And The Women Shall Lead/И женщины будут править

Аслауг сидела в Большом Зале, в одиночестве, пытаясь смириться с произошедшим. Щека болезненно пылала, но кюна не могла понять, какая боль сильнее – физическая или душевная. Рагнар ударил ее так сильно, что она знала, чувствовала – он убьет ее в этот момент. Ведь такой человек, как он – способен пойти на убийство. И все же в момент удара она испытала вовсе не страх. Аслауг не предполагала, что могла так сильно ненавидеть человека. Но ненавидела. Ненавидела собственного мужа. Их отношения построились отнюдь не на любви. Они сложились волей судьбы, и Аслауг понимала, Рагнар давно недоволен этой самой судьбой. Может быть, он любил ее...Когда-то. Но он никогда не показывал своих чувств. А секс скрывал истинное положение вещей. Аслауг знала, Рагнар винил ее в том, что его бывшая жена ушла от него. Его обвинения были абсолютно беспочвенны, потому что именно он поцеловал ее под большим деревом. И именно он сделал выбор, который привел их к точке невозврата. Он правда верил, что она будет матерью ребенка, оставшегося без отца? Она пришла к нему, намереваясь привлечь к ответственности, потому что Аслауг никогда не была и не будет женщиной, которая трусливо прячется. Она принцесса, дворянка, и по законам их народа имела право на поддержку. Они вместе создали этого ребенка. Она не обязана была воспитывать его в одиночку. Рагнар никогда по-настоящему не пытался любить ее. Да, он женился на ней, но не проводил свадебной церемонии, не надевал на палец кольца. Их брак засвидетельствовал только деревенский старейшина, больше никого не было. Рагнар решился на их союз, чтобы сохранить лицо – для женщины развод с мужчиной был самым страшным публичным унижением, и он не мог смириться с тем, что женщина, его бывшая жена, поступила с ним именно так. Они часто меняли служанок по одной простой причине – Рагнар не держал свой член в штанах. Аслауг долго терпела подобное, пока однажды ее терпению не пришел конец. Когда муженек в открытую заигрывал с молодой девицей, прямо у нее на глазах, а потом без зазрения совести лагал ей в лицо, будто его жена – глупая женщина. Аслауг была какой угодно. Но глупой – никогда. Жители деревни едва-едва терпели ее присутствие, и когда она только обустроилась в Каттегате – они еще долго пели дифирамбы Лагерте. Лагерта. Всегда Лагерта. Никто не стремился быть жестоким. Так просто...Вышло. Принцесса не произвела на них впечатления. Она ничего не могла сделать, чтобы заменить Лагерту в их сердцах. И поэтому Аслауг никогда не пыталась. Ей только хотелось проложить свой собственный путь, да найти собственное место в жизни. Она наблюдала, как Лагерта собирала свои вещи, ее лицо было спокойным, руки твердыми. Тогдашняя жена Рагнара решительно взялась за дело, и, наблюдая за ней, Аслауг задалась вопросом, что бы она сделала, будь на месте Лагерты. Их следующая встреча была совсем другой. Лагерта пришла, чтобы спасти их, когда Рагнар не смог. Лагерта утешала ее детей перед лицом опасности. Но она также сделала гораздо больше. У нее хватило смелости снова уйти от Рагнара, когда он умолял ее остаться. Аслауг присутствовала, когда Лагерта вошла в Большой Зал и снова публично отвергла его. И она видела, как отказ причинил ему боль, хотя он пытался вести себя так, словно ему было наплевать. Тогда это осталось невысказанным, но Аслауг знала – Лагерта поняла, что она имела в виду, когда говорила «спасибо». Она поблагодарила Лагерту не только за их спасение, но и за то, что не забрала Рагнара, потому что в то время, несмотря на его недостатки, Аслауг все еще любила мужа. И он был ее единственным якорем в этом мире. Она годами пыталась поддерживать с ним отношения. Рагнар же...