Змеелов

      Настроение Бэкхёна угасало с каждым днём, оставляя от азартного юношеского запала прожжённые угли. Из жизнерадостного и активного принца он превратился в опечаленного подростка с явной леностью в поведении, несмотря на приближение свадьбы короля, когда в самую пору тщательно подготавливаться к приёму гостей и подбирать лучший костюм для торжества. Бэк не участвовал в организации праздника, оставляя суету на слуг и отца, равнодушно относился к меню, не ощущая голод, и всё больше молчал, как его охранник. В течении дня он не сбегал от Ёля, чтобы задать ряд вопросов Шину или Мисхеле, потерял аппетит и полностью погрузился в свои мысли, обдумывая их по сто раз на день. Чанёль не влезал ему в душу, предпочитая дождаться момента, когда он сам расскажет о причине своей печали, и тем самым у него появилось время, чтобы заняться платьем невесты. Ёнмин добыл шкатулку с украшениями, Ёль передал её принцессе, а она — портнихам. Женщины создали красоту, превзошли сами себя в мастерстве и, к удивлению многих горожан, работали сплочённо, не делая попытки выделиться кому-то одному, присваивая себе все заслуги. Они помнили, что платье должно быть только одно, поэтому каждая ответственна за определённую часть наряда. Одна занималась тугим корсетом, другая –юбкой, третья — украшениями, четвёртая — перчатками, пятая — подолом, шестая — фатой, и все при деле и каждая вложила свой труд. Ассистентки каждый день бегали на рынок, постоянно подавали необходимые инструменты, ткани, рюш и под конец дня едва с ног не валились от усталости и суеты. Сложность состояла в том, что, разделив пошив одного платья между собой, ответственность не легла равномерно на всех, если какая-та деталь оказалась бы бракованная, поэтому каждая швея тряслась над своей работой, контролируя создание любой мелочи. И наконец Мисхела примерила платье, непривычно утягивающее её талию и поднимающее грудь. Девушка привыкла к свободным фасонам, но отметила, что корсет идеально подходит под ровную осанку, подчёркивая женственность. Декольте украшала золотая хризантема, корсет — жемчуг, а юбку — золото. Фата, никогда не входившая в наряд невест Элоя, плавно опускалась на пол, украшенная ручной золотой вышивкой, и Мисхела подумала, что она ей ни к чему, потому что накрывает гордость женщин Элоя — волосы. Но король настоял, чтобы его невеста оделась по обычаям Ла-Он. В свою очередь девушка тоже не осталась без условий: следовало провести ритуал бракосочетания по обычаям её народа, а к трону её должен подвести Чанёль. На первое условие король согласился моментально, а второе — не понял. Какой-то охранник усадит на трон невесту короля, после чего она станет государыней двух стран. Выглядело бредом и так не по-королевски, что Бён перечислил всех претендентов на сопровождение невесты, начиная от простых зажиточных людей Ла-Он и оканчивая королей, но Мисхела настаивала на Чанёле, не желая слышать о других. Она напомнила, что Ёль — признан всем народом, ему подражают многие дети, подростки и некоторые взрослые, поэтому он вполне достоин быть не последним гостем на свадьбе. Королю пришлось подчиниться, хоть за стол сажать мужчину отказался. Сам же Чанёль выступил против задумки девушки, уверяя, что в Ла-Он он всего лишь охранник принца, но Мисхела оставалась непреклонна, потому что для неё Чанёль — захвативший её Королевство король, и где бы он ни находился, навсегда останется таковым. Последним и самым весомым её аргументом стала просьба не портить невесте праздник хотя бы раз.       Во всей этой суете на Бэкхёна не обращали внимания, и Чанёль постепенно уходил от дел, чтобы быть рядом с ним и разогнать собой его одиночество. Причину его грусти Ёль относил к тому, что Юн всё же рассказала ему, кто она на самом деле, после чего Бэк забрал цветок с горшком и вернулся в Ла-Он, не комментируя правду. Юн привела ему множество доказательств того, что она — его крёстная, поэтому сомнений у парня не осталось, но мир внутри него перевернулся вновь и, как ему казалось, в последний раз. Вокруг него обман, люди живут, обманывая окружающих, создают иллюзию не хуже нимф, тем самым показывая иной облик себя и мира, который сами же строят. Нет ничего настоящего, и Бэкхён цеплялся за последнего близкого человека всеми своими чувствами, пытаясь откопать его настоящую сущность, чтобы осталось хоть что-то без лжи, но Чанёль молчал и скрывал себя из-за страха. Бэк не сдавался, знал, что Ёль способен открыться, только нужно время, много времени, но результат того стоит. Как бы неуютно не стало парню в мире, он принял важное для себя решение в день свадьбы, когда все мысли уже обдуманы, варианты тысячу раз просмотрены и единственное правильное решение найдено. Бэкхён намеревался пожертвовать собой, чтобы узнать, какой же Чанёль на самом деле и показать это самому Ёлю. Оба должны это увидеть, чтобы сблизиться или навсегда разойтись.       — Вас хочется укутать в одеяло и накормить, — не выдержал Чанёль, когда оба сидели на качели в саду, пока гости размещались в тронном зале перед выходом невесты.       Бэкхён держался за железные поручни и отталкивался ногой, плавно раскачиваясь и наблюдая за саженцем какого-то дерева, привязанного к палке. Укутать и накормить у Чанёля не получится, потому что поест принц за праздничным столом, а вот спать решил в домике Шина, чтобы не слушать оглушительные храпы пары сотен гостей, диапазон которых не позволит охранникам возле дверей вздремнуть на посту. Бэк даже свой цветок перенёс к Шину и приказал охранять, ухаживать и следить за ним.       — В чём смысл школьных учебников? — бормотал Бэкхён, делясь своими мыслями в пасмурный и сырой день, соответствующий его настроению. — В них написана ложь, потому что никто не знает правду прошлого и настоящего. Зачем обучать детей лживой информации? При этом им твердят, что обманывать — не хорошо. Сам подумай, скольких королев Юн мы изучали и каждая была отдельной личностью, со своим характером, привычками, вкусами и судьбой. А на деле — один и тот же человек со старыми заскоками в характере. Что напишут про захват замка Ла-Он и удерживания короля Бёна в темнице? Историки уже пишут, вернее — сочиняют, а иного слова у меня для этого нет. Разве они знают правду? Разве она есть? Для госпожи Нам она одна, для меня — иная, для отца — третья, хоть мы все поневоле участники события. Наши истории будут отличаться, потому что у каждого своя правда, а в учебники запишут вовсе постороннюю сказку. Так почему учителя настойчиво твердят, что всё, о чём они говорят, — правда?       — Вам только пытаются рассказать факты, которые происходили в прошлом, чтобы вы знали, как построилось настоящее людей, — пожал плечами Чанёль и посмотрел на принца, которого служанки одели в белые одежды и на золотые пуговицы прицепили белоснежную накидку, которая ему очень к лицу.       — Ты прав, захват замка был и это нельзя отрицать, как бы Кан ни старался. Но ведь можно же писать только факты, а не придумывать к ним красивую историю. Сам подумай, будет ли правдивой история, если я не скажу, что меня пытался изнасиловать генерал и его убил страж, потому что я проклят кольцом? Я же стану в учебнике убийцей, как и Мисхела.       — Это будет недоговорённая правда.       — Это будет искажённая правда, а чем она отличается от лжи? Всё, что не является правдой — ложь, и не важно какие термины к ней придумывают ради своего оправдания. Зачем мне на уроках говорили, каким обычным куском мяса является тело человека? Зачем? Чтобы проще было убивать в период войны, не думая, как же сложен механизм тела? Болит живот, крутит шишку на ноге, растянул связку и ещё множество видов, как может болеть тело. А как же выражение «ранить душу»? «Задеть чувства»? Разве от них человек не испытывает боль? Порой болит сильнее вывихнутого плеча. Так почему на уроке биологии не изучают душу? Я знаю ответ: душу нельзя вскрыть, выпотрошить и выставить на обозрение, поэтому её существование ещё надо доказать. Но чёрт возьми! Она же существует. Тысячи учёных знают, как может болеть душа и как меняются тело и сознание, когда человек силён духом, но высшие умы отрицают её, потому что не видят и спихивают всё на мистику. Если учёным нужны факты без души, то пусть объяснят болезнь ханахаки. Она в теле, её можно увидеть, можно вскрыть тело и посмотреть на болезнь, но никто ею не занимается, потому что слабы перед её появлением! Что не могут объяснить, то приписывают мистике, лишь бы не показывать, что они перед чем-то бессильны.       Ёль мог бы поддержать разговор, высказать своё мнение, но молчал, чтобы не касаться темы ханахаки. Бэк упёрся лбом в железо и прекратил раскачиваться, продолжая думать над своей внезапной проблемой и её решением. Чанёль много веков живёт со своей болезнью, а Бэкхён не смирился с ней, поэтому честно признался:       — Я сам разберусь с ханахаки и найду лекарство. На первых порах Шин мне поможет в медицине и алхимии, чтобы я знал основы.       — Если успеет, — вспомнил возраст старика Ёль и поймал себя на мысли, что не хочет, чтобы парень лез в болезнь.       Он с головой уйдёт в исследование, а Чанёль предпочитал, чтобы принц жил своей королевской жизнью и не тратил короткий век на ханахаки. Раз болезнь нельзя изучить досконально, нечего над ней думать. В мире столько хорошего и красивого нужно увидеть, что на затворничество нет времени. Шин впустую потратил несколько десятилетий своей жизни, ковыряясь и проводя опыты над ханахаки, а мог бы изобрести дюжину лекарств от распространённых болезней, что намного полезней.       — Успеет, — после тяжелого выдоха произнёс Бэкхён. — Он выглядит довольно бодрым старичком, поэтому проживёт ещё долго. А ты? Что ещё ты от меня скрываешь?       Чанёль пожал плечами, выбирая из всех своих тайн самую безобидную, чтобы рассказать и не оканчивать полезный разговор. О болезни он не скажет, о своей жизни говорить нет желания, а про любовь ворковать язык не повернётся. Оставались только планы на ближайшее время, о которых сам бы Бэкхён узнал, но немного позже.       — Хочу использовать вас, чтобы уничтожить семью Кан.       Бэк не это хотел услышать, поэтому недовольно фыркнул и отвернулся.       — Мог бы не молчать об этом, а сказать, что мне надо делать. Я с удовольствием соглашусь разрушить Кирх и убить короля Кана.       — Даже несмотря на то, что он — ваш дедушка?       Ему пришлось добавить, что Кан — дедушка по материнской линии. Бэку стало мерзко это слышать, хоть родственников не выбирают и у бабушки должна была быть причина отдаться Кану. Да какая свободная девушка откажется от ночи с королём? Быть может, в то время он не казался гнилым человеком, а мразью стал из-за каких-то тяжёлых событий в жизни. В любом случае, Бэк не спешил судить бабушку. Переспросив несколько раз у Чанёля, он попросил ни в коем случае не говорить об этом отцу. Про родителей своей мамы парень ничего не знает, но по внешности матери понял, что она метиска. Родство с Каном парня тяготило, потому что он понимал, как оканчивается в большинстве случаев жизнь байстрюков и их потомков. Он предпочёл бы быть внуком лешего или нимфы, чем ворчливого и алчного короля. Хотя быть родственником Кана — почти то же, что иметь деда-нечисть. Поговаривали, что болотные нимфы служат у Кана на равном праве с любым войском, но дальше слухов это не доходило, и Бэкхён вновь фыркнул, говоря себе, что переплюнул деда, став королём нимф.       — Я бы хотел, чтобы Кан вам сам об этом сказал, — честно признался Ёль и поднял взгляд на серое небо, определяя, что скоро польёт дождь.       — Мне всё равно, — прошептал Бэкхён вновь раскачивая качели и упираясь пяткой в землю, — С сегодняшнего дня я не имею никакого отношения к трону Ла-Он, а Кирх мне подавно не нужен. Пойми, Ёль, я узнал слишком много о мире, начал видеть его вовсе другим, поэтому не смогу приспособиться к жизни обычного человека и притворяться им. Ты же знаешь, что я паршивый актёр. Мне не быть прежним принцем, хоть я продолжаю любить Ла-Он и его жителей. Проблема в том, что сама страна, её земля и природа для меня стали отдельным живым существом, которое позволяет людям на себе жить и требует ухода. Это же касается других Королевств. Я это понял, когда увидел твою и крёстной реакции на найденный цветок. Любая земля живая, как Месмера. Она не чудовище, а единственная, кто продолжает жить самостоятельно, а не спать, как Аратон. Если вулкан позволил мне взобраться на себя и подарил мне цветок, значит, мои планы не так уж плохи, как кажутся мне самому.       — И какие они у вас?       Вместо слов, Бэк указал на мелькнувшее между деревьев платье Мисхелы и сказал, что она ищет своего провожатого. Чанёль не двинулся с места, ожидая ответ на свой вопрос. Гости подождут полчаса, пока невеста подготовится к выходу, а остановить в безумстве Бэкхёна — дело первой важности. Тем более Мисхеле компанию составит Шин, отказавшийся участвовать в торжестве, хоть гости его звали, чтобы послушать истории о старике Сонмине и его болячках. Его до последней минуты уговаривали, поэтому, когда он увидел на пороге своего дома принцессу, сразу заявил, что не ступит в зал торжества.       — Ты меня недооцениваешь, — улыбнулась девушка, до колен задирая платье, чтобы не выпачкать его, и продемонстрировала свадебные сандалии. — Я никогда никого не уговариваю. Мне нужен господин Пак.       Шин пожал плечами, держа в одной руке мятую тетрадь с записями, а в другой — пустой флакон.       — Он где-то с Его Высочеством. В последнее время они редко встречались, поэтому им есть о чём молчать наедине.       — Значит, господину стало хуже?       На вопрос Шин не ответил, потому что частые расспросы Бэка о ханахаки взволновали принцессу, но она предпочла не задавать встреченные вопросы Бэкхёну, а обратиться к Шину, который точно не соврёт. Лгать Мисхеле означало бы потерять её доверие, а им Шин дорожил, помня о багаже знаний девушки, поэтому кивнул, после чего она собрала подол в одну руку, чтобы другой свободно жестикулировать.       — Я предполагала это, поэтому в последнее время думала над проблемой Его Величества.       В глазах Шина загорелась надежда на светлую мысль принцессы, которая подскажет, как вылечить Чанёля, но Мисхела, угадав его настрой, отрицательно махнула рукой.       — Нет, старик, я не изобрела лекарство от ханахаки. И всё же давай поспорим, чтобы найти истину.       Шин её предложения не воспринял. Поспорить с принцессой — навести на себя гнев короля. Он сократит ничтожные остатки жизни старика, а у Шина свои планы на смерть, среди которых на первом месте стояло заново отрастить бороду. Мисхеле пришлось объяснить, что у неё и алхимика разные мышления, поэтому надо столкнуть их лбами, чтобы сравнить.       — Назови любой факт, — заходила она в дом и закрыла за собой дверь от любопытных служанок, которые вскоре пойдут искать невесту.       Шин положил флакон, поставил руку на бок и посмотрел на потолок, словно он не с принцессой спорит, а с паутиной. Так на душе легче и ответственности меньше.       — При ханахаки внутри человека растут цветы.       — Это похоже на проклятие при магии, — тут же нашла сравнение девушка.       Шина это задело за живое, потому что принцесса сказала глупость:       — Нет же, Ваше пока ещё Высочество, ханахаки — болезнь, заложенная с самого рождения человека. Она «спит» в нём, а пробуждается, когда появляется идеальная среда для неё — сильная любовь.       Мисхела пригрозила ему пальцем, словно поймала на лжи:       — Но лечится же она взаимными чувствами, а это не имеет никакого отношения к прямому контакту с телом больного. Это чувства, а не еда, таблетка или предмет, который можно передать от одного человека к другому, значит ханахаки связана с мистикой.       — По-вашему, человек рождается проклятым? Помилуйте, миледи, это не верно. Ханахаки — болезнь. У господина Пака более чем взаимные чувства с Его Высочеством, но болезнь только отягощалась от этого.       — Но есть задокументированный случай исцеления.       Шин с удовольствием кивнул, наконец соглашаясь с принцессой, и смог на неё посмотреть, отмечая на её лице полную заинтересованность в разговоре.       — Безусловно, есть такой трактат.       — Повтори его часть.       — Больной очистился от цветов и семян, после того, как его любимый человек ответил взаимностью на его чувства.       Оба насупились от бестолкового разговора и тяжело вздохнули. Они перетирали одно и то же по кругу, каждый раз натыкаясь на тупик, потому что люди веками боялись ханахаки, а единицы, решившие изучать болезнь, не добились полезных результатов. Возможно, большую часть информации не документировали из-за страха быть казнённым за эксперименты, что привело к путанице в лечении. Мисхела не сдавалась, приготовилась продолжить обещание, но Шин внезапно сказал короткое «хотя» и вновь посмотрел на паутину на потолке.       — Что? — подошла к нему принцесса, пытаясь с высоты своего роста заглянуть в глаза старику, но тот оказался для неё высоким, поэтому она задирала нос к его подбородку.       — Меня смущает слово «ответил взаимностью», — почесал морщинистыми пальцами щетину Шин и рассмотрел на паутине маленького паука. — Это не подходит для господина, потому что он молчун.       Мисхела посмотрела в окно, контролируя отсутствие служанок, и задумалась над словами старика, а тот продолжил развивать свою мысль:       — Быть может, вы правы — магия есть. Только магия чувств, а не потусторонних личностей. Его Величество так и не сказал принцу, что любит его, а тот в свою очередь скоро в рифму будет признаваться ему в любви.       — Сообщи ему об этом, — успела произнести принцесса прежде, чем в дом вошёл Чанёль.       При виде красавицы невесты, он улыбнулся и поклонился, отдавая ей своё почтение и одним своим видом напоминая о заждавшихся гостях. Предложив свою руку, он пообещал сопроводить её к трону, несмотря на множество недовольств гостей. Мисхела согласилась, хоть ей непривычно брать под руку кого-то из королей, не считая Бёна, с которым она сблизилась за короткое время. Он оказался простым человеком в окружении семьи, быстро нашёл подход к девушке, опустив себя и свою значимость до уровня подростка, и это пошло ему на пользу. Ощутив себя вновь молодым принцем, король разогнался не на шутку, всё больше общаясь с принцессой, и придумывал различные игры, порой забывая о своих королевских обязанностях. Лёгкого правления он девушке не обещал, но помогал разбираться в высших кругах, предупреждая кто и на что способен, подготавливая её к общению с королями в будущем. Чанёль, глядя на них, радовался, что пристроил Мисхелу в хорошие руки, и переключил своё внимание на Кана, который ждал прихода невесты в тронном зале.       — Вы же не будете его убивать? — уточнял Чанёль, когда они поднимались по ступенькам.       — Нет, но никому не позволю забрать у меня корону Элоя. А вы же не будете вечно молчать при принце? — встречный вопрос она сопроводила чуть прищуренным взглядом. — Пора бы сказать Бэкхёну, что вы его любите. Поступки поступками, а слова очень важны.       — Думайте о свадьбе, а не обо мне, — спокойно попросил Чанёль, и возле входа Мисхела крепче вцепилась в его руку, волнуясь перед торжеством.       Все взгляды приковались только к ней, отчего ей казалось, что где-то задралось платье, на корсете пятно грязи или размазался макияж по всему лицу. Быть может, стоило обуть туфли на каблуках? Тогда бы рост принцессы выглядел выше, а в сандалиях она похожа на коротышку рядом с высоким Чанёлем, чей рост визуально увеличился на десяток сантиметров. Со стороны казалось, что гордый отец ведёт свою дочь в первый класс, и, если бы не счастливая улыбка короля Бёна, Мисхела бы продолжила осматривать гостей, как своих одноклассников. Перетянув на себя её внимание, король волновался не меньше будущей супруги. Едва она сядет на трон, как станет королевой двух государств и на её плечи ляжет ответственность за два народа. Шаг за шагом она приближалась к мужу, улыбалась ему, не замечая завистливые взгляды среди рядов гостей, у которых скулы напряглись от досады. Особо гневного, чей взгляд испепелял Мисхелу с головы до ног, Ёль окатил предупредительным взором с долей пренебрежения. Мужчина, имя которого не знал даже Бэкхён, откашлялся в кулак и посмотрел на свои ботинки, не связываясь с охранником.       — Почему её сопровождает ваш слуга? — внезапно для Бэкхёна спросил Кан, склоняясь к его уху змием-искусителем.       Бэк стоял в первом ряду, сложа руки за спиной, и наблюдал за скорым счастьем своего отца. Вид гостей мерзкий: зависть, ненависть, едва сдержанная агрессия и граница истерики. Большинство до желчи в горле ненавидят этот союз, но ничего не могут сделать, чтобы очутиться на месте Бёна. Когда Чанёль положил свою ладонь на руку принцессы, она расслабилась, чувствуя его поддержку, чуть приподняла подбородок, чтобы выглядеть хозяйкой события, и шире улыбнулась будущему мужу, после чего многие знатные лица, отвернулись от торжества. Сколько людей, женщин и мужчин, желали убить Бёна на тот момент, чтобы лишить его могущества и отобрать себе принцессу. Она — счастливый билет и надёжность в мире. Кто-то прошептал, что Бён пользуется несчастной девочкой и, когда получит Элоя, убьёт её. Чанёль нашёл взглядом сплетницу, хоть та прислонила к губам веер, и криво улыбнулся, будто она совсем скоро умрёт, если ещё слово скажет про принцессу.       — Ваше Величество, — холодно отозвался на Кана Бэкхён, наблюдая за плавной походкой Мисхелы в роскошном платье, — предлагаю вам сразиться с Чанёлем, и тогда посмотрим, кто преклонит колено, словно слуга.       Кан сжал кулак, сдерживая злость. Дерзкие слова Бэкхёна встали поперёк горла острой костью. Весь Кирх знал, что король — сильный, храбрый и бесстрашный воин. А Чанёль — ходячая легенда, покрытая слухами, как ёж иголками. Кан согласился бы принять вызов, но стоит ли позориться в случае поражения, которого не стоило исключать? Встать на колени перед немым охранником — прославить его на весь мир и испортить себе репутацию. Такую милость Кан позволить не мог, поэтому посмотрел на Бэкхёна с желанием придушить дрянного мальчишку. Он стоит так близко, мечта короля Кана слишком приблизилась к нему, но оставалась по-прежнему запретной из-за большого количества людей вокруг. Словно чувствуя его слабость, Бэкхён поднял на него до наивности чистый взгляд, смотрел с детским блеском глаз и немного улыбнулся, прошептав, что он пошутил.       — Какая Мисхела красивая! — толкнула локтем Кана Майа и резко взмахнула чёрно-золотым веером, едва не задевая им нос короля и вытесняя ненавистного человека из первого ряда, чтобы защитить крестника. — Платье божественно! Только посмотрите, как гармонирует корона с брошью! Бэкхён, твой отец светится счастьем, словно первые лучи солнца.       — Что за манеры, принцесса?! — сердился Кан, втискиваясь вперёд. — Вы ещё не королева, чтобы грубить мне и принцу Бэкхёну!       Юн оглянулась, ища взглядом того, кто это проговорил, затем опустила взгляд на Кана и приторно-наигранно извинилась, показав свою неприязнь.       — Я вас не заметила. Слышу, что кто-то, вроде, ко мне обращается, пытается говорить о манерах, а сам имени моего не называет. Или вы его забыли? Мама говорила, что вы даже имена своих детей не помните.       Бэкхён шире улыбнулся, слушая, как крёстная прямо говорит Кану, что думает, но приписывает слова умершей королевы, чтобы не запятнать свою репутацию.       Чанёль подвёл Мисхелу к королю, поклонился обоим и встал в трёх шагах от трона принцессы, наблюдая за гостями. Всё ближе момент, когда в Ла-Он и Элоя появятся общие правители, Мисхела смотрела в глаза Бёна и смущалась, замечая в его взгляде такое же волнение, как у неё. По губам одной светской дамы Ёль прочёл укор — она ему в дочери годится. Сложно с этим спорить, но её юность положительно сказывалась на короле. Он сам почувствовал себя моложе на двадцать лет и, слава богу, крепкое тело позволяло подражать юношеским повадкам.       Когда невеста отошла от своего жениха, Чанёль взял её за руку и подвёл к трону. Дабы оградить принцессу от слабонервных гостей, которые желают метнуть в неё кинжал, он встал напротив, закрывая хрупкое тело своим широким, и усадил на трон. Почти чёрные глаза Мисхелы устремились на Чанёля, и девушка прошептала:       — Я благодарна вам за всё!       Ёль только поклонился и отошёл на своё место, после чего на второй трон сел Бён, и Бэкхён первый принялся аплодировать, поздравляя короля со свадьбой.       — Какая красота! — вытирала слёзы Юн и с энтузиазмом хлопала в ладоши, после чего зал погрузился в бурные аплодисменты. — Сколько свадеб у меня прошло, а реву первый раз.       — Юн! — голос Ана она узнала моментально и посмотрела вперёд.       На другой стороне зала в первом ряду стоял король Тарзиса. Он оказался единственным, кто прибыл на свадьбу в доспехах, поэтому удивился тому, что Майа его не заметила. Списав это на то, что девушка видела его один раз и то на своё восемнадцатилетие, он хотел лично выразить свои соболезнование и извиниться за то, что не смог приехать на похороны. Да и слёзы на глазах принцессы он понял не верно. Юн плакала от вида Чанёля, а не новоиспечённой парочки. Её друг наконец-то вышел в свет, активно участвовал в мероприятиях и мало того, согласился присутствовать при обеде. Хоть сидеть за столом ему не разрешили, стоять за стулом принца он согласился, рассматривая большинство гостей.       Не все могли лицезреть молодожёнов. После провозглашения королевы гости направились в зал, где столы стояли не привычной буквой «П», а рядами, чтобы большое количество людей вольно разместилось. Бён умолчал о том, что сделал это по своим причинам. Ему плевать, кто поест на свадьбе, а кто стащит сладости в карман. Он хотел сидеть с Мисхелой во главе стола, чтобы с обоих сторон их не стесняли люди, все короли и королевы сидели у него перед глазами, а не на одной линии стола. Справа от него сидела Мисхела, слева — Бэкхён. Рядом с принцем уселась Юн, таща за собой отца. Напротив Бэка моментально расположился Кан, довольствуясь тем, что рядом с ним находится новая королева. Единственная, кто его раздражал, — Юн, которая закроет рот Кану за долю секунды, а ему очень хотелось узнать о делах в замке, Мисхелы и Бэкхёна. Рядом с королём Кирха села его жена — женщина крепкого телосложения со строгим характером и высокой причёской, похожей на улей. Она постоянно ссорилась с Юн, поэтому решила отыграться на Майе за её мать, которая когда-то чуть не стала причиной развода короля Кана.       — Это лучшее, что я ела! — восхитилась блюдом Юн и принялась заталкивать еду в рот.       — Право, это не моя заслуга, — честно и с улыбкой признался Бён. — Чанёль похлопотал над меню. Лучше у него спроси, где он нашёл поваров, а ответ скажи мне, потому что мне он отказывается признаваться.       Юн попыталась улыбнуться, но сдержалась, чтобы не выронить из рта еду, и заметила, что королева Кан готова продолжить тему про Чанёля, сверля его своим бабским взглядом. Хоть Ёлю всё равно, кто и как на него смотрит, Юн не могла игнорировать сам факт того, что её друг принимается в Ла-Он и Кирхе вовсе не так горячо, как в Аратоне, и настроилась высказать ворчливой королеве пару крепких слов. К её несчастью, скандал пришлось отложить, потому что внимание на себя перетянул Ан. Спеша присесть возле жены Кана, он ближе поздоровался с Юн и ещё раз поздравил молодых со свадьбой, желая им счастья и процветания их Королевствам. Чанёль заметил, что Бэкхён вяло ковыряется палочками в тарелке с овощами, думает о чём-то своём и из последних сил старается сделать вид, что его нет. Бледность его кожи, сонный вид и равнодушие ко всему вокруг указывали, что он устал от авантюр и постоянных малоприятных приключений. Ему надо выделить побольше времени для уединения и покоя, чтобы отдохнуть от всего мира. Из Элоя он приехал прямиком в лапы генерала, затем увидел, что Чанёль скоро умрёт, ещё крёстная огорошила своей жизнью и последней каплей стала свадьба отца. Бэк устал настолько, что не хотел, чтобы его вовсе замечали, но то и дело слышал отовсюду «Бэкхён!», «Принц!», «Ваше Высочество!» Глупые вопросы о женитьбе короля на молоденькой, в пору самому принцу, девушке сыпались со всех сторон, каждый хотел узнать мнение Бэка, а он просил их закрыть рты и не надоедать ему. Это породило слух, что он ревнует Мисхелу к отцу и сам хотел на ней жениться. Служанки помнили, как Мисхела вела себя развязно, тыкала свою грудь в лицо принца и пошло шутила над его румянцем, поэтому предположили, что Бэк в неё влюбился и теперь его сердце разбито.       Чанёль, интуитивно догадываясь, что нужен в этот момент принцу, без разрешения склонился к нему, подставляя своё ухо, и Бэкхён прошептал:       — Давай сбежим отсюда.       На это Ёль согласен, потому что дальнейшая судьба Ла-Он напрямую зависит от Мисхелы, а уж с этим она справится без помощи короля леса Кадоса. Ёль поставил открытую ладонь принцу, и едва Бэк положил на неё свою, заговорила королева Кан:       — Какой у вас многофункциональный охранник!       При этом она смеялась, отчего её грудь волнами ходила в корсете, раздражая Юн. Едкое и двусмысленное восклицание в сопровождении тихого смеха поддержал её супруг, отмечая тонкое чувство юмора жены. Бэкхён почувствовал себя неуютно, высмеяно и опустил голову, собираясь проигнорировать склочную женщину и уйти в домик Шина, но его резким движением за руку усадила обратно Юн и впилась взглядом в сидящую напротив королеву, указывая на неё куриной костью и зло шипя:       — Менее функциональный, чем твой рот.       Чанёль шумно выдохнул, слегка толкая Бэкхёна обратно на стул, и оставляя королеву Кан на волю принцессы Майи. Юн молчать не будет, и только род Бён способен её угомонить, но король не спешил успокаивать, изучая характер Майи, так похожий на Лию.       — Хамка, как твоя мать! — завопила королева Кан и схватила бокал, угрожая вылить его содержимое в лицо обидчицы — И подохнешь, как она.       — Перед смертью она спалила ваши болота, а я спалю ваш замок! — гаркнула громко Юн, и многие гости повернулись на её голос, интересуясь, о чём говорит принцесса.       — Это правда? — поразился Ан и вытер салфеткой жир с усов. — Так это не слухи?       — Успокойтесь, — улыбался король Бён и напомнил, что в честь свадьбы объявлено перемирие на три дня, поэтому все ссоры и войны стоит оставить дома. — Чанёль не многофункционален, но многое умеет и никогда не чурается работе. Если хотите развлечься, то можете вызвать его на поединок. И не волнуйтесь, он не просто охранник моего сына — рыцарь средней армии Ла-Он.       Ёль узнал о себе что-то новое. Попасть в среднюю армию короля — не фунт изюма съесть. Многие родители отдавали своих детей в специальные школы, после окончания которой подростков обучали службе, начинали доверять им мелкую работу и через восемь лет они попадали в младшую армию, а по достижению тридцати пяти лет — среднюю армию и могли участвовать в боях, турнирах и получить звание. Чанёль, несмотря на свой возраст, ни разу не обучался в военных школах, однако каким-то чудом по блату перешагнул все этапы учения и практики. Было ли подобное решение короля спонтанным или действительно думал над ним долго, никто не знал, но подействовало на толпу положительно. Кто-то оглянулся на Чанёля, определяя его вид как подходящий для рыцаря, а некоторые позволили себе поздравить его с повышением, на что Чанёль благодарно кланялся. Хоть многие всё ещё не понимали, почему принцесса выбрала Ёля для сопровождения к трону, спрашивать её опасались, чтобы не спугнуть тему про сожжённые болота. Когда к столу подбежала чета Хванов, извинившись за опоздание, Кан скорчил кислую мину, с тошнотой перенося присутствие короля, чьё государство считал по праву своим.       — Вы обворожительны! — поклонился невесте Хван, демонстрируя плешь на голове и удерживая свою корону в руках.       Мисхела ему улыбнулась, чувствуя от короля искренность. Он немного неуклюж, как и его жена, которая значительно моложе его. Хвану на неделе исполнится пятьдесят пять, а его супруга недавно отметила тридцатидвухлетие и объявила Королевству, что скоро родится первый наследник Бретора. История Бёна, пусть не в полном объёме, близка Хвану: первая жена умерла от болезни и более жениться он не хотел. После того, как Бэкхён вдохнул отравленную лилию в Кирхе, он отправился с отцом к Хвану по приглашению. Тогда немолодой король высказал Бёну своё намерение жениться и несколько часов изливал душу, оправдывая поступок осточертевшим одиночеством. Отчасти тот разговор придал Бёну уверенность в своём союзе с Мисхелой. Глядя на Хвана, его отношение к своей жене и немного выпирающему животу женщины, король Бён улыбнулся, от всего сердца радуясь за рассеянного друга, нашедшего своё счастье. К слову, его супруга — младшая дочь его друга и действительно любит своего государя, но призналась в этом только после смерти своего отца. Бён же Мисхелу знает меньше месяца, но предпочитает об этом молчать, чтобы люди не пускали ещё больше сплетен о браке ради Элоя.       — Ваше Величество! — подхватился Хван и передал коробку Чанёлю, чтобы он отдал её Мисхеле. — Моя жена подготовила для вас подарок. Мой же подарок остаётся прежний — союз с Ла-Он.       Чанёль поклонился королю, в поклоне прислушиваясь к содержимому коробки, и вдохнул запах дождя, исходящий от ткани, в которую укутана коробка. Если её не боялись намочить, то внутри ничего серьёзного нет — чисто дамские штучки. Только после этого Чанёль обошел стул Мисхелы и передал подарок, едва заметно подмигнув девушке. Она отложила вилку, вытерла руки о салфетку и неспешно развязала бант, затем сняла ткань и сложила её на своих коленях. Этот жест подчеркнул Ан, уверяя, что Бёну повезло с аккуратной и бережливой женой. Так же он заметил аппетит новой королевы, который превышал его, изголодавшегося на войне солдата.       Мисхела подняла крышку коробки и увидела на бархатной подушке маленькую золотую брошь в виде хризантемы. На ней нет драгоценных камней или надписей, но королева Ли удивилась подарку, бережно взяла его в руки и поблагодарила королеву Хван, тихо отмечая:       — Это часть украшения рода Ли. Есть ещё серьги, кулон, браслет, кольцо и заколка. Брошь была потеряна во время похода короля Ли в Кадос на турнир.       — Верно! — поразился знаниям Мисхелы Хван и наколол на вилку кусок рыбы. — Не подумайте, что мы его украли. К нам в Королевство оно попало через торговцев. Моя супруга решила отдать его вам, как свадебный подарок.       Мисхела вновь поблагодарила королеву и заколола брошь на корсет возле украшения. Её не удивляло то, что королевская брошь долгое время пролежало в Бреторе: Ли обвинил бы Хвана в воровстве, чтобы подорвать его доверие в глазах других королей и содрать побольше золота как компенсацию за пропажу родового украшения. С другой стороны, таким подарком Хван пытался расположить к себе Мисхелу, всё ещё опасаясь потерять союз с Ла-Он. Кирх постоянно твердил, что земли Бретора — неотъемлемая часть одного, его государства, поэтому Хвану тяжело доказать свою независимость и он по-своему налаживал дружбу с другими Королевствами.       — Кстати, Ваше Величество, — словно для поддержания разговора проговорил Кан, — почему нет на празднике ваших родителей? Где они?       Мисхела спокойно положила ткань в коробку и опустила её на пол, после чего вновь гордо выровнялась и посмотрела на Кана так, что он моментально понял: перед ним настоящая принцесса, а теперь королева двух Королевств, Ли и она знает о судьбе своей предшественницы. Её лицо всё так же по-женски красиво, но лёгкая ухмылка делала её схожей с палачом, а взгляд стал взрослым, угрожающим Кану расправой, словно предупреждая: попробуешь убить — месть достигнет небес. У Кана пересохло горло, он потянулся к бокалу, чтобы сделать несколько глотков вина, отвлекаясь от Мисхелы. На трон села не наивная деревенская девушка, не понимающая в делах аристократии, какой была Лумея, а пережившая все тяготы королевской жизни принцесса и при том без жалости убившая людей.       — Они живут в Тарзисе, — холодно ответила Мисхела и продолжила есть, ловко подцепив на вилку большой кусок мяса.       Чанёль посмотрел на Бёна и мысленно ему аплодировал, потому что король спокойно относился к попыткам Кана задеть чем-то Мисхелу, спровоцировав скандал, который ему нужен, чтобы выставить Ли в худшем свете. Люди в Ла-Он только начали принимать её как королеву, но помнили Мисхелу-отравительницу, поэтому доверие слишком шаткое.       Ан оживился, слыша название своего Королевства, и предложил в виде свадебного подарка удовлетворить любые потребности родителей королевы.       — Но помилуйте, — расслабился на стуле Кан, видя проблему политического характера, — разве на трон Элоя не должен сесть старший наследник Ли? Помнится, что это ваша мать.       Улыбка Мисхелы, больше напоминающая оскал дикого зверя при виде лёгкой добычи, напугала даже Бэкхёна, а Кана подавно заставила насторожиться. Зная историю девушки, Бэк переживал, что она сейчас начнёт защищать свою семью и своё право на трон, а вспыльчивость в общении с Каном оказалась бы грубой ошибкой. Он как слепой с тростью прощупывал слабые места в жизни новой королевы, чтобы воспользоваться ими ради своей выгоды. Она мешала ему для захвата Элоя тем, что рядом находился король другого, сильного Королевства, армия которого отобьёт любые нападения Кирха. А кто-то другой из семьи Ли, тем более женщина, опасаясь проблем в восстановлении государства легко согласится на поддержку знающего толк в военном деле короля.       Бён оставался спокойным, что взволновало Кана, а Мисхела вытерла салфеткой рот и с довольной улыбкой и едкостью в голосе ответила, смотря на мужчину, как на отброса:       — Не мама, а папа. Я — дочь младшего брата погибшего короля Ли. Мой дядя забрал меня у отца в обмен на то, что он откажется от прав претендовать на трон. Воспитывал меня король, как родную дочь, и дал титул принцессы, поэтому я единственная наследница. История о том, что моя мать — сестра Ли придумана мной для того, чтобы никто не искал моего отца и не влезал в мою семью. Мою ложь знали гости из Ла-Он, когда приехали со мной в Элоя, а также те солдаты Кирха, когда захватили этот замок. А откуда узнали вы, Ваше Величество?       — Действительно, откуда? — отложил палочки в сторону Бён, и в зале наступила тишина.       Дальние столики шепотом просили узнать причину молчания и им тут же быстро пересказали шокирующий разговор. Получалось, что кто-то из солдат выжил и рассказал своему королю всё, что узнал из замка Ла-Он, либо сообщали с самого начала захвата замка. Кан ощутил на себе тяжесть взглядов и своё идиотское положение. От его неловкости Чанёль на мгновение улыбнулся, а Бэкхён тихонько откашлялся в салфетку и предпочёл выпить перед тем, как Кан начнёт сочинять душераздирающую историю о том, как часть его армии во главе с генералом его предали.       — Вы слишком ко мне недоверчивы, — с натянутой улыбкой заговорил Кан и мельком посмотрел на свою жену, словно ища в её глазах поддержку, но заметил лютую ненависть к Мисхеле. — Генерал меня предал, собрал людей и захватил замок. Он всегда искал независимости и, видимо, тронулся умом, поэтому своевольно поехал в Ла-Он. Я велел найти любого, кто к этому причастен, и удалось найти парочку таких людей, которые рассказали о том, что слышали в замке. Уверяю, они понесли наказание.       — Вот как! — изобразила на лице фальшивое удивление Мисхела. — Так я не всех убила?       — Да, — влезла в разговор королева Кан, которой надоели упрёки девушки, — принца же вы не убили, как бы не старались!       