***
Они вернулись в Сеул через три дня. Долго целовались на заднем сидении эскалада Чона. За эти три дня Чонгук раскрылся для него с другой стороны. Без костюмов и укладок. Без охраны рядом, хоть и напиханы они были по всей территории отеля. Он выглядел мягким, домашним, в этих черных спортивках и стаканом айс-капучино в руке. Они гуляли вдоль берега, Чонгук целовал костяшки Юнги, прикладывал к губам и щеке и даже лепил с ним что-то на подобии замка из песка, только всё твердил о том, что Юнги никакая ни принцесса, а самый что ни на есть настоящий искуситель-сердцеед. Юнги не хотелось язвить, ему ничего не хотелось кроме голоса и внимания Чонгука. Он как оголодавший зверёк добравшийся до ласки. — Мне надо на работу, — шепчет омега Чону в губы, пока сидит на нём же, практически у здания своей работы. Чувствует крепкую хватку на своей талии и этот цепкий взгляд альфы на своих губах. — Ненавижу твою работу, — шепчет в ответ Чонгук обреченно, совсем как мальчишка. Прислоняется лбом ко лбу Юнги и они еще долго сидят так, пока телефон в кармане омеги начинает разрываться из-за звонков назойливого начальства, — Я приеду за тобой в пять, поеду пока решать отложенные дела, но мыслями я уже только здесь. — Увидимся вечером. — Как бы не умереть до вечера без тебя.***
Джин встречает его недовольно, но это никогда неизменно. Вручает папки и спрашивает о том есть ли сдвиги по теме Чон Чонгука. Юнги скверно отвечает что нет и принимается за работу, в промежутках ловя на себе прищуренный взгляд Кима. И так повторяется несколько дней. Юнги приходит утром, получает карт-бланш на день и намеренно игнорирует пристальный взгляд Джина пока работает. Чимин говорит о том, что Ким стал более загруженным в те дни, когда Мин отсутствовал в городе. Юнги знает, что Джин знает. Юнги репортёр и это его работа — читать людей. Но он стал жить от начала и до конца рабочего дня в приятном ожидании. В его голове поселилась чётка мысль — его ждут. Каждый вечер его ждут и это рисовало на лице порой глупую, но до невозможности счастливую улыбку, но ровно до тех пор, пока Юнги не отказался. — Здесь всё то, что я искал по нему за два года, — толстая папка опустилась на стол Джина и он поднял на омегу тяжелый взгляд, — Передай это дело другому, Джин, я отказываюсь его вести, — он старался заявить об этом как можно спокойнее, но руки его потели донельзя, а у самого выхода Юнги вжали в стену здания со всей силы. — С чего это ты вдруг так резко, а? — крепко хватается Джин за ворот свитера омеги, — Что, Минни? Стоило ему распустить свои афродизиаки и ты наивно поплыл? — от него веет незнакомой яростью и он не даёт даже слова вставить, — Идиот, кретин, он ведь задумал это всё только для того, чтобы ты сам отказался от всей этой затеи. Добровольно. Своими, сука, руками. — Слушай… — Слушай ты, — резко прерывает он омегу, притягивая за ворот сильнее, — у него таких как ты куча, Юнги, и поверь в конце именно ты окажешься со своим сжеванным сердцем. Именно ты, потому что повелся на свои омежьи инстинкты, отключив здравый рассудок. Такие как они не способны любить или жалеть. Они алчны и властны и если видят симпотяг вроде тебя, предпочитают их не убить, а влюбить, поиграть и выйти при этом со всей выгодой. Юнги не знает от чего он не может и слова вставить, оттолкнуть Джина. Он словно чувствует как-то, что сосало его под ложечкой на фоне все эти дни, приобретает голос Джина. Всё то, что он боялся произнести вслух для самого себя, произносит Джин. — От тебя за километры этим сандалом веет, Юнги, — встряхивает он Мина и оголяет кусочек шеи, которую скрывал воротник свитера, — Заделался в подстилки и думаешь, что это любовь? Он тебя просто трахает, Юнги, вот и вся история, — Юнги чувствует как челюсть начинает дрожать и только он хочет