> Sext me

— Так-так-так, где же это тут… нет, это не то и это не то, это вообще не наше… а это что такое? Ой! — на пол из пальцев с выкрашенными в чёрный ногтями выскользнула банка с утрамбованным плотно оливье. — …Э-а-э-э… вкусный, наверное, был салатик… а это и не я совсем, оно так было ещё до моего прихода, угу. Вот совершенно точно… — Инк отодвинул краем подошвы тапка перемешанный со стекольной «приправой» лежащий декоративной коровьей кучкой салатик немного в сторону и снова сунул голову во внутренности холодильника: — Ну было же наше, ну где же оно, ну Дрим же говорил, что есть! А тут что? Ой фу-у, какая гадость! Чё эт вообще такое? Полуперетравленные верблюдом колючки или личинки марокканской гусеницы? А, во, нашёл! — на стол возле общего холодильника была поставлена кастрюля из нержавейки, а рядом с ней — пластиковый лоточек с плавающей в мутном рассоле парой изогнутых огурцов. Инк вывалил в принесённую с собой высокую сковородку кашу и биточки, поставил её на огонь, выплеснул в мойку бело-мутную жидкость с лотка и стал захваченным с собой ножом превращать скудность целых солёных овощей в изобилие нарезанных. Взглянул критически на то, что получилось, и недовольно сморщил нос: — Малом пахнет, чё б ещё? И его взгляд лёг на другой холодильник, в котором хранила продукты вторая часть их этажа, в том числе и Блуберри, который жил от них через пять комнат левее, и, кстати, через два дня должен был праздновать свой День рождения: — Уо-о, ну надо же, какая красота… — Инк сразу же заприметил стоящий посреди холодильника ещё не украшенный, но уже сто процентов готовый торт. — Это же наверняка Блу. А он же мне такой хороший дру-уг, он же ругаться совсем не будет, если я вот совсем чуть-чуть… — он достал кондитерское изделие, перемазанное желтоватым кремом, из холодильника и отрезал от него кусочек, водрузив тот на незадействованную крышку сковородки. — Вот, а теперь точно хватит. И сняв подогретое с огня и балансируя по коридору с посудой сразу в двух руках, направился к себе в комнату, перед которой, не сказать чтобы неожиданно, но достаточно волнительно нашёлся топчущийся под дверью Эррор. — Я… рано? — Нет, ты всегда вовремя, открой, — и перед Инком послушно распахнули дверь. Он вошёл, расставляя всё на дежурной, поставленной при входе специально для таких случаев тумбочке, за минуту перекладывая еду в тарелки и выставляя на стол, и поднял глаза. Эррор всё так же топтался возле входа, никак не в состоянии достаточно расслабиться, чтобы войти, большая по сравнению с его собственной комната казалась ему холодной и слишком светлой, и пальцы всё дергались в желании потянуться ко рту — грёбаная привычка грызть ногти в любых непонятных ситуациях или просто когда руки были ничем не заняты давала о себе знать. Он принялся наматывать на палец край чёрной футболки чтобы занять их хоть чем-нибудь, разглядывая при этом скудную обстановку: две тумбочки, шкаф да криво застеленные кровати, что кроме стола и стульев своим присутствием радовали глаз; взглянул на груду одежды, перекинутую через спинку, выкрашенные в светло-зелёный стены с развешенными на них постерами, судя по всему, созданными рукой какого-то умельца, а явно не распечатанные. — Имеешь знакомого художника? — кивнул Эррор на одно из творений: зелёного китайского дракона с хитрым взглядом и цветными бархатцами на перьях «крыльев» и хвоста. — Нет, в данный момент я не имею абсолютно никого, ни художников, ни других симпатичных личностей, я совершенно свободен, — хихикнул Инк, заканчивая с сервировкой, если так можно было назвать расстановку четырёх тарелок, вилок и салфеток в голубеньком держателе по столу. — А что? Эррор, округлив глаза, посмотрел на закушенный Инком кончик большого пальца — он вообще, совершенно, абсолютно не имел в виду ничего такого: — Я это о картинах! — он взмахнул рукой в направлении стены, завешенной цветными