гелечка

геля в тетрадке ручкой рисует узоры, казалось бы, странные. они, на самом деле, ею выучены до самых костей, въевшиеся в каждую нервную клетку. точно такие же у киры на правой ноге чернилами в кожу вбитые. на точно таких же она вечерами судорожно ёрзает выстанывая имя чужое на высоких нотах. точно такие же она вечерами языком выводит, пока руки, такие же забитые, в волосах её едко-розовых путаются, сжимают крепче. на точно таких же она изредка в истериках укладывается путая слова в мольбах о вечной любви. она лист изрисованный из тетрадки, кажется, важной, вырывает пока соленый ручеек по щеке стекает. в полной аудитории никто внимания на такое не обращает и геле от этого ещё тоскливее становится. и тут всем поебать. и так всегда было, и есть, и будет. геле кажется, она не заслужила быть замеченной. как бы не пыталась. ни одежда открытая, ни макияж, ради которого нехотя на пару часов раньше вставать приходится, ни волосы яркие. ничего не делает её особенной. даже для киры. хоть и геля души не чает в каждом миллиметре тела подтянутого, татуировками разукрашенного, в каждой волосине платиновой выпавшей из пучка, в каждом блике, что случайно проскользнёт в тёмных, наверняка, дьявольских глазах. знает, что кира такую, как она не оценит достойно, не полюбит как в фильмах, не захочет умирать в один день. знает, что кира с такой, как она наиграется вдоволь и выбросит бесследно. геле кажется, она на это заслужила. кира заслуживает на что-то, явно, получше чем измотанный сгусток детских травм с побелевшими шрамами на запястьях и дурацкой привычкой блевать после каждого приёма пищи ради модельной фигуры, которая точно не светит. кира заслуживает на богиню, а ангелина лишь падший ангел с потрёпанными крыльями. телефон противно на соседнем стуле жужжит высвечивая новое сообщение. очевидно, что кира пишет, некому больше. жаль, геля знает, что там будет что-то несуразно пошлое, смятое, быстро начерканное так, чтобы никто не увидел, что она какой-то розововолосой дуре строчит. — гелечка, после этой пары жду тебя у своей машины. поедем ко мне. я соскучилась. хочу тебя как можно быстрее. скинь фоточку если есть, для разогрева. «гелечка» безжалостно глаза режет. так только кире позволено называть. так ещё больше чувствуется власть, которой только кира обладает. так ещё больше чувствуется как гелечка зависима, как гелечка медленно умирает с каждым зовом.

у меня ещё одна пара.-

но я тоже очень соскучилась.

