понимают. Ну как же больно воспринимать смерть людей, ещё недавно сражавшихся бок о бок с тобой ... На востоке потихонечку начинала рдеть заря. Семён, выкопав очередную могилу, воткнул лопату в землю и посмотрел на алеющее вдалеке ночное небо. Эта ночь многое изменила не только в нëм, но и во всех обитателях лагеря. Эта ночь расставила всё на свои места, сорвала все маски, показав истину. Этой ночью заканчивалась старая эпоха и начиналась новая. Новая эпоха, в которой все люди, заставшие её, забудут о прошлых временах. Семëн уже заканчивал работу, когда из ворот вдруг появился какой-то огонëк: -Семка! Се-емка! — Раздался громкий голос от ворот, огонëк заметался из стороны в сторону. Семëн остановился с копкой, крикнул в ответ: -Я тут! -Иди суда! — Сказав "суда" вместо "сюда", выкрикнули ему в ответ. -Не могу! — отвечал Семëн, вновь принимаясь за работу. Огонëк стал быстро приближаться. Вскоре выяснилось, что это был Шурик с масляным фонарём в руке. Он прибежал к Семëну, и хотел что-то сказать, но закашлялся от утомления. Семëн доверительно похлопал его по спине. Вскоре Шурик откашлялся, и тяжело задышал, а отдышавшись, сглотнул и начал говорить: -Здорово, Семëн! Что там, ты как? — Первым делом спросил он. -Да ничего, нормально,— Ответил Семëн, немного удивлëнный таким началом: с Шуриком они очень редко общались, а тут такое внимание, участие,— А ты как? — Решил он спросить, чтобы не выглядеть безразличным. -Да тоже ничего, терпимо. Сперва стрелял, потом медпункт охранять поставили,— Пожаловался Шурик на такую "несправедливость", от чего Семëн внутренне скривился. "Не ходил ты, братец, в рукопашную",— Подумал он, а Шурик между тем продолжал: - Я Виолу уговаривал, мол, ну пустите, да пустите — упёрлась ни в какую, не хотела никак меня к вам послать, пацаны, я бы там у-ух! — Шурик сжал кулаки,— Толяна не видел? - Нет, а что? — Поинтересовался Семён,— Что-то случилось? — Он немного забеспокоился. -Твою мать ...,— Устало выругался Шурик, Семëн совсем удивился: старший кибернетик его о его состоянии спрашивает и ругается "материнскими" словами! "Точно где-то медведи сдохли",— Подумал Семëн, а услух: -Так ты что, наших что-ли ищешь? -Их самых,— Махнул рукой Шурик,— Спрашиваю, не видели ли где, не ранило ли кого. Ищу вот, кто с нашей компании. -И что, все в норме? -Ты разве не знаешь? — Шурик посмотрел на Семёна. Тот развëл руками. -Марат ранен,— Тихо сказал Шурик,— В медпункте лежит без сознания. Остальные все вроде в порядке, вот только Тоху найти пытаюсь. Глаза Семëна стали как блюдца: -В медпункте?! Ранен?! В смысле: ранен?!Куда?! Как!? Что с ним?! — Шокированный, он отбросил лопату, схватил Шурика за плечи и начал неимоверно трясти,— Он жив?! — Прокричал Семëн Шурику в лицо: сердце почему-то пропустило удар, ноги подкосились. -Не кричи,— С неудовольствием сказал Шурик,— Ему уже сделали операцию. Самому первому. С ним пока всë хорошо. -Он будет жить?! — Семён с надеждой заглянул старшему кибернетику в глаза, но тот отвернулся и вздохнул. Семëн в ужасе отшатнулся прочь. "Нет ... Нет, только ... Только не он ... Только не Марата! Только не его! Нет ... Марат, друг, держись! Я сейчас!",— Семëн, полный решимости, бросился бежать к медпункту. Нет уж, кого-кого — но потерять Марата он не мог. А бросить умирать его, его, своего друга, с которым они вместе спасали друг другу жизни и ели один хлеб — Семëн не мог себе такое представить. Он добежит. Он успеет. Он сможет помочь. Семëн пока ещë не знал как — но одно он знал точно: чтобы ни потребовалось, чтобы спасти Марата — он сделает всë. Он уже подбегал к искорëженным ходячими воротам, когда вдруг на что-то налетел со всего разбега, не разобравши силуэта в темноте. Резка острая боль пронзила рëбра, лëгкие будто сдавило железными тисками, Семëн почувствовал, что начинает задыхаться. Сзади раздались чьи-то тяжëлые медленные шаги, показавшиеся ему такими зловещими в темноте ночи ... Семëн хотел встать, но вдруг понял, что не может этого сделать: что-то, а точнее кто-то лежал под ним, не двигаясь. При попытке пошевелиться грудь пронзила сильная как будто проникающая боль ... Когда ему на плечо сзади легла рука, Семëна пробил холодный пот. "Теперь точно пи.дец",— Понял Семëн, разглядев, кого он только уложил. Глаза вдруг как-то сами собой закрылись ... Через две минуты в воротах никого не было. Только ветер шумел, да скрипели ржавые ставни ...