Дневники К'Аджо: Путь Воина

      17-е месяца Последнего Зерна, 4Э 201 Сандас              Война. Всего лишь одно слово, но сколько же эмоций оно вызывает в сердцах живых. У каждого из нас свои ассоциации. Для одних война — это горькие слёзы, разрушенные дома, беспрестанное бегство, угасшие надежды и море отчаяния. Для других — возможность проявить себя, жажда сражения, обретение славы, богатства, получение наград и звучных титулов. Для третьих война — это долг, доблестная защита родной земли и дорогих сердцу людей. Одно единственное событие. Все к нему относятся по-своему. И всё же есть тот общий знаменатель, который объединяет всех без исключения, кого это масштабное явление затягивает в свой алый водоворот. Это кровь. Подпись красными чернилами, оставленная на земле, оружии и доспехах. Так уж вышло, что расписаться пришлось и мне.       Сегодня утром меня везли на казнь в одной повозке с бунтовщиками, Братьями Бури. Каким ветром меня туда занесло? К сожалению, не тёплым дыханием матушки-пустыни. До недавних пор, скажем, в моей прошлой жизни, я был слугой, хотя начинал с позиции раба. Или даже меньше — домашнего питомца одного тёмного эльфа, увлекающегося котятами такого же тусклого оттенка, как и его кожа. Двадцать лет назад моя усатая зеленоглазая морда пришлась ему по вкусу и данмер купил на чёрном рынке маленького пушистого сироту себе в прислуги. Он просил называть его папой. Я не знал настоящего имени данмера и не помнил своего биологического отца, поэтому с лёгкостью принял это небольшое условие. Однако остальные «подопечные» называли моего хозяина другими словами, как позже я выяснил из книжек, не очень приличными. «Папа» просил меня чувствовать себя как дома. Но как бы я ни старался сродниться с тем мрачным местом и не менее мрачным его обитателем, у меня ничего не вышло. Я рос, не зная сородичей. К моменту покупки моего пятнистого хвоста этот расточительный эльф уже извёл всех своих предыдущих «питомцев» и, кроме меня, долгое время больше никого не заводил. Возможно, я ему очень понравился. Он часто называл меня особенным. Особенно после того, как мне удавалось вставать на задние лапы после битвы одними лишь когтями против грозового атронаха. Хозяин гладил меня по окровавленной шерсти, залечивал раны, отменно кормил и восхищённо называл своим сокровищем. Но я всё равно решил сбежать. Несмотря на его улыбку, я каждой шерстинкой ощущал исходящую от него ауру смерти, и чутьё зверя гнало меня прочь из той проклятой башни. Сбежав за пределы «отчего» дома, я бросился, куда глаза глядели. Мне было всё равно, куда именно несли меня лапы, главное, как можно дальше от липкого взгляда кроваво-красных глаз моего бывшего хозяина, от его обманчиво-нежных серокожих рук и приторно-сладкого лживого голоса. Я мчался на своих четырёх, словно зверь, прорывался сквозь тернистые леса и заснеженные горы, обламывая когти и стирая в кровь подушечки лап.       Но кто бы мог подумать, что не успев толком освободиться от одного плена, я сразу попадусь в другой. Ну не проклятие ли? Похоже, мне на роду написано умереть в неволе. Солдаты с изображением дракона на броне легко повязали истощённого меня и швырнули в телегу, где уже сидело трое других мужчин. Я был настолько измотан побегом, что стоило спине коснуться борта повозки, как я тут же провалился в сон. А точно ли это был сон? Нет. Скорее обморок.       Сознание вернулось лишь после того, как нашу телегу сильно тряхнуло. Видимо, колесо наехало на большой камень неровно вымощенной дороги. Голова всё ещё туго соображала, в глазах было темно. До моих острых ушей доносился мерный топот копыт и шум колёс. Я попытался осмотреться и понял, что причина размытости пейзажей вокруг заключалась не только в моей усталости, но и в густом тумане, через который смутно проглядывали высокие горы и тёмно-зелёный лес. Никогда раньше мне не доводилось вот так спокойно любоваться красотами природы. Разлепив тяжёлые веки, я невольно засмотрелся на вырисовывающиеся вдали могучие горные хребты. Воистину захватывающее дух зрелище.       — Эй ты, не спишь? — донёсся до моего затуманенного разума полный бодрости мужской голос. Я посмотрел в сторону говорившего, и меня тут же поразил его смелый взгляд. Так вот, какие они на самом деле — норды. Распущенные, кажущиеся позолоченными волосы до плеч, украшенные спереди изящной тонкой косичкой, подчёркивали благородство лица сына северных бурь. Строгие, ясные, светло-голубые глаза, казалось, смотрели мне прямо в душу, мгновенно заставляя проснуться и прийти в себя.       — Ты нарушитель границы, так? — продолжил норд, и я, опешив от первого в большом мире заговорившего со мной человека, молча кивнул ему в ответ. — Надо ж тебе было налететь прямо на имперскую засаду! Они и нас поймали и ворюгу этого, — златовласый небрежно кивнул в сторону бедно одетого и перепачканного в грязи мужчины, сидевшего рядом с ним.       — Проклятые Братья Бури! — не замедлил отозваться оборванец, чей голос отдавал сдавленной хрипотцой. — В Скайриме было тихо, пока вас сюда не принесло! И Империи не до чего дела не было! Если бы они вас не искали, я бы сейчас украл вон ту лошадь и рванул в Хаммерфелл.       Сразу видно, скромностью парень не страдает. Бледный воришка упомянул Братьев Бури, но, к сожалению, мне не приходилось о них читать и слышать в лаборатории хозяина, и их название на тот момент мне ни о чём не говорило. Они против Империи — это всё, что я тогда понял.       — Эй ты! — впиваясь нервозным взглядом серебряных, как у мертвеца, глаз, выделяющихся на грязном лице, по-свойски обратился ко мне вор, явно считая за равного. — Нам с тобой здесь не место. Это за Братьями Бури Империя охотится!       — Мы сейчас все братья и сёстры по судьбе, ворюга, — ловко подметил норд, слегка улыбнувшись, и эта фраза заставила меня проникнуться к нему доверием и уважением. Чувствовался контраст ценностей и уровня образованности между этим простым, прямолинейным и суетным конокрадом и нордически благородным светловолосым воином, сохранявшим полное спокойствие и не теряющим своего достоинства даже в плену.       — А ну, все заткнулись! — прикрикнул на нас раздражённый кучер, отчего я рефлекторно сжался, вспоминая нагоняи хозяина, но остальные пленники не обратили на возглас имперца особого внимания.       — А с ним то что не то, а? — недоумённо прокряхтел вор, глядя на кипу из чёрных шкур рядом со мной на одной стороне повозки. Лишь с силой сфокусировав зрение, я разглядел крупного человека справа от себя и поджал хвост. Ещё один воин севера. Однако этому мужчине имперцы связали не только руки. Тугая повязка плотно закрывала ему рот. Одет он был лучше всех среди нас, и под висевшей на нём чёрной медвежьей шкурой скрывалось мускулистое могучее тело великого воина. Что-то особенное читалось и во взгляде этого человека. Если глаза того, кто первым заговорил со мной, были голубыми, как ясное небо, то вот синие очи моего соседа я скорее сравнил бы с холодной сталью и обледеневшим камнем промёрзшей земли Скайрима. Хоть я не слышал ещё от него ни слова, но звериная интуиция подсказывала мне, что этот человек обладает несокрушимой волей и большой властью не только над самим собой, но и над другими людьми. Я чувствовал в нём вожака. Оборванцу же такого чутья явно не доставало.       — Попридержи язык, — приструнил вора норд, с важностью приосаниваясь. — Перед тобой Ульфрик Буревестник, истинный король Скайрима.       — Ульфрик? Ярл Виндхельма? Но ты же вожак восстания, — изумился ворюга осипшим голосом, и по изменившемуся выражению его лица я понял, что чуйка меня не подвела. — Если тебя схватили... О боги, куда нас везут?!       На бледном лице конокрада застыло изумление. Глаза, полные осознания и отчаяния, остекленели, а тёмные круги под ними и взъерошенные волосы на голове делали его вид ещё более безумным. Эта маска ужаса так и не слезла с него до самого конца поездки.       — Я не знаю, куда нас везут, но Совнгард ждёт, — отозвался воин всё с тем же хладнокровием и, как мне показалось, даже.. с радостью?       — Нет, не может быть, — затараторил вор, сжимая до хруста связанные кулаки. — Я сплю. Я сплю...       — Эй, конокрад, — не унимался златовласый, придвигаясь чуть ближе к паникующему соседу. — А ты из какой деревни?       — Тебе-то что? — отпрянул от общительного попутчика взволнованный вор, настороженно косясь на него.       — Последние мысли норда всегда должны быть о доме, — гордо проговорил воин с глазами цвета ясного неба, и я удивился его философии. Дом... Интересно, какое именно значение он вложил в это слово? Мне мой вспоминать совсем не хотелось. Да я никогда и не знал, где мой настоящий дом и есть ли он на всём Нирне вообще. Да я, собственно, и не норд. К чему мне их традиции? Но... беда в том, что я и каджитов своей роднёй назвать не могу. Я рос, находясь от сородичей в полной изоляции, обрывками улавливая информацию об их жизни из книг, исследовательских заметок хозяина и редких рассказов малословных жертв моего остроухого «папочки». Я совершенно не знал, к какой общности себя приписать и каким термином идентифицировать. По словам хозяина, он тоже столкнулся с данной проблемой, поэтому и выделил меня среди остальных. Наверное, я должен был радоваться своей избранности, вот только... Куда бы я ни пошёл, по-любому окажусь чужаком. Так что какая мне разница, куда катит эта тележка и какие именно мысли крутятся в моей голове?..       — Рорикстед! — громко откликнулся ворюга то-ли тронутый словами воина, то-ли просто, чтобы от него, наконец-то, отстали. — Я... Я из Рорикстеда.       — Здравия желаю, генерал! — прервал наши думы о родине имперский солдат. — Палач уже ждёт.        Наша телега медленно приближалась к укреплённой каменной стене небольшого поселения. С дозорной площадки над воротами имперский солдат в кожаной броне с отличительной красной тканью внимательным взглядом осматривал проезжающие повозки.       — Хорошо, — грозно отозвался ему какой-то другой имперец, чьего лица я не разглядел. — Покончим с этим.       Из всех нас никак не хотел мириться со своей участью один только вор. Он лепетал:       — Шор, Мара, Дибелла, Кинарет, Акатош... Боги, пожалуйста, помогите мне.       Тем временем светлый воин обратился ко мне, видимо, посчитав меня более адекватным собеседником:       — Смотри-ка, — взгляд его устремился на рослого коротко стриженного седого всадника в стальной броне, украшенной алой тканью, разговаривающего с кем-то в золотых доспехах. — Генерал Туллий, военный наместник. А с ним, похоже, талморцы. Проклятые эльфы! Наверняка это всё они подстроили.       Ненависть к эльфам была мне знакома. И хоть я не очень себе представлял, кто такие талморцы, и вообще, что здесь происходит, но подсознательно уже проникся недоверием к ним и этим имперцам.       — Это Хелген, — как ни в чём не бывало продолжил норд. — Был я как-то влюблён в одну девчонку из этих краёв. Интересно, Вилод ещё варит мёд с можжевеловыми ягодами?       Беседует так, будто и не на казнь едет вовсе. Меня такое его отношение к смерти одновременно восхищало и настораживало. Стоило нам выехать из тени леса, как туман рассеялся и в глаза больно ударил яркий солнечный свет. Но я не стал жмуриться, а зачарованно уставился на говорливого норда, чьи золотистые волосы приобрели ещё более насыщенный цвет, как и небесно-голубые глаза. Тогда же мне удалось разглядеть обмотанную поверх его брони светло-синюю, почти голубою ткань, отличительный знак Братьев Бури, идеально дополнявшую его образ. Этот норд напоминал мне о лете, тёплом дуновении ветерка, ласково греющем солнце и чистом бескрайнем небе, в котором свободно парят вольные дикие птицы. Странно. В книгах, что я читал, представители северной расы всегда описывались холодными и суровыми, но от моего попутчика исходила совершенно иная аура. Я чувствовал, что он — хороший человек. И он всё продолжал предаваться воспоминаниям:       — Когда я был мальцом, мне казалось, что нет ничего безопаснее крепостей. Смешно.       Откуда-то из толпы, собравшейся в крепости, до моих ушей донёсся любопытный мальчишеский голос:       — Папа, кто это такие? Куда они идут?       — Иди скорее в дом, малыш, — только и сказал отец ребёнка.       — Почему? Я хочу поглядеть на солдат.       — А ну домой. Живо.       Ребёнок сдался и послушно юркнул за дверь. Этот ответ не предвещал нам ничего хорошего, но я по-прежнему оставался спокоен. Во-первых, на страх ещё не не было сил, а во-вторых, мне не привыкать к тому, что меня пытаются убить. Жестокие эксперименты хозяина приучили меня к тому, что в любой ситуации можно найти способ выжить. Главное, знать, для чего. Медленно сознание воссоединялось с телом, готовясь расписывать план по спасению слабой тушки. Тем временем мы доехали до своей конечной остановки. Имперская женщина прокричала тоном, не терпящим возражений:       — Выводите их из повозки. Живее! — судя по её поведению и более роскошной броне, она была имперским капитаном.       — Почему мы остановились? — вышел из молельного состояния вор, о существовании которого я уже почти забыл.       — А ты как думаешь? — съязвил светлый норд. — Приехали.       Наша повозка встала, и кучер, гремя оружием, спустился на землю.       — Пошли, — вновь обратился ко мне светлый воин, и на его лице промелькнула какая-то нездоровая улыбка. — Не будем заставлять богов дожидаться.       