рисунками. — Ой-й, да я понял, — фыркнул Инк. — Ты такой серьёзный, как я не знаю что, уф-ф. Нет, у меня нет знакомого художника, это я рисовал. Я немного подрабатываю таким вот образом: муралы, интерьерное граффити, карикатуры, портреты на заказ… — он улыбнулся мягкой улыбкой и присел за стол, подперев подбородок костяшками. — Хочешь, и тебя нарисую. Эррор взглянул на тонкие длинные пальцы и обдёрнул нервно футболку, вспоминая, что последнее ему предлагал нарисовать Инк и параллельно обругивая себя за такие мысли: — Н-нет, спасибо, наверное, я всё же откажусь. Не считаю свою внешность достойной, чтобы прям картины с неё заказывать. — Ну и зря. Прекрасная внешность: практически чёрные вьющиеся волосы, выразительные яркие глаза, аппетитные губы, приятного тёплого тона кожа, красивый рельеф, м-м-м… — в процессе перечисления наличествующих у него «достоинств» Эррор начал покрываться непрошенным румянцем. — Даже раздевать не надо, чтобы быть уверенным, что ню с тобой в главной роли выглядело бы сногсшибательно, ов-в, я даже вижу, какими бы тонами я рисовал тени под… ах, ладно уж! Нет так нет, не буду навязываться. Ты ж не поэтому ко мне пришёл же, правильно? Эррор стрельнул глазами в направлении губ с тонкими колечками металла на них, которыми, судя по всему, играли языком с внутренней стороны, учитывая их едва видимое шевеление… Да, он пришёл не за этим… он и сам не знает, за чем именно он пришёл. Мозг не преминул подкинуть пару умных фраз с книг психологии, которые так любила повторять его психоаналитик: «для интеграции в социальную систему», «развития социальной мобильности», «приобретения ментальной пластичности». Одним словом — социализации… а ещё ему почему-то хотелось видеть этого парня чаще. Он сам не знал, почему, но нетипичность, эпатажность Инка притягивала, в нём появлялись даже несмелые желания завести… дружбу, что-ли… странное для Эррора желание. — Ну садись же, голодающий, остынет! — одарили Эррора широкой улыбкой, демонстрируя ямочки на щеках. — Или ты ждёшь, что я буду кормить тебя с ложечки? Эррор фыркнул, наконец падая за стол и хватая в руки вилку: — Ещё чего, я все ещё дееспособный, чтобы меня кормить с ложки! — Всё ещё? — Забудь, — буркнул он. Надо было бы быть внимательнее со своим языком и не ляпать лишнего, нежелательно, чтобы информация о его биполярном вылезла наружу. Да, конечно, это не шизофрения, которая практически не лечится, и опасным он по сути не был… разве что временами, и только когда его сами достают… но кому что докажешь? Если у тебя есть диагноз и ты состоишь на учёте у психиатра, значит, для всех ты больной, ненормальный и опасный псих, никак иначе. Никто не разбирается, что означают незнакомые названия в твоей медицинской карточке. Маниакально-депрессивный синдром, п-хах, звучит угнетающе и внушительно. Эррор набил рот кашей и откусил добрую половину биточка за раз, чтобы иметь возможность не говорить и не развивать эту тему подольше, разжевал с удовольствием оказавшуюся совсем даже неплохой еду и поднял глаза на ковыряющего вилкой в тарелке и вяло жующего Инка: — Ахрененно вкусно, ты сам готовишь? Инк закусил металлические зубцы. Ох, как бы он хотел сказать, что да, но огурцы были изготовлены его мамой, биточки привёз из дому Дрим, а кашу… каша ну никак не являлась произведением искусства, которым следовало бы гордится, от слова совсем — потому что начавшую пригорать у Инка гречку спасали от погибели на самом деле целой комнатой: — Я… готовлю иногда, но не слишком это люблю… — увильнул он от ответа, не желая признаваться в своей полной криворукости. — Ты доел? Можно тарелку забирать? Эррор улыбнулся сыто и благосклонно: — Спасибо. — Не за что! — просиял Инк. — Ну? А теперь, раз ты уже сыт, давай чем-нибудь займёмся. Чем-нибудь… интересным. Но интернета сегодня ещё нет, я не заплатил, а со скачанных фильмов на ноуте только романтика. Может, игру