недостаточно и слишком

По ощущениям — мир перевернулся, сошел с ума, а время потекло в обратную сторону ровно до переломного момента и рвануло назад в будущее. Вэй Ин держит истончавшие запястья крепко, пальцами оставляет алые следы и смотрит только на знакомое лицо — бледное, но бояться нечего, потому что грудь вздымается при дыхании, пульс прощупывается, а сердце стучит за рёбрами. Всё хорошо. Бояться правда нечего. Но Вэй Ин не может вдохнуть и взять себя наконец в руки, он просто чувствует что-то странное — как если бы крупно облажался и заслужил жестокое наказание. Он заслужил, несомненно, но кроме этого что-то всё равно не так, а что — понять не получается. Облегчение, что шиди жив — жив, боги, он будет молиться всем, кого вспомнит, до конца жизни — заглушается чем-то холодным, что осело тяжестью в груди. Чувство дежавю плотно окутывает внутренности, а ещё кажется, что что-то должно отличаться и смотря на свои дрожащие руки, что никак не получается отнять от запястий, Вэй Ин боится делать предположения. Он останавливается на том, что всё это бессмысленно и им надо убираться, пока Вэнь Нин, кружащий всё это время рядом, не потерял сознание от волнения — он всё лепечет что-то об опасности, но Вэй Ин и так всё знает и позволяет себе не слушать. Цзян Чэна поднять на руки получилось легче, чем это было обычно, что неприятно режет по нутру, но его вес всё ещё ощутимо давит сверху и это успокаивает, и сердце перестает беспокойно колотиться где-то в горле. Когда они оказываются в безопасности — нигде, нигде сейчас не безопасно, но ему нужно обмануться хотя бы на секунду — Цзян Чэн всё ещё не пришёл в себя, но стал дышать глубже, и Вэй Ин расслабился совсем чуть-чуть, не забывая о мире вокруг, но снова сконцентрировав внимание на подрагивающих ресницах и синяках под глазами, почти чёрных. Он как в бреду потянулся к чужой руке и переплел пальцы, и крупно вздрогнул, когда в ответ его ладонь слабо сжали. А после уронил голову рядом с плечом шиди, прикрыв глаза и весь обратился в слух, приготовившись ждать.

***

Это была безрассудная идея, почти самоубийственная. Почти невоплотимая в жизнь. Но девиз его ордена — «Стремись достичь невозможного», и если одним из пунктов на пути к этому самому невозможному — лечь под нож, то… Вэй Ин готов. Шансы есть и он будет мыслить позитивно. Только ради Цзян Чэна. Вэнь Цин предупредила о рисках, о том, что записи не подкреплены практикой, нет никаких доказательств, что такое вообще возможно провернуть, но согласилась. Если нет — Вэй Ин, упал бы перед ней на колени. Он готов был умолять. Цзян Чэн почти не говорил с ним всё это время, только рассказал о ядре, едва выталкивая из себя слова, и… и всё. Он даже не смотрел на Вэй Ина. В опустевших зрачках поселилась очень понятная — и оттого страшная — тьма. Как отражение его — Вэй Усяня — собственной. Он не хотел обещать невозможного и врать тоже не хотел, но из банального страха и понимания, что добровольно Цзян Чэн ни за что за ним не пойдёт, придумал байку. И от того, что ему поверили почувствовал облегчение и разочарование одновременно. Завязывая Цзян Чэну глаза чёрной лентой — сливающейся с волосами и так констатирующей с почти белой кожей — Вэй Ин чувствовал себя совсем немного предателем и — очень сильно — подонком. Потому что где-то внутри понимает, что Цзян Чэн заслуживает выбор и знать правду. Но Вэй Ину страшно и он идёт на поводу у эмоций — как делал всегда, но сейчас ситуация другая, а он всё тот же. Цзян Чэн определенно будет в праве задушить его собственными руками после всего. Они не прощаются, но такое чувство, словно — да. Словно это последний их разговор и, по-хорошему, надо что-то сказать — что-то ещё. Слова не идут и хватает их только на то, чтобы схватить друг друга за руки и переплести пальцы — почти нежно, но Цзян Чэн любит доказывать что так не умеет — какой же… дурак — а Вэй Ин боится не сдержаться и сделать глупость. Они не обнимаются. Вэй Ин не может посмотреть в невероятные глаза ещё раз и убедить себя, что всё делает правильно. Уходя, Цзян Чэн не оборачивается. Вэнь Цин встретила их такой же, как и всегда — собранной и строгой. Всё проходит в тишине — им попросту не до разговоров, она только едва слышно раздаёт указания поникшему Вэнь Нину, который, кажется, против всей этой затеи. В конце концов, он только жалобно смотрит сверху вниз, но молчит. А для Вэй Ина мир меркнет и глаза его не открываются ни через час, ни через сутки. И тело его остывает рядом с телом такого же холодного шиди.