его оттолкнуть и уйти, как монолог Джина прерывает низкий и холодный тон. -Да, трахаю, — Юнги поворачивает голову одновременно с Кимом и находит режущий взгляд альфы, когда тот сложив руки в карманы подходит к ним и грубо убирает с Мина руки Джина, а затем прячет Юнги за свою спину, — И это вполне естественно делать в отношениях с человеком которого любишь, — омега сглатывает и давит желание прижаться к Чонгуку и спрятаться в нём, — А если у тебя в жизни отсутствует эта норма, это не проблемы Юнги. — Играй в благородство сколько влезет, — рычит Джин, — он всё равно не будет здесь работать пока вяжется с тобой, а когда останется брошенным приползёт ко мне и я не проявлю милосердие. — Засунь его в задницу и оставь себе, — хмыкает Чонгук, а затем разворачивается и крепко беря Юнги за руку уводит его. Юнги не успевает даже понять как оказывается на заднем сидении кадиллака Чонгука. Как закрывается дверь и авто трогается с места. Высокий пульс и потные ладони, вот всё, что он сейчас ощущает, но вдобавок становится невыносимо душно. Омега оттягивает горло своего свитера и раскрывает окно рядом, садясь к нему ближе, а Чонгук молчит. Он позволяет Юнги выдохнуть, привести в порядок мысли и просто не трогает, только внимательно наблюдает за ним, а затем вынимает сигареты из внутреннего кармана и закуривает, спуская окно со своей стороны. Он курит. Долго курит. — Не в моей компетенции омег бить, — не выдерживает альфа тишины, скидывая бычок за салон, — но ему бы не помешало влепить пару пощечин, так, чтобы мозги на место встали. Юнги чувствует как ему на горло наступает когда-то давно забытая паника, как душит, как давит на виски. Голос Чонгука доносится до омеги эхом, как из-под банки. Появляется резкое, совсем внезапное желание спрятаться, но его отрезвляет то, что альфа слегка встряхивает его за плечо. — Что… — на выдохе произносит Юнги поворачивая голову. Видно как его еле заметно колотит, и не понятно, от холода или от страха. — Ты в порядке? — спрашивает Чонгук с явным волнением в голосе. Юнги хватается за ручку двери, шумно выдыхает, прикрывает глаза и пытается успокоиться. не помогает. Потому что он не понимает причины своей реакции, поэтому не знает как себя успокоить. — Остановите машину, — обращается он к водителю, но тот смотрит через зеркало заднего на Чонгука, ожидая его приказа. — Останови, Минсу, — произносит следом альфа и кадиллак тормозит у обочины, а Юнги срывается из автомобиля, жадно хватая воздух и уходит от авто, но за ним следом выходит Чонгук, нагоняет, мягко останавливает за локоть и разворачивает к себе, — Юнги, что происходит? — А то происходит, — отпихивает его от себя омега и сам на шаг отходит, — что я отныне безработный и дорога в журналисты мне закрыта, — он смотрит на Чонгука потеряно, но одновременно его глаза переполнены обидой, которая грозится вылиться из своих краёв. — С чего ты взял что закрыта? — С того! — повышает голос Юнги, — С того, что он работает двадцать лет и у него полно связей в этом городе чуть ли не с каждой из редакций и он перекроет мне все дороги! — Он не последний человек в этом городе, Юнги, один мой звонок и тебя не то что журналистом возьмут, а главным в любую из этих контор, — спокойно отвечает Чонгук, подходя на шаг и касаясь плеча омеги, пытается притянуть, обнять, успокоить. — Не трогай меня! — одергивает руку Юнги. — Юнги, прошу тебя, — выдыхает тяжело Чонгук. — Он ведь прав. Я всего лишь очередной из толпы за твоей спиной, тот, кому обещают золотые горы, вешают лапшу на уши, затыкают рот деньгами и своими возможностями, как это делаешь сейчас ты, — Юнги даже не осознаёт как он это сейчас произносит, его всё ещё глушат эти непонятные чувства внутри, — А я не хочу получать пути так. — Я никогда не обещал тебе золотые горы, — Чонгук