Сегодня мы не умрем

Хрен вам, месье Мартен. Не получится… Стараюсь смотреть в глаза высокого начальства прямо, так, чтобы он считал мою мысленную мантру, как долбанный телепат. Повторяю эту фразу в мыслях уже тысячный раз — так же, как и ночью, когда засыпала у Кея на плече. Так же, как когда чистила зубы, втискивала задницу в очередное приличное убожество и так же, как когда поднималась на лифте, стараясь держаться от Стоуна чуть в стороне — конспирация, мать её. На кой теперь чёрт — не знаю, но если уж изображать святую простоту и «просто напарников», так до последнего. Сейчас же Мартен внимательно оглядывает нас с ног до головы, медленно поворачивая голову от Кея ко мне. Будто сканирует, разве что звука принтера в кабинете не слышно. Зато у меня в голове мифический скрежет явно смешивается с легкими стонами паники. — Вы в порядке? — Приор с усилием разлепляет губы, будто вопрос даётся ему с трудом. — Да, месье Мартен. — Хорошо. Он думает. Перемалывает что-то у себя в извилинах, и я даже не могу представить, что именно. Вчера утром мне казалось, что он должен уволить меня за всю херню в «Атмосфере». Вчера же вечером я поняла, что плевать ему на эту «Атмофсферу» с высокой колокольни. Даже интересно, в каком контексте он выскажется — не промолчит же. Легким наклоном головы Мартен приглашает нас сесть. Стоун галантно отодвигает мой стул и только после этого садится сам. Пялимся на Приора, как школьники на директрису. Тишина полнейшая, слышно, как за стенкой Даниэль обсуждает что-то касаемо очередной официальной встречи. — Мадемуазель Рид, объясните? — На гладкую столешницу из темного натурального дерева ложится знакомый мне планшет. Не подаю вида, что… да просто не подаю вида, как будто это не у меня сердце в пятках колотится. — Прошу прощения?.. Он знает. Знает, что я лазила в его почте. Знает, что я копировала его письма. Потому что это — апофеоз моих способностей программиста, а у него есть Дани. Говорят, она когда-то была мастером в сфере айти. Что ей стоило проверить последние совершенные действия? Дура. Не Даниэль, конечно. Я. Некстати вспоминаю Фокси. Интересно, они знакомы? Ну, мало ли. Чёрт, шикарная привычка забить голову всякой хернёй, чтобы отложить мысли о главном. Итак, планшет Мартена… С деланным любопытством заглядываю в экран, от волнения пытаясь поджать пальцы на ногах. Ногтями упираюсь в узкие носы туфель. Кожей чувствую, как Стоун даже без касания читает моё волнение. Мурашки — мои и его, одни на двоих. И резкое облегчение. Всего лишь протоколы допроса. Отчеты Гюлера и дознавателя, который разговаривал с Йонасом. Ничего. Ничего такого, что могло бы меня сейчас добить. Страх мутирует в адреналиновую эйфорию — в последнее время ненавижу это ощущение, но оно слишком привычное, чтобы от него отказаться. Грёбаная наркомания, помните? — Рид, вы действительно не причастны? На лице Мартена ничего нет. Так, лёгкий интерес, возможно, немного сочувствия. Сука непроницаемая. — Да, месье Приор. Совпадение, не более, — отвечаю ровным голосом, так, будто тренировалась перед зеркалом. А не мысленно и тысячу раз. — Трагическое совпадение, Рид, — Мартен неожиданно будто оттаивает: трёт переносицу двумя пальцами, устало облокачивается на стол. — Стоун? Кей вздрагивает. Незаметно, мимолетно касается ледяными пальцами моей руки. — А где были вы в этот вечер? — Приор склоняет голову на бок, напоминает задумчивую птицу из учебника. Ну, знаете, из тех, которых мы больше никогда не увидим. Вороны, кажется. — Это личное, месье. Прошу прощения. Говорит твёрдо, настолько, что я бы на месте Мартена поверила. Но я — не он, и уж тем более не наоборот. Приор тяжело откидывается на спинку своего навороченного стула, и снова упирается взглядом в нас обоих — того гляди, дыры просверлит. Аккуратные пулевые отверстия. Он хочет продолжить нашу невероятно увлекательную беседу, отдающую допросом, но в кабинет без стука врывается Даниэль и моментально отвлекает внимание на себя. Никогда не думала, что буду так радоваться её появлению. Честно говоря, Вейсс вызывает опасение — такие милые и приветливые девочки часто оказываются теми, кто без сожаления удушит тебя интернетным кабелем. — Месье Мартен? — Дани спокойно улыбается, не собираясь извиняться за внезапное вторжение. Впрочем, судя по всему, Приора такая мелочь тоже не волнует. — Да? — Вас просит о встрече Викарий. Иво напряженно хмурится, но недовольства не высказывает. Трёт пальцами переносицу, напоминая задолбанного жизнью мужика с тремя кредитами и женой-истеричкой. Только вместо кредитов — два идиотских охранника со скрытыми намерениями, а вместо жены — Вейсс. Ну вы помните мою инсинуацию про кабели? Так вот… — Я понял. Перенеси завтрашнее совещание на два часа позже. Иначе я не успею досмотреть отчёты, — Приор отнимает пальцы от лица и отдает очередной приказ. — Рид, Стоун, ожидайте в приёмной. Вейсс, позвони, скажи, буду в течение сорока минут. Кадры меняются слишком быстро. Даниэль, спешащая к своему рабочему месту. Мартен, уже не обращающий на нас никакого внимания. Ледяная ладонь Кея, будто случайно касающаяся моего запястья. От легкого прикосновения током прошибает — понимаю, что он снова волнуется, хотя угроза, казалось бы, миновала. Приору явно не до чужих перестрелок и «личных дел», и это должно было успокоить Стоуна. И нихрена не успокоило. — Всё нормально? — Спрашиваю почти беззвучно: у нас пара минут, пока никто не слышит нашего разговора. — Да, Лу, всё хорошо. — Врёшь. Возможно, прозвучало слишком жестко, но у меня нет времени подбирать выражения. — Умалчиваю, — честность Кея обезоруживает. Он не может сказать большего, но по мимолётому взгляду понимаю, что именно сейчас он бы этого хотел. Кажется, в данный момент он жалеет о том, что до этого умалчивал слишком о многом. Спасибо Единому за хорошее логическое мышление и умение складывать смысловые цепочки. Осознание пиздеца приходит быстро: то, о чем я думала почти постоянно, прикрываясь мыслями о всякой ерунде, настигло меня само. Кто мог желать Мартену смерти и не быть посланным к чёрту? Кто мог быть настолько всемогущим, что отказ ему был равносилен если не смерти, то бесславному исчезновению без вести? Только один человек. И, ставлю мотоцикл, мы отправляемся к нему аудиенцию в ближайшие полчаса. По взгляду Кея понимаю, что он почти что читает мои мысли. Стоун медленно кивает, на выдохе бросая заученные фразы про основную охрану и регламент подобных посещений. А я почти физически ощущаю, как его холодные руки касаются моих рёбер. Где-то на уровне сердца, чуть ниже. Скользят, сжимают, каждым движением убеждая, что всё под контролем. Всё хорошо. Одна проблема: всё происходит только в моей голове и хорошо ничего не будет. Грёбаный. Мать его. Викарий. Встречай, сука. — Рид, машина потребуется? От неожиданности едва не подпрыгиваю, но вовремя успеваю сдержаться. Гектор Баретти явно не оценит, если я тут цирковые номера начну исполнять. — Тут совсем рядом… — Пытаюсь сориентироваться, что вообще отвечать, но получается так себе: башка слишком занята другим. — В подобных ситуациях это всегда необходимо уточнять. Вдруг месье Мартену понадобится что-то отвезти? — Поняла. Баретти недоволен. Отрывисто жуёт слова в свои усы, не забывая сверлить меня колючими глазами. Эта работа — стопроцентная проверка на стрессоустойчивость, и Гектор Баретти один из безусловных раздражителей. Возвращаться в кабинет Мартена не хочется, но нужно — начальник охраны слишком переживает, что его высочество Приор