Порнозависимость

***

Раньше порно распространяли при помощи видеокассет. Их передавали тихо, из рук в руки, чтоб не попасться. Заворачивали в газету и прятали за диванами, а потом смотрели под одеялом. Раньше порнозависимость бушевала по всему земному шару. Этих людей никто не мог узнать. Они стриглись так же, как остальные. Носили рубашки, пиджаки с мятыми брюками, платья, очки. Разговаривали на обычные отведённые темы: война, новости, семья, цена. Даже таких же зависимых в толпе определить не могли. Сейчас больше нет их. Сейчас порнозависимость утихла. Практически не встречается. Те, кто страдал от неё — принимают в избавление непосредственное участие. А завидеть этого человека легко. У него широко раскрыты глаза, а уголки искрятся. На пальцах появляются морщины, руки перестают быть гладкими. Кожа становится красной. Но не как кровь. Как далёкий свет в конце улицы, красный фонарь, освещающий путь. Подходя ближе, в нём заметны красные точки, которые на расстояние сливаются в гримасу страха. Глаза распахнуты. Лицо не кукольное. Зубы сжаты, чтобы не вспугнуть. Оно стоит рядом, выжидая подходящего момента. В темноте встречает ответный взгляд. Безжизненный. Но ужасно красивый. Синева наполняет яблоко, картина вокруг зрачка поднимается, словно чёрное море. Оно заглядывает в эту смесь красного света и трупной грусти. Ресницы исчезают. Веки растворяются. Оно заглядывает внутрь: лежащее голое тело на снегу у дороги. Вокруг школьная сумка и юбочка. Это и есть спасение. Леонора знает, что та, идущая домой в метель, дойдёт, если она в этом образе будет лежать на снегу перед сотней камер. Избавит миллионы людей от желания попробовать такой жанр. Неважно, что лежит в основе: похоть, жадность, гнев, гордость. Главное, что все эти женщины жертвуют своими детьми во благо избавления от порнозависимости. Это ведь самая лучшая работа на свете! Ты каждый день испытываешь грех, который приводит тебя в экстаз. Ты владеешь собственными правами и деньгами. Ты и твое окружение — богаты. Но… Чего ты всё равно боишься? Стул держит ручку двери в подсобку. Кто-то пытался проникнуть внутрь. Леонора заперлась. Придя на площадку, её окликнул режиссер. Он спросил о необычной просьбе, чтобы сделать фильм более интригующим — оплодотворить перед съёмкой, чтобы она родила на камеру. Ведь сегодня очень популярны фильмы с родами. Кроме раков, змей и червей, актрисам стали давать глотать паразитов, которые за короткий срок размножаться в их внутренних органах. Можно затолкать в себя его с помощью порочного зачатия, когда паразита вставляют в половой орган и производят акт зачатия. Или принять внутрь с помощью таблетки, в которой плавает этот микроб. Перед ней прозрачная таблетка. Меж пузырьков извивается розовый червь, гладя своё длинное тельце сотней тонких ножек. Наверное, это лучше, чем связь с режиссером. Когда родиться это маленькое чудо, она будет занята другим делом. Даже не почувствует, как он выйдет наружу, а затем снова войдёт внутрь — такова природа всех существ, выращенных в каменных стенах. Она кладёт её на язык. Чувствует тепло и представляет, что там и находится червь. Хочет побыстрее вырасти в своей маме. Противно. Леонора закидывает голову, чтобы таблетка закатилась в самое укромное местечко в теле сама собой. Интересно… А кто из него вырастит? Пусть это будет не жук. Пусть это будет не жук. Уже в животе она почувствует, как он лапками изучает внутренности мамы, залезает во все проходы, щекочет её кишки крылышками. Будет царапать влагалище, когда появится на свет. И шумно жужжать. Нет. Нет. Нет. Нет. Нет. Нет. Нет. Нет. Нет. Нет. Нет. Нет. Нет. Нет. Нет. Нет. Нет. Нет. Нет. Нет. Нет. Нет. Нет. Нет. Нет. Нет. Нет. Он родился раньше времени. Изо рта потекли вязкие солёные слюни. Горло чесалось. Он ушёл не в ту сторону. Он родится у неё в