Змеелов

      Объятия человека расскажут о многом, надо только испытывать к нему любовь, чтобы по малейшему движению определять его внутреннее состояние. Бэкхён не всегда позволял себе заключить в свои объятия Чанёля из-за постоянных подсматриваний и подслушиваний посторонних, поэтому Ёль не сразу понял, что в жизни наступает самый лучший этап — рядом появился человек, с которым он готов остаться навсегда. И пусть это будет лишь мгновением в его длинной жизни, маленьким и весьма ценным отрезком в бесконечности, Бэкхён научил его тому, чего не смогли сделать несколько веков личного опыта. А может быть, Ёль когда-нибудь засомневается, что в его жизни присутствовал Бэк, ведь времена будут мчаться, новые события в жизни вытеснят старые, и юный парень станет большим сомнением для того, кто забытый смертью. Чанёль не желал ему обрести бессмертие, потому что знал, насколько оно утомительно. Мир меняется вокруг, люди постоянно усовершенствуются, создают что-то новое и оригинальное, учёные толкают прогресс вперёд и жизнь кипит на планете, а для Чанёля время замерло. Всё крутится вокруг него бешеным водоворотом, но только Ёлю не под силу стать его частью. Как бы сильно он не пытался доказать, что достоин зваться таким же человеком, как люди вокруг, пользоваться одними правами, испытывать равные чувства, мир его не принимает, пугается и отталкивает от себя, как противоестественную диковинку. Порой Ёль впадал в депрессию настолько, что уставал от жизни, но его положение жалкое, ведь он не может покончить с собой, и продолжает страдать от того, что не нужен смерти.       Погладив лицо спящего Бэкхёна кончиками своих пальцев, он улыбнулся от шелковых прикосновений и подумал, что замечательно умереть от ханахаки. На нём и в нём распускаются самые прекрасные цветы, доказывающие, что он любит, и то пламя, которое ощущается в сердце, является любовью. Можно стать цветником, и люди бы любовались цветами, не подозревая, что является их основой. Быть может, влюблённый парень сорвёт розу, чтобы подарить своей девушке, сделает предложение руки и сердца, и ни одна дама не устоит перед чайной розой Чанёля, аромат которой заставит сказать «да». Кто-то полюбуется пышно цветущим кустом, поэты под ним напишут стихи, воспевая любовь, а некоторые захотят посадить цветы у себя в саду и срежут несколько роз либо соберут семена. Любовь Чанёля распространится по всему свету, станет востребована и объединит множество сердец. Ведьма права: ханахаки — не самое страшное, что может жить в человеке. Из-за неё умирает человек, но остаётся вечная красота в память о сильной любви.       Чанёль напомнил себе две вещи: о смерти ему только мечтать и Бэк обещал умереть, если цветы полностью оплетут тело. Улыбаться уже нечему, и Чанёль перевернулся на спину, ища в прошлом момент, когда Бэкхён повзрослел. Где ж тот парень, чьи чистоту и наивность не смогла стереть даже война? И где они теперь? Кого винить? Ёль мог бы сказать, что ответить за происходящее в мире должен ведун, который всё подстроил, включая встречу Бэка и короля леса, но где его найти? Конечно, Чанёлю приятно на душе от мысли, что где-то по миру шляется ещё один бессмертный, маясь от занудства каждого дня, однако зачем ему все изменения и смерти королей? Главный вопрос: зачем подарил Ёлю бессмертие? Много лет он над этим думал и, когда забыл о нём, Юн напомнила, хоть на памяти Чанёля ведун выглядел крайне жалко из-за чего был впущен в дом во время сильного дождя.       Голоса стражи раздавались где-то вдали и становились громче по мере приближения, после чего Чанёль осторожно вылез из-под одеяла, забрал свои вещи с пола и полез на улицу через окно, стараясь не разбудить крепко уснувшего Бэкхёна. Видеть в одной кровати голых принца и простого охранника никому не следовало, хоть на страже всегда стоял Шин, сообщая о приближении посторонних, но его ранним утром в хижине нет, что насторожило Чанёля. Пока он одевался на углу дома, слышал, как один из рыцарей робко и неуверенно позвал Бэкхёна, насильно вытягивая его из сна. Сначала Бэк с печалью вспомнил розу на плече Ёля, затем тело воссоздало на коже обжигающие до стонов поцелуи, и парень слегка улыбнулся, мысленно благодаря своего любовника за терпение. В сексе Бэк по-прежнему чувствовал себя скованно и стеснялся просить о многом, но чаще Чанёль угадывал его пожелания, упрекая себя в невнимательности, хоть его вины в робости парня нет. Затем Бэк вновь услышал скромное «Ваше Высочество» и осознал, что Чанёля рядом нет, постель, можно сказать, пуста, он лежит в голом виде и, благо, накрыт одеялом, а двое мужчин посмели будить принца с самого утра, когда он любит нежиться в объятиях Чанёля.       — Казнить к чёртовой матери, — проворчал он, с головой зарываясь под одеяло.       — Ваше Высочество, не велите нас казнить! — вынуждал себя говорить рыцарь, оказавшись зажатым между сном принца и приказом короля. — Его Величество желает вас видеть прежде, чем состоится казнь старика Шина.       — Кого?! — проорал Бэкхён, стаскивая с себя одеяло, и резко сел на подушку. — Кто посмел тронуть королевского лекаря?!       Чанёль прижался к стене, прислушиваясь к словам рыцаря. Бросив на траву свой плащ, он сделал два шага к окну, контролируя свою тень, которая не должна оказаться в зоне видимости солдат.       — Приказ короля, — шептал молодой рыцарь, и Бэкхён различил в его глазах слёзы. — Велел казнить в полдень за связь с алхимией. Дед Шин сам признал свою вину и сейчас под стражей сидит. Ваше Высочество, отговорите своего отца. Шин помог моей матери выздороветь, и, поверьте, нам всё равно, помогла в этом алхимия или что-то другое.       Бэкхён потянулся к своим вещам на полу, ворча, что отец совершает большую ошибку. Удивителен тот факт, что Шин признал свою вину. Не в его привычке раскрывать правду с первой попытки, поэтому должно быть что-то, под чьим давлением он признался. Кто-то решил оставить Ла-Он без толкового врача, потому что сам король медицину от алхимии не отличит, а слуги подавно. Мисхелу Бэк не винил, ибо королеве Шин выгоден своими обширными знаниями во многих областях. Он практиковал как медицину, так и алхимию, ставил опыты, включая ханахаки, и Мисхела хотела у него учиться, как и Бэкхён. Пересчитав всех гостей в уме, принц вспомнил Кана. Он должен разбираться в алхимии, потому что ведьма для убийства выбрала именно её. Ему ничего не стоило в свободное время заглянуть к Шину и посмотреть ему в тетрадь или на полки, чтобы понять, чем старик балуется.       — Прибью, как моль! — разозлился парень и выбежал из дома, не дожидаясь сопровождения.       Что-то внутри него становилось горячим, разгоралось и медленно превращалось в огненное торнадо. У него из-под носа уводили ценного учителя, на которого Бэк возлагал большие надежды, чтобы обучиться всему, что может пригодиться в борьбе с ханахаки. Уйти в Кадос — идея как раз для того, чтобы жить своей жизнью, делать то, что интересно, принося при этом пользу Королевству, и Шин — первый человек, кого бы Бэк забрал с собой. Кан влез в планы своего внука и перечеркнул их одним подлым поступком. Прощать подобное парень не смог, поэтому ворвался в тронный зал, где Мисхела и король мило общались, улыбаясь друг другу и мягко смотря в глаза, и без приветствия потребовал пригласить Кана.       Король посерьёзнел, откашлялся, выдерживая секунды, чтобы переключиться с приятного разговора, на сложное общение с сыном, и сообщил, что король Кирха с супругой уехали домой среди ночи.       — Это же он обозвал Шина алхимиком! — подходил ближе Бэк и посмотрел на Мисхелу, определяя по её опущенной голове, что прав.       Она не смотрела Бэку в глаза, потому что не смогла отговорить своего мужа от казни и стыдилась этого. Шин полезен королевской семье и Королевству, но закон один для всех, без поблажек и исключения: за занятие алхимией — смерть. Это же король сказал Бэкхёну, и принц заставил себя смириться с непоколебимостью отца перед законом. Следовало найти другой способ, чтобы хоть как-то помочь старику, чью жизнь не посмели тронуть даже мертвецы, уважая потребности в лечении короля и его супруга.       — Перед казнью, — объяснял король, — я согласился выполнить два его пожелания.       — Как благородно! — всплеснул руками Бэкхён, поражаясь притянутой за уши благодетели. — Вместо того, чтобы послать Кана куда подальше, ты пошёл у него на поводу. Он обещал уехать вчера, так какого хрена мял своей задницей наши простыни?       — Бэк! — повысил тон король, предполагая, что будет сложно закрыть рот сыну, пока он не выскажет всё, что думает. — Если я не буду соблюдать законы, то зачем они тогда нужны?       — Кан требовал также казнить Чанёля, — заговорила Мисхела, и король попросил не продолжать. — Нет, Чон, Бэк должен знать, что Чанёля обвиняли в обмане, но Шин сказал, что он заставил его врать.       — Заставил? — обмер Бэк, предполагая, что король узнал о неродстве между Ёлем и Шином, их намеренном сближении с королевской семьёй и алхимии. — Заставить Чанёля что-то делать — муторное дело. Я полтора месяца его умолял скорчить рожу, поэтому знаю, насколько он упрямый! Дед мне говорил, что я обязан жизнью Шину, поэтому за его смерть намерен мстить! Я могу выбрать вид казни для него?       — Ох, права была старушка по поводу Ла-Он, — Мисхела слегка улыбнулась упрямству Бэкхёна, и король поинтересовался подробностями, но королева отмахнулась. — Когда-то приходила к моему дяде и назвала Элоя застывшей пешкой, а Ла-Он — золотой, словно солнце на его гербе. Сказала, что все хотят золото, но оно никогда не будет закопано и накроет Элоя. Дядя после этого укрепил защиту, опасаясь, что король Бён попробует разорвать союз и завоевать Королевство. Отчасти бабушка была права.       Её супруг развёл руками от безрассудства и скрытости Ли, а сыну кивнул, соглашаясь с его будущем выбором, но с условием, что Бэк не попросит отсрочить казнь на несколько лет.       — Не попрошу, — заверил парень и направился к выходу. — Это будет последнее, что я сделаю в Ла-Он! Сегодня же отправлюсь в Кадос! Мои вещи можете выкинуть!       Ему в след летели просьбы остановиться и поговорить, но Бэк демонстративно хлопнул дверью и громко выругался, снимая нервное напряжение силой голоса. Чтобы с ним не встретиться, Чанёль спрятался за угол коридора, дождался, когда парень пройдёт мимо и поспешил к подвалу, где удерживался Шин. Позиция короля Ёлю понятна сразу, а Шин расскажет куда больше, чем знает королевская семья, охраняющая свои законы. У старика на всё свой взгляд, и пусть он иногда старомоден, его позиция всегда оглашена со стороны простого человека, от которого не зависит даже собственная жизнь.       Возле входа в темницу два стражника с пониманием отнеслись к желанию Ёля увидеть Шина. Сначала они высказали свои соболезнования, искренне сожалея о решении короля, и пообещали, что народ не оставит в покое своего правителя, пока тот не произнесёт длинную речь о том, как ему жаль лишиться своего лекаря. Слова мало помогали успокоиться. Чанёль готовился однажды расстаться с Шином, но предпочёл бы, чтобы их разлучила смерть, а не подлость Кана. С мастерством лечения Шин прожил бы долго, выпивая лекарства от своих болезней, и с пользой для многих. Лично Чанёлю, у которого на плече торчала роза, много вопросов к Шину, потому что с таким сталкивался первый раз и не знал, что делать: выдрать её или ждать, когда завянет?       Шина посадили в ближайшую камеру, поэтому Ёль успел заметить, как старик суетливо поднялся с холодного пола встречать гостя и подошёл к решёткам, но, увидев своего короля, почему-то расстроился и вернулся к стене, ворча вялое приветствие.       — Не ожидал вас увидеть, — честно признался он и посмотрел на стену напротив, изучая косо положенный кирпич. — Меньше всего хотел, чтобы вы приходили. Должно быть, осуждаете меня?       — Зачем побрился? — прямо спросил Чанёль, зная слабые места старика и удивляясь отсутствию щетины.       Если у Шина появляется что-то новое, то он готов об этом тарахтеть весь день, а болтливого старика можно разговорить на многие темы, и уловка сработала. Встав на ноги и поправив плащ у плеча, он подошёл ближе, вцепился в решётку, готовый к разговору, и Ёль заметил влажные и покрасневшие от слёз глаза. Раз есть причина плакать, значит деду есть, что сказать своему королю, а других друзей у него нет.       — Мне разрешили озвучить два пожелания перед казнью, поэтому я попросил, чтобы меня побрили.       Чанёль не сдержал улыбку, поражаясь резкой переменой во вкусах Шина, и сразу спросил:       — А что скажут бородатые товарищи на том свете?       Шин пожал плечами и ответно улыбнулся, сверкая редким чувством удовольствия от поступка в глазах. Впервые в жизни он засмущался, словно подросток при первом возбуждении.       — Ваше Величество, дело в том, что вторым моим желанием была интимная близость с Нам, а перед ней я не могу предстать с неряшливой щетиной. Если бы вернуть мою роскошную бороду, я бы попросил два секса с Нам. Не могу покидать этот мир, не попробовав неприступную женщину во всех местах.       Чанёль рассмеялся так громко, что в темницу заглянул страж, не поверив, что первый раз слышит голос охранника принца. Следом заглянул второй, ожидая увидеть что-то смешное, например попытку старика выкопать тоннель. Но Чанёль присел на пол и заливался хохотом, прикрывая рот ладонью и плача от смеха. Ему много раз предлагали сказать последнюю речь перед казнью, но он, зная, что будет жить, никогда не думал, чего хотят сделать люди в последний раз. О чём они думают перед расставанием с жизнью? Чего хотят больше всего, перед тем, как покинуть семью, друзей, мир? Что они хотят, чтобы король сделал, после чего уйдут на тот свет со спокойствием? Шин хотел Нам и ради этого вновь побрился. Ёль не верил своим ушам. Вместо того, чтобы попросить умереть во сне, он ждал, когда к нему приведут Нам и основательно подготовился ко встречи с желанной женщиной.       — Вам смешно, — чуть обиделся старик, — а мне вот станет хорошо.       Когда по коридору разнёсся гул закрывающейся двери под сопровождение лязга доспехов стражи, Ёль поднял на старика взгляд и вытер с щёк слёзы.       — Шин, можешь гордиться собой: ты трахнешь бабку Его Высочества. Это же почти королеву.       Чанёль расхохотался от поступка старика, посмотрел на него с долей гордости в глазах и представил, что Нам будет недовольна просьбой безумного деда, но не осмелится противиться воли короля. С каждым днём она хорошела, поэтому Шин не сдержался. В конце концов, это единственный случай, когда женщина не сможет ему отказать.       — А теперь давай поговорим серьёзно, — расстёгивал рубашку Чанёль, продолжая улыбаться. — Вчера вечером принц обнаружил вот это.       Он вытащил руку из рукава и встал полубоком перед стариком, предлагая ему дать совет. Шин протянул пальцы, ощупал мятый и почти без лепестков цветок, уверяя, что болезнь быстро прогрессирует и надо наблюдать за розами на теле.       — Цветы ханахаки недолговечны, Ваше Величество, поэтому бутон скоро отпадёт, но стебель всё ещё внутри, поэтому, если кожа на месте цветка затянется, значит стебель выйдет через горло. Это будет хороший знак. Но, если не затянется, значит продолжит расти, подниматься выше к солнышку и на месте одного цветка прорастут несколько.       Чанёль обещал выполнить все указания и принялся одеваться, чувствуя на себе пристальный взгляд старика. Невысказанных слов много, поэтому гость не спешил уходить, дожидаясь, когда Шин будет готов сказать самое главное.       — Вы меня много раз спасали, Ваше Величество, а я всё болтал о своих погибших товарищах, о своём старом возрасте и постоянно нарывался на казнь от Его Высочества. На самом деле я не герой, а трус. Всё, что я делал, было только ради вас, но мне очень боязно проявлять смелость. Я боюсь вас покидать. Мне страшно умирать.       — Поэтому твоё предсмертное желание не имеет смысла?       — Да. Я бы просил, чтобы мне дали время на ваше лечение, но это означало бы рассказать всем о вашей болезни, да и не выполнят мою просьбу, потому что быстрее я умру, чем вылечу вас. Какая разница тогда, что просить, если в конце мне всё равно расставаться с жизнью?       — И всё же тебя казнит принц. Я подслушал разговор в тронном зале.       