Веяние последнего Голоса: Поиск жизни | т. 2, ч. 1

***

      Горящая свеча канделябра развеивала в кабинете утренний полумрак 7-го Восхода солнца, отгоняя его от Хьялти, сидящего за письменным столом в простецкой серой накидке поверх голого торса. Карандаш в пальцах скользил грифелем по раскрытому дневнику, вычерчивая в нём какие-то элементы брони, размеры, расчёты. Кружка с остывшим отваром стояла на краю стола. Из неё одиноко торчала чайная ложка. Открытые книги по правилам и рекомендациям кузничного дела рассыпались по всей рабочей поверхности. Подпирая лоб ладонью, чёрные глаза иногда подглядывали в трактаты мастеров, чтобы вычленить нужную информацию, а после занести советы в дневник, как некую выписку или чтобы просто не забыть во время работы… Давненько он ничего не ковал, а уж тем более не создавал с нуля – не было надобности. Последняя кузнечная работа – это драконий доспех, вершина мастерства Хьялти. Но Довакину помогал Йорлунд и его волшебная Небесная кузница… Хьялти вырезал элементы из кости, дубил чешую дракона, стегал ремни, а Серая Грива ковал крепежи, плиты из калёной небесной стали. Вот бы вновь раскалить металл в углях легендарной кузни… Но нужно попробовать на своей, которая покрывается пылью в подвале. Пора. Из головы не выходит образ Соловьиной брони, постоянно навеивая в рисунке свои формы. Поставил себе непростую задачу: лёгкий, крепкий, бесшумный и не приковывающий взгляд доспех или одежда… Сознание тут же выстрелила мыслью о вплетении эбонитовой кольчуги промеж мягких тканей кирасы. Но эбонит капризен… И всё равно Хьялти записал эту идею в дневник. Сам эскиз более-менее вырисовывался и принимал общую форму, похожую на какое-то смешение металлических пластинчатых наплечников и нагрудника, надетого на простецкую стёганку… а в ней эбонитовая кольчуга?.. Хьялти вздохнул и посмотрел на рисунок самого себя, стоящего в полный рост с размерными выносками: рост – сто девяносто один, обхват груди – сто пятьдесят три, талия – сто пятьдесят. В эскизных вариантах брони не хватало шлема – Хьялти думал о том, чтобы сделать лишь капюшон… но зачем скрывать своё лицо? Чтобы не узнали? Но подождите, они же наоборот едут в Сиродил, чтобы их… узнали? А конкретно его. Не думаю, что Серану знают в столичной провинции. Хотя… Надо будет спросить, но потом. Сейчас – эскиз. Хьялти очень быстро накидал примерно такую же броню рядом и пририсовал капюшон. Немного отдалился, чтобы посмотреть издалека и чуть прихмурился.       — Теперь точно на Соловьиную…— неразборчиво пробурчал он.       — Что говоришь?       Его сразу выдернуло из задумчивости и Хьялти тут же обернулся на голос. Серана стояла в проёме коридорчика, соединяющего кабинет и спальню. Облокотившись плечом о дверной косяк, скрестила руки на груди, чуть улыбалась… Волосы распущены и слегка взъерошены. Изящное тело в чёрном кружевном белье.       — Давно там стоишь? — усмехнулся он, развернувшись корпусом.       — Минуту, — Серана отлипла от проёма и зашагала к мужу. — Доброе утро, — и ласковый поцелуй коснулся его макушки холодным следом.       — Доброе, — Хьялти погладил по нежной спине.       Вампирский взгляд оценил рабочее убранство стола, осмотрел зарисовки, вычитал заметки в дневнике.       — И который час сидишь? — спросила жена.       — Не знаю, — он украдкой посмотрел в огненные глаза, — может, третий?.. Время то сколько?       — Девять, — вздохнула Серана, погладив мужа по плечу морозной ладонью. — Даже про отвар забыл. Уже, наверное, остыло.       Хьялти взял железную кружку и отхлебнул. И правда холодноватая сладость ополоснула рот.       — Неважно, — Дова поставил кружку в сторону. — Работа идёт – это главное.       — Полным ходом, погляжу, — Серана опёрлась руками о столешницу, подробнее изучая эскизы. — И зачем тебе новая броня? — вопросительный тон прозвучал с её уст.       — Во-первых, чтобы не светиться на столичных улицах, как солнце на ясном небе, — Хьялти всё поглаживал жену по холодной спинке. — Во-вторых, меня там никто не знает… то есть моего образа Довакина, героя Скайрима, и ни одна душа условную “скидку” нам не сделает, если рассматривать поездку с финансовой стороны. А имперцы ой как на торговле завязаны. В-третьих, оставлю броню здесь на манекене и, может, более не надену… если новая выйдет лучше, прочнее и “приземлённее”.       Серана оглянулась, посмотрев в чёрные глаза супруга:       — Планируешь освежить не только свою память?       — И душу, и тело. Мы вернёмся в Скайрим другими людьми… Почему-то уверен.       Серана опустила потяжелевший взгляд в дневник, но он, как специально, уставился на нарисованный знак клана Волкихар в углу странички. А рядом красовался ещё один: рисунок драконьего шлема, напоминающий больше некую печать или скорее клеймо.       — Это что? — поинтересовалась супруга.       — Буду делать именное клеймо на свои изделия.       — А клан?       — Думал и его нанести, чтобы твои столичные родичи знали, что я условно причастен к нему.       Серана разогнулась и выпрямила осанку, вновь посмотрев в лицо Хьялти:       — Мне кажется, они это уже знают. Или узнают, как мы заявимся в столицу… Ладно, — она нежно потрепала мужа по макушке, — пойду лошадей проверю. Занимайся.       Хьялти безмолвно кивнул.       Жена юркнула соблазнительным силуэтом за поворот в спальню, а Дова провожал её остывший след взглядом… Опомнившись, он развернулся к дневнику. Открыв предпоследние страницы, глазам предстали проработанные рисунки Сераны в полный рост с мерками и готовый чертёж комплекта брони – подарок на её день рождения… Или отличный способ обновить образ, если она всё-таки захочет исцелиться и повесить вампирскую одёжу на манекен. Ухмыльнувшись, Хьялти вернулся на страницу к зарисовкам собственной брони… И всё-таки Соловьиная броня не хотела выскальзывать из головы. Нужно посмотреть на неё. Сейчас. Отложив карандаш в сторону, он встал со стула и вышел из кабинета.       Тёплый свет камина, изливаемый с первого этажа, слегка озарял ограждения балкона, укрытого тенью. Потрескивание дров доносилось и до сюда. Хьялти спустился вниз по скрипучим деревянным ступенькам. На опустелом обеденном столе стоял одинокий не горящий подсвечник. Из дверных проёмов кухни так же виднелся огонь тамошнего очага. Но Хьялти интересовало не это. Он пошёл в комнату за гостиной. На самом деле та подсобка – это всё одна гостиная, просто разделённая перегородочной стенкой, к которой пристроили камин. Здесь, в таком же просторном помещении, но с потолком метра три в высоту, свет из гостиной еле освещал очертания мебели, которой не так уж много: столик в центре, парочка тумб у стен. Но самое главное – люк в полу, который ютился в правом дальнем углу. «Кузня позже, — подумал Хьялти. — Броня.» — Распахнув дверь в ещё одну комнату, перед хозяином дома открылась чёрная пасть проёма. Шагнув во тьму, Хьялти поднёс ладонь к рогу на наличнике двери и поджог фитилёк магией огня. В миг темнота расползлась по углам, уступив свету множество сундуков, забитые вещами полки, шкафы и сейфы. Кладовая. Всё нажитое, всё добытое, всё заслуженное. Два громадных стола, на которых стояли сундуки, занимали почти всю комнату. Приходилось их обходить, будто виляя по коридорам. Хьялти подошёл к большому угловому шкафу, скрипнул дверцами и увидел искомое. Соловьиная броня, даэдрический артефакт Ноктюрнал, мирно висела на плечиках со штанами, сапоги ютились на нижней полочке, а перчатки с полумаской на верхней. Распихав по подмышкам, в руки, пальцы весь комплект, Хьялти зашагал обратно в кабинет.       Соловьиная броня растелилась по всему дощатому полу кабинета. Довакин разложил всё по порядку: маска наверху, кираса со штанами по центру, перчатки с боков, сапоги внизу. Стоял и смотрел на это дело задумчиво почёсывая бороду. Чёрная, пластинчатая, из необычной кожи, прочный плащ и круглый символ соловья на груди. «Надо что-то подобное… только своё…» — вскочила мысль в буре летающих раздумий. Если бы в комнату сейчас кто-то зашёл, то узрел бы неординарную картину, как Довакин спокойно разглядывает разложенную по полу даэдрическую броню, отблёскивающую магическим зачарованием. Он внезапно развернулся к столу, сел на стул, и начал активно записывать что-то в дневник. Какие-то мысли и идеи, родившиеся в его бурлящем котелке…              Когда фонтанирующие задумки иссякли, а карандаш перестал вырисовывать что-то интересное, то Хьялти остановился и посмотрел на то, что получилось. «Отлично, — подумал он, — такое можно разобрать поподробнее. — Эскиз полученной брони ему понравился. Всё, как он и хотел, и представлял. — …Ещё над материалом и цветом нужно будет подумать. Займусь этим позже, а пока…— Хьялти закрыл дневник и встал со стула, — съезжу и проверю старого друга-кузнеца. Пора. — взяв дневник и карандаш в руки Довакин пошёл в спальню.       На не заправленной кровати лежал чёрный кружевной бюстгальтер с трусиками. Дова усмехнулся этой картине. Он подошёл к тумбе, положил на неё дневник с карандашом и развернулся к своему платяному шкафу. Скрипнув дверцами, глазам предстали полочки и штанга, к которой цеплялись плечики с верхней одеждой. Серая рубаха, вязанная кофта, коричневые штаны – всё это летело на кровать – тёплые носки и зимняя холщовая куртка с белым мехом, укрывающим спину и ворот. Хьялти скинул с себя накидку, оставшись в одних лишь трусах. Стоял руки в боки, глядел на кучу одежды, задумавшись над чем-то пустым, забравшим внимание, словно это нечто пыталось оттянуть момент… Но Дова опомнился и стал одеваться.       Обув последний сапог, Хьялти закрыл дверцы протянул руку за шкаф, пытаясь что-то нащупать… Металл зазвенел, и небольшая связка ключей оказалась в его могучей ладони. Из сундука, что стоял у изножья кровати, Довакин достал Небесный меч в ножнах, прихватил и дневник, и карандаш с тумбы, и застучал к лестнице своими чёрными сапогами с толстой подошвой.              И вновь пришёл в кладовую, в которой до сих пор тлел огонёк рога. Успел зацепить меч на поясе. Большой чёрный сейф стоял под деревянным столом в укромном месте. Прикрытый какими-то ящиками и мешком с зерном. Нагнувшись, Хьялти всунул ключик в замочную скважину сейфа и провернул смазанный механизм. Ставни отошли. Открыв толстенную дверцу, Довакин взял в ладонь увесистый мешочек, в котором забренчали монетки. «Заплачу аванс», — и, спрятав кошель за пазухой, он закрыл сейф, вновь провернув ключи в скважине, а после спрятал их в карман куртки.       Выходя из кладовой, Хьялти задул горящий фитилёк, и тьма мигом съела интерьер. Он захлопнул за собой дверь и направился на кухню.       Очаг приятно пощёлкивал поленьями. Оказавшись на кухне, Хьялти первым делом полез проверять припасы. Открыл буфет верхний ящик – в хлебнице пусто, отворил створки шкафа – нет помидор. Пошерудив ещё по всей кухне, Хьялти выписал в дневник список отсутствующих продуктов. А после направился в конюшню.              Её охровое платье с рукавами и скромным декольте развивалось ледяном на ветру. Босые ступни стояли на мягком снежке, совершенно не чувствуя холода. Чёрные волосы заплетены в скрученный бубликом хвост на затылке. Небо пасмурно, светло-серо. Большие сугробы копились вокруг поместья вторыми горами. Серана умиротворённо снимала окаменевшее льдом бельё с верёвки, складывая слоями в железный тазик, который держала в одной руке. Сушилка для белья, деревянные столбики и натянутые между ними белые верёвки, находилась между колодцем и конюшней, на расчищенном клочке почти под чёрной скалой.       — Ожидал узреть тебя нагой, — раздался его голос за спиной. Серана не оборачиваясь, ответила, всё так же собирая в тазик затвердевшие носки с верёвки:       — Ага, буду я ещё в Мир голой выходить.       — А кто тебя здесь увидит?       Она обернулась. Разодетый в тёплые одежды Хьялти стоял у столба конюшни, оперевшись на него плечом. Улыбался с любовью, держа руки в карманах штанов, глядел на жену с упоением.       — А вот не знаю, — лукаво ответила она. — С чего ты вообще подумал, что я голая?       — Холода не боишься, да и разбросалась нижним бельём по всей спальне.       — Ха-х, — она отвернула голову, продолжив снимать бельё. — Может, я переодела на другое, ты об этом не подумал?       Хьялти ухмыльнулся.       — Чего смешного? А, может, свободы хотела – носить лифчик ещё та мука… но тебе не понять.       — И слава Талосу… А почему их носишь тогда?       