Зал притих настолько, что голоса за столом короля громом гремели и эхо подхватывало их, отталкивая от стен. Любопытная прислуга подошла к столам раньше времени, делая вид, что заботится о полных бокалах гостей и чистых салфетках. Стража навострила уши и приготовилась тихо подзывать к себе служанок, чтобы узнать подробности, после чего к утру всё Королевство узнает, как прошла свадьба. Бён посмотрел на потолок, отмечая ровный круг свечей на люстре, и сладко зевнул, устав слушать тёрки между Элоя и Кирхом. Разговор по-своему увлекательный для Бэкхёна и Чанёля. Последний не сомневался, что Мисхела откровенна с мужем перед свадьбой, чтобы для него не стало великим событием её жизнь, и подготовилась к любым вопросам Кана. Его жену она вовсе за гостя не считала, поэтому немного склонилась вперёд и прошипела:        — Если бы хотела убить, усыпила бы Бэкхёна и Чанёля, затем скинула бы обоих с балкона. Если бы я желала смерти кому-то из рода Бён, не называлась бы сейчас женой короля Ла-Он. Когда я хочу кого-то убить, то убиваю, как моя корона.       — Ваша корона? — переспросил Ан, посмотрев на золотое украшение королевы и не понимая, имеет ли она ввиду саму корону или род Ли.       — Да, Ваше Величество, — перевела на него взгляд Мисхела, меняя злость на простоту и доброту. — Моя корона проклята. Все знают, что Элоя богато на ведьм и колдунов. В древности одна ведьма наложила заклятие на корону правителей и с тех пор все, кто не являются членом семьи Ли, умирают, когда берут её в руки. Ли — единственные, чьи короны не меняются веками, потому что не теряют их и каждый, желающий их украсть, умирает.       — Хорошая сказка, — королева Кан цокнула языком и осмотрела ближайшие блюда, выбирая себе по душе.       — А вы поезжайте и попробуйте откопать корону моего дяди, — равнодушно предложила Мисхела и тоже продолжила есть, открыто проявляя неприязнь к женщине.       Бэкхёну казалось, что он в окружении женского коллектива, потому что мужчины молчали, чтобы бы ненароком не попасть под горячую руку. На удивление Юн молчала, уплетая салат и рекомендовала своему названному отцу попробовать сладенькое вне очереди. Она тайно передала куму урну с прахом Сонмина, но Бён не стал об этом говорить гостям, чтобы свадьба не перетекла в поминки, однако намеревался после ухода людей всё же отдать последнюю дань отцу. Свадьба в его глазах превратилась в увлекательное представление, где он один зритель, а остальные устроили для него словесную битву. В том, что Мисхела способна закрыть рот любому, он не сомневался. Девушка могла заставить молчать едким словом или крепким ядом, и, к счастью, король о том осведомлён, поэтому в спор жены и госпожи Кан не влезал. Да и взрослой женщине нечего ответить, потому что про трупы вокруг замка слагали песни, и сами жители Элоя не понимали, что происходит. Сложно не верить в мистику, но Бён оставался спокоен, потому что знал об отсутствии какого-либо проклятия на короне. Его забавляла реакция гостей на слова девушки, поэтому молчал и наслаждался торжеством.       В отличие от отца, Бэкхён не понимал, в чём Мисхела врёт, и всё больше хотел покинуть праздник, сославшись на недомогание. Когда он заметил окаменевший взгляд Кана, направленный на Чанёля, решил задержаться, чтобы узнать, что так напугало короля, корчившего ранее из себя само спокойствие. Затем Бэк услышал тихий голос Ёнмина:       — Ваше Величество, она прибыла.       Мертвец обращался к Чанёлю, и Бэкхён заставил себя сделать вид, что ничего не слышал. После того, как Чанёль сказал, кто дед принца, Бэк перестал удивляться тому, что видит нечисть, ведь королевский род Кан, по слухам, имеет такую способность. Многие не верили, Кан никогда не опровергал и не подтверждал это, и Бэкхён на себе убедился, что это правда.       При виде Ёнмина, Кан остолбенел, подозревая, что угодил в ловушку, но рядом с ним нет армии, которая сможет его защитить. Слышать от мертвеца «Ваше Величество» казалось невозможным, потому что Месмера — гордая и свободолюбивая пустыня. Ёнмин не только отозвался о Чанёле, как о своём короле, но и поклонился, после чего Ёль кивнул и подошёл к Мисхеле, в поклоне приложив руку к груди. Получалось, что человек, которому подчинялись мертвецы, сам кланялся человеку. Подобного абсурда Кан не вытерпел и обратился к Бэкхёну, мелкими шажками выпытывая о Чанёле как можно больше.       — Принц, как хорошо вы знаете вашего охранника?       — Идеально, — проворчал Бэкхён, не одарив короля зрительным контактом. — Хотите с ним сразиться?       — Нет, — пытался быть максимально дружественным Кан, изредка смотря на вернувшегося на своё место Чанёля. — Я подумал, что раз у вашего отца внезапно появилось три Королевства, то вам нужен преданный охранник, потому что вы станете не только завидным женихом, но и мишенью для охотников за лёгкой наживой.       — Два, — кратко сказал Бэкхён и затолкал в рот филе рыбы, взглядом ища соусы.       — Что? — переспросил собеседник, проявляя неприличие, потому что принцу пришлось наспех проглотить еду, чтобы повторить.       — Два Королевства, — громко, чтобы большинство гостей слышало, включая Чанёля, голосил Бэкхён. — Два Королевства есть у моего отца, а Кадосом буду править я.       Его отец, как и все присутствующие, слышали эту новость первый раз. Только в отличие от большинства, Бён не мог от удивления прекратить жевать и кинуться с расспросами к сыну, периодически отвешивая ему подзатыльники за своевольство. Рано или поздно ему пришлось бы делить государства между приближёнными, которым он доверяет управление страной и знать, что ни один из них в «благодарность» не ополчится на Ла-Он. Стремление Бэкхёна взять под своё управление Кадос Бён понимал. Это Королевство сильно повлияло на его жизнь: едва там не умер, чудом спасён, обрёл надёжного друга, охранника, учителя, а Ла-Он получил ценного и толкового врача. Сонмин так же ценил Чанёля и Шина: смог на старости лет вновь почувствовать плечо друга, найти верного слушателя и забавного собеседника. Люди из Кадоса уже встречались с принцем Бэкхёном, помнили, кому они обязаны помощью в возрождении Королевства, поэтому с великой радостью согласятся служить под его началом. И всё же Бён, как отец, с трудом отрывал от себя сына, которого всю жизнь охранял, оберегал и привязывал к себе. Он горд за решимость Бэкхёна в столь юном возрасте взять на себя ответственность за целое и разрушенное Королевство, поэтому скорчил на лице вид, будто уже месяц в курсе намерений сына и приготовил сундуки для его переезда.       Остальные перешептывались, поражаясь скорым глобальным изменениям в Королевствах. Кто-то сомневался в Бэкхёне — молодой, глупый, не опытный и наивный. Услышав их, Бэк наклонился немного на бок и всмотрелся в сидящих за соседнем столиком людей, откуда доносились голоса, и равнодушно проговорил:       — С утёса я плевал на ваше мнение. Если хотите судить, каким я буду правителем, то собирайте вещи и переезжайте в Кадос, чтобы лично стать частью его народа, а не умом представлять, какой я король, а жопой сидеть у себя в Королевствах.       Юн пожала плечами, поднося ко рту кубок с вином, и не понимала, в чём проблема новости:       — Я буду счастлива соседствовать с тобой. А как вы считаете, господин Хван?       Король Бретора словно проснулся. Беглым взглядом ища что-то, чтобы не смотреть Юн в глаза, он кивнул, надеясь, что отвечает правильно, и заверил, что будет рад любому мирному соседу. Это кирпич в огород Кана, но королю Кирха стало не до Хвана, потому что Бэкхён получал власть, укреплял свою позицию в мире и мог претендовать на трон Кирха. Его загадочный охранник, которому преклонялись мертвецы, стал для Кана более привлекательным, чем Мисхела. Он хотел заполучить его себе, но мешал Бэк, что ещё больше окутало душу Кана затеей скорее от него избавиться. Где мёртвые, там и власть, но Чанёля надо ещё поработить и на всякий случай для защиты от мертвецов, Кан решил подготовить свою нечисть.       — И с чего ты начнёшь отстраивать Кадос? — поинтересовался Кан, углубляясь в планы молодого будущего короля. Если Бэк сядет на трон в семнадцать лет, то станет самым юным правителем за несколько веков.       Бэкхён ждал этого вопроса, постепенно подводил тему к нему, и его взгляд сверкнул азартом, цепляя Кана на крючок.       — Это будет уникальное государство, Ваше Величество, и я надеюсь, вы мне поможете в одном маленьком деле. Я хочу создать общее Королевство для людей и нечисти. Слышал, что королевский род Кан может видеть всех потусторонних личностей и они служат у него боевой единицей. Вы могли бы мне дать ценные советы по их управлению. Так что, Ваше Величество? Вы можете видеть нечисть?       В зале послышалось чьё-то чавканье, а остальные перестали жевать, поражаясь наглостью и смелостью принца, который спровоцировал Кана раскрыть многовековую тайну рода Кан. Чанёль тяжело вздохнул, бессильный перед делами Бэкхёна. У Ёля свои планы, как заставить Кана искать встречу с принцем Ла-Он, но Бэк сам его заманивал, соблазняя редкой перспективой убить себя в Кадосе, в чьём лесу спрятать мёртвое тело — минутное дело. Повод для встречи он предложил сам под видом безобидной помощи, но согласие означало признаться в особенности рода.       — Свадьба — не то торжество, на котором гуманно обсуждать политические дела, — ушёл от ответа Кан и сразу предложил: — Обсудим дела вечером.       — Вечером меня в замке не будет, — ставил перед фактом Бэк, и Чанёль понял его намерение: напроситься в гости в Кирх.       — Я тоже уеду вечером. Можете составить мне компанию, если ваш отец не против, — подстраивался под него Кан, на что его жена мягко настояла остаться с ночёвкой в Ла-Он.       Между ними завязался спор на тихих тонах. Кан торопился подготовиться к приезду принца, поэтому настаивал уехать немедля, а его супруга напротив требовала проявить уважение и остаться в замке ещё на день. Перевес в сторону короля настал, когда Ан заявил, что покинет Ла-Он через пару часов. Каждая минута ценна на войне, поэтому король Тарзиса пользовался любой возможностью опередить противника, а общие дела между Каном и Бэкхёном ему на руку. Политические вопросы обсуждаются нудно и долго, поэтому Ан получит примерно сутки, чтобы перенастроить свою армию.       — Вам, наверное, будет сложно управлять таким Королевством, — впервые за весь праздник заговорил король Юн, обращаясь к Бэкхёну. — Без возможности видеть нечисть сложно наладить с ними контакт.       — Это не проблема, — улыбнулся ему Бэкхён, и Кан наострил слух, опасаясь услышать, что принц — его внук и ему передалась особенность. — Если предложить нечисти свои условия, то они сами подарят мне способность.       Присутствующие сделали вывод: принц по-прежнему наивен. Бэкхёна это не смутило, и он продолжил есть, замечая кивок Мисхелы, посланный Чанёлю, после чего Ёль покинул зал без разрешения Бэка. Развлекать гостей — обязанность хозяев, поэтому Чанёль нашёл лучшее развлечение, которое не предоставляла ни одна королевская семья, и Мисхела в тайне от мужа её поддержала.       Минув стражу, он вышел в коридор, где возле большого окна стояла молодая женщина, облачённая в длинное чёрное атласное платье с открытыми плечами, которые она накрыла шёлковым длинным шарфом. По её внешности можно определить, что она принадлежит к народу Элоя: чёрные волосы, собранные на макушке в хвост, тёмные глаза, светлая кожа и невысокий рост. Она не красавица, но приковывала к себе внимание некой мистикой во взгляде из-под густых ресниц. Впрочем, мистики в женщине много: она ведьма. Мертвецы блестяще выполнили приказ своего короля, разрушая магию колдунов, и во время сражения предложили любому желающему среди противников прибыть в Ла-Он на свадьбу короля Бёна для встречи с Чанёлем. Устав каждый раз проигрывать, добровольцев оказалось много, но мертвецы выбрали только одну ведьму, и она проделала короткий и безопасный через пустыню путь на мантикоре до границы Ла-Он, а дальше ей предоставили лошадь. Женщина босая, однако её ноги оставались чистыми, несмотря на слякоть Королевства, и не замерзала от сырости. При виде Чанёля, её глаза прищурились, она по-своему оценила стоящего перед ним человека и согласилась пройти с ним в комнату напротив.       — Так вот как выглядит король Месмера! — с иронией произнесла она, когда дверь за ней закрылась.       Она осмотрела гостевую спальню, познакомилась с богатством знатных людей и вновь посмотрела на Чанёля, ожидая услышать причину своего присутствия в замке. Ёль не спешил отдавать ей вольта, спрятанного в большом цветочном горшке возле кровати и накрытый керамической крышкой от глаз любопытных служанок.       — Как вас зовут? — тихо спросил он, и ведьма удивилась.       Мало того, что к ней обратились на «вы», так ещё хотели называть по имени, хоть подобная вежливость в отношении всех, кто занимался магией, никогда не стояли в почёте. Противиться приятному началу разговора она не стала и сказала, что зовут её Грелла.       — Как видите, я приехала, потому что серьёзно намерена просить вас прекратить напасти мертвецов на ведьм и колдунов. К чему все эти стычки, если Элоя «обезглавлено»?       Чанёль мягко взял её за локоть и подвёл к горшку, всё ещё не объясняя ей главную причину. Заглянув ей в глаза, он увидел водоворот магии, схожий на кипящее зелье цвета мокрой коры. Молодая, но весьма сильная ведьма его устраивала, тем более, она нуждалась в помощи короля мертвецов не меньше, чем он в ней.       — Наверняка вы изучили замок и людей в нём пока ждали меня, — шептал Чанёль, обдумывая каждое слово, чтобы не потерять тонкую нить возможной дружбы с ведьмами Элоя. — В вашем Королевстве появилась королева.       — К чёрту всё это, когда дом приходится делить с мертвецами, — твёрдо сказала Грелла и отвела взгляд на широкое зеркало, висящее на противоположной стене, в котором отражалась кровать.       — Мертвецы будут охранять Элоя в отсутствие королевы Ли. Вы должны понимать, что ваши силы не помогут контролировать каждый уголок Королевства, поэтому вам нужна помощь. Я могу приказать мертвецам заключить с вами мир, если с вашей стороны тоже будут соблюдаться условия. Король Ли догнивает под обломками своего замка, поэтому вам можно не выполнять его приказы, а королева Ли положительно настроена на союз с Месмера. Смею заметить, что ведьмам и жителям Месмера есть что обсудить и обменяться ценным опытом.       Женщина глубоко вздохнула, обдумывая выгодное предложение. С одной стороны, менять привычные устои страшно, но, с другой стороны, согласие означало впустить в Королевство большой прогресс для жителей Элоя. Хорошая защита государства, новые знания и возможность легко получать ценные артефакты из пустыни завлекали дать согласие. Но Грелла не спешила с обещаниями. Она не единственная ведьма в Элоя, и следовало принимать решение сообща с остальными, поэтому заверила Ёля, что поговорит с магами и свой выбор они передадут через мертвецов, но Чанёль должен заранее поговорить со своими подчинёнными, предупредив о возможной сделке, чтобы по недоразумению вновь не завязалась драка.       — Ранним утром, — обещал Ёль и указал на цветочный горшок, — помогите мне определить…       — Вольт не опасен, — перебила его женщина, держа открытую ладонь над керамической крышкой. — Делали на смерть, но ведьма не успела провести ритуал, поэтому спалите его и забудьте.       Это обрадовало Ёля настолько, что блеск его глаз вызвал улыбку на лице Греллы. В её фантазии король мертвецов — полная противоположность Чанёля: без каких-либо эмоций, холодный и тщеславный. Отношение Ёля к ведьмам и его настрой на Элоя принёс ей облегчение, и она честно призналась:        — У бессмертных не видно будущее, поэтому я не могу вам сказать, что вас ждёт дальше.       — Но вы можете пройти в зал и посмотреть его у других королей и королев. Не хотите им показать силу ведьм Элоя?       Она посмотрела ему в глаза, замечая спираль бесконечности, которая словно является личным механизмом жизни Чанёля, и широко улыбнулась.       — Вы мне нравитесь, бессмертный король. Не могу отказаться напугать своей силой правителей всех Королевств и показать своей королеве преданность. Заодно посмотрю, какие у неё планы на Элоя.       — Привезёте своим друзьям целый багаж новостей! — подводил её к двери Чанёль и не сдержался: — Грелла, знаете ли вы способ, как избавиться от ханахаки?       Она повернулась к двери спиной и посмотрела на него пристальным взглядом, перебирая пальцами концы чёрного шарфа. Помолчав некоторое время, изучая мужчину, она отрицательно замотала головой, после чего ровная волна волос мягко колыхнулась за спиной.       — От вашей болезни я не знаю лекарства. Видите ли, — постучала она пальцем по его груди, — ваша ханахаки — часть вашего бессмертия. Вы не умерли от неё, а она из последних сил старается завершить вашу жизнь так, как это должно было произойти много лет назад. Смиритесь с этим раз и навсегда, и знайте, что ханахаки — не самое страшное, что может находиться внутри человека. Лучше цветок в теле, чем сердце бессмертного тирана.       Мерзкое чувство охватило душу Чанёля после её слов. Последняя надежда на исцеление угасала с каждой секундой, и он упрекнул себя в наивности. Жил раньше с ханахаки и не следовало обнадёживать себя лекарством. Отчасти в этом виноват Бэкхён, для которого старался Чанёль.       Проводив Греллу до дверей, он вновь принял вид обычного охранника или, как он недавно узнал, королевского рыцаря. Женщина придержала платье, когда Ёль открыл перед ней дверь, и походкой знатной дамы она вошла в зал, поражаясь толпе людей, одетых в разные наряды, отчего со стороны всё казалось рыночной площадью с множеством одежды на продаже. Кто-то заметил Греллу и всматривался в неё, отмечая её босые ноги, а взгляды остальных ведьма завоевала после того, как со стула встала Мисхела и попросила минуту внимания:       — Я уже говорила, что Элоя богато на ведьм. Предлагаю вашему вниманию лично убедиться в них.       Грелла оказалась центровой фигурой на празднике, опередив молодожёнов. Кто-то её боялся, некоторые молились, чтобы ведьма не подошла к ним, а меньшинство следило за её руками и губами, чтобы женщина ничего не подкинула и не прошептала проклятие.       — Это настораживает, — проговорил Бён жене, но она отшутилась, присаживаясь на своё место в ожидании представления.       — Нет, Чон, это проверка на трусость, — Мисхела предвкушала много неожиданностей в видениях ведьмы. — Сейчас узнаем, кто же боится женщин.       Её услышал Кан, поэтому набрался смелости перед встречей с ведьмой и опасался, что она громко скажет о его планах на будущее. Этого боялись многие, поэтому опускали взгляды, когда женщина проходила мимо них, и старались не думать о своих политических делах. Грелла неспешно обходила стол, за которым сидели короли и королевы, рассматривала их, блюда и отмечала то, что не видно обычному глазу. Она видела прошлое Юн, множество её реинкарнаций, сопровождаемые новым обманом, но не сказала это вслух, потому что королева использовала свою способность поневоле и на благо Аратона. Возле Майи Грелла остановилась и заглянула ей в глаза с улыбкой на губах, по которой Юн поняла, что её тайну ведьма раскрыла. Даже если её озвучат, никто не поверит, поэтому Юн отнеслась спокойно, когда тонкая рука ведьмы коснулась её плеча.       — Не каждой женщине дано любить детей. У вас сильная любовь к чужому, но ставшим родным, ребёнку. Она будет жить в вашем сердце вечно и никогда не угаснет. Вы сильный воин, королева, и преданный Королевству человек, поэтому небо выбрало вас правителем Аратона. То, что вы считаете проклятие, на самом деле дар Богов. Подарите в ответ им свою благодарность, оцените вашу миссию по достоинству, и Аратон подарит вам ещё очень много приятных и полезных сюрпризов.       Юн впервые слышала объяснение своим переселениям души, поэтому на некоторое время потеряла возможность говорить, а спохватившись, чтобы напроситься на личный разговор, она заметила её уже возле Ана. Король нервничал, как многие. Даже Бэкхён, который понимал, что его крёстной Грелла сказала правду, боялся, что ведьма раскроет всему миру его секреты. Его связь с Чанёлем, нимфами и планы на будущее никто не поймёт, даже Ёль, поэтому мысленно молил Греллу не подходить и надеялся, что она это слышит.       