Это стало лучшим утешением для приговорённого. Бэкхён явно не желал ему смерти, увлечённый изучением ханахаки, поэтому выберет самую безболезненную и быструю казнь в благодарность за ценную работу. Шин несколько раз кивнул, возвращаясь под стену и тем самым прекращая общение. Слишком тяжело видеть того, к кому привязался, и знать, что всё в последний раз. Хочется прогнать и просить остаться, держать за руку, словно маленький ребёнок, пока топор палача не отрубит голову или до того момента, когда дыхание не остановится. И в тоже время стыдно показывать свой страх и беспомощность, которые отразятся на дрожи в теле и крепкой хватки, поэтому Шин предпочёл, чтобы Чанёль рядом не находился, но он знает, что господин о нём думает. Привязанность — самое худшее, что может произойти в жизни человека. Постоянное ощущение неполноценности, нехватки кого-то преследует злым роком, хочется бежать к дорогому человеку, суетиться, заботиться о нём, чтобы наконец-то успокоиться, но вскоре вновь, как у наркомана, начинается нехватка общения. Мерзкое чувство, но оно слепо, поэтому привязанность дарит удовольствие, даже если никто этого не ценит.       — Честно говоря, — приподнял одну бровь Чанёль, — врач из тебя не очень хороший.       Шин согласился, вспоминая, что так и не смог разобраться в ханахаки, поэтому он бестолковый и лишенный таланта врач и алхимик.       — Но, — продолжил Ёль, улыбаясь старику, — друг ты бесценный.       — Опять вы шутите! — всплеснул руками Шин, поняв, что король ценит его как врача и как человека, и это слишком больно и в то же время приятно слышать.       — Увидимся на том свете! Подготовь для меня роскошный приём.       — Вас пока дождёшься, геморрой на облаке отсидеть можно.       Чанёль предпочёл уйти, чтобы не настал момент прощания и не мешать Шину готовиться к приходу Нам. Возможно, переспать с кем-то перед смертью — не плохая идея для Шина. Обнимет красивую женщину, почувствует себя нужным и целиком в любви, сможет поговорить с Нам, и она обязательно найдёт нужные для него слова перед казнью. Чанёль мало понимает в подобных делах, потому что не боится смерти и относится к ней равнодушно, поэтому не понимает мысли осуждённых людей.       Покинув замок, он наконец-то заметил, что осень серьёзно намерена вступить в свои права. Утро ничем не отличалось он полудня, а ночью не намного прохладнее, чем днём. В подобную погоду в самый раз впасть в глубокую депрессию и с радостью подняться на эшафот. Сырость, слякоть и холод как в могиле, а тёмное преддождевое небо словно крышка гроба давила на нервы. Так и хочется лечь и плакать от невозможности выбраться из-под него. Казалось, куда не беги, а мрачная атмосфера будет преследовать, как скрытый убийца. Благо, сапожник вовремя отдал сапоги, иначе бы Чанёль подхватил простуду, а лечить её уже некому. Шин порой заваривал какую-то сладко-горькую смесь, которая тянулась не хуже соплей Ёля в период тяжелой простуды, и приказывал пить. Лекарство помогало быстро, поэтому сопротивление выражалось только мимикой, но лет шесть спустя Чанёль узнал, что в состав этой смеси входили его же лепестки роз. Тогда Чанёля впервые вырвало вдвойне: опустошался желудок и выпадали розы. Смириться с тем, что чокнутый алхимик способен выудить пользу из каждой мелочи, пришлось поневоле, а относиться к его лекарствам — с великой осторожностью.       Бэкхёна во дворе не оказалось, поэтому Ёль направился к хижине. Планов на день много, но все они отменялись в связи со скорой смертью Шина, да и Ёль хотел воспользоваться приходом Нам, чтобы вновь познакомить её с Бэком, но представить женщину, как его бабушку. Парень должен узнать всю правду, чтобы в будущем между ним и Нам не осталось недоговорённости. Ей придётся покинуть Ла-Он в ближайшие годы, иначе её моложавый вид вызовет много вопросов и подозрений, а лучше, чем Кадос, места для укрытия нет. Если Бэкхёну удастся создать Королевство, о котором он мечтает, то Нам будет чувствовать себя, как дома, и найдёт занятие по душе. Бордели возродятся в Кадосе, поэтому опытную мамку поставят во главе, чтобы качать с публичных домов деньги в казну.       Дверь хижины оставалась открытой, плача или ругани не слышно, и Чанёль с любопытством заглянул, поражаясь тому, что Бэк куда-то ушёл, предпочитая в трудную минуту остаться одному, чем с Чанёлем. Вещи Шина оставались на своих местах, как он их бросил перед арестом, из-за безветренной погоды комната выглядела мёртвой, и Чанёль вошёл в дом, поражаясь изменчивым настроением Бэкхёна. Посмотрев в сторону, душа Ёля похолодела, а от животного страха пустота на сердце вновь оставила огромную ледяную дыру. Где-то в подсознании сильным пульсом билась в истерике мысль, что зрение впервые за долгую жизнь обманывает, иначе правдой увиденное не назвать. Быть может, в пасмурное время года тени играли злую шутку, но белые одежды принца Ёль узнает даже в кромешной тьме.       Бэкхён лежал под окном на полу, раскинув руки в стороны и повернув голову на бок. Одна нога согнута в колене, словно он упал с подоконника, на котором стоял горшок с красным цветком ненастья. Игнорируя сумбурные и острые как копья мысли, Чанёль подбежал к парню и присел рядом, поднимая его с пола и, как заведённая игрушка, повторяя его имя — единственное, что он мог тогда выговорить. Бэкхён будто маленький и спящий котёнок повис у него на руках, по подбородку текла кровь, и Ёль прижал парня к себе, обнимая, как делал это всегда, когда Бэку становилось плохо. К своему удивлению, Чанёль не хотел плакать, хоть ему всегда казалось, что в подобных ситуациях нужно проявлять эмоции, выплёскивать их через слёзы и громкий плач, чтобы стало легче на душе, но он продолжал обнимать Бэка и монотонно, словно мантру, повторять его имя. На парне нет ран, одежда осталась чистой, на шее не виднелись полосы от удушья, запаха яда от губ не исходил. Он будто уснул, только сам, не дожидаясь Чанёля и не опасаясь страшных снов, не пожелав спокойной ночи и не приняв ванну с большим количеством пены. Уснул на холодном полу, словно нашкодившее животное, но Чанёль никак не мог заставить себя отнести его в постель, накрыть одеялом и пожелать сладких снов. В очередной раз мир вокруг Ёля изменился, принял привычные серые краски, а он оставался прежним и наедине со своей любовью. Его вновь лишили любимого человека, оставили бессмертие, нечисть и миллионы лепестков роз с приступами рвоты. Ему доступна любая дорога мира, но в одиночестве, он может делать всё, что угодно, только опустевшая душа желала вылететь наконец-то из тела, прекращая мучения от постоянной смены чувств. Когда кажется, что жизнь налажена, не стоит обольщаться, возможно, судьба просто решила остановиться, чтобы повернуться в другую сторону. И судьба бессмертного вновь взяла курс на старые и до тошноты наскучившие будни. Чанёль смотрел на длинные ресницы Бэкхёна, а видел злую ухмылку смерти, которая вместо своего любимчика отобрала у него самое ценное и настолько смертное, что Ёль ощутил, как же хрупка человеческая жизнь. В память о Бэке можно создать Королевство, о котором он мечтал, но оно не будет таковым без него. Все его мечты держались на нём. Только он мог сделать всё идеально, вкладывая в каждое дело частичку себя, тем самым создавая что-то уникальное, а Чанёлю это не по силам. Он не помнил, как нужно мыслить, чтобы быть на равных с людьми, в чём значительно проигрывал Бэкхёну, у которого даже война не смыла с души веру в людей.       Чанёль приподнял его выше и обнял, прижимая его щёку к своему плечу, прощался с парнем и намеревался уйти из Ла-Он, оставляя королю тело сына для погребения. Возможно, Ёля обвинят в убийстве, скажут, что он отомстил королю за смерть Шина, но ему всё равно. Он не хочет видеть похороны Бэкхёна, а через век не останется в живых ни одного жителя Ла-Он, кто помнил бы королевского охранника-убийцу, поэтому Ёль вернётся, ища могилу не забытого им принца.       — Простите меня за то, что не могу поплатиться за это жизнью, — тихо прошептал Чанёль, сожалея, что не в состоянии умереть вместе с Бэкхёном.       