Серана не ответила и, сложив оставшиеся трусы в тазик, направилась к мужу. Остановившись перед ним, держа тазик, улыбчиво взглянула в чёрные глаза и кратко сказала:       — Соски встают.       — Бха-х… ты серьёзно?       — От части.       — А если говорить честно?       — Если честно, то бюстгальтер поддерживает и удерживает грудь с помощью тоненьких металлических косточек, проходящих под ней. Груди болтаются из стороны в сторону, знаешь ли. К тому же лифчик красивый. И меня возбуждает, когда ты снимаешь его глазами, а после руками… Но возвращаясь к соскам – не прилично красоваться ими перед обществом.       — А мне нравится, — хищно скривил улыбку.       — Ха-х, ещё бы тебе не нравилось, — взмахнула свободной рукой, показывая очевидность факта жестом. — Мужчине. — Серана легонько тыкнула пальцем в его грудь. — Вам ведь только дай повод или намёк – сразу же захлебнётесь слюньками. И даже сейчас…— Серана опустила взгляд на выросший бугорок в его паху.       Хьялти улыбчиво развёл руками:       — Ничего поделать не могу… В свою защиту скажу, что не всегда встаёт по воле мужчины. Иногда это бывает просто так. И тоже очень неловко светиться с этим, когда обстановка вообще другая и ни одного намёка.       — …А мне нравится, — соблазнительно осклабилась она, сверкнув клыками.       Хьялти расхохотался, а когда поутих, заявил:       — Красота – страшная сила, — и посмотрел прямо в вампирские глаза, застыв в их чарах на миг, — …ты ей обладаешь.       Тут же приятное смущение окатило девушку волной, в её груди вспорхнули мотыльки. Тысячи шелестящих крылышек чувств пестрили, щекотали сердце и душу. Она нежно поцеловала мужа в губы. Льдом коснувшись лавы, сплетаясь душами и чувствами, разящими сердца обоих. Холодная свободная рука улеглась на дышащих грудях мужа, а Хьялти гладил её по голове, почёсывая шёлковые локоны. Целовались с наслаждением, неспешно… смакуя друг друга… Но Серана хрупко разъединила уста, посмотрела в глубину глаз – околдована ими навсегда – и ласково спросила:       — Ты хоть завтракал? — она чувственно проглотила выделившиеся слюньки, чуть дыша через рот. — Вскочил так рано, не успела ничего приготовить.       — А, — не выраженно махнул рукой.       — Голодный же.       — И ты…       Вампир глубоко вздохнула.       — К обеду буду.       — Суп сварю, не против?       — Только за. Приеду, поедим вместе. Потерпишь?       — Да… Куда ты хоть?       — В Ривервуд. Поздороваться кое с кем.       — С кем, если не секрет?       Хьялти широко улыбнулся и, чмокнув жену в лоб, завернул в стойла.       — Значит, секрет…— Серана последовала за ним, но встала на выезде, не заходя в конюшню.       Снимая седло с крюка столба, Хьялти спросил:       — Пойдёшь со мной в баню вечером? Сегодня Лордас.       — Да, а то ты без меня не справишься.       — Ха-ха…— положив седло на послушного Дымка, Хьялти мимолётно глянул на его копыта. — «Давненько не стачивал, чуть отрасли…» — а после принялся застёгивать ремни, закрепляя седло на законном месте.       — Спинку потереть или в других местах.       — Остришь сегодня, — кратко улыбнулся ей, возвращаясь к столбу за удилами.       — У тебя учусь, — Серана уткнула свободную руку в бок.       — Смотри, понахватаешься всякого.       — Уже…— жена вздохнула, намереваясь закончить беседу. Ладно, пойду раскладывать эту “морозную свежесть”, — слегка вздёрнула тазиком.       — Угу…— Хьялти начал надевать удила на мордашку коня.       — У тебя час, чтобы вернуться к обеду.       — Понял, — не оборачиваясь ответил он.       — …Будь осторожен на дороге.       Хьялти с улыбкой глянул на жену:       — Как всегда.       — Люблю тебя.       — И я.       Супруга послала воздушный поцелуй и зашагала в сторону дома, увиливая на белом фоне снега своим охровым платьем. «Смотрел ей вслед, любовью сердца провожая. Красоту её души, также тело обожая… Боги, я уже думаю стихами.» — ухмыльнулся он про себя. Серана взошла на лесенки порога, улыбнулась на прощанье и зашла в дом. Хьялти перевёл взгляд на Дымка:       — Ну что, друг мой верный, поехали?       Дымок фыркнул.       Довакин заботливо погладил животинку по шее, чувствуя приятный ворс шкуры, её тепло. Мордашка коня смотрела бурыми глазами на хозяина, своими чёрными вертикальными зрачками. Умными, ласковыми.       — Дымок-Дымок, — нежно приговаривал Хьялти, потрепав пепельную гриву. — Сколько мы будем вместе, а? Только Боги знают…— Дова вздохнул морозным воздухом, пробравшим изнутри. Лошадиный запах вперемешку с сеном так же попали в нос. — Ну, в путь, — хозяин умело запрыгнул в седло. Подбив стременами и дёрнув поводьями, Дымок послушно выехал из стойла. Спускались по недавно расчищенной дорожке к тракту – не зря Хьялти горбатиться с лопатой, когда насыпает снега по самое не хочу. Редкие сосны стреляют ввысь своими колоннами, кажущимися чёрными на фоне белого снегового одеяла. Всадник чувствовал, что конь идёт слегка не так – подросшие копыта немного смещают угол соприкосновения с поверхностью земли. Хьялти глянул под жеребца и подумал, разглядывая мощные ноги Дымка:       — «Куплю у Алвора напильник получше… — Подняв голову, Дова обернулся в сторону скалы, где красовалось углубление, словно пещера пыталась выгрызть камень, но передумала. — Заделаю, когда снег сойдёт…»       До дороги в Ривервуд осталось пару метров. Тракт, разумеется, никто не чистил и каменную брусчатку скрыло под слоем снега. Отсюда, с маленького спуска из соснового лесочка, открывался вид на замёрзшее озеро, покрытое бело-прозрачным льдом. Над озером громоздилась чёрная гора Ветреного пика. Огромные древне-нордские арки на вершине можно разглядеть не вооружённым взглядом. Копыта застучали по камню дороги и Хьялти тут же свернул направо, в сторону Ривервуда. Небольшие заборчики из булыжников сопровождали всадника по обочинам, но вскоре сошли на нет, сравнявшись с землёй. Озорной ветер, гуляющий по ледяной глади озера, окатил Хьялти, растрепав чёрные волосы. Тот сразу зачесал их обратно. Путь предстоял в горку.       Поднявшись на раздутый пригорок, Довакин оглядел разветвляющиеся дороги: Левая – протоптанная, следы от колёс, копыт и сапог, а правая – заметённая девственным снегом, который копился здесь с самого прихода Зимы. На развилке стоял деревянный указатель с табличками: путь налево – в Ривервуд, путь направо – в Хелген. Огонь горящих домов вспыхнул воспоминанием, рёв Алдуина застилает уши, а сердце стучится в груди с неистовой силой.       — М-да, — тихо произнёс Хьялти, смотря на Хелген, который видно издалека. Разрушенные стены, чёрные останки сгоревшей деревни, стоящей на заснеженном подъёме в междугорье. — Не самое удачное начало моей “новой жизни”. — Довакин не сильно хлестнул поводьями и Дымок зацокал копытами.       Спуск вилял длинным серпантином. Густые ели и сосны покачивали ветвями на ветру, укрывшись в снежные шубы. На пасмурном небе летела одинокая птица, вестница возможного снегопада. Замерзшая река застыла в ледяных водопадах, растелившихся у подножья горы Ветреного пика, спускаясь за лесную даль, к Ривервуду. Спускаясь по дороге, Хьялти увидал три камня-хранителя, стоящих на повороте серпантина. Ему сразу вспомнилось, как вместе с Хадваром проходили в этих местах, сбежав из Хелгена. Тогда всё только-только начиналось… и тот парень, которого вскоре нарекут Довакином, ещё даже не представлял, что ждёт впереди. Какие приключения, события и встречи… Лицо милой жены предстало перед глазами, Серана скромно улыбалась, глядя в ответ пламенными глазками. Сердце подпрыгнуло чувствами. Ушедший месяц Утренней звезды был самым счастливым в жизни. Было всё, что можно пожелать… и даже больше. Её холодные прикосновения до сих пор помнились с острой точностью. Вскруживающие голову охи и стоны любимой женщины заставляли сердце клокотать. Жалящая боль укуса меркла в сравнении с чувством заботы и желанием сделать супругу счастливее – хотя бы на день могла забыть жгущую жажду в горле. Хьялти искренне радовался, когда видел эти вампирские глаза полные удовлетворения, бесконечной жажды и благодарности. Бесценно для него. И не особо важно, что жертвует собой. Это всего лишь малая оплата за целое счастье. Сколько раз он ей так говорил?..       Свернув у камней, Довакину предстоял длинный спуск, который приведёт туда, где всегда становиться тепло на душе. Шум бурлящего водопада давно утих, сменившись хлёстким свистом ветра, приносящий в Скайрим тучи, снег и Зиму. Сосновый бор по правую руку мирно спал своим сном и только красавица Весна могла разбудить столь великовозрастные деревья, коснувшись их своим теплом и капелью. Но сейчас горный перевал зимнего пейзажа молчаливо приветствовал героя. Дымок нервно фыркнул, Довакин сразу же присмотрелся к поведению скакуна:       — Что такое? — риторически спросил он, погладив по шее.       В дали, из-за скал и сосен, послышался стайный вой волков.       — А-а, понятно, что такое…— Хьялти посмотрел в глубину бора, чуть прищурившись, но не увидел хищников. — Не боись, друг, проскочим. Кин с нами, — Довакин поднял глаза к небу и медленно вдохнул бодрящий зимний воздух. Слабо вдарив стременами, Дымок сразу перешёл с неспешной ходьбы на рысь. Копыта застучали о каменную дорогу веселее. Хьялти уверенно держал поводья, не отворачивая головы от леса, рыская взглядом в поиске стаи… И вот блеснули глаза. Серые силуэты медленно выходили из-за скалы, скалившись, пробираясь всё ближе от дерева к дереву. Один из волков отделился – видимо, хотел зайти с другого фланга. Дымок нервозно дёрнул головой, встрепенулся, но Хьялти бесстрашно смотрел прямо на вожака с белым пятном на боку. Вычислил его по самой уверенной походке. Лидер гордо взобрался на скалу, смотрев на приближающуюся добычу издалека. Конь заметно прибавил в темпе, беспокойно мотая головой.       — Я знаю, вы голодные, — тихо произнёс Довакин, глядя в звериные глаза — но не мной будете сыты. И не конём моим.       Приближаясь всё ближе к скальному выступу, за который забегает дорога, на путь внезапно выскочил отделившийся волк. Дымок сразу сбавил ход. Хьялти обернулся и увидел, что ещё пара хищников бредёт закрывать кольцо. «Мудрые животные, — ухмыльнулся Дова. — …Я мудрее.» Слева – обрыв с замёрзшей рекой, а с других сторон – волки, но они не спешили нападать. Ждали команды вожака. Тот до сих пор стоял на вершине небольшой скалы, глядя на попавшую в ловушку добычу. И будто злобно радовался скорому обеду. Конь встал, как вкопанный, начал немного брыкаться, но Хьялти приложил ладонь к мягкой шее:       — Тш-ш-шь, дружище, всё хорошо…       Дымок тревожно фыркал, но ласковые поглаживания хозяина придавали уверенности. Внезапно вожак взвыл и стая, как по команде, сорвалась с места, стремительно приближаясь к добыче. Зубастые пасти раскрыты, голод сверкает в серых глазёнках, бегущие когтистые лапы рвали землю. Дымок заржал и поднялся на дыбы, но всадник удержался в седле, выжидая момент… Хьялти поднял глаза к небу, до ушей доносилось зверское дыхание волков, серая вата непроглядных облаков мирно плыла по небу, скрыв за собой солнце и лучи. Набрав воздуха в грудь, из уст Драконорождённого раздался гром Ту`ума, разнёсшегося эхом по всему междугорью:       — КааН ДРЕМ ОВ!       В одно мгновение бирюзовая волна Крика Гармония Кин расплылась по сосновому бору, окатив волков, коня и, возможно, других животных. Хищники остановились в метре от успокоившегося Дымка, ласково заскулили, завиляли хвостиками. Скакун довольно фыркал и Хьялти погладил его по шее, взглянув на вожака с белым пятном. Тот мирно сидел на скале, смотря в ответ, дружелюбно склонив голову. Довакин благодарственно кивнул и молвил коню:       — Но! — подбив стременами и поводьями.       Дымок застучал копытами по дороге.              Большая каменная стена с деревянной крышей, под которой ходила парочка вайтранских стражников, выросла на пути. В арочном проёме виднелась главная улица Ривервуда, являющаяся продолжением тракта. Деревянные домики с соломенными крышами облепили дорогу по обочинам. Хоть деревня и была прихорошена белым снегом, но всё равно некое тепло изливалось в душу от её вида. Из труб домов валил дымок, улавливаемый носом. Завидев приближающегося всадника на пепельном коне, один из стражников, стоящий у проезда, признал известное всем лицо:       — Довакин! Рад тебя видеть!       Хьялти улыбчиво кивнул, только подъезжая к арке.       Стражник на стене заострил внимание на прибывшем госте:       — Без брони и не признаешь сразу.       Дова довольно хмыкнул и проехал стену, оказавшись в деревне.       — А меня на драконе прокатишь? — раздался задорный голос стражника из-за спины.       Хьялти обернулся, ответив с хитрыми глазами:       — Если попросишь его вежливо.       Единственный дом, стоящий на левой обочине почти у берега, – жильё Алвора и Сигрид. Кузнец во всю работал молотком по раскалённому металлу в своей кузнице, являющейся большой крытой пристройкой к обыкновенному дому. Остановившись, Хьялти спрыгнул с коня и привязал поводья к деревянным перилам веранды дома.       — Не холодно на улице работать? — улыбнулся Драконоборец, поднявшись по двум ступенькам в кузницу.       — Во имя Исми́ра…— басистый голос расплылся добродушием по лицу Алвора и тот оставил молоток с заготовкой на верстаке. — Нет, жар кузницы греет, — зачесав светлые до плеч волосы назад, бородач крепко пожал руку неожиданному гостю. — Каким ветром занесло ко мне? И где твоя жена?       — Дома, отдыхает, — Хьялти осмотрел меховую одежду хозяина дома, на которую поверх надет тёмный кузнечный фартук.       — Зайдём внутрь, Сигрид как раз обед готовит. Встречу такого гостя, как полагается.       — Благодарен за гостеприимство, но спешу отказаться – прибыл по личному делу.       — Что за дело? — озадаченно поднял бровь норд, вытирая грязные руки о серое полотенце.       Хьялти безмолвно полез за пазуху и вынул дневник:       — Я хочу сделать новую броню для неё, — он открыл последние страницы и показал кузнецу чертежи. — Подарить на день рождения.       Алвор, почёсывая бороду, всматривался в зарисовки и вчитывался в надписи с заметками.       — И когда у Сераны день рождения? — последовал вопрос от кузнеца.       — 30-е Первого зерна.       — То есть, срок – два месяца?..— Алвор посмотрел задумавшимся выражением лица на Довакина.       — Да, поэтому обратился к тебе, потому что сам не успею и буду занят. Возьмёшься?       — Взяться то возьмусь, в деревне работа кузнеца – это подковать, заточить, да гвозди изготовить. А вот чтобы доспех создать – это всегда вызов для мастера. И я его принимаю.       — Если потребуется помощь, то поезжай к Йорлунду. Он в курсе моих планов. Тем более я видел, как вы поладили на свадьбе.       — Серая Грива – кладезь мастерства и знаний. Я рад, что смог лично пожать ему руку. Но о работе в Небесной кузнице я мечтаю с детства.       — Тогда вот, — Хьялти выдрал листы с чертежами из дневника и протянул кузнецу, — держи.       Алвор аккуратно сложил листки себе в карман фартука.       — И вот ещё, — Довакин вынул из-за пазухи толстый кошель с монетами, — аванс. Думаю, этого хватит на первое время.       Кузнец с немалым изумлением взял в ладонь тяжеленький мешочек:       — Там же целое состояние.       — Для друга – не жаль. Заплачу оставшуюся половину, когда приеду в следующий раз.       — Договорились, — Алвор убрал деньги в карман и крепко пожал руку Хьялти.       — И да, у тебя есть напильник с крупной насечкой?       — Разумеется.       — Один?       — Нет, целых три, — кузнец указал рукой на висящие над верстаком инструменты.       — Продашь мне один? А то у меня только с малой насечкой – муторно копыта подпиливать.       — Конечно, бери, — норд взял крупный напильник и протянул Довакину. — Для друга – не жаль.       Хьялти улыбнулся и принял скромный подарок.       — И куда ты теперь? — спросил Алвор, скрестив руки на груди.       — Домой, — Дова убрал напильник в карман, но тот не поместился, выглянув деревянной рукоятью, — на обед.       — Приятного аппетита.       — И тебе.       Дверь дома отварилась и на улицу выбежала Дорти в меховой шубке:       — Пап, там мама зовё… Дядя Довакин? — заприметила она гостя.       — Здравствуй, юный мастер, — искренне улыбнулся Хьялти.       Девчушка радостно обняла Дову. Тот нежно погладил её по заплетённым каштановым волосам. Озорные детские глазки посмотрели на бородатое лицо улыбающегося Хьялти:       — А где тётя Серана?       — Дома, варит суп.       — Мама тоже варит суп, из курицы.       — Ох и завидую.       Дорти улыбнулась, а после спросила:       — А вы на долго приехали?       — Нет, мне уже пора уезжать.       — И сколько мы не увидимся?       — …Хм-м, — задумчиво поджал губу Хьялти. — Рассчитываю, что месяц.       — Кстати, — Дорти разняла объятия и подскочила к столярному столу, схватив железный кинжал. — Посмотрите, что я выковала.       Хьялти сел на одно колено и взял в руки оружие, осматривая изделие:       — Ты посмотри какая красота…       — Папа говорит, что я ещё слишком мала, чтобы носить оружие.       — И правильно говорит, — сказал Алвор. — Нужно сначала овладеть им, а после носить.       — Дядя Довакин, а вы меня научите сражаться?       — Ха-х, мне и самому бы научится, — ухитрился он.       Кузнец погладил дочь по голове:       — Дорти, скажи маме, что сейчас буду.       — Хорошо.       — Держи, ты молодец, — Хьялти протянул кинжал девчушке, и та положила его на место. Дова встал с колена.       — Я очень рада, что вы к нам заехали, — Дорти вновь обняла Довакина. — Ещё увидимся, — и забежала домой, закрыв дверь.       — Дети-дети…— с упоением произнёс Алвор.       — Не то слово, дружище, — улыбнулся Хьялти. — Ну, мне пора.       — Удачи на пути, герой Скайрима.       И крепкое рукопожатие скрепило ладони.       Хьялти спустился с веранды и, перейдя улицу, зашёл в противоположный двухэтажный домик с вывеской “Ривервудский торговец”. Скрипнув петлями, Хьялти оказался в ароматном тепле, закрыв за собой дверь. Небольшая комната освещалась горящим камином. Множество товаров и угловатый деревянный прилавок рассеялись по всей правой части дома: мечи, одежда, побрякушки и всякая всячина лежала на тумбах и стойках. Но самое главное – это золотой драконий коготь, ключ от Ветреного пика, гордо лежащий на прилавке. У огня был подвешен котелок.       — Камилла, — раздался шероховатый голос хозяина из-под прилавка, — мне кажется, что у тебя суп скоро убежит…       Улыбнувшись, Довакин подошёл к большому чугунку и заглянул во внутрь: желтоватая перчённая жидкость бурлила картошкой, морковкой, зеленью и кусочками мяса.       — Думаю, что не убежит, — спокойно отозвался Хьялти, оценивая внешний вид похлёбки.       — Во имя Восьмерых…— не поверив ушам, Лукан Валерий моментально вскочил на ноги и увидел гостя: — Ха, это ты? Вот уж не ожидал! — черноволосый имперец, носивший короткую бородку, сбритую по щекам, одетый в недешёвую красноватую рубаху с синими узорами, радостно протянул руку.       Улыбаясь Хьялти ответил, пожав крепкую руку Лукана:       — Надеюсь не потревожил зря?       — Конечно нет, я… мы с Камиллой очень рады таким гостям. А где твоя жена?       — Дома кашеварит. Хозяюшка.       — Ну и представления ты устроил на свадьбе, мы до сих пор вспоминаем.       — Ха-х, — усмехнулся Дова, но решил вернуться к вопросу: — Лукан, я бы хотел купить у тебя припасов домой.       — Конечно, с радостью покажу ассортимент!              В бурлящий суп высыпалась зелень. Серана постучала по разделочной доске ножом, чтобы скинуть остатки порезанной петрушки. Огонь в камине полыхал, съедая дрова. Котелок с супом висел над пламенем, кипел, пока Серана поджаривала в печи последнюю наструганную луковицу на сковороде, неспешно размешивая деревянной ложкой.       — Хозяюшка…— улыбнулась она себе. — Вот так я себе и представляла собственную семейную жизнь, шныряя по катакомбам: спокойная, в бытовых заботах, в доверии, любви… Красота, не иначе. — Но тут её осенило: — Ох, а хлеб то есть? — Серана оставила сковороду и подошла к буфету, открыла верхний ящик – в хлебнице пусто. — М-да, забыла сказать, а напечь не успею. Придётся ему есть так, если не додумается купить хлеб в Ривервуде. — Она вернулась к сковородке. Жарящийся на масле лук тихонько приобретал золотистый оттенок и Серана перемешала его последний раз, перед тем, как кинуть в суп. Но острый слух уловил топот приближающихся копыт и фырканье. Схватив сковороду за деревянную рукоять, Серана высыпала лук с маслом в суп, пошкрябала хорошенько ножом и поставила на стол. Вытирая руки о полотенце, она спешно зашагала босыми ножками в сторону входа.       Дымок послушно взбирался по расчищенной дорожке к стойлу. Ни с того ни с сего Довакин зевнул, прикрыв ладонью рот. Холодный воздух тут же наполнил лёгкие и выдохся тёплым паром изо рта. Приблизившись к конюшне, за спиной раздался скрип входных дверей, в которых показался охровый силуэт платья.       — Что-то ты быстро, и часа не прошло, — громко сказала Серана и спустилась по лесенкам, направляясь к стойлам.       — Это я ещё задержался, — спокойно ответил Хьялти, заехав под крышу и спрыгнув с седла.       Серана подошла к стойлам и опёрлась плечом о столб конюшни, скрестив руки на груди.       — Я тебе привёз кое-что, — Довакин похлопал по холщёвому мешку, лежащем на Дымке. — Продукты.       — Скорее, это ты себе привёз.       — Ну, да. С тобой-то всё намного проще.       Она вздохнула, а после небольшой паузы заявила:       — Ещё суп не доварила.       — У тебя время есть, — ответил он, распуская ремни седла. — Мне ещё сточить копыта нужно и Дымку, и Эмили – отрастают уже.       — Поэтому напильник купил? — подметила жена деревянную рукоятку, торчащую из кармана его куртки. — К Алвору, что ли, ездил?       — И к нему тоже, — улыбнулся он, положив мешок с коня на промёрзлую землю.       Серана отстранилась от столба и зашла в конюшню.       — Тогда жду тебя дома, — она взяла тяжёлый мешок одной рукой, будто тот особо не весил.       Увидев это, Хьялти слегка приподнял бровь, сняв седло с Дымка:       — Хорошо, как закончу, поедим, — и нацепил на крюк.       — М-хм, — согласно мыкнула жена и пошла по снегу домой, закинув мешок на плечо, как котомку.       Провожая её взглядом, Хьялти снял удила и повесил к седлу. Сняв коричневый ковочный фартук с гвоздика, прибитого к перегородке, Довакин надел его поверх куртки, закрепив лямки за бёдра. Высунув из кармана куртки напильник, он всунул его в отсек фартука рядом с коллекцией всевозможных инструментов для работы с копытами: от скобелей до шил. Достав из кармашка небольшую киянку и специальный инструмент с клином на конце, Хьялти обошёл коня, развернулся к нему спиной и взялся за копыто, зажав его между своих ног:       — Ну, начнём…— Вклинив инструмент между копытом и подковой, Хьялти постучал молоточком, отслоив последнюю. Вынув щетинистую щётку, Довакин прочистил копыто от грязи и снега, а после, сменив на кусачки, он принялся убирать лишний объём удлинившегося копыта с боков. Дымок послушно стоял на трёх ногах, спокойно пожёвывая заготовленное сено из кормушки. Закончив с кусачками, Хьялти вынул купленный напильник с крупной насечкой и начал выравнивать подошву, так же проходясь по стенкам самого копыта.       — Во, пошла работа! — обрадовался он эффективности нового инструмента. Сменив крупный напильник на более мелкий, Хьялти придавал более гладкую и точную форму. В процессе обработки копыто приобретало всё более светлый цвет: от коричневого до, практически, молочного.       — Обтёсывал ваши копытца недели две назад…— Хьялти разжал бёдра и Дымок встал на четвёртую ногу. — А уже подросли. Кушали, значит, много… и какали тоже – вон сколько мешков с удобрениями на весну за конюшней стоит…— Довакин взял небольшую деревянную подставку, на которую опёр недоделанное копыто. Он выхватил кусачки, снимая ороговевший материал с кончика копыта. — На весь огород хватит… Почва плодородная будет, – вырастит всё, что посадит Серана. А она-то посадит – мы тут всей нашей небольшой семейкой алхимики: я, Серана, моя дорогая тёща…— Хьялти поменял кусачки на крупный напильник, придавая красивую и правильную форму копыту. — «Интересно, — подумал он, — продвигаются ли у неё эксперименты с моей кровью? Спрошу первым делом, когда встретимся…— Сменил на напильник с малой насечкой. — Чувствую себя конюхом в такие моменты… А что? Всё – собственное хозяйство: огород, скотинка, дом. Забавы кончились, и теперь жизнь по-настоящему заиграла своими обязательствами… А когда и дети появятся – если появятся – то тогда точно покоя не жди, — Хьялти мирно улыбнулся и снял копыто с подставки. Сняв с гвоздика подвешенные щипцы и подобрав ими упавшую подкову, в свободной руке Хьялти загорелось магическое пламя. Дымок недовольно фыркнул. Кузнец поднёс подкову к ладони, нагревая огнём металл. Когда сталь начала темнеть, Довакин потушил огонь, взялся свободной рукой за обработанное копыто и прислонил к его подошве подкову. Шипение и дым с запахом горелой кости попал в нос, но Дымку не больно, он стоял смирно. От прижигания копыто приняло плоскую подложку для подковы. Хьялти отпустил ногу коня и разогнулся. И вновь в свободной руке загорелась магия, но только не огня, а холода. И Довакин лёгкой морозной дымкой остудил горячую подкову, убрав её в кармашек. В который раз взявшись за копыто, Хьялти вынул скобель и начал счищать обгорелые неровности по краям прижигания. Когда дело было выполнено, то оставалось лишь прибить подкову на своё законное место. Так он и сделал, вынув и молоточек, и гвозди, и подкову.       — Ну что, дружок, осталось ещё три, — забив подкову, Хьялти отпустил копыто и разогнул спину. — И тебя это тоже касается, — обратился хозяин к Эмили, что мирно лежала в соседнем стойле, прислонившись к перегородке.       Та подняла умную мордашку.       — Жди, сначала друга твоего… Хотя не знай, друга ли? А то вон как ласкаешься с ним. Мордочкой, да гривой.       Эмили довольно фыркнула.       — Вот-вот, — Хьялти подошёл ко второй задней ноге Дымка. — А потом жди от вас жеребёнка. Ох…— вздохнул он радостно и взялся за копыто коня, зажав между собственных бёдер.              Когда дела в конюшне были сделаны, а копыта лошадей приведены в порядок, Хьялти снял с себя фартук, повесив его обратно на гвоздик.       — Ну, дорогие мои, спасибо за компанию и за работу, я пошёл есть, — погладив на прощанье Эмили и мордашку Дымка через перегородку, Хьялти зашагал домой. Пасмурное небо ещё более захмурело и первая снежинка пролетела перед лицом Драконорождённого. Тот, не останавливаясь, задрал голову к верху. Что-то было там, за тучами, за небом… Бескрайняя пустота или Мир Божеств? Он не задавался раньше такими глобальными вопросами. Видимо, постоянный покой и жизнь в тишине пробиралась в глубь головы, выдёргивая оттуда загнанные в тёмную коробочку мысли. Или это сам Хьялти менялся?.. Ведь все меняются, в большей или в меньшей степени. И даже самые закоренелые преступники и бандиты. Что-то щёлкает в голове или происходит в жизни, что делает человека отличным от его вчерашнего. Ну а, может, и не щёлкает. Мы разные и неправильно говорить за всех – есть в стаде и паршивые овцы, и совершенно уникальные личности. Ветер сменил направление и подул в лицо, омыв прохладой. Это сбило с мысли и Хьялти будто очнулся ото сна. Вновь увидел вокруг сосны, скалы и сугробы. Забравшись по лесенкам, Довакин зашёл в дом.       Захлопнув за собой дверь, в нос тут же попал вкусный аромат приправ, поджаренного лучка. Холод тут же растаял с одежды. Простучав сапогами в прихожей, очистив их от снега, Дова зашагал в гостиную.       Камин пощёлкивал, освещая большое пространство. Голова-чучело рогатого оленя всё так же благородно висело над очагом. На обеденном столе уже стояла хлебница с нарезанными ломтиками, полная тарелка супа с деревянной ложкой и железный кубок. Зажжённые канделябры освещали трапезную идиллию на столе. Среди них затесалась маленькая бело-глиняная ваза с одним увядшим голубым горноцветом. Хьялти поднял бровь, остановившись у стола. Из раскрытых дверей кухни вышла жена, вновь вытирая руки о белое полотенце:       — Остыло уж давно, — Серана повесила тряпку на спинку стула и села за стол, рядом с местом Хьялти.       — Это что? — улыбнулся он, указав на вазу.       — Голубой горноцвет. Хотела как-то оживить убранство. Не хватает мне цветов и луговых трав.       Хьялти пошёл на кухню, чтобы сполоснуть руки, и спросил оттуда:       — Снег лежит только месяц, а ты уже соскучилась?       Серана не нашла, что ответить, поэтому безмолвно оперлась локтем о стол, посмотрев на играющий огонь.       Довакин вышел с кухни:       — Ты чего? — он подошёл к её стулу и вытер мокрые руки о полотенце, вопросительно оглядывая супругу.       Она обернулась и совершенно спокойно ответила:       — Ничего.       — Точно? — Хьялти сел на своё место, внимательно смотря в омут вампирских глаз. — Может, что-то хочешь сказать?       — Я слышала твой Ту`ум, Гармонию Кин.       — А, — махнул рукой и взялся за ложку, — это волки. Вожак у них с белым пятном на боку.       — …Почему-то начинаю переживать, когда мы не вместе.       Хьялти улыбчиво хмыкнул и съел одну ложку супа, заев хлебом.       — Не смешно, — без капли смеха посмотрела она на мужа.       — А когда ты не переживала? — поинтересовался он, проглотив.       Серана задумалась, пыталась отыскать среди множества воспоминаний и чувств, когда ей было всё равно на человека, который сидит рядом… но таких не было. Всегда думала о своём спасителе, даже когда отец выгнал Хьялти из замка, не принявшего дар вампиризма. Хотя…       — Когда восстанавливала силы после анабиоза, — ответила она. — Тогда я не беспокоилась о тебе, — Серана посмотрела на уплетающего суп мужа серьёзными глазами. — Беспокоила лишь жажда, — тяжёлый комок слюней закатился в горло, сдерживая вечный голод, скребущийся со вчерашнего дня.       — Представляю, как ты пировала, — прожевав, улыбнулся он.       — Не представляешь. До сих пор гложет сделанное.       — Да брось, это было необходимо.       — Я себя так же уверяю.       Съев одну ложку, Хьялти продолжил говорить, одновременно пережёвывая:       — Хватит себя корить за прошлое. Прими и его, и себя. Поверь, жизнь сразу красками заиграет.       — Тебе-то это только предстоит узнать, как это, принять прошлое.       — А вот тут не скажи. У меня тоже, знаешь ли, всякого произошло в жизни за эти года.       — И то верно…— Серана тяжко вздохнула.       Молчание повисло незаконченностью. Хьялти спокойно ел суп, а стреляющие в камине дрова сопровождали его прихлёбывания с ложки. Фитильки горящий свечей на канделябрах подёргивались от неощущаемого сквознячка. Некая грузность свалилась на хрупкие плечи Сераны, окуная в раздумья о чём-то мрачном, прошлом. Тут внезапно Довакин задал вопрос, глянув на лицо жены:       — Всё время размышлял, кто и когда научил тебя бальным танцам?       Серана будто ожила, а вампирские глаза сверкнули:       — Мама, — уголки её рта чуть расплылись в улыбке.       — Валерика?       — Она – королева, не забывай этого. Таких особ учат с детства, как стоять, как ходить, как двигаться… И этим премудростям она и меня учила, хоть я и не очень любила эти занятия. Больше предпочитала ходить по саду или изучать замок.       — И, как это было? И вообще, зачем она учила тебя этому? Вы же одни на острове, — его брови съехались в озадаченности.       — Чтобы я не упала в грязь лицом на балу.       — Балу? Вампиры балы устраивают? С кровавыми кубками, развратом и шуршащими платьями?       — О Талос, что за представления? — усмехнулась она в недоумении. — Нет. Ещё до обращения к нам в замок приезжали папины друзья своими семьями. На праздники и прочее. Это было очень редко, но впечатляюще. И мамины наставления очень помогали. Не зря я тренировала движения с… куклой.       — Куклой? — всё дивился муж.       — Да, она сама сшила, так как партнёра у меня не было.       — Забавно, — улыбался Хьялти и хлебнул ложку супа.       — И это тряпичное нечто было для меня единственным другом на всём острове. А после, когда мне стукнуло шестнадцать, куклу пришлось выбросить – вся износилась и, действительно, было проще выбросить, чем постоянно залатывать.       — Наверное, это было горькая утрата для подрастающей девицы.       — Да… прожигало.       — И, что, более тебе не понадобились бальные навыки?       — После обращение лишь единожды, когда столичный клан приехал делегацией с поздравлениями.       — И тогда были кровавые кубки?       — Да, к сожалению. Но без разврата, как ты представляешь.       — Шучу же, — широко улыбнулся он, съев ещё одну ложку супа. — М-да, представляю эту картину: главный зал замка Волкихар, столы с налитыми бокалами, везде флаги клана; ты, тёща и Харкон сидите за главным столом, гости туда-сюда… И тут, перед самим балом, к тебе подходит красноглазый юноша, — Хьялти внезапно встал из-за стола и сделал пригласительный жест ладонью, приняв элегантную позу. — Не желает ли дочь лорда Харкона подарить мне свой прекрасный танец, отточенный ранее на кукле?       — Ешь, не паясничай, — чуть прыснула она, прикрыв рот ладонью.       — Я настаиваю, принцесса Серана. Убеждаю ваше сиятельство, что после ублажу вас бокальчиком свежей нордской крови.       — Ну вы и умора, достопочтенный Хьялти Драконорождённый, — Серана протянула изящную руку, приняв приглашение.       Довакин мигом подтянул жену к себе, обхватив крепкой рукой за талию, другой сплетясь пальцами с её ладонью. Пылающие огнём глаза супруги оказались практически вплотную, гипнотизируя мужской взгляд и клокочущее сердце. Он нежно прошептал, не сводя взгляда от этого янтарного омута:       — И платье охровое на вас, и волосы заплетены… Вы так пленительны…       Она безмолвно смотрела в ответ, в чёрную бездну глаз, из которых выглядывала искренняя любовь. Серана аккуратно положила левую руку на его плечо.       — А вы так настойчивы…— неслышно шепнула она в ответ, не осознавая, что губы сами тянуться всё ближе. К его горячим устам, к тёплому прикосновению их кончиков. — …И соблазнительны.       Хьялти прижал супругу ближе. Её босые ножки слегка привстали на носочки и мир угас в закрытых веках – аккуратный и мягкий поцелуй соединил влюблённых в одно, заострив внимание на воспевающих чувствах, на леденящем холоде и расплавляющей жаре, ласке и хрупкости этого приятного прикосновения. Она чувствовала привкус жареного лука, но это меркло на фоне порхающей в груди любви… и ей было всё равно. Хьялти дышал через нос глубоко и тихо, зацепляя её морозные губки своими. Серана чуть закусывала в ответ, наплывая под их тепло и приятную влагу. Когда уста смогли разомкнуться, Хьялти посмотрел в её глаза и негромко сказал:       — Теперь то вы подарите мне танец?       — С превеликой радостью, — легонько улыбнулась принцесса.       — Сейчас бы бард не помешал…       — Без него. Лови такт…— Серана сделала размеренный шаг, потянув мужа за собой.        Тот ловко подстроился под начавшееся завихрение супруги.       — И раз, два, три…— считала она, умело переставляя босые ступни, — раз, два, три…       Хьялти не отставал и пара кружилась в вальсовом танце по всей гостиной, огибая стулья, лестницы на второй этаж, ящики и мешки. Их глаза смотрели друг на друга, не замечая весь остальной мир. Ноги сами двигались, подхватив ритм и общую закономерность действий.       — Тело помнит, — улыбнулся ей муж.       — Твоё тоже…       — Был хороший педагог, как Валерика.       — Мама любила это.       Но внезапно Хьялти остановился, как вкопанный. Серана по инерции пошла дальше, но дёрнулась о мужа, как о каменную статую. Её недоумевающий взгляд посмотрел на супруга, но тот даже не моргал…              В летней прохладе ночи пахло слащавой вишней. Блеклый полумесяц на звёздном небе светил через большое раскрытое окно спальни. Голубые прозрачные шторы развивались на приятном сквозняке, а горящая свеча на тумбе отгоняла холодные краски тьмы от роскошной кровати… Её голова лежала мужской груди… длинные каштановые волосы расплылись волнами по бархатной постели. Его рука мягко поглаживала женскую оголённую спину: такая нежная, такая тёплая…       — У тебя отличный учитель, — ласково прозвучал женский голос.       — Мама любила это…— ответил я, глядя на украшенный потолок…              Пелена умыкнула с глаз, растворившись в небытие, сфокусировав взгляд на изящном лице супруге… которое, почему-то, трепетно переживало. Хьялти тут же помотал головой, придя в себя.       — Дов, ты чего? — спросила она нежной тревогой, приложив холодную ладонь к бородатой щеке мужа.       Он в непонимании смотрел на неё, будто не узнавал, но это не так.       — Ты видел что-то?       Чёрные глаза в миг встрепенулись:— Прошлое…— лишь шепнул он, суетно доставая дневник с карандашом из-за пазухи.       Брови жены приподнялись удивлением.       Хьялти разнялся с партнёршей и не раздумывая уселся за стол на первый попавшийся стул. Серана примостилась рядом. Страницы в миг распахнулись и карандаш активно застрочил шершавым звуком по бежевому листу дневника. Он записывал всё дословно, как запомнил, как ощутил это летнее мгновение спокойствия с какой-то женщиной или девушкой… женой? Серана внимательно следила за появляющимися словами и жадно вчиталась в них.       Карандаш замолк и упал между страниц. Хьялти откинулся на спинку стула, продолжая бурить взглядом ничто, словно он смотрел не на стол, а в свою память, вновь и вновь переживая всплывший отрезочек прошлого. Слышно дышал через рот и не моргал. Вампир слышала, как повысился его пульс.       — Я…— сказал Хьялти, но тут же замолчал, так и не продолжив.       Серана смотрела на хмурое лицо мужа и с трепетом ждала, что он скажет.       — …Мы едем 28-го числа. Готовься. Во всех планах, — Хьялти повернул голову, глянув в ответ.       — Хорошо, — понимающе ответила жена.       Хьялти встал со стула, убрал дневник за пазуху и сел на своё место, где ждал тарелка с недоеденным супом. Всё это происходило в томном молчании дум, и только треск горящих дров разбавлял её. Серана всё так же сидела на своём месте, оказавшись напротив Довакина. Положила ладони на стол, смотрела на мужа, как ест, как тягомотно зачерпывает ложкой и кладёт в рот, делая это на автомате – вновь его лицо сигнализировало размышления.       — Ты дума…— но она не успела спросить, как Дова в миг перебил:       — Я не думаю. Это начинает проясняться – непривычный покой в нашей сумбурной приключениями жизни даёт свои плоды. Уверен, что именно из-за резкой смены обстановки… Голова забивалась, а теперь разгружается. Доразгружалась, Талос благослови: вначале – отец, теперь картинки вижу. Что дальше, а?..— он вновь замолчал, продолжив погружённо обедать. Суп уже почти на дне, а нарезанные кусочки хлеба заканчивались.       Треск дров. Стук деревянной ложки.       Хьялти доел суп и отодвинул тарелку от себя:       — Вкусно, как всегда, — спокойно сказал он, встав с кресла и взяв в тарелку в руки.       — Я помою, — Серана так же встала с кресла.       Довакин стоял неподвижно, следуя глазами за супругой, обходящей стол. Та подошла и протянула ладонь:       — Давай.       Но Хьялти наоборот отдалил тарелку прочь. Серана приподняла левую бровь.       — Услуга за услугу, — серьёзно говорил Драконоборец, глядя прямо в огненные глаза. — Еда за еду: кровь за суп, — в хмурой стене лица пробилась брешь пробивающейся улыбки.       Она в миг раздобрела, уткнув руки в боки.       — Отказ не принимается. Пока я твой муж – будешь сыта.       — Тогда я в праве выбрать место, — Серана блеснула игривым взглядом.       — Удиви меня.       Как только он произнёс эти слова, вампир молниеносно впилась клыками в шею, во внутреннюю яремную вену. Ладонью убрала его голову в бок, другой обхватилась за плечо. Хьялти даже моргнуть не успел, как острая боль тут же пронзила, растекаясь к голове и груди.       — О-гх, — лёгкий шок притупил болезненные чувства. Чёрные глаза немного приоткрылись. Но когда Довакин осознал, что сейчас произошло, то сразу же прижал её голову плотнее. Шелковистые волосы жены струились по грубым пальцам, обтекали… холодные губы возбуждающе касались о горячую шею… Но в груди ощутимо кольнуло и Хьялти слегка поморщился. Кровь вены не доходила из головы до сердца, а жадно высасывалась женой, одурманенной слащавостью соблазнительного лакомства. Вампир слышно дышала через нос с закрытыми глазами. А Хьялти до сих пор держал вытянутую в сторону руку с дрожащей тарелкой… Мир начал плыть волной, ноги потихоньку превращались в воздушную вату и стоять ровно уже не получалось. Не отпуская и не отрываясь губами, Серана усадила мужа в кресло, сев на его колени.       — Серан…— тихо сказал он, выронив из ослабленной руки тарелку. Яркость свечей начала гаснуть или это в глазах начало темнеть?..— Не могу…— дыхание становилось тяжелее.       Её голова затряслась, а холодные пальцы вжались в плечо… Жена с усилием оторвалась от шеи. Из колотых дырочек булькнули багряные дорожки. И тут же солнечная магия Восстановления овила пару, струившись из женских ладоней. Два прокола мигом затянулись и Серана с жадностью слизала языком оставшиеся бегущие струйки, успев до того, как те замарают одежду… Дышала ртом, возбуждённо облизывая окровавленные губы. Довакин тяжело поднял голову и посмотрел в кипящие вампирские глаза, и они тут же приблизились – супруга соприкоснулась лбами и теперь её внутренний мир отражался через магмовый взгляд, отражая чистую душу, искренние чувства и любовь, распирающую девушку изнутри. В них было всё… аж до дрожи, до скачущего пульса на кончиках пальцев ног. Их огненный космос завихрялся красками бескрайних туманностей… Женские губы очень тихо прошептали:       — Не перестану благодарить тебя…— а холодные ладони нежно обхватили мужскую голову.       Хьялти спокойно молчал, попросту наслаждаясь моментом.       — Не представляю свою жизнь без тебя… Без этого порхающего стука сердца, тепла, любви…— Лишь на миг их губы коснулись друг друга, а веки закрылись, погрузив Мир в темноту бурлящих чувств. Хьялти тихо дышал глубоким жаром через рот. Желание настоящего поцелуя дразнило, но Серане хватило сил сдержаться, замерев от его кончиков пульсирующих раскалённых губ в считаных миллиметрах, вновь прошептав с закрытыми глазами: — Растворяюсь в этой ласке, нежности… ощущениях, — соблазнительно поелозив по его паху.       Глубоко вздохнув через нос, Хьялти ответил каменным голосом, открыв глаза:       — Не сегодня.       В миг веки супруги поднялись, озарив мужа горящим взглядом:       — Почему?       — Не об этом думается. Меня ждёт работа.       — Хорошо…— отрезвев от чувств, Серана покорно слезла с коленей мужа.

***

      Из-под звонких ударов кузнечного молотка летели яркие искры, испаряясь на лету. Раскалённая до красна заготовка лихо вертелась на громоздкой стальной наковальне – Хьялти умело переворачивал её грани, держа эту металлическую пластину щипцами. Капельки пота катились по его хмурому лбу. Дова облачён в чёрный кузнечный фартук, надетый поверх серой, замазанной в грязи, рубашке; по коричневым штанам видны размазанные угольные пятна – вытирал о них свои кузнечные перчатки, увлёкшись процессом; ноги обуты в чёрные сапоги. Хьялти остановился и поднял глаза на прицепленный к деревянному столбу листок: на нём изображён чертёж нагрудных пластин. Визуально сверив с эскизом остывающую пластину, Довакин посыпал её белым порошком из маленькой баночки, флюсом, и сунул заготовку угли. Поддав жару кузнечными мехами, Хьялти уткнул руки в боки, и оглянулся по сторонам небольшой мастерской: метра четыре в ширину и пять в длину, тёмно-каменный пол и стены; большой круглый горн в центре кипел раскалённым жаром углей; верстак, дубильный станок и плавильня расставлены по углам – всё, что нужно для полного кузнечного счастья. На поверхности верстака лежал раскрытый дневник, а вокруг него разложилось множество различных выкроек из бумаги и кожи. В деревянной миске лежали сотни маленьких эбонитовых колечек, предназначенных для кольчуги. «Ещё много работы…— вздохнул он и оглянулся на краснеющую заготовку в углях. Какое-то лёгкое мгновение захватило его внимание, утянув в мысли о прошлом, которые не отпускали даже спустя неделю: кто та женщина, с которой обнимался в свете луны, и почему он обмолвился про маму?.. Краткое, но броское воспоминание лишило покоя, как случайный лесной пожар, начавшийся из-за небольшой искринки в сухой траве… Чёрные глаза смотрели в одну точку, прямо в раскалённые бело-оранжевые угли, ища в них такой желанный ответ…— Действительно жена?..— подобная мысль кольнула грудь. — Не представляю, как, наверное, ей тяжко: лишиться собственного мужа; попросту потерять, не зная где искать; к кому пойти за ответом… Я бы искал до конца. Хоть в лепёшку расшибся, но искал… Горечь подступает к сердцу, когда думаешь об этой встрече: летит к тебе навстречу радостная, счастливая… а после замирает, видя, как я с другой… Это невыносимо. В груди, мне кажется, попросту разорвёт и не выдержит… Готов ли я обрекать на подобное мою первую любовь, которой клялся в верности, в здравии и горе, в богатстве и бедности?.. Честно? Больно до крови́…»       — Дов…— позади раздался голос Сераны.       Он неспешно обернул голову, увидев скромно стоящую жену у дверного проёма: зауженное в талии бежевое платьице с большим декольте, на груди виднелся детский кулон – знак клана, босые бледные ножки… а чёрные волосы свободно расплетены. Красива, в любом наряде и образе. Хьялти развернулся к ней полностью, встав тёмным силуэтом на фоне яркого света пыхтящей кузницы. В её нежных руках красовалась пара чёрных вампирских сапог с окованным сталью носком.       — Ты говорил мне, чтобы принесла на доработку, — Серана протянула сапоги хмурому мужу.       — Да, спасибо…— вдумчиво ответил Дова и сделал шаг вперёд, взяв увесистые сапоги, и повертел их перед глазами. — Нужно снять с тебя мерки, — Хьялти перевёл взгляд на жену, поставив один сапог на пол, а другой на верстак.       — Ну-у, я здесь.       — В обличии Вампира-лорда.       — А…— на миг приподняла брови, а после сделала шаг назад. Её бежевое платье упало на каменный пол… Бледное нагое тело жены прекрасно. Каждый раз, созерцая этот завораживающий формами вид, Хьялти любовался им до умопомрачения, забывая про всё в округе, игнорируя всё в округе. Лишь она, красивейшая жена… сверкает наготой и пылкими глазками. Это изящно, супруга изящна… Но через мгновение фарфоровая кожа начала темнеть, ноготки увеличиваться, а лицо искажаться. Вскоре перед Довакином предстало величественное существо: жилистое, ещё сильнее, быстрее, кровожаднее; гигантские крылья угрожающе расправились чуть ли не всю ширину кузни; объём груди немного сократился; скалящаяся морда нетопыря хищно глядела на человека. Хьялти спокойно достал из нагрудного кармана измерительный шнур, а с верстака дневник с карандашом, и встал перед Вампиром-лордом, сказав ей:       — Подними ногу.       Серана послушно приподняла массивную когтистую лапу.       Хьялти присел перед женой-нетопырем на одно колено и начал обмерять её, параллельно записывая размеры и зарисовывая неочевидные моменты, как трёхпалая ступня.       — Ты как тут? — с ноткой переживания спросила она, глядя за увлечённостью мужа.       — Нормально, — не поднимая головы, кратко ответил он.       — Я хотела поговорить с тобой.       — О чём?       — …О серьёзном.       — Тогда повремени – я сейчас не настроен.       — А когда будешь?       — Когда лягу в кровать.       — Но ты же сразу уснёшь.       — Перед этим заварю чего покрепче, — Хьялти поднял улыбчивый взгляд. — Не переживай.       — Хорошо, — лёгкая тревога в чёрных глазах Вампира-лорда утихла.       Хьялти вновь опустил голову, продолжив осматривать и отмерять длинные когти. Серана оглядывалась в округе, подмечала элементы готовящейся брони по всей кузне: на манекене простая рубашка, на крышке сундука валяется ещё одна, но с воротом; в миске эбонитовые колечки, большие лекала для длинных одеяний и штанов расстелились по верстаку, кожаные лоскуты ремней и портупеи висели на дубильном станке.       — …На каком этапе твоя подготовка?       Записывая очередную заметку, Хьялти ответил:       — Кую пластины. Нагрудная почти готова: достучу форму и закалю.       — Но она же не одна, — Серана глянула на чертёж на деревянном столбе.       — Разумеется, их целая свора.       — И когда планируешь делать меч Балгруфу, да ещё и мои сапоги?       — Успею, — Хьялти захлопнул дневник и встал с колена, глянув на морду нетопыря.       Серана поставила ногу на пол, сказав:       — Ведь уже 14-е. Пол месяца, дорогой.       — Успею, — настойчиво повторил Хьялти и положил дневник на верстак, вернувшись к раскалённой пластине. Взяв её щипцами, он вооружился молотком и мигом заработал на наковальне.       Обернувшись человеком, Серана успела отойти от летящих искр и надеть на себя платье, прикрыв изящества.       — Тогда жду тебя, — громче проговорила она через стучащий звон.       Хьялти лишь безмолвно кивнул, и та скрылась за открытым дверным проёмом.       Под каждым тяжелым ударом раскалённая пластина гнулась, как мягкий пластилин, принимая нужные для Довакина грани и плоскости. Он уже видел и представлял, как эта деталь блестит на его груди, играет солнечными зайчиками, рикошетит лезвия вражеских мечей… Но пока что это в фантазиях, тихонько воплощающихся в жизнь, с каждым стуком молотка, с каждым погружением в красный уголь и с каждым взглядом на чертёж, висящий на столбе кузницы. Работы предстояло, действительно, много…              Усталость гудела по всему телу, а веки хотели слипнуться сном. Запах мяты и вкусного дерева тонкой ниточкой ласкали обоняние. Хьялти стоял в предбаннике перед зеркалом умывальника и чистил зубы щёткой – только что вышел из бани, быстренько ополоснувшись ледяной водой. Драконорождённый был в одних белых трусах, а грязная кузнечную одежду лежала кучкой на скамеечке. Ещё немного пошоркав щёткой, Дова набрал в рот воды, прополоскал хорошенько и сплюнул в раковину. Улыбнувшись самому себе, он подметил чистый блеск светло-молочных зубов. «И всё же приятнее, когда не чеснок, — подумал Хьялти и дыхнул в свою ладонь, сразу понюхав мятный аромат. Его взгляд случайно упал на белое полотенце жены, висящее на крючке у двери на улицу. — в этот Лордас мылась без меня… Скучно, наверное, — ухмыльнулся он и глянул на металлический тазик, полный замачивающегося белья: нижнее, верхнее, постельное. — Пора поговорить с ней о чём бы она не думала…» — Набрав в ладони чистой воды из ведра, Хьялти омыл лицо и, стряхивая руками, зашагал на выход. По пути затушил фитиль горящего фонаря и закрыл за собой дверь, скрипнув железными петлями.       