Как бы не начался десятый класс, спокойная атмосфера царила вплоть до осеннего бала, точнее, за две недели до него.
Нагрузка в десятом классе в корень отличается от той, что была в прошлых классах, потому приходится, скрипя сердцем, меньше времени уделять любимым стрелялкам, к которым в середине сентября ещё добавились такие игры, как найденная в памяти компьютера «GTA: San Andreas» и скачанная «Ведьмак 3: Дикая охота». Параллельно с этим совмещались игры КВН. Не забывались так же и внезапно возникшие в расписании выходных тусовки во дворе, где никто из ребят не жил, типичная «Бутылочка», когда кто-то выпивал своё пиво раньше всех и успевал вспомнить об игре, «Правда или Действие» или ещё какие-то настольные игры. Так в своё время Антон проиграл в дурака и был вынужден поцеловать первого выбывшего в данной игре. Желание было сказано с дури, но потом, когда вспомнили, что первым дураком была Ира, все только поддержали идею и стали подначивать Шастуна. «Простое касание губ, ну», – раздавалось то справа, то слева. Но после этого либо из-за своей паранойи, либо действительно прозрев, Антон стал замечать что-то особенное в действиях и взглядах Иры в свою сторону.
Ещё одним воспоминанием стал недавний день рождения Иры. Запомнился наиболее остро не только потому, что перед мамой пришлось, словно маленький ребёнок, разъясняться, зачем нужна именно вот такая денежная сумма и именно тридцатого сентября, а потом ловить двусмысленные взгляды мамы и слышать вопросы бабушки о знакомстве их с девушкой, но и ещё из-за кое-чего. Ире, кстати, понравился подарок в виде букета пионов, перевязанных сиреневой лентой, и тонкого позолоченного браслета с висюльками в виде маленьких цепочек, на концах которых были зацеплены и обрамлены капельки белого говлита. Антон очень любит браслеты и кольца, потому мама помогла найти ювелира, который занимается ручной работой и как раз способствовал в создании такого браслета.
Хоть всё и было вполне романтично, со словами благодарности, объятиями и поцелуем в щеку, но Антон не почувствовал внутри себя того самого «йок» от радости девушки. Может, пока ещё рано для чувств… Но ничего не поменялось ни на следующий день, ни через день, ни через неделю. А те чувства, что и зародились, не переступали черту дружбы. Мозгу хотелось, да и гормонам тоже, но сердце дремало.
Последним событием, закрепившим приятное послевкусие после каникул, стала игра в КВН в субботу, к которой все готовились с августа. Дальше регионального уровня не прошли, но зато выявили много минусов и плюсов в своей игре.
Осенний бал решили праздновать в конце октября, совместив с Хеллоуином. Десятый класс вздумал обыграть фильмы ужасов такие, как «Погребальные байки», что вышел на днях и зашёл большинству парней, и «Судная ночь». После выдвижения этой идеи Антон и Павел Алексеевич попросили по минимуму сделать крипоты. От этой идеи хотели откреститься, но утверждающим всё и вся как раз таки является Паша. Сценаристами вызвались быть Журавль и Ваня, которые смотрели и «Байки», и все выпущенные части «Судной ночи» и «Судного дня».
Антон попросил Катю, девушку из своей региональной команды КВН, помочь с подбором одежды, поэтому дал её контакты Ире. Сам он со школьной командой КВН придумывал шутки для пока ещё отдельного выступления, где, цитата Вани, нужно сделать и жуткое, и чтобы было смешно, и при этом интересно слушать, «а не как у вас обычно бывает». Для этого Антон обратился к Стасу и Позу. Декорациями занимались ребята восьмых и девятых классов, которые не хотели участвовать, но обязаны были что-то делать.
За придумкой прошла неделя каникул, но большая часть учеников, действительно всей душой задействованная, ничуть не жалела, что все каникулы провели не в кровати, у телевизора, или в виртуальном мире игр, а проявили свои творческие способности, ещё ближе сблизились, поссорились, но потом помирились и гордились своими совместными умениями.
И всё бы ничего, но как раз за две недели объявились вновь пропавшие с занятий примерно к концу сентября «Биба, Боба и ещё два долбоёба» или «ББиДД», как их называл Антон про себя.