У него будет самая жестокая расплата — память. Помнить, винить себя и мучиться от бессилия станет для него делом ближайших веков, и такой судьбы он не пожелает врагу. Да и нет их у него. Все, кого он убивал являлись врагами Бэкхёна, и кто-то всё же до него дотянулся, а Ёля рядом не оказалось.       — Задушишь, — сквозь сдавленное дыхание раздалось возле уха Чанёля, и он насторожился, готовясь к тому, что душа парня вернулась с ним попрощаться.       Долгое прощание — лишние слёзы, а Ёль не смог заставить себя плакать, потому что ещё не полностью осознал потерю, поэтому сжал тело.       — Да жив я! — вяло зашевелился Бэкхён, пытаясь расчистить себе больше пространства для добычи кислорода. — Шин, должно быть, что-то разлил на печенье.       В тот момент Чанёль сам ожил и почувствовал жизнь внутри себя, отчего вместо того, чтобы отпустить принца, крепче прижал его к себе. Если Бэк притворился мёртвым ради шутки, то она злая и жестокая. Если же парень решил проверить чувства Чанёля, то самым бессердечным способом. Иных предположений у Чанёля нет и словам принца он не верил. Шин не стал бы есть печенье, отдавая предпочтение мягким булкам или пирожным, а для потери последних зубов, пытаясь пережевать печенье, у старика никогда нет мотивации.       — Кто приходил к вам? — спросил Ёль, предполагая, что кто-то хотел отравить парня, но просчитался с дозой.       — Говорю же, что печенья съел, — бормотал ему в грудь Бэкхён. — На столе всё ещё стоят рядом со сладким вином.       Бэкхён не ел печенье. Он писал письма для крёстного, Хвана и отцу, намереваясь расставить будущее по местам, поняв наконец-то слова гадалки. Вино пил и так перенервничал, что ему стало плохо, свалился с подоконника и ударился щекой о край табуретки, прикусывая язык и щёку. Отсюда кровь на полу и в придачу больная челюсть. Падение пошло на пользу — Бэкхён понял, что ему в жизни необходимо и в чём причина его плохого настроения. Как говорила Грелла, он нашёл покой в объятиях Чанёля, пока тот скорбел над потерей любимого человека. Бэк слышал, как плачет его сердце, пытаясь вырваться из груди, его едва различимое дыхание и чувствовал крепкие руки на своей спине. Это странное ощущение, словно Ёль не обнимал тело, а жадно вцепился в душу и не отдавал смерти. В те минуты парень подумал, что слишком долго он является принцем, а Ёль — охранником. Им обоим слишком тесно в этих отношениях и пора их разорвать. Долгое время они держали дистанцию между собой, чтобы никто не узнал об их любви, но оно того не стоило. Слышать от Чанёля бессмертное, как он сам, «вы» означало подсознательно напоминать себе, что являешься принцем, а эта выкалка — охранником. Это унизительно по отношению к тому, кого любишь, отягощает чувства, и даже по ночам надо держать двери закрытыми или ставить на стражу Шина, чтобы прятать себя настоящих. И только в сексе они могут позволить себе забыть, кто принц и охранник, и стать единым целым, но это происходило только дважды, а просыпались они вновь далёкими друг для друга людьми, отчего Бэкхёну казалось, что ему мало Чанёля.       Ему нужно своё государство, где будут его правила и полная свобода. Только там он сможет построить жизнь с Ёлем.       — Скажи Ёнмину, чтобы отнёс письма, — обнял его в ответ Бэкхён и погладил по спине, будто подтверждая, что он это он и действительно живой. — А я отнесу отцу приказ о казни.       Всё же Бэк над Ёлем издевался. Указания появились некстати, потому что Чанёль испытал глубокую боль, успел вспомнить всю свою жизнь и сожалел о том, что связался с принцем, став причиной его смерти. Он проклинал бродягу с вином, Юн, у которой хватило наивности последовать плану ведуна, Шина, уговорившего своего господина помочь Бёну и его сыну. Стоило дать умереть Бэкхёну раньше, чтобы он не привязывался к королю леса Кадоса. Лучше бы он умер в лесу, а ещё лучше — на болотах Кирха. У Чанёля душа болела, сердце разрывалось на куски и кровь по венам прекратила течь, а, быть может, цветы в теле завяли от потери дорогого человека, а Бэкхён глаза открыл и сразу раздал указания мертвецам и их королю.       — И прекращай мне выкать! — пятился по полу назад из его рук Бэкхён. — Уже нимфы косо смотрят. Я не хочу, чтобы ты мне прислуживал! Вот уедем в Кадос и увидишь, как всё станет на свои места.       Его улыбка обезоружила Чанёля. Конечно, он выполнит любую прихоть принца, лишь бы его осчастливить. Промотав свою жизнь с начала встречи Бэка, Чанёль вспомнил множество моментов с ним, которым улыбнулся. Можно рассмеяться смелым намерениям принца на будущее, но Ёль сдержался, пока парень вприпрыжку не выбежал с письмом из хижины.       — Ёнмин! — тихо позвал Чанёль и полез рукой себе за спину, где рос цветок. — Кого он обмануть пытается?       Мертвец присел рядом с ним и положил ножны с мечом на пол, наблюдая, как Чанёль пытается найти упавший цветок в складках рубашки.       — Вас, Ваше Величество! Вы же его обманывали и у вас это получалось.       — Я его обманывал ради его блага.       — Вот и берёт с вас пример. Его Высочество считает, что обман — единственный выход, чтобы сделать что-то на благо вам.       И вновь виноват Чанёль, но не оспорил слова Ёнмина, потому что Бэкхён часто ставил себе в пример Ёля, а поведение у того не самое королевское.       — Что в письмах? — кивнул на разбросанные конверты Чанёль и встал на ноги, ощупывая гладкую кожу на лопатке.       Конверты запечатаны. Мертвец взял один в руки и всмотрелся в него, словно это дар пустыне, поэтому на бумаге нет ничего секретного для жителя Месмера.       — Его Высочество просит своего крёстного не развязывать войну с Хваном, — затем поднял другой конверт, прочёл его содержимое и кратко ответил. — Его Высочество просит Хвана принять под своё правление Кирх и не претендовать на Холодное море.       Чанёль не удивился просьбам и наперёд знал, что Хван согласится. Все его ресурсы и люди уйдут на восстановление Кирха, потому что Чанёль на месте замка выстроит гору. На это есть причина, которую Ёль не знает, но помнит слова Греллы. Основой к уничтожению станет Бэкхён — Кан не упустит возможность его убить. Но зачем ему делать попытки к убийству, если рядом с Бэком находится Чанёль? На этот вопрос нет ответа, поэтому Ёль решил не противиться судьбе и плыть по течению жизни, чтобы самому всё увидеть.       — Отнеси письма, — попросил он, снимая рубашку, — и подготовь мантикору к полёту.       Ёнмин поставил короля перед фактом: быстро это не произойдёт. Отнести письмо Ану — не минутное дело, а до Бретора из Тарзиса придётся добираться довольно долго, как для мертвеца, не владеющего телепортацией, а надеющегося только на свой полёт. Ёль отнёсся к словам с пониманием, пожелал счастливого пути и разрешил не спешить, потому что разговор между Каном и Бэкхёном будет долгим. Парень о многом хотел спросить у короля, а тот вряд ли обрадуется затяжному разговору, поэтому шустро перейдёт к делу. Как он убьёт внука? Чанёль исключил любые резаные раны, потому что кровь привлечёт слишком много внимание и сразу найдётся охочий рассказать о случившемся Бёну за большую сумму денег. Пытаться задушить Бэкхёна не решится бы даже Чанёль, потому что парень не теряется в ситуации, весьма юркий и гибкий, поэтому за секунду зарядить пожилому мужчине ногой в лоб вполне способен. Отравить тоже казалось глупой затеей, потому что Бэк приедет настороже и вряд ли сядет за стол есть. Свернуть шею — идеальный и быстрый вариант.       У Чанёля кулаки зачесались первому врезать Кану, прежде чем его ладони обхватят покрытую засосами шею Бэкхёна. Он предпочёл бы осуществить свой план для убийства Кана, но Бэк придумал свой, и противиться Чанёль не стал, предпочитая быть тем, кто мигом исправит ошибки принца и возьмёт на себя ответственность за убийство.       