Плыл по течению. Когда Лагерта вернулась в качестве ярла, Аслауг улыбнулась, впечатленная, в то время как Рагнар насупился, пытаясь скрыть свое разочарование апатией. Но к тому времени она знала его слишком хорошо – Лагерта как ярл разрушила его надежды на примирение. Разрушила, но не уничтожила полностью. Но к тому времени Аслауг и Лагерта достигли взаимопонимания, не дружбы, но взаимного уважения. Когда они смотрели на море, ожидая, что принесет судьба, то говорили об этом. И Аслауг рассказала Лагерте правду. О том, что Рагнар все еще любил ее, и что она также понимала, что он нуждался в ней. О том, что восхищалась ею, иногда хотела, чтобы она могла быть ею, быть такой же сильной. И Лагерта тоже рассказала Аслауг кое-что. Что сначала она больше ревновала, чем страдала от предательства Рагнара. Но со временем поняла, что у нее другое предназначение. Что она не была счастлива, играя роль жены – и что она всегда стремилась снова стать свободной, свободной женщиной. Измена Рагнара была ее благословением, теперь она могла делать то, чего всегда хотела. — Ты сильная, потому что смогла оставить его, — сказала ей Аслауг. — А ты сильная, потому что способна остаться с ним, — ответила Лагерта. Они смеялись той ночью на пляже, сравнивая свои наблюдения о Рагнаре Лодброке. И именно Лагерта предложила проверить его, чтобы увидеть, как далеко он готов зайти ради них обоих. Было забавно трахать его до бесчувствия. Если Рагнар и был хорош для чего-то, так это в постели. Он был ужасен во всем остальном. Утром они рассмеялись и обнялись. Лагерта помогла Рагнару стать конунгом. Их разговор на пляже придал Аслауг сил. Он был необходим ей, ведь, когда Рагнар наконец сказал ей правду – что он ее не любит – то было не откровение, а констатация факта. И его признание освободило ее, открыло двери в стремлении к собственному счастью, к желанию иметь любовника. Ей не хотелось оставаться сосудом для семени Рагнара Лодброка. Харбард подарил ей любовь. И восхищение. Он доставил ей как физическое, так и духовное удовольствие, заполнил дыры, оставленные Рагнаром. Она сожалела только о том, что Сигги пришлось умереть за ее шанс стать счастливой. Они жестоко поссорились после его возвращения – Рагнар проклинал ее, пытался оскорбить ее перед сыновьями и унизить ее. Но его слова не имели веса, он делал то же самое, даже хуже. Аслауг не стала извиняться за свою любовь к другу мужчине, когда Рагнар тоже никогда не приносил извинений. И к ее удивлению – в этом они сравнялись. Хотя Рагнар никогда бы этого не признал – они были равны. И она не потерпела бы к себе иного обращения. Аслауг призналась в своем романе Лагерте, и две женщины долго говорили. — Он злиться на меня, — сказала она ей. — И на меня тоже, — ответила Лагерта. Аслауг спросила, почему, и Лагерта улыбнулась. — Потому что я спала с королем, который не был им. И он пытается наказать меня за это. Действительно, Рагнар пытался наказать их обеих, но это не сработало. Возможно, он, наконец, заставил Лагерту остаться в Каттегате, но она так и не вернулась в его постель. И Аслауг не была унижена. Их брак был только формальным. Она давно отказалась от мужа. Пока Рагнар был занят набегами, Аслауг занималась воспитанием сыновей, чтобы они стали лучше, чем их отец. И только ради своих детей, вот почему она осталась с мужчиной который был с ней не только эмоционально, но и физически жесток. Аслауг с достоинством и изяществом перенесла множество оскорблений Рагнара. Но о пощечине она молчать не собиралась. И она знала, к кому должна обратиться. — Моя леди. Мягкий голос прерывал ее мысли. Она не слышала, как вошла ее служанка. — Мне нужно, чтобы ты отправила послание в Хедебю. Аслауг сказала служанке все то, что та должна была передать в точности.

