Помещение освещается дневным светом, проникающим сквозь большие стекольчатые оконницы. В доме тихо: старшие хозяева уехали на званый ужин. Лишь из кухонной части дома доносились слабый шум посуды и голоса кухарок. Мужчина спускался по лестнице, ведущей на второй этаж, когда к нему поспешила подойти пожилая женщина – экономка.
– Господин, вы за ужином? Просим прощения, он ещё не готов: кухарки только развели огонь, – Экономка виновато опустила взгляд, а затем устремила его в сторону кухни, где велись приготовления.
– Нет, Палагея Астафьевна, до ужина ещё есть время. Пусть подадут в комнату, когда всё будет готово, – мужчина говорил сухим тоном без особого проявления эмоций.
Экономка кивнула и собиралась удалиться, однако решила уточнить:
– Госпоже всё то же самое?
Мужчина лишь тихо вздохнул и бросил короткое «да». Оставшись наедине с собой, он направился к книжному стеллажу. Обвёл взглядом содержимое полок, быстро прошёлся пальцем по книгам и достал нужную – «Ромео и Джульетта». Мужчина пролистал до середины книги, откуда вывалилась сложенная вдвое бумажка. Подняв её с пола, он захлопнул книгу и положил на место, после чего направился в сторону лестницы. Он шагал ровно, держа прямо свой стан, одна рука покоилась в кармане штанов и сжимала листок, второй – расстёгивал пуговицу льняной рубашки. Однако затянувшиеся на долгие недели переживания о здоровье жены оставляли след на его физическом и моральном состоянии. Кажется, он сам завтра сляжет. «Нельзя» – твердил он себе.
Рука мужчины легла на дверную ручку, на осунувшемся от тревог лице натянулась улыбка. Дверь отворилась, пропуская его вовнутрь. В спальне было определённо темнее, нежели в других комнатах. Всему причиной были шторы, закрывающие почти всё окно, позволяя пробраться в помещение лишь тонкой полоске света. Он закрыл за собой дверь и подошёл к постели, на которой лежала девушка. Из-под одеяла виднелись её хрупкие плечи, лежащие поверх одеяла руки и болезненное лицо. Веки её были опущены, губы едва подрагивали. Она не спала, лишь тихо лежала в ожидании своего мужа.
Мужчина присел на край кровати, накрывая холодную руку девушки своей тёплой ладонью. Она открыла глаза и посмотрела на супруга, попыталась улыбнуться.
– Скоро подадут ужин, – его голос наполнился нежностью, ушла вся былая строгость, стоило лишь перешагнуть порог комнаты. – Тебе нужно поесть, моя милая.
– Я не голодна, однако постараюсь осилить пару ложечек. Хотела сказать, что хочу вернуться в наш дом.
– Ещё не время, дорогая. Сейчас ты слаба, а в нашем доме нет прислуги, которая могла бы приглядывать за тобой в минуты моего отсутствия. К тому же каждый уголок там пропитан тяжёлыми сердцу воспоминаниями. Мы обязательно вернёмся в нашу деревушку, после того как тебе станет легче.
Мужчина поднёс ближе к себе руку жены и прикоснулся губами, застыв в лёгком поцелуе. Затем приложил её к своей щеке, не разрывая зрительного контакта. Глаза девушки наполнились влагой, а губы задрожали ещё сильнее. Ей было страшно и больно. Точно так же, как и ему.
– Тссс, – Темноволосый наклонился к ней и провёл рукой по её щеке, вытирая солёные капли.
– Всё будет хорошо: мы справимся. Я рядом.
– Мне страшно, что я могу оставить тебя совсем одного. Покинуть этот мир не так боязно, если наш сын встретит меня на том свете, – Ей тяжело давалось каждое слово, слетающее с сухих губ. – Я не хочу покидать тебя, любимый.
– Ты не оставишь меня, не говори так. Обязательно поправишься. Болезнь настигла твоё ослабшее от переживаний тело, однако она не так пагубно влияет на твой организм, как на детский. К тому же ещё рано тебе видеться с нашим Ратмиром.