мозгу. Все мечты будут пищей для новорожденного демона. Нет, он не демон. Да. Нет. Он просится к маме. Противно. Гадкая женщина. Липкое тело. Слизь растекается по целям. Ползёт. Маленький. Мама. Нет. Я не хочу. Помогите. Нет. Помоги. Зачем. Кто. Камера. Мне. Пена из носа. Щекотно. Больше не хочу. Пусть насилуют. Пусть убивают. Мама. Мерзость. Лужа грязи. Лужа спермы. В земле. Пусть отрезают… Пусть… Пусть… Пусть… Главное, вытащите его из головы! Никого из них не видела. Всех закопали. Лица замазали. Номера сожгли. Одежду продают в автоматах. Съели. Черви. Червь ползёт. Кто? Кто? Кто? Кто, Тэмико? Что. Что делать. Зубы гниют. Воняют. Язык свернулся и упал. Крови нет. Нет. Нет. Нет. Не надо. Забирайте их. Больше нет. Нет. Хватит. Я их не знаю. Я не знаю. Кто. Как. С кем. Где. В чём. Есть ли они вообще. С размаху она ударила головой об край металлического стола. Пена перестала идти. Мозг издавал бурлящие звуки, подобно голодному желудку, двигаясь, раздвигая проход к истине. Из носа вытек паразит, извиваясь в солёной воде. Он коснулся своими ножками её лица. Мама, я хочу жить. Отвратительно. Во что ты превратила их? Во что они превратили тебя… Леонора подняла тень над ребенком, собираясь избавить одну из себеподобных от мыслей. Хлопок. Кровь размазалась по пальцам. Они больше не синие. Кожа порозовела от страха. Паразит уполз по стене в маленькую дырочку на потолке. Во что они превратили тебя? Есть ли они вообще? Горькая слеза скатилась на короткую юбку. Ей страшно от этих мимолётных мыслей. Не от содержания, а от ощущения, что когда-нибудь это вскроется. Даже простые внутренние монологи будто бы могут подслушивать. И если услышат, разнесут во все дома, на все улицы и во все страны. Волна такой грязи сравнима разве что с живущими на улице крысами. Ей на самом деле плевать. Улыбайся. Собирайся. Твой выход через несколько минут. Да как они смеют сбивать её с ног? Отрадные женщины не понимают приметной в каждом уголке мира иерархии новой жизни. Порнозависимость настолько кровожадная, что люди убивают из-за неё. А она работает днями и ночами, вырезает кости из желудка, чтобы мерзотных сук не насиловали в переулках. Эти бредни похожи на сон фантазёра, когда за целый день он выплескивает силу мозга на образы в голове, а ночью, с закрытием глаз, в поле зрения искривляется картинка, люди то увеличиваются, то изгибаются, теряют глаза или палитра сна выгорает в ослепляющую кислоту. Чулочки спадают с исхудавших ног. Однажды ей представилась возможность поговорить с одной из таких полоумных женщин. Она пыталась убедить Леонору сбежать. Вернуться к простой жизни. Ведь ничего из того, что есть у неё — нет у Леоноры. Ни деньги, ни слава. Свой дом. Прогулки с подругами по магазинам. День рождения. Поход в кино. Тепло в домашнем камине. Пицца со сладким луком и томатами. Видеоигры. Пикник в парке. Обучение в школе. Поступление в университет. Путешествие по миру. Встреча с тем единственным. Рождение детей. Мерзость. В зеркале она видит себя, только на тридцать лет моложе. Совсем школьницу. Ей до тошноты омерзительна мысль быть мамой. Быть человеком, который имеет право на нежность с теми, кого породила на свет. Мама просила не называть её так, когда приводила в гости своих друзей. Родив детей, она навсегда останется уязвимой для людей, привыкшим видеть на экране насилие. Они нападут на неё, детей и оставят умирать. Это случится из-за слабости. У неё были силы пойти сюда, поэтому Леонора не знает, кого это — быть по-настоящему изнасилованной. А став обычной женщиной, ей ничего не светит кроме пожизненных унижений. В этом ведь и есть борьба? Поэтому она так сильно их ненавидит. За то, что своим положением подрывают её уверенность в собственной неуязвимости. Она всегда будет выше. Всегда желанной и красивой. Значит, всегда целой. Три. Благодарность. Когда