***
Всё начиналось как у всех. Родился, садик, школа, университет. После того, как я получил образование политолога, я пришёл к выводу, что ненавижу власть ещё больше, чем когда я был школьником. С каждым годом в стране становилось всё хуже, несмотря на помощь Евросоюза, и с каждым годом отсюда уезжало большое количество населения. Рабочих мест было мало, зарплаты с гулькин нос… Моя мать была врачом. Отца же я никогда не знал, что, впрочем, и к лучшему. Мы с мамой старались выживать как могли. Жили мы в пригороде, в небольшом домике. Правда, снаружи он был похож на здоровенный сарай, и в детстве (да и сейчас тоже) я всё время задумывался — как же он до сих пор не развалился? Однажды мать пришла с работы вся заплаканная. Я забеспокоился. — Что случилось, мам? В ответ мама взглянула на меня… и разрыдалась. Я усадил её на диван, дал таблетку успокоительного и стакан воды, после чего принялся успокаивать её. Минут через пять ей полегчало. Тогда я поинтересовался вновь: — Мама, так что случилось? Что-то по работе? Мать всхлипнула, вздохнула, и кивнула. — Да, сынок. К нам привезли одного пациента с редким заболеванием, — мать вновь начала плакать, однако достаточно быстро пришла в себя и продолжила. — Так вот, у нас нет лекарства, которое могло бы спасти ему жизнь. — Ох… Вот как? Я покачал головой. Скорее всего, я был бы также подавлен этой ситуацией, будь я на месте мамы. Мать кивнула и продолжила: — Лекарство от болезни существует, вот только… Наше государство запретило его. Я нахмурил брови. — Почему? У него есть побочные эффекты? — Нет, — мать покачала головой, — всё куда проще. Ты же знаешь, что у нашего президента есть брат, который занимается производством лекарств? — дождавшись моего кивка, она продолжила. — Так вот, та фирма, что производит это лекарство — конкуренты брата президента. Я чувствовал, как моя кровь закипает. Ради монополии эти твари готовы жертвовать жизнями людей! Не просто людей, а своего народа! Того самого народа, которому они давали клятву делать всё, что будет в их силах, чтобы «способствовать благополучию государства и его населения»! — Нужно что-то делать! Подать петицию, рассказать журналистам! В ответ мать всхлипнула и сквозь слёзы промолвила: — В том-то и дело, сынок… Я отправила прошение. Сегодня мы получили ответ… Мать ещё раз всхлипнула и разревелась. На то, чтобы успокоить её, мне потребовалось минут десять, не меньше. Когда мать успокоилась, я услышал фразу. Ту фразу, которая стала поворотной в моей судьбе. — Государство приказало… уволить меня! Меня аж затрясло. Вот оно значит как?! И что, они думают мы смиримся с этим решением?! Ну уж нет! — Солнышко, что с тобой? — в который раз всхлипнув, спросила мама. — Послушай, я понимаю, что ты переживаешь, но не стоит… — Мама, — холодно и с несвойственной для меня резкостью в голосе сказал я. — Я не знаю, что ты думаешь по этому поводу, но я этого так просто не оставлю! Эти ублюдки будут молить о том, чтобы я оставил их в живых! — мой голос срывался на крик, а разум затмевала какая-то безумная, дикая, животная ненависть. — Я лично оторву им голову!!! — Сынок!!! — вскрикнула мать. — Что ты такое говоришь?! После этого пришёл черёд мамы успокаивать меня. Сам я очень плохо помню, что случилось после. По рассказам мамы, я ещё долго поливал чиновников такой грязью, что все цветы в наших горшках завяли. В итоге у неё как-то удалось меня успокоить и уложить спать. С тех пор наше и так нелёгкое выживание (не жизнь, а именно выживание) стало ещё труднее. Такое чувство, что государство не делает ничего кроме вставления нам палок в колёса. Мать устроилась в магазин работать на зарплату, еле покрывающую аренду и коммуналку. Моя же зарплата уходила на очень скудную, дешёвую и невкусную еду. И вот, когда, казалось бы, хуже быть не может, судьба вновь подгадила. Наше предприятие было закрыто, и я остался без работы. Почему закрыто? Потому что оно было конкурентом какого-то там очередного чинуши или его друга. В тот момент я понял — с меня хватит. Ещё с детства меня называли авантюристом, но то, что я планировал сделать, авантюрой назвать было сложно. Я планировал устроить государственный переворот. Собрал людей, достал оружие — благо, у знакомого батя имел к нему доступ —, разработал план… В тот день я рисковал всем. Наш отряд из 200 человек должен был захватить главное правительственное здание, после чего объявить о том, что власть переходит к нам.***