***

Когда до нее дошло известие, Лагерта вне себя от гнева. Она так зла, что у нее затряслись руки, и ей пришлось сжать стул, чтобы унять дрожь. Ее бывший муж - не самый лучший человек. А теперь он упал в ее глазах еще ниже. Оскорбил ее как женщину. Не только ее, но и всех остальных. И его проступок ни в коем случае не останется без ответа. Лагерта быстро ушла в свои покои, чтобы сменить платье на кольчугу. Когда ее сопровождающие спросили, куда она направилась, она сказала только, что вернется через неделю. Ее поездка долгой не будет, а разговор с бывшим мужем еще короче.

***

Аслауг не сказала ему ни слова за несколько недель. Рагнар не собирался перед ней извиняться. Не заслужила. Однако это означало, что он просыпается один, ест один и ложится спать один. Это означало, что на данный момент у Рагнара Лодброка никого не было. Ательстан, его любимый друг, мертв. Флоки, надежный друг, в цепях. Ролло снова готов придать его, а его сын Бьерн бросил его на зиму, даже наверное, навсегда бросил. Когда вдали мелькнула белая лошадь, Рагнар остановился и мгновение проморгался, не веря своим глазам. Но по мере приближения, когда она появилась в поле его зрения - он понял, ему отнюдь не померещилось. Лагерта прибыла. Рагнар отправился в Зал,чтобы подготовиться к ее прибытию - умыл лицо водой и поправил одежду. Он не видел ее с тех пор, как они вернулись из Парижа, и для него облегчение увидеть знакомое лицо прямо сейчас. Рагнар ожидал на крыльце, когда Лагерта подъехала и спешилась, привязала лошадь к столбу. Она поднялась по ступенькам и подошла к нему, и только взглянув на ее прекрасное лицо, искаженное презрением и отвращением – он понял, что явилась бывшая супруга явно с дружеским визитом. — Мы должны поговорить, бывший муж. Она не назвала его конунгом. Она даже не назвала его по имени. Рагнар протянул ей руку, приглашая ее зайти внутрь, и оглянулся, чтобы удостовериться, что здесь никого нет, и что они одни. — Что привело тебя в Каттегат? Ответом послужила хлесткая пощечина, да такая сильная, что голова дернулась влево. Рагнар несколько раз моргнул, чувствуя уколы боли. — За что?! Вторая пощечина отвернула его голову вправо. — Так ты теперь бьешь женщин, да? Почему бы тебе не попытаться ударить меня? — Лагерта открыто угрожала, и Рагнар понял - она каким-то образом узнала, что он ударил Аслауг. Лагерта безоружна, но Рагнар знал, что оно ей не нужно. Они сражались раньше, и он прекрасно осведомлен о мастерстве Лагерты в рукопашном бою. Он отступил, готовый защищаться. И она бросилась на него, неистово пуская в ход кулаки и ноги – каждый удар сильнее и болезненнее предыдущего. Лагрерта била его, пока Рагнар не рухнул на пол и не сплюнул кровь. — Вставай! — Она нависла над ним, глядя на него зло, почти яростно. — Вставай, трус! Рагнар не мог встать. Его тело все еще не исцелилось от Парижа, и Лагерта добавила ему больше синяков и ссадин. Он попытался ответить, но вместо этого только захрипел и закашлялся. Кровью. — Ты мне противен. Ты позоришь меня. Мне стыдно, что я когда-то была твоей женой. Рагнар не чувствовал раскаяния за свои действия, но в полной мере ощутил его сейчас, когда обвинения слетали с уст Лагерты.   — Я любила тебя, Рагнар Лодброк. Я сражалась за тебя. Была рядом с тобой, и никогда не предавала тебя. Но ты продолжаешь разочаровывать меня. Мне стыдно называть тебя своим другом, стыдно называть тебя своим любовником и стыдно когда-либо называть тебя своим мужем. Ты не лучше Сигварда, не лучше Эгберта. Не лучше Калфа. Ты не мужчина, и ты недостоин быть конунгом. Лагерта сплюнула на него и оставила лежать в одиночестве, оставила его наедине с болью, с теми ранами на сердце, которые она вскрыла своими эмоциональными ударами.  