она была благодарна за своё рождение с отверстием между ног? Когда ей будут благодарны, что насилуют её, а не их? Два. Никто понять этого не может. Все думают, что её работа — ад. Один. Сущий ад — наблюдать, как у тебя пытаются забрать честь и славу, заслуженные многолетним трудом. Дверь открывается. Белый свет слепит глаза. Камера. Мотор. Она прослужила этой профессии тридцать лет и не собирается доказывать, что она калечит женщин. Вы сами себя калечите. Прошептала она. Сами. Вы должны давать смотреть мои фильмы, чтобы не плакать. Либо сидите молча, либо работайте со мной. Ванная. Просторная комната. На самом деле здесь всего лишь декорации, стоящие три стены. Холодный кафель покрыт грязью. Одно полотенце на стиральной машине. Просторная ванна за прозрачной, кажется пластиковой, вспотевшей шторой. Она начинает снимать школьную форму. Развязывает бант на груди, снимает рубашку. Короткая юбка средней школы падает на пол. Она садится на край ванны и начинает снимать чулочки. Всё будет хорошо. Это случается только с теми, кто заранее не притупляет инстинкт самосохранения. Мне нужно набрать тёплую водичку. Она отвернулась от шторы, начиная смывать педофильский макияж ваткой. В ванне слышаться странные липкие звуки. Вот оно. Сам дьявол морской. Рыбный вкус. Он неприятно пахнет. К её ноге ползёт толстая румяная щупальца с фиолетовыми пятнами по коже, как у стариков. Делает вид, что ничего не замечает. Почему так страшно? Что в этот раз произошло? Щупальца обхватывает стопу, она оборачивается и наигранно кричит, так, что самой становится неловко. Падает на кафель. Нет. Всё хорошо. Это самое простое, что только может быть! Из ванны вылезает огромный осьминог. Его тело касается потолка, мускус облепляет стены. Он зловещи плещется в мыльной воде, смотря за глупой актрисой, которая натужно изображает попытки побега. Отпусти… Помогите… Кто-нибудь… Что-то застряло в горле. Не хочется ничего играть. Пусть насилует. Ей вдруг стало всё равно. Рыбный вкус должен быть приятным, но её тошнит. Вторая щупальца закручивается вокруг другой ноги, стягивая её. От липких присосок остаются болезненные следы, собирающиеся оторвать кусок женского мяса. Осьминог выползает из ванны. Нависает над девушкой, с помощью других щупалец поднимает к самому верху. Стягивает шею. Живот. Руки. Одну щупальцу запускает в рот. Раздвигает челюсть и голову в разные стороны, чтобы заглянуть в глотку девушки. Давай. Думай об этом. О чём ты думаешь в такой момент? Он привык к старому рту, в который проходит всё, что угодно, поэтому бьёт её по зубам резко, заводя кончик к носу. Оператор крепкой хваткой берёт крупный сочный план торчащего щупальца из ноздри, липнущего к глазным яблочкам. Этот осьминог слишком умный. Насильно раздвигает ноги, переворачивая девушку в горизонтальное положение. Его самые толстые щупальца с вязким толчком проходят в вагину и анус. Леонора улыбается, показывая жёлтые зубы с кусочками мягкой каши из рыбы. Ей не страшно, ей не приятно, лишь пустота отзывается в животе. Грешные мысли стоят выше работы… Хватит думать об этом, прекрати думать обо всем, что приключилось в мире. Ты живёшь во благо борьбы с порнозависимостью. Ни одна женщина не сможет исправить то, что сделала с мужчинами. Как они извратили их, сделали президентами. А теперь… Теперь вертят носом. Не секрет, но это вы должны быть на съёмочной площадке. Вы виноваты, что терпите всё. Вы виноваты, что придумали порнозависимость. Никогда такого не было, а вы боритесь с этим, хотя Леонора жертвует ради ваших гнилых дочерей собственной психикой. Как же унизительно родиться женщиной. Этот мир ничего не значит. Талия хрустит. Осьминог толкается в кишечник, проходя через всю пищу. Смотрит на чёрные глаза Леоноры. Она отвечает взглядом и узнаёт сальное лицо. Лицемерие. Везде. Вы