преследующее

Юни отчаивается. Ещё с самого начала, как увидела — единственное, для чего сгодится она — это стать жертвенным ягнëноком. Между семьëй и Джессо. Между Джиглио Неро и Мельфиоре. Аркобалено она помочь не в силах. Даже если заикнëтся — сильнейшие рассмеются беззаботно, стараясь не тревожить маленькую девочку. Юни улыбается криво, медленно сползая по стенке в бывшем кабинете матери. Руки, тянущиеся вверх по обшарпанным, потрëпанным временем обоях, цепляются ногтями за ткань. И опускаются. Если, вдруг, посмеет требовать у Джессо — безопасности, рассудка, жизни — тот рассмеется тоже. Но не во имя успокоения. А ради собственного эгоизма. — Ты думаешь, что сможешь спасти хоть кого-то из них? — и недовольно цокает языком, наклоняясь над девочкой, сидящей в слишком большом для неё, белом кресле. Юни ощущает, как ползëт одинокая капля по спине, стискивая белоснежную ткань в ладошке. Которую накрывает другая, с оранжевым камнем в кольце. Обманчиво-нежно, и слишком крепко. — Сначала попробуй спасти тех, кто доверился тебе, Юни-чан. Гамму, например. Нозару и Тозару — они же тоже здесь?.. — Почему не называешь Генкиши? — она чувствует, как мелко дрожат накрытые пальцы, как трясëт еë изнутри, но взгляд поднимает. Испуганный, но не сломленный. Тот самый, который так хочется Бьякурану надломать, собственными руками. От наслаждения еë страхом, в чужих глазах, Юни хочется вырвать. К горлу накатывает тошнота. Джессо усмехается, отпуская руку, которую Джиглио Неро прижимает к себе — и та замирает, когда чужие пальцы нежно обводят татуировку на щеке, опускаясь ниже, и схватывают крепко за подбородок, задирая голову. И не давая вырваться. — Ген-чан больше не твоя забота, Юни-чан, — Бьякуран довольно щурится, пока девочка схватывает запястье мелко дрожащими пальцами, тяня вниз в попытке освободиться, — Не переживай, я смогу о нëм позаботится. И о тебе — тоже. О, да, о ней позаботились. Беспрерывно накачивая наркотиками, на несколько долгих, долгих лет, что в чужих параллелях обернулись десятилетиями. Она устала скитаться, и вернулась обратно. Чтобы встретиться с личным кошмаром снова. Юни снова и снова рассматривает чëрное небо над головой, и кутается в тонкий белый плащ, панически проверяя доверенные ей пустышки. Перепрятывает те дрожащими руками в который раз, не замечая горького взгляда Реборна. Тогда, она не смогла защитить Аркобалено. Поэтому хочет отплатить хотя бы собственной жизнью. Разве этого не достаточно — одна жизнь за семерых? Какая-то слабая девчонка, и жизни Сильнейших, что спасут мир? В горле дрожит вскрик — и Юни утыкается лицом в локти, пряча горький, задушенный вскрик, пока родная шапка сползает на бок, перевешивая голову. И громко выдыхает, закрывая глаза. Засыпать не удаётся. Лишь снова видит то, что произойти завтра. И снова, и снова, и снова… — Ты эгоистична в своём желании, Юни-чан, — ухмыляется Джессо, и Юни вздрагивает, останавливаясь на месте. «Вместо того, чтобы помочь Саваде Тсунаёши?» «Один мой шаг, и Джессо свернёт ему шею, » — шепчет холодно подсознание. Она уже видела это. Она помнила это. — Ты заботишься лишь о собственном благе. » — А разве ты — нет?..

Это нечестно. »

Юни хочет расплакаться, когда пустышки начинают беспокойно звенеть и светиться, заявляя о своëм существовании. Перед тем, как исчезнуть, Юни прячет глаза в пропахший порохом пиджак, боязливо цепляясь за чёрную ткань, за само существование Гаммы. Как за последнюю надежду. Липкое, преследующее всю еë жизнь отчаяние отступило. Пока чужая ладонь вновь не опустилась на еë плечо. Слишком знакомая. Слишком лёгкая. Слишком юная. Юни дёргается, отстраняясь от крылатого юноши, что так старается помочь ей, сбросить ненавистное проклятие с плеч — и отводит взгляд, отчего-то чувствуя себя виноватой. Она снова жива — юная, совсем маленькая, хоть и с очередной пустышкой на шее. Джессо — не тот, другой, молодой, не испорченный параллелями — вздыхает, но послушно отстраняется. И слегка наклоняется, всё же давая шанс на то, чтобы отстраниться. Уйти, или же убежать. И шепчет, с робкой надеждой. — Не торопись, Юни. Я подожду. — Я… постараюсь, Бьякуран. — обещает она, робко обнимая себя за плечи. Отчего-то, это обещание им даëтся слишком легко. Так не должно быть. Но в этой жизни, новой и невидимой для предвидения, всё почему-то даётся легче.