Инквизиции срочно захочет что-то оттарабанить из одного угла площади в другой, а не на чем. Почему-то в этот момент всё дерьмо, которое и без того сочилось из каждой щели, окончательно накрывает бесконтрольной паникой. Я не склонна к истерикам, но конкретно сейчас до глубоких вдохов и счета про себя хочу одного: спокойствия. Курить в окно. Слышать, как нарики под окнами делят дозу. Опираться спиной на грудь Стоуна и чувствовать, как он размеренно дышит в мой затылок. И никаких. Никого. Вообще. Возьми себя в руки, Лу. За этой мыслью забываю постучаться и распахиваю дверь в кабинет слишком громко. Пары секунд хватает, чтобы понять, что очень не вовремя. Мартен резко вскидывает голову, отчего распущенные волосы небрежно падают на его лицо. Маленький инъектор, зажатый длинными пальцами, неловко дёргается и, оставив на светлой коже алую полосу, падает на стол. — Рид? — Не отрывая взгляда от стены за моей спиной, Иво безошибочно находит перед собой спиртовую салфетку и зажимает её в сгибе локтя. — Машина… — Выдерживаю эти долбаные секунды, отсчитывая пульсацию в висках. — Месье Мартен, простите, сразу не уточнила… Один, два, три… десять. — Машина? Нет, Рид. Мне не нравится, как он смотрит. Ему не нравится, что я вообще это всё увидела. Охренительно. — Мы уже выходим. Инъектор с тихим стеклянным звоном падает в мусорное ведро. Этот звук и Мартен, грузно поднимающийся из кресла, недвусмысленно намекают, что аудиенция окончена и можно валить на все четыре стороны. Точнее, к нашему общему, как оказалось, другу. Приор тяжелой поступью следует прямо за мной. Шальная идея — обернуться и посмотреть ему в глаза. Душу её всеми силами, но в коридоре все же незаметно рассматриваю бледное, ещё больше, чем обычно, лицо. Как живой труп. Помните, что я говорила о наркоманах? Надо быть осторожнее со своими желаниями — не успела помечтать, как один, походу, нарисовался. Без покурить в окно и Кея рядом, но всё же. Шутки шутками, а любопытство жрёт изнутри сильнее уже привычной тревоги. И да, я буду не я, если не дам ему победить. — Месье, вы в порядке? Мартен медленно, даже как-то сонно поворачивается в мою сторону, будто вообще забыл, что рядом с ним кто-то есть. Молча. Просто буравит черными, расфокусированными зрачками. Не решаюсь повторить вопрос, но когда ответ прилетает в спину, запоздалое раздражение неприятно режет слух. — В полном, Рид. Не стоит беспокоиться. Тоном выделяет последнее слово. В нём — почти не прикрытое предупреждение. Намёк. И приказ одновременно. Инстинкт самосохранения подсказывает, что в этот раз лучше его исполнить… Викарий Жан-Франсуа окружен детьми. Не хочу думать об этом сейчас, тем более что они заняты своими делами и на прибывших — то есть нас — внимания не обращают. Никогда бы не подумала, что увижу Викария лицом к лицу. Ну, знаете, не по телевизору или с агитационного плаката, а вот так по-настоящему, вблизи — руку протяни и дотронешься до сморщенных щек. Кажется, что его обесцвеченные глаза видят нас насквозь: перебирает взглядом каждого. Быстро и без интереса оглядывает меня с ног до головы. На доли секунд задерживается на Стоуне, косо дёрнув уголком рта. И, наконец, расплывается в улыбке при виде Мартена: — Здравствуй, Иво. — Викарий. Руки, усыпанные пигментными пятнами, сжимают дрогнувшие ладони, касаются бледного лба… — В делах и помыслах — храни Единый. Приор склоняет голову, принимая благословение. — С надеждой на искупление. Всё, что остаётся нам с Кеем — наблюдать со стороны, с почтительного расстояния. Вижу, как Кей незаметно осматривается, явно запоминая помещение, расположение входов и выходов — и я боюсь представить, зачем ему это. Мы оба видели охрану на входе, и, давайте будем честны, никакой «ультиматум» не поможет