Я с трудом поднялся на онемевших лапах и сразу же чуть не рухнул назад. В глазах потемнело, а в голову ударила резкая боль. Последствия голода и двух бессонных ночей давали о себе знать. Двигаясь интуитивно, я кое-как повернулся на выход из телеги. Первым решительно спрыгнул Ульфрик, и встал прямо, гордо расправляя широкие плечи, будто вовсе и не был тут пленником. Затем пришла очередь оборванца, чьи молитвы, похоже, боги не услышали.       — Нет! Постойте! Мы не повстанцы! — отчаянно продолжал бороться за жизнь конокрад, не решаясь выходить из повозки, словно она могла его как-то защитить, но никто не собирался слушать объяснений преступника.       — Прими смерть с достоинством, вор, — всё с тем же спокойствием призывал его к чести воин.       — Скажи им правду! Мы не с тобой! Это ошибка! — артачился оборванец, обращаясь уже, видимо, к самому Ульфрику Буревестнику, упорно не замечая повязку на его рту.       Воин слегка подтолкнул вора в спину, и тот на подкосившихся ногах приземлился на мощённую камнем дорогу. Вид у него был поистине жалким. Но мой, уверен, тогда был не лучше. Я встрепенулся, будто отряхиваясь от воды, пытаясь согнать остатки усталости. Разогнавшаяся по телу кровь вернула в мои лапы силы, позволившие мне мягко, хоть и не без боли, спрыгнуть на прохладные камни и при этом не потерять равновесия, балансируя длинным хвостом. За мной смело, подобно Ульфрику, вышел и общительный норд.       — Когда вызовем, делайте шаг вперёд. По одному, — приказала капитан, глядя на нас, задрав нос, несмотря на свой средний рост.       — Ох и любят имперцы всё делать по списку... — проворчал сзади меня златовласый воин.       Имперский солдат с толстой книжкой в руках смахнул с лица длинные волосы, вздохнул и, приготовив перо, начал перекличку. Вид и голос у него были не такие суровые, как у стоявшей рядом с ним капитанши.       — Ульфрик Буревестник, ярл Виндхельма.       Вождь восстания храбро шагнул вперёд. Солдат сделал себе пометку, и предводитель Братьев Бури так же уверенно прошёл дальше. Перед центральной дозорной башней выстраивалась очередь на казнь.       — Я горжусь тем, что служил тебе, ярл Ульфрик! — прокричал ему вслед светлый норд.       — Ралоф из Ривервуда, — огласил солдат имя следующего, и вперёд прошёл мой златовласый попутчик.       Ралоф. Так вот как его звали. Это имя ему подходило. Звучное, благородное и воинственное.       — Локир из Рорикстеда, — а вот и пришла очередь воришки.       — Нет, я не мятежник! Вы не имеете права! — всё ещё пытался спастись конокрад.       Вдруг он сорвался с места и рванул по дороге к воротам.       — Стой! — закричала женщина в железной броне капитана.       Локир не послушался, продолжая стремительно удаляться, разбивая о камни в кровь стопы.       — Я вам не дамся! — кричал он на бегу.       Капитан не стала долго на него любоваться и произнесла всего лишь одно слово, которого было достаточно, чтобы оборвать жизнь беглеца.       — Лучники!       Стрела попала точно в цель. Локир издал отчаянный возглас и повалился на землю. Под бледным, вздрогнувшим в предсмертных конвульсиях телом медленно расплылась тёмная лужа крови. Он больше не шевелился. На его примере я понял, что сбежать отсюда не выйдет. Да, собственно, мне и некуда было бежать. Капитан имперцев злорадно ухмыльнулась, затем повернулась к пленникам, угрожая:       — Кто ещё хочет поспорить?       Желающих не нашлось. И перекличка продолжилась. Пришла моя очередь, но имени своего я не услышал, что в общем-то меня не особо и удивило.       — Постойте-ка, — имперский солдат замялся, нахмурившись, перелистывая страницы книги. — Эй, ты! Шаг вперёд.       За сегодняшний день ко мне уже столько раз обратились «эй, ты», что я уже начал воспринимать это созвучие как своё имя. Ни о чём не волнуясь, я подошёл к звавшему меня солдату.       — А кто ты? — слегка удивлённо спросил меня писарь.       Что ж, хороший вопрос, на который, к сожалению, я и сам не знаю толком ответ. Я не мог быть уверен ни в чём из того, что знал о себе. Порой я даже сомневался, а точно ли я каджит? Может быть, мой любознательный серокожий хозяин отрастил мне клыки, уши и хвост во время своего очередного эксперимента и стёр все старые воспоминания о детстве? Откуда мне это знать? Но всё-таки, имя моё наводило на мысль, что я уже был каджитом на момент, когда данмер меня купил. Он сразу дал мне незамысловатую, как раз в его стиле, простую и легко запоминающуюся кличку — К'Аджо. Обычно хозяин и вовсе обходился скудными сочетаниями «Объект А, Б» и так далее, так что я мог ещё гордиться своим именем. Я был уверен, что в большом мире, таких имён отыщется миллион.       — Меня зовут К'Аджо. Или просто каджит, — буркнул я и тут же поспешил прочистить горло, удивившись своему чересчур хриплому голосу. Впрочем, в следующий миг я даже обрадовался, что первая часть моего ответа прозвучала невнятно. Какой бы распространённой ни была моя кличка отсвечивать ей лишний раз не стоит.       — Ты из каравана, каджит? — спросил солдат, присматриваясь ко мне. Меня этот вопрос удивил и даже обрадовал, от чего я не нашёлся с ответом. Похоже, внешне я и не сильно то отличался от своих нормальных сородичей, раз этот человек принял меня за семейного. — Вечно вы находите неприятности себе на хвост. Капитан, что с ним делать? Его нет в списке.       На секунду в моём диком сердце встрепенулась надежда на законное обретение свободы, и мои уши навострились в сторону женщины, но её жёсткий ответ заставил их снова поникнуть:       — В бездну список! Давай его на плаху.       — Как прикажите, капитан, — не осмелился перечить солдат этой гром-бабе, хотя я чувствовал в нём искреннее желание меня отпустить. — Мне очень жаль. Мы вернём твои останки в Эльсвейр. Иди за капитаном.       Хамоватая женщина мужицкой походкой направилась к месту казни, где уже стояли другие пленники, солдаты, монашка, заждавшийся палач и в качестве главного зрителя — сам генерал Туллий.       — Ульфрик Буревестник! — начал насмехаться седой над лишённым возможности говорить противником. — Здесь, в Хелгене, тебя кто-то зовёт героем. Но герой не станет использовать дар Голоса, чтобы убить короля и узурпировать трон!       Вожак восстания что-то возмущённо проворчал, но обмотанная вокруг рта тряпка не позволила ему внятно выразить свои мысли. Зато многое могли сказать его стальные глаза. Он смотрел на генерала, как дикий волк на одомашненную дворняжку, променявшую свободу на объедки с царского стола. Взгляд его был полон прорезающей насквозь ледяной ненависти и глубокого презрения к стоящему перед ним имперцу. На самом деле он был мне до боли знаком. Я сам ловил на себе такой же от одной жертвы данмера. Во многом это и вынудило меня на бегство.       — Вы начали войну и погрузили Скайрим в хаос, — продолжил свою обвинительную речь Туллий. — А теперь Империя воздаст вам по заслугам и восстановит мир.       Внезапно откуда-то сверху издалека раздался призрачный скрежещащий рёв, похожий одновременно на вой голодного медведя, вопль тролля и грохот сошедшей лавины. Звук эхом отразился от окружавших нас гор, и я навострил уши, стараясь найти источник. Казалось, он исходил с самих небес.       — Что это было? — испуганно глядя вверх спросил солдат, проводивший перекличку, дрогнувшей рукой случайно перечёркивая что-то в своей книге.       Все опустили головы и устремили взгляд на своего генерала, который невозмутимо ответил:       — Ничего. Продолжай.       — Да, генерал Туллий, — тут же откликнулась капитан и обратилась к стоящей рядом жрице. — Подготовь их в последний путь.       Та подняла руки к небу и принялась читать неуместным к данной обстановке ласковым голосом:       — Ныне же вверяем мы души ваши Этериусу, и да пребудет с вами благословение Восьмерых...       Судя по скучающему взгляду стоявшего рядом палача эта речь обещала быть длинной, однако продолжить жрице не дали. Грубо и бесцеремонно её прервал один из пленённых солдат Братьев Бури:       — Во имя Талоса могучего, заткнись и давай к делу!       — Как скажите, — мягко согласилась, казалось бы, ничем не обиженная жрица. Вот это я понимаю, сила всепрощения.       Дерзкий рыжеволосый пленник смело подошёл к палачу и продолжил торопить события:       — Я что всё утро ждать буду? — раздражённо спросил он.       Капитанша надавила ему рукой на плечо и тот рухнул на колени. Потом она небрежно толкнула сапогом в спину солдата. Он рухнул на плаху, тем самым подставляя голову под огромную, скалившуюся неровной ухмылкой секиру. Её лезвие было зазубренным. Она явно не простаивала без дела и служила своему делу с жадностью и остервенением, иногда ломая «зубы» об крепкие кости. Пронеслась мысль, что голову крепкому воину эта «старушка» с первого раза ровно не откусит. Но Брат Бури не страшился смерти даже в таком положении.       — Мои предки улыбаются, глядя на меня, имперцы. А ваши — улыбаются вам?       Ответом ему стало обрушившееся на шею тяжёлое лезвие, с хищным чавканьем вонзившееся в его плоть. Голова аккуратно скатилась в предусмотрительно подставленный к плахе ящик. Палач вернул побагровевшую секиру в исходное положение. Кровь хлынула фонтаном из разрубленной шеи недавно живого солдата. Обмякшее тело капитанша с небрежностью пнула в сторону.       — Имперские ублюдки! — нарушил тишину крик женщины из рядов Братьев Бури. Возможно, она была его женой, сестрой, а может быть просто верным товарищем по оружию. Так или иначе, по её голосу сразу стало ясно, что смерть этого мужчины значила для неё очень многое.       — Поделом! — прокричал один из гражданских зевак.       — Смерть Братьям Бури! — подхватил уже девичей голос.       — Жил без страха и умер без страха.       Последняя фраза принадлежала Ралофу. Мне бы хотелось удостоиться посмертно такой же характеристики, но, к сожалению, по первому пункту я уже провалил. Однако храбрые воины севера воодушевляли меня на выполнение хотя бы второго. Поведение солдат Братьев Бури на казни было достойно уважения. Они не давали повода врагам почувствовать победу над их несломленным духом, и их отвага перед кровавым оскалом смерти вдохновляла держаться бойцом даже такого непутёвого каджита, как я.       — Кошара, теперь ты! — указала на меня эта заносчивая женщина.       Тут жуткий вопль с небес повторился снова. Он звучал ближе и громче. На этот раз у меня невольно поднялась шерсть на загривке. Я чувствовал панику зарождающуюся в толпе. Мои мышцы мелко задрожали, но я списал всё на холод скайримского ветра.       — Опять то же самое. Слышите? — не на шутку заволновался имперский писака, на этот раз захлопывая книгу и, не отрывая взгляда от горных вершин, убрал все письменные принадлежности за пазуху.       — Следующий, говорю! — махнула рукой капитанша, совершенно не обращая внимания на слова своего подчинённого.       Тот успокоился, поправил броню, и, посмотрев на меня, вкрадчиво проговорил:       — Иди к плахе. Твоя очередь.       Без особого энтузиазма я подошёл к месту, где только что обезглавили храброго мятежника. Мне так же дали брезгливого пинка под хвост, и я обессиленно плюхнулся на колени. Кровь того норда всё ещё не впиталась в дерево, и я ткнулся пушистой щекой в алую липкую лужу. На моей морде создалось подобие боевого раскраса. Я внимательно следил за каждым движением палача. Ноздри расширились, и я сразу же ощутил сотни запахов, слабо различимых доселе: ядрёная кровь, солдатский пот, гнилая солома, мокрая шерсть, дублёная кожа, дорожная пыль и затхлая смерть. Я не боялся умереть, но инстинкт самосохранения настраивал меня бороться за свою, пусть и жалкую, жизнь до последнего, и ему сопротивляться было невозможно. Все чувства обострились до предела. Я впился взглядом в единственный зрячий глаз палача, и мои губы невольно задёргались в оскале, обнажая острые клыки. Кулаки связанных лап сжались. Обломки когтей впились в ладони до крови. Хвост нервно дёрнулся, выдавая моё напряжение.       Я готовился крутануться и вонзить свои зубы в рукоять секиры, повалить её обладателя и придушить его собственным же оружием, как вдруг в небесах за плечом палача стремительно пронёсся маленький силуэт. Снова раздался тот пробирающий до костей рёв.       — Что это ещё такое, Обливион его побери? — уже не выдержал генерал Туллий.       — Часовые! Что вы видите? — запаниковала теперь и гром-баба, убирая с моей спины свой тяжёлый сапог и настороженно отходя назад.       Не знаю, что там видели часовые, но я обнаружил источник страшного звука точно раньше всех. За спиной поднявшего на меня секиру палача, прямо на дозорную башню крепости спускался стремительно увеличивающийся тёмно-серый крылатый ящер. В тот момент я не видел больше ничего, кроме этого, одновременно ужасного и прекрасного существа. Шерсть моя поднялась дыбом вовсе не из-за страха перед ним. Я был восхищён и будто бы заколдован.       — Вон там — за тучами!       — Дракон!       В ужасе кричали солдаты, обнажая клинки, заряжая луки и пытаясь отыскать себе место, где спрятаться. Мощный чешуйчатый ящер, чьё тело и морда были украшены многочисленными шипами, обрушился на дозорную башню, обнимая её когтистыми крыльями. Земля сотряслась от удара увесистой массы. Полыхая огненными глазами, чёрный дракон уставился на меня. Я замер, словно действительно был уже мёртв. Однако моя голова всё ещё надёжно держалась на шее. От сильной встряски палачу не удалось закончить своё дело. Его секира лишь харкнула на меня кровью казнённого дерзкого норда, а сам душегуб отшатнулся, чуть не упав. Когда он попытался восстановить равновесие, крылатое чудовище крикнуло на него, окончательно придавливая к земле мощной звуковой волной. Жуткий вопль чешуйчатого монстра звучал примерно как:       — Фус-Ро-Дан!       В следующий миг небо разразилось яркой вспышкой, будто от молнии, и забарабанил настоящий огненный дождь из крупных, пылающих жаром шаров.       — Не стойте столбом! Убейте эту тварь! — приказал генерал Туллий своим перепуганным солдатам. — Стража! Уводите горожан!       В тот же миг вышел из оцепенения и я сам. Откуда-то со стороны послышался голос Ралофа:       — Эй ты, каджит. Подъём! Пошли, второго шанса боги нам не дадут.       Поскольку, единственным каджитом в округе был я, то сразу понял, кому адресованы слова, и попытался двинуться в сторону голоса. Но не смог. Лапы мои подкосились, и я снова упал на плаху. Как бы я не храбрился, тело моё всё ещё было очень слабо. Светловолосый норд, заметив, что я не могу сам подняться, помог мне и, убедившись, что я уверенно встал на задние лапы, позвал меня к ближайшей открытой крепости:       — Сюда!       Всюду валялись обломки домов, дорога превратилась в раскалённые камни, а деревянные балки развалившихся построек пылали огнём. Всё вокруг стремительно заволакивал густой дым. Ориентироваться по запаху было невозможно, и единственным моим проводником, помогающим найти путь во тьме, стал бодрый голос светлого норда.       Мы юркнули в раскрытую дверь крепости, где на полу в луже крови уже лежало несколько раненных солдат Братьев Бури. Тут же ожидал и их вождь.       — Ещё секунда, и дракон бы убил их обоих... — тихо сказал один из мятежников, заботившийся о своих сослуживцах. Мне хотелось им чем-то помочь, но я не знал как это сделать, не имея при себе лекарственных трав, и в поэтому тупо стоял рядом, наблюдая за их мучениями.       — Ярл Ульфрик! Что это? Неужели легенды не врут? — Ралоф обеспокоенно тронул своего вожака за плечо, выглядывая в бойницы крепости на залитую огнём улицу.       — Легенды не сжигают деревень, — поэтично выразился лидер мятежников, и тут я впервые услышал его мягкий, обволакивающий, медовый голос. — Надо уходить. Быстро!        — Наверх, через башню, бежим! — сообразил светлый норд и помчался, перепрыгивая через несколько ступеней.       — Чего ты ждёшь? Живо, вверх, по лестнице! — подогнал меня ярл, и я, в последний раз обернувшись на раненных, побежал следом за воином.       — Скорее! — позвал меня Ралоф сверху.       Проход выше по лестнице завалили обломки башни, и мы остановились.       — Нам нужно передвинуть несколько камней! Расчистим путь! — предложил один из солдат.       Я стал подниматься на второй этаж, чтобы глянуть через трещину в крепости, что происходит снаружи. Но только я шагнул в её сторону, как дракон проломил стену большой рогатой башкой, превратив щель в огромную дыру. Мощная волна огня ударила мне в морду, опаляя шерсть. Наверное, я бы так и сгорел, если бы Ралоф, успевший развязать себе руки, не отдёрнул меня.       — Назад!       Вслед за нордом я прижался к стене, поджав хвост, чтобы чудище нас не заметило. Однако у него и в мыслях не было высматривать кого-то внутри башни. Отдышавшись и убедившись, что наша башня больше не интересна дракону, мы отошли от стены. Когда я осмелился подойти к пролому на второй этаж, то заметил, что свежими осколками стены забило насмерть ещё пару солдат в голубых одеждах. Нас становилось всё меньше. Встав рядом со мной, Ралоф сказал:       — Видишь трактир на той стороне? — я кивнул. — Прыгай на крышу и беги!       Я неуверенно подошёл к краю пролома и оценил расстояние, которое мне предстояло преодолеть. Внизу, метрах в трёх полыхала проломленная крыша полуразрушенного дома. Такое расстояние за раз мне не преодолеть, но вот прыгнуть на поваленное рядом дерево, а с него уже в трактир — вполне возможно. Кажется, Ралоф сказал мне что-то ещё, но я его не расслышал из-за рычания бушующего дракона. Медлить было нельзя.       Я присел на корточки, занял подготовительную позицию, впился когтями задних лап в край пролома, махнул пару раз хвостом, спружинил, растянулся в прыжке и... Ошибся с выбором места приземления. Проклятое бревно оказалось не таким прочным, как я ожидал. Оно с хрустом обвалилось, и я рухнул вниз вместе с ним в кучу горячих углей и щепок. Испачканная в крови щека крепко впечаталась в раскалённое полено. До меня не сразу дошло, что шипел не только я сам от прожигающей боли, но и обожжённая шкура на морде. Я прикрыл связанными лапами правую половину лица и опрометью бросился прочь из горящего трактира снова в крепость к Ралофу. Из-за беснующегося повсюду огня слезились глаза и мне было трудно различать дорогу. Со всех сторон раздавались боевые возгласы борющихся с драконом солдат и грозные вопли самого чудища. И вновь моей путеводной нитью стал голос этого необычайно доброго ко мне норда:       — Сюда, друг! Живее!       