Антон лично уже не помнит, как давно те испортились морально, потому что, кажется, те ведут себя так с первого класса, просто хулиганить по-настоящему, а не кого-то дёрнуть за косичку, толкнуть в коридоре в стену, облить "случайно" чаем в столовке или ещё чего подобного сотворить стали примерно с конца пятого или начала шестого класса. Доставали они практически всех своими проделками и отвратительным поведением и много раз были зачинщиками драк. Но всего этого по каким-то причинам не хватало не то, чтобы для отчисления, а даже для поставки на учёт, чтобы хоть как-то приструнить. А ещё школе не нужны были проблемы…
После каникул по неизвестной причине расписание немного было изменено, потому в среду вместо права и общества была поставлена физкультура. Расстроились все. И Антон в том числе, потому как на уроках Арсения поднималось настроение и на ближайшие сорок пять или пятьдесят минут – в зависимости от занятости и готовности учителя побеседовать с учениками ещё и на перемене – сонливость исчезала, словно её и не было. Конечно, на уроках физкультуры тоже интересно, но сегодня, для удобства поставив эти три часа последними, по итогу настроение уходит в «нуль». Борисович гоняет всех как не в себя только тридцать минут, а все остальные часы – позволяет поиграть или заняться каким-то другим видом спорта, но не сидеть на лавочках.
Но вернуться следует к бидовцам. Как бы не отвлекает Илья, Антон весь день косится на притихшую, словно затишье перед бурей, четвёрку. У Дани поцарапана щека, но он так сильно и гордо всем об этом говорит, что по итогу Антон с Ильёй приходят к выводу об очередном обычном придуманном трёпе ни о чём. Все знают, что у того есть кошка. Но шестое чувство чует неладное. И усугубляет ли это ситуацию или просто так совпало, но стоило начаться второму уроку физкультуры, как в плечо Антона прилетает мяч. Илья, стоящий рядом и помогающий держать "большую авоську" с мячами, говорит не реагировать, но зазвучавшие раздражающие возгласы насчёт попадания всё же громче.
Да, Антон не умеет драться. Да, с виду дохляк. Но отжимается он больше всех вместе взятых, и даже Настю на себе так покачал, а ещё в планке стоит дольше всех, что доказывает преимущество в ударе, пусть и заслуга эта в матерных словах, за которые Сергей Борисович отправляет его в угол отжиматься по десять раз за каждое нецензурное слово, постепенно повышая сумму данного штрафа на пять за раз.
Взяв первый попавшийся мяч – баскетбольный – и круто развернувшись, Антон кидает его от груди в Даню, стоящего в центре этой кучки и задирающего нос выше всех за свою меткость. Те стоят посередине зала, поэтому попасть с границы кармана со спортивным инвентарём парню не составило труда.
— Ахуел? — резко изменяясь в лице и делая пару шагов навстречу, вопрошает Даня. Антон, возможно, от долгих лет терпения вспыхивает как спичка, закипая от злости. В горле застривает колючий ком, не дающий вымолвить и слова. — Ты чё, оглох? Уши прочистить? Так подставляй ебало.
По мере выкидывания слов, Даня приближается к Антону. Илья, уловив взгляд Иры, незаметно кивает на дверь. Та, ответив кивком, по стенке добирается до двери и тихонько выходит, пока все увлечены развитием событий у каморки.
Стоит Дане оказаться рядом, как Антон – прямо как эта компашка летом – попадает кулаком по чужой вполне расслабленной челюсти. Пальцы и костяшки зажигает почти сразу, но больше из-за надетых колец, чем от удара.
— Иди нахуй, — низким тоном из-за всё ещё находившегося комка в горле произносит Антон. И на него, немного задержавшись взглядом на собрате, явно оправляясь от неожиданного проявления такой смелости, устремляются три пары глаз.
— Ты покойник, Шастун, — вполне спокойно говорит Толян, а после замахивается для удара.
Спас Антона лишь толчок в бок с фразой «Форест, беги!», произнесённой голосом Макара. Пригнувшись, чтобы не врезаться лбом в выступ сверху, он побежал прочь из зала. На повороте коридора зацепившись за деревянный столбец раздевалки восьмых-одиннадцатых классов, еле удерживается на своих двоих от скользящих на плитке кроссовок. В этот момент Антон глядит назад. Все четверо сейчас бегут за ним. И если будет промедление в две секунды, то с ним расправятся, наверное, похлеще, чем летом. А ведь эти сны почти стёрлись из памяти, оставив только момент, как Арсений сидит рядом на корточках, а после, без сцены с ножом, поднимается и удаляется.
Помянув чёрта, в него Антон и влетает, когда пробегает несколько шагов от поворота до границы коридора с холлом.
Пытаясь понять, что произошло, он спрячется за Арсением и приседает. Тот с Ирой и Пашей, как пить дать, только спустился со второго этажа и, скорее всего, из четырнадцатого кабинета, а из-за проёма, ведущего на лестницу и находящегося сразу за поворотом, они друга друга и не успели заменить. Можно было бы спрятаться за Пашей, но страх не давал лишний раз вздохнуть и моргнуть.