                              ***

Аслауг прогуливалась по рынку, когда до нее дошла весть о прибытии Лагерты. Казалось, Лагерта только недавно покинула Большой Зал, а уже собиралась уезжать, взяв свою лошадь. — Я только что узнала, что ты прибыла и…Уже уходишь? Лагерта кивнула. — У меня еще много дел в Хедебю, которые нужно решить до весны. Но Рагнар больше не поднимет на тебя руку. Мне…Жаль, что он это сделал. Аслауг склонила голову. — Я должна была быть сильнее. Мне не следовало просить тебя приходить. Я знаю, что ты чувствуешь к нему, — и она знала. Знала, что Лагерта все еще любила Рагнара. Не той страстной любовью, как прежде, но любила. — Я не знаю этого человека, — вздохнула Лагерта, оглядывая зал. — Мой Рагнар умер, когда сгорела наша ферма. И твой Рагнар…Вызывает у меня отвращение. Я огорчена, что тебе пришлось с этим мириться. Я почти желаю, — она замолчала, не в силах продолжить сказанное. — Чего желаешь, Лагерта? — Они посмотрели друг на друга. — Я почти желаю, чтобы ты развелась с ним. Развод – единственный язык, который он всегда понимал. Лагерта села на лошадь и уже готовилась дернуть за поводья, но Аслауг положила руку ей на ногу, останавливая. — Не могла бы ты остаться еще ненадолго, прошу? Они снова взглянули друг на друга, и Лагерта кивнула. — Я буду в доме Бьерна, на горе. — Дом Бьерна…Дом детства Лагерты. Когда Аслауг вошла в Большой Зал, то не увидела там Рагнара. Но зато она узрела кровь на полу.

                              ***

В эту ночь и Рагнар, и Аслауг приходили поговорить с ней по отдельности. Рагнар приковылял первым. В свете костра Лагерта довольно рассматривала дело своих рук. Один глаз быстро потемнел. На его щеке порез, а губа начала опухать. Он хромал, и она размышляла, что Рагнар заслуживал гораздо большей порции боли. Лагерта сменила свои доспехи на платье. Рагнар подошел, сел на стул перед камином, и она не высказала ему ни капли сочувствия. Если он хочет говорить, ему придется сказать первые слова. — Я устал. Лагерта фыркнула. Усталость – не оправдание. — Ты пойдешь с нами в набег весной? — По крайней мере, один из ярлов Хедебю планирует набег, — взгляд Лагерты впился в Рагнара. Напомнил о той самой неприятности, к которой он причастен. Ее земли все еще не полностью принадлежали ей. — Я сожалею об этом. — Ты сожалеешь о многих вещах. Обо всем. Жалкое оправдание для мужа. Жалкое оправдание для мужчины. — Я был зол… — И ты тоже злился на меня! Но ты никогда не бил меня. Ты бы никогда этого не сделал. Мне все равно, что тебе сказала Аслауг. Мне все равно, что привело к этому. Причины – уже твоя проблема. Рагнар опустил голову, пристыженный. Ее слова – правда. Рагнар никогда не бил женщин. Он всегда защищал их. Всегда любил их. И всегда считал мужчину, который бил женщину, самым подлым из преступников. Он жестоко наказывал мужчин за избиение своих женщин – свободных, слуг или рабынь – неважно. Правосудие Рагнара было быстрым – избиение на городской площади. — Я скучаю по нашей ферме, — признался он. Лагерта ничего не ответила на его откровение. Их ферма сгорела.

                                    ***

— Что ты будешь делать? Они пили чай перед огнем. Аслауг оставила Рагнара с его сыновьями, вынудив его объясняться за свой подбитый глаз и окровавленную губу. Аслауг задалась вопросом, какую историю он придумает, чтобы сохранить лицо перед детьми. Что бы это ни было, она знала, что его слова будут неправдой. — Я планирую поехать в Париж весной, — сказала Лагерта, поднимая свою чашу. — И планирую сражаться бок о бок с Рагнаром. К тому времени Хедебю снова будет только моим. — Ты все равно будешь сражаться за него? — Аслауг недоверчиво глянула на Лагерту. — Не за него, с ним. Огромная разница. — И что ты будешь делать потом? Лагерта наклонилась. — Я считаю, что настало время женщинам править. Мой Рагнар мертв. Твой Рагнар умирает.

