Зов глубинных хладных вод

      Влетев пулей в знакомое заведение, Наруто стал искать глазами Саске. Но все никак, отчего-то в забитом до отказа зале самый необходимый человек никак не попадался пристальному взгляду, зато получилось найти Асуму. Резво подойдя к штурману, даже несмотря на то, что он был в обществе других пиратов из команды Покровителя Азатота, Наруто наплевал просто на все, игнорируя элементарное приветствие: у него и руки дрожали, какой уж тут этикет.       — Где Саске? — капитан даже не вспомнил, в каком состоянии он оставил штурмана перед уходом. Но раз Асума здесь, значит, все в порядке — Шикамару свое дело знает.       — Уходил в баню с частью наших где-то пару часов назад, — Наруто едва дослушал, как согласно кивнул, и решил для себя провести время с пользой: арендовал комнату, а после и сам направился в купальни, желая смыть с себя пот и пыль. Но не затягивал и, надеясь, что Саске уже вернулся, спустя час рванул обратно. Вновь заходя в двери питейного заведения, он сразу заприметил знакомую темную макушку, хозяин которой стоял у бара, общаясь с владельцем этого места.       Наконец-то я нашел тебя.       Буквально подлетев быстрым шагом к Саске, Наруто прихватил его за предплечье, словно пытаясь уволочь за собой — думать не хотелось, лишь остаться наедине, хоть и это ломало — показать бы им всем, наконец не скрываясь.       — Эй, стой, Наруто, — достаточно громко возмутился Саске, одергиваясь и не позволяя так себя тащить. Не знал же капитан, что он застал своего подчиненного не в самом хорошем расположении духа. Как на зло, сегодня в общественной бане его сокомандники обсуждали то, кто с кем спит, и отчего-то делали акцент на Наруто и его предпочтениях. Саске это выбесило не на шутку, ему так хотелось ответить, что для его капитана нет никого желаннее самого Саске. И самое время — это показать. Наруто же не выберет никого другого, даже если ему отказать. Так?       — Ты идешь ко мне или нет? — негромко прошипел Наруто, едва сдерживаясь. Ему нужен был Саске — тот, что покорен ему, тот, который согласен на все, что исходило из его головы. Тот, кто будет поддаваться вновь и вновь, тот, кто даст ему успокоиться, утихомирить самого себя.       — Нет, — Саске пристально смотрел на то, как сильно собеседник изменился в лице.       — Нет? — Наруто был уверен, что ему послышалось. От Саске это слово он слышал крайне редко.       — Нет.       Как-то внезапно разжалась чужая ладонь, и Саске одернул руку, все еще следя за реакцией. Похоже, до Наруто очень тяжело доходил смысл сказанного. Он смотрел на своего любовника распахнутыми голубыми глазами, словно сейчас у него весь мир обрушился. Он ведь так жаждал именно этого человека: предвкушал, вкус этих губ напротив так ясно ощущался на языке, можно было сию секунду просмаковать: помнилось отчетливо.       Руки опустились вдоль тела, и внезапно пальцы задели карман штанов, где находилась наполовину заполненная стеклянная бутылочка. Это напоминание заставило наконец-то моргнуть и чуть прищурить глаза. Наруто достаточно резко развернулся и скрылся в коридоре съёмных комнат. А Саске вернулся к Асуме, садясь рядом и пытаясь развлекаться, пока на деле сердце щемило так, что, кажется, вот-вот остановится. Ему и самому было больно — не так — было страшно, удушающе, до тошноты, до выворачивающихся сухожилий в собственных пальцах — это был ад. Но это всего раз. Всего один раз.       В какой-то момент его все-таки отвлекли сторонние разговоры, и, кажется, стало полегче. До тех пор, пока кто-то из их команды не выдал тихую насмешку:       — А вы говорили, что капитан только проверенных в постель тащит. Вон тот мальчишка новенький, а Наруто его уже уволок за собой.       Остальные захохотали. Им было весело. Почти всем. Когда Саске подскочил с места, Асума даже не успел его ухватить, лишь проследил взглядом за тем, что было ему так знакомо, после чего осадил своих бойцов, чтобы не выдавали едкие комментарии о поведении боцмана: тому и так сейчас не сладко.       Саске рванул в комнату Наруто, о которой узнал через хозяина заведения, благодаря щедрым чаевым. Он совершенно не думал, ведомый лишь бурей овладевших им эмоций: пульсировало в голове так, словно она сейчас взорвется и обагрит кровью и остальным содержимым стены. Схватившись за ручку двери, он дернул ее, даже не замечая, заперта ли она вообще была или нет. Скорее второе, ведь треска дерева не было.       Первое, что заметили черные глаза, это широкую спину, одетую в рубаху, частично скрытую светлыми волосами. А также чужие руки, перехваченные в воздухе крепкими ладонями капитана — будто он остановил какое-то действие. Но на звук открывшейся двери Наруто лишь едва повернул голову, тогда как продажное создание, стоящее перед клиентом, словно вынырнуло из-за чужого плеча, удивленно уставившись на того, кто посмел их побеспокоить.       — Пошел вон, — прохрипел Саске, широкими шагами приближаясь к двум людям. Совсем молодой парнишка едва не попятился, но цепкие бледные руки схватили его за кисти и с силой поволокли на выход. Буквально выпихнув того за дверь, Саске захлопнул ее, в ярости оборачиваясь на Наруто. А последний почти не обращал внимание на происходящее, лишь оперся рукой о стоящий рядом стол.       — Какого черта ты снял шлюху на ночь? — взъерепенился Саске, но говорил низко, глухо, злобно. Он подошел к Наруто, желая взглянуть в эти бессовестные глаза, но лишь поравнявшись с ними, замер, отмечая неестественно огромный зрачок. Чернота почти целиком перекрыла ту голубизну цвета, что обычно так завораживала. Такого еще ни разу не было.       Однако Наруто практически ничего не слышал. Лишь увидев перед собой Саске — наконец-то, желанный, распаленный, рядом, схватил его за шею и притянул лицо ближе, впиваясь в губы. Его хотелось целовать до трясущихся рук, до скручивающихся мышц, до потери сознания — последнее почти произошло, стоило ощутить этот долгожданный вкус. Наруто почувствовал то, как ему на грудь легли прохладные ладони, как пытались оттолкнуть — слишком слабо — как чужие губы хотели сомкнуться — бессмысленно. Он не позволил ничему из этого случиться — лишь упивался. Второй рукой он забрался под чужую рубашку, крепко сжимая бок, скорее всего до синяков. Притягивал ближе, заставлял тела едва ли не вживаться друг друга, хотя и ощущал ярость любовника: тот, если сначала и не хотел отвечать на этот поцелуй, то теперь буквально пытался истерзать чужие губы.       Саске тоже изголодался. Он думал, что потерпит одну ночь, а потом отыграется, объяснит свой отказ, в конце концов отработает его. Но во всех вариантах Наруто не должен был брать кого-то еще. А ведь посмел, он только что находился с другим человеком в этой комнате. Вспомнив об этом, Саске с силой ударил партнера в грудь, заставляя все-таки оторваться от горячего рта.       — Ты зачем явился? — первым все равно спросил Наруто, и голос был совсем не такой, как обычно. С хрипотцой, с тяжестью, будто слова было сложно выдавить. — Ты ведь отказался, так зачем?       — Это я у тебя спросил, какого черта? — вновь Саске показывал свое негодование, — Стоило мне один раз сказать «нет», и ты сразу нашел себе развлечение! Неужели одну ночь нельзя было потерпеть?       — Саске, — Наруто вновь приблизился к еще влажным губам любовника, но по факту, он едва удерживал себя — до чего хорош, наверняка сам дьявол менее красив, чем человек напротив. А наркотик разъедал изнутри, боль была такая, что до крика, и нужен был выход этой потребности в срочном порядке. — Я хочу тебя прямо сейчас так, что готов убить кого-нибудь, — он приблизился к уху, скрытому черными волосами, запах которых дразнил еще больше, — но этого парня я позвал потому, что он терпит боль и был готов мне ее дать.       — Боль? — Саске удивился — еще бы, они-то подобное не практиковали вместе — и реакция была заметна по распахнутым темным глазам, в которые Наруто снова смотрел, понимая, что еще несколько секунд и он там утонет — уже.       — Да, сейчас мне нужно это, — Наруто убрал свою руку с бледной шеи и большим пальцем провел по нижней губе любовника, словно даже через фалангу мог ощутить этот вкус. Впитывал. Запоминал снова. Судорога от наркотика едва скрывалась, руки почти тряслись — медлить нельзя. — И либо ты остаешься и соглашаешься на подобное, либо уходишь сейчас же.       — Я остаюсь, — в ответ едва не фыркнули, но это лишь больше взволновало. Наруто резко обхватил двумя руками лицо партнера, заставляя смотреть себе в глаза.       — Ты хоть понимаешь, на что соглашаешься? Такую боль ты навряд ли когда-нибудь попросишь сам. Ты можешь уйти прямо сейчас, а завтра вернешься, и все будет по-прежнему.       — Я сказал, что остаюсь, — Саске смотрел в те остатки знакомых голубых зрачков, где-то в глубине души все равно веря в то, что хуже, чем за время рабства, ему уже точно не будет, тем более это — Наруто. Наруто, который, стоило Саске отказаться, пошел к кому-то другому. Но теперь это случится только через его труп и не раньше. А может, он и на той стороне его достанет.       Едва удерживая себя в сознании, Наруто отпустил чужое лицо и подошел к двери. В тишине прогрохотал щелчок замка — будто выстрел, и даже воздух сжался.        — Раздевайся — прозвучал приказ. И его явно не стоило ослушиваться.       А дальше словно бес вселился в Наруто. Саске заметил, что с ним что-то не так, но та грубость и жесткость была неузнаваемой. Вместо уже привычных предварительных ласк — сразу растяжка. Болезненная, резкая, благо со смазкой. Губы, что обычно сновали по телу с нежностью и заботой, отвлекающие от неприятных ощущений, в этот раз терзали хуже тех двух пальцев, что с силой проникали в неподготовленное тело. Саске кое-как боролся с желанием извиваться и отодвинуться от дискомфорта, но организм все равно реагировал необычно — на каждый болезненный укус возбуждение накатывало волнами жара. И даже сейчас, когда Наруто, который измывался над уже заалевшим соском, внезапно опустился ниже и оставил укус на ребрах такой, что Саске вскрикнул и увидел, как маленькие бисеринки крови выступили на коже и были слизаны горячим языком — дыхание перехватило от восхищения.       