Ан заверил, что ему можно не гадать, но Грелла взяла его за руку, после чего мужчина ощутил мягкие женские прикосновения на своей огрубевшей от мозолей руки.       — Вы король, который войдёт в историю, как первый правитель в мирном Тарзисе.       Ан оживился, представляя, что победит Кана, и это предало ему уверенности в предстоящей битве и воодушевило выступить перед войском с пламенной речью. Дел в Королевстве много, порядок наводить после войны придётся долго, разворачивая Тарзис на мирную жизнь. Из-за диверсий люди живут без особого доверия к чужакам, поэтому первым делом следовало потратить несколько лет на объяснения народу, что жизни ничего не угрожает и война окончилась. Кан же воспринял в штыки заявление ведьмы и фыркнул от абсурдности слов. А Грелла к тому времени посмотрела на лицо королевы Хван и погладила её длинные волосы, сладко пропев:       — Наследника родите, затем — принцессу.       Королева широко улыбнулась, обнимая руками живот не столько, чтобы оградить ребёнка от ведьмы, сколько от любви к нему, и поблагодарила Греллу за короткое гадание. Рядом сидящий супруг заметно нервничал, когда рука ведьмы опустилась на его спину, и заёрзал на стуле, решив ни за что на свете не смотреть в глаза чужестранке. Грелла посерьёзнела, наблюдая в своих видениях страшную картину, и нахмурилась, сказав правду:       — Не волнуйтесь, вы воспитаете своих детей. Боги отмерили вам долгую жизнь, потому стоять вам в своём Королевстве у подножия горы трупов, не похуже чем сейчас в Кадосе или Элоя, и будете разгребать её собственными руками, — она похлопала его по плечу, теряя интерес к королю, и напоследок сказала: — Любит вас жена, не переживайте. Действительно любит, как вы её.       От ужаса гибели Бретора у Хвана и сидящих рядом людей перекрыло дыхание. Бэкхён представил себе, как Чанёль, стоя на краю своего Королевства, ураганом уничтожает Бретор. Какие у него для этого могут быть причины? Если только Хван пожелает нанести вред Кадосу или Бэку, тогда Ёль способен выстраивать горы из трупов, но Хван не казался таковым, и Бэкхён предположил, что король найдёт общий язык с Каном, чтобы попытаться убить принца. Роды Хван и Кан — выходцы из одной семьи, поэтому король Бретора так же видел нечисть, но скрывал это, называя свою линию рода лишь веткой семьи Кан, а нечисть вовсе боялся. Раз нашёлся Бэкхён со своим стремлением создать уникальное государство, то Хван вполне мог заключить союз с Каном ради получения части Кадоса. Верилось в свою фантазию парню с трудом, потому что Хван — любитель мира, но Бэкхён достаточно ошибался в людях из-за своей веры в них, поэтому предпочёл быть всегда настороже.       Грелла посмотрела на жену Кана, и та попросила ничего не говорить, на что ведьма небрежно проговорила:       — Меня заставить молчать вы можете, а вот толпу над своим трупом вы уже не заткнёте.       Королева вспылила, обозвав Греллу достойной казни, затем попросила Мисхелу убрать хамку с глаз долой, но королева Ли довольно улыбалась своей землячке, а её супруг с улыбкой предполагал, что же ему скажет Грелла. Он даже пошутил, уверяя, что ему предначертано воспитывать сотню сыновей.       Платье Греллы прошелестело за спиной Кана, и она склонилась к его уху. Положив руку ему на плечо, ведьма горячо прошептала, обжигая своим дыханием его щёку:       — У вашего внука ваши глаза.       От этих слов Кан дёрнулся и хотел резко повернуться к ведьме, но она худыми пальцами вцепилась ему в шею, заставляя сидеть смирно и терпеть её, пока она не договорит:       — Не его вы должны бояться, а того, кто сказал вам о нём, потому что свою роль в его замысле вы поняли неправильно.       — Прошла прочь! — оттолкнул её Кан, и ведьма сделала два шага назад.       Если бы она не придерживала платье, то наступила бы на подол и упала. Мисхела посмотрела на грубого короля с презрением и подозвала Греллу к себе, попросив не обделять вниманием виновницу торжества. Мисхела смотрела на неё с восхищением, отмечая блестящее выполнение работы. Не сказано ничего лишнего, но достаточно, чтобы напугать каждого правителя и заставить их думать над скорой угрозой их Королевств, тем самым вгоняя их на позицию защиты, а не нападения. Ведьма видела, какой Мисхела будет правительницей: забота об Элоя, справедливость к народу и изменения в жизни Королевства. Это дало понять, что союз с мертвецами настанет, потому что в видениях Грелла видела их свободное передвижение по улицам, а сама королева летела с детьми на мантикоре. И нет войны, чему жители Элоя рады, потому что некоторые скептически относились к браку принцессы и Бёна, считая, что Ла-Он таким образом хочет расширить свою армию для помощи Ану в войне.       — У вас будут двое детей, моя королева, — смотрела ей в глаза ведьма, бережно держа её руку, — и одни роды. Не обижайтесь на Богов за то, что больше деток у вас не будет. Поверье, они вырастут достойной заменой своим родителям. Вы родите мальчика, похожего на вашего мужа, который сядет править Ла-Он, и девочку, точную копию себя, которая завоюет сердца каждого жителя Элоя. Принц возьмёт себе в жёны девушку из народа Ла-Он, а принцесса — парня из Элоя, тем самым вернутся Королевства в прежнюю жизнь, без чужаков на тронах, но в Элоя вы первая, кто положил путь матриархату.       Юн больше всех обрадовалась будущей коллеге-королеве и пообещала помочь всем на свете, чтобы сделать принцессу Ли настоящей воительницей, а Бён широко улыбнулся, ожидая рождение ещё не зачатых дочери и сыну. Он даже сказал, что Грелла погадала сразу двоим, но ведьма обошла его стул и нашла, что ему сообщить:       — Не сожалейте ни о чём, мой король. Ваша жертва длинною в жизнь окончена и принесена не зря. Вы своим примером показали сыну, какая может быть у человека сила духа и воля. Это стоило семнадцати лет заточения в душевных муках. Вы поймёте мои слова через несколько лет. А теперь отпустите сына, он всё равно от вас уйдёт, и живите счастливо, как если бы этих семнадцати лет не существовало.       Она медленно перевела взгляд на Бэкхёна, не сразу отыскав в себе силы гадать, подошла ближе и посмотрела ему в глаза с такой печалью, что не сдержалась и обняла его, прижимая так сильно, словно он её ребёнок, которого у неё пытаются отобрать. Сказать хоть слова у неё не получалось из-за выступивших слёз, но стоило говорить, чтобы Бэкхён не чувствовал себя посмешищем.       — Мой юный принц, вы скоро умрёте в маленьком домике рядом с красным цветком. Никого больше не будет. Только вы и ваша боль. В вас её столько, что не каждому взрослому дано её перенести. Вы найдёте покой в объятиях любимого человека. Он никогда не признается в том, что я скажу.        Она отпустила его и немного улыбнулась сквозь слёзы, показывая, что несмотря ни на что, утешение есть:       — Он умеет любить и это касается не только вас. Его забота охватывает каждое Королевство, каждый народ, каждое животное, природу и даже нечисть. Он всегда с пониманием относится ко всему и пытается помочь, создать уют, хоть порой на это уходит несколько лет. Возможно, его болезнь является символом проявления самой разной любви, и поэтому он никогда не вылечится.       Бэкхён слушал её с солёным привкусом во рту, предугадывая, что она скажет о невозможности вылечить ханахаки. Были ли вообще вылеченные взаимной любовью люди? Быть может, их придумали ради романтической истории? Возможно, ханахаки, как Месмера, красива, полна ценностей, но смертельна, и лекарства не существует? Чанёля зажало в ней тисками бессмертия, но Бэкхён чувствовал — Ёль скоро умрёт. Не существует бессмертия, всему всегда приходит конец, и на смену одному королю должен прийти другой, потому что такова закономерность жизни. Чанёль уступит своё место другому человеку, который также будет думать, что смерти он не по силам.       Не желая смириться со смертью любимого человека, Бэк вскочил на ноги, смотря на ведьму, словно бросая вызов всему миру и всем известным Богам.       — Врёшь! — крикнул он ей в лицо и отшвырнул стул в сторону, пугая Юн. — Я причина его болезни, поэтому, если я умру, ему некого будет любить и болезнь не будет прогрессировать!       Ёль не винил ведьму за слова, потому что она всем говорила правду и стоило смириться с её пророчествами. Для кого-то это радостные новости. Например, Ан сиял счастьем перед предстоящей победой в войне за море. Кану вовсе стало всё понятно: Бретор разрушится и станет колонией Кирха, Бэкхён умрёт, а Холодное море перейдёт под полное покровительство Кирха, в то время как Тарзис Кану не за чем разрушать, поэтому Ан может дальше править в своём снежном царстве. Под контроль Кана переходили Холодное море, Бретор и Кадос — это почти непобедимая армия. Безутешен оставался только Хван перед гибелью своего государства, но нашел в себе силы поблагодарить Бога за рождение и воспитание детей. Чанёль представить не мог, что для Бэкхёна поиск лекарств не увлекательное развлечение, а цель в жизни, поэтому Грелла открыла ему глаза на поведение принца. Когда парень выбежал из зала, Ёль поклонился Мисхеле и Бёну, затем помчался за Бэкхёном, волнуясь, что «скоро умрёте» означает «через десять минут». Принц вспыльчив, а подогретая словами ведьмы обида вовсе заставит его совершить безумие, поддавшись секундному порыву. Маленький домик с красным цветком — хижина Шина. Глубокой осенью красные цветы в Ла-Он не растут, поэтому цветок ненастья единственный, кто всё ещё цвёл.       Кричать в замке Бэку вслед, чтобы остановился, Ёль не мог, поэтому преследовал его до самого дома Шина, и только внутри помещения смог позвать принца и умолял успокоиться, выкинуть из головы мрачные мысли и выделить время для разговора. Старик, сражённый внезапным появлением господ, опешил. Свадьба перерастала в трагедию века. Заплаканный от срыва эмоций принц пронёсся мимо, едва не затушив накидкой свечу, над которой алхимик палил травы, и рухнул на кровать, обнимая подушку. Он боялся ошибиться. План имел несколько вариантов исхода, и Бэк до холода души боялся споткнуться во время его осуществления. Второго шанса или возможность исправить ошибку у него не будет, а подобных смелых шагов в жизни парня не встречалось, поэтому волнение росло с каждым днём. Прийти в замок, полного врагов, или убить созданную мозгом иллюзию казалось мелочью по сравнению с тем, на что решался Бэкхён.       