Выйдя из гаража, первое, что предпринимает Антон, – берёт снег в руки и прислоняет к своим щекам, лбу. Всё внутри пылает, кулаки сжимаются, а глаза предательски слезятся. Также вытирает кровь с фаланги пальца, кольцом которого сковырнул кожу Арсения. Ещё один небольшой кусочек снега кладёт себе под язык, смыкая губы и часто дыша через нос. Идя домой, сжимая в правой ладони снежок, он пытается отвлечься от разъедающих грудную клетку боли и досады и сдавливающей горло злости. Эмоции, как вагончики карусели по отношению к смотрящему, сменяют друг друга, гоняя от нереальности всей ситуации до чёртового осознания, и обратно.
Антон не знает, как и что сейчас чувствует. Это как попробовать запретный плод: не так уж и противно, как все говорили, но в ступор вводит знатно, и нет какого-либо шаблона действий в этой ситуации. Ни один знакомый не целовался и не встречался с парнем или девушкой, которые на деле оказывались одного с ними пола. А из-за факта, что такая параша произошла именно с ним, Антон окончательно раскисает, когда возвращается домой и, отмахнувшись от мамы и устало попросив до завтра его не трогать, заваливается на кровать. Стянув с себя ненужную одежду, уложив её кучкой на полу у изголовья, укрывается одеялом с головой, оставив, как живущий на полюсе человечек, открытым только лицо.
К чему-то ещё вспоминается вопрос Арсения про возраст Кьяры, на который был дан ответ, что в этом нет ничего такого. И лучше бы, чтобы проблема была связана всё же с возрастом, а не не только с ним. И вопрос, что Кьяра может оказаться не той, которой кажется. «Без разницы, да? Бля…». В груди вновь образуется чёрная дыра, поглощающая всё на своём пути в построенной вселенной, отчего образуются слёзы. Антон прячет и лицо. Всеми силами пытается заставить себя ни о чём не думать.
Повозившись ещё немного под одеялом, поворочавшись туда-сюда, он всё-таки находит удобное положение и, приоткрыв немного одеяло, сделав своеобразный выход для углекислого газа из своей пещеры, засыпает. Где-то слышал, что не время помогает пережить какое-то потрясение, а сон, за который мозг сам расставляет всё на свои места. Всё думал как-то проверить, но не находилось случая. Анализировать ситуацию лучше с утра, а сейчас – просто спать.
Правда, с приходом утра хочется целое ничего. Гудящая голова не позволяет нормально думать, а глаза отчего-то ощущаются набухшими.
— Антош, самочувствие плохое? — спрашивает мама, поглядывая на своего сына, который водит по вермишелевой каше ложкой, так и не съев хотя бы ложку.
Антон отрицательно мотает головой и отпускает столовый прибор, потирая двумя ладонями лицо. Пробует попить чай, но и тот не идёт, хотя зияющая внутри дыра всё так же открыта.
— Не хочется есть, — по-простому отзывается он и поднимается из-за стола. — Я пойду прогуляюсь.
Поцеловав маму и бабушку, Антон наскоро собирается и выходит из дома.
Прогулка вдоль водохранилища не даёт покоя в мыслях, а никотин дарит свободу лишь ненадолго. Ещё и холодно. Можно было бы позвать кого-то погулять: Макара для душевности или Журавля для колек от смеха в животе, – но настроения и моральных сил нет.
«Да и, кажется, это бегство от проблемы...», — думает Антон, смотря на свою многоэтажку, над которой блёкло сияет голубоватое небо на пару с солнцем без облаков или сероватого полотна, а после заходит в подъезд. Впервые подъём на второй этаж кажется настолько быстрым, что он и не замечает, как оказывается у двери, словно только сделал шаг в подъезд, а лоб уже упирается в знакомый металл.
Жизнь не стала тёмной и плаксивой, как это бывает у девчонок после разрыва отношений, где те нездраво привязались к своим парням, сделав их пупами своего мироздания. Антону нужно подумать. Просто подумать и, возможно, принять ситуацию с неизведанным психологическим расстройством Арсения.