– Тебе тоже нужно быть осторожнее, не проводи так много времени рядом с моей постелью.
Девушка тяжело дышала, пытаясь успокоиться, а мужчина всё продолжал крепко сжимать её руку.
– Не переживай обо мне. Я бы уже заболел, будь оно так, – Мужчина пытался скрыть сомнения, стараясь сделать голос убедительнее.
– Ежели настанет мой час, – Она уже потеряла всякую надежду на выздоровление, ведь день за днём увядала, словно цветок на пороге поздней осени, – достань из верхнего ящика туалетного столика письмо. Оно было написано Ратмиром. Я лично имела желание исполнить то, что там написано. Коль я покину этот мир, оставляю письмо тебе.
– Дорогая, не нужно...
– Пообещай мне сделать так, как я сказала, прошу тебя.
– Обещаю, – Он придерживал за спину жену, пока взбивал подушку, дабы поудобнее усадить её. – А пока позволь мне исполнить твоё желание, написанное пятью годами ранее.
– Ты нашёл записку в книге? Поэтому ты привёз её с собой?
– Верно, – Мужчина провёл по волосам девушки рукой, затем начал разворачивать маленький согнутый листок. На нём было написано лишь одно предложение –
«Хочу взмыть в небо, подобно птице».
Девушка следила за реакцией мужа из-под полуприкрытых век. Неожиданно накатила усталость – клонило ко сну.
– Считаешь, глупое желание?
Мужчина перевёл взгляд на уставшую супругу и улыбнулся.
– Я так не считаю. Вот увидишь: я исполню то, что написано на этом листочке, – В дверь спальни постучали: ужин. – Однако прежде тебе нужно поесть.
Листок упал на прикроватную тумбу, рядом с серебряным медальоном, недавно висевшим на бледной шее любимой, и с букетом почти завядшей лаванды. «Надобно собрать новый букет» – подумал он и опустил взгляд на жену.
После трапезы мужчина сел за рабочий стол и положил перед собой чистый лист бумаги, приготовившись заполнить его чернильными буквами. Перед ним, на деревянном столе, стояла восковая свеча, освещающая своим пламенем будущее письмо. В далёком Анноне, городке в окрестности Лиона, жили его знакомые друзья – братья Жозеф-Мишель и Жак-Этьен. С братьями Монгольфье мужчина познакомился пять лет назад во время визита во Францию. У них был явный талант к изобретательству, о чём было известно не только ему, но всем жителям Анноне. Именно в их руки должно будет попасть его письмо с необычной просьбой. Помогут ли братья создать то, что способно поднять человека в небо? Звучало сказочно и малообещающе, впрочем, любящему супругу ничего не оставалось, кроме как хранить надежду. Он запечатал письмо и передал его почтмейстеру. Последнее, что мужчина увидел, сидя в старинном кресле – дождевые капли, бьющиеся в окно, после чего его тело обмякло.
***
Первое, что я увидел после очередного ведения – большое количество чёрных птиц, окруживших догорающую предсмертным пламенем свечу. Они издавали истошные крики, точно давились собственным голосом. Моё тело более не принадлежало мне: руки, ноги, туловище не слушались. Казалось, силы совсем иссякли, погрузив меня в зыбучие пески Сахары. Впервые за всё время моего пребывания во тьме мне захотелось пить, впервые возжелал ощутить во рту хоть каплю воды. Голова раскалывалась так, словно горела в бунтующем пламени. Моё тело окутало жаром, будто оно пылало лихорадочным огнём. Я пытался усмирить своё дыхание, однако оставалось лишь жадно вдыхать ускользающий воздух. Неужели это воспоминание станет началом моего конца?
– Ma cherie.
Из моих уст вырвался лишь слабый шёпот, дошедший не дальше собственных ушей. Я был вновь сражён болезненным кашлем, заставляющим хвататься руками за шею, дабы хоть как-то взять контроль над приступом. После, я в очередной раз вкусил плод последней надежды и попытался позвать ту, которую был намерен увидеть, перед тем как мои веки навечно закроются. Я не понимал того, где я сейчас нахожусь: во сне ли я иль уже давно на пороге смерти, а это место – грань между миром людским и миром иным. Где я? Коль не тело моё горит, а душа?