— Итак, повторяю план. У здания три входа: парадный, боковой и задний. Альфа, поскольку вас больше всего, вы заходите через парадный. Бета — боковой, Гамма — задний. Затем захватываем первый этаж и идём на второй. Кабинет этого подонка, — я сплюнул, — находится прямо посередине. Заходим туда в последнюю очередь — есть шанс, что в других комнатах есть охрана, и нас обойдут. Всё ясно? — Да! — сказал командир «Альфа». — Так точно! — сказал командир «Бета». — Пора бы им за всё ответить, — вместо ответа пробубнил командир «Гамма». Я не обратил внимания на бурчание третьего командира и продолжил: — Значит так, Альфа — заходим через парк Свободы, Бета — стоянка, Гамма — вы едете вместе с нашим сообщниками в двух грузовиках. По команде выходите и идёте на штурм. — Так точно, — хмыкнул «Гамма». — Операция «Непокорные драконы» начинается!***
Я высадился из нашего грузовика вместе с Альфовцами. Оружие пока что было спрятано и в темноте было не очень заметно, несмотря на фонари. На заднем фоне раздавалась какая-то весёлая мелодия. Судя по всему, она играла с катка. Внезапно, навстречу нам вышел немолодой человек лет 40—45. Он был одет в кожаный плащ и чёрную федору. На его глазах были очки, из-за чего рассмотреть его глаза было затруднительно. Расстояние между нами сокращалось. Мужчина кашлянул и потянулся в карман. Первой моей мыслью было «он потянулся за салфеткой», однако проследив за траекторией его руки я понял, что тянется он к внутреннему карману. А это могло значить лишь одно… — Красный! — крикнул я, потянувшись за своим пистолетом. Бойцы также стали доставать своё оружие. Увы, но я не успел. Несмотря на моё неплохое владение оружием, я, всё же, в армии не служил и откровенным бойцом не был. Мужчина резко дёрнулся, достал пистолет и выстрелил. Вы когда-то слышали миф о том, что перед смертью проносятся воспоминания? Так вот, это — правда. Время замедлилось настолько, что летящая в мою сторону пуля, казалось, застыла. Тем временем воспоминания проносились… — Смотри, вот это моя любимая горка! — я крикнул маме, взбираясь на горку в виде дракона. — Осторожно! Не упади с горки, там скользко! — обеспокоенно залепетала мать. …и проносились… — Слушай, — обратился я к красивой девушке с длинными, каштановыми волосами и зелёными, как иглы ели, глазами. Я назвал её имя, но оно словно стёрлось из моей памяти. — В общем… Ты мне нравишься. Девушка явно опешила от таких слов, покраснела, потупила взгляд и тихо сказала: — Эм… н-ну… ты м-мне тоже… Меня распирало от радости! Девушка, которая нравится мне, мне не отказала! Более того, я тоже ей нравлюсь! — Тогда… может прогуляемся? Девушка покраснела ещё сильнее и ответила: — Я очень… в об-бщем… конечно! …и проносились… — …Но что больше всего мне нравится в драконах, так это то, что драконы никогда и не сдаются! Даже будучи ранеными, они продолжают бой и не отступают до последнего своего вздоха. Они рычат и крепко цепляются челюстями за свою добычу до самого конца! И мы должны брать с них пример! — Очень хорошо! Отличная презентация, десять! Класс залился аплодисментами. Я вернулся на место, и улыбнулся ей. — Ну как, понравилось? — А как же? Супер! — девушка искренне улыбнулась. — А ты будешь моим драконом? — Конечно! Я никогда не сдамся! — гордо прошептал я. …и проносились… Университетские года. Вот эта же девушка, повзрослевшая и ставшая только красивее, куда-то собирается. — Милая, ты куда? — К маме, — раздражённо ответила она. — С тобой жить невозможно! — Что случилось? — я чувствовал, как в моём сердце появлялась трещина. — А ты не замечаешь? Тебя практически нет рядом со мной! Ты совсем не уделяешь мне внимания! — девушка говорила эта, проглатывая слова от плача. — Но, дорогая, мне нужно учиться, иначе меня исключат из университета! А также работать, иначе нам с мамой придётся экономить! Она вздохнула. — Милый, я понимаю это, — её голос стал гораздо мягче, и говорила она гораздо тише. — Но я не могу так жить, понимаешь? Не могу! Мне нужен любимый человек рядом — ты! Но тебя нет… — после этих слов она села и заплакала. Я подошёл и приобнял её. — Прости меня, солнышко моё! Прости меня, прошу! Как же я был слеп, какой же я дурак! Я расплакался вместе с ней. …и проносились… Я пулей вылетел из троллейбуса и побежал вдоль улицы. Ну да, вот машина полиции, вот — скорая… Хоть бы это всё был страшный сон! Я прибежал и тут же подошёл к медику. — Как она, доктор? — спросил я, пытаясь отдышаться. Доктор окинул меня сверху вниз и спросил: — А вы, собственно говоря, кто? Я хлопнул себя по лбу. — Я её парень! А теперь, доктор, как она?! Доктор вздохнул, сочувствующе