уговорить этих серьезных ребят пустить к драгоценному батюшке на поболтать. Иво и Жан-Франсуа ведут свою светскую беседу, будто рядом никого нет. По сути, так оно и есть: мы — никто. Живые щиты, не более. Но у нас есть глаза, уши и ма-а-а-ленький секрет. На троих. Четвертый не в курсе. — Новая охрана? Вопрос как бы между делом. Так, ради приличия, сразу после обсуждения насущных дел, праздника Обретения и, конечно же, чистоты человечества. — Да. Лу Рид, Кей Стоун. Киваем почти одновременно, не подавая голоса — нельзя нарушать субординацию. — За такую личность ответственность несете… Вы мне его берегите. Если что случится… — Жан-Франсуа многозначительно воздевает глаза в высокий потолок, почти трогательно прижимая руки к груди. Праздник лицемерия начинается. Да-да, месье, не приведи Единый. Конечно, вы нам этого не простите. Викарий завершает свою отповедь строгим, как на уроке: — Запомнили? — Несомненно. От цинично-колкого голоса Кея становится не по себе. Со стороны кажется, что он отвечает с почтением и трепетом, но я слишком хорошо его знаю, чтобы поверить в это напускное смирение. От его «несомненно» хочется закрыть уши. Увернуться. Спрятаться. Но вместо этого на автомате проговариваю необходимые, ожидаемые от меня слова: — За ошибку готова принять презрение и суровую кару Церкви Единства. И обещанный гонорар, пожалуйста. Или, хотя бы, жизнь без угрозы виселицы, тоже неплохо. Викарию нравится заученный текст из клятвы посвящения. Он выдавливает из себя некое подобие улыбки и уводит Приора в сторону. Мы не слышим их разговор, слишком тихо говорят, но зато я получаю мгновение форы: едва задеваю пальцы Кея ладонью, получив взамен мимолетное ободряющее рукопожатие. В несмелом движении слишком много риска, но отказаться от него не могу: это единственное, что не даёт поехать крышей. Знать, что Кей рядом и никакой, сука, Жан-Франсуа, этого не изменит. Спокойный, решительный взгляд Стоуна и его мерзлые, даже в духоте, ладони — и похер, что будет дальше. Справимся. — Благодарю за доверие, Викарий. И за беседу. Мартен и Викарий возвращаются. Первый — всё ещё заторможенный, зато второй с таким блаженным видом, будто его препараты явно веселее, чем у собеседника, и он искренне рад, что закинулся перед встречей. Жаль, их разговор остался конфиденциальным — мало ли, пригодится. И да, когда Викарий на прощание одаривает Кея тяжелым, почти осязаемым даже для окружающих, взглядом, я окончательно убеждаюсь в своей правоте. Мне не интересно, какую игру ведет этот лысый достопочтенный хрен. Не интересно, какие у него причины и что такого особенного в Иво Мартене, что его срочно нужно убрать. Мне интересно, каково это: быть такой тварью. Врать в глаза. Лицемерить. И только когда вижу свое отражение в зеркальной двери, внезапно понимаю — я и так это знаю. Даже слишком хорошо, настолько, что отточила это умение до филигранность. Но самое страшное — мне на это наплевать… По возвращению в Инквизицию, Приор распускает всех. Не позволяет задать ни единого неуместного вопроса, на которые я, безусловно, способна. Ворчит на Даниэль и Гектора, но то, что ему хреново, заметно невооруженным взглядом. Ладно, оставим дурацкие шутки про наркоманию и раствор по венам. Не знаю, что он там себе вкалывает, но ломает мужика знатно. На кой чёрт я вообще это увидела? Гектор со своей машиной… Хотя причем тут Баретти, сама виновата. Стучаться надо. А ещё надо рассказать Кею. В другой ситуации бы умолчала — колется Приор, языком треплю я, а повесят обоих — и меня, и Стоуна. Ну, может, не повесят, конечно, но ничего хорошего можно не ждать, так что лучше оставить эту веселую историю при себе. Благоразумно разъезжаемся с Кеем по домам — как бы ни хотелось поехать вместе, каждый вызывает