Веяние последнего Голоса: Поиск жизни | т. 2, ч. 1

***

      Бушующая вьюга 2-го Утренней звезды, накатывающая свистом ветра, гулко ударялась о крепкие деревянные стены. Фредас 204 года встречала ночь сильной бурей. Поместье Озёрное стояло во мраке ночи, разделяя мглу с отблёскивающей белизной снега. Тёмные очертания дома виднелись сквозь чёрные сосны, задравшие свои пики вверх, и мерцающий снежинками буран. Поместье спало непробудным сном, утихнув светом внутри. Но лишь в одном вертикальном окошке горел огонёк. Там, на втором этаже.       Горящие фитили в козьих рогах-светильниках мягко освещали спальню теплом и уютом. Светильники крепились к стенам, висели люстрой под потолком, стояли на обоих тумбочках у кровати… Серана не спала, лежала с закрытыми глазами на его груди своим нежным, хрупким и обнажённым телом. Морозила и грелась одновременно. Хьялти дышал ровно, спокойно, обняв жену горячей рукой. Его веки закрыты, а чёрные волосы растрёпаны по белой наволочке подушки. Скомканное одеяло свисало с края на другом конце постели. Урчащее сердце и бурлящая по венам кровь ласкала вампирский слух… но нельзя… Из мужских уст раздался сонный полушёпот:       — Отец…       — Дов?..— Серана подняла голову, глянув в спокойное лицо мужа, не излучающее никаких эмоций.       Он безмолвно открыл спящие веки.       — Сон? — трепетно спросила она.       Хьялти стеклянно смотрел в потолок… Моргнул… а после неслышно ответил:       — …Я видел его, — чёрные зрачки глянули на жену. — Не запомнил… но это был он. Чувствую…       Ласковые морозные губы хрупко поцеловали мужа, после шепнув:       — Мы узнаем. Вспомним обо всём.       — Ты готова к этому?       — Да.       Хьялти приподнял супругу своим протяжным глубоким вздохом. Нащупав край одеяла свободной рукой, он с силой дёрнул его, накинув толстое покрывало на них обоих. Приятная ткань окутала кожу, начиная быстро впитывать тепло, согреваясь и отдавая взамен. Вторая рука обхватила нежное женское тело, скрепив пальцы в замок. Её аккуратные груди прижимались нетающим холодом к горячей коже, чёрные распущенные волосы свисали вниз, а глаза по-прежнему сверкали скрытой тревогой и переживанием.       — Почему ты не спишь? — спросил он, закрыв веки. — Размышляешь?       — Не укладывается в голове, что мы теперь…— Серана не договорила и замолкла на мгновение. — Всё ещё вспоминаю позавчерашний вечер.       — Впечатлило тебя. Взрыв эмоций…       — Не то слово…— супруга вновь положила голову на его грудь. — Венчание, “горько”, подарки, чепец… Одавинг. Дом.       Вьюга сильно взвилась за стенами и горящие фитильки колыхнулись.       — Большое и тёплое поместье, — подтвердил Дова.       — Завтра продолжим разгребать вещи.       — Придётся постараться, чтобы спустить оставшиеся ящики в погреб.       — Мы справимся.       В завывающей тишине растворился разговор. Её мысли были не об ощущаемом мужском достоинстве, а о чём-то другом. Сама не знала. Вновь этот ворох или осиный рой в голове, не дающий своей серостью и тягучестью вырвать хотя бы одну более-менее мысль. Тогда, остаётся лишь спать. Что ещё делать? Серана закрыла глаза. Разноцветные узоры в темноте закрытых век, пытались гипнотизировать на сон…       — Что, если я на самом деле Потерянный Бог? — прошептал Хьялти, не открывая глаз.       Супруга не отвечала, раздумывая над услышанными словами. Сонливость ненавязчиво прогнало. Глубоко вздохнув, она, наконец, спросила:       — Что это меняет? — Серана прижалась плотнее.       — Самооценку, наверное…— Дова неуверенно затих, а после напыщенным голосом сказал: — “Вот я – Бог, склонитесь предо мною!..” — вновь тишина съела окончание предложения. — Ну не бред же?       — Как-то не по себе стало…— по спине вампира пробежались мурашки, а тяжёлый ком пробил в груди дыру неуловимых воспоминаний.       — Почему? — Дова интуитивно приподнял бровь.       — Не знаю… Может, какие-то ассоциации с отцом?       Хьялти глубоко набрал воздуха в лёгкие и на протяжном выдохе сказал:       — Скорее страх, что стану таким, как он.       — Да, скорее так…       — Больше не буду так говорить…       На душе Сераны полегчало, а ком улетучился, превратившись в пёрышко.       — Шезаррин я, не Шезаррин – какая разница? Мне что, силы прибавилось или знаний?.. Да нет… Возможно, оттуда немного помощи и защиты, а так я ничего и не чувствую такого. Человек человеком… Довакин довакином… Может, всё это, действительно, чушь, как сказал Жиро?       — А, как же виденья, сны? — её взгляд смотрел в никуда.       — Может Талос так общается со мной? Кто знает? Не выходит на прямой контакт, как те же Князья Даэдра… С высшими существами всегда сложно.       Завихрения вьюги послышались в молчании. Красавица Зима в своём разгаре и напыляет, орошает, сеет белые снежинки на Скайрим. Вернулась на свою вторую Родину, прибыв с Атморы, заковав море Призраков в вековой лёд… Дова решил продолжить мысль:       — Да, это ставит меня на ровне с Великими, тем же Тайбером или Вулфхартом…Но извините, я как бы тоже свою лепту в Мироздание внёс: Алдуин, Мирак и Харкон тому подтверждение… Ну и Гражданская ещё…       — Больно вспоминать? — в её голосе проскочил трепет.       — Войну, Серана, всегда больно вспоминать… Она оставляет такой шрам, который зудеть будет всю оставшуюся жизнь. Перемалывает собой судьбы, жизни, внутренний и внешний Мир для человека или для всего государства… Назад дороги нет. Поэтому я не допущу тебя до такого. Не дам узреть этого. Встану горой, чтобы заслонить перед тобой эти ужасы… Не хочу видеть твоих страданий.       — А я, думаешь, хочу видеть твои? — жена подняла голову и посмотрела в хмурое лицо Хьялти. — Сколько в тебе их храниться, сколько? Молчишь, не говоришь, прячешь ото всех, не хочешь показаться слабым, потерять своё лицо перед кем-либо… перед собой. — Она слышала и чувствовала участившийся пульс… Неимоверная жалость пронзила небьющееся сердце вампира и Серана подтянулась ближе, очень нежно поцеловав мужа в онемевшие губы, искренне прошептав: — Прости…       Довакин открыл веки, взглянул в сверкающие переживанием глаза:       — …Понимаю, ты хочешь помочь, — шмыгнул он носом, — но это неизлечимо… не поддаётся объяснению то, что постоянно преследует и рвёт на части. Хочу рассказать, но… нет сил… потому что не могу словами. Даже самому себе не в силах объяснить. Оно просто есть. Эта часть меня. Я не…— в глазах почувствовалась тяжесть и Хьялти опустил их, смотря на её элегантную шею, изящную форму ключицы, — не страшусь, наоборот, принимаю… Боюсь, что не примет кто-то, не поймёт, посмотрит косо… Да, я понимаю, что этот страх глупый и что точно найдутся люди, которые смогут принять. Уверен, что ты одна из этих людей…— Дова вновь посмотрел в её горящие глаза, — но я просто не могу начать. Мысли сразу увядает, слова не складываются, а настроение… оно исчезает. В миг, по щелчку пальцев… Мне, как и тебе, помогал дождь – единственное явление, которое понимает лучше, чем кто-либо. Тебе ли этого не знать…       Вампирский взгляд опустился чуть в бок: вспоминая, вновь чувствуя эту вязкую тоску, желание выть, вылезти из омута серости, выпрыгнуть, выпорхнуть к свету. Лучезарному, тёплому и хорошему…       — И я о том же…— тихо обмолвился Дова. — Серан…       Жена посмотрела в чёрную бездну глаз.       Хьялти нежно обхватил ладонью её затылок, и аккуратно потянул к себе. Чувственные губы огня и льда кратко коснулись друг друга.       — Я обещаю тебе, — шепнул Хьялти, — что излечусь.       — Я буду рядом, — Серана ласково поцеловала мужа в лоб. — А теперь засыпай, набирайся сил перед предстоящим.       Хьялти закрыл веки, ощущая, что вот-вот провалиться в бездну утягивающего сна:       — Люблю тебя.       — Я тоже…

***

      Они спали в обнимку 10-го Утренней звезды. Буря в этот Лордас была намного спокойней и давно утихла за стенами дома. Мягкое одеяло заботливо накрывало обоих. В ласкающем тепле вампирский холод таял, словно снег на весеннем солнце. Где её кожа соприкасалась с мужским телом – стала одной температуры. Спокойное глубокое дыхание через нос окутывало девушку нежным жаром. Хьялти безмятежно раскрыл веки и увидел макушку жены: чёрные волосы расплетены, слегка взъерошены, пахнут лавандой… В сознании всплывали приятные образы купания и бурной ночи. Эта страсть, прикосновения, вспыльчивая любовь в конце концов… В козьих рогах давно погасли фитильки и в спальне царил лёгкий утренний полумрак. Довакин чувствовал, что плотно обхватил жену двумя руками, но не ощущал правую, которая лежала под шеей супруги – затекла. Сигнал побежал в кончики левых пальцев, и они легко зашевелились. В правую руку – полное безмолвие. Словно в пустоту. Ни чувств, ни реакции. Будто руки и нет совсем. Отрубили.       — Серан, — шепнул Хьялти, бесцельно разглядывая платяной шкаф, стоящий за тумбой, у стены.       Вампир, мило посапывающая в объятиях, затихла. Тёмные веки спокойно раскрыли сонные янтарные глаза. Она чуть приподняла голову к верху, чтобы узреть мужа.       — Доброе утро, — слегка улыбнулся Хьялти, посмотрев на её проснувшееся лицо.       — Доброе, — прошептала Серана, но вдруг непроизвольно вытянула изящные руки и ноги – потянулась всем обнажённым телом, приводя организм в бодрствование. Скромно зевнув, девушка вернулась в исходное состояние покоя и утренней расслабленности. Более-менее проснулась. Но таким же сонливым взглядом вновь посмотрела в чёрные глаза супруга.       — Я руки не чувствую, — спокойно сказал он.       — М-м? — Серана не поняла спросонья, лишь подняла брови к верху. Но потом слова мужа, словно молния, пронзили её сознание, и девушка почувствовала, что лежит на чём-то мягком. — А, ой, прости…— в миг встрепенулась Серана, приподняв голову.       Довакин потянулся левой рукой спасать бесчувственную правую. Схватился за могучее предплечье и положил обмякшую руку себе на грудь.       — Позабыла, что у людей есть отёки, — обмолвилась она, вновь уложив голову на подушку.       — Да уж, такие мы, — Хьялти улыбнулся, начав ощущать тёплый прилив к правой руке – кровь струилась по венам, заполняла сосуды, оживляла ткани мурашками или миллиардами маленьких шариков, которые кололи не особой приятностью. Дова подал сигнал по нервной системе и пальцы на правой руке чуть дрогнули.       — Нормально? — заботливо спросила жена, оглядывая профиль его лица, смотрящего в потолок.       Драконорождённый повернул голову в сторону супруги и сказал, опять пошевелив пальцами:       — Неприятно покалывает. Не очень.       — Давно не испытывала подобного.       — Ещё один плюс в копилочку, — улыбнулся он, левой растирая руку, правой сжимая-разжимая кулак.       Серана посмотрела с укором.       — Знаю, знаю… Извини… Время то сколько?       — Около девяти, — краткость вырвалась из её губ.       — Пора завтракать, — сказал муж, ощущая давление маленькой нужды.       Серана глубоко вздохнула через нос.       Хьялти взялся правой рукой за край одеяла – пальцы были ватными – и пришлось напрячься, чтобы удержать выскальзывающую ткань из непослушных пальцев. Сжав кулак, он волевым движением смахнул с себя одеяло. Правая рука обессилила. Утреннее возбуждение стояло колом на рельефной глади обнажённого мужского тела.       Её взгляд мигом уцепился за такую красоту.       Свесив ноги с кровати, Хьялти безмолвно сел на край, разглядывая дощатый пол, ощущая ступнями холод дерева. Правая рука более-менее пришла в себя, но всё ещё “шумела”.       Сильная объёмная спина не осталась без женского внимания – Серана жадно изучала каждый бугорок мышц, их манящий рельеф, желанные формы… Влечение начало взыгрывать где-то внутри. Но шрамы, словно резкие запятые, останавливали на себе взгляд. Она запинывалась о них, рисуя те болезненные образы… ранящие… «Но это в прошлом, Серана, — возник убаюкивающий голос в голове. — Не думай. Пожалуйста… Я знаю, — ответила она, — не тревожат меня больше… стараюсь…»       Довакин вздохнул, протёр лицо и встал с постели. Белые трусы валялись комком почти в метре от него, у изножья кровати. Хьялти поднял их и надел. Обернувшись на жену, укрывавшую свою грудь одеялом, подпиравшую голову рукой, спросил:       — Не встаёшь?       — Поваляюсь ещё, — её глаза светились в полумраке.       — Ты красивая.       Вампир слегка улыбнулась.       Хьялти подошёл к платяному шкафу, скрипнул дверцей, взял с полочки коричневые штаны, бежевую рубашку, простецкий серый кардиган и вязанные носки. Замшевые чёрные сапоги ютились у тумбочки. Дова неспешно оделся и обулся.       — Заплести? — спросила Серана, оглядывая мужа.       — Не-а, — Хьялти забрал распущенные волосы назад, но они непослушно вернулись обратно. — Лежи, я на улицу. — Супруг вышел из спальни, скрипя половицами. П-образный балкон, нависавший над главным залом по периметру стен, был мрачноват глубокими тенями. Приодетые в броню манекены; шкаф, заполненный книгами, аккуратные стол со стулом, большие витрины – всё это виднелось лишь гранёнными силуэтами. В ладони Драконоборца загорелся белый шарик и вознёсся над головой. Заклинание света разогнало полумрак. Дова заскрипел по ступенькам вниз, и свет последовал за ним.       