хотите, чтобы вас продолжали насиловать или чтобы они смотрели, как насилуют меня? Вопрос ввёл женщину в заблуждение. Нет… Мы хотим, чтобы… Не насиловали никого. Что? Ха-ха. Ха-ха-ха-ха-ха-ха, какая ты глупая. Они увидят, как насилуют вас, выйдут на улицу и захотят повторить с простыми женщинами. Разве вы это не понимаете? Безмозглая. Гадкая. Шлюха. Как ты смеешь говорить правду? Челюсть сжимается, зубы ноют и просят остановиться. Нет, не думай об этом, это не правда! Щупальца прилипают к её желудку, играются с кишками, будто бы с однородными секс игрушками. Кровь капает на грязный кафель. Это часть работы, она не мертва. Она не умрет. Даже когда щупальце устремляется в уголок глаза, просовывая изворотливый кончик мимо глазного яблоко, прямо к мозгу. Другой гениталий монстра проникает в ухо, скользит по улитке и целует своего брата, оказавшись в пространстве меж правым и левым полушарием. Мысли и принципы мешаются, как коктейль — билет в кино. Она закидывает в себя два стакана, оказывается в бетонной комнате с кроватью и металлической миской. Она не была на улице. Не знает, что там происходит. Главное, там нет порнозависимости. Осьминог не зря играется с её серым веществом. Женщина сделала с ней этой, она дала оплодотворить себя, чтобы дать корень новой волны порнозависимости. И умерла от этого в мучениях, когда ей разрывало желудок личинкой от ночных игр с папой-насекомым. А Леонора не умрёт. Плевать, дешёвая проститутка в луже или любовница президента. Её искреннее намерение — отчистить общество от грязи, которую породили сексуальные наркоманы. Это весь смысл работы. С благородностью принимать член монстра в себя. И тогда… Женщины… Будут… Ходить… По улицам… Спокойно… Рыбный вкус. Что? Рыбным вкусом отдает семя осьминога. Он кончил ей в мозг, одновременно с маткой, чернильная сперма с каждым вдохом сливается в нос и рот. Вдруг что-то хрустит. Леонора слышит это в унисон со своими мыслями о том, что смерть неизбежна для свиноматок по ту сторону бетона. Они живут на помойках, у них даже нет комнаты, где можно умереть. Перед глазами синие и розовые пятна с белыми линиями. Девушка заныривает в поток сознания и оказывается на морозной улице, где лежит голое тело. Воспоминания ударяют в глаза, когда щупальца касаются некоторых областей мозга. Да, это же она. Только заглядываясь сквозь метель, не понятно, она это взаправду, или на работе? Белоснежная кожа вся в синяках, из вагины идёт кровь. Леонора злобно улыбается, садясь на снег к лежащей в землю голове. Это она на съёмке. На одной из кассет, которые будут показывать людям с порнозависимостью. Когда они удовлетворят свою грешную потребность на экран, их можно выпускать в общество, ведь они прошли терапию. Тонкая режущая искра пробивает уголок сознания, рефлекторно заставляя руку схватиться за корни. Леонора неспеша поднимает голову за волосы, хотя увидеть своё алое лицо. Рыбный вкус. Это не она. Это… Не может быть. Рыбный привкус. Кто это? Металлический вкус. Что за девочка? Кровь на языке. Синие лицо совершенно незнакомого человека. Веки закрыты, щёки теряют румянец, белея на глазах. Что за девочка? Почему ты здесь? Ты должна быть в школе, только если не… Она опускает глаза вниз, наблюдая, как кости торчат из бёдер. Щупальца так сильно сжали живот, что переломали плоть с костями. Этого не может быть. Кровь сочится с ног на пол. Кости хрустят и падают в мыльную ванну. Она совсем не осознает, что сейчас происходит. Она продолжает думать, что так и задумывал режиссер, так надо. Пальцы ног перестают ощущаться, нижняя часть тела немеет. Сейчас отвалится. Леонора беспомощно смотрит в глаза съёмочной группы. Их глаза серо смотрят на её открытый перелом, меланхолично прощаясь с девой. Нет… Нет… Мозг не понимает, что его продолжают насиловать, маленькие нити в пальцах и коже сосредоточены