«Live of you.
Cause you my oxygen».
Перед глазами разлетевшийся на части космос. Руки тянутся к обжигающим частицам, покрываются болезненными вздутыми волдырями цвета спелой наливной боли. Под ними наверняка застоявшаяся гнилая кровь. Чёрная, густая с запахом чернозёма, перегноя и внутреннего разложения. Космос рассыпается, крошится, падает в никуда. Зовёт с собой надрывистым воплем, просит не оставлять его, не бросать и быть всегда рядом. Тонуть в его галактиках, искать себя на сгоревших планетах, бежать по Млечному пути, срывая потухшие звёзды, чтобы спрятать их на дне пустой души, и ни в коем случае не подходить близко к Чёрным дырам. Чимин собрал все звёзды — в теле больше нет места, руки покрыты объятиями солнца, на сгоревших планетах нет никого: он только потерял себя ещё больше. Ноги стёрлись в космическую пыль от бега по Млечному пути. Чимин больше не может быть с космосом, Чимин устал. Поэтому мысленно просит прощения, глотает слёзы собственного предательства, закрывает глаза и позволяет Чёрной дыре его поглотить. Космос падает ещё глубже, ниже, чем возможное дно, дальше, чем «никуда». Он заходится плачем по ушедшему ребёнку, корит себя, что довёл его до нескончаемого отчаяния. Скулит от потери единственного смысла, тянет искалеченные руки в глубоких бороздах от астероидов и просит вернуть мальчишку. Его одного. Пусть Чёрная дыра поглотит всё: галактики, звёзды, планеты, его самого до последней капли, — но вернёт Чимина. Пусть дитя живёт. В ответ лишь громкое холодное молчание. Им больше не встретиться. А Чимин возрождается из космического пепла сгоревшим фениксом в личном аду.