Внезапно жесткие пальцы вышли из растянутого отверстия, и Саске даже на секунду облегченно выдохнул. Но лишь до того момента, как его резко схватили, подтащили ближе за бедра, и стоящий колом член Наруто с напором стал притираться меж ягодиц. Лишь за пару мгновений до Саске дошло, что сейчас будет, и он дернулся, взмахивая руками, пытаясь сказать:       — Наруто, подожди, я еще не…       «Недостаточно растянут» — хотел было договорить Саске, да только вместо этого комнату заполнил болезненный протяжный стон. Наруто перехватил одной ладонью руки любовника и с силой прижал их над его головой, не просто прижимая — придавливая, до боли, до синяков — жесток. Второй рукой он крепко удерживал под бедро, не позволяя дергаться. Но вошел он лишь наполовину, остановившись только из-за того, что тугие мышцы причиняли боль и ему — ложь, выдуманная самому себе — остановился, потому это Саске был под ним, потому что где-то еще было осознание, с кем именно он так поступает.       А Саске затих. Лишь плотно сжал губы и отвернулся, пытаясь спрятать лицо: боль прошибла, не самая сильная, но ощутимая из-за резкости и из-за того, что он сам сжался. Хотя это и не худший исход при таком раскладе, но быстро расслабиться не получилось, и огнем агония проносилась по телу. Глаза предавали. Взять бы пару минут, и тогда будет легче, всего лишь нужно глубоко дышать и контролировать напряжение. Расслабиться, и еще немного. Отпустить давление мышц, что так сильно хотели сократиться от боли. Он мог справиться с собой, вот только вспоминать то, откуда он этому научился, не хотелось.       Наруто проследил за реакцией на изломленном страданием лице, а после замер, даже забыл о собственной агонии из-за наркотика. Ведь он увидел то, как прозрачная жемчужина слезы — блестящая, маленькая — выкатившаяся из-под темных ресниц, ослепила, оставила после себя влажную дорожку вдоль кожи к виску, потерявшись у корней волос.       Наруто показалось, что его прошибло молнией — лучше бы так — не иначе, ибо он сам стал чудовищем. Что же… Что он делает? Как он посмел довести Саске до такого состояния? Это же… Его Саске. Тот единственный человек, который делает для него абсолютно все по собственной воле, который уже столько вынес только по прихоти Наруто. Вот до слез еще не доводили — можно принимать с осквернённой совестью новый позывной — конченый ублюдок — именно так Наруто себя почувствовал в закоулке оставшегося здравомыслия. Неужели, нынешняя потребность стоила того, чтобы причинить Саске такую боль?       Вот только у действия опиума было другое мнение. Наркотик выжигал вены, рвал мышцы, кровь превращал в кислоту от бездействия — горячо, больно — помогите. Он не позволял остановиться, не давал возможности так легко отказаться от происходящего. Наруто едва сдерживался, чтобы не продолжить движение. Он знал, что точно не порвет, текущей растяжки было достаточно, опыта еще больше.       Наруто склонился ближе к лицу любовника, замечая то, как от влаги слиплись пушистые ресницы, но даже в агонии восхитителен, неповторимо притягателен, сплошное безумие — хотеть его со слезами на глазах. Но Наруто все еще поддерживал его за бедро, чтобы не двинуться дальше внутрь. Соблюдал расстояние, благо навыки позволяли это осознавать и сдерживать.       — Саске, посмотри на меня.       Отозвавшись, Саске едва раскрыл слезящиеся глаза, немного повернув голову. До этого веки еще сдерживали навернувшуюся от боли влагу, но теперь еще несколько капель выкатились, вновь рисуя мокрые рисунки на коже. Хотя часть слез еще оставалась у зрачка и Наруто завороженно посмотрел на то, как они блестят — черт побери — звёздное небо, не иначе.       — Я остановлюсь, если ты попросишь.       Наруто готовился к согласию на это, совершенно не представляя, как он справится самостоятельно с наркотиком. Но его темная сторона так и жаждала продолжить, ощущать жар этого тела, проникать глубже, выбивать крики и стоны, чувствовать, как человек под ним постоянно выкручивается в агонии, и продолжать видеть его слезы, стекающие по щекам, делающие лицо мокрым, красным — животное желание, отвратительная жажда.       — Продолжай, — голос Саске звучал спокойно — лишь бы удержаться и не дрогнуть — кажется, даже усмешка скользнула на губах, заметив изумление на лице напротив, — Только… — он глубоко вдохнул и выдохнул, — не медли.       — Не медлить? — тихо переспросил Наруто, коснувшись губами виска, слизнул языком соленую влагу — вкус разошелся по рецепторам, и что-то будил внутри, отчего хотелось зацеловать эти заплаканные глаза.       — Я так быстрее расслаблюсь, — словно признаваясь, Саске шептал, стараясь смотреть в сторону. Он не очень хотел делиться знаниями относительно собственного тела из предыдущего опыта с другими партнерами.       — Положи руки мне на спину, — Наруто отпустил кисти из захвата и освободившуюся ладонь положил под шею Саске — уже влажная, волосы слегка намокли. Он склонился еще ближе, позволяя любовнику устроиться так, как ему удобнее. Лишь ощутив выполнение своих слов, коснулся губами мочки уха и обжег словами: — Укуси меня за плечо и не отпускай, пока боль не пройдет.       Нежелание исходило от Саске волнами энергии, эмоции были ощутимыми, но он не в том положении, чтобы не послушаться — будто было хоть раз иначе — прикоснулся губами к загорелой коже на плече и слегка зажал зубами. Однако не успел как-то подготовиться — первый глубокий толчок выбил мысли, челюсть сжалась, прокусывая плоть, отчего ощутилась влага во рту. Но какие там размышления и придирки ко вкусу, Наруто сорвался на резкий и рваный темп, однако знал, что не навредил, не порвал — аж горд и самодоволен.       