— Шухер! Валим, валим! — произносит басом Миша. И, судя по скрипящим звукам, те ринулись бежать обратно.
— А ну почему не в зале, а бегаете по коридору, мелкошня? — раздалось тоже басом, но более громким и приятным на слух всё в том же коридоре. Матвиенко.
Всё ещё стоя за спиной учителя по праву и обществознанию, Антон слышит лишь биение своего сердца. Перед глазами плывёт, из-за чего приходится крепче ухватиться в как всегда заправленную, словно парашют, рубашку на спине Арсения.
— Как понимаю, ты вывел их из себя быстрее, чем мы успели прийти, — усмехается Паша, смотря в глубь коридора, на двери столовой. Если вглядеться, то через окна столовой с их места можно увидеть почти облысевшие сирени, растущие сбоку от школы. Паша переводит взгляд на Антона. — Шастунишка, кажется, поплыл... Арсений, проведёшь его в четырнадцатый?
— Насколько мне помнится, там сейчас у Вас урок. Пусть у меня в кабинете побудет.
— Всегда знал, что у тебя там припрятана раскладушка, — смеётся Паша.
— Павел Алексеевич, — подаёт голос Антон, потихоньку выпрямляясь и стараясь состроить максимально возможное своё миловидное и жалобное лицо, — можно я пойду домой? Эти придурки от меня не отстанут же, если я вернусь в зал.
— Пойдёмте, Антон, — вставляет первым слово Арсений, разворачиваясь и кладя ладонь меж лопаток Антона. Тот напрягается и с прищуром косится на него, а после из-за давления руки на своей спине идёт к лестнице.
— Павел Алексеевич, они правда были способны избить его там. И первыми начали... Неужели ничего нельзя сделать? — слышится голос Иры. Антон уже вступил на лестницу, потому приходится замедлиться в попытке расслышать какой-либо ответ от Пашки. Но вот уже второй пролёт, а тишина так и не разорвалась. Либо Паша ответил тихо. Антон вновь косится на Арсения, который идёт рядом и всё не убирает руку со спины.
Минует небольшой холл второго этажа со своим рядом квадратных самодельных перегородок для больших цветов и своеобразной границей, ограждающей цветы от коридора, в виде лавочек. Из окон внутрь струится яркий солнечный свет. Облаков в видимой области нет. Антон пытается вспомнить: брал ли с собой солнцезащитные очки, – но, похоже, нет. Следом за этим холлом минут и кабинет Арсения Сергеевича. Это Антон замечает, когда они проходят округлый поворот коридора, а из одиннадцатого кабинета слышится какая-то теорема.
— Мы прошли, — констатирует, на всякий случай, Антон.
За время учёбы Арсений попадался ему на глаза всяким: то задумчивым, то смеющимся с закрыванием лица ладонями (это началось недавно, и, скорее всего, он подсмотрел у Антона, который так делает всегда, но, возможно, это совпадение), то заинтересованного, то еле сдерживающего гнев с подёргивающимся нижним веком, когда очередная девушка подходила и пыталась кокетничать или флиртовать, то пытающегося выглядеть нормально, являясь абсолютно рассеянным, то явно веселящегося с очередной своей удавшейся шалости над учениками. Потому сейчас, по мнению Антона, тот был либо задумчивым, либо пытающимся казаться нормальным, но по итогу являющимся рассеянным из-за не дающей покоя мысли.
— Не бойся, ко мне всегда успеешь попасть, — глянув на Антона, отвечает Арсений. И всё же он не прав, тот просто молча идёт. Либо ему нечего сказать. «Неужели умеет просто помолчать и не мельтешить перед глазами?».
Они останавливаются у десятого кабинета, и Антон задумчиво вглядывается в серые глаза, что серы до тех пор, пока Арсений не крутит головой в его сторону, тем самым поворачиваясь боком к окну, пуская солнце в свою радужку. Теперь в глазах присутствует голубизна, но она какая-то блёклая. Лёд в глазах его, замеченный с первой встречи лицом к лицу всё ещё твёрд. Арсений стучится, а затем открывает дверь.
— Евгения Борисовна, извините, можно воспользоваться Вашей лаборантской?
Прислонившийся плотно спиной к стене справа от двери так, что его никто не видит из находящихся внутри кабинета, Антон вновь слышит в голосе Арсения тот милый и улыбчивый приём, который прельщает и приковывает дам. Даже замужних, как химичка. Уже отойдя от произошедшего в зале, он закатывает глаза.
— Здравствуйте, Арсений Сергеевич. Ну, проходите, конечно. Только быстро и тихо, у нас тут просмотр.
