З першого погляду

— Чёрт, — шипит Стефан, больно ударяясь спиной от неловкого — а может и специального — толчка. Толкнувший его скрывается за поворотом, а бедро простреливает знакомой резью, отдающей тремором в колено, к которому он прижимает ладони, глупо надеясь унять боль. Болеть не перестанет до тех пор, пока он не примет нормальную позу или пару таблеток обезболивающего, что он точно не может сделать из-за отсутствия этих самых таблеток в карманах или в сумке. Плохая память приносит ему дополнительный вред каждый раз. — Вам помочь? — Стефан кивает прежде, чем понять, кто его спрашивает, но протянутую руку принимает с тихой благодарностью, сдерживая за зубами стон боли, когда нога смещается. — Простите, — прощать не за что, не этот человек Стефана толкнул. Его аккуратно усаживают на стоящий по близости небольшой диванчик, протягивая Петергофу упавшую трость, которую он сжимает до побеления пальцев, пытаясь встать. Бедро напоминает о глупости попытки вспышкой боли, по ощущениям взрывающей все нервы левой ноги. Чертова травма, портящая ему жизнь уже почти сотню лет. Он способен зарастить ножевое в сердце, пулю в печень, но не размозженные однажды кости бедра, которые срослись не так, как положено. И никакая хирургия ему тут уже не поможет — пытался, не работает. Кости дробят и собирают как пазл, а затем они ломаются вновь, устанавливая осколки в те же позиции, что и до этого. Мало приятного пытаться снова. Стефан вздрагивает от неожиданного мягкого прикосновения к колену. — Простите, — незнакомец никуда не ушёл, как оказывается. Наоборот, он подошёл ближе, опустившись перед Стефаном на колени. — Я могу попытаться вам помочь? Вам больно, — на этот раз Стефан смотрит на незнакомца, натыкаясь на половину взгляда — второй глаз неизвестного мужчины лет тридцати закрывает длинная чёлка будто бы в шутку выкрашенная в ярко-рыжий цвет, выделяющийся на фоне тёмно-каштановых корней. Сам взгляд вызывает дрожь, бегущую вдоль позвоночника и метко цепляющая сердце. Спокойствие и мягкость в приятной теплоте совершенно обычных карих глаз. Никаких светлых пятнышек, романтично-непонятных оттенков зелёного, совершенно обычные. Только сердце всё равно ёкает. — Д-Да..? — голос неожиданно подводит Петергоф, и он тяжело сглатывает. Мужчина мягко улыбается в ответ, проводя пальцами по брюкам вверх, нажимая на мышцы бедра. Те искрят болью, но затем та медленно исчезает, позволяя свободно выдохнуть, без давящего в груди почти щенячьего скулежа. Колено всё ещё пульсирует, но больше от напряжения, чем от боли, заторможенно отпускающей всю ногу и позволяющей скрипеть суставами без белых вспышек перед глазами. — Легче? — Стефан мелко кивает пару раз, слабо улыбаясь. — Спасибо. — Не за что, — отвечает ему незнакомец и медленно поднимается, отряхивая колени джинс. — Прощайте, — он разворачивается, собираясь уйти, и Стефан слишком нервно дёргается, хватая его за руку. — М? — Ам... Как вас зовут? — Петергоф отпускает руку, прижимая ладони к груди, слабо краснея от своей наглости. — Саша, — Саша кивает, отвернувшись и уходит, оставляя Стефана в недоумении. Вот так просто? Только имя? С этим у него не получится найти его вновь, в более удачной обстановке без приближающегося собрания. И это оставляет в груди ощущение горечи — Стефан хочет поговорить нормально, без влияния дурного бедра на его мозг и возможного неловкого мления. Но может быть... Надо будет спросить у кого-нибудь, знает ли он этого Сашу. Например, у Георга. Спустя пару часов, Стефан ловит старшего брата в столовой, распивающего пятый по счёту пустых стаканчиков кофе и жующего