Главный зал спал тёмным сном. Обычно тут горят свечи и камин, оживляя пространство теплом, но сейчас утро и всё давно погасло. Довакин взял деревянную бадью, стоящую на полу, у лестницы, и зашагал в переднюю. Ключи висели на наличнике входной двери. Хьялти взял связку, нашёл нужный ключ и провернул его в скважине. Повесив связку обратно на гвоздик, он толкнул дверь рукой.       Ослепляющая белизна снега заставила прищурить глаза. Зрение постепенно привыкало к яркости после полумрака. Мороз мигом вторгся в переднюю и обдул хозяина дома, шелестя снежинками. Дова закрыл за собой дверь, спустился по очищенным ступенькам на убранную лопатой дорожку. Гигантские сугробы, чёрные стволы елей и высоких сосен, сухие прутики растений торчат из снега. Холод естественно бодрил закалённый организм, лёд пробирал лёгкие свежестью и выдыхался густым паром. Небо ясное – редкость за последние деньки. Пейзаж чёрно-белый, снежно-скальный. Одним словом, хвойный зимний лес у скалы. Дорожка вела к конюшне, петляя меж сугробов, поднимаясь повыше. У одной из сосен был жёлтый снег и большие разрыхленные следы. «Эйла», — подумал Довакин, чуть вздёрнув краешек рта. Конюшня небольшая, деревянная, со скошенной крышей. Всего на два стойла, в которых лёжа спали Дымок и Эмили, скрутившись клубочком на мягкой подложке из хвороста. Лошадиный запах прокрался в нос.       — Доброе утро, — сказал хозяин скакунам. — Как вы тут?       Дымок поднял голову. Признав Довакина тут же встал на ноги.       — Привет-привет, — заулыбался Хьялти, ласково гладя животинку по мордочке.       В соседнем стойле встала на ноги Эмили. Смотрела умными глазами на хозяина.       — И тебе привет, красавица, — он не оставил лошадь без внимания и заботливо потрепал по гриве. — Пить хотите? — Хьялти краем глаза заметил опустелые деревянные поилки, стоящие в глубине стойла. Сена в кормушках было много. — Сейчас схожу, — скрипя железной ручкой бадьи, хозяин покинул конюшню и направился к колодцу. «Ещё бы зубы почистить» — подумал он. Дорожка также была протоптана и расчищена. Колодец из сруба стоял между стойлами и банькой. Пустое металлическое ведро, привязанное верёвкой за во́рот, стояло на краю колодца. Хьялти поставил бадью на снег, и пошёл дальше, к туалету.       Вернувшись, застёгивая штаны, Довакин проверил узел на ручке ведра и одним движением скинул его вниз. Ворот с железной рукоятью быстро завертелись и вскоре из глубины послышался гулкий всплеск, раздавшийся почти что взрывом. Дова взялся за леденящее железо рукояти и начал вращать. Вначале было не ощутимо, но потом почувствовалось тяжёловатое сопротивление. Ворот со скрипом крутился, наматывая на себя верёвку. Тепло руки уже успело согреть металл… Наконец, из бездны колодца появилось ведро, слегка расплёскивая водой с краёв. Дова умело схватился за ручку ведра и ловким движением налил воду в бадью. Вновь кинув ведро в колодец, Хьялти взял бадью и зашагал к лошадям.              Серана лежала в темноте не подвижно, разбаловано по всей кровати, укрываясь охладевшим одеялом. На лице застыла не выраженная улыбка, а распущенные чёрные волосы распластались по всей подушке.       — «Интересно, — подумала Серана, осматривая на потолке деревянные балки крыши, — как выглядит его отец?.. Логично, что он похож на Хьялти. Но, может, Хьялти более в маму?.. Морщины точно отцовские. Уверена, — она чуть прыснула смешком. — …А как выглядит его мама? Наверное, тоже отчасти похожа на меня: волосы чёрные, глаза…— она чуть прихмурилась, вспомнив его недавний вопрос про цвет. — Опять всё сводиться к вампиризму, — через нос вздохнула Серана. Она повернула голову в сторону опустевшей подушки супруга. — Примет любое моё решение… Ещё ведь плюсы находит – пытается уравновесить выбор, чтобы очевидным не казалось… Негодяй… Знает ведь, что и так метаюсь…— Серана вновь перевела взгляд на потолок. Могучие доски и толстые балки, перекликающиеся между собой, крепились друг о друга специальными узлами… Интересное строительное решение. — Обязательно поговорим об этом, но чуть позже…— вампир закрыла светящиеся в полумраке глаза. Окончательно расслабилась, сделав ещё один глубокий вздох… В нос попал его запах… Такой родной, любимый, но слегка характерный мужской. От этого не становиться хуже, наоборот, делает уникальным и единственным. Некое спокойствие и умиротворение закралось в небьющееся сердце и поселилось в нём… Всё неспешно, безо всякой гонки и суеты, преследовавших парочку со дня знакомства… А ведь скоро уже три года, как они знают друг друга… Как давно Серана мечтала об этом: покой, любовь, безмятежность… птички поют, запах трав, цветов. — О Талос, я становлюсь похожей на маму, — улыбнулась Серана. — Что в этом плохого? Я – её дочь в конце концов… Всё-таки с возрастом приходишь к этому сам. Наверное, это называется мудростью. Или прихотью подкрадывающейся старости. — На миг девушка представила Хьялти с отчётливой сединой в волосах и бороде, углубившимися морщинами, спокойным взглядом. — Вот она – Жизнь… Её цикл…— Чуткий слух уловил скрип петель.              Довакин распахнул входную дверь поместья. Холод и мороз зашли в переднюю вместе с хозяином дома. Захлопнув дверь за собой, непривычная темнота окружила, но ненадолго – Хьялти зажёг пламя фитилей рогов, висящих на наличниках. Теплый свет мигом рассеял лёгкую темень. Он зашагал в гостиную, держа наполненную водой бадью. Магический свет зажёгся шариком над головой. Гостиная всё ещё опустелая и тёмная. — «До сих пор нежиться в постели?.. Ха-х», — подумал он, огибая лестницу и юркнув на кухню. Поставив бадью с водой около камина, Довакин взял несколько поленьев из дровницы и, аккуратно уложив их вглубь очага, поджёг магией огня. В миг мягкий свет озарил продолговатую вширь кухню. Налив воды из бадьи в небольшой котелок, Дова поставил его на каменную площадочку, рядом с разгорающимся огнём. Дровишки приятно застреляли в пламени, и аромат дыма тонкой ниточкой заструился в нос. Различные засушки растений висели привязанными пучками на небольшой досочке. Дова взял пару листиков сушёной мяты, чуть-чуть цветочков лаванды и высыпал их в котелок. Свежий и горячий отвар с мороза – то, что лекарь прописал. Но не на голодный желудок… Выхватив из дровницы парочку поленьев, он направился к белоглиняной печи, ютившейся в правой части кухни, у стены. По пути достал из буфета чугунную сковороду и поставил на стол. Сев на корточки, Хьялти закинул дровишки в устье печи, полыхнул пламенем и закрыл дверцей. Ещё нужно высунуть заслонку дымохода… Печь была небольшой, где-то по грудь. Из кирпича и обмазана белой глиной. Сама форма кубическая, но горнило, то место, куда ставятся горшки и сковородки, слеплено небольшим куполом. Такая компактненькая и бойкая печушка. Пока огонь нагревал её изнутри, Хьялти в это время вооружился кухонным ножом и разделочной доской. На столе уже лежали: две помидорки, сырое яйцо, зелёные стебли лука, долька чеснока, укропчик, чуть-чуть базилика и кучка куриного фарша. Солонка с перцем и солью, приправами и растительное масло в глиняном кувшине ожидали на полке буфета… Живот угрюмо пробурчал и Хьялти ухмыльнулся, аккуратно чикая помидор на дольки:       — Сейчас-сейчас. Фарш так и норови…— но чуйка забила тревогу, седьмое чувство пронзило молнией весь организм, сердце подскочило. — ТииД! — в одно мгновение Крикнул Довакин. Пульс повысился. Голубые огоньки засияли по всей кухне. Вновь синеватая пелена накрыла глаза – Хьялти переместился в пространство вне песков времени, но оно было крайне недлительно. Он резко обернулся и увидел Серану, игриво застывшую в проёме дверей, готовящейся напрыгнуть, как кошка на свою жертву. Глаза горели, изящные пальцы чуть растопырены, а на лице хитрая улыбка. Причёска жены закручена в расхлябанную култышку, одета в простенькое домашнее платье бежевого цвета – свадебный подарок Камиллы Валерии – стройные бледные ноги были босыми. Ноготочки на ступнях и кистях заострённые – кольцо Зверя на её правом безымянном пальце отблёскивало золотом и красными камушками. Драконорождённый усмехнулся, положил нож на доску и спешно обошёл супругу, облокотившись о наличник двери позади неё. Для виду скрестил руки на груди и украсил лицо широкой ухмылкой. Ощущения подсказывали, что вот-вот время своей непреодолимой силой бытия сломит под собой даже такую великую мощь, как Ту`ум… В миг огоньки и пелена куда-то улетучились и растворились в восстановившимся пространстве. Хищный изгиб супруги выпрямился в замешательстве, но она тут же обернулась.       — “Высший хищник”, — ирония распласталась его искренней улыбкой до ушей.       — Нечестно использовать Ту`ум, — вампир уткнула руки в боки.       — А, честно ли со спины нападать? — Хьялти отслоился от косяка двери и подошёл к жене, легонько дёрнул бровью, мол, парируй.       Она слышно вздохнула носом, сказав дующейся добротой:       — Талос благослови тебя.       — И я люблю тебя, — Дова чуть приподнял её подбородок и вторгнулся с нежным поцелуем. Тьма закрывшихся век заострила чувства обоих. Он растопил не только леденящие губы, но и наигранную надутость супруги. Аромат сладкой хвои зубной пасты добавлял вкуса. Серана поддалась страстному порыву и запустила пальцы в распущенные волосы любимого, аккуратно почёсывая. Хьялти приобнял её за талию своей могучей рукой, прижав ближе. Губы мягко сталкивались в нарастающем экстазе. Верхняя наползала на нижнюю, а после, наоборот. Поцелуй вскруживал мысли и ощущения от невероятной близости, доверия и любви… Дова первый растворил манящее касание, посмотрел на неё, соблазнительно дыша ртом:       — Хочешь?       — Хочу, — шепнула она с закрытыми глазами, — но я…— вампир подняла веки, сверкнув горящими глазами. — Я голодная.       Хьялти улыбчиво хмыкнул, ответив:       — Тоже.       Серана наклонила голову в бок, посмотрев на стол через мужское плечо:       — Вижу процесс идёт полным ходом.       — Да, но не хватает женских рук, — Дова ласково взялся за её ладонь.       — Исправимо, — девушка вздёрнула уголок рта. Кратко чмокнув Хьляти в губы, высвободилась из объятий и встала за стол с приготовленными ингредиентами. Нож блеснул в её руках и застучал по разделочной доске. — Пожарь пока что фарш. Печка то уж горячая, наверное.       — Сейчас…— Взяв прихватку с гвоздика на деревянном наличнике камина, Довакин схватился за бурлящий котелок и отодвинул его подальше от огня. Запах ароматного отвара ласкал носик своей свежестью и приятной травянистостью. Мята жадно пыталась перебить лаванду, но лишь приятно гармонировала с ней. Железный кубок стоял на полке буфета. Дова повесил прихватку, достал кружку и зачерпнул в неё отвар из котелка, после поставив её на полочку камина – пусть неспешно остужается, извиваясь горячим паром.       Серана вывалила разделанные помидоры в небольшую деревянную мисочку, принявшись крошить стебельки лука.       Крепкая ладонь ласково погладила спину супруги, а после взялась за деревянную ручку сковороды с приготовленным фаршем.       — Который день вижу тебя в домашнем, — сказал Хьялти, — но привыкнуть не могу, — и подошёл к разогретой печи, прихватив заодно масло и солонки. — Простота и красота, — кратко обмолвился он спиной, помешивая деревянной ложкой мясо, размешивая масло и соль и перцем. Вкуснейший аромат мяса начал выделяться в воздух, стимулируя аппетит всё более. Живот пробурчал в предвкушении.       — Спасибо, — лёгкое смущение пробилось улыбочкой на её лице. — Сегодня пестришь комплиментами.       — Потому что счастлив.       — Я бы обняла тебя, но руки грязные, — вампир закончила с луком и сгребла его ножом в сторону, положив укроп на разделочную доску.       — Ножки босые выглядят мило, бледная кожа красит её…— улыбался он, стоя спиной, помешивая фарш, чтобы не прилип к сковороде.       — Мужа она всё сильнее любила, перед соитием снимая бельё, — игриво подхватила девушка.       — Ха-ха-ха! Отлично вышло! — оглянулся на супругу ликующим взглядом.       — Да, сама не ожидала, — улыбнулась Серана, стругая укроп. — Тебе бы такое записывать, помимо собственных мемуаров.       — С радостью… Эти вдохновения со свадьбы идут – Векс запустила механизм.       — И не только она. Много факторов: покой, тишина, уют…       — Мы вместе.       Серана посмотрела в чёрные глаза мужа. Мёртвое сердце хотело вот-вот застучать, а блаженная лёгкость разорвать грудную клетку и вырваться наружу, чтобы показать ему, её любимейшему человеку, какая сильная любовь связала их… Готова отдать себя полностью, каждой частичкой тела… Чёрная бездна глубины глаз затягивала всё сильнее. Влюбилась в них навсегда и без оглядки. И, действительно, только смерть может разделить их, и то ненадолго – его рассказы о Совнгарде вселяют надежду, развеивают страх разлуки и вся оставшаяся вечность будет проведена в лю…       Что-то шумно заскворчало.       Гипнотический взгляд любви в миг рассеялся, и Хьялти глянул в сковородку – фарш начал пригорать. Он активно помешал, спросив:       — Зелень то готова?       Серана очнулась и оглядела стол: кучка нарезанного лука, укропа, а базилик можно так кинуть.       — Дольку чеснока не успела, — ответила она.       — Давай, кидай уж мне.       Супруга переложила ингредиенты на доску, и принесла к печи. Стоять рядом с мужем было тепло, и печь к этому ни имеет отношения. Серана аккуратно сгребала зелень в сковороду, как почувствовала, что мужская рука слегка приобняла за её талию. Стало ещё теплее.       