больше не пытается до него дотронуться, лишь наблюдает и слушает. — Прекрасно — усмехается нервно омега, — А что дальше, Чонгук? Я тебе надоем, ты наиграешься и бросишь, а я останусь с растоптанным сердцем, без работы и возможности даже приблизиться к ней?! — Ты бредишь, — ровно отвечает альфа. — Меня уволили! — кричит Юнги, но Чонгук не ведет даже бровью, — И всё из-за тебя! Зачем ты полез?! — Затем, что моего омегу никто не имеет права унижать и пусть скажет спасибо, что он омегой родился и что только из-за тебя я не стану лишать его кислорода в этой стране, — строго отвечает Чон. — Какое благородство! — язвит Юнги, — А мне что теперь прикажешь делать? Сесть тебе на шею и ножки свесить? А, ха-ха-ха, нет, наверное продолжать спать с тобой и ждать когда я тебе надоем? — Чонгук тихо усмехается. — Так вот чего ты боишься значит. — Что? — Минсу, — обращается Чонгук к водителю, игнорируя вопрос Юнги, — отвези Юнги домой, я доберусь с охраной, — приказывает альфа. — Да, господин. — Что это значит? — хмурится Мин. — Поезжай домой, — спокойно отвечает Чонгук, — Успокойся, побей что-нибудь, прими холодный душ, словом, побудь один, наедине со своими мыслями, а потом мы поговорим нормально. Юнги не успевает возразить. Чонгук проходит мимо, уходя в сторону машины с охраной и садится в неё, она уезжает стремительно, а Мин так и остаётся стоять рядом с кадиллаком. Он не помнит как сел в него, не помнит как доехал и вбежал в квартиру. Как откинул вазу на комоде в стену. Юнги запомнил только эту боль в горле от сковывающих намертво слез. Мисс До кажется яро стучала, но Мин впервые послал её и закрыл перед её носом дверь. Он помнит как скатился по стенке и зарывшись пальцами в волосы гулко рыдал. Горло свербело и раздирало от этого потока крика. Ему казалось, что душу щипцами из него вырвать хотят, что каждая клеточка, каждый миллиметр тела прошибает адской болью, ни с чем не сравнимой. Такую боль не подавит ни одно обезболивающее. Ни морфий. Даже героин. Это многолетняя боль. Боль которую прятали за силой, улыбками и шутками. Боль, которую он носил в себе и жил день от дня вместе с ней. Она приросла, она срослась с ним. Он выслушивал о чужих печалях, позабыв о том, что он тоже живой. Жизнь превратилась просто в стандартный набор дней, а теперь их нет. Его лишили уголка спокойствия, вползли в каждый его сантиметр, а теперь кажется, что это просто катастрофа. Везде взрывы и погромы, руины, и нет сил на их восстановление. Нет сил строить ещё один уголок той безопасности, что была в его жизни последний год. Всё крахом рухнуло в один момент, всё настоящее стало прошлым. Голос Джина отдаётся эхом в голове, а он тихо подрагивает сидя в темноте среди осколков. Осколков не только вазы на сей раз. — Какой же я идиот… — шепчет Юнги, продолжая сжимать свои волосы, что только сил есть, — как я мог ему такое наговорить? А ведь Чонгук его защитил. Никого не оскорбляя дал понять кто такой Юнги, назвав…любимым человеком? — Я просто кретин… Ненависть к себе разрушает. Саморазрушение, это всегда в первую очередь ненависть к самому себе. Люди самоеды, и вместо того, чтобы решить всё честным и спокойным разговором, они часто пускают ненужную никому из двух сторон пыль под ногами, а потом обе эти стороны сидят в одиночестве: за крепким напитком и макинтош, или среди осколков вазы и души, умываясь слезами. — Остыл? — на Юнги обрушивается этот низкий голос и в момент ему кажется, что это разум стал играть с ним в злую шутку, но он резко отрывает голову от поджатых коленей и встречается с усталым взглядом Чонгука, который присаживается на корточки, — Мисс До открыла, пореже оставляй ей свои ключи, а то будет к тебе шастать ещё какая-нибудь мафия, — вымученно он поднимает уголки губ в подобии улыбки и заправляет прядку