Та тоже улыбается. Но Антона заинтересовывает слово «просмотр».
— А можно тоже посмотреть? — выглядывая головой, спрашивает Антон и обращает внимание на ноутбук. Смешарики.
— Антон, мы тут по делу, — говорит Арсений и подталкивает вполне себе податливого ученика внутрь.
— Евгения Борисовна, — зовёт Антон, склоняясь и обнимая учительницу за плечи, чем вызывает у детей седьмого «Б» класса смешки, — Павел Алексеевич не будет ругаться. Можно?
— Антон, — не всерьёз возмущённо проговаривает та. — Ну вот что с тобой делать? Иди давай уже.
— А после можно?
— У Арсения Сергеевича спрашивай.
— Спасибо, — с улыбкой ребёнка благодарит и отстраняется, вмиг подходя к Арсению, который ждёт у уже отодвинутой стеклянной двери лаборантской. Но стоит только открыть рот, как Арсений говорит первым:
— Посмотрю на твоё поведение. Простите, что потревожили, — говорит последнее классу и учительнице, а после пихает в лаборантскую Антона давлением руки на спину и заходит следом.
Так как двери изготовлены из стеклопакета, то Антон, сидя на стуле у окна, наблюдает за детьми, что косятся на него, но тут же отворачиваются, стоит тому пересечься с ними взглядом. Арсений обрабатывает – зачем-то, по мнению Антона, – спиртом места, где из-за колец после удара слезла кожа и немного выступила кровь. Также, стянув футболку на спине у плеча, мажет йодом ушибленное мячом место. Там уже, по словам, образовывается нехилый такой синяк.
— Тебе бы железа попить, — на выдохе произносит Арсений, после чего дует на сеточку йода. Мурашки бегут по всей спине.
— Не понимаю Вашего стремления мне помочь, — бурчит Антон, потому как мультфильм, звук от которого слышится здесь приглушённо, не говоря уже об изображении, кончился, а другой учительница не включает.
— Считай это простым беспокойством учителя в отношении ученика, — Арсений всё ещё стоит сзади, чем-то там шурша. Интонация так и рисует в голове, как тот приподнимает и опускает плечи, пока говорит. — Можешь отпускать ворот, уже не испачкаешься.
Антон разворачивается к тому против часовой стрелки, цепляясь за спинку стула, чтобы повернуться корпусом ещё сильнее и увидеть то, что делается на столе, находящегося ранее по правую руку, а теперь же – за спиной.
— Это странно.
Арсений ничего не отвечает, а лишь жмёт плечами и разносит всё ранее вытащенное по своим местам в стеллаже вдоль стены за стеклянные дверки.
— Почему Вас не было сегодня? — решает спросить Антон, смотря за действиями старшего.
— Личные дела, Антош, не могу рассказать.
Антон всматривается в эту улыбку пристальным взглядом, но после поднимается и подходит как можно ближе, заслоняя собой идущий уличный свет. Отсюда их не видит даже крайний ряд у окна.
— Решили действовать теперь при свете? — произносит, склонив голову к уху Арсения. В голосе Антона звучат ноты стали и недовольства, а взгляд нечитаем. Но всё это подростковое поведение на Арсения не действует. И Антон знал. Но тот – единственный из компашки, на ком Антон всё же может сорваться. Останавливает, что он – учитель.
— Не лучшее место для подобного разговора, — словно он заговорил не вовремя о списке продуктов для дома, спокойно произносит Арсений, закрывая дверцу и поворачиваясь к Антону, встречая взгляд зелёных глаз.
Антон не выдерживает спустя несколько секунд. Всё же у старшего взгляд более пронзительный. Отведя взгляд вниз, поджав губы, прижимается к стеллажу спиной и складывает руки на груди. То всё забытие, что плотным занавесом из театра, где проходят репетиции и выступления импровизации, накрывает негативные воспоминания, опасливо надрывается со звонким звуком удара мяча о плечо и бухает с глухой болью в кисти. Бывшие обида, досада и злость, пусть и немного притуплёно, заключают в свои объятия.
— Ещё хочешь посмотреть своих смешариков? — раздаётся рядом, а после пары секунд тишины следует тык пальцем в бок.
И ещё один.
На лице дёргается уголок губ. И, видимо, это замечает Арсений, потому как продолжает свои действия, пока Антон не ловит руки, пытаясь при этом сдержать улыбку.
— Ну всё, ну хватит.
— В последний раз предлагаю. У меня есть вкусные печенья с малиновой начинкой. Чай можем взять. Соглаша-айся, — Арсений в слабых попытках пробует освободить свои руки, но по итогу сдаётся, прислоняясь боком к стеллажу.
— А разве в Вашем кабинете нет уроков?