Во-первых, он не понимает Арсения, хотя и общается с ним полгода, и даже больше, душевнее, чем другие. Это словно тот момент, когда хорошо знаешь друга, но оказывается, что он всё это время использует тебя – не по-пацански.
Во-вторых, чёткое расставание в жизни уже было, психика имеет опыт борьбы с вытекающими после него эмоциями и чувствами. Но в этот раз почему-то на второй день не стало легче, в груди только прибавилось ощущение тяжести, которое всё чаще фантомно придавливает к земле.
Начало нового семестра ознаменовывается всё с того же расписания. Может, бежать от проблем не круто, но в утро понедельника идти куда-то не хотелось вообще.
«Двадцать первый год начался по-уебански. Можно уже тридцать первое число, без минуты полночь, или перепройти его?», — думает и плотнее закутывается в одеяло, надеясь при этом, что мама сочтёт его кулёк за простой ворох одежды.
Но мама так не считает и раскачивает сына, поднимая и отправляя на учёбу.
— Это все проснувшиеся после метели сна? — произносит Паша, когда Антон открывает дверь в кабинет. — А нет, ещё один.
Антон, который пришёл не в наилучшем настроении, который уже смирился, что забыл или потерял где-то свой пропуск в школу, когда тот на самом деле просто оказался меж двух слипшихся из-за обложек учебников, сейчас вглядывается в классного руководителя, от которого веет теплом и уютом, и выдыхает, чувствуя, как уголки губ непроизвольно приподнимаются.
— Здрасьте, Павел Алексеевич, — произносит чуть более живенько и заходит в класс под раздавшийся звонок.
— Доброе утро! Как провели новогодние каникулы? — спрашивает Арсений с улыбкой в голосе. Антон на него не смотрит, утыкаясь в рюкзак, который обнял руками. — Да, Ирина?
— В Устюг съездили с родителями, — через несколько секунд отвечает девушка. — А у Вас как?
— Вполне сносно, спасибо, — официальная вежливость так и сочится из его уст. — Антон! Не выспался за две недели выходных?
Шутки вполне привычные, но настроения отвечать на них не находится, наоборот сердце отзывается тупой болью, поэтому Антон просто поднимает руку, уперев локоть в парту, и немного крутит кистью, показывая неопределённый жест, "и так, и сяк", после тут же опускает и удобнее располагает под рюкзаком. К тому же, он до сих пор не решил, как относиться к Арсению. По сути, ничего не изменилось, но одновременно с этим через секунду становится неприятно и хочется скрыться куда-то, сжаться до размера атома, или вообще возникает желание встать, быстро подойти и ещё раз вмазать тому по челюсти. В носу защипало.
— Тох, — тихо зовёт Илья через минуту или две, пока класс всё ещё беседует с Поповым. — Что с тобой?
Антон молчит. Но через пару мгновений, поднимает голову, кладя подбородок на рюкзак, и начинает ковырять край парты. Хочет ответить, как есть на духу, но подставлять учителя, раскрывая его личность, не хочется, не по-пацански как-то. «И всё ещё непонятно это желание защитить, как будто я сам не в силах постоять за себя! Нашёлся, блядь…».
Грузится. Грузится… Произносит:
— С девушкой расстался, — и вновь утыкается в рюкзак носом.
— Крепись, — спустя продолжительную паузу произносит тихо и с тяжёлым выдохом Илья и приободрительно сжимает плечо друга. А Арсений в следующий момент произносит:
— К сожалению, время уже поджимает, — слышится небольшое раздражение. — Было интересно услышать ваши ответы! А теперь записываем тему: «Современные подходы к пониманию права».
«Можно к пониманию тебя? Уёбок…».
— Тох, у нас общага сейчас.
— Чего? — Антон смотрит на Илью с непониманием, когда всё же открывает тетрадь, решив записать хотя бы что-то, чтобы потом не париться с этим дома, и находит на телефоне расписание. Оказывается, у них теперь первое обществознание, а уже потом право, причём урок за уроком. И так же в среду. И так же всегда, пока не наступит какой-то сбой в природе учителей, чтобы поставить окно или замену.
Тихо вздохнув, Антон закрывает тетрадь, убирает её в рюкзак, достаёт другую и записывает тему уже в неё.