какую? Правда или действие? Карты?.. Буты-ылочка? Эррор взглянул на него, пытаясь понять, было ли на полном серьёзе озвучено последнее предложение и стоит ли прямо сейчас вскакивать на ноги и давать дёру, пока его не заставили «расплачиваться за еду собой». Но в глазах художника вроде как играли смешинки, да и оставшийся нетронутым торт постоянно притягивал к себе взгляды: — А можно я сначала… — Ох, точно, торт! — воскликнул Инк. — Я не зажал, Руру, я забыл. Бери, конечно, правда, я не знаю с чем он, но уверен, Блуберри ерунды не наготовит, — румяный кусочек был неуверенно посунут в направлении Эррора. На самом деле, Инк в этом уверенности совсем не имел, но не просить же сейчас откусить кусочек или лизнуть немного крема. О, если говорить на чистоту, Инк, конечно же, с удовольствием поел бы с одной тарелки или даже с одной ложки с этим замкнутым, но притягательным индивидуумом, но ему казалось, что позволь он себе сейчас лишнее — и надежду заполучить этого смуглого красавчика в свои загребущие ручки можно будет сегодня же отпевать в церкви. А потому — делать уверенно-спокойный вид и надеяться, что жёлтое в креме — это бананы или яблоки, а не сырой картофель или ещё какая-то мало подходящая по смысловой нагрузке дрянь. Он сглотнул немного нервно и закусил губу в переживании. Эррор же о возможных рисках, что неотступно сопровождали любую попытку попробовать новый гастрономический шедевр Блу, даже не подозревал. Ложка, полная крошек бисквитного белого коржа и густого крема с маленькими ломтиками чего-то неопознанного, отправилась в рот по давней привычке раньше съедать всё вкусное, а потом уже то, что никто и отобрать не захочет, и Эррор закрыл глаза, раскатывая показавшуюся в первый миг пряной сладость по нёбу и тут же глотая щедрую порцию крема, что начал подозрительно… щипать корень языка. «С перцем? Или показалось?» — осторожная мысль, и ещё одна ложечка от жадности, даже не вдыхая. Это и была его самая большая ошибка. Это Эррор понял уже спустя семь секунд, когда проглотил вторую порцию и начал ощущать странное послевкусие во рту — язык почему-то начал гореть, причём сглатывание слюны ни капельки не помогало. Спустя ещё несколько секунд жечь уже начало и горло, и нёбо, и внутренности щёк, и даже носоглотка — стоило несчастному вдохнуть воздух, что по температуре теперь, казалось, мог посоперничать с раскалёнными ветрами пустыни Гоби. Эррор поднялся резко на ноги, бросая ложечку и опираясь обеими руками о стол, глаза моментально наполнились слезами, а слюна, что начала выделяться так обильно, грозилась выплеснуться из приоткрытых шокированно губ и тонкой струйкой политься на стол. Эррор сглотнул и помотал головой, пытаясь унять желание одновременно чихнуть, начать плеваться и вытирать язык руками, скатертью, футболкой… да чем угодно, хоть бы и самим художником, что подсунул ему такую свинью в виде торта-убийцы рецепторов. Что было в том креме? Тротил?! Перец чили? Васаби? Да-а, это тебе не тот чёрный шоколад с перцем, что он заказывал себе из Германии, это какое-то оружие массового поражения, созданное мексиканскими поварами-психопатами в тёмных, влажных и обязательно страшных подвалах! Эррор всхлипнул, пошатнулся, вытер рукой слёзы и почти наслепо начал пробираться к выходу из комнаты. Жёлтое. Это что-то жёлтое. И чрезвычайно жгучее. — Имбирь!!! Мать твою, Инк! Имбирь! Хах-х… ах… нах-хрена бля… — «в торте имбирь?» следовало бы добавить и договорить сразу, но слёзы, сопли, слюни, и вообще, казалось все возможные жидкости, что могли быть выделены организмом, хлынули потоком из всех возможных отверстий, и вместо этих слов Эррор засипел… или запищал… он не уверен: — …а-А-аг-х-хХудож-жник! Сука! П-помог…ай… И через слёзы и кашель почувствовал на себе прохладные руки — его толкнули вперёд, обхватывая талию и вытаскивая за собой из комнаты в коридор и дальше по тёмному длинному помещению, всё