– Ma cherie.
Её лицо, ранее скрывавшееся за туманной дымкой, наконец предстало передо мной в последних воспоминаниях. Я смог увидеть её и распознать в уже знакомой мне супруге из прошлого, наречённой именем «Ирина», черты светлой девушки, носящей имя «Арина». Моя милая Арина, спустившаяся лучом во мраке – есть та драгоценная Ирина, ставшая моей женой в жизни той, однако выглядит она на несколько лет младше. Мой свет во тьме – та, которую я искренне любил в жизни былой. Та, которая называла меня любимым супругом. Забвение понемногу отступало, проливая свет на заблудшее сознание.
– Ирина.
Тогда кем мы являемся? Я не был в силах уразуметь, что происходило с нами. Неужели я действительно отбыл свой час и навсегда покину мир людской и смертный? Неужели мой свет померкнет, накрыв меня вечной тьмой? Свеча до сих пор горела, заставляя воск таять от жара пламени. Точно так же плавилось и моё сознание от жара собственного тела.
– Mon amour..., – Прошу, услышь же меня.
Веки под тяжестью закрылись, свет померк. Догорела ли свеча?
***
Письмо Ратмира.
Любезная матушка, я вручу это письмо самолично в Ваши руки, когда наберусь смелости признаться в случившемся. До тех пор, пока не настал тот час, буду хранить молчание. Ежели ваши пальцы имеют возможность касаться написанных мною строк, знайте – я готов сознаться во всём. Однако я трус, не способный сказать это, смотря в ваши доверчивые глаза.
Мне всего двенадцать лет от роду, однако за последние месяцы я был вынужден изменить течение своих мыслей и стать чуть старше, чем являюсь на самом деле. Весной этого года, четырьмя месяцами ранее, я играл с друзьями в соседней берёзовой роще. Я чуть отдалился от них, дабы смыть кровь, выделяющуюся из полученных ран на ногах. Недалеко от ручья увидели немощную женщину, прижимающую к груди ребёнка. После я узнал, что ему три года. Мать мальчишки выглядела очень болезненной, её руки и шея были покрыты объёмными пятнами. Боюсь, она была больна оспой. Я тогда не понимал, какова причина её подобного состояния и приблизился к ней, лежащей на холодной земле, с намерением помочь. Женщина взглянула на меня и прошептала лишь четыре слова: «Помоги моему сыну, молю». Её слабые руки потянулись ко мне и схватились за участки оголённой кожи ног, где находились раны. Спешу вас успокоить, матушка, я в полном здравии. С того дня прошло много времени и, видимо, я не заразился от того касания. Она успела вверить своего ребёнка мне, прежде чем её голова коснулась земли, а в глазах потух жизненный огонь. Видно, не было иного выхода, как доверить его незнакомому юнцу. С того самого времени я приглядываю за мальчиком, которого я отнёс в тот же день к доброму старику Иосифу. С вашего с отцом позволения я хочу забрать ребёнка к нам и попросить вас окружить его заботой. Мать Истислава вверила его мне, потому не могу оставить его. Прошу лишь помочь, ведь Иосиф уже стар для того, чтобы разделять со мной его воспитание. Я же покамест юн и неопытен. Давеча меня настигла простуда, о чём вы знаете. По этой причине я не могу навещать Иосифа и Истислава. Как я погляжу, на время своей лёгкой болезни мне придётся туго с дитё, а на старика одного взваливать заботы совестно. По этой причине я в скором времени вручу вам данное письмо.
Прошу, не рассказывайте пока ничего отцу. Я наберусь смелости самолично осведомить его о случившемся, после того как вы прочтёте это письмо. Я желаю лишь об одном – получить вашу поддержку, матушка.
Ваш горячо любимый сын, Ратмир.