— Я и не говорил, что мы будем у меня в кабинете, — Арсений подозрительно для Антона начинает говорить почти шёпотом. — Я же вижу, как ты ведёшь себя рядом со мной. А вне школы, может, уже вмажешь да успокоишься.
— Я и не собирался… — тушуется Антон, отпуская чужие руки, и вновь прислоняется спиной к стеллажу. Лицо искажается в вине за свой импульсивный поступок. Арсений просто стоит рядом, вглядываясь в него, иногда ловя неуверенные взгляды, а после поднимает руку, от которой Антон жмурится и немного вжимает голову в плечи, и треплет ею каштановые волосы.
— Ты как из две тысячи седьмого вышел с модой на длинные волосы, — с улыбкой говорит, теперь уже стараясь пригладить тот бардак, что учинил на макушке младшего.
— Не длинные. Еле уши закрывают. Просто… с КВН и подготовкой к выступлению на осеннем балу некогда съездить постричься…
— Ну, если тебе нравится, ходи так. Девушки любят наводить шухер на головах своих парней, — Арсений убирает руку и отстраняется, направляясь к выходу.
— У меня нет девушки, — озадаченно произносит Антон.
— А та девушка, ваша староста? Мне показалось, что… Хотя, не мои это дела, — с усмешкой проговаривает Арсений и подходит к двери, но пока не открывая её.
— Мы просто друзья… — тянет и пожимает плечами Антон, хотя чувствует, как щёки загораются, только не знает причину такой реакции.
— У меня с женой так же было, — подмигивает Арсений и открывает двери с небольшим скрипом. Антон следует за ним не сразу, бегая взглядом по полу перед собой и что-то выискивая: то ли в окружающем, то ли в себе…
— А Вы не хотите выйти? — интересуется с приподнятой бровью Антон. Они зашли в раздевалку рядом со спортивным залом, чтобы Антон мог забрать свои вещи и переодеться. Арсений решил посидеть внутри на скамейке, а не стоять в коридоре. Но зато он решил не выполнять просьбу Антона о том, чтобы позвать Илью. Да, скорее всего Ира уже всё тому рассказала, но хотелось бы увидеться с другом и сказать то, что уходит, лично, а не в сообщении во «ВКонтакте».
— Вдруг тебя унитазный или душевой монстр заберёт. Что я тогда буду делать? — закинув ногу на ногу и подперев голову рукой так, как обычно делает Антон, чтобы ещё и рот прикрывался ладонью, задаёт с улыбкой риторический вопрос Арсений. Скамейка низка для его роста, потому закинутая нога почти создавала прямой угол, при этом умудряясь покачиваться.
— А ты чертей не качай, — бурчит Антон и отворачивается, принявшись снимать футболку.
«Монстры, ага, конечно…», — негодует и в мыслях, а потом зачем-то придумывает этих самых монстров. Как ходить теперь в туалет в ближайшее время – не знает. На забытие "интересных" фактов из Австралии, где вполне нормальным будет, если из унитаза вылезет змея, потребуется несколько дней, если не неделя.
— В моё время у меня в школе работали душевые кабинки, две штуки, и мы там мылись после физкультуры, — кажется, не выдерживает в тишине Арсений.
— Мне помыться? — с характерной претензией спрашивает Антон, разворачиваясь к тому полубоком и смотрит недовольно.
— Ну-у… — Антон слышит, как тот тянет звук, и видит, как тот отводит специально взгляд так, будто размышляет или стушевался. Подняв голову и закрыв глаза, мучительно выстанывает:
— Бля-ядь. Я просто хочу переодеться.
Развязав шнурки на спортивках, Антон приспускает штаны и присаживается на лавку, чтобы надеть свои тёмно-серые джинсы с начёсом.
— Отвернитесь, хотя бы, — в последний раз пробует Антон, но на него лишь смотрят ничего не выражающим взглядом. «Ну явно же скопировал с этой ладонью у рта». — У меня влажные салфетки есть, получше душа.
Вновь никакой реакции. Ну, и Бог с ним.
Антон внюхивается в свои руки, которые теперь пахнут эвкалиптом, как его тело от лица до штанов. Из-за этого с плеча каждые несколько секунд соскальзывает лямка рюкзака. На локте висит пакет с формой.
— Так вкусно пахнут? — звучит рядом.
Антон немного сощуривает глаза и переводит взгляд на Арсения. Видит, что тот пытается казаться непринуждённым, но уголки губ и глаза плохо скрывают насмешку. Хочется ответить как-то ехидно, но решает не париться по этому поводу. Всё же Арсений не делает ничего плохо. Даже тогда, летом. Точнее, делал и был организатором той преступной компашки, но всё же не поднимал руку. «Опять шарманка заиграла с притупленным оцениванием прошедших и почти забытых событий».