Мысли Антона меняются через недели две, за которые тот возвращается в КВН и выступления в театре – в рабочий образ жизни. Первоначально он всеми силами старался не париться о произошедшем, а после просто стало некогда. К тому же Арсений теперь меньше маячит на горизонте. Конечно, непривычно, что его физиономия не как раньше – не двадцать четыре на семь, но со временем это отпускается и становится легче. Но ещё несовсем. За это время он понял несколько вещей. Во-первых, влюблённость оказалась настоящей любовью, что даже уже почти смирился с такой подставой от жизни в виде одного пола, и потому забыть быстро не получится. Во-вторых, Арсений явно и сам что-то чувствует похожее, потому что простая игра не заставляет абстрагироваться после подобного исхода, перестав активно
искренно беседовать с остальными, по большему счёту сидя с серьёзным лицом за учительским столом, горбясь над школьными материалами или что-то листая в телефоне. Раньше Антон и не заметил бы такого, было бы всё равно, у каждого же своё в голове, но сближение с Пашей, вникание в психологию людей приоткрыли занавес к понятию других. Но всё же интересно, как всё это чувствуют и понимаю девушки. Хотя на то они и девушки – действуют на чувственном плане, когда парни – больше механически.
«Ощущение, словно воистину друга лишился», — недовольно пыхтит как-то перед сном Антон, когда мысли в который раз решают вернуть его в тот вечер в гараже или в другой радостный день с Арсением, очерняя све памяти, но психика от начавших приближаться неприятных чувств, имя которых Антон не знает, блокирует всё, не давая и в этот раз себе обдумать. Правда, всё делает не только психика. Антону ещё и страшно. Осознал недавно. Страшно от… сам пока не понял, от чего именно, но что-то связанное плотно с ответственностью за такие отношения и чем-то ещё подобным. Всё же на дворе не две тысячи шестой или восьмой год, в который солистки группы «t.A.T.u.» целовалась на сцене. Сейчас жёстче с подобным движением. Невольно вспоминает режим в нацистской армии, когда на меньшинство обрушили все грехи и возжелали изничтожить их… Сложно. Ещё и на Западе паранойя с этой тематикой пошла, причём ненормальная, переходящая границы других людей, путающая понятия под себя. Антон не спорит, что начать считать себя другим полом – психическое расстройство, но всегда есть свои "но". Такие "но", как осознанное принятие и желание измениться внешне, когда это здравое решение, а не внезапное, потому что страдают извращенскими наклонностями или возжелали стать теми, кто больше под защитой государства. Антон прикрывает глаза, отгоняя от себя такие мысли. Пора засыпать, иначе не выспится.
В субботу, когда выдался выходной от всех дел, Антон зовёт погулять Илью и Диму, предлагая им выпить пиво за его счёт и просто побродить по городу. Так вечер скрашивается вполне интересными оттенками жизни.
Желтоватая жидкость, отдающая приятным вкусом жвачки и подсаживающим на себя, как на наркотик, колко-нежным привкусом, сочится по горлу, стоит сделать очередной глоток из банки энергетика «DRIVE ME Bubble Blast». Пиво оказалось некому купить, поэтому пришлось довольствоваться энергетиками, а то ходят слухи, что их скоро будут продавать только после восемнадцати лет.
— Кстати, вы слышали, что планируют провести в Питере радужный фестиваль? — под общий смешок, вызванный обсуждением одного пацана из какого-то младшего класса, с волосами по плечи и розовыми, "бабскими", вещами, решает спросить Антон, изображая из себя полную незаинтересованность и расслабленность, типа просто вспомнилось.
— А чё это ты вдруг про него? — спрашивает Дима, хихикая в бутылку.
— Та ничё, просто чёт в новостях вчера это вылезло, — пожав плечами, объясняется Антон и сразу же украдкой скользит взглядом по лицам друзей.