Юнги за ухо. — Чонгук… — шепчет Мин у которого слезы снова наворачиваются пеленой в глазах, он по какой-то инерции находя опору в коленях порывается вперед и обнимает альфу, прижимаясь к нему и утопая лицом в его сером костюме, — Прости, пожалуйста, прости, я столько наговорил тебе, я… — Ты просто испугался, Юнги, — шепчет Чонгук в ответ, гладя Юнги по волосам, — того, что вся эта ересь окажется правдой, только я не поддонок Юнги, а ты не мальчик по вызову, чтобы тебя таким называли и это нормально, защищать того, кого любишь. Ткань его костюма на плече стремительно намокает, а Юнги в его руках содрогается и тихо время от времени всхлипывает, а затем еле слышно шепчет. — Меня никогда никто не защищал, — признаётся он шмыгая носом, — Я делал это всегда сам. И от отца и от альф в школе, от компаний возле клуба и от преподов, которые брали зачёт натурой, — Юнги впервые в жизни признаётся в этом кому-то помимо себя, — и от начальства своего я всегда сам себя защищал, будь то простой игнор или строгие просьбы не трогать меня, но всегда сам, а тут ты и я…я растерялся, Чонгук, — на грани отчаяния звучит он. — Поэтому я и оставил тебя остыть, — Чонгук поднимает его аккуратно на руки и сам поднимается. Под подошвой туфель хрустят осколки, а Юнги прижимается к нему ещё крепче, льнёт подобно котенку, — но продолжим мы с тобой разговор уже не здесь, — усмехается Чон тихо и открывая носком входную дверь, покидает квартиру омеги, закрывая дверь за собой так же ногой.***
— Никогда здесь не был раньше, — тихо выдыхает Юнги наблюдая за тем как небо стремительно светлеет и из-за горизонта виднеются первые лучи весеннего рассвета. Вокруг них ни души, только слабый ветер и небольшой столик с двумя бокалами вина и тарелкой сыра. Юнги чувствует как ему на плечи опускается что-то теплое и опустив взгляд он видит на себе пиджак Чонгука, получая следом поцелуй в макушку. Альфа присаживается напротив, поднимая свой бокал. — Никогда еще не встречал рассвет у набережной, в компании репортера, — усмехается Чонгук чокаясь с бокалом Мина. — Бывшего репортера, — усмехается в ответ Юнги. — Формальность, — мягко улыбается Чонгук. — Прости еще раз, — виновато шепчет омега, сжимая пальцами ножку бокала, — Мне стыдно за всё сказанное, я поступил истерично и, я… — Юнги, — кладёт Чонгук руку на руку Мина, — Я не мальчик и ты это знаешь, а ещё я не размениваюсь на расставания и обиды из-за таких вещей, сфера моей жизни твердит смотреть на вещи глубже. Ты мне, черт тебя побери, всё-таки нравишься, а значит и отношение у меня к тебе иное, — Юнги смотрит на их руки, а затем поднимает глаза к глазам альфы, сглатывая, — Я не собираюсь отказываться от тебя, отступать назад по первому криво сказанному слову или внезапного холода, как это было сегодня. Я тебя выбирал не в удобную вещь или беспрекословную куклу рядом со мной. Я не буду обесценивать сегодняшнюю сцену тупым словом «каприз», потому что тогда получается меня не удовлетворяет твоя реакция? Юнги теряется от того, что говорит Чонгук. Ему впервые в жизни нечего ответить и он предпочитает послушать его. — Отношения — это работа, Юнги, — мягко продолжает альфа. Его лица касаются первые лучи солнца, — Это взаимопомощь, доверие, это поддержка, но этого всегда достигают, а достигнув поддерживают. И в соре или недопонимании я не стану рубить с плеча, я предпочту выслушать и понять тебя. Предпочту поставить себя на твоё место и подумать о твоих чувствах, потому что Юнги, — его губы поднимаются в слабой улыбке, — чувства не могут жить вечно на эйфории, они существуют благодаря взаимной любви и заботе, и дело не в глаженных рубашках и готовке, дабы облегчить супругу жизнь, я и сам могу взять в руки утюг и нарезать овощи в суп, но я не в моих силах заставить человека любить меня. Любить