— Я впервые такие взял. Мама покупала, — говорит спокойно и протягивает руку, чтобы та оказалась тыльной стороной перед лицом Арсения. Тот, естественно, тормозит, глаза смешно сводит, переводя внимание с дороги на оказавшийся предмет перед ними. Антон смеётся. Они останавливаются сбоку школы, недалеко от бокового входа в столовую.
Арсений сначала косится с непониманием на Антона, но после, еле касаясь, берёт за голое из-за съехавших вниз браслетов запястье и действительно принюхивается. Пара секунд прикосновений, после которых то просто отводит от себя чужую руку и продолжает идти.
— Антон, никому так больше не делай, — говорит, не поворачиваясь и засовывая руки в карманы пальто.
А Антон стоит, пытаясь переварить произошедший момент. Щёки загорелись, да и лоб тоже. «Блядь».
— Чего встал?
Антон дёргается от вопроса и убирает руки в карманы кожанки. Нагнав остановившегося на угле школы Арсения, как ни в чём не бывало приподнимает брови в немом вопросе. Тот протягивает небольшую веточку от сирени. И ладно бы с цветами – пустая ветка с несколькими листьями. Не сезон, конечно, но… Это вызывает смешок. Смешок, за которым следует истерический безмолвный и с сотрясающимися плечами смех. Арсений мягко ударяет этой веткой по макушке Антона. И это не ощущается так, как если бы ударил Паша. Ещё не понятно, как, но он постарается узнать, потому что это ощущение ему нравится.
— У Вас есть аукс-шнур? — спустя минуты две пути в машине спрашивает Антон, поворачиваясь к Арсению, что сидел за рулём.
— Тебе не нравится радио? — спрашивает Арсений, склоняя голову на левый бок, но быстро возвращая в вертикальное положение, так как машина начала петлять. Вопрос скорее риторический – в голосе слышатся только ноты озорства. Арсений кидает быстрый взгляд на Антона, который всё так же смотрит на него в какой-то готовности что-либо делать. — В бардачке посмотри.
Чтобы найти нужный шнур, требуется совсем немного времени. У Арсения всё аккуратно сложено и перевязано резинками, из которых несколько лет назад девчонки плели себе браслеты. Потому по салону совсем скоро уже зазвучал Eminem. Судя по красным светофорам, что попадаются на пути, послушают явно больше одной песни.
— Слушаешь Эминема? — спрашивает Арсений, вновь кидая взгляд в сторону Антона, но уже в его телефон.
— Ага. Тил коллапс. Недавно начал слушать. И-и… зашёл. Но у Пашки рэп круче, роднее как-то.
Прикусив кончик большого пальца на левой руке, листая плейлист вниз, Антон пытается найти ещё кое-какую песню, когда слышит сопящий выдох слева, куда тут же бросает взгляд.
— Что?
— Шастун, ты такой ещё ребёнок.
Антон от такого немного подвисает. Арсений произносит это довольно мило, что ли… Такой вариации поведения он ещё не видел в отношении кого-либо. Или, возможно, это та часть Арсения, которая доступа лишь вне территории школы?
— Ты вновь решил потренироваться в просверливании дырки во мне?
— А?
Мозг до сих пор будто парализует. Мысли не могут построиться во что-то цельное, рассеиваясь о невидимый блок в самом начале их формирования.
— Слюни, говорю, подбери, — вновь этот смешок.
Отвернувшись, Антон проводит по губам ладонью, а после смотрит на неё. Никаких слюней нет.
«Дурак…».
Машина останавливается рядом с кафетерием, когда из магнитолы звучит:
«Опять мыслей слепых стая,
Мне так мало тебя стало.
Не прячь пули обид тайных,
Не прячь слёзы в глазах чайных»
— Сударыня, карета приехала, — немного меняя, напрягая горло и занижая тональность голоса, произносит Арсений, пока Антон безмолвно подпевает песне – снимает себя на видео в социальную сеть «Instagram».
Антон за эту выходку шумно выдыхает воздух и, шевеля губами в немом мате, но по итогу поджимая их, поворачивает голову к Арсению, который открыто потешается над такой реакцией.
— Такой момент испортил, — бубнит Антон, прекратив снимать и нажимая на «сохранить» для каждой истории.
— Потом ещё успеешь сделать даже лучше. А сейчас пошли, — кратко улыбнувшись, Арсений поворачивает и вытаскивает ключ зажигания, из-за чего Лазарев резко замолкает. Антон вновь перебаривает в себе желание повыёживаться и просто вылезает из машины. Успеет ещё. Вид, который предстаёт его взору, ненадолго опешивает.