Хьялти перемешивал фарш и зелень одной рукой. Шкварчало приятно. И пахло восхитительно.       — Давай помидоры, — сказал он. — И яйцо.       — Туда хочешь положить? — вопросительно посмотрела супруга.       — Почему бы и да? Всё сразу.       Увильнув из-под руки мужа, Серана взяла со стола миску с нарезанными помидорами и яйцо. Вернувшись к печке, высыпала в сковородку томаты, а после разбила в неё яйцо ножом. Еда зашипела, а Дова не переставал помешивать.       — Многовато сделали, — подметила Серана, — съешь?       — На обед оставлю. Пожарю картошку и этот фарш докину…— Хьялти постучал ложкой о сковороду, стряхивая остатки мяса и зелени, и посмотрел в глаза жены: — Сейчас будешь? Или…       Вампир сглотнула слюни скребущей жажды, ответив:       — Поешь сначала. Потом уж и… я.       — Хорошо, — обмолвился Дова, вновь начав взбалтывать шкварчащее блюдо ложкой.       — Ты…       Хьялти вновь обернулся, но её лицо было чем-то смущено и терялось в неуверенности, а глаза смотрели тяжестью в ответ:       — Не жалеешь, что я… питаюсь тобой? Я могу вернуться к зельям… Просто видеть твоё… испытывающее боль лицо – мне больно самой. Чувствую… вину. Стыд… Мама была права, что жизнь вампира и человека сведётся жертвой для последнего.       — Но кровь то моя вкусная? — Хьялти бросил краткий улыбчивый взгляд.       — О да, — оживилась Серана. — Божественная во всех смыслах… М-м-м…— она жадно закусила нижнюю губу, предвкушая этот страстный вкус: его дурман, блаженство и сладость. Глаза стали ярче и опустились на мужскую грудь, где стучало животрепещущее сердце.       — Этот плотоядный взгляд, — мягко улыбался Хьялти. — Может, сейчас?       “Да” чуть не вырвалось из её уст, но остаток действующего разума остановил растущее желание – Серана ответила:       — Нет, поешь сначала…— она вздохнула и прижалась к мужу в объятиях.       — Как скажете, принцесса, — Дова гладил её по спине. Ещё немного перемешав еду, он сказал: — Готово.       Серана разняла объятия.       Взявшись за деревянную ручку сковороды, Хьялти понёс её в гостиную, по пути прихватив кружку с отваром. Поставив посуду на большой и длинный деревянный стол, укрытый жёлтой тканной скатертью, Дова зажёг свечу канделябра магией. Железное украшение в миг окрасило темноватую гостиную уютным светом. Выхватив из дровницы парочку поленьев, Драконорождённый закинул их в главный камин, также подпалив магией огня. Колотые дровишки зашипели и захрустели, а раскинувшееся пламя очага добавило тепла и света. Громадная голова чучела рогатого оленя, висящее на камине, очертилось силуэтом в темноте. Теперь, когда всё готово, можно приняться за завтрак. Серана вынесла с кухни деревянный поднос с нарезанным хлебом и поставила рядом со сковородой:       — Прямо оттуда?       — А, — Хьялти махнул рукой и сел за стол, — тарелки мыть ещё.       — Одной больше, одной меньше, — улыбнулась она, сев на соседний правый стул с такой же мягкой спинкой и сидушкой.       Дова попробовал ложкой еду и откусил кусочек хлеба. Более-менее прожевав, ответил:       — Сами себе работу облегчаем.       — Съедобно хоть?       — Даже очень…— прожевав и проглотив добавил: — Спасибо, что помогла.       Она с упоением промолчала, облокотившись одной рукой о стол, глядя на то, как кушает возлюбленный.       Хьялти усмехнулся:       — Учти, целоваться не лезь – я чеснок поел.       — Ха-х, меня это не остановит… ничто не остановит.       — Даже так? — радостно поднял он брови, сунув ложку в рот, заев хлебом.       — Даже так…— подтвердила жена с любовью в голосе.       Они сидели в тишине трескающихся поленьев и шкрябанием деревянной ложки о чугунную сковороду. Пауза приятно тянулась минутами, или часами – неважно. Горящие глаза стреляли смиренным терпением и лаской. Серана опёрла подбородок о свою ладонь. «И всё-таки распущенные волосы ему мешают», — подумала она, и аккуратно убрала его чёрный локон за ухо. Он никак не отреагировал, задумчиво жуя пищу, глядя куда-то вперёд, в сторону закрытых дверей полукруглой пристройки-башни. Еда в тарелке была съедена наполовину. Зажжённые свечи канделябра, стоящего в непосредственной близости от подноса с хлебом, придавали некой интимности и романтичности момента… без бокалов вина, без цветов вазе и конфет, но придавал… «Свечи, наверное…» — промелькнула мысль в женской голове. Хьялти проглотил прожёванную еду и внезапно обернулся к жене с вопросом:       — Может, тебе крови в бокал налить?       Вампир слегка приподняла бровь:       — Как ты хочешь это сделать?       — Рассеку руку, а кровь пусть стекает.       — Ну она же по предплечью потечёт, и начнёт с локтя струиться… Тем более можешь скатерть замарать. Пожалуй, не стоит. Я больше предпочитаю тёплую, ни упуская капель… Если ты не против.       — Настоящий поцелуй вампира, — улыбнулся он, положив ложку импровизированной яичницы в рот. Взял ещё один кусочек хлеба.       Девушка лишь кратко ухмыльнулась.       Проглотив, Хьялти вновь задался насущным вопросом, глянув на жену:       — А вообще интересно, как происходит обращение в вампира путём укуса? Он… какой-то особенный? Потому что вот так просто крови попить – жертва человеком остаётся. А укусит другой – хоп, и вампиром стал. Как так?       — Да, приходится делать его… иным, чтобы передать Сангвинаре Вампирис, впрыснув в жертву.       — То есть, как яд?       — Ну-у, можно и так сказать.       — Интересно… И этот “яд” где-то хранится, как железы у змей?       — Нет, он вырабатывается по желанию в слюне.       — А, то есть так просто?       — Да.       Хьялти чуть удивлённо поджал нижнюю губу:       — Удобно. Выбираешь, кого обратить, а кого оставить на обед…— его лицо вновь задумалось некой безэмоциональностью. — А это не может произойти случайно? Мало ли вампир забылся или что-то такое, что в итоге Сангвинаре Вампирис выделился в слюну.       — Боишься стать вампиром? — усмехнулась она.       — Нет, простое любопытство, — Довакин съел ложку яичницы, положил в рот остаток хлеба и отодвинул сковороду от себя, облокотившись о мягкую спинку стула.       — Наелся?       Дова покивал головой, пережёвывая.       — Ну хорошо, теперь ты сытый…       Освободив немного места во рту, он сказал, жуя:       — Сейчас и тебя накормим, не переживай, — супруг начал закатывать рукав на правой руке, сжимая-разжимая кулак. Проглотив пищу, добавил: — Чтоб у тебя силёнок много было, побольше моего.       — Мы становимся слабее, когда пьём кровь. Это так, к сведению.       Он на миг остановился, нахмурившись:       — Как так?..       — Вот так. Чтобы достичь вершины сил, нужно не питаться четыре дня. Без крови становимся стойкими к холоду, но слабее к огню; к тому же прибавляются некоторые “способности”, чтобы выследить и поймать добычу было проще; вампирская магия растёт в мощи, но на солнце становится хуже – силы и магический запас медленнее восстанавливается. Ну и солнечные лучи воспринимаются острее. Поэтому я постоянно жалуюсь на любую погоду.       — И какая погода тебе нравится? — Хьялти закатал рукав полностью.       — Пасмурная: и солнца нет, и не ярко… с лёгкой прохладой.       — Думается мне, что это идёт с пляжа замка.       — Может быть, не отрицаю… У океана часто было плохое настроение. Как и у тогдашней меня… Эта серость просто въелась в память и стала моей частью, частью того, что нравится…— Серана немного задумалась. — Да, скорее всего из-за пляжа.       — На, — Дова протянул предплечье, — отвлекись от прошлого.       — Нет, я не…— начала было возражать вампир, но после замолчала, безмолвно взявшись ладонями за его горячую руку. Посмотрела на синие вены, слышала их взывающий шум. Слюна тяжело закатилась в горло. Острое зрение видело множество парных блеклых пятнышек по всей внутренней стороне предплечья – зажившие места вампирских укусов. Изящные пальцы чуть сильнее сдавили мужскую руку, а глаза потянулись вниз, в сожаление, царапающее виной.       — Захлестнуло тебя? — раздался заботливый голос.       — Посмотри на это, Дов, — она глянула в чёрные глаза, показывая мужу его же предплечье, — всё в укусах.       Хьялти разглядывал кожу, но не видел никаких покраснений, и уж тем более укусов «Наверное, свет плохой, или зрение не ловит, — подумал он. — Кожа, как кожа…»       — Зря я поддалась на твои уговоры… Эта затея губительна для тебя.       — А мне кажется, что, наоборот, истязаешься ты, а не я – мне максимум две минуты потерпеть, а ты себя накручиваешь. Пей давай, пей, — спокойная решимость и уверенность звучала в его тоне, — а то сейчас сам кормить начну. Давай-ка.       Она вздохнула с тяжестью – деваться некуда, придётся… в очередной раз. Вампир поднесла мужское предплечье ко рту, но холодные губы зависли в близости от горячей кожи, какой-то барьер мешал желанию коснуться. Пульс в руке застучал активнее – Хьялти поразжимал кулак. Томное дыхание, колочущееся сердце жертвы и её человеческий аромат пробуждали охотничьи инстинкты хищника. Предвкушение вдарило дурманом в мозг, стараясь застелить голос разума, полностью отдавшись зову истиной природы существа, сидящего в клетке груди или сознания. Серана закрыла пылающие жаждой глаза, глубоко вдыхала человеческий аромат через нос, настраивая себя. Изящные пальцы вцепились в живую плоть, она страстно облизнула губы и два клыка вонзились в предплечье.       — Ар-гх…— сдержав потуг жалющей боли, Дова напрягся. Его брови нахмурились, а рука задрожала, но крепкий хват ночного хищника держал сильно, словно намертво сковал цепями. Хьялти несколько раз сжал и разжал трясущийся кулак, ощущая расплывающееся жжение от места укуса. Сердце колотилось в адреналине, стремительно перенаправляя ресурс в нижнюю часть тела… но жадное вампирское поглощение вмешивалось в процесс, стараясь забрать как можно больше крови себе, для себя, для безумного наслаждения, для услады вечной жажды.       Потеплевшие от крови губы отделились от кожи. Она жадно облизнула их, открыв сияющие глаза. Багряная жидкость начала хлипко выплёскиваться из двух дырочек, убегая к локтю. В ладони супруги загорелся солнечный свет, и вскоре лечебная магия Восстановления своими сверкающими жёлтыми лентами окутала мужскую руку, ласкав уши тихим звоном. Серана возбуждающе слизала кончиком языка дорожки крови с предплечья и вновь облизнула синеватые губки, наконец отпустив руку мужа.       — Видишь, — спокойно сказал Дова, ощущая клокочущий стук в груди, — ничего страшного: и ты поела, и я в норме. Даже голова не закружилась, — Хьялти закатал рукав обратно.       — Потому что адаптировался, — кратко обмолвилась она, утирая уголки рта запястьем.       — И хорошо ведь.       — Сомневаюсь…       Драконорождённый взял свою кружку с отваром и сделал глоток:       — М-м, без сахара. Сладкое бы не повредило, особенно сейчас, — он хотел было встать, но ударившее головокружение слегка подкосило ноги.       — Сиди, сейчас принесу, — вампир усадила мужа обратно на стул, а сама встала и направилась на кухню. Она вернулась, поставив на стол сахарницу с ложкой, а две баранки положила на поднос с хлебом. — Последние баранки, — сказала Серана, сев рядом.       — Ну, за три дня я съел всё, что мы напекли, — Дова насыпал в кружку уже вторую ложку с сахаром.       Жена кратко ухмыльнулась.       — Не зря Лидия поварскую книгу подарила – вещь…— добавив третью ложку, Хьялти начал размешивать отвар, стуча по железным стенкам кружки. Размешав, он отпил и одобрительно кивнул. Взяв баранку, откусил четверть и запил отваром.       — Я люблю тебя, — хрупко проронила супруга.       Хьялти обернулся на жену, чуть вздёрнув уголок рта, ответив:       — Знаю.       — Без тебя…— вампирские глаза опустились, но после нашли в себе силы вновь посмотреть на мужа, — сколько и чего бы я не делала, не говорила, ты всегда со мной и всегда поддержишь, — Серана положила свою холодную ладонь на его кулак, держащий кружку. — У меня также, как и у тебя, не хватит слов и мыслей, чтобы полностью описать мои чувства к тебе. — Она с искренностью смотрела в чёрные глаза. — …Даже слово “счастлива”, оно передаёт лишь малую часть того, что я хочу сказать… Существую, благодаря тебе.       Дова напялил добродушную улыбку до ушей, спросив:       — Поела, и пробило на хорошее настроение?       Серана прыснула, прикрыв рот ладошкой.       — Иди сюда, — он отодвинулся от стола.       Супруга уселась на его колени и Хьялти мигом обнял жену за талию, задрав подбородок, глядя на её радующееся лицо. Он погладил гладкую женскую спину ладонью… Улыбался от души. Взял левой рукой кубок, отпил отвар и поставил обратно на стол. Её грудь была на уровне глаз и Хьялти сказал, рассматривая соблазнительные округлые формы:       — Отлично смотрятся в этом платье… особенно с таково то расстояния, — он бросил игривый взгляд в вампирские глаза.       Серана, безмолвно улыбаясь, немного помотала грудью.       — Да, красота красотой, — ответил Хьялти, — но занятия школой Разрушения и драконьего языка сами себя не проведут.       С лёгким разочарованием Серана вздохнула, сказав:       — Тогда, я побежала за твоим дневником, — и слезла с коленей.       — Трактат Шалидора захвати, — сказал Хьялти ей вдогонку, когда та уже поднималась по лестнице. Он взял со стола кубок и продолжил пить отвар, заедая вкусными баранками.