по-настоящему. И, наверное, только здесь, ранним утром на набережной, переплетая пальцы рук с Чонгуком, Юнги понял. Он взглянул на него наконец под другим углом и сомнений просто не осталось. Они исчерпались. С ним разговаривает абсолютно зрелый мужчина. Который чётко знает, чего он хочет. Его голос пропитан этой уверенностью, но при этом он не диктует условия и не навязывает их Мину. Крайне искренний, и по ощущениям переживший то, что его возможно потрясло не хило в жизни. Он знает какие ошибки совершать не стоит и не поступает с горяча. Юнги понял окончательно, что этот альфа не будет заставлять его приходить к какому-то решению или обводить вокруг пальца ради своей выгоды, у него достаточно власти в руках чтобы избежать этой канители. Чонгук действительно, кажется…просто хочет с ним чистых и долгих отношений. — Десять лет назад я был женат, — вдруг озвучивает Чонгук и Юнги не смеет перебивать, — С будущим мужем познакомился при перестрелке и должен был его убить, но не убил, — хмыкает альфа. — Влюбился? — Скорее восхитился. Он перестрелял всех солдат со стороны нашего клана, а на мне у него просто закончились пули, поэтому он предложил бой на руках, — Чонгук вспоминает с легкой ухмылкой и Юнги зависает на нём, — Всё закончилось для него переломом ключицы, а для меня вывихом. Не знаю зачем, но я отправил его секретно лечиться. Его клан посчитал что он мертв, а я навещая его влюбился, — и даже тон голоса он понижает, — Поженились мы в тайне, поэтому от прессы это было скрыто до последнего. Прожили вместе два года. Ему было тяжело жить так: до его семьи дошли эти новости, мы так и не нашли ту крысу из нашего клана, которая слила эту информацию. Но хуже было то, что мы оказались двумя глупцами, которые не сумели объединившись решать конфликты. Мы не стали друг для друга поддержкой, но безусловно любили. В один из дней мы рассорились очень сильно, он заявил о том, что хочет развестись, а я поступил как ублюдок, сказал, что в противном случае перекрою ему воздух не только в Токио, но и по всей территории Японии, Китая и Кореи. Он выбежал из дома в слезах и сев за руль уехал, я погнался за ним. Чонгук замолкает. Он опускает взгляд куда-то в пол и кажется вспоминает. Возможно что-то до жути ужасное и Юнги встаёт. Он огибает стол, присаживается альфе на бедра и обнимает. Вплетает пальцы в его мягкие пряди, целует в висок и впервые за долгое время поддерживает кого-то так. Без слов. Лишь в ощущении того, что он рядом. Чонгук в ответ обнимает его крепко, зарывается носом в ключицы Юнги и тихо продолжает. — Это была смертельная авария, Юнги, — Юнги зажмуривается в попытке сдержать слезы, — Я поехал за ним, но уже ничего не смог сделать. — Ты не виноват, — шепчет омега и хаотично целует Чонгука в линию челюсти, в щеку, но его останавливает альфа и слегка отдаляется, так, чтобы можно было взглянуть. — Я много понял за эти десять лет одиночества, — шепчет Чон, — Я не святой, у меня были омеги после, но ни с кем я больше не смел заводить семью. Я просто боялся, — устало он усмехается, — странно наверное звучит из моих уст. А тут ты. Маленький проныра, за которым я наблюдал последние два года и если сначала я хотел просто сместить тебя с этой должности, то потом понял — ты тот, кто мне нужен. Всё, что ты мне рассказал тогда в ресторане я знал, и о твоём отце и о последних отношениях тоже, прощупывал почву. — Прощупывал почву? — хмурится Юнги совершенно не удивляясь тому, что за ним следил тот, за кем когда-то следил он. — Хотел понять, что ты из себя представляешь и насколько тебя интересует всё падкое вокруг. — И что же ты понял? — Что ты тот, кто мне нужен, — незаметно тянет руку в карман своего пиджака Чонгук с мягкой улыбкой. Он поднимает руку с раскрытой коробочкой, — Юнги, выходи за меня.