— Господи, тебя за ручку водить нужно? Не стой столбом, — вздыхает Арсений, кладя руку на спину Антона, которого подталкивает ко входу.
Стоит дверце кафетерия открыться, как из неё в нос ударяют ароматы пряностей и свежесваренного кофе. Сотни разных запахов сплетаются в один большой прямо в животе, вызывая негромкое урчание.
— Тут делают очень вкусные пончики, — раздаётся над ухом.
Антон не знает, сколько ещё нужно подобных моментов, чтобы реагировать нормально и не вздрагивать на такую внезапную непонятную близость. Хотя… вспоминается, что Арсений сам по себе довольно тактильный, но такое либо с Сергеем Борисовичем, Павлом Алексеевичем или Оксаной Александровной, либо с парой ребят из одиннадцатого класса. И Антона отчего-то где-то внутри бросает в дрожь при каждом более близком прикосновении.
Выбрав заказ, почти не смотря на цены, ведь Арсений угощает, Антон идёт за самый дальний и угловой столик. Сидения диванчиков на трёх человек в меру мягкие, но больше всё же твёрдые. И есть, куда вытянуть ноги, потому Антон вдоволь пользуется предоставленными удобствами, откидываясь ещё на спинку и опуская голову, пряча подбородок под ворот худи, а руки – в карман на животе. Кажется, Антон даже начинает засыпать в ожидании, пока его трясут за плечо. Чуть приоткрыв глаза, он поднимает голову на присаживающегося напротив Арсения. Тот просто указывает взглядом на тарелку, что материализовалась около него. Пончики с сахарной пудрой. И, по идее, сгущёнкой внутри. Оценив эстетику, возвращает взгляд на Арсения, делающего глоток кофе из своего стаканчика, на котором написано красным фломастером заваленное на бок «Арс!!».
— Милая подпись, — привлекает тот к себе внимание. — Что-то значит или тебе просто захотелось?
Антон смотрит на свой стаканчик, где зелёным фломастером красуется «BigSnack». А потом опускает взгляд на стол, размышляя: сказать или нет. Но в итоге решает поделиться. Ничего же плохого не будет. Правда, зная Арсения, который может всё преобразовать в унижение довольно умело, судя по умело построенной речи и случаям с преобразованием каких-то небольших достижений учеников во что-то поистине значимое... внутри шебуршится небольшой страх. Всё же для Антона это до глубины души важно.
— Это мой псевдоним, — неуверенно начинает, поднимая руку с пончиком, который рассматривает в попытке спрятаться. С набитым ртом же неприлично разговаривать, хоть и может своими летящими крошками сблизить больше, чем демонстрация правил этикета. — Я пробую писать свой рэп. Но пока есть только черновики...
— А ты можешь что-то из своего зачитать? Мне интересно узнать.
Антон поднимает взгляд на Арсения. Глаза немного округляются, но не от удивления, а он детского наивного неверия, борющегося с уже взрослым недоворением. Где-то в глубине мозга что-то подсказывает прекратить и замолчать, но... Нет, всё же лёгкий шок – это не удивление.
Антон замечает, что собственный рот уже какое-то время немного приоткрыт, но решает не обращать на это внимание. Арсений сидит чуть подавшись вперёд, уперевшись локтями в край стола и спустив ладони вниз, пряча их. Но голова наклонена на бок и в глазах плескается терпеливое ожидание с – вроде как – искренней заинтересованностью. Что-то внутри вновь повторило помолчать, но внутренний ребёнок уже стал громче, желая заявить о себе, даже если интерес окажется банальной вежливостью или наигранностью.
— Я… — резко на голову обрушивается осознание, что он ни строчки из своих набросков не помнит. И не просто не помнит, а ещё всеми фибрами ощущает, что это и к лучшему – тексты вдруг становятся ужасными и нелепыми. — Здесь немного стрёмно…
— Можешь на ушко. И я никому не расскажу.
И всё же есть что-то в Арсении отталкивающее. Не хочется наклониться навстречу, чтобы они слышали шёпот друг друга даже при играющей в помещении музыки из динамиков. Резко захотелось поскорее вернуться домой. Подбивает ещё, что мама не знает, что он не на занятиях.
— Не сейчас. Потом, хорошо?
И всё равно смотрит тем самым ребёнком.
— Угу. Не забудь только, я буду ждать, — Арсений ещё раз по шире поднимает в тёплой улыбке уголки губ и берёт ложечку, отламывая небольшой кусочек своего пирожного «Птичье молоко» и вкладывая его в рот. Антон решает обратить внимание только на еду. Внутри какое-то смешанное чувство: то тревога, то дискомфорт, то небольшая радость. Чуть позже он ещё раз пытается узнать, где же был Арсений, но тот лишь отшучивается фразой: «Ешь, Варвара».