В одно мгновение мороз окутал закалённое тело. Довакин шёл в ночной темноте, ступая босыми ногами по снегу расчищенной дорожки. Над головой раскинулось чёрное непроглядное небо, скрывшее под собой сияние множества звёзд и лун. Оставшаяся влага на лице и руках быстро леденела, а изо рта шёл густой пар. Холод бодрил, но выпитый до бани отвар из женьшеня прибавлял энергии не меньше. «И даже интересно поразмыслить, о чём же хочет поговорить…— подумалось ему, когда глянул на горящее окошко спальни. Хьялти неспешно шёл к деревянной лестнице террасы. — Хотя тем для обсуждения много… и рассуждать тоже, поэтому лучше не мучать себя, — Довакин оглянулся по сторонам: блеск сугробов, тёмные очертания сосновых стволов, скал… конюшни с колодцем. — Надеюсь Эйла не придёт посреди разговора, — улыбнулся он, ступив на скрипнувшую лесенку, положив ладонь на перила. Хьялти посмотрел направо, где раскинулся живописный ночной пейзаж озера, горы́ и чёрного леса. В свете лун это выглядело ещё более сногсшибательно, но сейчас имеем, что имеем. И не жалуемся. Поднявшись на террасу, Хьялти заметил вдали, почти у берега озера, стаю волков. И, возможно, вожака с белым пятном – но это лишь надежда, потому что разглядеть подобное во тьме ночи очень трудно. Дова ухмыльнулся и, отвернувшись от здешних красот, пошёл к двери.       Петли с непротивным скрипом захлопнулись позади, и Хьялти оказался в узком коридорчике между кабинетом и спальней. Он юркнул во вторую. В свете горящих рогов на тумбах, Серана сидела на кровати, прислонившись спиной к изголовью и скрестив руки на груди. Её ноги укрыты белым одеялом, а бежевый бюстгальтер проглядывал из-под рук. Огненный взгляд тяжело встретился с чёрными глазами мужа. До этого он не ощущал волнение, но сейчас, в этот момент, сердце поддало гулким напором, продавив грудь изнутри. Хьялти тихо выдохнул через нос, но согнать переживание не получилось. Он молча сел рядом с женой на свою часть постели, так же уперевшись спиной об изголовье, повернул голову в её сторону, к светящимся глазам.       — Волнуешься? — спокойно спросила она.       — Есть такое…       — Я тоже…— и отвела взгляд на настенное украшение, висящее напротив.       — Надеюсь Эйла не придёт сегодня, — Хьялти выдавил из себя смешок.       — Будет забавно, — чуть вздёрнула уголок рта.       — Сердце скачет, будто снова жду тебя у алтаря.       — Слышу…       Молчанье ело витающее в воздухе беспокойство, пронизывало уши, проникало в мозг. Учащённые стуки в мужской груди звучали для вампира, как тиканье часов, как капание в мокрой пещере… Давящее, нагнетающее, нервное. Хьялти глубоко вздохнул и решительно спросил:       — Так о чём?       Серана обернула голову на супруга:       — Мы должны были поговорить об этом намного раньше… но я всё оттягивала и набиралась смелости.       — Об исцелении? — спокойно спросил он, пытаясь скрыть распирающий пульс изнутри.       — О его выборе. От этого прямо зависит наша с тобой будущая жизнь.       Густые брови Хьялти слегка прихмурились:       — И с чего хочешь начать?       — Обсуждали ли вы с мамой эти темы ранее или мы говорим об этом впервые – я не знаю, но хочу начать по порядку…— Разговор начал захлёбываться в тишине, но Серана сумела найти в себе силы, прямо спросив: — Как ты относишься к нашему роду?       Проглотив тяжёлые слюни, Хьялти уточнил:       — К вашей династии или к вампирам в целом?       — Вампирам.       Он вздохнул, пытаясь согнать с себя волнение, чтобы думать трезво… Медленно осмотрел красоту жены: волосы, лицо… её глаза:       — Ты – такая же, как я: думаешь, мыслишь, чувствуешь… любишь. Ты – человек в прошлом, но переродившиеся в нечто новое в настоящем. Мир для тебя заиграл иначе, перевернулся с ног на голову: день сменился ночью, сон – дрёмой, еда – кровью… Но ты по-прежнему человек в своём начале… Вот только изменения коснулись не только тела: если пища стала кровью, то и мышление перестроилось – отныне люди расцениваются не как люди, а как еда. Мешки с мясом или попросту “смертные”, как любят высказываться твои сородичи…— Хьялти отвёл взгляд куда-то вдаль. — У вампиров стирается это взаимопонимание, что человек, который такой вкусный и аппетитный, всё так же остаётся им, который думает, мыслит, чувствует и любит. Но оно и понятно, так как не сотрись эта грань, то вы бы с голоду в стазис попадали, — кратко усмехнулся он. — И не только вампиров это касается: взять войну или рядовое сражение. С мечом в руках ты не думаешь, что враг по ту сторону баррикады такой же: что ему холодно, страшно и голодно, как и тебе самому… Нет, эти мысли проходят мимо… И ты встречаешь противника с мечом наперевес, а там Боги знают кем выйдешь из схватки: победителем или проигравшим… К сожалению, это для нас естественно – не считать других за людей, так как за спиной дом, родные и близкие, а перед тобой враг с обнажённым мечом. И попросту делаешь своё дело. Без чувств. Только звон рассекающего меча. Иначе утонешь в них… и убьют уже тебя. Спасаешь себе жизнь, не думая о других, о таких же. Плата за собственное выживание… Мы все не понимаем Смерть, но когда она касается их самих или кого-то из близких, то в голове может щёлкнуть… да так, что мировоззрение перевернётся… Ты поняла её, — Хьялти взглянул в грузные глаза вампира, и они глянули в ответ. — К вампирам отношусь, как ко всем: если враг, то он враг; если друг, то он друг. И ничего более… Но встречный вопрос к тебе, как ты относишься к людям?       — Каждый раз мне жаль, что причиняю боль, но не могу противиться себе и своему нутру. Каждый раз пытаюсь не думать и возводить границу, что жертва – это человек… но выходит скверно. Даже с тобой: ты корчишься, теряешь силы и сознание… а я всё не могу остановиться, потому что смогла разграничить, потому что жажда туманит рассудок. Но перед и после “еды” бьюсь с сожалением… Места себе не нахожу… Как ты сказал: “Утопаю в чувствах”?       Он молча кивнул головой и посмотрел на настенное украшение.       Серана разомкнула руки с груди и положила на ноги, разглядывая профиль лица Хьялти:       — После превращения мне было трудно притрагиваться к трэллам, и мама просто приносила кровь в бокале. Молча ставила бокал на стол и уходила. С каждым годом я старалась привыкнуть к тому, что теперь это норма – пить людскую кровь. И в какой-то момент даже забыла, что эти несчастные что-то чувствуют, перестала стыдиться этого, так как жила в той обстановке и с теми, кто ставил себя выше людей. Но вновь чувства вспыхнули, когда вернулась в замок после пробуждения в крипте: пила до умопомрачения, но чуть не убила их всех… До сих пор помню обречённые пустые лица трэллов. И до дрожи… Сбежала из замка со Свитком и поклялась не трогать никого более. И держалась я до первой брачной ночи… но ты её помнишь.       Довакин искренне потянул уголок рта.       — Отношусь к людям, как к людям. Но благодаря настойчивости мужа, который жертвует себя, чтобы накормить жену, я чувствую вину только перед ним, а не перед всеми.       Его мягкая тёплая ладонь аккуратно улеглась на холодную женскую и их пальцы нежно сплелись, а взгляды встретились.       — Но честно признаюсь…— тихо и с мягкой улыбкой произнёс Хьялти, — мне нравится, когда ты пьёшь мою кровь. Не знаю почему… Кормлю, поддерживая в тебе силы. Забочусь. Это ласкает душу и укрепляет нашу связь.       — Дополняем друг друга…— в ответ вздёрнула уголок рта.       — Счастлив, что мы вместе.       — Но скажи, как сложится наша жизнь?       — Одно я знаю точно – счастливо.       — Уверен?       — Всегда.       Миг порхающего волшебства захватил их сияющие взгляды, отблёскивающие светом свечей, излучающие добро и искренность.       — Но я вампир, Дов…— шепнула она.       — Нет. Ты – Серана, — не громко отозвался Хьялти.       И в это же мгновение любящая жена нежно упала в мужские объятия, овивая его холодными руками, уложив голову на дышащую горячую грудь. Мускулистые руки ласково охватили бледное тело, а пальцы правой ладони начали мягко расчёсывать её бархатистые чёрные волосы.       — И почему ты не за что не ратуешь? — спросила Серана, беззаботно разглядывая рельефный пресс.       — Потому что поддержу тебя в любом случае… Хочу подчеркнуть и силу, и слабость каждой стороны.       — Но будь я человеком, всё изменилось бы.       — Нет, не всё…— кратко улыбнулся он, опрокинув голову о стену.       — Но дети, Дов… Уверенна ты думал о них. О своих, о собственных.       — И только ради них?       — Конечно нет. Из-за тебя: перестать губить единственного и самого дорогого человека.       — А ради себя?       — …И ради себя: хватит существовать в бесконечности, пора заводить часы жизни.       — Ты не думала, если я стану вампиром?       — Я не обреку тебя на муки. Это неверный путь, Дов.       — А если я хочу? Быть с тобой вечность. Не боятся старости. Дышать ночной прохладой под лунами, и целоваться в снегу сколько хочется.       — Но ценой чего?       — Одного необычного укуса в шею.       — Ты не прав. За пеленой влюблённости скрывается разрушительная истина.       — Также могу сказать об исцелении.       — Но я была человеком, понимаешь? Мне есть с чем сравнить.       — Ты забыла, как им существовать: забыла о болезнях, болях и судорогах; мы неловкие, медленные, не видим в темноте, не слышим друг друга находясь в одной комнате; и как я могу забыть про ваши женские штучки каждый месяц; не говоря о том, что нужно ещё в туалет ходить, есть, спать и отдыхать.       — …Мне придётся выбрать то, с чем я готова совладать и поладить.       — А мне остаётся лишь поддержать… Как верному супругу.       — И у тебя даже нет потаённого желания видеть меня в том или ином обличии?       Хьялти решил промолчать, всё так же улыбаясь пустоте.       — …Специально не говоришь? Думаешь, начну относится предвзято к какой-то определённой стороне, потому что, мол, мужу она нравится больше?       — Так и будет, даже не осознавая этого.       — Ну скажи, — наигранной жалостью попросила Серана.       — Не-а.       Её шаловливые пальцы поползли к шее Хьялти и тот сразу сдался:       — Мне нравятся обе стороны медали: и вампир, и человек.       — Врёшь.       — Единственный человек, которому стараюсь говорить правду – это ты. И я говорю её вновь: мне без разницы – человек или вампир, мне нравится Серана, моя любимая жена, спутница жизни.       Она безмолвно подняла голову из-под его ладони и посмотрела в глубокий чёрный цвет глаз:       — Оставляешь меня у распутья, и я не знаю куда идти.       — Чего ты хочешь? — серьёзно спросил он, глядя в сверкающий янтарь в ответ.       — Быть с тобой. Всегда.       — Тогда обрати меня. Прямо сейчас.       Серана легонько помотала головой, а после сказала:       — Либо мы вместе встретим вечность Совнгарда.       — Но придётся умереть в бою, Серан. И не факт, что мы падём рука об руку… Оставим детей на съедение произволу Судьбы?       — Я не смогу тебе родить пока я не-жива.       — Но их можно взять из приюта.       — Я хочу своих, Дов, — Серана нежно притронулась свободной ладонью к спокойному мужскому достоинству, спрятанному под тканью трусов, слабо погладив.       — Но я боюсь тебя потерять – роды могут стать последними, — не обращая внимания на её прикосновения, сказал Хьялти, серьёзно глядя в пылающие глаза. — Зачем мне будущее, где нет тебя? Оставишь на мне воспитание и всё хозяйство… К тому же тёща не простит.       — Простит, я уверенна.       — Но твоя душа попадёт в забвение Этериуса, и мы не встретимся. Никогда.       — Значит, такова Судьба.       — Не нравится мне такой расклад, — прихмурился он.       — Ты сам сказал, что наша жизнь сложится счастливо. И не важно для кого из нас: тебя или меня. Она будет. Да, придётся растить ребёнка одному или одной, но главное счастье – видеть, как взрослеет собственное чадо, как крепчает, как учиться новому. Созерцать жизнь, Дов. Её настоящую… Сейчас, пока я вампир, этого нам не дано. Мне не дано… А мама была бы рада понянчить внука или внучку. Заменила бы ему ли, ей ли меня…       — Не говори такого, — могучая ладонь в миг ласково прикоснулась к холодной щеке. — Не обрекай меня на страдания, — Хьялти очень аккуратно поглаживал жену по скуле, глядя очень хмуро, будто сдерживал накапливающийся порыв слёз.       Улыбнувшись, Серана сказала:       — Пока я твоя жена – будешь со мной, — и морозные губы прикоснулись к горячим…