В который раз убеждаясь в том, что можно заставить свое тело слушаться, Саске ощущал то, как от мощного давления пальцы на ногах сжимались, как внутри пробирало и достаточно быстро смешивались агония и удовольствие — второе было хорошо знакомым, как тут не прочувствовать. На деле горячо было во всех точках соприкосновения. Чужие пальцы сдавливали бедро до болезненных вспышек, в ушах оглушительно пульсировало, а нетерпение все больше разрасталось внутри. Жажда совершенно сдаться захватывала с такой силой, что не позволяло опомниться, тем более заставляло забыть то, с чего сейчас все началось.       Уже не удерживаясь в таком положении, Саске откинул голову на постель, отпустив чужое плечо и ощутив, что острая боль совсем сошла — на ее смену пришли сила, желание, потребность — аж страшно, как хорошо. Было душно, жарко, тело взмокло, хотелось как-то выпрямиться, но в то же время, казалось, если Наруто остановится, то Саске проклянет его еще раз. Дышать приходилось только ртом, вперемешку с глухими стонами, а глаза едва можно было открыть, лишь жмурить от остроты и полноты ощущений. Чужие губы дразнили, то приникали, то отрывались от разгоряченной кожи, и когда Наруто успел научиться смешивать такой напор с такими пробирающими прикосновениями?       Короткий вдох с едва слышным хрипом в горле, с надеждой на отрезвление резко был подавлен очередным поцелуем под адамовым яблоком, влажным мазком языка по коже до ключиц, а после — сильным укусом. Саске не знал, отчего именно он — не почувствовал — лишь услышал свой стон — от боли или странного удовольствия от того, как ощущалось, что слизнули влагу собственной крови на коже? Он и сам не жалел загорелую спину, мышцы которой бугрились под руками, впиваясь ногтями, где-то отдаленно понимая, что раздирает Наруто, но не контролировал себя, лишь слышал его сбивчивое дыхание, горячее, жадное, где-то рядом. То ли у уха, ведь чужие губы были где-то там, целуя за ним, то ли у шеи, ведь влажный язык очерчивал себе дорогу уже по горловой выемке, или где-то ниже, до куда получалось достать своим похабным ртом умелому любовнику?       Наруто же замечал эти изменения: для него сейчас не осталось ничего важнее Саске. Он чувствовал, как расслабились внутренние мышцы и уже без лишнего давления принимали все толчки, позволяя наконец-то разойтись больше. Кажется, даже действие опиума отошло на второй план, и, резко поднявшись и подтянув за бедра ближе к себе, Наруто не преминул восхититься видом: Саске расхристанный лежал на смятых простынях, волосы растрепались, брови надломлены от удовольствия, а при особо глубоких движениях он закусывал нижнюю губу, чтобы несильно шуметь. Хотя в этом и не было нужды, ибо его голос сейчас был желанным, словно путеводитель до яркого оргазма. Разрумянившаяся грудная клетка хаотично вздымалась, руки пытались хоть за что-то зацепиться: простыни, основание кровати, кисти Наруто — хотя бы что-то сжать, будто удержаться. И не могло скрыться то, как телу нравилось происходящее — возбуждение было явным. Влажные капельки пота собирались на коже, покрытой все еще красными укусами, где-то смешиваясь с выступающими бисеринками крови, но боли от этого Саске не замечал.       Воздух становился между ним плотнее, не хватало кислорода, особенно Саске был уверен, что вот-вот отключится от гипоксии: не успевал дышать, сплошь задыхался. Но ему нравится все от и до: как собственная спина выгибается, бедра периодически съезжают и позволяют немного изменить угол проникновения, выводя на разные грани. Нравится, как в чувствительное нутро вбивается жесткий член, приносящий такое удовольствие, что перед глазами темнело. Нравится, в каком темпе двигается чужое тело, выбивает и воздух, и дух, и рассудок. Нравится, как простыня под спиной собирается крупными складками — лежать неудобно — да и к черту. Нравится, как горячие ладони крепко сжимают, пытаясь удержать мечущееся тело, нравится замечать капельки пота на загорелой груди, на коже над верхней губой, на лбу, к которому липли волосы, что выбились из хвоста. Нравится этот огонь похоти в глазах, нравится, что выбрали его, а не кого-то еще — всегда будут выбирать только его.       Но довело до безумия то, как Наруто склонился к нему, отмечая этот голодный взгляд, распаленный, поплывший, и уже глубокий долгий поцелуй захватил дыхание, сильные бедра остановились, вплотную прижимаясь к взмокшим ягодицам. Саске и любил, и ненавидел этот момент: до одури хорошо чувствовалась наполненность, специально сокращать мышцы было сладкой игрой для них обоих, но нужно движение, трение, его не хватало, именно оно было головокружительно желанным.       А Наруто все это знал и специально притормаживал, растягивая момент, процесс, секунды в часы, в вечность, заставляя едва ли не молить, да только рот занят чужими губами и языком, будто имели сразу в двух местах. Эти порывы неконтролируемой нежности были обязательными, важными, поощренные вздохом-стоном после них. И кажется, что уже всего слишком много; много жара, много иссушающего желания, запаха кожи — руки отпускают бледные бедра и скользят по телу, напоминая еще и о подобной ласке. Светлая кожа кажется холодной, но нет, она разгоряченно-обжигающая, влажная, ее хочется зацеловывать больше и дальше — на еще чистых местах оставить укусы — метки: Саске принадлежит ему. Добравшись до рта, пальцы заставляют раскрыть его, принять на язык фаланги, обхватить губами и смотреть — похабно, хитро, нагло — Наруто был уверен, что никто, кроме Саске, так смотреть не умеет — не сможет, не с таким желанием, не с такой отдачей.       