набирая темп и совершенно не разбирая дороги, переходя с быстрой ходьбы в бег, а потом, как казалось, в галоп. — Давай, давай, Руру, я ж не знал, что оно такое, а-хах, извини, щас к умывальникам добежим и промоем… — Кх-х-ть… к-хых… — отвечал ему эмоциональным сипением и кашлем Эррор и почти с закрытыми глазами бежал с ним рядом. Они неслись по чёрной кишке-коридору общежития словно ветер — грохоча и завывая: Эррор от раздирающего глотку жжения, а Инк — от смеха, стремительно летя к спасительной влаге и не обращая внимания ни на крикнутое вслед «чё гонитесь как бешенные, долбодятлы?!», ни на открывающиеся на шум двери, ни на мелкую фигуру, которая вышла из дверей умывальной и была сбита с ног их напором и впечатана с разворота в стену. — Ой! — воскликнул низкий паренёк с голубыми словно небо глазами и, не удержавшись на ногах, сел прямо на пол. — Прости-извини-не-хотели-некогда! — через смех протараторил Инк, влетел внутрь комнаты, открыл на всю холодную воду и буквально запихнул кашляющего и захлёбывающегося слюной и слезами Эррора головой в умывальник. Тот тут же принялся пить и вымывать глаза и нос, фыркать и хрипеть что-то нечленораздельное, как Инк подозревал, маты, а потом, таки прочихавшись, поднял на художника жутко раскрасневшееся и ещё немного несчастное лицо: вздёрнутые жалобно брови, чуть покрасневшие веки, на фоне которых золотистые радужки с темной окантовкой, кажется, сыпали фиолетовыми искрами, покрытые пятнистым хаотичным румянцем щёки и едва напухшие, красные и приоткрытые губы, по которым стекали капельки влаги, смешанные со слюной. Дорожка за дорожкой, объединяясь и зависая на нижнем контуре прозрачной блестящей полубусиной… ох… «Чёрт-тебя-побери-Руру! Мва-ай! Нельзя-же-быть-таким-м-в-ф-ф-ф!» — удобоваримых мыслей не было, и Инк, не сдержавшись, мазнул пальцем по нижней губе тяжело дышащего Эррора: — О, Рори, ты так горяч с этими капельками на твоих припухших губах. Жаль, что это обычная вода, а не… — Что-о?! Горяч?! Не вода?! Ах, ты ещё и прикалываться вздумал, скотина?! — рыкнул тот, и недолго думая, подставил плотно сжатые ладони под струю воды. Веер брызг густым павлиньим хвостом поднялся в воздух и накрыл художника с головой. — Пхк-ха-пхах-пх-пх… — Инк, не ожидая такой подставы, хлебнул носом брызнувшей в лицо воды, согнулся практически в половину и принялся выкашливать забившую дыхалку влагу, параллельно похлопывая себя кулаком по груди, пытаясь вдохнуть и выплюнуть влажные волосы, что не преминули залезть ему в рот. — Ой, ты что это делаешь?! — послышалось со стороны двери возмущённое, и Эррор потерял злорадную улыбку, что уже поселилась на его губах. Он узнал его, это был тот малый, который топил его в туалете и который был другом Инка. Он закрыл воду и, пользуясь моментом, поспешил проскользнуть мимо спокойно стоящего в дверях Блу, пока тот не надумал вновь начинать никому не нужный конфликт или ссориться, поспешил ретироваться с места происшествия подальше, пока это не вылилось во что-то ещё более глупое или неприятное, чем сейчас. Буркнул что-то наподобие «а нечего честных людей имбирём в чистом виде кормить» и смылся к себе, выжимая футболку на ходу и даже не оборачиваясь. — Это что сейчас такое было? — повторил ещё раз Блу, уже спокойнее обращаясь к Инку, что успел разогнуться и теперь зализывал руками растрёпанные и мокрые волосы к макушке. Мокрая белая футболка облепила не слишком-то внушительные плечи и худую грудь, что то и дело вздымалась тяжело в неуспевшем ещё успокоиться дыхании, колечки пирсинга на сосках просматривались через мокрую ткань не хуже, чем чёрные линии тату в стиле маори, что покрывали верхнюю часть груди и уходили графичным контуром на плечи и к шее. — О, это был твой тортик, Блуберри, — ответил он, щуря серо-голубые глаза и поджимая досадливо губы. — Знаешь, Блу, никогда не думал, что имбирь может так качественно испортить вечер…