— У меня есть друг, который может помочь с музыкой, если нужно, — с ничего вдруг говорит Арсенийв возникшем молчании внутри машины с негромким звучанием The Prodigy на фоне. Антон не сразу соображает, к чему тот, но потом немного приосанивается, поправляя край толстовки, и обращается весь во внимание.
— А что за друг? Я не получу от него "нож в печень, никто не вечен"? — шутит и нервно беззвучно смеётся, потряхивая плечами, но внутри на полном серьёзе ждёт положительного ответа.
— Ну, если не будешь злиться, конечно, — усмехается Арсений, останавливаясь на светофоре и тут же расслабляясь в кресле, поворачивая голову к Антону. — Он ментовской и очень добрый, не волнуйся. Глухой на левое ухо. Поэтому если хочешь что-то сказать, то лучше делай это с правой стороны. При исполнении отдачей от акашки в ухе что-то повредилось. Он добрый малый. Не переживай, вижу, что нога трясётся уже.
— А он разве тебя не сдаст? — не то, чтобы Антона это волновало, ведь преступность всегда должна быть наказана, но за эти полтора месяца тот частично приелся, да и как учитель интересен, что потерять…
— Шанс, конечно, есть, но… — перебивая потом мыслей, Арсений многозначно всматривается в Антона, а после отворачивается, снимая машину с ручника и трогаясь. — Наелся? Алёна, вроде, собиралась сегодня сделать гарнир. У неё он очень вкусно получается. Когда ездим к моим родителям, они с мамой на пару пытаются убить меня своими блюдами, словно не я приезжаю, а целая рота.
— А может действительно пытаются, — смеясь, в шутку вставляет свои пять рублей. Арсений кидает на него взгляд и смеётся. И Антон слышит, что это не наиграно, что тот понял истинный посыл. Это по-тёплому трогает за душу. — У меня мама тоже вкусно готовит. А когда выяснилось, что у меня аллергия на крупы, то один раз приготовила плов из лапши с фрикадельками. Лапшу мелко поломала. Я уже не помню вкус, но с тех пор больше подобного не было. Потом просто перестали покупать крупу. Зато много макарон дома, и картошки.
— У меня мама умеет делать классную жареную картошечку. С зеленью, чесноком. Тебе стоит попробовать. Я пытался повторить, но под конец всё же доделывала всё Алёна. Не люблю долго готовить что-то, потом всё быстро съедается и кайф быстро проходит.
Антон ловит его взгляд и, опустив голову, прячет поднявшийся уголок губ в вороте худи. На душе ощущение, словно они разговаривают как друзья. Арсений ещё говорит про что-то невкусное, но это пролетает мимо ушей. «Может, если мы сдружимся, бидовцы отстанут?..».
Кожу рядом со средним пальцем неприятно коляет. Антон уже хочет почесать, но вовремя вспоминает о содранной коже. Также пришлось сесть нормально, а-то ещё немного и сполз бы под бардачок.
— Так… Так и не расскажешь, почему тебя не было сегодня?
— Анто-он… — тянет Арсений, и Антон слышит в его голосе то ли немного раздражения, то ли ещё чего-то не очень приятного. А после тот шумно выдыхает. — Почему ты интересуешься?
— А?
— Почему ты этим интересуешься?
— Девчонки спрашивали.
— У тебя? — Арсений говорит и смотрит с подозрением, отчего Антон вновь начинает сползать с сидения – возникают неприятные ощущения и нарастающее желание спрятаться.
— У Павла Алексеевича.
— Антон, — зовёт вновь Арсений, но по итогу молчит, что Антон сильнее сжимается и даже придвинуться ближе к двери.
Пока тянется молчание, за которое, наверное, Арсений пытается подобрать какие-то слова, Антон находит в поисковике композицию Чайковского «Танец рыцарей», пытаясь так передать то, что лучше сказать хоть что-то, чем молчать и душить своей аурой – та у Арсения тяжёлая.
По салону автомобиля разносится выдох. Антон кидает взгляд на Арсения.
— Я тебе печенье обещал, — с улыбкой, будто не было диалога, за который дружеская, как показалось Антону, атмосфера испарилась, словно и не было её. — Чего скис-то?
Впервые за всю дорогу Арсений отрывает одну руку от руля и вскользь треплет Антона по макушке. Всё же Паша делает иначе. Арсений же… Будто… Да, он как старший брат – то же что-то родное, но при этом с небольшой небрежностью.