на болевом шоке по всему телу. Метель доходит до груди. Дышать труднее, чем обычно… Она понимает, что начинает думать медленнее и вскоре потеряет рассудок. Что бы ты хотела сказать? Я не умру… Я докажу всем шлюхам… На последок. Леонора выдыхает, грудь спёрло от давления мышц осьминога. Я… Пожалуйста… Кто это был… Язык начинает закатываться в трубочку и скользить вниз, по горлу. Дай же узнать, кто это… Глаза закрываются, в голове хаос. Во всём мире произошел пожар, заставив организм перейти в режим покоя. Кто… За кулисами хентая. Девочка возвращается домой после школы. Вьюга дёргает её юбку, задирая вверх перед мужчиной. Он стоит неподвижно, как статуя перед девочкой. Леонора. Его пальцы нажимают на глаз, будто на кнопку включения. Во рту он видит похожую картину и делает то, что всегда делал во время терапии. После выздоровления, он натягивает человеческое обличие, собранное с чужой плоти, обратно и возвращается в общество. Снег ласково обнимает тёплые плечи, стараясь охладить детские чувства. Время — 22:56. Мама в постели, отцу плевать. На свете и дальше будет сниматься порнография. Неважно, легальная или нет. Мы не можем представить их мира, как и они нашего. Но это не означало, что кто-то в полной мере прав. Болея порнозависимостью, никогда не увидишь света и радости, будешь бежать за чувством голода по мимолётному ощущению накрывающего прихода. Сидя перед экраном в темноте, будешь представлять, какой же утопией мог быть мир, но после действа, смотря на обнаженные тела, в голове не треплет ничего, кроме отвращения. Голод — страшное оружие. Фашисты заморили голодом столько людей, что приходилось есть кошек и собак, соседей. Когда ты голоден, можно и хлеб украсть, а для некоторых можно и бабушку с хлебом убить. Всё равно тебе не хватит хлеба, чтобы унять голод. А вот порно может хватить, чтобы навсегда распрощаться с порнозависимостью. Люди будут снимать порно до тех пор, пока не снимут самое аморальное действо на земле, после которого никто не сможет возбудиться вновь. А потом нахлынет ещё одна волна и придется придумывать нечто более нездоровое, чем раньше. Эти круги отражаются в глазах порно-актеров, погибших от пагубного образа жизни. Для кого-то они жертвы, сами виноваты или молодцы, что берутся за неизбежную работу. Отказавшись, мы оставим их без работы. Согласившись, окунём мир в содомию. Сколько людей думает об этом. Сколько об этом думала Леонора. Она героиня или ей нужно выбраться? Никто не знает, ведь она унесла эту тайну с собой, как и миллионы людей. В конце концов рыбный вкус перестал висеть на языке вязкой слюной от терпких воспоминаний. Покусывая губу, теперь чувствует приятную речную воду из металлического листа. Признаться честно, этот ненавистный привкус всегда преследовал ее в быту, не давая забыть о истинном предназначение человека. Когда она курила или глотала всякую гадость, в желудке загоралась мерзкая надежда наконец не почувствовать водоплавающих на языке. Теперь она облизывает губы и в голове всплывает лишь один образ — тёмный океан. Он настолько солёный, что хочется сплюнуть. Но она оставляет эти слёзы во рту, смакуя каждую секунду отсутствия рыбного прошлого. Леонора верит, что бесчувственная боль была не напрасной. Красные нити соединяют морозное тело с свежей землёй, пробуждая в нереальном сне вполне осязаемые образы. Задней стороной шеи она ощущает холодок жидкого бетона, покрывающего кожу в твердую темницу бесконечных скитаний по миру, в надежде найти выход из стоящего комом в горле вопроса. Что же тогда случилось? Столько людей выйдет на улицу, дабы потребовать ответа. Но она уже этого увидеть не сможет. Сможет услышать через каменные стены так желаемые слова без какого-либо посыла. Спасибо. Спасибо и вам, что посмотрели её фильмы. А что случится с ними позже, уже не её забота.