Ёль вытащил из-за поясницы упавший цветок и вновь надел рубашку, замечая на столе возле тетради тарелку с печеньем и наполовину наполненную вином чашку, если это действительно оно. Быть может, Шин макал в напиток печенье и ел или укрепил себе зубы, поэтому не боялся, что они лопнут напополам. Взяв одно в руки, Ёль понюхал — винный запах, в котором затерялся аромат выпечки. В чашке также вино, и по свежим потёкам Чанёль сообразил, что Бэкхён его пил. По виду оно не похоже на то, которое пьёт король или производится в Ла-Он. Слишком не насыщенный цвет, сладкий запах, а когда Ёль его попробовал, отметил вовсе искусственный вкус. В нём смешались два привкуса: сладкий и хорошо замаскированный кислый. За долгий век у бессмертный выпил миллион вин, поэтому догадался, что послужило причиной потери сознания Бэкхёна — окись свинца. Должно быть, Шин покупал дешёвое или бракованное вино, добавлял в него свинцовый глёт, смешивал и получал вкусный и сладкий напиток, которым баловался в течение дня, отчего взгляд становился чуть «под мухой», а настроение держалось на высоте. Все последствия такого вина, сказавшиеся на организме, алхимик ликвидировал своими лекарствами, а организм Бэкхёна пошёл коротким путём — отключил сознание, чтобы парень больше не пил редкую гадость. Всё же колечко хорошо охраняло своего хозяина, но Чанёль знатно перепугался, не слыша привычный ритм сердца парня.       Пока город оживлялся и торговки при виде заполненных улиц зазывали к себе покупателей, Бэкхён готовился встретиться с Каном. Пока мантикора принесёт своего хозяина и принца в Кирх, король едва успеет переступить порог своего замка. Это является частью задумки Бэка для того, чтобы Кан не успел тщательно подготовиться к его приезду и застать его врасплох. О своих намерениях отцу он не рассказал и серьёзно настроился осуществить все свои планы в жизнь. Сильная уверенность насторожила Чанёля, потому что понадобятся два десятка лет, чтобы Кадос стал не только местом для жизни людей и нечисти, но стать принятым всем миром, однако Бэкхён на это не обращал внимания, после чего Ёль начал подозревать его в утаивании правды. Многих напугает союз человека и мертвеца, а у парня нашлось оправдание:       — И пусть! В Элоя тоже скоро заключится союз людей и мертвецов, потому первый друг у Кадоса уже есть. Аратон будет вынужден смириться с нечистью, потому что крёстная обещала помочь дочери Мисхелы стать королевой, а без понимания нечисти это сделать очень сложно. Юн правит людьми, но принцессе понадобится больше знаний, а крёстная не смирится с тем, что её знаний недостаточно, поэтому возьмётся за изучение Месмера и её жителей.       — А как же ты? — следовал на улицу за ним Чанёль. — Разве ты не можешь дать ценные знания для своей сестры? Она будет жить не только в Элоя, но и в Ла-Он, где ты — король нимф.       — Не хочу вмешиваться в их жизнь.       Его тихий голос едва различался на фоне громового рыка мантикоры, и стража выглянула из окон, настороженная внезапной опасностью. Вид животного не так сильно их напугал, как смелость Бэкхёна, по-хозяйски взобравшегося на его спину. Часть рыцарей кинулась в тронный зал сообщить королю о действиях его сына, а служанки замерли с корзинами постиранного белья, впервые наблюдая за крылатым монстром.       — Я готов, — вцепился в гриву Бэкхён, всё ещё боясь полётов, и дождался рук Чанёля на своих бёдрах, чтобы чувствовать себя в безопасности. — Вперёд, красавица, в гости к Кану. Только болота не тронь, иначе нимфы меня не поймут.       Мантикора то ли фыркнула, то ли чихнула и оставалась лежать на земле, пока Ёль строго не приказал приготовиться к полёту в Кирх. Вскочив на лапы, расшатывая всадников, она громко прорычала, тяжелыми шагами по сырой траве повернулась к хижине, после чего Бэкхён с тревогой в голосе сообщил, что Кирх находится в другой стороне, но мантикора демонстративно открыла рот, сделала через нос глубокий вдох, от которого пальцы Бэка охватила вибрация, и выпустила пламя на хижину. Чувствуя на лице жар, Бэк уткнулся в гриву носом и прокричал:       — Да что ж ты творишь?!       Мантикора отпрыгнула в сторону, обходя хижину по кругу, чтобы спалить её дотла. Реактивы Шина взрывались друг за другом, служили дополнительным источником огня и маленький домик сложился, как карточный, за минуту. Влага воздуха и мокрая земля не спасали траву и кусты от огня мантикоры. Горело всё вокруг хижины, стёкла плавились и только кроваво-красный цветок оставался не тронутым, ощущая себя в своей привычной огненной среде. Бэкхён хотел спасти его, замечая, как горшок неуклюже повалился на бок от давления воздуха в домике, скатился по подоконнику и упал на землю.       — Не стоит, — обхватил принца за талию Чанёль. — Мантикора выполняет мой приказ. Не хочу, чтобы предсказание Греллы сбылось, да и записанные опыты Шина не должны попасть в плохие руки. Цветок ненастья заберёт кто-то из мертвецов и сохранит его до твоего возвращения в Кадос.       Король и королева Ла-Он выбежали на балкон, ошарашенные непонятной речью охранников, которые наперебой заикались и тряслись, описывая происходящее на улице. Мисхела не сомневалась — Чанёль что-то придумал перед тем, как покинуть навсегда Ла-Он. Показать Бёну мантикору и то, как смело на ней сидит его сын, приближённый к нечисти, — самый широкий жест короля Месмера. Он гладил чудовище, улыбался и попросил показаться зрителям. Мантикора повернула лицо в сторону балкона и продемонстрировала горящий рот и несколько рядов острых зубов, после чего расправила широкие крылья, по-кошачьи легко оттолкнулась от земли и взмыла вверх, оставляя людей в ужасе и оцепенении.       Бэкхён чертыхнулся, сетуя, что не забрал цветок, и обернулся посмотреть на вид с высоты полёта, после чего резко замолчал. Город постепенно оставался позади, крупные здания с резными узорами утопали в череде леса, а улицы превращались в разноцветные лабиринты, но и их быстро поглощали деревья. Самым последним исчезло с поля зрения белое с золотом полотно герба на высокой башне замка, и Бэкхён невольно помахал рукой, прощаясь с родным Ла-Он. Он не скоро вернётся, а, быть может, вовсе не навестит столицу, поэтому запоминал её необъятные границы, чтобы изредка о них вспоминать. У него есть выбор, и он принял решение в пользу своей свободы. Куда бы его не завела судьба, придётся следовать законам и правилам Королевств, но он будет выбирать самые удобные для себя, а не жить по принципам королевской семьи, как до него поступали все наследники Ла-Он. Такая жизнь не для него.       Жителей Кадоса не оповестили о скором прибытии будущего короля и постройке замка. Люди постепенно разбирали гору обломков, но не смогли справиться хотя бы с половиной. Потянув толпой один обломок, сверху падали другие, поэтому уборка шла медленно и с учётом безопасности людей. Мертвецы справятся с любой проблемой максимум за полчаса. Если каждый из них схватит по кусочку обломка, то словно муравьи друг за дружкой раскидают их по всему Королевству, а любые травмы им не по чём. Всё же люди в силе им значительно уступали. Сможет ли Бэкхён удерживать под контролем нечисть и людей? Чанёль считал, что нет. Вся нечисть Кадоса подчинялась своему королю и другого принципиально не признавала, потому что им Ёля хватало с головой и до жути боялись его гнева. Мертвецы скоро станут частыми гостями в Кадосе, но и они выбрали своим королём Чанёля, поэтому Бэкхёну под управление становились только люди, в которых толк он знает лучше своего названного супруга. Чанёль цокнул языком от банальности: Бэк хотел править вместе с ним. Если это произойдёт, Ёль предпочёл бы, чтобы его личность не раскрывали. Он не любитель находиться в центре внимания, хоть признание людей Ла-Он ему безумно нравилось, но для них он человек, а не мифический король, поэтому отношение к ним благосклонное.       