Минута слабости

Майки/Такемичи (сказка о фейри) — Ферри? Типо как белизна? — Девочка елозит на кровати, в попытках поудобнее устроится под одеялом. Отец ее, на эту шутку тихо хмыкает, и подушку под головой девчушки сбивает, чтобы той мягче лежалось. — Ферри — это волшебные существа... — Знаю! Это феи! — Ребенок хмыкает, явно гордясь своими познаниями, но замечая снисходительно-веселый взгляд отца, недовольно цокает языком. — Ну, ещё демоны и всякие чудовища. Мужчина кивает, поправляет одеяло и к фитилю свечи тянется, желая потушить. Девчушка тормозит его недовольным "Ох". — Нет! Ты же так и не рассказал мне! — О чем? — Брюнет усмехается, явно дразня дочурку. — О Темном и Светлом Короле! Ну тех, кто стоял во главе Темных и Светлых фей! Голубые глаза щурит, а издевка в голосе становится все яснее: — Не помню, чтобы обещал. — Па! Мужчина смеётся и бархат его голоса заполняет комнату — Это было давно. Лет сто назад. Когда граница между добром и злом была чётче, чем сейчас... Майки (дракон) /Такемичи Драконы всегда являлись сильнейшей кастой нашего мира. Властные и опасные. Их боялся весь верхний свет Японии. У Такемичи же на этот счёт были свои мысли. Будучи обычным человеком ему полагалось ужасаться всех фери этого мира, но, на удачу или беду, чувство страха перед существами у него атрофировалось ещё в юношестве, когда мелкому ему не повезло упасть в колодец с Болотной Жабой - одним из самых противных и раздражительных фери. Именно поэтому сейчас, стоя перед беловолосый драконом, с неуместно черными рогами, он молча рисовал кривые узоры на песке, пока вышеупомянутый ящер (судя по одежде, из весьма знатного рода) примерялся с какой стороны лучше откусить человеку ногу. — Слушайте, — Такемичи вздыхает, наконец подбирая под себя конечность, тем самым вырывая ее из не очень-то и сильной хватки дракона, — Можно я уже пойду? А то солнце садится. Майки на эту выходку тупо моргает глазами. — Ты дурак? Я тебя покалечить пытаюсь. В ответ на это слышится тяжёлый вздох — За вас это уже сделала жизнь. Такемичи в стране чудес — Знаете... — Такемичи нервно оттягивал белый кружевной воротник, слишком плотно прилегающий к шее. — Я ещё не разговаривал с котами. — Правда? — Парень, с маленькими ушками улыбается, и улыбка эта тянется к его ушам. Острые клыки поблескивали, заставляя ладони блондина потеть все сильнее. — А я вот с людьми часто болтаю. — Не приближайся к нему. — Белый кролик (на самом деле это был высокий парень, с женоподобной внешностью и длинными заячьими ушами), все это время стоявший за его спиной, хмурится, громко цокая языком. — Он обманщик. — А кролики трусы. — Кот вновь улыбается и Такемичи замечает на его ошейнике блестящий брелок с именем "Ран". — Ты, вроде, своего мышонка искал? — Ветка под тяжёлым телом тихо хрустит. — Он у короля. — Туда и идём. — Кролик дёргает Ханагаки за руку, намекая следовать за ним. — До встречи... — Зачем-то говорит он, все ещё удивляясь широкой улыбки Чешира. — До встречи... — хвост бьёт по яблоку, на верхней ветке и то падает прямо в ладони Такемичи. — "Алиса". Санзу (дракон) /Такемичи — Ты... Кто? — Такемичи хмурится, щурясь. Огромная, пугающая змея стояла перед ним скаля зубы. Но у змей не бывает лап... А у этой были. Сильные, с острыми когтями. В уголках губ зверя красовались две розоватые, ромбовидные проплешины. — Твоя смерть. — Змей рычит и от рыка этого дрожат стены пещеры. Парнишка вздрагивает, делая неуклюжий шаг назад. Зверь идёт на встречу, заставляя Такемичи выйти наружу. Камни под его ногами осыпаются, когда он оказывается на самом краю обрыва. — Не нужно...