Бессмыслица

      Темнота за окном, в душе, в глазах съедала два силуэта в комнате. Она надвигалась на них, распространялась внутри и пускала корни, поражая разум и сердце.       Темный дождь барабанил по подоконнику, гонимый Монштадтским ветром, он проникал в помещение через открытое окно. Дерево разбухало, впитывая влагу и источая фитонцидный запах, оно трещало, и звук сливался со стуком больших капель, которые могли бы подбить и птицу в небе.       Свеча потухла уже давно, так и не догорев. Она, в ветвленном стальном канделябре, словно ненужная мебель, полетела вниз и покатилась по полу. Ее место заняла девушка в белом платье — златоволосая путешественница устроилась на столе, словно маленькая птичка, будто всегда сидевшая здесь; будто именно она каждый день радовала глаз капитана в этой комнате; будто темнота, окутывающая путешественницу в этот момент, и небольшой свет от окна, всегда так нежно обволакивали ее белую кожу темной материей, которая со временем поедала все звезды на небосводе.       Эта неумолимая бездна съедала и его. Капитан рыцарей боялся запачкать путешественницу, запачкать своей ложью настолько, что она захлебнется в ней, возненавидит его и больше никогда не посмотрит на него своими золотыми глазами. После правды, которая обязательно бы вскрылась, словно нарыв, что никогда не оставался не задетым, она не смогла бы относится к нему, как и прежде. А правда бы вскрылась. День ко дню, ночь к ночи, темнота не скроет всей правды. Капитан лишь оттягивал момент расставания с грубыми руками, теплом тела и ее обрывистым шепотом.       Для путешественницы он станет предателем. Предателем, который пока еще мог целовать ее, мог наслаждаться сладковатым ароматом сахарков смешанным с железным запахом приключений от ее кожи.       И, пока она сидела на столе в его кабинете, прижимаясь к нему и играясь с его перепутанными синими, словно темные воды Сидрового озера, прядями волос, пока он в истерическом припадке шептал ей обещания, которыми утешал сам себя, капли дождя заглушали их грудные сбитые выдохи.       Путешественница слышала его голос, но не слушала всех сладких речей, в ее голове все сливалось в одну массу, и она лишь чувствовала, как темнота поглощает их, слишком осторожных друг к другу, чувствовала, как его рваное горячее, словно ледяные иглы, которыми он часто забивал хилличурлов с особым пристрастием, дыхание опаляло ее кожу. Путешественница проводила руками по его загорелой коже. Она не умела утешать, но за всю свою жизнь увидела столько павших миров, столько трагедий и войн, что могла просто понимать его, понимать всю недосказанность и скрытность. Она не требовала и от нее не требовали ничего. Жизнь была слишком коротка, чтобы устраивать спектакли. Жизнь капитана была слишком коротка, чтобы она могла играть с ним.       Путешественница знала, что в конце концов оставит Тейват, оставит и капитана позади. Значение имело лишь покинет ли он ее раньше или дождется раскола этого мира.       А пока она просто прижимала его голову к себе и, даже не имея пиро силы, старалась согреть капитана, чтобы талые глаза перестали покрывать ее инеевой корочкой. Обхватывая его ногами, целуя в висок, лоб и губы, словно совершая боевое крещение, она пускала в себя его темноту.       Черный дождь все барабанил по подоконнику, не предвещая утра, словно весь мир больше никогда не увидит солнца. И им это нравилось.