В какой-то момент он посмотрел на Бэкхёна и представил его королём на троне и с короной Кадоса на голове. Есть в этой фантазии что-то странное и фиолетовым пятном выделяющееся на карте мира. Кадос — Королевство, в котором много веков есть два короля. И если второго никто не видел, то Бэк хотел его озвучить и показать миру, но королева рядом никогда не появится, то есть впервые за всю жизнь править Кадосом из замка будут оба короля: представитель людей и представитель нечисти. Королевство станет единым для всех, на примере королей показывая, что жить нечисти и человеку можно даже в любви. Сидеть на троне Чанёль будет редко, да и Бэку долгая отсидка в четырёх стенах не по душе и, быть может, это послужит тому, что люди сблизятся с королями. О себе Ёль знает достаточно, понимает, почему он стал королём леса Кадоса, но судьба Бэкхёна оставалась загадкой. Он рождён наследным принцем Ла-Он, его отец — король, однако в какой-то момент жизнь повернула в другую сторону, которая покрыта мраком. Убрав личную симпатию к парню, Ёль подумал, что только такой человек, как Бэкхён, способен сесть на трон Кадоса. Только в Кадосе избивают нечисть, сушат на ветках нимф, воруются души, живут вечно, всё ещё верят в Богов стихий, король болеет ханахаки и годами не появляется в лесу. Не удивительно, что на трон сядет внук проститутки и сын деревенской женщины. Кадос — место, где можно встретить различных людей и сущностей.       — Чанёль! — громко, сквозь гул ветра в ушах, прокричал Бэкхён, возвращая мужчину в реальность. — Всё хотел спросить тебя: что тебе во мне больше всего нравится?       Бэк бывает внезапен, как икота, но вопрос настолько нелепый, что Чанёль начал подозревать его в содеянной шкоде. Сейчас он узнает, что Чанёль любит в нём больше всего, а как проделка раскроется, усилит это в сто раз, чтобы Ёль быстро растаял перед его обаянием и простил. Но ответ его расстроит, потому что то, что Чанёлю нравилось, нельзя продемонстрировать, скорчить или добыть.       — Мысли, — в ухо ему проговорил Чанёль. — Мне безумно нравятся твои мысли. Через них ты познаёшь мир, обретаешь любовь, строишь планы на будущее, мечтаешь, они тебя меняют или с их помощью ты меняешь всё вокруг. Мне нравится следить за твоими мыслями.       Бэк заёрзал задом по спине мантикоры. План по соблазнению провалился и оставалось только прямо говорить, что хочет от Чанёля, но язык не поворачивался.       — А ты меня сильно любишь?       — Что такого страшного ты хочешь от меня, раз не можешь попросить?       — То, что мне надо, но ты не одобришь.       На всякий печальный случай Чанёль подготовился к различным безумствам парня и заверил, что готов выслушать просьбу. Не сразу и набравшись смелости, Бэк попросил его покинуть зал, оставив принца и Кана наедине для личного разговора. Идея действительно Чанёлю не нравилась, потому что Кан намеревался убить своего внука.       — Я знаю, — смело сказал Бэкхён, и только мантикора ощутила нервное сжатие своей гривы. — Не переживай по этому поводу.       Решимости в нём много, и она повлияла на ответ Чанёля. У Бэкхёна уйма планов на будущее, поэтому он не станет безрассудно растрачивать свою жизнь, да и Кан не сразу сообразит, чем же убить парня, поэтому у Чанёля найдётся время обдумать общую ситуацию в Королевствах.       Мантикора увидела знакомый замок, облизала губы при виде болот, и сама нашла место для приземления, ближе к ним, чтобы немного порезвиться с нимфами, которые растворились в воде едва жестокий зверь опустился рядом. Потоптавшись на одном месте, мантикора легла на землю, и Бэкхён первым спрыгнул с её спины, торопя Чанёля направиться к замку.       — Надеюсь, Кан вернулся, — суетился парень, поправляя свою одежду, и с досадой заметил, что забыл надеть корону.       Хотелось иметь представительный вид, но оказался во вчерашней одежде и без главной красоты королевской семьи.       — Уверен, он торопился, — осматривался Чанёль и последовал за Бэкхёном, шурша листьями под ногами.       Осенние болота выглядели водным кладбищем. Прогнившая листва окрашивала воду в тёмный цвет, упавшие в болота ветки костями торчали на поверхности и утопали в тумане, покачиваясь от любого дуновения ветра. Согнутые деревья без листьев склонялись к воде, словно плакальщицы, и привлекали к себе крикливых ворон, вышедшие на охоту за куском еды. Учуяв мантикору, животные спрятались по своим домам, а нечисть не показывалась, чтобы не дразнить своим видом чудовище, но оно притаилось, наблюдая за любым движением на болотах и готовое плюнуть огнём в любого зазевавшегося зверя.       Стража на воротах первой увидела Бэкхёна и Чанёля, сразу сообщила о прибытии принца, и, едва Бэк подошёл к водному ограждению, мост опустился. Доски скрипели под тяжелыми сапогами Ёля, у которого появилось плохое предчувствие. Возможно, он слишком переживает за парня, поэтому готовится к худшему и, чтобы уберечь его от беды, готов на месте убить Кана. Сам же король поразился прибытию принца Бёна. Он с супругой вернулись десять минут назад, загнанные лошади отдыхали в стойлах, а еду для королевской семьи не успели нагреть. Его удивление отражалось в бессмысленных жестах, когда он вышел из замка встретить гостей. Пытаясь собрать мысли в кучу, он потерялся в них, забыв поздороваться и узнать о пути. Одежда Бэка оставалось светлой, в то время, как Кану пришлось переодеваться, потому что в пути он попал под осенний дождь, а грязные ветки выпачкали королевский плащ.       — Проходите, — только смог он сказать, указывая на дверь.       — Мы приехали не вовремя? — удивился принц и зашёл в замок, моментально уловив в воздухе сладкий парфюм королевы.       — Конечно, нет! — всплеснул руками Кан и указал на лестницу с красным ковром, ведущую на второй этаж, где находился кабинет короля.       В зал, где накрывали стол, он не приглашал, чтобы супруга или сыновья не навязывались на разговор, о котором им не следовало знать. Своё прошлое Кан тщательно скрывал ото всех, поэтому побаивался подслушиванию любопытных слуг.       — Что-то выпьешь? — Он толкнул двери перед Бэком и первым делом открыл окно, проветривая комнату, затем подошёл к шкафчику с выпивкой.       — Что сами будете пить, то налейте мне, — присаживался на роскошный белый стул Бэкхён и вздохнул, будто устал от длительной дороги.       Чанёль поднял взгляд на стену, где висел большой портрет короля. На нём Кану около тридцати лет, тёмно-синий плащ подчёркивал его подтянутую фигуру, а в волосах блестела корона. Её король снимал только на время сна и, должно быть, в ней его и похоронят. На противоположной стене висела карта с обозначенными Королевствами, их столицами и гербами. Рядом на тумбочке стояла шкатулка с кнопками, чтобы отмечать стратегические объекты или огневые точки, но Кан позаботился снять их сразу же после выстраивания военного плана. Зрение Ёля позволило ему заметить мелкие дырочки на бумаге, и Ла-Он также отличалось дырой.       — Не ожидал, что ты приедешь так скоро, — выдавил из себя улыбку Кан и поставил на стол бутылку вина и два бокала.       Разливать должен Ёль, так как единственный прислужник в комнате. Его это нисколько не оскорбило, наоборот, он с радостью принялся за дело, не упустив возможность промокнуть чёрную манжету в вино, пока король сверлил жадным взглядом своего внука. План по убийству составлен, и он смело принялся общаться с Бэкхёном, припоминая, что тот хотел узнать про нечисть.       — Прежде, чем мы начнём говорить о важном, — потянулся за бокалом Бэк, — я бы хотел, чтобы наш разговор проходил наедине.       Просьбе Кан не рад, потому что боится упустить из поля зрения Чанёля, которому намеревался предложить много выгодных сделок в обмен на верную службу. Самоуверенность в нём бурлила ведьмовским зельем в котле. Вальяжная поза на стуле, демонстративное наматывание локона волос на палец и чуть приподнятый подбородок выдавал в нём довольно высокомерного человека, и Чанёль вспомнил всех королей, включая влюблённого до ханахаки себя, после чего ему стало дурно от собственных выводов, которые в цепочку выстраивались и каждое звено провоцировало писк в ушах, надавливая на нервы. Лепестки мягко оторвались от роз, тонко чувствуя изменение эмоций Ёля, и приподнялись вверх, но не спешили покидать тело. Чанёль посерьёзнел от своих мыслей, на его лице отразилось смирение перед судьбой, и он поспешил покинуть замок, оставляя Бэкхёна одного.       — Почему ты решил заключить союз с нечистью? — сразу после хлопка двери спросил Кан, забирая со стола бокал с ароматным виноградным вином, приготовленного в Элоя.       — Мне нравится нечисть, — улыбнулся Бэк, наблюдая за игрой света на поверхности рубинового вина. — Нимфы очень милые и красиво поют.       