и моментально в галерею лезет, чтобы фоточку найти, чтобы порадовать, чтобы доказать свою зависимость и покорность. выбирает долго, останавливается на полностью обнажённой в зеркале ванной. кира любит такое, геля выучила уже. — та мне поебать на пары твои. не хочешь- не надо, я выводы сделаю. а фотка огонь. теперь ещё сильнее вылизать тебя хочу. уже представляю какая ты сладкая, гелечка.)) ангелина локтями в трибуну упирается и голову склоняет пальцами зарываясь в волосы. тяжело. выбор очевиден, конечно она после этой пары к кире поедет, но противное чувство больной покорности душу терзает. геля, может быть, хотела эту клятую пару отсидеть, может быть, хотела сегодня сама дома посидеть, но против киры не пойдёт. иначе кира, как обычно, выпишет длинное сообщение о том какая гелечка пиздопротивная, какая мерзкая, потасканная, использованная, обычная шлюшка из подворотни и как жалеет, что вообще разговаривала когда-то с ней. а потом, как обычно, геля приедет на попутке к кире, будет стучать в дверь закрытую долго, рыдать неистово и ждать пока кира смилуется, пустит, разрешит выпросить, вымолить, вылизать прощения. так по кругу. геле сейчас совсем такого расклада событий не хочется, без того тяжело. до конца пары 15 минут. она быстро тетрадку с ручкой в сумку кладёт забыв о скомканном листе и молча уходит. сворачивает в туалет, всё из той же сумки помаду ярко-красную достаёт и губы подправляет, подтирает разводы чёрные под глазами от слёз накопившихся и юбку кожаную чёрную выше подтягивает, чтобы только ягодицы прикрывала. на улице ветер северный, противно холодный и гелина рубашка белая на половину расстёгнутая совсем не спасает. взглядом ищет машину знакомую, чёрную идеально отполированную бмв. подбегает к ней, чуть не спотыкаясь на огромных шпильках, красных, в цвет помады. дверь открывает и ощущает волну тёплого воздуха, но как только с кирой взглядом встречается, становится холоднее чем голой в -30. — таки пришла. я и не сомневалась в тебе, гелечка. — медленно протягивает упиваясь всей подвластностью и покорностью своей любимой гелечки. — говоришь так, будто у меня выбор был. — взгляд отводит усаживаясь на кожаном сидении. кира не даёт пристегнуться, за подбородок острый хватает, к себе поворачивает, в глаза прямо смотрит, такие же карие, но тёплые, жалостливые, как у щенка, пока собственные ледяные, бесчувственные личико чужое рассматривают со всей злобой. — у тебя всегда есть выбор. я тебя не держу. не хочешь — уёбывай. таких как ты сотни ходят. ты мне благодарна должна быть, а не характер свой хуёвый показывать. отдёргивает руку резко и ею же ключ проворачивает. знает же, что геля не уйдёт потому что глупая, потому что покорная, потому что зависимая. шлюха, зато какая. котёнок маленький, нежный, беззащитный, такого, казалось бы, только любить и ласкать, но кире так неинтересно. кире хочется унижать, властвовать, чувствовать зависимость, наслаждаться. ангелина достойна богини, а кира исчадие ада с пылающими крыльями. геля в сторону окна отворачивается слёзы сглатывая. больно. не от ноющих из-за грубой хватки щёк, а от ещё одного глубоко пореза где-то в районе груди. пару минут молча едут. кира улыбается довольно, а геля медленно умирает изнутри. пока слёзы соленым ручейком растекаются по розовым щекам, она мутной лужей по сидению. от окна взгляда не отрывает, там деревья уже пожелтевшие, ветром измученные мелькают. кира за городом живёт, туда долго ехать и геле это ожидание по вискам молотом отдает, ноет в каждой клетке тела. кире надоедает молчание, она руку грубо на худую ляжку укладывает, под юбку бесстыдно лезет, пошло, грязно, бесчувственно. — ну прости, гелечка, вспылила немного, с кем не бывает. ты тоже, блять, такое придумала, выбора нет. ты же знаешь, бесит меня когда ты такую хуйню говоришь. — юбку поддевает, выше поднимает, почти к белью касается, губу нижнюю пересохшую облизывает и ангелина плавится тут же. забывает об обидах всех, о злости, о ненависти. только кира заставляет от одного прикосновения кошкой выгибаться, чуть не шипеть. — прости, кир, я понимаю. не буду я так больше, обещаю. ты только это, ну, пожалуйста. — выдыхает громко, осознаёт, что двух слов уже связать не может. — что это? нормально говори, гелечка. — кира улыбается ехидно, руку нарочно ниже опускает, чуть не к колену. — руку, выше, пожалуйста. — сглатывает тревожно. кира слушается. ведёт пальцами татуированными выше, обжигает холодом, пускает мурашки по коже, себя по венам. геля приподнимается, юбку полностью задирает, ноги шире раздвигает. кира на дорогу смотрит, будто гели в помине нет рядом, но пальцами к белью кружевному белому касается. поглаживает, чувствует влагу, улыбается довольно. геля успевает только глаза закатить и кира руку убирает, притормаживает резко, на обочину съезжает. свой ремень отстегает и на гелин кивает. та послушно отстёгивается, губу нижнюю облизывает и улыбается застенчиво, словно в первый раз. кира рычаг внизу дёргает и сидение собственное отодвигает на максимум. колени потирает ладошками уже потными, а геле больше и не надо. она быстро ногу перекидывает, на ляжках кириных усаживается, там же блузку свою расстёгивает до пупка. ближе к лицу серьёзному, похотливому нагибается и в поцелуй утягивает. горячий, пошлый, грязный, но не любимый. для киры так точно. она руки на бёдрах чужих умещает, прижимает к себе ближе пытаясь свой жар в штанах угомонить. в ответ чувствует как её гелечка ёрзает, постанывает, губу нижнюю кусает, оттягивает. - вот видишь, какая ты хорошая девочка. - кира отстраняется, рассматривает миловидное личико с красной размазанной вокруг рта помадой. - да, хорошая, хорошая, не томи, кир. - скулит, взвывает, чуть не плачет. что, что, но такая геля у киры жалость точно вызывает. такая пошлая, измученная, пылающая. поэтому она бёдра чужие на край собственных коленок подвигает и руку под резинку трусов пускает. по губам половым поглаживает, улавливает стоны сдержанные. - не стесняйся, гелечка, здесь точно никто не услышит. - шепчет, дурманит. и гелечка слушается, на высшие ноты переходит, наклоняется и прямо в ухо раскрасневшееся стонет. пока рука чужая влагу собирает, к клитору невесомо касается, дразнит. - кира, ну блять. - на большее количество слов воздуха в лёгких не хватает совсем. - попроси хорошо. - глаза пылают, наслаждаются. - кирочка, любимая, пожалуйста, сделай уже хоть что-нибудь, блять. - на одном дыхании, сбито, неразборчиво почти беззвучно, но кире достаточно. два пальца, уже влажные, входят резко и сразу в высоком темпе двигаться начинают. геля на коленях чужих извивается, трётся о ладошку, сама на пальцы насаживается, стонет бесстыдно. кира другой рукой рубашку гелину стягивает, лифчик расстегивает, губами к груди миниатюрной припадает, языком вылизывает затвердевшие соски. тело в её руках кошкой в спине выгибается, пальцы внутри себя судорожно сжимает. геля стонет уже ничего не скрывая, ногтями то упивается в кирину шею, то в волосах платиновых зарывается, целует нежно куда-то в выбритый висок. путается в мольбах, выстанывает имя родное. - давай, гелечка, кончай. - шепчет куда-то в шею и сразу же на том месте укус оставляет. сильный, собственнический, так чтобы все знали, что гелечка занятая. ангелина ослушаться не смеет. ноги дрожью заходятся колени чужие друг к другу прижимая. шею бледную сильнее сжимает, следы-полумесяцы оставляет. замирает на долю секунд, а затем на самой высшей ноте расслабляется полностью, глаза чуть не навыворот закатывает, дрожит как осиновый лист. голову на чужом плече укладывает пока пальцы татуированные медленно выходят с неё. кира руку собственную показательно ко рту подносит, вылизывает. - умница, гелечка, вот за это и люблю тебя. только ты такая послушная, единственная и неповторимая. - конечно врёт, холодно говорит, по спине гладит совсем без нежности, но знает, что гелечка верит, как и вчера поверила, как и поверит завтра. гелечка не верит, но тихо шепчет, что тоже любит. гелечка не верит, но не врёт.