— Хочешь пойти? — звучит басом Илья и переводит взгляд с земли на Антона, который тут же прячется за своей банкой энергетика. — Но вообще, — словно решает перевести тему, он продолжает, — это круто. Мне часто попадается в новостях, что сексуальные меньшинства принижают. Даже видел ролик, где показывали начало двухтысячных, когда и Тату целовались, и Шура выглядел как транс, а с две тыщи восьмого чё ли с чего-то вдруг ограничили эту свободу, а с семейным насилием не борются, хотя, исходя из двух представленных вариантов, от последнего как раз и идёт вред, нежели от простых картинок, где девушки или парни целуются.
— Не ссышься, что за углом в жбан дадут? — шутит Дима, а Илья на это лишь усмехается и поднимается с лавочки.
— А чё, имеешь что-то против?
— Аха! Да я просто беспокоюсь! — уже в голос смеётся Журавль, и этот смех поддерживают остальные. — Главное, чтобы не принуждали трахаться с мужиком. У всех любовь разная. Вон, взять хоть Пугачёву и Галкина.
От последнего невольно вспоминается мама и Арсений, говорящие то же самое, что Антон наскоро зажимает банку меж колен и, закрыв освобождёнными ладонями лицо, беззвучно смеётся. «Главное – дышать», — напоминает сам себе мысленно. Он любит этих парней просто за то, какие они открытые, смешные и вот такие, неописуемые словами.
«Если эта дружба не на века, то я не знаю, что такое дружба».
Дима был первым, кто отсоединился от них по пути, так как его дом в другой стороне, нежели дома Шастуна и Макарова.
У Антона всё спокойствие и зацарившее умиротворение на душе после встречи с друзьями тут же кануло в небытие, стоило услышать от Ильи:
— Не хочешь рассказать, что с тобой случилось? Ты вдруг про элгэбэтэ заговорил...
И его голос настолько беспокойный, что не ответить правдой Антон не может, да и хотя бы кому-то надо вылить свои переживания, один не справляется, но всё равно ссыкатно, защитный механизм психики, поэтому старается увильнуть от чёткого ответа.
— Да так...
— Если вопрос слишком личный, то знай, я пойму, можешь не отвечать, — перебивает поспешно Илья. — Если нужна помощь или чёт такое, ты можешь обратиться к нам, своим друзьям. Поможем, чем сможем.
— Спасибо, брат, — выдыхает Антон и протягивает ему руку со слегка растопыренными пальцами. Хлопнув ладонями и цепко взявшись пальцами за чужую кисть, они ненадолго обнимаются. И вот этого хватает для небольшого выдоха со стороны Антона, чтобы выбить из головы все тревожащие мысли. — На самом деле, просто... Хз, как обозвать этот период.
— Кризис ориентации? — подсказывает Илья, и Антон кивает. — Понравился парень какой-то? — спокойно интересуется, но вглядывается в друга цепким взглядом, который прячет за ничего не выражающим. Ко всему прочему, Антон не может сполна его разглядеть в полутени, потому как до следующего фонаря ещё метров десять.
— Да хуй знает. Типо и да, но и нет. Просто... Блядь, в общем, мне понравилась девушка, а это оказался парень.
— Стопани, если лезу не туда. Это та Кьяра?..
Антон на это выдыхает и кивает, останавливаясь за только что прошедшим фонарём, чтобы тень, отбрасываемая головой, получше спрятала лицо. Руки запихивает в карманы кожанки. Кому-то, но нужно было высказаться, нужно, жизненно необходимо, иначе он сойдёт с ума в одиночку.
Илья тормозит на полшага впереди.
— Поддержать словами? Или айда завтра в котокафе, или в виар?
— Хз ваще... Я знаю этого парня в жизни, но никогда бы не подумал, что он может быть таким двуличным...
— И ты действительно любил его в образе девушки?
— Конешн! — без промедлений отвечает Антон и хмыкает, будто есть другой ответ на заданный вопрос, а потом понимает, что сделал, и его плечи опускаются на пару с головой. Мыс кроссовки начинает колупать асфальт, хоть из этого ничего и не выйдет, земля не развергнется и не поглотит его в пучине ада.
— Как думаешь, он притворялся насчёт каких-то фактов, когда рассказывал о себе?
— Нет. Сам рассказал всё, что мне нужно было знать, когда раскрыл себя.