Следом в домик вбежал Чанёль, и старику пришлось отойти в сторону, ожидая, кто забежит следом, чтобы вовремя спрятать тетради. По большей части он хотел подсмотреть, что творится в спальне, поэтому выбирал место для наблюдения. Волнение своего господина он воспринял как тревожный знак, положил на тарелку остаток трав и встал возле окна, заглядывая в соседнюю комнату, где на кровати Чанёль, словно шкодливого котёнка, поднимал Бэкхёна, вырывая из его рук подушку.       Повернув к себе, он хорошенько встряхнул его за плечи и попытался строгим голосом вразумить парня, чтобы он не делал глупые ошибки, стоящие жизни:       — Меня нельзя вылечить! Когда вы это запомните? Что мне сделать, чтобы вы прекратили думать над моей болезнью?       Он не мог обзывать Бэкхёна дураком или глупым подростком, потому что понимал его. Ночные кошмары оставили свой отпечаток на парне страхом потерять того, кто в силах помочь забыть сон. Навязчивые мысли постепенно укреплялись в его подсознании, затем он узнал про осложнения болезни и окончательно в его сердце вцепился тот факт, что у Ёля есть секреты от него и своя, другая, жизнь, в которой есть место крёстной, но не принцу. Страх превращался в ужас, Бэк всё больше чувствовал то, чего боялся, пока не поверил своим ощущениям.       Одним взглядом он просил простить его за глупость, потому что от своего плана не отступится, иначе пожалеет о бездействии.       — Я запомню, — шептал он, и Чанёль вытер ладонями слёзы с его щёк. — Всегда буду помнить, и выполню то, что обещал в замке. Я возглавлю Кадос.       — За Кадосом присмотрю я, — настаивал Чанёль и снял с себя плащ, чтобы свободно вздохнуть, после ношения тесной одежды.       — Я вижу, что здесь ты чувствуешь себя чужим. В Кадосе ты король, там ты настоящий, а не охранник принца. Я же буду рядом, вновь построю замок, наведу порядок среди народа и представлю тебя, как единственного законного короля. В начале лучше об этом людям не говорить, чтобы не пугать…       — Зачем, если у вас есть в подчинении нимфы? — перебил его Чанёль, не понимая, как связаны между собой правление в Кадосе и самоубийство. По срокам — не совместимые вещи.       — Рыжая нимфа приходила в гости в реку Ксия, значит они смогут навещать меня в Кадосе, а я буду приезжать к ним в гости.       — Эту гору мертвецы разберут за пару часов, а за ночь построят новый замок! Вам ничего не надо делать.       — Я всё решил! — повысил на него голос Бэк, настаивая на том, что он сам может что-то сделать, после чего Шин предпочёл вернутся к своим делам и сделать вид, что он не знаком с парочкой в спальне.       Поневоле старика могли привлечь в спор, чтобы выяснить, кто из них прав, но Шину больше нравилось, когда без него решаются недоразумения, тем более он не знал, на чью сторону стать.       — Ваше Высочество! — сорвался на него Чанёль, видя, что паршивые мысли не вылетают из головы принца. — Неужели вам недостаточно того, что я вас люблю?!       Слова подействовали, как веселящий газ. Лицо Бэка покрылось привычным румянцем, улыбка засияла смущением, а в глазах загорелся особый огонь от приятных слов. Пусть с криком, но сказано то, что Чанёль не говорил много веков и сам не ожидал выпалить нечто подобное. Во всём виновато наставление Мисхелы, которое всплыло в подсознании, как лекарство для принца, и Чанёль без колебаний им воспользовался.       Радость Бэкхёна длилась только несколько секунд. Внезапно он чему-то удивился, прекращая улыбаться, и смотрел куда-то немного левее от лица Чанёля, затем вытянул руку к его рубашке и принялся её расстёгивать тонкими пальцами, и Ёль не против прогнать Шина, чтобы уединиться. Он забавлялся игрой принца и ответно расстёгивал его плащ, замечая, что руки Бэка немного трясутся. Его волнение нарастало, движения становились резкими, и тревоги возрастали, чем в палатке в лесу. Его обуяла маниакальная идея раздеть Ёля, и, когда Чанёль только стянул с него плащ, Бэкхён опустил его рубашку с плеч и одним рывком потянул его на себя, ложась на кровать. Чанёль едва успел выставить локти вперёд, чтобы не удариться лбами с парнем, затем сделал попытку прочесть в его глазах ответ на короткий вопрос: что я должен делать? Особых надежд на успех он не возлагал, потому что Бэкхён молчал, смотрел в глаза и мягко гладил Чанёля по плечу кончиками пальцев, наслаждаясь теплом его кожи. Выглядело всё стандартным изучением бесконечности или поисками в ней Сонмина и Лумеи, но Чанёль предположил, что самое время отвлечься от бед и заняться любовью. Жаркие поцелуи напомнят Бэкхёну, что любовь не ограничивается румянцем на щеках и кротким взглядом, а ласки рук докажут ему, что Чанёль всегда будет рядом и никуда не денется от своего названного супруга. Бэкхён развязано отвечал на его поцелуи, крепче прижимал к себе голову Ёля, когда он целовал его шею, и шептал пошлость, всё больше разжигая в нём страсть. Он сам снял рубашку, периодически требуя поцелуй, и прикусил губу Ёля, что стало приятной неожиданностью. Чанёль довольно фыркнул, улыбнулся, готовясь к жаркому сексу, и Бэкхён вновь подставил свою шею, без слов требуя ласк, после чего Чанёль решился на засос и от нахлынувших чувств слегка прикусил светлую кожу, а через секунду ощутил, как Бэк грубо схватил его одной рукой за волосы, другой — надавил на шею.       — Когда ты станешь основой для цветов, будешь покрыт ими до невозможности шевелиться и умрёшь, — цепной хваткой придавил его к себе Бэкхён и горячо шептал слова на ухо, не давая возможности вырваться из объятий, хоть Ёль до хруста позвонков пытался вытащить свою голову, — я буду лежать и смотреть на тебя снизу.       Лишь закончив говорить, он убрал свои руки, и Чанёль моментально сел в угол кровати, разминая свою шею и наблюдая за парнем, который оставался спокоен и уверен в своих словах. Он всё ещё смотрел куда-то в сторону, и Чанёль оглянулся, но ничего не увидел. Сзади стена, а Шин не подглядывал — ушёл подальше, чтобы не стать свидетелем чей-то близости. Вновь посмотрев на Бэкхёна, который пальцем манил его к себе, Ёль мельком заметил рядом с собой что-то яркое и замер, догадываясь что это. Перед ним встал выбор: сделать вид, что ничего не увидел, и продолжить целовать принца, пока оба не уснут, или впасть в ужас, послать Ёнмина за Шином и проклинать свою жизнь? Оба варианта — крайности. Золотой серединой оказались подражания поведения Бэкхёна: всё знать, сохранять спокойствие и делать то, что просит душа. Желания спутались, сердце в груди Ёля билось с щелчками и болью, паника свинцом застыла в районе затылка, и только присутствие Бэкхёна заставляло Ёля подавлять её, пока правильная мысль не возьмёт вверх над страхом. После приступов ханахаки он крушил всё вокруг, но не мог позволить себе это сделать перед Бэкхёном, потому что тому самому сложно делать вид, что ничего не происходит. Он продолжал манить к себе Чанёля, всерьёз намереваясь в подобной ситуации заняться с ним сексом вопреки всему. Что сделает, он отчасти высказал, а дальше поступит назло болезни. Как бы не проявлялась ханахаки, Бэк настроен эгоистично: цветам жить в теле Ёля разрешал, но делить его не собирался. Если понадобится, горы Аратона перевернёт или высушит Холодное море, но вернёт ханахаки на начальный этап, до первоначального уровня, или, как обещал, умрёт с Чанёлем, а корни цветов станут последними в длинном списке, кто их объединит.       Чанёль медленно, настраивая себя на спокойствие, повернул голову направо, заглядывая за плечо, откуда рос прекрасный цветок чайной розы, распустившись во всей своей красоте и показывая её миру. Он бугром торчал под рубашкой, поэтому Бэкхён заметил его первым, но не подавал вида и настойчиво хлопал ладонью по кровати, показывая своё нетерпение. Мысленно Ёль разносил дом, орал на свою жизнь и бил посуду, банки и склянки Шина, однако он сам когда-то твердил, что хотел видеть равнодушие людей к своей болезни, чтобы ничем не выделяться из толпы. Бэкхён ему это предоставлял, а остальное зависело от самого Ёля, менее готовому принимать себя со спокойствием. Забыть о цветке и заняться сексом казалось ему непосильной задачей. Проклятая роза не даст ему покоя, пока растёт на плече. Его будет раздражать нежные касания лепестков пальцев Бэка и в конце концов Ёль вырвет розу, хоть этого делать нельзя, потому что стебель повредит тело внутри. Колебания души только больше нагнетали панику, опасаясь перерасти в ярость и агрессию. Чанёль будет ломать всё вокруг, но в противовес злости на постеле лежал полуобнажённый Бэкхён, всё ещё предлагая своему мужчине лечь рядом, и приподнял подбородок, подставляя шею под поцелуи. В то же время в замке собрались люди, празднуя свадьбу и веселясь на широкую ногу, и для них Чанёль герой или таинственная личность, которой лучше продолжать таковой оставаться, чтобы о нём меньше знали. Все события смешали, и тогда Ёль спросил себя: что в данной момент важнее? Свадьба, на которой есть Кан? Нет, хоть можно весь гнев обрушить на Кирх и сравнять его с землёй. Как несколько веков подряд сидеть и сетовать на судьбу, проклиная свою болезнь? И вновь нет, потому что нытьём и избиением стен ничего не поменять. Вряд ли цветок отпадёт сам, если разрушить домик Шина, а вот ценных лекарств при этом можно лишиться. Оставалось предложение лечь рядом с Бэкхёном, и Чанёль вернулся в постель, потому что Бэк важнее королей и цветов на теле, и откликнулся продолжить целовать прохладную кожу шеи, горячим дыханием плавно повышая страсть для предстоящего секса, несмотря на розу. Он обещал находиться рядом с парнем, желал его и знал, что в силах Бэкхёна избавить его от мыслей про болезнь. И Бэкхён посчитал это своей первой победой перед ханахаки.