Лишь от этого вида тело вновь начинает гореть, и опиум тут ни при чем, наркотик ни разу не смог бы довести до такого состояния. Нет, это был Саске, он управлял происходящим своей податливостью, принятием, открытым удовольствием. Не удержавшись, Наруто отстранился, с внезапностью и силой заставляя перевернуться, проехаться щекой по простыне, вжаться грудью в ткань, приподнять бедра, — и снова внутри этого тела — двигаясь со вкусом: остервенело, быстро, сильно, едва не ломая — сдерживался. Саске прогибался в пояснице, разводил ноги шире, не стеснялся — раскрывался, подавался назад, так, как ему надо, и терялся в стонах, пряча лицо в постельном белье.       Наруто чувствовал это — нетерпение, ходуном перекатывающиеся ребра под кожей, отдача — протянул руку, хватая за черные волосы и на себя — впечатывая в тело — склонился, проводя языком по спине, откуда мог дотянуться до самой кромки волос, и снова укусил, чувствуя дрожь под собой. Тихий всхлип и судорожно сжимающие мышцы — знакомая картина — Саске был на пике, но еще не позволял себе сдаться — продлевал жгучую пытку, жмурился, упивался болезненным удовольствием, рвано стонал — каждое движение, толчок, сжатие, боль и эйфорию хотелось просмаковать, запечатать в памяти, прокатить на языке — ощутить и пропитаться этим. Настолько животной их близость не была ни разу, и Саске даже успел пожалеть об этом: он столько потерял, не давая выход подобным эмоциям.       А ведь несмотря на бешенство движений, хаотичности ласки и бесцеремонного темпа, Саске в какой-то момент понял, что он отчетливо мыслит, здраво поддается своим желаниям, и их выполняли, молча, лишь следя за телом — жаждущим, распаленным, лавирующим на грубых толчках, на удерживающих руках, на регулярных поцелуях и укусах — в этот раз спина будет покрыта не просто засосами, а ожогами жажды — и почему эта мысль доводила до исступления, Саске так и не осознал.       — Наруто, — прохрипел он, едва пытаясь быть услышанным, да только свой собственный голос звучал словно за пеленой, ведь все вокруг было поглощено этим маревом похоти. Но любовник все-таки услышал и, немного притормозив, усмехнувшись на недовольное мычание, припал своей крепкой грудью к уже совсем не бледной спине, раскрашенной со вкусом собственника, обладателя, хозяина.       — Что? — казалось, Наруто это даже мурлыкнул на ухо, успевая пройтись языком по соленой коже — а вылизать хотелось всюду, как сахарный леденец: лучшего вкуса в жизни и не было, лишь от этой плоти. Саске словно знал это, пытаясь повернуться, хотя бы уголком губ коснуться чужих, а на деле укусить, заставить не отстраняться, не останавливаться, едва признаваясь себе — чертовски нравилось, что вынуждают стонать, просить, кусать губы, свои же кисти, мокрую простыню, лишаться контроля, но не полностью.       — Не выходи из меня до конца, — словно стыдливо, да только не было его совсем там, стыда этого, а лишь беснующееся вожделение — им пропитано стало все: и кожа, и вены, и кровь — Наруто заразился этим ощущением и рассудок помутился. Словно нужно было что-то доказать — резко и глубоко — Саске задохнулся, руки в локтях подкосились, разъехались, а темп зафиксировали, запечатали — как бы выдержать, принять все до конца, утопая в густой пустоте перед закрытыми глазами, в ненасыщающем кислороде пропитанным запахом тел. И пах тянуло так, что уже больно, уже нет никакой воли, разрядка была так желанна — пугала лишь тем, что все закончится, поэтому держался из последних сил, но их-то как раз сосредоточенно выбивали, с громким шлепками влажных тел, с полувскриками, с утробным рычанием.       Наруто все чувствовал, видел, считывал, как открытую книгу, и, поддаваясь на провокацию — самодовольство, с силой потянул Саске за волосы, заставляя подниматься, удерживаться на руках — рухнуть не разрешалось — ну, покажи, какой ты стойкий, покажи, какой ты жадный, развратный, бездумно согласный, отданный лишь одному. Саске сам потянулся к своему уже постоянно текущему члену, обхватывая, да только сразу ощутил поверх своей ладони чужую. Наруто и здесь вел, как хотел, брал, властвовал, контролировал — в такт толчкам, совсем немного и оргазм накрыл Саске не то, что волной, а полным удушьем, пропастью, пучиной бессмыслия, — от расслабленности, сокращения собственного нутра, продолжавшихся движений — как хотелось упасть, но еще нет, рано, для Наруто рано — это тело всегда отдавалось ему сполна и сейчас не исключение. Извести — насладиться обоюдно, до полного исступления, до всхлипывания в голос, до момента — вжимаясь бедрами в чужие ягодицы, отпустить руку в волосах, позволяя безвольно рухнуть на кровать — а дрожь еще пробивала, чувствуя внутреннюю пульсацию и жар семени.       