такси. Уже в дороге вспоминаю, что ночью почти не спала и с облегчением проваливаюсь в дремоту. Никаких мыслей. Ни о Викарии, ни о Мартене с его инъекторами. В голову приходит дурацкое «а если». А если таксиста сейчас хватит сердечный приступ и мы разобьемся, то все закончится. Или я успею выпрыгнуть на ходу. Банальный вывод: в любом случае все рано или поздно закончится. Но можно попробовать спастись… Кей приезжает под вечер, открывает дверь своим ключом, пока я притворяюсь спящей. На самом деле, мне просто хочется понаблюдать за ним со стороны и оттянуть момент разговора. Но понаблюдать больше, честно. Нравится, как он по-хозяйски бросает куртку на стул, привычно открывает холодильник в поисках минералки. А когда находит её, смешно обливается в торопливой попытке открыть крышку. Стараюсь сдержать улыбку, вспоминая, как поначалу нам было сложно. Не друг с другом, нет. Но жить на два дома первое время казалась… странно. Мне было неуютно в его квартире, а ему — непривычно в моём блоке. И хоть мы особо и не обсуждали этот момент, но ключами обменялись настолько обыеденно, будто по иному не могло быть. Сейчас стало сложнее в другом плане — приходится постоянно писать отчеты Гектору, почему камеры отключены. — Ты не спишь, — скинув мокрую футболку, Кей осторожно ложится рядом со мной поверх одеяла. Зараза, все чувствует. — Нет. С удовольствием складываю на него руку и ногу в подтверждение своих слов. Пусть знает, кто тут выспался. Потягивается, как кот, сгребает меня в охапку и просто молчит. Шестое чувство подсказывает, что стоит промолчать в ответ: нам обоим нужно время, чтобы выложить всё, что изнутри выворачивает. Слышу, как под щекой бьется его сердце: чуть быстрее, чем должно. Чувствую, как прохладные ладони гладят спину под майкой. И с предельной ясностью осознаю: я окончательно запуталась в том, какие мы есть на самом деле. Пришибленные на голову идиоты, которые лезут во всякую дичь и в прямом смысле затрахивают друг друга до искусанных губ, или те, кому просто хорошо вдвоем? Даже без адреналина, кровищи, дикого секса и прочего. Хорошо вот так, в тишине, в обнимку, без намёка на что-то большее. Или это и есть то самое большее? Опять запуталась. И Стоун, словно ощущая это кожей — хотя о чем это я, да — прижимает меня к себе крепче. — Ты всё поняла, да? — Решается на разговор, не называя самого главного. На всякий случай. — Да. Это он? Кивает, слегка задевая подбородком мою макушку. Я не вижу этого жеста — только чувствую. — Охренеть. — Теперь понимаешь, почему нельзя было отказать? — Звучит устало, даже с долей горечи. Сожаления. — Я изначально понимала. Но о таком даже подумать не могла. И что теперь? — Действуем по плану. Но нужно поторопиться. Ласково целует меня в висок, а я, в сотый раз наплевав на серьезность, поднимаю лицо и ловлю его губы своими. Прерываться не хочется, но, чёрт… — Мне тоже есть что рассказать. Но лучше — напишу. Я боюсь вслух рассказывать о том, что видела сегодня в кабинете Мартена, поэтому набираю текстом на экране мобильного. Прочитав, Кей хмурится, качает головой и сразу же стирает заметку. — Да уж… ситуация. Есть мысли? — Узнать бы что там. Но это реально, на самом деле, если иметь образец и знать к кому с ним обратиться. А у нас — вот уж счастливый случай — как раз есть чудо-специалист. Клизму поставит, рану подлатает, в препаратах разбирается. Золото, а не человек. — А что дальше? Будем знать, и...? Ответ у меня уже заготовлен. Долго думала, прежде чем вообще прийти к подобному выводу. Хотя, возможно, Стоуну он не понравится. Да даже скорее всего. — Есть два варианта. Либо эту информацию можно использовать в личных целях, либо банально подменить препарат и сделать то, что от нас требуется… Мы стоим друг