***

      Небольшая лесная лужайка, окружённая пиками высоченных сосен, укутавшимися в белые шубки, усыпана мягкими сугробами. Пасмурная пелена неба Сандаса закрывала солнце, только поднимающегося к зениту… Возможно сегодня, 18-го Утренней звезды, вновь посыпет снег. Небольшие скальные наросты хмуро подглядывали из-под зимнего одеяла. Чёрная ворона, тихо сидящая на сухой ветке сосны, наблюдала, как на небольшом расчищенном островке лужайки стояли двое.       — Теперь давай, пробуй, — лесную тишь прервал завлечённый голос Довакина.       — У меня же не получиться! — чуть не рассмеявшись, ответила Серана, держа его дневник. — Этому годами учатся.       — УНТ, — Хьялти был непреклонен. Скрестил руки на груди, зажав подмышкой трактат. — С огненным плащом же у меня получилось.       — Ну ты сравнил: Ту`ум и одно заклинание Разрушения.       Хьялти безмолвно смотрел на неё.       Затушив взыгравший задор, Серана решительно выдохнула холод через нос. Вампирские глаза закрылись, скрывшись в тени капюшона, и она сказала:       — Если я сейчас Крикну, то, клянусь Талосом, я отдамся тебе прямо на поляне.       — Ха-х, а если не Крикнешь? — Дова начал заинтригованно гладить чёрную бороду.       — Выпью тебя досуха, — Серана улыбнулась хищной ухмылкой.       — Ха-ха, звучит заманчиво…       — Ещё бы, — она соблазнительно куснула нижнюю губу, сверкнув клыком, но после её лицо стало безмятежное, почти каменное.       — У тебя, получается, беспроигрышный вариант, — с любовью оглядывал жену Хьялти.       — На то и расчёт… а теперь дай мне сосредоточиться, — Серана стояла ровно, дышла глубоко и спокойно. Глаза по-прежнему закрыты.       Довакин сел на очищенный от снега пенёк, склонился чуть вперёд, поглаживая бороду. В душе он очень хотел, чтобы Серана научилась Ту`умам. И вовсе не из-за предложения покувыркаться в снегу, – позор даже думать о такой выгоде – а чтобы смогла себя защищать, если в итоге станет человеком, излечившись от вампиризма. Стала сильной и более боеспособной, лишившись облика Вампира-лорда… Хотя бы положить начало, разрыхлить почву, чтобы ей стало проще постичь Слов Силы… Первая снежинка упала на зелёную обложку трактата. Дова посмотрел на это творение зимы: красивая, шестигранная… не похожая ни на одну другую. Он обернул взгляд на сухую ветку, где высиживала чёрная ворона. «Как думаешь, — мысленно спросил он у птицы, — сможет на этот раз?» — Хьялти посмотрел на жену: в своих королевских чёрно-красных одеяниях. Стоит напротив, спокойно дышит с закрытыми глазами, держа в опущенной ладони дневник в коричневом переплёте. «Дыхание и сосредоточенность», — Дова в мыслях процитировал слова своего мастера Арнгейра.       Бурлящая кровь, стучащее в груди сердце, шелест ветра и колыхание перьев птицы – вампирский слух ловил каждую мелочь, злобно пытаясь отстранить сознание от медитативной концентрации, от чёрной безмятежности и вечного покоя. Постоянные образы рождались в темноте, зацепляясь за каждую мелочь: его манящий запах; холод ветра, как в тот день, когда я сказала: “Нет”; мысли о могуществе Ту`ума… Всё это навязчиво лезет и дёргает ниточку покоя… Внезапный крик, кровь повсюду, меч торчит из бока… Серана невольно вздрогнула. «В этом проблема – я не могу найти покой», — проскочила фраза в сознании. Она мотнула головой, встряхнув тьму сознания, сбросив всплывающие мысли. Вздохнула и… тишина… Слово “Сила”, “ФУС”… Божественная энергия, древнейшая магия… «Сила пронизывает меня, моё сознание, моё существо… “Вверху небо, внутри Голос”» — безмолвие мыслей и безмятежность подхватил ласковый шёпот ветра… мурашки приятно пробежались по спине… Слышала лишь себя, своё думающее безмолвие, которое завлекло в бесконечное недра… И магия слова “ФУС” высветилось белым сиянием, окутывая грудь, пронизывая сердце и душу. Её уста шепнули:       — ФУС…       Хьялти услышал это и оживился – нутро почувствовало что-то очень далёкое, что-то близкое, которого не хватало. Некую неуловимую нотку истинны в этом слове. Он встал с пня. Серана открыла глаза и сказала:       — Я же говорила, что не получится.       Подойдя к жене, Хьялти поцеловал её в лоб и улыбнулся:       — Ты не права.       — Что? — непонятливо нахмурилась она.       — На восемнадцатый день занятий, дорогая моя, я почувствовал что-то в твоём слове. Некую наполненность, или истину.       — Правда? — брови удивлённо поднялись наверх, а в груди почувствовалась лёгкость радости.       — Да, но это было очень отдалённо, и еле уловимо… Нам нужно продолжать работу над этим.       Ворона вспорхнула в небо, захлопав чёрными крыльями. Они оба посмотрели на опустевшую ветку и Серана сказала:       — До этого момента я была уверенна, что это невозможно, научится Голосу…— она посмотрела на мужа, — но сейчас, после твоих слов, в меня вселилась вера.       Хьялти посмотрел в её глаза:       — Это только самое начало. Учение займёт несколько лет.       — Я знаю, но с тобой рука об руку эти года пролетят незаметно, — ледяные губы коснулись поцелуем. Хьялти не выраженно ответил на любовь жены и сказал:       — Поехали домой.       Серана блеснула смеющимися глазами:       — Вообще-то я Крикнула, хоть и отдалённо, но всё равно рассчитываю на награду.       — Ха-х, будет награда, но точно не здесь. А то я слягу от переохлаждения.       — Ладно, — она украдкой поцеловала мужа в лоб. — Поехали.              Лошади покорно стояли на окраине лужайки, привязанными поводьями за ствол сосны. Дымок взбивал копытом снег. Редкие снежинки тихо кружили с неба, аккуратно ложась на серые гривы скакунов. Серана отдала дневник мужу, и он положил обе книжки в седельные сумки.       — Скажи мне, Хьялти, — Серана отвязала поводья и взобралась в седло, — что ты ощущаешь?       Муж немного опешил от нестандартного вопроса, застыв перед тем, как сесть на коня.       — То есть? — не понял он, посмотрев на жену чуть хмуро.       — Что у тебя на душе? — Серана ненавязчиво гладила Эмили по шее.       — Почему ты задаёшь мне этот вопрос сейчас?       — Вижу и знаю, что тебя что-то беспокоит.       — Ха-х, — Дова опомнился и оседлал Дымка.       — Не уходи от ответа своей усмешкой. Я спрашиваю серьёзно.       — Серьёзно?..— Хьялти посмотрел в вампирские глаза – они не шутили. Довакин замолк, шлёпнул поводьями и поехал вперёд, по протоптанной дороге домой. Серана двинулась следом.       Зимний сосновый лес тих, только скрип седла, фырканье лошадей, и бряцанье. Высокие сугробы скрывали под своей толщей кусты, которые оставили на поверхности лишь чёрные вички, торчащие из белого холста снега.       — Ещё никто не задавал мне такой вопрос, “что у тебя на душе?” — ответил Дова спустя несколько минут молчания, осматривая зимний пейзаж.       — Кто-то же должен, — раздался из-за спины её голос.       — Ты несомненно права…— он вновь повторил эту фразу, но тише, — несомненно права…       — Так что? Я хочу знать.       — Неизвестная мне боль. Скорее всего она тянется из прошлого, которое до Хелгена… Просто тяжело на душе и всё тут. Словно ком или камень к сердцу прицепили. Тянет вниз… Ещё переживания. Тоже на счёт прошлого.       — Боишься?       Он вдумчиво помолчал, а потом отозвался:       — Да. Чувствую, что там было что-то очень нехорошее… Поэтому, наверное, Боги и стёрли мне память, чтобы это не отравляло меня и, как следствие, мои подвиги… Но это начинает просачиваться. Этот яд, который с каждой каплей губит состояние покоя… И я знаю, что ты скажешь: “Не переживай, мы найдём ответы”, — Хьялти оглянулся по сторонам, словно что-то потревожило его чуйку. Но после продолжил, посмотрев вперёд: — И я благодарен за это, за твою искреннюю поддержку. Без неё – да и без тебя – мне было бы гораздо труднее. Ту пору одиночества я чуть не умер. Не в плане физическом, нет. Как… здравомыслящий человек, наверное. Просто ничего не хотелось, всё было, как в сером непроглядном тумане. Ни к чему не тянуло, делал дела на, если можно выразиться, автоматизме… Лишь бои или что-то впечатлительное внушало в меня жизнь… опять. Я не прошёл испытание одиночества, которое сам себе устроил и сам же провалил. Даже общаясь с собой, дождём и Богом… Человеку нужен человек – простая истина, которую я тогда не постиг, или не хотел постигать, ибо знаешь пример с Лидией показал, что женщину в напарницы брать уж точно не стоит. С напарниками тоже не так просто: да, отличный помощник, но поболтать так по душам или дать слабину – не сможешь. Опять же постоянно держишь себя в неких рамках приличия и уважения к напарнику… Поэтому мне такой вопрос не задавал никто, потому что некому было. Сам себе? — Хьялти на мгновение задумался, посмотрев куда-то наверх, как падали снежинки. — Задавал, наверное, но всё же – это не то… Одиночество – путь в никуда. С такими мыслями я шёл в крипту Ночной пустоты, хоть я и не описывал это в дневнике. Потому что помню это, как “страшный сон”. Ты, Серана, — он обернулся, посмотрев прямо во внемлющие глаза, — ты спасла меня. Не я тебя, а наоборот… зажгла во мне то, что и по сей день горит огнём.       — Мы спасли друг друга.       — И это верно, — Хьялти вновь устремил свой взгляд на дорогу по бескрайним сосновым просторам, но вдалеке уже виднелась знакомая скала, за которой вот-вот должно появится поместье. — Я буду благодарен тебе, всю свою жизнь, — на последнем слове его уравновешенный голос слегка дрогнул. Он шмыгнул носом. — И нету в жизни женщины прекрасней, чем ты, развеятель ненастий. В поддержке и опоре друг, и, если что случится вдруг, придёшь ты с помощью своею… этим дорожу, лелею.       — Я люблю тебя, — её нежный голос раздался бальзамом мужской в груди. Как заклинание Восстановления, такой же звонящий, исцеляющий, придающий сил и желания жить, творить… радоваться, как ребёнок. Даже таким мелочам, как вот этот непроизвольный стих. Иногда просто забывается, что такое “чувствовать жизнь”. Какие-то моменты вновь пробуждают это знание и жить вновь хочется, и пестрить, и вдохновляться… Как-то и на его душе стало радостно. Даже банальное спросить: “что у тебя на душе?”, а уже такой мощный эффект… Почаще бы. Хьялти утёр слезу запястью и обернулся:       — Я не могу выразить любовь в простых словах – она в них просто не умещается… Теперь и я понимаю тебя.       — Выговорился, и теперь пробило на хорошее настроение? — её открытая улыбка счастья блеснула красивыми белыми клыками.       — Ха-х, умеешь подколоть, — уголки губ разъехались чуть ли не до ушей.       — С кем поведёшься, от того и наберёшься.        За громоздкой скалой, чуть ли не полностью покрытой снегом, показались деревянные стены поместья Озёрного.       — Дом, милый дом…— кратко улыбнулся Дова, оглядывая постройку с теплотой. Он свернул в сторону конюшни.       — И всё ещё не могу понять, как вы умудрились построить такой дом, что даже Векс не прознала об этом? — Серана заезжала в соседнее стойло.       — На то мы и мастера своего дела. Признаюсь, было очень трудно увиливать от тебя или от той же Векс, чтобы хоть как-то координироваться между собой… У тебя-то и слух ого-го, — Хьялти заехал в стойло и слез с Дымка. — Поди ещё помни, что разговаривать надо скрытно, завуалированно.       Серана спрыгнула с Эмили и подвязала поводья за коновязь. Лошадь опустила голову, чтобы попить студёной воды.       — Такие вот мы, ночные хищники, — улыбнулась жена.       — Кстати, хищник, мне бы твои сапоги переделать, — сказал Хьялти распуская ремни седла с Дымка. — Напомни, а то могу забыть.       — Хорошо, — Серана умело расстегнула ремни седла и сняла его, положив на ограждение стойла.       Хьялти также снял седло и повесил на массивный железный крюк на столбе.       — И, что мы сейчас планируем делать? — спросила Серана, достав удила из зубов Эмили.       — Готова мне попозировать? — Хьялти вынул удила Дымка и повесил их на крюк с седлом.       — О-о, ты, наконец, вспомнил про свои художественные нужды? — Серана повесила удила на перегородку стойла.       — Да, а то писать мемуары и стиховые выписки… хочется опять чего-то новенького, — Довакин вышел из конюшни, оглядывая собственные “владения”, уткнув руки в боки. — Ты, кстати, заметила, что какие-то сложные темы затрагиваются простыми вопросами?       Серана встала рядом с супругом, смотря на его профиль лица:       — Всё сложное – просто, всё простое – сложно.       Хьялти повернул голову в её сторону:       — Я рад, что женился на тебе.       Она безмолвно прильнула в тёплые объятия. Довакин заботливо укрыл громоздкими руками свою женщину от поддувающего ветра. Своим дыханием окутывал чёрные заплетённые волосы. Чувствовалось, как её руки сильнее сдавливали, желая прислониться всё ближе, или вообще слиться с мужем в одно. Снежинки тихо ложились на её макушку и плечи. Он похлопал по спине любимую:       — Пойдём. Отвар пьём, и я рисую тебя.       — Да, — краткий поцелуй холода коснулся мужских губ и иллюзорно слабые руки отпустили Хьялти из объятий. Дова взял жену за ладонь, их пальцы сплелись в крепкий замок, они мимолётно посмотрели друг другу в глаза и зашагали по расчищенной дороге вниз, к входной двери.              Скрип петель раздался по всей передней. Дуновение мороза колыхнуло горящие фитильки в козьих рогах. Пара зашла внутрь и Серана закрыла дверь. Нагретое тепло дома в миг расплавило холод с поверхности одежды. Хьялти повесил связку ключей на гвоздик, и они вместе зашагали в гостиную.       — С чем тебе отвар поставить? — спросила Серана, не разнимая рук.       — С засушками листьев чайного куста – хотел бы попробовать эльсвейрский подарок Карджо.       — Хорошо.       В гостиной горел камин, придавая домашнего уюта; свечи в канделябрах на столе добавляли некого изыска, а люстра над головой освещала П-образный балкон и второй этаж в целом. Их руки расцепились и Серана пошла на кухню, а Хьялти к лестнице.       — Ты же помнишь, как эти листья заваривать? — спокойно спросил он, поднимаясь по ступенькам.       С кухни громко донеслось:       — Да: вскипятить воду, бросить листочки, подождать, пока не упадут на дно. Всё, как Карджо говорил.       — И память у тебя, — усмехнулся Хьялти, и подумал: — «не то, что у меня…».       Поднявшись на второй этаж, Довакин прошёл полукруглую комнату башни с зачаровальным столом и оказался в кабинете, соседствующим со спальней. Пространства здесь столько же, разве что по мебели отлична: вместо кровати, тумб и платяных шкафов – стол с резным стулом, книжный шкаф рядом; у стены небольшой диванчик, покрытый изящными шкурами; большой деревянный мольберт, куча скрученных рулонов бумаги, на столе стоит потухший подсвечник. Хьялти поджёг свечи канделябра магией огня и фитилёк отогнал от хозяина вездесущие тени. Большой напольный светильник у диванчика также загорелся огоньком, добавив необходимого света. В небольшой тумбочке, стоящей в углу, у двери, Дова взял пару железных кнопок и несколько угольных карандашей разной твёрдости. Деревянный мольберт умело сколочен его рукой: внушительного размера планшет, которого хватит на большой формат листа; маленькая полочка для принадлежностей; раздвижные ножки, которые фиксируются за гвоздик небольшой плашкой с прорезями. Поставив мольберт на приемлемое расстояние от дивана, Хьялти зацепил кнопками большой рулон бумаги на планшет. Он приволок стул и уселся перед мольбертом, раскладывая карандаши на небольшую полочку. Тёплый зимний кафтан с воротником в коричневых оттенках мешался и Хьялти тут же скинул его, повесив на спинку стула. Телу сразу стало полегче, словно одежда мешала дышать. Хьялти сидел в серой вязанной кофте, под ней виднелась белый ворот рубашки. Длительные занятия на улице всё же успели подморозить руки и пальцы ног, они ощущались деревянными и непослушными. Отвар спасёт… или выученное заклинание огненного плаща, но его опасно использовать в деревянном доме и глупо. Хьялти вдумчиво смотрел в одну точку на диване, мысленно буря то ощущение Слова Силы, которое произнесла Серана. «Восемнадцатый день и уже что-то, чем ничего… Это поражает, — прокралась мысль в его голове. — Мне понадобилось дня два, чтобы полностью изучить Безжалостную силу и первое Слово Стремительного рывка… Ульфрик изучал Ту`ум десять лет и признаюсь, что его Голос был достаточно сильным… Конечно, порвать короля Торуга на куски – это ж как Крикнуть то надо… ну не суть. Седобородые посвящают свою жизнь, чтобы овладеть хотя бы семью Ту`умами… Но Серана старается. Во всём, поэтому и результат соответствующий. Мне кажется, ей понадобиться около пяти лет, чтобы постичь Безжалостную силу полностью… Ох и радости будет…— Хьялти скромно улыбнулся, представив обрадованное лицо жены, эти ликующие вампирские глаза… или небесно-синие?.. — Вот тоже тема для размышления о выборе», — седьмое чувство подсказало, что он не один. Хьялти обернулся и увидел в дверном проёме жену без плаща, несущую железную кружку, из которой язвился пар.       — Я тебе сахара добавила, — Серана поставила кружку на полочку мольберта.       — КОГааН, — улыбнулся он, обхватив ладонями горячий металл кубка. Кожа словно прикипала к железу, плавилась под температурой, но Хьялти терпел, настойчиво согревая руки. Аромат лепестков чая пробивался сладостью и горьковатой крепостью в нос. Хьялти не удержался и немного отхлебнул кипятка. Жгучая жидкость мигом засластила во рту и закатилась внутрь, распирая теплом изнутри.       — Вкусно? — Серана стояла у дивана спиной к мужу, расстёгивая чёрный жилет-корсет королевской брони.       — Да, достойно. Приятная терпкая горькость со сладостью. — Довакин сделал ещё один аккуратный глоточек, оглядывая жену. — Интересный вкус.       — М-да, хотела бы я попробовать.       — В Эльсвейре всякие интересные штуки растут, как и в Валенвуде… как и в Чернотопье, — Хьялти на мгновение замолк, держа кружку в руках. — …Слушай, а, может, по всему Тамриэлю проедемся? Что нам один лишь Сиродил?       Сняв с себя чёрный корсет и повесив его на небольшую деревянную вешалку, Серана обернулась:       — Свадебное путешествие по всему Миру?       — Типа того, — Хьялти вздёрнул уголок рта, после отхлебнув отвар.       — Звучит очень романтично и заманчиво, но…— Серана расстегнула ремень и стянула поясную накидку, — опасно, понимаешь?       — Давно ли нас пугает опасность?       — Дело не в нас, а в Мире – ты и так нагнал жути с подходящей войной, от которой, честно признаться, мне не по себе, — она сняла окованные сапоги, отодвинув их к дивану, а после без всяких зазрений сняла багряную блузку через голову, открыв мужу кружевной лифчик серого цвета. — Мы можем понадобиться в любую минуту. И лучше бы мы были либо в столице, либо в Скайриме, — Серана также стянула с себя чёрные штаны, повесив и их, и блузку на вешалку, — а не где-нибудь на окраинах болота Чернотопья. — жена улеглась боком на диванчик. Серое нижнее бельё отчаянно пыталось скрыть характерные женские черты.       Хьялти безмолвно время от времени попивал отвар, рассматривая её, а после понимающе покивал головой.       — Так что твоё предложение опрометчиво, но соглашусь, что оно соблазнительно… Не будь у нас каких-то обязательств, отправились бы сию минуту.       — Нет, — кратко сказал он, допил напиток и поставил пустую кружку на пол. — В сию минуту у меня план – нарисовать тебя.       — Ха-х, — усмехнулась она, подперев голову рукой. — Руки то согрел?       — Да, — Хьялти ощущал, как тепло струилось по всему телу, пробуждая замёрзшие клетки организма, подпитывая их энергией. Пальцы вновь вернулись в полный контроль и словно гудели жаром.       — За сколько нарисуешь меня в лежачей позе?       — У тебя же не затекают конечности, — улыбнулся Хьялти, усевшись поудобнее перед мольбертом и взяв в руки угольный карандаш.       — В прошлый раз это заняло три часа.       — Потому что ты сидела очень интересно, и я долго не мог поймать твои формы.       — Ха, звучит соблазнительно, — в её хитрой улыбке блеснули клыки.       — Смотри не заведись раньше времени, — Хьялти выставил перед собой карандаш, намечая на листе границы предполагаемого рисунка.       — А то что?..       Хьялти улыбнулся, не оборачивая голову. Чувствовал эту накатывающую страсть и порыв в воздухе, эстетику любви в романтическом свете свечей, ласковый холод её прикосновений и поцелуев.       — Я же слышу и вижу, как твоя кровь перекачивается.       Его пробило на тихий смех с ноткой кокетства. Хьялти улыбчиво посмотрел на обнажённую Серану, освещаемую жёлтым светом фитилей; сверкающую своими очаровательными глазами, улыбкой… Он выставил перед собой руку измеряя пропорции её тела, после внося лёгкие метки на лист.       — Чего молчишь? Сам ведь заводишься.       — Люблю тебя потому что.       — Я тоже.       Тишина, пропитанная сладостью отношений и их чувственностью, захватила обоих. Оставшийся аромат отвара увядал, всё реже и реже уловим для носа. Человеческого по крайней мере. Вампир то, может, очень отчётливо различала, и не только отвар, а возможно вообще всё… Хьялти безмолвно делал замеры, после быстренько водил карандашом по бумаге, улавливая какие-то линии и объёмы женского тела. Пока что это выглядело, как пара точек, какие-то несвязные между собой линии и отрезки, но в его голове выстраивалась целая конструкция, которая постепенно подтверждалась с каждой поверкой с её телом и наносилась на бумагу.       — А какие твои мысли по поводу прошлого? — вопрос Сераны разрезал затянувшуюся паузу.       — До или после Хелгена? — с хмуростью ответил он, глядя на бумагу.       — До.       На миг Хьялти остановился. Тяжело вздохнул… но продолжил водить карандашом:       — Сомневаюсь, что мы найдём моих родных. Вот что-то очень сильно сомневаюсь… Скорее лишь память и пару зацепок. Почему-то не верится, что они до сих пор живы, — Хьялти вновь вздохнул через нос. — Словно в голове есть подтверждение моим опасениям, но не могу их достать.       — А ты не думал, что у тебя может быть другая жена… которая первая… и дети.       — Думал, — Хьялти посмотрел на Серану серьёзными глазами, измерил карандашом, а после заскоблил им по бумаге. — Хочешь узнать, что бы я предпринял, узнав о их существовании? Чтобы произошло с нами, с ней, с моими возможными детьми? Ты хочешь знать… Я и сам хочу… Но сейчас мои мысли таковы: я не отвернусь от тебя, в здравом рассудке никогда. Не смогу просто забыть того, что ты для меня сделала, и отвернуться, уйдя к условной первой жене. Нет… Я ей скажу: “Дорогая, я сделаю всё, чтобы ты и мои дети не нуждались ни в чём. Можешь навещать меня и мою новую супругу, но нет, я не вернусь к тебе. Во-первых, я не помню тебя и, грубо говоря, я не имею никаких представлений, кто ты и что для меня сделала. А во-вторых, прошлое в прошлом. Я узнал его, узнал те причины, по которым неизвестность отравляла меня, но я буду жить настоящим. А в настоящем у меня есть любовь всей жизни моей, Серана. Да, тебе это больно слышать, так как ты помнишь меня красивого, любимого человека, но тут выйдет дело односторонней любви, а это ужасно, будем честны, — Хьялти обернулся с карандашом на Серану, вновь померил её пропорции и начал сравнивать с вырисовывающимся результатом на листке. — Я безмерно благодарен тебе, за всё то, что было между нами, хоть я этого и не ведаю. Спасибо, искреннее. Но я иду дальше… Передай детям, что папка их любит, будет любить, даже если не помнит… Ещё увидимся”. Вот так, наверное, представляю нашу встречу. Если, конечно, такое произойдёт.       Серана не ответила и Дова посмотрел на жену, почувствовав что-то в тишине. Её лицо было серьёзно – задумалась над словами мужа, а горящие пламенем глаза смотрели в никуда.       — Не брошу тебя, — сказал Хьялти. — Мы вместе.       Она молчаливо посмотрела в чёрные глаза.       — Всегда были и будем.       — …Даже на войне?       Её вопрос с режущей болью влился в уши. Сердце ёкнуло в груди, а выражение лица Хьялти сменилось тяжёлыми воспоминаниями о тех образах: захлёбывающиеся крики боли и помощи, бесконечное страдание и смерть… Умирающее ржание коней. В ушах гремели огненные взрывы, звон бьющихся мечей, треск доспехов и деревянных щитов… Томное дыхание в закрытый шлем, в висках ощущался бешенный стук сердца… Умирать страшно, всем…       — Дов? — послышался отдалённый голос Сераны, наполненный опасением.       Он словно очнулся ото сна, начал моргать, прогоняя образы прочь:       — Нет, — с грузом вздохнул Хьялти, посмотрев в её глаза.       — Но ты же сказал вместе.       — Ты не отпустишь меня одного, а я не пущу тебя туда.       — Замкнутый круг.       — Даэдра бы побрал этот круг…— Хьялти вернулся к рисованию.       — …Боишься меня потерять, поэтому не возьмёшь.       — Да, — его брови хмурились.       — Страх этот – беспочвенный.       — Ты так уверенна? — он бросил краткий взгляд на жену.       — Иначе бы ты запер меня в доме и не выпустил. Повторю твой же вопрос: “Давно ли нас пугает опасность?” Так мы оба будем уязвимы, потому что порознь: я дома буду взвинченная, а ты останешься без защиты. Я сойду с ума, а ты…— Серана замолчала, не желая произносить это слово ни одной клеточкой своего тела.       Хьялти рисовал вдумчиво, пластично двигая рукой с карандашом по листу. Вырисовывая изгибы силуэта, добавляя округлые формы, делая умелые насечки, которые придавали объём плоскому рисунку. Так продолжалось несколько минут тишины, которая повисла противным остатком правоты. Каждый из них обдумывал сказанное, искал “за” и “против”, ставил себя на место другого… Хьялти было больно признавать её слова, даже штрих в рисунке отражался грубым и дёрганным. Он иногда поглядывал на блуждающую в мыслях Серану… Всё также неподвижна: лежит на боку, голову подпирает рукой… и только глаза иногда моргают.       — Вместе, — внезапно сказала она и посмотрела в глаза мужа. — Так мы говорим. Либо так, либо никак.       — Ты права, иначе нас бы не было, — Хьялти опустил карандаш.       — Именно… Я тоже боюсь тебя потерять. Даже больше, чем ты. Память о событиях на Ветреном пике иногда болезненно режет… Одного только вида твоих шрамов достаточно. После такого я изменилась: стала более трепетно и чутко относится к тебе… поняла ценность, когда чуть не потеряла…— в свете свечей блеснула пробивающаяся влага на её глазах. — Но я поняла, что защитить тебя полностью у меня не получится никогда. Смирилась с этим, но не оставляю попыток огородить от любых угроз для твоего здоровья… когда ты напротив калечишь себя, отдавая мне кровь, — Серана мимолётно утёрла накопившиеся капельки. — И ты должен понять, что уберечь меня от всего ты не сможешь. Никак. Как бы не хотелось. Мы каждый день подвергаемся риску погибнуть, но всё равно продолжаем путь приключений, потому что вместе, потому что уверенны в защите спины… друг в друге. Однажды меня или тебя не станет. И это нормально… Жизнь такая. И мы либо принимаем её такую, либо умираем, не справившись…       Хьялти погружено смотрел в пол, чуть ниже дивана, краем глаза замечая белоснежную кожу ног любимой женщины. Поглаживал ухоженную бороду. Тут он внезапно очнулся от мыслей и начал совершенно другую тему:       — Всё время хотел тебе рассказать, но почему-то не решался…       Серана заинтересованно приподняла бровь.       Хьялти повернулся к листку бумаги и продолжил как рисование, так и рассказ:       — Как ты знаешь, я – Предвестник, состою в Круге. Но одну маленькую деталь этого благородства я решил замолчать, в особенности путешествуя с вампиром.       — Какую?       — Раньше, когда Кодлак был жив, для вступления в Круг необходимо было одно условие…— почему-то сердце в груди стало стучать громче и отчётливее.       Серана, разумеется, слышала изменение пульса и с большим интересом смотрела на рисующего мужа.       — Я должен был принять Дар зверя… Не знаю почему, но я хочу, чтобы ты знала об этом.       Жена молчала с минуту, прогоняя в голове услышанное. Чёрные бровки то поднимались в удивлении, то хмурились в осознании. Было видно, что у неё рождалось множество вопросов, на которые хотелось получить ответ… но она решила усмехнуться, расплывшись в красивой улыбке:       — То есть, сейчас я за мужем за человека, который в прошлом был вервольфом?.. Забавно… Мама бы точно что-то сказала на этот счёт.       — А ты не хочешь ничего сказать?       — А что мне говорить? Удивляться? Нет, это ожидаемо, так как политика Соратников сменилась благодаря стремлению Кодлака и твоего выбора излечиться. Фаркас и Вилкас поддержали тебя… Да, разумеется, мне интересно, как это, быть оборотнем, что ощущать и… отличие жажды крови от нашей. Может, я спрошу тебя об этом когда-нибудь, но сейчас… сейчас это прос…— но не успела она закончить, как Хьялти заявил:       — Спать, но не чувствовать отдыха. Постоянно агрессивен из-за этого… Когда превращаешься чувствуешь боль. Как внутри ломаются кости, перестраиваясь и усиливаясь. Но с каждой новой трансформацией она становится тупее и тупее.       — А жажда?       — Желание убивать растёт не по дням, а по часам… Когда ты в форме вервольфа, то слепая ярость и взывание неутолимой охоты затуманивает рассудок, и ты просто мчишься по лесу, бок-о-бок с Эйлой или Фаркасом за пятым оленем в одну ночь. Как растерзываешь добычу буквально на куски, как пожираешь сердца и набираешься сил… Становишься зверем. Настоящим, диким и безумным…       — Поэтому ты заострил внимание на шкуру вервольфа в папиной комнате?       — Да, узнал её сразу…— Хьялти выставил карандаш перед собой и померил пропорции на листе. — Эйла мне не рассказывала о противостоянии с вампирами, что у вас вражда на, так сказать, Божественном уровне. Мы просто ходили на охоту утолять голод.       — И почему в итоге ты решил исцелиться?       — Скорее всего, ты знаешь ответ на свой вопрос, — Хьялти аккуратно помазывал пальцем неправильные штрихи.       — Совнгард?       — Да. Старик заставил поверить меня… как я заставил поверить Вилкаса и Фаркаса.       — Но если бы вервольфы не попадали к Хирсину, а в Совнгард, ты бы остался зверем?       Муж опустил руки, осматривая рисунок на листе бумаги, словно искал в нём ответ:       — …Нет.       — Почему? — её глаза чуть прищурились. — Это же сила.       — Какой ценой? Ценой безумства и убийств?.. Как тогда, в Фолкрите…       — Что в Фолкрите? — брови Сераны потянулись вниз.       — А я не рассказывал? Сокрушались целым городом, — Хьялти продолжил штриховать.       — Что ты сделал? — её голос утих, готовясь услышать нечто плохое и ужасное.       — Не я, другой вервольф, Синдинг. Его трансформация была бесконтрольна, он превратился и по случайности, в порыве зверства, растерзал девочку.       — Талос…— прошептала Серана, почувствовав ком сожаления в груди.       — Его поймали и усадили в клетку. Синдинг был в отчаянии и признавал содеянное… Он передал мне кольцо Хирсина, а после сбежал. Даэдрический артефакт сам наделся на мой палец и не хотел слезать. Благо в то время я не был вервольфом, а так бы тоже начал бесконтрольно обращаться посреди бела дня…— Хьялти замолк, слегка увлёкшись процессом рисования.       — И, что было дальше?       — Хирсин говорил со мной. Принц Охоты желал крови Синдинга, поэтому поручил мне сделать это… Я не смог поднять меч против вервольфа, но убил тех, кто пришёл за ним. И Хирсин освободил мою руку от кольца, от проклятия этого стального украшения.       — То есть Синдинг жив? И где он?       — Последний раз я видел его год назад в обличии человека, он покупал еды на рынке Вайтрана. Мы обменялись лишь кивками, ты не заметила этого. А, может, и заметила, но не придала этому значения – у меня ведь много знакомых, — Хьялти обернулся к жене, также измерив её, сверившись с рисунком.       — И не поспоришь… Но почему ты не смог убить его?       — Я чувствовал его раскаяние, а Хирсин нанял меня безвольным палачом. Всё моё нутро было против, вот и не стал поднимать меч. А те охотники, которые также пришли по душу Синдинга, вот они ни капли сожаления не возымели. С ними то я и разобрался. Бездушные разбойники, готовые мать продать, ради награды, — Хьялти аккуратно вырисовывал намёки на очертания лица, постоянно подправляя то губки, то глаза – практически самое важное в настроении рисунка. Дова иногда прищуривался и отдалялся, оценивая результат, но после всё равно вносил изменения.       — Это не осталось осадком? — Серана спросила с внимательностью.       — Нет, чувствую, что сделал правильно.       — А кольцо?       — Отдал Эйле. Уж не знаю, где оно теперь – Эйла его не носит – и знать не хочу.       Серана не нашла, что спросить или ответить и этим воспользовалась тишина, поглотив пространство. Только шуршание карандаша и стук сердца доносились до ушей вампира… Ещё ветер к обеду поднялся – завывает и слегка посвистывает за стенами дома. Она смотрела на мужа, на его сосредоточенное лицо, на быстрые движения рукой, наносящие точные линии на бумагу. Шкура под боком приятно обволакивала кожу, но было твердовато. В особенности после мягкой перинной постели, что стоит как раз-таки через стенку. Серана глянула на напольный светильник, свеча почти догорала свою жизнь и уже через минут десять должна потухнуть вовсе. Вопрос возник сам собой:       — Сколько ещё будешь рисовать?       Он бросил улыбчивый взгляд:       — Что, уже устала?       — Нет, просто свеча скоро сгорит.       Хьялти посмотрел на светильник:       — М-м…— а после на рисунок, — в принципе то готово, проработал силуэт, какие-то детали, лицо наметил. Тени набросал.       — На сколько процентов готовности оцениваешь?       — М-м-м… шестьдесят три.       — Ты обедать то не хочешь? Время то уж за двенадцать.       — Давай уж я закончу, а там поем.       — И после продолжим работу над книгой? — энтузиазм пробился в её голосе.       — Продолжим-продолжим, у нас ещё пол месяца в запасе как минимум.