Саске казалось, что он умер от эйфории. Ни слух, ни зрение еще пришли в норму, когда Наруто вышел из него и заставил перевернуться обратно на спину, чтобы поцеловать — мягко, аккуратно, проводя языком по искусанным губам, чуть подхватывая зубами и оттягивая нижнюю губу, но не сильно — приятно. Не то, чтобы извиняясь за начало, а благодаря за покорность. И в такой момент Саске показалось, что все — перерыв, небольшой отдых, дадут восстановить дыхание. Но едва поцелуй прекратился, эти губы — губы Наруто — снова оказывались все ниже и ниже по телу, будоража взахлеб, хотя и Саске, и Наруто уже захлебнулись, лишились возможности выжить, выйти — только бы остаться наедине в этой близости.       На деле, Саске не был готов ко второму раунду, тело устало, во рту сухо, спина немного ныла из-за первой не особо удобной позы и выдержанного давления, он ощущал дискомфорт меж ягодиц, натёртые мышцы все еще периодически сокращались, а тело подрагивало — нет, пробивало крупной дрожью при каждом последующем поцелуе — но лишь бы не заканчивались. Только Наруто остановился — облегчение, разочарование — лишь на уровне бедер, облюбовав такую чистую от синяков и засосов тазобедренную косточку — сейчас казалась еще соблазнительнее, чем когда-либо — выделялась своим отсутствием иного цвета, кроме природной бледности — прекрасной, восхитительной — желанной для запятнения, присвоения и ее.       Прижавшись к ней щекой, Наруто закрыл глаза, истинно наслаждаясь всем, что ему давал Саске. От его уставшего дыхания до вседозволенности, от запаха тела до тех касаний, которые сводили с ума. И после оргазма часть давления наркотика отпустила, контролировать себя уже легче, но недостаточно. Однако нужно было учитывать состояние любовника, надо дать отдохнуть, хотя на деле не хотелось медлить. А мысль о том, что он излился внутрь этого горячего тела, точнее даже то, что Саске сам об этом попросил, так и заставляло улыбку разойтись на губах и там остаться. Ранее они не практиковали подобное. Сегодня же это было верхом интимности, доверия, обоюдного желания — важным, чертовски важным.       Лишь ощутив то, как тонкие пальцы коснулись его волос, Наруто посмотрел наверх, натыкаясь взглядом на лицо, которое ему казалось совершеннее, чем у кого-либо. И сейчас такое разморенное, несколько измученное, но до боли красивое, особенно с этой легкой улыбкой на припухших губах — не оторваться ни взглядом, ни душой — сердце приковано, рассудок поднял белый флаг — Наруто отдал бы все, если бы мог, к этой самой улыбке и глазам.       — Как ты себя чувствуешь? — это нужно было спросить, это нужно было знать, потому что больше он не посмеет причинить Саске такую боль. Может, другую, ту, что сладкая. Те же укусы, засосы, синяки от пальцев, они ощущаются иначе, приятнее, в совокупности близости — крышесносно, остро горячо и провокационно. Но не те ощущения, как по началу сегодня, ни в коем случае более никакого опиума, да с Саске он был и не нужен, этот человек управлял им хлеще, чем любой наркотик.       — Потрясающе, — Саске мог лишь шептать, но и так его было достаточно слышно, а заметить то, как игравшая улыбка на загорелом лице стала еще более довольной, как тут не ощутить тихий восторг? — Что ты принял? — наконец-то спросил, ранее как-то момент не выдался. Но то, что у Наруто зрачок все еще не приходил в норму и его некое зверство — не оставляло иной мысли, что тут явно что-то примешано.       — Опиум, — очередной сухой поцелуй, ровно рядом с пупком, а глаза все хотели закрыться, чтобы тактильные ощущения воспринимались острее, сосредоточиться на них, упиваться — упиться до сыта — однако невозможно, не с этим человеком.       — Взял у того парня? — укол ревности, явный, четкий, даже в интонации, и Наруто вновь взглянул своими безумными глазами на Саске, искреннее радуясь такому тону, словно он нашкодивший ребенок, жаждущий попасться, ибо наказание для него было чем-то неимоверно хорошим — обратят же внимание, заметят — сработало.       — Нет, это был мой опиум. Кстати, почему ты сказал нет? — это интересовало больше всего остального: ранее Саске никогда не отказывался, ни в каких-либо безумных идеях или просьбах: ответом было абсолютное согласие.       Но здесь пришло время потеряться в мыслях самому Саске. Как ему объяснить, что он хотел доказать всем, пусть они даже и не знают, что Наруто выберет только его? А ведь горько было осознание, что это не так. Обидно, даже сейчас накатило, сбило остатки эйфории, заставило отвернуться в сторону.       — Шикамару посоветовал так проверить, мол, правильно ли я делаю, выбирая только тебя.       Выдал как есть, да так, что Наруто остановился в миллиметре от очередного касания к этой коже и распахнул глаза. Шикамару, значит, посоветовал? Шикамару получит сполна за такие советы. Определенно. Но в ответ Наруто промолчал, лишь продолжил прерванное прикосновение, где-то в глубине души радуясь, что старпома здесь рядом нет. Иначе он бы просто убил его. Никто не смеет лезть между ним и Саске, ни у кого нет права провоцировать то, что и так тяжело сдерживается. Даже самый близкий друг.       — Асума мне как-то сказал, что у вас почти в каждом знакомом заведении есть так называемые любимчики, — отчего-то Саске не хотел смотреть вниз, а наоборот, поднял взгляд на потолок на несколько секунд. Голос уже приходил в норму, но громко разговаривать не хотелось. Лишь держать ровный тембр.       — Есть такое, — Наруто согласился, постепенно поднимаясь выше, уже у ребер рассматривал свои же укусы — красиво, притягательно — хотелось покрыть ими все это тело, чтобы ни у кого и мысли не осталось лишней о том, кому оно принадлежит.       — Не прикасайся к ним, — словно приказ и даже захотелось на это взглянуть. Все верно, Саске пристально смотрел в чужие глаза, явно обозначив этими словами теперь свою границу. Он имел на это право.       — Ты хочешь, чтобы я вообще ни с кем не спал, кроме тебя? — лукавая улыбка заиграла на губах, и Наруто немного приподнялся, нависая над телом под ним, приблизившись своим лицом к чужому, более сосредоточенному. Откуда же Саске было знать, что и сегодня Наруто бы не переспал с тем парнем, даже если бы тот не пришёл. Но у страха глаза велики — Саске увидел то, чего очень боялся.       — Да, — Саске держал оборону, не отводил взгляд, не зная, как еще сказать, что ему было сегодня чертовски плохо от увиденного. Как ему выворачивало все нутро, даже глаза щипало, как ярость в венах клокотала и огнем все пылало от почти предательства.       — Тогда бартер, — Наруто видел то, как менялись эмоции на красивом лице, и его собственная улыбка сходила на нет — понимал, точно понимал, что чувствует Саске. В первый раз ему тоже было хреново, когда он видел, что другой человек целовал Саске, сжимал его бедра, уводил прочь, чтобы подмять — еще гаже становилось от самого себя, но сделанного не воротишь, лишь дальше показывать всеми возможными способами, что в первую очередь для него нет никого желаннее Саске. — Впредь, я не прикоснусь ни к кому, кроме тебя, но, если ты позволишь хоть кому-то прикоснуться к себе, — Наруто смотрел прямо в темные глаза, сократив расстояние до минимума между лицами, — я убью их всех.       — Разве ты уже это не делал? — Саске усмехнулся, но эти слова его согрели, почти полностью растопили лед обиды, сковавший сердце, более того он чувствовал, как медленно, но верно Наруто притискивался к нему, разводя ноги шире, вжимаясь своим пахом меж ягодиц — пока не сильно и не с таким напором, но с явным намерением.       — Ты прав, делал, — почти в самые губы, уже шепотом, мягко оглаживая пальцами руки по внутренней стороне бледного бедра, постепенно надавливая, заставляя еще немного отвести ногу в сторону. Этот разговор больше взбудоражил кровь, напомнил о несходящем возбуждении и о том, как близко самое необходимое — открыто, доступно и безоговорочно примет — без сомнения. — Я убил того дворянина, которого мы ограбили в порту Вуллена, — Наруто склонился над ухом, еще сильнее вжимаясь бедрами, совсем медленно проталкиваясь в растянутый и влажных вход, но нарочно неторопливо, едва-едва, — И я же убил того барда, который так хотел написать песню о твоем теле, — Саске терял контроль над дыханием. Он еще после рассказа Шикамару догадался, но такое признание воспринималось через пелену вернувшегося возбуждения, давления на мышцы, которые достаточно легко раскрывались, принимали целиком, без боли, лишь с маленьким дискомфортом, но было плевать. И так сладко пульсировало в голове — ненормально, но хорошо — все ради него, каждый раз ради него.       А горячий шепот все больше выбивал ощущение реальности — никогда бы не кончалось — Наруто продолжал, склонившись чуть ближе к мочке уха, задевая ее губами: — Саске, тебя заменить невозможно никем, — Саске чуть приоткрыл глаза, но информацию было так сложно воспринимать: слишком хорошо, чтобы вообще думать, ощущение давления, тяжести другого тела — едва позволялось остаться в сознании, тем более он не мог осознать подтекст того, что происходило на самом деле между Наруто и продажным созданием, — Даже опиум причиняет не такую боль, как ты.       Тяжёлый вдох, и Саске чуть сжался, ощущая, как правильно к нему полностью прижаты чужие бедра, как правильно сейчас смотреть в эти безумные глаза — Наруто тоже хотел видеть его взгляд, но не двигался — просто наслаждался ощущениями.       — Зачем ты его принял? — шепотом, будто замечая потребность в том, что Наруто хотел объясниться — совесть грызла от того, что он едва не изнасиловал Саске, был слишком груб, — чертова агония в мозгу сводила с ума — он не должен был даже думать об этом, никогда не должен был быть настолько близок к роковой ошибке.       — Не справился со своей головой, — тихая усмешка, и первый толчок. Саске приоткрыл губы — резко воздух куда-то подевался. — Ты был нужен мне, нужен все то время, что тебя не было рядом, нужен был, когда я сам ушел, черт побери, — Наруто шумно выдохнул, потому что язык едва не заплелся и он сбивался в движениях, как и в своем признании, — я нуждался в тебе и только наркотик смог мне это заменить после твоего отказа.       Саске подумал, что сошел с ума и у него галлюцинации, ибо как еще он мог объяснить происходящее? Но размеренное движение даже не давало возможности размышлять — опять вздох — как же медленно — глаза хотелось закрыть, да только это лицо напротив — жажда и отчаяние — из-за него самого, из-за Саске. Не удержавшись, он сам чуть приподнял голову, вовлекая Наруто в поцелуй, потому что теперь он никуда не денется, не оставит, не уйдет — он давно это показывал и вновь повторяет. И как же грело сердце все сказанное — обида забылась, черт бы с ней, повторения больше не будет и им обоим послужило это хорошим уроком. А в голове эхом отдавались последние слова — Саске всему виной — и благо, и зло, но он сам согласен.       