— Может, ты ему понравился, а он боялся тебе признаться лично, вот и решил скрыться за маской и неумением говорить? По лицу вычислишь, хотя навряд ли, ты не такой уж и внимательный, но по голосу точно бы узнал, — предполагает Илья, отводя взгляд в сторону.
Антон не решается высказать, что это был жест опеки, – внутри поселилось зерно сомнений. Вообще, странно, когда взрослый мужик питает чувства к какому-то пацану, но всё это может быть истиной. Арсений, как оказалось, тот ещё шпион, и мысли его Антону вообще непонятны, но тот блеск его глаз в гараже, когда всё вскрылось и ничего не закончилось положительно, как хотелось...
«Пиздец», — выдыхает Антон и прикрывает глаза.
Вернувшись домой после ещё небольших уточняющих вопросов и слов поддержки, что всё нормально и не стоит переживать, всё обойдётся, он насильно заставляет себя подумать над произошедшим, усевшись в угол своей кровати, укрывшись одеялом и обняв подушку. Он думал полночи, пока не засыпает с влажными и скорее всего красными глазами в таком положении, из-за чего утром, перед походом на сбор кавээнщиков, приходится разминать затёкшие шею и спину. Но зато теперь он знает, что нужно сделать – уточнить детали у Арсения, а для этого нужно как-то поговорить с ним.
«Поговорить», — твердит себе Антон, сверля взглядом Арсения из-за головы Журавля на уроках.
«Поговорить», — твердит себе Антон, когда после четвёртого урока прячется в раздевалке меньшиков, чтобы подловить Арсения, когда тот будет проходить мимо, дабы выйти из школы и уйти по своим делам.
«Поговорить», — твердит себе Антон, когда… Когда ложится на кровать перед сном, потому что уже который день у него ничего из запланированного не выходит.
В итоге за неделю до дня Святого Валентина или, если быть точнее, в понедельник, на уроке общества, когда обсуждали «Правовое поведение», из которого Антон вынес, что нужно соответствовать установленным моральным нормам и всё такое прочее (чему он явно не соответствует, по крайне мере, из-за мата и привычки курения), на ум приходит одна идея. Конечно, сложно просто подойти и поговорить, поэтому обязательно нужно изощряться на хитроёбистый план. А для осуществления задуманного никто не должен ничего знать, отсюда и валентинка с более-менее любовным посылом, если не знать в каких отношениях находятся отправитель и получатель. Ира в роли последнего.
Антон специально двенадцатого числа приходит рано, не понимая, как вообще встал в это время, и попросит добрую охранницу, чья смена выпала на эту неделю, о том, чтобы та сообщила ему, когда придёт Арсений Сергеевич. Пусть и пятница, но был слушок, что тот придёт в школу.
Антон стоит на лестнице, вглядываясь вниз, когда показывается охранница. Та, заметив его, только кивает и уходит обратно на свой пост.
«Птичка в клетке».
Собственно, после этого Антон ждёт рядом с коробкой, расположенной в углу холла второго этажа, рядом с медкабинетом. Всё выглядит так, словно он решается: кидать картонку в коробку, или нет.
А когда приходит Арсений, то разговор, увы, выходит не таким, как примерно планировалось. Так себе. И так себе, пока не получает. конвертик на биологии. Странный белый конвертик. Открыв его, Антон достаёт бумажку и вытягивает какой-то мешочек. Ощупав последнее, достаёт из него браслет с бусинами (их пятьдесят; двадцать пять пар, Антон наскоро посчитал), простым крестиком и мягким на ощупь хвостиком сантиметров на пять или семь, и всё чёрного цвета, кроме нарисованного крестика на кресте – он серебряный, с пробой. Восхищения Антон пока оставляет на потом и начинает читать записку:
«С днём Святого Валентина!
Проведи данный день навеселе и с тем, кто тебе искренне нравится.
Желаю хорошего настроения,
Твой Валентин )»
Почерк на ней, конечно, знакомый, но пока не опознан.