                                                ***

Ее слова оказались пророческими, когда они достигли берегов Франкии. Рагнар явно нездоров. Она видела это в том, как он норовил приблизиться к ней, обхватывал руками ее тело, пытался вернуть ее, говоря о ее ребенке. Ему было все равно, когда она потеряла их сына. Его тогда не было рядом. Лагерту оскорблял тот факт, что Рагнар пытался претендовать на другого ребенка, который даже не его. Она приняла свое решение задолго до этого, и никакие нежные прикосновения или добрые жесты не изменят того, что, как она знала, ей в конечном итоге придется сделать. Единственное, что до сих пор удерживало ее руку, – ее сердце. Именно поэтому, когда и Бьерн, и его отец пришли в ее палатку после потери ребенка, она плакала. Не из-за ребенка, а потому что присутствие их обоих напоминало ей о более простых временах, о жизни, которую они могли бы прожить Лагерта рыдала в объятиях Рагнара, вспоминая, как те же самые руки обнимали ее ночью. Но вспоминать было горько. Сладкие воспоминания, разрушенные предательствами. Лагерта рыдала, потому что, несмотря на все, через что он заставил пройти их семьи, она все еще любила Рагнара, и всегда будет любить его. Она всегда любила его, даже когда ненавидела. Их поражение в Париже только укрепило ее решимость. Они с Аслауг уже говорили об этом. Но они не знали ни времени, ни места – только то, что рано или поздно это случится. Точно так же, как Рагнар сверг конунга Хорика, ведь он не был способен править, Лагерта будет той, кто свергнет человека, которому она помогла занять место Хорика. И это произошло в тот день, когда они вернулись в Каттегат. Люди встречали их. Но прибыли их правители отнюдь не с победой – они проиграли битву, и как гласили традиции – кто-то всегда должен нести ответственность за поражение. Рагнара встретили злыми, суровыми голосами. Лица его людей обвиняющие, когда они окружали его на берегу. И все же – даже если он гневался на них, кричал, бросил им вызов – никто не сделал и шага вперед. — Кто из вас хочет стать конунгом?! — Рагнар с отчаянием хотел освободиться от бремени неудачи. Но его вызов был встречен молчанием. Он уже готов бросить его снова, когда знакомый голос ответил: — Я хочу стать конунгом. Рагнар быстро обернулся и увидел свою бывшую жену, пристально смотрящую на него. С обнаженным мечом. — Мама, что ты делаешь? — Бьерн подошел, но она оттолкнула сына, не отрывая взгляда от его отца. — Твой отец хочет умереть. Я отправлю его в Вальхаллу, — заявила она достаточно громко, чтобы услышали все. Аслауг стояла неподалеку, держа Ивара на руках, остальные мальчики находились рядом с матерью. — Значит, ты убьешь своего третьего мужа, — насмешливо прошелестел Рагнар Лагерте, и его лицо искривила уродливая улыбка. — Достань свой меч, конунг Рагнар. И он достал. Толпа отупила, давая им место и уходя с пути огня. Первая дочь Каттегата и его первый сын. Мать и отец. Бывший муж и бывшая жена. Бывшие друзья. Бывшие любовники. Они совсем не ласковы друг с другом. Они бесновались, как самые свирепые воины, словно злейшие враги. Они поражали годами кипящего гнева, обид и разочарований. Они сражались, подпитываемые мучительной любовью и предательством. Но все же, когда она погрузила свой меч в тело Рагнара – слезы Лагерты, упали первыми, когда она опустилась за ним на землю, и держала его в своих руках, когда он умирал. Он протянул окровавленную руку, касаясь ее лица. — Я всегда любил тебя, — хрипло выговорил он, — и вот наконец привел тебя домой. Воцарилась тишина. Бьерн медленно приблизился и опустился на колени рядом с ней, когда Лагерта закрыла глаза Рагнару, целуя его в последний раз. — Он не оставил мне выбора, — сказала она сыну, когда тот гладил ее по спине. — Знаю. — Бьерн кивнул своим братьям, которые медленно подошли. Аслауг несла Ивара, и они опустились на колени, дабы оплакать своего отца. Лагерта встала, освобождая им место, и повернулась лицом к Аслауг. — Да здравствует кюна Лагерта! — огласила Аслауг. Ей быстро вторили из толпы. — Да Здравствует кюна Лагерта! — Да Здравствует кюна Лагерта! Бывшие жены Рагнара Лодброка обнялись, плача в унисон. У их мужа будут почетные похороны. И их сыновьям, и их народу никогда не будет позволено забыть его имя. — Боги всегда улыбались сильным женщинам, — изрекла Аслауг. Ответ Лагерты полон решимости: — И теперь именно женщины будут править страной.