И Наруто согласен оставаться верным, Наруто признал эту границу, принял требование, но сам давно уже перешел за черту: любой возможный соперник уничтожен. Саске не оставалось выбора — будто бы он был ему нужен, когда так потрясающе наполняет изнутри, растягивает, заставляет сокращаться чувствительное нутро — снова горячо, снова жадно, но до одури медленно и нежно — Наруто берёг, топил в этой ласке, целовал губы — не имел, теперь было как-то иначе. Вновь цепляться за широкую спину — царапин уже не осталось — ощущать неспешность, но жаждать быстрее — пока не сопротивляясь, не прося, лишь надеясь, позволяя себе захлебнуться, уйти с головой — кажется, именно это и могли называть любовью. И если это она, то Саске на нее согласен.       Мысли вытеснялись от трепетных ощущений, уже будто и не похоти, а чистой страсти — тело к телу, губы к губам, ладонями сталкиваясь и переплетаясь пальцами — больше, глубже — чувственно-любовно, до конца. Неторопливость измучивала, заставляла ерзать, пытаясь притиснуться ближе — куда уж больше — но хотелось, до отчаяния, до внутреннего рева, до едва не наворачивающихся слез от таких касаний, будто нет ничего драгоценнее, важнее — уникально. Саске не верил, что это к нему испытывают такое, что это с ним делают такое, что это он для Наруто таков — заслужил, словно с почестями — задевало дальше сердца, души, по самое нечто — и даже там не вмещалось это чувство.       Когда Наруто приподнялся — казалось сон, не Явь, а Нави, в ином мире — но нет, он реален, как реальны его руки, что лишь мягкими касаниями уложили на бок, грудью к спине, дыхание — в шею — бедра к бедрам — вновь внутри — горячо, чуть быстрее, но совсем немного — мало, до мольбы мало. Но в этом положении можно было немного развернуться корпусом, повернуть голову, найти эти же губы — опять так, словно кокон защиты, оберега, невозможности существовать без, вне, от, — не рядом — не позволительно — сгоришь. Наруто частенько бывал с ним нежен, но не так, не до такой степени, не с таким чувством — неужели, это лишь наркотик?       Откуда Саске было знать, что самый страшный наркотик здесь — это он сам, от которого кожа — огнем, нет, магмой сгорала — он был оазисом посреди страшной зажаренной пустыни, островом жизни в бесконечном мертвом океане — он был всем в эту минуту, и не потому что иное пьянило разум, нет — он сам дурман. Наруто сжимал ладонь на его бедре, немного удерживая — толчок сильнее — стон в поцелуй — вибрацией во рту — а словно жизнь вдохнули. И эти трепещущие ресницы — Наруто мог поклясться, что сейчас были верхом прекрасного, пиком совершенства — его, от него, из-за него — вся дрожь, жажда, губы, что снова искали его собственные — до чего восхитительно.       Скользнуть свободной рукой выше, по влажной спине, огладив позвонки, лопатки, завести за шею — беззащитную, хрупкую у любого человека, а эта запятнанная им самим, и сжать пальцы — несильно, но чтобы глаза темнее ночи распахнулись и вновь захватили, поглотили собой. Немного ускориться — плавно, но четко — знал, как нужно — давно выучил, изучил, но каждый раз открывал нечто новое, неизведанное — не надоедало, не могло надоесть. Замечать — румянец от легкого удушения, но не сильно — так острее, приятнее — Саске держался, позволял все это. И так довести до края, потому что были близки, задевая нутро друг друга, где-то глубже вен, сухожилий, мышц, органов, куда-то дальше — оба согласны. Наруто разжал пальцы на шее, улавливая хриплый стон-вздох и не удержался — еще раз, хотя бы один — прижаться зубами позади шеи, чуть ниже, почти на позвонке — здесь уже и так много укусов, но место есть. Как еще отметить этого человека, как сделать его полностью своим — как не отдать более никому и даже ничему — не жертвовать нигде, не позволить ощутить боли, болезни, расстройства? Догоняла безысходность, она захлестывала с желанием вперемешку, со скручивающимся узлом в паху, нужно было быстрее, еще — так, как хотел Саске, как любил — именно в таком темпе, именно таким образом. Никогда бы не остановиться, но он не выдержит — лишь человек, но его человек, Наруто должен его спасти, должен дать прожить эту чертову жизнь вместе, остаться вдвоем — до последнего вздоха.       И вновь бледная рука зарывалась в светлые волосы у корней, тянула к лицу, к губам, словно просили — на все же согласен — не отступить, да и не нужно. Они принимали самих себя, принимали друг друга во всем, от начала и до конца — и они выстоят. Что до утра, что до следующего дня, что до скончания веков — души никогда не разойдутся — встречаясь вновь и вновь, желая слиться, стать единым — быть друг с другом.       Утро встречало мир лишь серыми облаками, грузным дождем, стучащим по крышам, но он не мог дотянуться до двоих людей, спящих в одной постели, где один — оберегал, а второй — покорялся. Вот только в этот раз Саске оберегал то, как Наруто покорился своим чувствам к этому человеку, признавая не меньшим — равным. Их сердца пускали корни по венам, к каждой точке касания — иначе жить уже было невозможно — не нужно. Ни одному — ни секундой дольше другого. Лишь вместе.