***

      Убегающие картинки заканчивающегося сна растворились в темноте и Довакин открыл веки. Перед глазами, в полумраке, сладко спало её лицо, мило посапывая. Оно было прижато чуть ли не вплотную и если немного потянуться губами, то можно прикоснуться к холодной коже вампира. Правая ладонь чувствовала что-то очень мягкое и Хьялти опустил взгляд вниз: под укрывающим их обоих одеялом виднелась обнажённая грудь жены, за которую он держался. На бородатом лице расплылась улыбка. «Утро Лордаса 28-го, — подумал Дова, — но пора собираться.» — Высвободив из объятий левую руку, Хьялти взялся за край одеяла и смахнул покрывало с себя. Но тут же увидел, как бледная ладонь супруги аккуратно обхватила его за утренний стояк. «Один-один,» — он посмеялся про себя. Её рука давно нагрелась о разгорячённый орган. Тихонько убрав с себя женские руки, он выполз из этих сокровенных объятий, и укрыл жену одеялом. Та, лишившись обнимающего объекта, заполнила опустевшее пространство подушкой мужа, глубоко вздохнув во сне. Хьялти ступил на холодный деревянный пол и встал с кровати, оглянув всю спальню. «Крайний день, когда я вижу это поместье… вернёмся сюда только через месяц. Я рассчитываю…» — Потянувшись пару раз, поприседав, не отрывая ступней от пола, организм получил заряд бодрости и как будто завёл внутренний моторчик. Дова энергично открыл платяной шкаф схватил чистые серые трусы, перебросил через плечо белое полотенце и зашагал на первый этаж, ведомый естественной нуждой и водными процедурами.              Дверь туалета закрылась за спиной, даже не скрипнув – Хьялти вчера смазывал все петли в доме. Струящийся из-за спины “аромат”, ненавязчиво прогонял хозяина дома и тот, не задерживаясь, пошёл в баню, щеголяя своим нагим телом на весь снежный двор. Погодка сегодня ясная. Давненько такой не было. На голубом холсте неба красовался яркий круг солнца, слепя игривыми лучами. Разбросанные лопатой сугробы вдоль чищенной дорожки искрились солнечными блёстками. Как такового ветра нет, лишь приятное дуновение мороза окутывало кожу.       Небольшое строение из сруба встретило холодной тьмой, но зайдя в предбанник, Хьялти зажёг огонёк в фонаре и сразу деревянный интерьер преобразился своим уютом, запа́х хвоёй и обрадовался посетителю. Положив трусы на скамеечку и подойдя к умывальнику, он зачерпнул в ладони воду из стоящего рядом ведра и окатил лицо студёной водой. Холод мигом пробежался по всей голове, а капли застучали о металл раковины. Ещё раз зачерпнув воду, Дова набрал воду в рот, сполоснул и сплюнул. Их щётки стояли в деревянном стакане на полочке умывальника рядом с бутылочкой мятного раствора. Пробка откупорилась, ароматная жидкость чуть облила щетину его щётки и Хьялти принялся чистить зубы. Ритмично проходился сначала по нижним: с лицевой, сверху и с тыльной; а после по верхним таким же скрупулёзным методом. Мятный раствор не пенился, а был как освежающая жидкость. Набрав в рот воды, он тщательно прополоскал и выплюнул в раковину. Промыв нос и мокроту в горле, Дова посмотрел на собственное отражение в зеркале и глубоко вздохнул приятным ароматом… а волосы то отросли за два месяца… Хорошо так. Хьялти пригладил густущую бороду и зачесал распущенную длинную причёску назад. Прихорошившись, он пошёл в саму баню, по пути оставляя мокрые следы на деревянном полу, также оставив полотенце на крючке у двери. Пока не зажегся фонарь, беспроглядная тень бани желала поглотить, но огонёк рассеял её, осветив и полки, и печь, и развешанную утварь по стенам. Хьялти не закрыл за собой дверь и, схватив ковш, тут же зачерпнул в него морозной воды из большой деревянной бочки. Решительно вздохнув, Довакин мигом окатил себя сковывающей прохладой, но привыкший организм почувствовал лишь прилив силы.       — Бр-р-р… хорошо, — продрогнув, Дова прочесал пальцами распущенные мокрые волосы.       — Что, опять решил в одиночестве мыться? — раздался милый голос позади.       Хьялти обернулся, увидев заходящую в предбанник голую жену с распущенными волосами, на плече которой висело белое полотенце.       — Ха-х, а говорила, что нагой на улице не покажешься, — улыбнулся он.       — А кто меня здесь увидит? — Серана повесила полотенце на соседний крючок и скрылась из виду – пошла к умывальнику.       Зачерпывая воду в ковш, Хьялти ответил:       — Ещё неделю назад ты была иного мнения.       — Всем свойственно меняться, — донеслось из глубины предбанника.       — И не поспоришь…— Дова вновь облил себя и поставил ковш на скамью.       — Ты даже печь не растопил? Холодной водой, что ли, моешься?       — Думал быстро ополоснуться: у нас с тобой сегодня много дел, помнишь? — он взял с небольшой настенной полочки мыльный раствор и тёрку, промокнув последнюю в бочке.       — Но это ведь не повод мыться негорячей водой. Приятнее же.       — Оно и понятно. Закаляюсь, — улыбнулся сам себе, поливая шорку жидкостью, пахнущей лавандой. — Болеть не хочется. Особенно сейчас.       — …Твоя правда, — было слышно, как жена сплюнула воду в раковину.       Закупорив бутылёк с мыльным экстрактом, Хьялти поставил его на место и начал растирать вехотку, добиваясь пены.       Серана зашла в баню, утирая рот, и закрыла за собой дверь.       — Я бы, конечно, в тёпленькой помылась…— Но тут её взгляд пал на шорку: — Ты решил взять мой мыльный экстракт? — лёгкая ухмылка окрасило красивое лицо.       — Тебя же тереть буду, — искренне потянул уголок рта. — Ну и себя заодно, куда деваться?       — Ха-х, — Серана прошла мимо мужа и взяла со скамьи ковш. Она развернулась к Дове спиной и зачерпнула воду, начав поливать свою макушку небольшой струйкой, помогая второй рукой промачивать волосы и всё тело. Растирая вехотку, Хьялти со сдержанной ухмылкой разглядывал изящную спину жены и жадным взглядом опускался всё ниже и ниже… пока не зафиксировался на желанных объёмах. Дова взял ладонью куски пены и нанёс на голову, хаотично растерев по волосам. А после подошёл к жене почти вплотную и, таким же пенным ломтем капнул на макушку.       — Три волосы, — сказал он и начал аккуратно намыливать вехоткой её влажную спину.       Серана повесила ковш за выгнутую ручку на стенку бочки, и начала растирать пену на голове, глубоко вздохнув носом и поддавшись приятным воспоминаниям:       — Ах, эта лаванда…       — Угу, — согласился он, растирая хрупкие плечи супруги.       — Ты не думал сделать свой?       — Нет, мне обычного мыла хватает: дёшево и сердито.       — …Дов.       — М-м?..— вехотка в мужских руках переместилась на рёбра, иногда задевая её грудь.       — Мы едем сегодня, так?       — Да. Помоемся, соберёмся и в путь… А что? Ты не успела собраться?       — Успела.       — Чего тогда?       — В груди этот трепет приключения, который не испытывала давно… Даже отвыкла. — Полностью развернувшись к супругу, она посмотрела в чёрные глаза: — Скажи, ты волнуешься? — и прислонила ладонь к мускулистой груди, к бьющемуся сердцу.       — Есть немножко…— тяжеловато вздохнул Хьялти, опустив мочалку.       — Ты вообще готов узнать о себе, о собственном прошлом… о том, кто ты есть на самом деле?       — К такому никогда готов не будешь…— Довакин прислонил горячую ладонь к её холодной, слегка прижав к своей груди. Он смотрел прямо в вампирские глаза. — Это как коробка шоколадных конфет – никогда не знаешь, что внутри. Прошлое даёт о себе знать: вырывается из памяти, загоняя меня всё дальше в раздумья и догадки… Виденье лунной ночи с незнакомкой – целое веретено загадок. Когда смотрел на раскалённые угли, то думал об этом…       — Осознаёшь, что мы именно сегодня отправляемся за ответами?       — Честно – нет. Я готовился два месяца, но мне до сих пор кажется, что этот день, когда придётся покинуть поместье в поисках ответов, ещё не настал. Что мы с тобой сейчас помоемся, поедим и будем дальше заниматься драконьим или я продолжу что-то ковать. А нет. Всё… Пора.       — Сумки уже собраны.       — Моя нет. Перекушу и займусь ею… но сперва помоемся, — убежав от насущных мыслей, Хьялти дотронулся пенной мочалкой до грудей жены, начав натирать их, сдвинув на своём лице брови. — Ты всё с собой взяла?       Жена убрала ладонь и выпрямила осанку:       — Всё, что может нам пригодиться… Мы ведь на лошадях?       — Да. Так что можно взять побольше всякого. Посмотри ещё чего-нибудь по ящикам и сундукам.       — Хорошо.       — Но самое ценное на себе – печальный опыт со сбежавшей Иголкой нам это показал, — Хьялти медленно перебрался вехоткой к женственному животику, скрупулёзно натирая каждый участок бледной кожи.       Та кивнула.       — …Ты же помнишь, что прежде мы поедем в Рифтен?       — Да: забрать лунный сахар у Векс.       — Соскучилась по ней? — тут же серьёзность спала с бородатого лица.       — Конечно. Не хватает этой бесперебойной болтовни и энергии под боком.       — Ха-х, — Хьялти спустился мочалкой ниже, но жена осторожно перехватила его руку:       — Дальше я сама, а то ты начнёшь исполнять, — соблазнительно осклабилась Серана, блеснув клыками.       — А что? Мы собрались просто мыться?       Супруга взяла мыльную вехотку из его ладони и сказала:       — Поворачивайся давай. Моя очередь.       — Как прикажете, принцесса, — Хьялти послушно развернулся лицом к стене, а могучей спиной к супруге. Она аккуратно провела пальцами по зажившему шраму на правой лопатке мужа:       — И больно же тебе было…       — Нет. Я его почти не почувствовал, ибо был в кураже битвы… ну а после ты мигом подлетела с Восстановлением, так что я ничего понять и не успел. А вот этот, — Хьялти взялся за левый бок, — …ой как его почувствовал.       Серана тяжело опустила взгляд на этот рваный шрам… но тут же затёрла его пеной:       — Чтоб глаза не мозолил, — сдержано проговорила она, начав намыливать всю спину.       — Всё ещё не можешь? — обернулся Дова в пол головы.       — С трудом, но могу.       — Это хорошо – восстанавливаешься, — Хьялти вновь повернул лицо к стене.       В краткой тишине шуршания вехоткой раздался её голос с нотой переживания:       — Дов, не дай себя ранить… пожалуйста.       — Не бойся, я позаботился об этом. Ты ведь ещё не видела меня в новой броне?       — Только частями, когда нацеплял для примерки.       — О, отлично. Надеюсь, что произведу впечатление…       — Произведёшь, — потянула уголок рта и спустилась мочалкой к упругим ягодицам. — Всегда производишь, — и игриво шлёпнула по одной из них.       — Эй, — улыбчиво посмотрел на жену в пол оборота головы.       Серана хитро блеснула глазами, начав тщательно намыливать влекущие женский взгляд формы.       — Исполняешь то ты… Будто этой ночи не хватило.       — Мне её всегда не хватает, — холодные руки обхватили мужа со спины, нежно скользнув по коже.       — Это камень в мой огород? — приподнял он бровь.       — Нет, не переживай, — мило улыбнулась ему, намыливая пресс, слегка спускаясь к паху. — Меня всё устраивает.       — А что ж тебе её не хватает?       — Последнее время, а точнее месяц, ты уделял мне меньше внимания, — мочалка аккуратно тёрла вокруг мужского достоинства.       — Работал. Сама знаешь.       — Угу, и выходил наверх только чтобы лечь спать или в туалет, — Серана взяла мужа за умиротворённый орган свободной рукой.       Хьялти опустил взгляд на это дело:       — Сегодняшним утром, кстати, ты держала меня так же, когда спала.       — Серьёзно? — прыснула она.       — Ага, прямо всей ладошкой.       — Вот так? — Серана полностью обхватила скукоженное достоинство пенной ладонью, ласково намыливая.       — Угу, — ответил он спокойно и полностью повернулся к жене, сверкнув ухмылкой: — А намылить себя не разрешила, — Хьялти скрестил руки на груди.       — Решила взять дело в свои руки…— улыбнулась Серана, — а ты был менее настойчив. — Она сжала мочалку, покапав на член куски пены. — Теперь расплачивайся – ты в моей власти, — она мыла ладонью не только половой орган, но и яички.       — Тебе не кажется, что мы слишком часто любимся?       — Не-а…— искренне осклабилась Серана, блеснув клыками. Супруга открыла головку, нежно прикоснулась к ней пальцами и очень медленными движениями начала мылить.       Наичувствительные ощущения фокусировались на этих прикосновениях, но Хьялти пытался не показывать виду, и на мгновения закрывал глаза, словно боролся с нарастающей страстью и вожделением.       — Не больно? — заботливо спросила Серана, заметив мимику мужа.       — Нет… просто очень… чувствуется.       — Мне прекратить?       — Продолжай пока…       — Хорошо, — её холодные пальцы мягко омывали горячую плоть, поглаживая и будто заводя.       — Мы всю Утреннюю звезду провели в постели, — Хьялти вернулся к вопросу.       — Зато в Восходе солнца сократили чуть ли не в три раза.       — И правильно: опустошила меня, а я-то хоть накопить должен. И пыл свой остудишь… хотя, наоборот хочется ещё больше, так?       — М-хм-м…— желанно согласилась жена, неспешно шоркая второй рукой под мошонкой.       — И ты хочешь сейчас?       — М-хм-м…— вновь повторила с той же соблазнительной интонацией.       — Может, мы оставим любовь на ночь?.. У меня есть кое-какая идейка – она тебе понравится.       — Что за идея? — вспыхнул огонёк любопытства в этих плотоядных глазах.       — Вот я так взял и рассказал сейчас.       — Ты как всегда со своими секретами…— кокетливое лицо жены сменилось лёгким укором.       — Ха-х.       — Заинтриговал… Твоя взяла, — холодные пальцы отпустили медленно растущий орган и взялись за ручку ковша. Серана зачерпнула воды из бочки:       — Теперь смываем пенную вечеринку.       Хьялти взял мочалку из её рук:       — Лей, я трусь.       И Серана начала тонкой струйкой поливать мужскую грудь из ковша. Дова только и успевал работать мочалкой, стирая с себя и пену, и грязь, и отжившую свой век кожу. Чистя подмышки, он сказал:       — Не пойми меня неправильно: я тоже дико тебя хочу, но мне кажется, что часто – это плохо.       — И, что ты предлагаешь? — приподняла бровь Серана, зачерпнув из бочки воды и продолжив поливать мужа.       — Нужна какая-то систематичность: предлагаю каждый Лордас, чтобы чистенькие и свеженькие. Сегодняшнюю ночь я тебе обещал. С неё и начнём. — Смыв всю пену с переда, Дова обернулся к жене спиной.       — Каждый Лордас? — задумчиво переспросила Серана, вновь набирая воду в ковш.       — Знаю, звучит дико… особенно после еженочной любви Утренней звезды. Но и мне нужно отдыхать… восполнять запасы, скажем так, — Хьялти обменял мочалку на ковш и теперь Серана тёрла спину, а он поливал себя с макушки, так же смывая грязь с волос.       — Но, если я хочу?.. И уверенна, что ты тоже.       — Будем держаться и вскоре привыкнем к такому раскладу… Уж лучше редко, но метко, не так ли? — чистил пальцем левое ухо. Тем более в Лордас можно и вина выпить, — хищно ухмыльнулся он.       — Ну если с вином…— улыбнулась Серана воспоминаниям о нереальном постельном удовольствии.       — Так что? — перехватив ковш в левую руку, Хьяти набрал в него воды.       — Каждый Лордас?..— уточняюще спросила и себя, и супруга, смывая пенные дорожки с его ягодиц.       — Угу, — мыкнул он, чистя правое ухо.       — …Будь по-твоему. Всё, чистый.       Хьялти повернулся лицом к намыленной жене и в который раз зачерпнул воды в ковш, начав безмолвно поливать на макушку. Та лихо смывала грязь с волос, после подключив вехотку, проходясь ей по грудям, животу… там. Дова смотрел на это совершенно спокойно. Серана обернулась спиной и гибко завела за неё руку с мочалкой – ей то гора мышц не мешает – и принялась тереть лопатки, спускаясь всё ниже и ниже.       — И всё-таки у любого правила есть исключения, — улыбнулся он, вновь черпнув воду ковшом.       — Ха-х, это тонкий намёк? — ответила Серана, не оборачиваясь.       — Нет, просто констатация факта, — Хьялти продолжил поливать её. — Первое время будет трудно.       — Это точно. Без этой близости… как-то холодно?       Горячие руки мягко обхватили со спины, прижав ледяное тело в тёплые объятия. Хьялти поцеловал жену в щёку, после спросив:       — А так?       — Теплее, — радушно улыбнулась Серана, взглянув в искренние чёрные глаза.              Завязывая шнурки кожаного нарукавника, Серана о чём-то думала, сидя на кровати в спальне. Может о том, что давно не надевала королевские одеяния вампира? Или о новой броне её возлюбленного, которая захватила Хьялти с головой и практически отбила энтузиазмом от супруги? Она не знала, но какая-то мысль всё же крутилась в голове назойливой пустотой, сдвигая в хмурость чёрные бровки девушки. Недавно выпитая кровь тлела приятным теплом в животе, лаская сладостным привкусом в горле. О Талос, как же это блаженно, вы и поверить не сможете! Пила бы и пила… не останавливаясь. Но нет, нельзя. Аромат лаванды нежно попадал в нос, разбавляя хмурость моментной улыбкой… Серана затянула шнурок, стараясь пальцами одной руки завязать финальный узелок, но на лестнице послышались шаги: такие тихие, шуршащие, воздушные, но уловимые для вампирского слуха. Серана подняла глаза на дверной проём и спустя несколько мгновений на свет горящих рогов вышла фигура мужа. Он выглядел радостно, гордо… блестел своей лучезарной улыбкой, расчёсанной бородой и убранными в хвост волосами. Стальные пластины, отблёскивая неуловимым магическим светом, украшали руки и могучие плечи, закрепившись на ремни поверх длинных одеяний, доходящих до колена. Большая кожаная портупея раскинулась через плечо, нося на себе множество подсумков, чехлов и отсеков. Под одеяниями блестели наслоенные пластины, величественно защищающих грудь. Большой тканный ворот укрывал шею, а большой пояс красиво ужимал фигуру в талии, где крепились роскошные ножны с мечом внутри. Тёмные штаны так же отблёскивали пластинами на бёдрах, а на внутренней стороне прошиты такой же прочной тканью, как на вороте. Зашнурованные сапоги плотно прилегали к ногам, сверкая стальными плашками на ступне.       — Ну, и как? — Хьялти расправил руки, держа её обновлённые сапоги в правой, и начал показываться во всей красе, медленно оборачиваясь спиной.       — Решил вместо шлема капюшон? — заметила она, когда Хьялти повернулся достаточно.       — Мало ли пригодиться.       Серана с лёгкой улыбкой смотрела на проделанную работу мастера. Хьялти стал такой непривычный: пропали костяные наросты, чешуйчатые бугры и стальные оковки, а заместо них обыкновенные – по сравнению с драконьей бронёй – стальные пластины, тёмно-коричневые длинные одеяния и множество ремешков.       — Что скажешь? — спросил он, сделав круг и встав лицом перед женой.       — Очень свежо выглядишь, — скромная улыбка не сходила с её лица. — Непривычно для глаза… Стал таким… более человечным или приземлённым… Простота тебе к лицу.       — Спасибо. Это ещё что – я всё-таки решил использовать эбонитовую кольчугу, вшив её в длиннорукавку. Видишь? — Хьялти пощупал ворот. — И шея, и артерии, — Дова похлопал себя по подмышкам и внутренней части бёдер. — А там, куда прилетает чаще всего – пластины, — он звякнул о нагрудную броню. — Зачаровал на сопротивление магии, переношу больший вес, бесшумно хожу и лёгкость в движениях. В общем – заряженный к бою. Ничто не пробьёт… почему-то уверен.       — А если мастер уверен в своём детище, то оно работает.       — Конечно, поэтому я представляю свою вторую наработку: твои сапоги, — Хьялти передал творение владелице.       Серана взяла их и начала рассматривать: сапоги изменились в ступне, приобретя какие-то дополнительные грани с тонкими металлическими стержнями внутри… или каким-то механизмом?       — Когда обернёшься мышкой, то твои лапы раскроют сапог, как капкан, — сев рядом на кровать, Хьялти взял один сапог и раскрыл его. Окованный сапог отделился от подошвы, как раскрывшаяся пасть змеи. — А когда вернёшься в облик девицы-красавицы, то нужно “захлопнуть” его, — Хьялти попросту защёлкнул носок обратно и отдал жене. Та сидела в лёгком удивлении:       — И сколько ты думал над этим?       — Два дня. Мне потребовалось два дня постоянных размышлений и зарисовок.       — Я видела стены в кузнице – всё сплошные листки, — Серана потянула уголок рта и перевела взгляд на сапоги.       — Мозговой штурм, — усмехнулся Хьялти.       — А меч? — вспомнила она, посмотрев на висящие ножны на поясе мужа.       Тот с гордой улыбкой отцепил заклёпки от пояса, снял меч и взял в обе руки:       — Подарок ярлу Балгруфу Старшему, — клинок бесшумно шаркнул из ножен, и будто прозвенел остротой и блеском стали.       Серана подняла глаза с меча на мужа:       — За всё то, что он сделал для нас?       — И для всего Скайрима… Вон, посмотри, — Хьялти тыкнул в начало лезвия, где красовалось клеймо в форме драконьего шлема — моё именной знак. И здесь тоже, — Хьялти показал на край нагрудной пластины.       — А на сапогах? — Серана посмотрела на них.       — Тоже, — улыбнулся Хьялти, прицепив меч обратно на пояс.       Серана увидела клеймо прямо на окованном носке.       — Померь-ка. Подходят ли?       Вампир тут же поставил сапоги на пол и всунула в них босые ноги, притираясь по удобнее.       — И как?       — Стало… посвободнее.       — Не хлябают?       Серана подняла одну ногу и потрясла.       Хьялти смотрел на её вдумчивое выражение лица с приподнятой бровью.       — Нормально, лодыжку не подверну, — улыбнулась она, глянув в ответ.       — Ну и слава Талосу… А превращаться не будешь?       — Проверю твою работу в бою.       — Как и я свою…— вздохнул он кратко. — Ты готова?       — Да. А ты?       — Тарч кровожадности, лук с колчаном и меч на Дымке, — загнул три пальца, — кинжал Вальдра и меч для Балгруфа с собой, — ещё два пальца. — И спальник… и свёрнутая палатка, — Хьялти смотрел куда-то в пустоту, загнув ещё два пальца, шныряя глазами не по стене, а по образам в голове.       — А сумка?       — Нужно собрать сумку… да. — Он внезапно посмотрел на жену: — Ты нагрузила на Эмили чего-нибудь?       — Ещё не успела.       — Вот, давай-ка этим займись. Пошеруди на складе, пока с сумкой вожусь. А после пора выдвигаться – солнце к зениту поднимается.       — Около одиннадцати.       — Вот и я говорю, что пора, время не ждёт, — Хьялти встал с кровати и протянул ладонь супруге.       Та поднялась с постели, приняв жест.       Хьялти взял лежащую у ног котомку жены и передал ей, а сам быстрыми и тихими шагами без всякого бряцанья металла – пластины прошиты между собой кожаной прослойкой – пошёл к платяному шкафу.              Белые хлопья, покачиваясь, мягко падали с неба, затягивающимся серой ватой облаков. Хьялти развернулся к входной двери и закрыл её на ключ, сунув связку в нагрудный карман под броню. Он безмолвно стоял перед ней, опустив глаза к низу, словно прощался или благодарил. Вольный ветерок окатил лицо, желая растрепать связанные в хвост длинные чёрные волосы причёски и бороды, но Хьялти не обратил внимания, а всё так же стоял в наплывшей серьёзности и прощания. «Вернусь сюда другим…» — вскочила фраза в голове. Хьялти прислонил ладонь, одетую в пластинчатую перчатку, к двери. Вздохнув, хозяин дома развернулся и спустился по ступенькам, захрустев снегом в сторону конюшен.       Серана закрепляла на Эмили седельные сумки, как обернула взгляд на подходящего к стойлам мужа, сверкнув глазами из-под сени надетого капюшона:       — Готово?       — Да: свет потушил, двери закрыл… попрощался, — Хьялти прошёл в стойло к Дымку.       — Попрощался? — приподняла бровь супруга.       — С поместьем на время нашего отсутствия, — спокойно пояснил он, сняв с коня и деревянный щит, усиленный стальными вставками и шипами, торчащими из центра, и собственный Небесный меч, обменяв его местами с мечом для ярла.       — И на сколько ты попрощался? — ненавязчиво спросила она, оседлав снаряженную лошадь.        Закрепив клинок на поясе, а щит на спине, прикрыв им котомку, Хьялти ловко запрыгнул в седло:       — На месяц, — Довакин оглянул стойла на наличие оставшихся предметов быта, которые могут украсть. Но нет, он всё занёс домой.       — Значит, это основательная поездка…— вдумавшись, проговорила Серана.       Проигнорировав слова супруги, Хьялти взглянул на неё, спросив:       — Готова?       Решительно вздохнув, вампир ответила:       — Едем навстречу приключению, — и несильно вдарила стременами и поводьями, зацокав из стойла вместе с мужем.