— позорно дрожит, больше от холодного ветра гор, нежели от страха. — Моли о пощаде. — Гулко, с насмешкой. Но Такемичи гордый до чёртиков и от того отступает ещё на шаг, совсем позабыв об обрыве позади. И он летит. Летит, а сильный порыв ветра щиплет глаза. Все прекращается так же резко, как и началось. Ощущение лёгкости и чего-то теплого под голым торсом. Запах сакуры щекочет нос и Такемичи силится не зарыться лицом в мягкую шерсть. — Ненавижу людей. — Дракон шипит. Он сдает позиции Майки/Такемичи (вампир) Тяжёлое дыхание билось о лёгкие, клубясь в них плотным дымом не давая вздохнуть. Горячие губы блуждали по коже, обжигая. Вампиры не могут чувствовать. Ни боли, ни страха, ни возбуждения. По крайней мере Такемичи так думал. Его вжимают в кровать, нависая над содрогающимся телом. Рельефные мышцы партнёра ползают под загорелой кожей и Ханагаки думает о том, как славно было бы прокусить эту пульсирующую сонную артерию на сильной шее. Майки покусывает мочку уха, тянется губами к ключицам, оставляя на ней алые следы. На бледной коже они видны особенно хорошо. — Почему ты молчишь? — Голос пьяный, бархатный и от тембра этого у Ханагаки сводит живот в приятной судороги. Шершавые ладони Сано ползут к его бедру, хватая чужую ногу под коленом, чтобы прижать ее к груди Такемичи. — Не нравится? — Откровенная издевка в голосе и абсолютно кошачья улыбка на губах. И Такемичи мотает головой, потому что сказать ничего не может. — Я буду груб. Говорит это Майки, по хозяйский кусая окровавленные губы вампира. Какуче / Изана(принц) Лавровые листы пахли удивительно вкусно. Они, мешаясь с виноградом, толстыми лозами обвивали белые колонны беседки, переползая на небольшой заборчик, крышу, стены соседнего здания, создавая некое подобие травянистой решетки, за которой с трудом разглядывались два силуэта. Король и его Слуга. Громкий, строгий голос рвал тишину на части, тревожа слух. Слова помойным ведром выливались на мальчишку, склонившегося перед своим королем на колено, внимательно выслушивая каждое сказанное им оскорбление. Он не обижался на ругань, не принимал близко к сердцу, рвущиеся из уст поношения, зная, что Изану просто тяжело. Что он не справляется с давлением феодалов, неприменувших упрекнуть его в каждой государственной неудачи Изану кричит, пинает стоящую рядом вазу и воет от боли, чувствуя, как неудачно раздирает кожу на мизинце. Носить сандали всегда казалось ему дурной идеей. Какучо вскакивает на ноги так же быстро, как пал на колени и к господину своему подбегает, позволяя тому упереться руками о сильное плечо. — Больно? — Какуче тревожится, бежит взглядом по беседке и помогает своему королю перелезть на ближайшую скамью. Мрамор обжигает кожу прохладой и Изану елозит, подминая под голые бедра плащ. Шорты он ненавидел также сильно, как и сандали. — Прекрати со мной нянчится, Какуче. — он недовольно рычит, отворачиваясь. — Раздражаешь. Подросток смотрит на него, недовольно хмурясь. Шрам на его лице ползет к переносице, вместе с бровями. — Это моя обязанность – следовать за Вами и помогать. — "Вами" он нарочно выделяет и Изана от этого намека недовольно цокает языком. — Ты как собака. — Говорит, шкрябая ногтем темную мозаику на небольшой перекладине. — Я тебя буцаю, ругаю, а ты все равно лезешь, довольно виляя хвостом. Не надоело? Какуче молчит, размышляя. Он никогда не считал злость Изану серьезной. Не ощущал ненависти по отношению к себе, лишь заботу. Такую прозрачную, еле уловимую, но она всегда присутствует в его действиях, неосознанных жестах и он знает, что дорог этому юному, вошедшему на престол не по своей воле, королю. Размышляет с минуты, подходя ближе. Медлит, прежде чем опустить ладонь на мягкую светлую макушку. Изану не двигается. Он должен возмутиться, но как могут быть противны прикосновения того, с кем ты провел всю свою жизнь? Они с Какуче всегда были вместе. С самых темных времён их уличного детства. Всегда рядом. За невесомыми поглаживаниями тянется, как кот и лбом в чужой живот упирается с тяжёлым, вымученным вздохом. — Я так устал. Какуче кивает, и другая его рука ложится на спину короля, подвигая его чуть ближе к себе. — Знаю. ... Я знаю