Кан рассмеялся, запрокидывая голову назад. Красота и голос — сила речных дев. Никто из мужчин не устоит перед ними, поэтому не удивительно, что молодой парень повёлся на их уловку.       — Где ты нимф встретил?       — В реке Ксия.       — Тебе повезло уйти от них живым.       Бэкхён улыбнулся шире, выдерживая несколько секунд молчания, чтобы следующие слова мужчина услышал с особым вниманием.       — Они не посмеют утопить своего короля.       Кан откашлялся, удобнее сел на стул и попросил повторить, но с подробностями, чтобы он разобрался в ситуации и дал толковый совет. Перед тем, как что-то сказать, Бэкхён показал ему кольцо.       — Я вам расскажу, если вы мне скажете, кто моя бабушка и как вы убили мою мать.       Кан скрыл свою злость под улыбкой. Бэк узнал правду и требовал услышать историю, пусть даже она неприятна для двоих. В болтливости король подозревал Нам, поэтому с неё и начал.       — Шлюха. Тогда она была красивая и молодая, а сейчас старая мамка борделя.       Бэкхён с трудом сглотнул вязкую слюну, вспоминая Нам — самого доброго к принцу человека. Будучи ребёнком Бэк часто бегал в бордель, бывало, что заигравшись нечаянно разбивал стёкла и кувшины, но Нам ни разу не жаловалась королю, не рассказывала о его шалостях, чтобы его отец не узнал, где гуляет маленький принц. Ему рассказывали горожане, но не Нам. Она всегда рада видеть самого младшего члена королевской семьи, регулярно угощала его сладостями и играла с ним, как могла. С возрастом Бэкхён прекратил к ней приходить, занялся учёбой, сражениями и полностью посвятил себя подготовке к принятию трона, забывая о доброй женщине. Нам ни разу не подала вида, что она — его родственница, охраняя принца от проблем. Именно из-за её молчания, Кан не волновался, что кто-то расскажет правду, да и нет у него ни одного доказательства того, что мамка родила ребёнка, хоть подозревал это, помнил проститутку, но ничего не мог сделать, потому что ни разу не видел ребёнка. Только намного позже, когда объявили о скорой свадьбе короля, Кан приехал заранее и познакомился с той, которую должен был убить.       Чанёль взобрался на дерево в саду, с которого просматривался кабинет Кана, и наблюдал за разговором, не пропуская эмоции и движения короля и парня. Высосав вино из манжеты, он по горькому привкусу убедился, что бутылка припрятана для нелюбимых гостей, и Бэк, слушая откровенную историю короля, спокойно пил вино, не подозревая о его опасности.       — Что там? — появился рядом на ветке Ёнмин и всмотрелся в короля Кана. — Ваше Величество, я раздал письма и не был замечен. Хван послал своих гонцов к границе, чтобы выведать ситуацию в Кирхе. Ан навострил уши и отдал распоряжение узнать о делах Кана в столице.       Чанёль плюнул на землю, избавляясь от привкуса яда во рту, и посмотрел на рыцаря, нахмурив брови:       — Скажи, Ёнмин, тебе нравится выполнять мои приказы?       Лицо мертвеца сияло бы от счастья, если могло, и он кивнул, находя сотню плюсов в прислуживании Ёля, и поинтересовался причиной вопроса.       — Думаю над всей этой ситуацией и понимаю, что мир — полнейшая тьма, а люди — звёзды, у которых есть свой особенный свет. Кто-то способен осветить только участок возле себя, а чей-то свет достигает другого человека, и они видят друг друга, встречаются. А есть такие звёзды, которые постоянно в движении, их свет самый тусклый, но они толкают других, отчего траектория плавного передвижения людей меняется.       — А я при чём? — удивился Ёнмин тому, что его сравнили не с мерзостью, а со звездой.       — Ты тоже звезда и тоже светишься.       — А кто тот, чей свет тусклый?       — На то и тусклый свет, чтобы быть незамеченным и не узнанным, — он посмотрел на мертвеца и, меняя тему разговора, попросил украсть лук.       Ёнмин исчез моментально, а Чанёль с тяжелым сердцем наблюдал, как Бэкхён с трудом кашлял, отравленный вином. Кан при этом оставался спокойным, продолжал улыбаться и рассказывать свою историю жизни, рассматривая свой бокал, не выпив из него ни капли. Его равнодушие раздражало Ёля. Хоть он обещал не вмешиваться в общение Бэка и Кана, впервые не смог его сдержать. Бэкхён вытирал кровь с губ белой манжетой, посмотрел на неё и поднял разочарованный взгляд на короля, после чего в груди Чанёля от невыносимости увиденного распустились ещё два цветка, питаясь его чувствами к парню. Ёль знал, как умирают при отравлении, поэтому ментально ощущал боль Бэка, который настойчиво продолжал вытирать вытекающую кровь и убеждаться, что его дед всё же думал над убийством.       — Можно попросить воды? — хрипло произнёс парень, чувствуя огненное жжение во всём теле, словно в рот залили раскалённое железо.       Не так горяч Чанёль, как яд, распространяясь по венам. Казалось, все органы плавятся, и шевелиться больно, но Бэкхён себя заставлял, вспоминая состояние Чанёля, когда он выпил яд на празднике, вместо принца.       — Ты же не думал, что я расскажу тебе правду и ты с ней свободно уедешь домой? — Кан подошёл к шкафчику и достал стакан. — Я тебе не любимый дедушка, к которому можно приезжать в гости на каникулы.       Он налил в стакан воду и поставил его перед Бэкхёном, пообещав кинуть его тело в болото к его любимым нимфам, чтобы они ему спели песни своими медовыми голосами.       — Предполагал, но сомневался до этого момента, — парень брал стакан трясущейся рукой, молясь, чтобы вода успокоила жжение внутри.       Кан подошёл к нему ближе, наблюдая, как парень с жадностью пьёт воду, но повреждённый организм быстро вытолкнул её обратно, и Бэка вырвало на гладкий стол. Смешанная с кровью вода текла из рта и носа, провоцируя кашель, и парень пытался выровнять дыхание.       — Украшение я оставлю себе, — указывал на кольцо нимф Кан. — Слышал о нём, но не мог найти, а ты сам мне его доставил. У тебя есть около двух минут, после чего увидишься со своей матерью.       Бэкхён кровью плюнул на пол, сильно вспотел и едва посмотрел на Кана из-под тяжелых век, держась за отвердевший живот.       — Вам, Ваше Величество, надо было для начала убить Чанёля.       — Я всё обдумал ещё вчера. Когда тебя не станет, ему понадобится дальше где-то реализовывать себя, поэтому он не откажется от моего предложения. Я ему предоставлю возможность сражаться, завоёвывать Королевства и удерживать в них порядок, но делать это всё будет под моим гербом.       Он забрал из его руки стакан и похлопал его по спине, словно Бэкхён подавился, при этом с улыбкой смотря ему в глаза и наслаждаясь его последними минутами жизни.       — Хорошее предложение. Чанёль любит убивать, но я вам говорю о другом, — Бэк сделал глубокий вдох и тяжело проговорил. — Недавно я нашёл цветок ненастья, и только дурак упустит шанс им воспользоваться. Вряд ли вы могли себе представить, что он существует на склонах вулканов, но мне он попался. Так вот, пока жив Чанёль, буду жить я, а большего мне не надо. Теперь представьте, что с вами и с вашим Королевством сделает Ёль, видя, что вы меня отравили.       Он улыбнулся, замечая, что Кан ему не верит, всё ещё ожидая, когда парень умрёт, но Бэкхён знал, что этого не произойдёт. Крёстной не понадобилась помощь цветка, поэтому Бэкхён долго думал, чтобы ему загадать для себя. Предположений витало много, но парень сомневался, что цветок выполнит что-то масштабное, как, например, мир во всём мире. Осложнение болезни Чанёля натолкнуло его на мысль, что можно быть рядом с ним до самого его конца, а до этого времени искать лекарство от ханахаки.       Чанёль об этом догадался, когда Бэкхён в своём плане убить Кана не упомянул о роли своего охранника, хоть надёжнее Ёлю убить короля или заручиться его поддержкой. Но Чанёль не уточнил, как Бэк сформулировал своё желание, чтобы не отвлекать его от осуществления задуманного. Ожидая Ёнмина, он размышлял над тем, что Кан будет долго стоять возле внука и ожидать его смерти, пока не поймёт, что ситуация слишком сложна для его понимания.       — Ваше Величество! — раздался снизу знакомый голос, и Ёль на несколько секунд отвлёкся от наблюдения. — Ваше Величество, я не знаю, что мне делать. Я потерян и не вижу смысла своего существования.       