Да и в целом такая валентинка оказывается отвлекающей – Антон не успевает, засмотревшись и зачитавшись, полностью рассмотреть реакцию Арсения, который почему-то решил ввязаться в авантюру с валентинками, но это даже на руку – не узнает от посторонних о валентинке Ире. Но это пока опускается. Сейчас нужно понять, чей конверт. Почерк явно виделся до этого часто, чтобы запомниться, поэтому за информацией Антон обращается к Ире, но та отрицательно мотает головой. Потом спрашивает у Димы, но и он, знающий большинство сплетен и слухов, не может даже на предположительного человека, кому приглянулся Антон, указать, пожав плечами.
«Потом разберёмся», — заключает Антон и перестаёт пока думать об этом, крутя конверт в руках и пока не открывая. Чувствует, что там что-то небольшое и круглое, и такого несколько штук, но не понимает, что это.
Пока Арсений в классе, он начинает рассматривать его. В груди мерзко липкое ощущение. И тянущее желание вновь ему вмазать, но оно какое-то иррациональное, не пойми откуда взятое. Антон поджимает губы и вглядывается в Попова, стараясь что-то в нём увидеть.
Две неизвестные вещи состыкуются как-то сами собой, стоит перестать о них думать; Арсений может быть как-то причастен к неопознанному конверту, и это может подтверждать бегающий взгляд, но нельзя быть уверенным. За остаток урока Антон так и не придумывает ничего, как можно якобы случайно заговорить с Арсением. Тот сам на себя не похож. «Вновь растерян».
На физкультуре Матвиенко, словно между делом, пока Антон отжимается за кислую мину на лице, хотя на деле просто задумывался в тот момент (и даже не матерился за урок), обмолвивается, что они с ещё несколькими учителями идут в ресторан и что Арсений – почему-то тот этот факт выделяет – тоже будет, а ещё Паша, Оксана Александровна и "кто-то ещё". А потом вообще сводит тему, расспрашивая про замыслы подростков насчёт дня Святого Валентина. Странно, конечно, что Борисыч об этом решил заговорить, но всё равно Антон ему благодарен – неизвестная переменная найдена и не надо изощряться во второй раз.
Растягивая сигарету, Антон в который раз включает на телефоне мобильную передачу данных и обновляет диалог с Пашей, который за сегодняшнее утро знатно промурыжил мозг тем, зачем ему Арсений и что не надо мешать человеку отдыхать от вот таких приставучек, наподобие Антона.
Пашка:
«Хорошо, напишу, если что вдруг.)»
Антон Шастун:
«Спасибо»
Последнее сообщение отправлено в семнадцать минут первого часа дня. И ничего нового.
Антон отключает передачу и убирает телефон. Зарядки всего на двадцать шесть процентов, а на морозном ветру она садится быстрее.
Ещё через две минуты, как только докурив, выкинув сигарету в кусты и начав от скуки крутить в кармане кожанки вейп, Антон вновь проверяет диалог и тут же подрывается с места – Паша написал почти сразу, как только он вышел из сети. Главное – успеть пройти два дома и найти Попова, пока тот не скрылся где-то.
«Руки дрожат пиздец», — недовольствует Антон, приподнимая повыше плечи, чтобы получше закрыть шею от с новой силой повеявшего холодного ветра, от которого не помогает плотно застёгнутая и поднятая почти до ушей олимпийка. — «Ещё и лампочки хуёво светят – ничего не видно».
— Привет, — первым подаёт голос Антон, с особой внимательностью рассматривая удивившегося такой встрече Попова. А потом следует ответное приветствие и отвод глаз, отчего возникает раздражение и усиливаются волнение с тревожностью внутри. — Поговорим?
В психологии жест прикосновения к собственным волосам значится негласным посылом, намёком на то, что собеседник вызывает симпатию. Антон с этим не совсем согласен. Прямо сейчас он безуспешно поправляет чёлку, что совсем скоро вновь растреплется ветром, потому что просто не знает, куда деть от нервов руки – в карманах тесно, а больше и некуда.
— О чём хочешь поговорить?
— Ну, во-первых, о… — начинает Антон, но понимает, что слов как таковых нет, что не придумал что-то дельное, пока ранее стоял. — Да хуй знает. У меня впервые девушка оказалась парнем, да ещё и из моего окружения.
Близкого окружения.