***

      Дрова приятно пощёлкивали в язвительном огне камина, похрустывая обугленными краями, крошась раскалённым алым пеплом. В гостиной было тихо. В воздухе витал аромат давно минувшего позднего ужина: нотки жаренного мяса, перемешанного с луком и приправами. Канделябр на обеденном столе освещал раскрытую книгу с чистыми листами и дневник, куда раз за разом подсматривал Хьялти, вновь освежая память тех прожитых дней, выковыривая из книжных полок сознания те чувства, эмоции и переживания, которые сопровождали его в тот или иной час, а после неспешно записывал их в книгу чернильным пером. Иногда прислонял перо к подбородку, задумываясь на мгновение… Подкрадывающийся вечер Морндаса 19-го Утренней звезды был очень спокоен и умиротворён… Серана сидела напротив мужа, миролюбиво читая книгу в красном переплёте. “Падение Азида́ла”, кажется… Не заметно для себя поправляла локон распущенных волос. Хьялти иногда поглядывал на жену. Вновь надела своё домашнее платье… с вырезом, бежевое, тряпичное, которое уже чуть заляпано в застиранном пятнышке под левой грудью… Скромная красота, так бы он её назвал… Сытость и покой хотели завлечь в сон, но взбудораженный настрой вдохновения отгонял от Хьялти все их потуги. В голове активно шла работа, мозг не кипел, а постоянно создавал новые предложения, стараясь описывать каждую деталь так, как помнил. Хьялти только успевал записывать за собой… Серана перелистнула страницу, вновь и с интересом забегав светящимися глазами по новым строчкам, любопытно поглощая их смысл, их завлекающую историю, которую они таят… В маминой библиотеке такой не было… Тени, прятавшиеся по углам, так и норовили сдавить свет свечей и камина. Вечерний полумрак силён, но свет могущественнее.       — Ох, — тихо произнёс Хьялти, заметив случайную каплю чернил, расползающуюся по двум строкам в книге.       Серана подняла глаза и кратко улыбнулась, наблюдая за тем, как муж пытался аккуратненько вытереть каплю пальцами.       — Тряпку бы взял, — обмолвилась она.       — Далеко идти…— Хьялти ловко отделался лишь парой смазанных слов и испачканной левой рукой.       — Всё равно мыть придётся.       Дова безмолвно махнул рукой, положил левую ладонь на стол пальцами вверх и, промокнув перо в чернилах, продолжил изречение мыслей и событий на бумаге.       Она неслышно усмехнулась и опустила глаза в текст, захлестнувшись интересом. Но толщина оставшихся листов немного печалила – книга подходила к концу и Серана пыталась растянуть удовольствие от прочтения делая внушительные паузы, неспешно вчитываясь в слова:       — «“…Прошёл год, затем второй и третий. Когда Азидал наконец вернулся в Саартал, то нашёл лишь руины. Эльфы разорили город, а все жители погибли или пропали. Среди пепла, на дымящихся развалинах родного дома, он дал страшную клятву мести.       Один, он не мог сделать ничего. И тогда Азидал понял, что время ещё не пришло, и погрузился в своё магическое искусство глубже, чем кто-либо до него. От двемеров он научился семи природам металлов и тому, как их гармонизировать. От айлейдов узнал о древних рунах и магии рассвета, которую даже эльфы стали забывать. — Серана перелистнула страницу. — Он путешествовал к фалмерам, каймерам и альтмерам, беря от всех лучшее, а сам тем временем думая, как сможет обернуть против них полученные знания.       В некий момент до Азидала дошли разговоры об Исграморе и его Соратниках, только что прибывших с Атморы. Три дня и три ночи он ехал на север и встретил их, когда они высадились на покрытый льдом берез близ руин Саартала, которые эльфы, ожидая их, превратили в крепость. Азидал предложил Соратникам свою помощь и всё, что создал за годы трудов. И когда атморанская сталь впитала его чары, эльфы пали перед ними, и месть была свершена.       Но Азидал не испытал удовлетворения. — Серана перевернула последний лист книги. — Его искусство стало его жизнью, и жажда нового всё ещё снедала его, заставляя углубляться в магию всё более. Он опустошил сокровищницу знаний эльфов, но этого было недостаточно. Азидал искал секреты драконьих рун и заслужил место среди их верховных жрецов… но и этого ему не хватило. В конце концов он обратил взор к измерениям Обливиона и нашёл там силу, и безумие, — холодок воспоминаний об отце пробежался в груди Сераны. — Но всё это легенда, популярная среди бардов Винтерхолда. Какова ни была правда, история об Азидале содержит важное предупреждение: в погоне за совершенством нельзя допустить, чтобы целью стала сама погоня.”» — Прогоняя в голове последнюю фразу вновь и вновь, она подняла взгляд на пишущего мужа, погружённого в свои мысли, прихмурившего чёрные брови. — Дов…— тихо окликнула его.       — М-м? — мыкнул Хьялти, не отвлекаясь от текста.       — Ты не думал, что будешь делать, когда изучишь все Ту`умы? — Серана закрыла прочитанную книгу.       Перо в его руках остановилось, и Хьялти посмотрел на жену:       — Тебя учить, — улыбнулся он. — Что мне ещё делать? Они – не моя главная цель.       — А что твоя главная цель? — она выпрямила осанку. — Что движет тобой, когда встаёшь с постели, встречая новый день?       Хьялти убрал перо в баночку чернил и облокотился о спинку стула:       — Как бы фанфарно это не звучало, то ради того, что уготовано мне Богами. Любовь, смерть, война, дети, Предназначение… Я приму любой исход, мне остаётся только действовать и созидать. Вот на сегодня моя главная цель – дописать арку с приключениями в Рифте, когда двигался к Высокому Хротгару по зову Седобородых. Сейчас остановился перед подъёмом на Глотку Мира… К какому часу время идёт?       — К пяти.       — К пяти. Значит, в принципе, за сегодня успею “дойти до Хротгара”.       — Живёшь одним днём? — Серана сложила руки на груди.       — А другого не остаётся: прошлого нет, будущее неизвестно. Сказали бы мне, что завтра выступаю воевать против Талмора – это и будет моя цель на завтрашний день… но пока Хротгар. — Хьялти подался вперёд, оперевшись локтями на стол. — У меня нет одной конкретной цели, Серан. Они все разняться, разбавляя мою жизнь разными красками, не давая унынию и безделью захватить меня. Если бы моей основной целью являлись Крики, то я бы остался на Высоком Хротгаре и примкнул к Седобородым. Но если целью являлось изучение этих Криков, то мы бы тут давно не сидели, а шастали Талос знает где. И глаза бы у меня горели иначе… Может, даже неким безрассудством.       — А сейчас они чем горят? — Серана с облегчением вздохнула, облокотившись о спинку стула, глядя прямо в чёрные глаза.       — Тобой, — вновь улыбнулся Хьялти, созерцая пылающий взгляд супруги. — И книгой… И рисованием… И хозяйством по дому, и твоим обучением. Всем тем, чем мы тут занимаемся… А, чем горят твои?       — Существом с тобой. В помощи, в поддержке… в любви, в заботе… Ну и в обучении, разумеется, раз ты говоришь, что у меня получается что-то выдавить из своих Слов Силы. Это придаёт огня и веры.       — И говорю, и чувствую. Лет через пять сможешь полностью изучить Безжалостную силу и пользоваться ей, если, конечно, будешь прилагать столько же усилий, как и сейчас.       — ГЕ, Дии ИН, — Серана уважительно чуть склонила голову.       Хьялти усмехнулся. Он взял перо, стряс излишек чернил и продолжил выцарапывать мысли на бумаге книги, возвращаясь в тот омут вдохновения и чувств, из которых его вытянул вопрос супруги.       Серана встала со стула, прошлась босыми ногами вокруг стола и села рядом с мужем, заглянув в распахнутый дневник. Вампирские глаза заметили интересную фразу, и она прочла её вслух:       — “…Это предвкушение нечто великого и трудного, как подъём на семь тысяч ступеней, немного вскруживает голову от странного волнения.”       Хьялти ответил, всё также продолжая выписывать предложение:       — Даже сейчас вспоминаю, как впервые стоял у самого подножья этой великой горы…       — Сколько раз мы останавливались в Айварстеде, всё время смотрела на Глотку Мира, её безграничную высоту, — Серана чуть-чуть приподняла лист, заглянув под него.       — Ага, подбородок поднимаешь так, что можно невольно упасть, если мешок за спиной перевесит.       Она отстранилась от дневника и глянула на пишущего мужа, подперев голову рукой:       — Почему ты больше не навещаешь Седобородых?       Хьялти остановил перо, оглянувшись на жену:       — Ещё до встречи с тобой, я выучил всё, что они могли мне дать. Я больше проводил время в медитации и уроках Партурнакса. Много чего я подчерпнул из его знаний, но и он отправил меня постигать новые Слова Силы, их смыслы и концепцию, чтобы моё обучение не было напрасным. И вот, сколько с тобой путешествую, столько я и не виделся с ними.       — Если признаться, то я хочу подняться на семь тысяч ступеней. Узреть своими глазами величественный Высокий Хротгар, поговорить с Седобородыми или с самим Партурнаксом.       — Старик любит покой и уединение, даже Седобородые очень редко говорят с ним. Про чужаков я вообще молчу…— Хьялти промокнул перо в чернилах и продолжил писать. — А среди Седобородых говорит лишь один мастер Арнгейр.       — Почему? — подивилась она.       — …Мастер Эйнарт, мастер Борри и мастер Вульфгар не могут говорить на нашем, только на драконьем. И то, если они хоть что-то произнесут, то мощь их Голоса настолько велика, что аж стены храма содрогаются. Поэтому они держат обет молчания и следуют Пути Голоса… Может, поднимемся когда-нибудь. — Дова отвлёкся от книги и положил перед Сераной дневник. — На вот лучше диктуй, что там накалякал. Хоть в фантазиях к Хротгару поднимешься.       Серана взяла в руки дневник, бегло пробежалась по тексту глазами и начала читать с самого начала страницы:       — “Лишь небольшая река отделяет маленькую деревушку Айварстед от самой высокой и величественной горы, Глотки Мира, откуда всего несколько дней назад раздался громыхающий Голос Седобородых, призвавших меня на учение. Мы, я и Лидия, стоим на каменном мосту, пересекающий горную речушку. Я смотрю наверх, на самый верх неба, которое заслоняется громадной горой… Это предвкушение нечто великого и трудного, как подъём на семь тысяч ступеней, немного вскруживает голову от странного волнения. За моей спиной мешок с припасами для Седобородых. Он, конечно, не совсем лёгкий, но всё же ощутимый. Не жалею, что взялся за просьбу Климмека, зачем ему туда подниматься, если я иду туда? Помогу, мне то что?..— Серана перелистнула страницу. — Обернувшись назад, к деревне Айварстед, я подумал: «Они, наверное, привыкли, что сюда мало кто заглядывает, посему просто живут своей жизнью, не обращая внимание на привычную им гору, а уж тем на более редких поломников.» И по части своей это истина… Я пошёл вперёд, навстречу знаниям, трудностям и, возможно, ответам на свои какие-то вопросы. Лидия прикроет мне спину. Уверен в ней на все сто, хоть мы знакомы всего лишь неделю… Ладно, пора убирать дневник и карандаш за пазуху. Но, если что-то интересное встретиться на пути, то я обязательно запишу это.”       — На этом моменте приостановись…— Дова что-то очень увлечённо записывал, хмуря брови.       Серана в миг посмотрела под строчащее перо, читая про себя более оформленную и художественную речь автора:       — «“…Решившись, я вздохнул полной грудью свежего горного воздуха, что веял тут разгульным ветром, пригоняя свежий бриз с реки, и зашагал вперёд по каменистой дороге, к крутому подъёму, сразу убегающему налево в гору. Краем глаза заметил, что на скалистом берегу справа, где начинался шумный водопад, виднелась пещера, но не придал этому значения, ибо в мыслях были вопросы или надежды на то, что я смогу получить, придя на порог многовекового храма. Вновь грудь пронизывает трепет ожидания чего-то сверх… Это ощущение ни то волнения, ни то лёгкости. Сумбур, одним словом. Я знаю, что путь будет труден, но я готов, — он перевернул страницу на новую, продолжив писать, — как морально, так и физически. Мы готовы – опять же Лидия поддержит меня, как словом, так и мечом… Да, я вижу огонь ярого защитника в её бурых глазах. Наверное, могу доверить ей свою жизнь. Перед любыми трудностями мы сдержим удар… Уверен, что что-то интересное попадётся нам на пути, что могу придать огласке, и это не будет выглядеть, как очередная нелепая история, свалившаяся на мою голову.”»       Хьялти поставил точку, смочил кончик пера в чернилах и кивнул ей подбородком, мол, продолжай, я записываю. Она посмотрела в дневник и, перелистнув страницу, начала читать:       — “Не долго дневник прятался за пазухой, на первом же повороте нам встретился небольшой алтарик с каменной табличкой. Похоже, что это некий мемориал истории… на табличке были надписи и я решил занести их сюда. Первая табличка гласит: …”       — Постой…— Хьялти неспешно записал. — Давай, — и Серана продолжила:       — …“«Прежде рождения людей Мундус был по власти драконов. Их слово было Голосом, и они говорили, лишь когда нельзя было молчать. Ибо Голос мог затмить небо и затопить землю.»”       — Стоп, давай-ка ещё раз…— Хьялти смочил перо и перевернул на чистый лист. — С момента, где их слово было Голосом и что-то там.       — “…Их слово было Голосом, и они заговорили, лишь когда нельзя было молчать. — Серана смотрела, как белое перо записывает всё дословно. Она продолжила диктовать: — Ибо Голос мог затмить небо и затопить землю.»” Точка.       — …Угу, — он поставил точку. — Дальше.       — “Уверен, что алтарь не один. Буду записывать надписи последующих табличек по мере подъёма на гору, — Серана перелистнула. — Путь, очевидно, оказался выматывающим. Каменные ступени почти скрылись под землёй, а ветер тут такой, что пронизывал сквозь одежду… и это только начало пути! По дороге попался второй алтарь и его табличка: …— Серана сделала паузу, и, дождавшись, когда муж допишет длинные предложения, описывающие его чувства и мысли, продолжила чтение: — «Люди родились и разошлись по Мундусу…— посмотрела, успевает ли Хьялти. — Драконы правили всеми бескрылыми существами… Слабы были люди тех времён, у них не было Голоса.»       Всё, вековой лёд, снег и хлёсткий ветер – мы достаточно высоко, и я вижу третий алтарь. Его надпись: …”       — Жди… а теперь… диктуй, — Дова макнул перо в чернила и перешёл на другую страницу.       — “«Юные души людей были сильны в Старые времена…— Вампирские глаза следили, чтобы Хьялти поспевал. — Они не страшились войны с драконами и их Голосами…— Серана перелистнула. — Но драконы Криком разрывали им сердца.»       Четвёртая надпись: «Кин воззвала к Партурнаксу, который пожалел людей… Вместе научили они людей использовать Голос… И закипела Война драконов – Дракон против Языка.»       Путь к пятой табличке прошёлся через заметённое снегом ущелье, где жил снежный тролль – ох, и не приятный сюрприз.”       — Постой…— Хьялти решил остановить своё внимание на подробностях, приходящих воспоминаниями из долговременной памяти.       — Несерьёзный противник для вас обоих, — проговорила она.       — Угу, — лишь вдумчиво промычал Хьялти не отрывая пера от листа. Дова перевернул на новую страницу, промокнул перо в чернилах. — Диктуй.       — “Лидия помогла, и я вогнал меч в лобный глаз чудища. Надеюсь, что он был тут один… Пятая табличка гласит: «Люди победили, Криком изгнав Алдуина из этого Мира… Всем доказали, что их Голос не слабее… Но жертва их была велика…»       На самом деле, ног не чувствую. Мы начинали подъём в гору очень ранним утром, а сейчас солнце к вечеру близиться, — Серана перевернула на новый лист дневника. — Ещё и такой буран поднялся. Но до шестого алтаря мы дошли. За ним, под небольшой скалой, и разобьём лагерь. Надпись на шестой табличке гласит: «Кричащие Языки несли Детям Неба победу…— Серана глянула на поспевающего супруга. — Основали Первую империю – Мечом и Голосом… Покуда драконы ушли из этого Мира…»       29-е Последнего зерна, 201 4Э       Ночка была та ещё – чуть не замёрзли до смерти, но утреннее солнце вселило тепло в душу, а пылающий костёр грел пальцы. Седьмой алтарь стоял прямо на выступающей скале. Вид отсюда открывается невероятный. Почти весь Скайрим видно – тумана много… или это облака? Неужто мы так высоко?.. Было немного страшновато подходить к табличке, но я переписал её: «От Красной горы Языки ушли посрамлёнными… Юрген Призыватель Ветра начал свою Семилетнюю медитацию… Чтобы понять, как могучие Голоса могли проиграть.»”       — Стоп…— он записывал, чуть улыбнувшись, — “Арктурианская ересь”, помнишь?       — Король Вулфхарт, Хьялти Раннебородый… да, помню.       Хьялти Драконорождённый покивал головой, сказав:       — Давай дальше, — и смочил кончик пера в чернилах, открыв новую страницу.       Серана тоже перелистнула:       — “Восьмой алтарь был в метрах ста от предыдущего, на повороте. Его надпись: «Юрген Призыватель Ветра избрал молчание и вернулся… 17 спорщиков не могли его Перекричать… Юрген Спокойный выстроил дом Свой у Глотки Мира…»       Вот он, Высокий Хротгар. У девятого алтаря виднеются высокие чёрные стены. Над алтарём стоит величественная статуя Талоса, Девятого Богачеловека. Талос, молю тебя душой всей, пошли мне своё благословение, дабы Седобородые признали во мне скрытую силу, которой обладаю… Девятая табличка гласит: «Годами молчали Седобородые, произнесли лишь одно имя”…       — Подожди…— Хьялти поспел за женой, и та продолжила:       — …“Тайбера Септима, ещё юношу, призвали они в Хротгар… Благословили его и нарекли Довакином.»       Последний, десятый алтарь стоял справа от лестницы, ведущей в храм. Вначале я положил припасы в большой сундук у высоченной колонны, где раздваивалась лестница, поднимаясь к дверям. А после записал последнее изречение в камне: «Голос есть служение… Следуй Внутреннему пути… Говори, лишь когда молчать нельзя.»       С падением Солнца из зенита, я с Лидией захожу в дом Юргена, храм Седобородых, обитель мастеров Голоса… Внутри меня творится буйство чувств предвкушения…”

***

      Сладость пряного вина витала в воздухе. Канделябр с горящей свечой освещал стол, за которым трудился Хьялти, записывая мысли и события собственных приключений в Талморском посольстве… Бушующая вьюга 27-го Утренней звезды хлестала ветром о стены поместья, завывая, посвистывая. Пустой мольберт стоял чуть ли не в центре комнаты, завершённый несколько часов назад рисунок был свёрнут в рулон, стоя у ножки мольберта; снятая вампирская одежда висела на вешалке у дивана, а напольный светильник разгонял тени, подкравшейся ночи Тирдаса. На диванчике верх дном лежала раскрытая книга. Полунагая Серана в чёрном нижнем белье слегка присела рядом на край стола. На её изящной шее висел детский кулон, маленький знак клана. Хьялти остановил письмо и поднял чуть одурманенный вином взгляд на жену. Она взяла потолстевшую количеством страниц книгу из-под его рук, и с наслаждением начала читать крайний абзац. Сверкающие огнём глаза с жадностью и трепетом бегали по строчкам, по быстрым прописным буквам, рисуя у себя в голове зловещие образы клеток в комнате допроса. Дочитав, Серана закрыла книгу, прижала её к груди, и негромко сказала, посмотрев на мужа:       — В этой книге моя жизнь…       Хьялти кратко потянул уголки губ, глядя в пылающие янтарные глаза.       — Это потрясающе, Дов… Как ты пишешь, как передаёшь настроение, окружение… Я каждый раз восхищаюсь, как ты одушевляешь безжизненный текст дневника в животрепещущую картину, рисующуюся в голове при чтении. Её благоуханье, чувства… душа, — женская ладонь погладила его по плечу.       — Если ты так говоришь, то, может, это правда.       — Конечно правда, у тебя талант, — Серана положила книгу в сторону и пододвинулась вплотную.       Не выраженно ухмыльнувшись, Хьялти убрал перо в чернильницу:       — Такими-то словами не разбрасывайся, смущаешь же…— могучая рука приобняла за хладные бёдра, заботливо погладив супругу по краю нежной ягодицы, также ощущая приятную кружевную тканью трусиков.       Она склонилась и поцеловала мужа в макушку, после прошептав:       — Люблю, когда ты смущаешься, — ледяные руки ласково прижали чёрновласую голову к груди. Хьялти утонул в её мягкости, в лелеющей ткани бюстгальтера, желая глубоко внутри себя зарыться под него, исцеловать, пожимать… но пока нет, сейчас просто в объятиях двух мягких форм. Нависший над ним полусон придавал иллюзорной усталости.       — Сразу меняешь серьёзное обличие, на милую улыбку…— продолжали шептать её губы, а после морозные пальцы коснулись мужской бородатой щеки, нежно поглаживая. — Показываешь себя настоящего… Сокровенного…       Тихий бархатный бас промурлыкал в ответ:       — Своей любовью меня пристыдила. Сердце стучит под натиском чувств. О Серана, насколь же ты мила… Довела нас обоих до счастья безумств…       Она улыбнулась, глядя куда-то в сторону мольберта, а после небольшой паузы ответила:       — …Поэтому тебя взяли в коллегию бардов, ты – ценная сокровищница, где хранятся скрытые таланты искусств.       Он довольно хмыкнул носом.       Тонкие холодные пальцы всё также нежно поглаживали по бородатой щеке, выраженной скуле, обжигаясь о их тепло. Другой рукой медлительно почёсывала его затылок, заострёнными коготками водя по коже головы, играясь с локонами волос.       — Устал? — тихо донеслось из вампирских уст.       — Так… нормально, но силы ещё есть – надо дописать побег из посольства.       — …Может, потратишь их на меня? Думаю об этом целый день.       Сердце поддало оборотов на несколько ощутимых ударов, а после утихло в груди. Хьялти безмолвно ухмыльнулся, тихонько похлопал по ягодице.       — Раскусила наслаждение…       — Ты помог. — Она глубоко вздохнула.       — Старался…       — Так что?.. Если не хочешь, я не заставляю.       — Такую, как ты, трудно не хотеть…       Серана улыбнулась краешком рта.       — Иногда, правда, вновь ощущаешь себя зверем, поддавшимся инстинктам.       — Это плохо для тебя? — аккуратно поинтересовалась жена.       — Когда не заведён – начинаешь думать. Даже во время. И думаешь о всяком, но не об этом… С другой стороны, это плюс – дольше держишься и тебе приятнее… Не то чтобы не вовлечён в процесс, нет… Тут упускается некая грань, которая отрезает тебя от… разумности, полностью утягивая в усладу любовного безумства. Приятного и блаженного, сомнений нет, но без этой звериной искры… просто будешь думать. Мозг работает и всё тут.       — …Хочешь заведу?       Уже этот соблазнительный вопрос прозвучал для Хьялти вызывающе – сердце подпрыгнуло.       — Уже слышу реакцию…— аппетитно прошептала Серана.       Стуки в груди начали усиливаться, раздаваясь гулким эхом по всему телу. Кровь активно побежала вниз. Появилось желание снять бюстгальтер, расцеловать…       — Двух слов хватило…— в ответ прошептал он, заведя свои руки за её спину. Пальцы нащупали металлические крючочки, скрепляющие лифчик. Хьялти уткнул нос в ложбинку между женской грудью. Серана начала дышать глубже, ощущая вспыхнувшее пламенем желание. Её пальцы аккуратно обхватили мужа за голову, прислонив плотнее, более активно почёсывая коготками по тёплой коже затылка. Жаркое дыхание растапливало ледяную кожу. Наконец, крючки поддались и чёрная кружевная ткань, скрывающая под собой желанные формы, начала расслабляться. Крепкие мужские пальцы заструились по гладкой коже спины в сторону плеч, аккуратно поддели лямки и повели в разные стороны. Серана свела плечи и лямки бесчувственно спали. Стоило Хьялти чуть отслоить нос, как чёрное кружевьё обвалилось на пол, открыв непревзойдённый вид женской красоты: округлая, упругая грудь, манящая идеальностью формы; бледные соски вспухли аккуратными бугорками. Хьялти осторожно коснулся до них горячими губами. Серана тихо ахнула через закусанную губу и прикрыла глаза, приподняв подбородок. Прилив возбуждения пронзило её тело, а пальцы сильнее почёсывали чёрновласую голову мужа, утопая в горячих поцелуях… ещё, и ещё, и ещё… Медленно подкрадываясь, мужские ладони верно скользили по холодной коже, жадно и не спеша нырнув под трусики, дозволено обхватывая ягодицы, сминая их под собой. Крепкие пальцы нежно закатывались всё ниже и ниже, спокойно подбираясь к наичувствительным и набухшим от дикого влечения половым губам. Эта медлительность сводила девушку с ума, ей хотелось наброситься, сесть, потереться, почувствовать их внутри себя, но Хьялти травил закатистыми движениями, проходя всё больше и больше, целуя всё страстнее и страстнее. Холодная влага и набухшая плоть наконец встретилась его пальцам. Серана жалобно издала тихий стон мольбы, сжав длинные волосы Хьялти в клочки. Он в миг перевёл правую руку с ягодицы на гладкий лобок и спустился вниз, синхронно коснувшись клитора и войдя внутрь пальцами другой руки. Не выдержав, возбуждающий женский стон огласил комнату. Хьялти целовал груди, массировал и проникал в её мокрый холод, играясь с темпом и ритмом. Серана пыталась сдержано постанывать от парализующего удовольствия, но это получалась с переменным успехом – громкие ахи то и дело вырывались наружу… И вновь это отдалённое желание излиться навестило её… И с каждым разом оно ближе и ближе… С каждым толчком, с каждым ловким и нежным движением сильных пальцев. Словно мочевой пузырь проснулся от вечного сна… но это другое, нечто выводящее наслаждение в абсолютный экстаз, в дурман распирающей любви. Хьялти умеет это делать, знает, что делать, куда нажимать и на какие точки… Мой любимый, мой ненаглядный… он начал постепенно ускорятся…       — Не останавливайся…— рвано шепнула она. — Я сейчас… сейчас…— чуть не пискнула жена, ибо терпеть уже невоз…можно… Мир перевернулся с ног на голову, и мощная волна поражающей энергии или электрического разряда прошлась по всему её телу в безудержной тряске приятного и безумного ощущения, вскружившего голову до невероятных высот, заставляя душу лететь свободой райского блаженства, после ныряя в пену опьяняющих облаков… Холодные струи полились потоком по мужским ладоням, стекая на пол, слегка замочив лифчик, трусики и его штанину. Серану затрясло в судорогах, особенно ноги. Так, что они будто превратились в вату и стоять на них практически невозможно. Хьялти быстрым движением обхватил жену за бёдра двумя руками и поднял в воздух, как пушинку. Баночка чернил чуть не разлилась по столу. Серана с силой обхватила любимого руками и ногами. Вцепилась, подрагивая от внеземного удовольствия, и очень глубоко дышала.       