Друг. Впервые меня так кто-то назвал. Жаль, у меня не было тогда времени, чтобы сполна проникнуться этим трогательным моментом. Я вернулся обратно к пролому, отряхнул морду от сажи, фыркнул, выдувая из носа пепел, и во второй раз прыгнул в горящий дом, сразу преодолевая полное расстояние. Всё-таки, я способен на большее, чем предполагал. Благополучно всадив когти в деревянный пол ещё не уничтоженного огнём второго этажа трактира, я осмотрелся и уже более уверенно спрыгнул в проломленную дыру, ведущую на первый этаж. Здесь был проход во двор, который выходил к другим башням. Тут я встретил длинноволосого имперского солдата, который ещё не так давно вёл перекличку.       — Хаминг, иди сюда. Давай, быстрее! — кричал он какому-то мальчишке, бегущему к нему. — Вот молодец. Ты просто молодец.       Стоило малому добежать до солдата, как за его спиной тут же грохнулся на землю дракон, извергая очередную мощную струю пламени.       — Боги... Все назад! — скомандовал писарь гражданским, беря меч наизготовку.       Я побежал вместе с ними, скрываясь от огненного дыхания крылатого ящера.       — Ещё дышишь, висельник? — наконец, заметил меня имперец. — Держись рядом со мной, если хочешь жить.       Ошиваться с тем, кто не так давно согласился лишить меня головы, не очень-то хотелось, но пока мои лапы опутывала прочная верёвка, особого выбора у меня не было. Мелькала идея попробовать пережечь путы раскалёнными углями, но мы постоянно перебегали с места на место, скрываясь от пожирающего всё огня и дракона. Заниматься столь тонкой работой не было времени. Затем имперец повернулся к стоявшему рядом лысому мужчине.       — Гуннар, займись мальчиком. Мне нужно найти генерала Туллия, он организует оборону.       — Да направят тебя боги, Хадвар, — благодарно ответил ему гражданский, и мы вместе побежали на площадь мимо пылающих обломков зданий и обгоревших тел.       Я бежал быстрее этого Хадвара, чей силуэт в красно-коричневой броне постоянно терялся во всполохах такого же цвета пламени. На мне не висело тяжёлой брони, и я время от времени останавливался, дожидаясь когда имперец до меня дотопает. Проревевший нам в спину дракон вынудил прибавить ходу, и только тогда Хадвар снова меня обогнал. Мы выбежали из горящего двора к разрушенным воротам, где с крылатым чудовищем ожесточённо сражалась группа имперских солдат. Со всех сторон доносились их боевые возгласы, свидетельствующие об ожесточённой борьбе.       — Генерал Туллий, сюда!       — Использовать все средства! Ничего не жалеть!       — Не выпускать его из виду!       — Как убить эту тварь, Обливион её возьми?       — Пошли, я тебя понесу.       — Живей! Живей!       — Его ничего не берёт!       Тут отозвался сам Туллий:       — Хадвар! В крепость, мы уходим!       Хадвар принял приказ, потом обернулся на меня:       — Ну что, значит, ты со мной. Не отставай!       Я хотел было возразить, но не стал произносить ни слова, прекрасно понимая, что мой хриплый голос на поле боя никто не расслышит.       — Беги, тупица! — крикнул мне в след генерал, и я из принципа ещё простоял одну секунду на месте.       Я продолжил трусить за Хадваром только потому, что больше пока идти мне было в общем-то некуда. Пока мы мчали мимо пускающих в небо стрелы лучников и раненных имперцев, над нами пару раз угрожающе промелькнула большая крылатая тень. Пройдя через арку в каменной стене, мы наконец выбежали к двум пока ещё целым башням. Здесь навстречу нам вышел успевший где-то обзавестись боевым топориком мой златовласый новоиспечённый друг, увидев которого я сразу приободрился и поднял уши торчком. Хадвар же моей радости не разделял.       — Ралоф! Проклятый предатель! С дороги!       — Мы бежим и сбежим, Хадвар. Тебе нас не остановить.       Они стояли друг против друга, выясняя отношения, в то время как я перебежал за спину Ралофа, следя сквозь дым за стрелами лучников и ревущим в небесах драконом.       — Отлично, — хмуро буркнул Хадвар. — Надеюсь, дракон всех вас в Совнгард заберёт.       — Эй, ты! — глянул на меня Ралоф. — Быстро в крепость. Я освобожу тебя внутри. Идём.       — Пленник, сюда! Идём! — одновременно прокричал мне Хадвар, но я свой выбор уже сделал, махнув имперцу хвостом и устремляясь за Ралофом. «Эй, ты», конечно, тоже не самое приятное погоняло, но всяко лучше, чем «Пленник». Я навалился всем весом на тяжёлую деревянную дверь, и мы с Ралофом влетели внутрь крепости, тут же запирая её увесистым засовом изнутри.