— Я хорош по маскировкам, да? — не упускает случая повыпендриваться своими умениями, как павлин, усмеющийся Арсений, заставляя этим закатить глаза. Хотя, признаться, это немного даёт отвлечься от какого-то спутанного и почти неосязаемого, но очень мешающего комка в голове. Да и напряжение между ними чуть поубавилось, но лишь чуть, стоит вспомнить расставание и в принципе их отношения ранее..
— Ты правда по парням или просто прикалывался? Меня реально это парит.
— Предпочитаешь берёзовый или осиновый веник?
На заданный вопрос Антон сводит брови и внимательно вглядывается в Арсения, а потом его осеняет, и вот это уже вызывает улыбку и небольшой смех.
— Веник, блядь… — тихо поражённо шепчет он, на пару секунд прикрывая глаза. Момент серьёзный, а этот павлин шутки шутит. — Давай без твоего этого, я ж серьёзно, — добавляет уже с небольшим видимым волнением, начав крутить кольца на пальцах. Смешинка, вылетевшая из чужого рта и прилетевшая в его собственный, не исчезла, щекоча и приподнимая уголки губ.
Арсений молчит довольно долго. Возможно, собирается с мыслями. И Антон правда хочет дать время, но его терпение подходит к концу, отчего даже насмешка для разбавления атмосферы и оттягивания времени покажется пригодной.
И вот Арсений выдыхает, откидывая в сторону сигарету – мусоркой даже и не пахнет поблизости, причём даже в прямом смысле.
— Я не хотел играть с твоими чувствами. Только присмотреть, — будто в порыве оправдаться, скинуть с себя ответственность говорит он.
— Совесть грызла, — подсказывает Антон, вглядываясь в собеседника теперь с лёгким прищуром. Кажется, скоро это «присмотреть» будет красным флажком для него, личным триггером.
— Она и сейчас, — шепчет Арсений, в ночной тиши. Пока стих ветер, его хорошо слышно. Антон поднимает взгляд на небо.
— Ты гей? — осторожно спрашивает и дёргается от попавшей на нос капли. — Дождь, что ли?..
— Не то, чтобы… До тебя я с парнями не водил отношений.
— А ща чё начал?
— Если отвечу, что ты мне понравился, как отреагируешь?
— То есть… — говорит и думает о второй части сказанного Антон, незаметно доставая вейп и закуривая, пока до него не доходит последняя, третья. — Да А-арс! Ну блин. Просто скажи, как есть! Ну, то есть, была симпатия или сейчас есть? — спрашивает и жестикулирует руками. Нервы сдали. — Без вот этих вот слов "а как отреагируешь?". Я не хочу мусолить эту тему, просто чётко скажи.
— …сам не знаю, — словно убрав все маски, отвечает устало Арсений. Забрав вейп без какого-либо сопротивления, легонько прикасаясь кончиками пальцев, делает одну затяжку. — А о своём трудном детстве и жизни в целом говорить не буду. Надо бы ограничить твои разговоры с Волей, чтобы он тебе голову ненужной психологией не забивал.
— Удачи. Если ты будешь курировать у одного человека, это будет как минимум странно.
Антон ударяет по лежащему рядом камешку, отфутболивая его подальше, во тьму. Прикосновения на пальцах до сих пор ощущаются, и от них на душе становится приятнее, но лишь капельку. Сердце вновь болезненно начинает ныть.
Дождь тем временем уже чутка накрапывает.
«Хотелось бы успеть до его кульминации попасть в автобус», — думает Антон, вновь вглядываясь в небо, но тут же опускает голову, чтобы протереть глаз, в который попала капля. Такая невидимая, появившаяся из темноты, капля. — «Невидимая…».
Мысли подкидывают одну идею.
— Я тебе сейчас нравлюсь? — спрашивает прямо, приобретя из-за сдавших нервов смелость и достигнув пика волнения, когда уже не важно, что будет в ответ, ведь самое удручающее – если он ничего не сделает.
Не дождавшись ответа, Антон берёт Арсения за руку и, пройдя мимо него, тянет за собой. Обогнув здание, встав в тени от улицы, прислоняет того к стене.