Хьялти пронёс супругу в спальню и положил спиной на мягкую перину кровати. Он навис над её бушующими пожаром глазами и мир погрузился во тьму наслаждения – веки закрылись, губы сомкнулись тающим льдом и обветшалой жарой, а языки плелись друг о друга, ощущая буйство красок в затуманенном страстью сознании. Серана прижимала ладонями его лицо к себе, не желая расставаться устами. Сердце дико скакало в мужской груди… Они целовались манящей сладостью, наслаждаясь, накатывая друг на друга. Постельное бельё приятно шуршало. Хьялти спешно снимал с себя кафтан, рубашку. Взвинченный пульс, отдающий чувственными ударами в кончики губ и языка; рваное дыхание через нос… Она горела, он тоже. Одежда летела в куда-то сторону, и вскоре мускулистый торс, веющий теплом, был жадно обхвачен морозными женскими ладонями. Ненасытно гладила объёмы спины, грудь, плечи, оставляя лёгкие случайные следы от заострённых ногтей. Бушующая вьюга вскруживала не только снег за окном, но и распирающие чувства обоих. Желание всё росло, а вместе с ним разыгравшаяся страсть рвала и метала, рьяное вожделение испепеляло любовным огнём, выжигая всю разумность, одновременно топя в безумном океане наслаждения…       — Штаны сама?..— успел рвано прошептать Хьялти.       — Да…— игриво ответила супруга и с безудержным поцелуем пустила руку в его штаны. Холодные пальцы жадно нащупали окаменевшую плоть, разгорающуюся пламенем, с вожделением выделяя мокрый секрет… пульсация возбуждала супругу до безумства. — Хочу его вкус…— Серана пылала испепеляющим желанием, сплетаясь языками в страстных поцелуях, активно массируя мужское достоинство. До вампирских ушей донёсся блаженный голос прорвавшийся сквозь рваное дыхание и соитие губ:       — Аккуратней с клыками…       Серана хищно ухмыльнулась, блеснув ими в свете зажжённых канделябров спальни:       — Как всегда…       Уста в миг разъединились, и Хьялти выпрямился, стоя на холодном полу, а Серана поднялась на элегантные четвереньки, безудержно принявшись расстёгивать своими изящными пальцами пуговицу его ширинки. Но она не поддавалась и в порыве горящего вожделения Серана сорвала её. Пуговица покатилась по полу, а штаны расстегнулись и сползли вниз, оголив перед супругой её желанье. По головке стекала жидкость возбуждения, а вены соблазнительно пульсировали для женского глаза. Её пальцы аккуратно обхватили член, не сильно сдавив от переполняющей жажды соития, прожигающей матку изнутри… и Серана без раздумий набросилась губами. Морозное мягкое касание к столь чувствительной плоти мгновенно разрослось наслаждением по всему телу – Хьялти томно выдохнул, закрыв глаза и чуть приподняв подбородок… «О, Боги, это невероятно…» — прогремела фраза в его голове. Губы накатывали с лаской, ледяной язык игрался, облизывал, вился вокруг… а клыки, словно тиски, поджимали с двух сторон, не желая выпускать. Холодная влага слюны омывала студёной водой или нежными волнами моря, шуршащих на ледяных берегах Винтерхолда. А горячая гладкая плоть будто прожигала её нёбо и язык, проходила то глубже, то обратно к нежным целующим губам. Колотящееся в истерии сердце сводило вампира с ума… «Присосался вампир», — эта мысль почему-то раззадорила супруга, и он случайно усмехнулся. Хьялти опустил взгляд на старательную жену, её бурьян чувств, эту похотливую жадность в движениях и поцелуях… Вампирские глаза, сверкающие огнём, пламенем и раскалённой лавой сверкнули в ответ… В них целый Мир, в этой невероятной красоте огненной радужки, в чёрном зрачке, в янтарной склере. Настоль глубоки и очаровательны… неостановимы. Нежность прикосновений ледяных губ, мягкость движений холодной руки и хрупкость испытываемых ощущений… Настоящая эстетика и красота в свете канделябров. Насладившись, Серана отстранилась, облизывая губы. Она выпрямила спину, встретившись взглядами практически на одном уровне, и чувственно прошептала:       — Возьми меня…       Хьялти безмолвно улыбнулся и чуть толкнул супругу вперёд. Та мягко улеглась спиной на постель, опираясь на локти, ожидая дальнейших действий с его стороны. Супруг снял замшевые сапоги, штаны и тёплые носки, оставив одежду на полу. Коварно улыбаясь, он залез на кровать коленями. Её чуть согнутые ножки едва касались пальчиками тёплой кожи мужских ног. Хьялти оглядывал прекрасное фарфоровое тело, поднимаясь взглядом от её ступней всё выше и выше, пока не встретился с янтарными глазами, смотрящими в ответ.       — Ничего прекраснее я не видел…— тихо сказал он.       — Я тоже…— вампирский взгляд бегло проскользил по обворожительному мускулистому телу.       — Готова?       — Всегда.       Крепкие мужские руки неспешно притронулись к холодной коже голеней. Нежно погладили, невзначай обхватили, а после с усилием подтянули жену вплотную, да так, что она аж ахнула от неожиданности. Хьялти довольно и скромно улыбался. Его пальцы медлительно коснулись чёрных узелков на её боках, и потянули за них, разъединив кружевные трусики. Приятная ткань ослабла. Серана немного приподняла таз, и Хьялти вынул из-под неё нижнее бельё, кинув куда-то в сторону. Супруга элегантно раздвинула ножки, страстно желая мужского достоинства, которое окаменело нависало над её лобком, своим внешним видом сводя девушку до бушующих фантазий… Эта тянущаяся прелюдия бездейства изводила до невозможности… «Ну, пожалуйста, дорогой… Не могу больше…», — взмолила Серана в мыслях. И Хьялти, будто услышав, нежно вошёл на половину. Жена издала краткий и чувственный стон удовольствия, сжигающего своим теплом изнутри. Супруг мягко повис над Сераной своей грудой мышц, оперевшись локтями о кровать. Они посмотрели друг другу в глаза. Между ними возник любовный взрыв, их веки закрылись и Хьялти еле поцеловал её, лишь коснувшись кончиками губ, и шепнул:       — Люблю тебя…— с уверенным поцелуем, он толкнул.       Через сплочённые губы послышался женский стон ощущаемой услады, которую она так сильно жаждала. Мысли появлялись любовными образами, уста целовались бесперебойно, со страстью наплывая, закусывая… Он умело двигал бёдрами, пальцами разглаживая её растрёпанные волосы, врываясь и сплетаясь с ней языком, чувствуя холодную и мокрую туговатость. Серана развратно дышала через нос, любострастно издавая мурчащие звуки стона. Девушке не хватало воздуха, хотелось заполнить им всю грудь. Обхватила бёдрами могучий торс. Приятная растягивающая боль растекалась по всему её телу. Даже спустя месяц, размер чувствуется, как в первый раз… и это дико нравилось и накручивало любовным безумством до сих пор. Хьялти томно дышал, чуть ли не срываясь с женских губ в экстазе, прибывая в зверином наслаждении, но Серана хрупко держала его голову ладонями, не отпускала губами, завлекая на всё более продолжительные и страстные причмокивающие поцелуи, которым не было видно конца…       На самом деле подобное является высшей точкой взаимодоверия между людьми… или вампирами. Нечто, что именно скрепляет телесно. Вначале связываемся душами, осторожно касаясь их, друг друга, знакомясь, и сближаясь дружественно. А после сливаемся в одно душевное состояние, в чувство жизни и мироощущения. А после подтверждаем это и укрепляем в близости. В трепетной интимности. В глубоких чувствах и поцелуях. В нежном соитии двух душ и тел, достигнув абсолютного апогея красоты, эмоций, доверия и ласки…       Подушки разбросаны в разные стороны кровати, одеяло чуть ли не на полу, а мокрая от женских оргазмов простынь грубо скомкана в стороне. Серана изящно выгнула спину, практически касаясь грудью постели, и держалась вытянутыми руками об изголовье кровати, царапая лакированное дерево своими острыми ногтями. Всё её тело ликовало от безграничного удовольствия, да так, что хотелось визжать… но вырывались лишь громкие стоны и ахи, потому что попросту не хватало воздуха, а лёгким всё было мало. Супруга уже не сдерживала себя, полностью утопившись в наслаждении от процесса. Вместе дышали рвано, со страстью, жадно хватая воздухом рот. По спине Хьялти стекали капельки пота. Его крепкие руки прижимали всё плотнее и плотнее фарфоровое тело жены за талию. Соприкасаясь бёдрами, раздавались мягкие шлепки, которые добавляли накал. Хьялти всегда нежен и аккуратен в выверенных движениях, но сейчас он был как никогда близок и не особо сдерживался, затуманив свой рассудок опьяняющим экстазом… к тому же выпитая бутылка вина добавляла эйфории. Внутри было не холодно, а, наоборот, тепло, так как выделяемого жа́ра хватило, чтобы растопить Серану изнутри, её вечный лёд тела… Логический конец уже подступал по каналам всё ближе и ближе. Хьялти ощущал скорое высвобождение, но только добавлял усердий, выуживая из жены более громкие и любострастные постанывания взвизгивающего удовольствия… Внезапно он остановился, но продолжил с силой вталкиваться в неё резкими и редкими движениями. Бёдра супруги задрожали судорогами… Хьялти томно пыхтел, медленно прекращая фрикции, пока полностью не остановился… Вытер капельку пота, стекающую со лба.       — Это было неописуемо…— прошептала Серана, которая не могла надышаться, обессилено и неподвижно замерев в той же позе.       — Ха-х, теперь я точно устал…       — Выложился по полной, — супруга обернула голову в пол оборота, блеснув улыбкой.       — Ты же просила, — устало растянул уголки губ до ушей. Хьялти вынул из неё, после улёгшись на спину поперёк кровати, свесив ноги с края.       Серана утомлённо свалилась рядом с мужем, положив ладони на свой живот:       — Нам и двенадцати минут хватало за глаза, но сегодня…— но не успела Серана договорить, как вклинился Хьялти:       — Но сегодня я выпил целую бутылку вина…— Он слышно дышал через нос. — Когда пьяный, чувствительность притупляется и получается дольше.       — Не привыкла настолько долго… выматывает…— Серана глубоко вздохнула, после чего её дыхание более-менее пришло в норму. — Но это было волшебно, признаюсь, — Серана повернула голову в сторону Хьялти. — Каждый оргазм, как скачки внеземного наслаждения, от которого кружит голову, а тело сводит судорогами.       — А нам одного раза хватает… Но зато какой! — Хьялти бессильно посмеялся.       — …А как вы это ощущаете?       Дова обернул голову, посмотрев в светящиеся глаза:       — Достигаем пика, а после внеземное удовлетворение… освобождение… мысли приходят в порядок, а пелена буйствующей любви и страсти уходит мгновенно.       — Понятно…— тихо ответила Серана и отвела взгляд на потолок.       — Рад, что тебе приносит удовольствие, потому что мне – ещё какое, — Хьялти также посмотрел наверх.       — Блаженство, я бы сказала…       — Ха-х, это уж точно…       Истощённое молчание повисло приятной паузой. Бушующая вьюга, просачиваясь сквозь щели, неощутимо обдувала пол. Фитильки рогов-светильников колыхались об это неосязаемое дуновение. Дыхание, наконец, пришло в норму… На душе было так хорошо, что и словами то трудно выразить… Оно и понятно, такие страсти, такая любовь – ох! Но её тут лишь часть. Любовь – составляющая счастья, к которому Дова пришёл сам, понимая, что это оно и есть. Вот этот момент. Он и она лежат вместе дома в одной кровати, уставшие, сытые, довольные… правда, раздетые, но это, разумеется, в хорошем ключе… Блаженство и есть, как выразилась Серана. Такое спокойное, ненавязчивое, уводящее в приятное… И жить сразу стало хорошо. И счастливо. И весело, чего греха таить? Так всегда и будет. Это зависит от того, как смотреть на вещи, под каким углом. От подобного взгляда жизнь может перевернуться в какую-либо сторону. «Вот тема с моим прошлым…— подумал Хьялти. — Неужто и в правду там всё было так плохо? Я почему-то думаю, что не так уж. Стараюсь подготовиться узнать всё, что оно хранит. Всю подноготную, если, конечно, получиться. Те потрясения, что и поныне хватают болезненными тенями из недр неизвестной мне памяти, с ними, думаю, справлюсь, потому что со мной рядом самый близкий мне человек, моя жена, — Хьялти обернул голову и увидел, что Серана неслышно посапывает с закрытыми глазами. Он мигом распластался в улыбке. — Вымоталась… как и я… Спи моя радость, усни. Придётся так и засыпать рядом, чтобы не разбудить, но прежде…», — Хьялти тихо поднялся, сев на край постели. Поседев минутку в раздумьях, Дова кратко обернулся на спящую жену, улыбнулся и встал с кровати. Перешагивая кучи собственной одежды, он прошёл в кабинет и взял старый дневник с карандашом. Прихватив с собой измерительный шнур из тумбочки у двери, он пошёл обратно в спальню. Раскрыв дневник на какой-то исписанной странице, Хьялти положил его на кровать, а сам принялся осторожно измерять параметры тела Сераны. «Так…— протянул он шнур от её макушки до бедра, — девяносто три. Значит, её рост сто восемьдесят шесть. Отлично, — Хьялти выпрямился. Записал размер в дневник куда-то на свободное место. Он аккуратно продел шнурок под женой, замерив бёдра. — Сто пятнадцать…— Внёс показатель в дневник. — Теперь грудь…— Так же незаметно и правильно продев измерительную ленту через подмышки, он посмотрел на цифру. — Сто десять… Отлично, во всех смыслах. Теперь талия…— предварительно записав размер в дневник, Хьялти измерил талию. — Девяносто два.» — Дова взял дневник в руки и записал последнее значение.       Серана сонно вздохнула, продолжив спокойно посапывать.       — «Видимо, уставший был не я…— улыбнулся Довакин и пошёл обратно в кабинет. — Надо будет съездить на огонёк к Алвору, навестить старого друга…— ухмыльнулся Хьялти про себя, держа в руках дневник.