маленький круассан, загорающегося вниманием, едва ему на глаза попадается Петергоф. Краткое описание ситуации заставляет эмоции Екатеринбурга меняться с гнева на жалость, а затем на хитрую лисью улыбку. — Саша? — спрашивает Георг, макая круассан в кофе почти целиком. Улыбка перерастает в подрагивание плеч, а после и вовсе в то, что Екатеринбург утыкается лицом в локоть, подавляя смех. — Ох, братишка, тебе не повезло. — Почему? — хмурится Стефан. — Потому что под описание мужчины за тридцать с длинной чёлкой в половину лица по имени Саша попадает только Александр Александрович Чехов, — Георг всхлипывает от смеха. — Керчь это. Он, как говорится, ни нашим, ни вашим — ему что Иван Николаевич, что Ольга Николаевна, одного поля ягоды, да все волчьи, — он чуть поворачивается, уложив голову на кулак уткнувшейся локтем в стол руки. — А что? Только не говори, что влюбился, я и так на грани истерики. — Истерики от того, что это Керчь и он украинец или..? — Почти, — хмурится Георг. Он нейтрально относится к любой национальности, любой расе и всему другому. Если человек ужасен и мерзок, то это никак не зависит от того, в какого Бога он верит, кто его родители и какая кровь у него в венах течёт. Конечно, иногда смешанные союзы создают интересные экземпляры, но всё остальное в них зависит от характера, а внешность... Внешность это совершенно второстепенная вещь. — Что? — Наполовину белорус он. Братом у него Могилёв, Павлуша, знаешь, — Павла Стефан помнит. Чуть хмурого мужчину, который на самом деле больше на лабрадора по добродушию и доброте похож. — Мать украинка, отец белорус. Дружба народов и вся эта дичь времён СССР. Вот и получилась у них чудо-юдо рыба-кит: старший сын город Белорусской ССР, а младший — Украинской. — Меня пугает то, что ты это откуда-то знаешь. — Не только Питеру всё знать, — фыркает Георг, поглаживая горло большим и указательным пальцем — жест означающий, что он доволен собой. — Но большее я, увы, не знаю. И ты не ответил на мой вопрос: а тебе зачем эта информация? — Кажется... Я не уверен... — Оу, — Екатеринбург вновь расползается в своей гадкой улыбке. — Влюбился. По уши. Ав-в, мой младший братик гей, влюбился в Чехова Сашу, как мило. Даже не знаю, радоваться мне тому, что ты в любви, или плакать от того, что очередной мой брат гей. — Ты сам отнюдь не гетеро, Гош, — вставляет шпильку Стефан. — Я гордо ношу розовый, желтый и голубой цвета, — пожимает плечами Георг. — Ладно, есть ещё одна вещь, которую я знаю и которой я могу поделиться при одном условии. — Это наверняка что-то подлое, о чём я буду сожалеть пару месяцев, да? — Почти, — отвечает Екатеринбург, а затем берёт салфетку и достаёт из кармана ручку, быстро черкая на поверхности листа что-то. Он зажимает исписанный лист между пальцев, поднимая руку. — Отдам, если скажешь мне кое-что. — Ладно, — выдыхает Петергоф, протягивая ладонь. — Хорошо, что? — Ты позовёшь меня на свадьбу и сделаешь меня своим шафером? — Чью? — на многозначительное движение бровей Стефан морщится. — Я ещё с ним даже не знаком, а ты планируешь свадьбу? — Действую на опережение. Так что? Да? Нет? — Да. Если свадьба будет, то я позову тебя своим шафером. Теперь отдай, — он выхватывает лист из чужих пальцев, вчитываясь в цифры. Номер. Это номер телефона. — Спасибо. — Всегда пожалуйста и помни, я шафер. А теперь лети навстречу своей любви, — Стефан, конечно же, не летит навстречу любви, но быстро к ней идёт, щёлкая окованным в металл наконечником трости по плитке столовой. Георг долго выдыхает, бросая жалостливый взгляд в сторону размокшего в кофе круассана. — Милота-то какая, любовь.