Арсений внимательно и с небольшой опаской вглядывается в него своими чуть шире обычного раскрытыми глазами, позволяет взять себя обеими руками за лицо. Кто кого первым притягивает, разобрать не получается, оба увлекают друг друга в желанный поцелуй, но Арсений отстраняет того от себя, вцепившись в края кожанки, не давая отстраниться, но и приблизиться дальше положенного. Приходится часто моргать, чтобы капли дождя не попадали в глазное яблоко.
— Внезапно. Смело, — констатируется от неожиданности.
— Дождь, романтика... Просто заткнись или уйди, — на выдохе произносит Антон и вновь приближается. Тормозит на небольшом расстоянии, давая так несколько секунд на раздумья, а после целует и на этот раз получает взаимность полную. Сняв наскоро с себя кожанку, он укрывает себя и Арсения, притягивающего к себе одной рукой за пояс, а второй – за шею.
Моросящий дождь стремительно переходит в ливень.
— "Романтика", — склонив голову и положив её лбом на плечо младшего, выдыхает со смешком Арсений, когда у обоих воздух перестаёт поступать в более-менее полном объёме, отчего и приостанавливается поцелуй.
— Ну, я читал, что при разговоре можно что-то утаить или не знать, а тело или сердце не соврут, покажут, что нужно, — с придыханием спрашивает Антон, внутри весь сжавшийся от смущения, неверия в происходящее и некоего адреналина. — И никакая привычка не сравнится с чувствами. А ты не ушёл. Значит, я тебе…
— А я тебе? — помещая на своё лицо усмешку, спрашивает Арсений, приподнимая голову. Хочется в этот момент видеть его глаза.
— Я первый спросил.
— А я отвечу только после тебя. Думаю, к этому времени ты как раз подрастёшь, Антошка, — сказав и хлопнув по плечу, Арсений выныривает из-под самодельной крыши и быстрым шагом идёт ко входу. Мокнуть и дальше он не намерен.
— Эй!
Антон стоит ещё какое-то время, но не больше минуты, осмысливая ситуацию, а после бежит следом. Арсений, оказывается, ждёт в холле, рядом со входом, и услужливо приоткрывает дверь.
— Голоден? — с каким-то хорошим настроением спрашивает старший, а Антон лишь на него с приподнятой бровью косится, немного стыдливо потрясывая мокрую кожанку у дверей.
Взаимность вернула ощущение окрылённости, наполнив всё тело радостным чувством.
— Прошу, позвольте Вам помочь, — говорит работница ресторана, подойдя к Антону и указывая взглядом на его верхнюю одежду. Достав ключи и незаметно своё парящее устройство, протягивает свою кожанку, чуть не отрывая её от сердца. Добро своё прячет под замок олимпийки.
— Эм… Благодарю.
— Так я не услышал ответа, — заставляет вспомнить о себе Арсений, состраивая специально грустную мину и отводя взгляд.
— Пашка мне мозги промыл утром, чтобы я вам не мешал.
— Так во-от оно как… — тянет понимающе Арсений, но, видя, что уши у младшего становятся всё краснее, а взгляд зелёных глаз мечется по помещению и, в особенности, полу, решает опустить эту тему. — Моя жена не смогла приехать – место пустует. Пойдём, посидишь за компанию. Узнаешь всех с другой стороны.
— Мой мозг не вынесет этих перемен…
Хоть Антон и припирается, но в голосе звучат ноты смеха и ноги всё равно идут следом.
Вечер проходит навеселе, с шутками и простыми жизненными проблемами. Может быть, не будь они обременены определёнными статусами по отношению друг к другу, то сошлись бы все вместе и в обычной жизни.
До дома Антона подбрасывает Сергей. Арсений сидит на переднем пассажирском, а на их панели младшим замечается вполне необычная вещь – кусок льда. По словам Борисыча, это будет «некий крутой видос». Антону приходится задержаться в машине, чтобы найти и подписать в Instagram'е на своего физрука-трудовика. А с него, кстати, уже лёжа дома на кровати, выходит на Арсения.
«Может, происходящее между нами и не любовь, и вообще какой-то трэш, — думает Антон перед сном, листая профиль Попова, но по итогу всё же выключая и откладывая на стол телефон, — но признаваться в чувствах будет первым он».