напротив друга, уперевшись взглядами. Нам отступать некуда, им отступать нельзя. Кей протягивает руку к рации Эрла и бесцеремонно отнимает её у охреневшего от такой наглости бойца. — Нам нужно поговорить с Викарием. Даю слово, никто не пострадает. Если, конечно, никто не будет в нас стрелять. Жонсьер орет так и такими словами, от которых даже бывалый Йонас уважительно хмыкает. — На площади сотни людей, Марк. А у вас — пятнадцать секунд на размышления. Иначе — что, Стоун? Мы-то знаем, но так ли легко будет выстрелить, зная, что впереди ещё десятки таких же людей, которые попытаются нам помешать. Жуткий ответ — легко. Или они, или мы. Или что-то большее. Жонсьер не тянет — уже через несколько мгновений Эрл, согласно его приказу, открывает церковные двери и ведет нас за собой. Спиной, затылком — каждой, блять, клеткой, всем существом — чувствую направленные в нашу сторону прицелы. Кей и Йонас по обе стороны от меня только крепче сжимают мои ладони. Один — ледяной, другой — кипяток. И каждый знает, что одно неловкое движение — наше или их — и всё. То есть совсем — всё. Следом за нами в здание Церкви пускают оцепление и конвой — одни выводят всех, кто внутри, другие — следуют за нашей делегацией во главе с Эрлом. А ведь если бы не бренчащие на груди снаряды, нам бы не дали сделать и шагу. Ещё один урок — силы боятся все. Поэтому важно найти ту, которую предсказать слишком сложно и, в то же время, нет ничего проще. Нет ничего проще, чем сдернуть чеку с гранаты или зацепить выстрелом самодельную бомбу, и слишком сложно предсказать, сколько человек ляжет от взрыва. Уже у знакомой резной двери, за которой наш друг Жан-Франсуа ждет трех психов, обвешанных взрывчаткой, Эрл Хантер неожиданно поворачивается к нам и тихо спрашивает, не обращая внимания на ощетинившуюся охрану Викария: — Вы действительно убрали Мартена? Молчим. Ни слова. Нельзя. Эрл понимает, что ответа не будет и передает местным церберам просьбу Жонсьера пропустить нас. Те смотрят на него, как на идиота и снимают предохранители. Хантер беспомощно оглядывается на нас. — Лучше просто сдайтесь, кретины. Вы отсюда не выйдете! Кей с сомнением оглядывается по сторонам, кивает нам с Йонасом. Расходимся в разные стороны. Ладоням холодно без их рук. А мне — охренеть как страшно. И мне это, сука, нравится. Каждый из нас встаёт у трех колонн в огромном приемном зале. За каждым следит автомат, готовый пустить пулю в любую секунду. — Если сейчас будет хоть один выстрел в нашу сторону, — Стоун говорит спокойно, прислонившись к колонне спиной и со скучающим видом рассматривая свои пальцы, — обрушится одна из этих несущих колонн. Гибнет один — гибнут все. Либо не пострадает никто. Кей дерзко вскидывает голову и с кривой ухмылкой смотрит на Эрла и охрану. Зная, что за стеной — несколько десятков бойцов Корпуса, пока что сдерживаемых Жонсьером, все еще ставит условия. Просто потому, что терять действительно нечего. Синхронно кладём ладони на детонаторы. Без угрозы и даже предупреждения. Как бы ни было страшно, как бы пульс ни стучал в висках, как бы ни подгибались колени — мы знали на что шли. Всё — или ничего. — Один… — Кей поднимает вверх «ультиматум» и единожды стреляет в потолок. Расчет прост — разозлить. Выманить. Сдвинуться с мертвой точки. — Два… Второй выстрел. Штукатурка сыпется на пол. Глянцевая плитка укрывается мелким цементным порохом. Нужная нам дверь распахивается бесшумно, выпуская мальчишку лет семи. Он испуганно закрывает глаза, стараясь не смотреть по сторонам. Стоун опускает оружие вниз, но мерцающие индикаторы на каждом из нас не спрячешь. Эрл растерянно загораживает пацана собой. Из-за спины Хантера слышим дрожащее и явно выученное наспех только что: — Пропустите их. Приказ Викария.