Под деревом стоял расстроенный Шин, сминал пальцами рукава и просил помочь ему определиться в жизни.       — Ты как сюда попал?       Старик дождался, пока лепесток розы опустится к нему и поймал его рукой, объясняя своё незавидное положение:       — Его Высочество приказал казнить меня через блуждания в Месмера, но эта чертовка быстро меня сожрала. Я даже не успел увидеть своё запечённое в песках тело. Теперь вы дважды мой король.       Чанёль тяжело вздохнул и попросил старика минимум — сейчас не мешать, и Шин отошёл в сторону, притворяясь, что вовсе растворился в воздухе или является ещё одним деревом в саду. Такую смерть он себе не желал, но раз Бэкхён велел, то не смел противиться, хоть помочь принцу в поиске лекарства не мог. Находясь между жизнью и смертью, он увидел ответ на вопрос, который мучил его последние десятилетия: болезнь Чанёля неизлечима. Ханахаки лечится взаимными чувствами, но только у людей, а Чанёля назвать человеком невозможно, поэтому он никогда не избавится от неё, заключённый печатью бессмертной жизни в болезни. Шину казалось, что его король давно это понял, однако с появлением алхимика обрёл надежду, и она оказалась ложной. В этом старик винил себя, но извиняться слишком поздно.       Когда Бэк наклонился, не вытерпев приступ боли в животе, Ёнмин принёс своему королю лук и колчан со стрелами, сообщая, что приказ выполнен. Каким образом он отобрал оружие, Чанёля не интересовало, и Шин заметил, что скоро вернёт себе последнюю монету от Бэкхёна, да только мёртвому она уже ни к чему. При жизни он успел побывать в постеле с Нам, а это почти что с королевой, поэтому тешился похотливыми воспоминаниями. Он отдал бы ей все деньги, но они сгорели в хижине и оскорбительно дарить ей золото, словно плату за секс.       Чанёль прицелился, натягивая тетиву со спокойствием, чтобы точно попасть в цель, определяя, сколько осталось жить королю, и безошибочно выпустил стрелу Кану в голову. Его выстрел стал неожиданностью для Бэкхёна, который велел Ёлю не вмешиваться в его дела, и резко дёрнулся на стуле, взмахнув обеими руками, после чего под звук разбитого стакана король с замершим на внуке взгляде рухнул на пол, теряя корону и власть над Кирхом. Бэк прерывисто выдохнул, принимая смерть Кана, как уже необратимое событие, перешагнул через осколки, мёртвое тело со стрелой во лбу и тихо покинул комнату, спеша сбежать из замка и при этом не привлекать внимание кровавыми пятнами на одежде.       — Ёнмин, — выкидывал на землю оружие Чанёль, ощущая неимоверное облегчение от убийства Кана, — когда Бэк выйдет, построй мне здесь гору, которую мир не видывал.       — С удовольствием, Ваше Величество! — проголосил рыцарь и вмиг исчез, чтобы созвать орду мертвецов.       Возможно, Ёль нарушил план Бэкхёна, но его сердце продолжит работать до тех пор, пока существует бессмертие, и умеет болеть, а душа — страдать. И больше всего оно истязалось при виде мук Бэкхёна, поэтому все деяния Чанёля шли на благо парня, он своими руками делал то, на что у Бэка не хватает сил, а со стороны это казалось обычной защитой охранника. Лёгкая рука ведуна много лет строила их встречу, зная все слабости Чанёля, его жизнь, потребности и нечисть. Изучая каждую монаршую семью, он делал их своими пешками, прививая им самые искусительные грехи, которые становились в его руках ниточками для марионетки, и Чанёль, глядя на поведение Кана, понял, что стал одной из них, не сумев совладать с похотью, за что поплатился цветком на теле. Если бы не лицо Бэкхёна, он бы на него едва ли обратил внимания, но боль прошлого заочно заставила полюбить парня и разорвать череду своего одиночества. Гнев Юн вынудил её пойти на поводу у ведуна. Она так сильно ополчилась на Кана, что пожертвовала другом, лишь бы не допустить Кирх к мировому господству. Хван впал в уныние после постоянных унижений Кана и смерти жены, поэтому не желал влезать в какие-либо дела других стран, что впоследствии переросло в боязнь быть замешанным в политических распрях. Его имя долгие годы не произносилось, когда перезаключались союзы или договора, потому он не стал препятствием в уничтожении других Королевств и радовался, что разрушилось не его. Род Ан — самая лёгкая добыча ведуна. Они поколениями жаждут заполучить шумное Холодное море. Их алчность заставляет из года в год вести людей на погибель ради соли и того, что прячет на своём дне море. Ослеплённый мечтой завладеть самым ценным для людей, он не видел ничего, что могло быть другой бедой, исходящей от одного бродяги с бутылкой вина. Оградившись от всего мира и став затворником замка, Ли занялся своим желудком, находя в этом ежедневное увлекательное развлечение. Ни война, ни победы его не интересовали, зато предложи ему съесть жирного кабана, он достанет к нему своё фирменное вино. Он стал обездвиженной целью, которую легко убить завистливыми пустынными соседями. Мертвецы смотрели на людей и чувствовали, как им хочется быть такими же принятыми, признанными, свободно общаться и знать, что нужны кому-то. Даже нимфы, которые не могут покинуть свои реки, заметили, люди приходят к ним, чтобы от горя стать девами. Хоть редко, но в нимфах нуждались, а мертвецы звались мерзостью, как Месмера. Зависть росла, вынудила Ёнмина пойти на хрупкий союз с Ли, а затем появился Чанёль, и лучшего кандидата для выхода в мир людей они не могли себе представить. Главной ниточкой в руках ведуна стало тщеславие Кана. Он им самый вынянченный, любимый и дражайший король, способный идти на любые авантюры ради того, чтобы доказать своё величие. Долгие века род Кан пытался забрать себе Холодное море и Бретор, перед сном короли Кирха представляли себя единственными правителями мира и ни перед чем не останавливались, только дай шанс. И ведун его дал — сладкое, как патока, предсказание владения несколькими Королевствами от ведьмы, способной менять облик. Реками текли лесть и преклонение, чтобы потешить гордыню короля, а затем — разрушение Кадоса. Пустая земля, податливые и напуганные люди, согласные на любого монарха, соблазнят любого тщеславного короля. Надо только завоевать Ла-Он, потому что население Кадоса пошло к Бёну, что сильно ударило по себялюбию Кана, и он ополчился ещё больше. Ненавистный внук и его отец стали мишенью номер один, а затем разрушилось Элоя, и у Кана вовсе затуманился рассудок. Он не понимал, как выстраиваются из Королевств горы, но знал, что надо заполучить Мисхелу и убить Бэкхёна, а, обнаружив Чанёля, вовсе увидел путь к величию. Грелла права — он не понимал своей роли в замысле ведуна и поплатился за своё стремление стать первым. Зачем это надо ведуну, Чанёль так и не понял. Зато после слов Мисхелы про старушку, узнал, кто был ведьмой Мисхелой. Ведун, бродяга, ведьма и старушка — один человек. Представившись искусной ведьмой он убедил Кана поспешить убить внука и предложил идеальный план: он станет принцессой Ли, и никто не подумает, что Бэк умер от лапы Кана, когда Бён приедет в гости. Став Мисхелой, он находился рядом с Ёлем, держал его под контролем и ситуацию вокруг, направляя бессмертного и принца в нужном ему направлении. Его сила, которая пугала шамана, всё же взяла вверх. Он сломал характер Бэкхёна, дождался, когда шаман решится провести ритуал и позволил себя убить, но не умер. Тело девушки так и не сгнило, хоть везли её по жаркой пустыне и вряд ли оно поддалось огню. Трусливый Ли сбежит при первых языках пламени, чтобы не портить себе аппетит едким запахом паленного мяса, а Сонмин будет вынужден следовать за ним.       Чанёль с тяжестью выдохнул, смиряясь с судьбой, и спрыгнул на землю, спеша побежать навстречу Бэкхёну, чтобы улететь с ним на мантикоре в Кадос. Ничего нельзя изменить, но на полпути воплощения мечты Бэка не стоило останавливаться. Когда всё уже сделано, и пусть это только чья-то многовековая игра, поздно сожалеть и кусать локти от своей наивности. В конце своей партии на карте мира ведун вручил Чанёлю приз — Бэкхёна. И хоть Ёль не уверен, что это не очередной ход перед новой партией, утешал себя тем, что пройдёт ещё тысяча лет прежде, чем новые правители будут достаточно подготовлены, чтобы стать марионетками в чьём-то замысле.