глянув мне в глаза… О нет. Нет-нет-нет-нет-нет! Только не говорите мне, что с ней что-то… — …скончалась. Она скончалась, — с болью в голосе сказал врач, закуривая сигарету. Я чувствовал, как земля подо мною начала пропадать, улица — вращаться, и лишь доктор продолжал стоять и курить. Мои ноги подкосились и я упал на тротуар. Доктор сел рядом. — Я понимаю какого вам. Я и сам потерял кое-кого ценного таким образом. Я взглянул на доктора непередаваемым взглядом. Он посмотрел мне в глаза в ответ. Он не врал. — Вот, выпейте. — Доктор достал флягу и протянул её мне. Я выпил её даже не задумываясь, одним махом. Мне начало потихоньку легчать. Я, собравшись с силами, спросил: — И… как же вы справились? — мой голос был похож на кряхтение, но дела до того мне не было. Я не мог перестать думать о ней… о её глазах… О всём том, что мы пережили… — Никак, — ответил доктор. — Первым делом хотелось умереть. Но слишком я слабовольный, так и не смог… Вот и стал потихоньку себя убивать. Сначала бухал, как ни в себя, затем и курить начал, а потом… Потом с головой в работу. Так до сих пор ею и живу… Я так и не понял, под «ею» он имел в виду работу или… «её». К нам подошёл полицейский. — Тот урод, что её сбил… Он даже не попытался затормозить. Судя по следам, он ездил чёрт-те как, скорее всего, ещё и пьяный… — Вы же поймаете его, так? — в моём голосе было столько боли, мольбы и отчаяния, что полицейский аж поник. — Я постараюсь. …и пролетали. Мимо проплывали и другие воспоминания, но я уже не обращал внимания. Меня накрывала дикая ярость. Время ускорилось. Пуля, понятное дело, меня настигла, попав в грудь, но я не обратил на это внимание. Такое чувство, что я не был собой. Я буквально рычал от ярости. — Вот так, значит, гнида?! — проревел я. — Решил меня сразить одной пулей?! «Старик» опешил. Затем выстрелил. И ещё. Полагаю, он выстрелил бы ещё, если б у него не заклинил пистолет. — Ну так вот, слушай сюда, кусок говна! ДРАКОН НИКОГДА НЕ СДАЁТСЯ!!! — прогремел я и бросился на него. Моим телом словно управлял кто-то другой. Я бежал на четырёх конечностях, словно бешеный зверь, рыча и издавая нечеловеческие звуки. И вот я прямо перед ним. Я никогда не забуду тот страх и дикий ужас в его глазах. Казалось, я мог одолеть Майка Тайсона в тот момент. Я избивал его с такой силой и чёткостью, что горилла бы просила пощады. Я слышал, как Альфа сзади что-то говорила, но мой разум был настолько затуманен этой яростью, что я перестал понимать человеческий язык. Тело «старика» обмякло и упало на землю как тряпичная кукла. Он был мёртв. Наконец, меня стало отпускать. Когда я пришёл в себя, рядом со мной стоял командир Альфа. Он смотрел на меня взглядом, полным беспокойства, ужаса, восхищения, и невесть чего ещё. — В-Вы в порядке? Я осмотрел себя. Куртка была продырявлена три раза, и из дырок вытекала приличное количество крови. Я попытался что-то сказать, но из моего рта пошла кровь. Моё лёгкое было пробито. Понимая, что дни мои сочтены, я отдал последние указания. — Начинаем штурм. Главным назначаю командира Альфа, — проговорил я насколько смог, прерываясь на сплёв булькающей крови во рту. — Но нам нужно спасти вас! — прокричал один из бойцов. — У него пробито лёгкое, — констатировал командир. — Мы не успеем его спасти. Нам нужно продолжать операцию. — Но… — попытался возразить боец. — Послушайте. Он сделал очень многое. Он сильный, мудрый — но не бессмертный. Он уже не жилец, как бы мне ни хотелось это признавать. Нам нужно продолжать и закончить то, что он начал, иначе его жертва будет напрасна. Понятно?! Бойцы утвердительно вскрикнули. Командир повернулся ко мне. — Прощай, друг. Я рад был знать тебя. — Его глаза были полны слёз. Было видно, как трудно ему принять такое решение. В ответ я лишь обнял его. Он вытер глаза, вздохнул и своим командирским голосом прокричал: — Вперёд!***
Я лежал в снегу. Странно, но он не казался мне холодным. Напротив, казалось, будто он обогревает меня. С катка доносились едва слышные возгласы тех немногих, кто этим вечером решили покататься на коньках. Из динамиков, установленных по периметру катка, доносилась приятная джазовая мелодия. О том, что происходило здесь буквально десять минут назад мог говорить только я, лежащий в снегу, да лужи крови, сошкрябать которые с заснеженного асфальта было весьма непросто. Я лежал, не в силах пошевелиться. Вдруг вдали послышался знакомый властный голос. Я не мог разобрать слова, но я знал, что именно он говорит. Из последних сил я открыл рот и прохрипел: — У нас вышло…