забудь о чувствах.

1986 год. Мать ушла на работу. Спасибо, что хотя бы оставила ужин на плите. Она снова пропадает на своей работе. Ненавижу. Я ненавижу даже не её, нет, я терпеть не могу ее начальника. Совсем не понимаю, как можно на женщину вешать столько обязанностей, чтобы оставлять ребенка одного на ночь. Один плюс — я могу делать всё, что мне хочется. И материться могу. До ужаса хочу нагрубить. Меня переполняет вся эта злость на маминого начальника, мне хочется, чтобы он почувствовал всё то, что чувствует мать, мне хочется, чтобы его пронзила изнутри боль, чтобы его разорвало от боли на части, чтобы… чтобы… Я не успела придумать дальше. С кухни раздался свист чайника. Босыми ногами я побежала по холодной, совсем неприятной плитке, которая вот уже несколько месяцев разваливалась на самом полу на осколки. Быстро выключила газ. Чай? Кофе? О чём я думала только что? Звонок в дверь. Неужели маму отпустили? По такой же ледяной плитке я быстрым шагом подошла к входной двери и, сделав тем самым фатальную ошибку, не посмотрела в глазок. Я открыла. На пороге стояла очень низкая женщина. По ощущениям ей было лет двести, лицо было практически всё в противных родинках и морщинах, а пахло от нее сыростью и канавой. Я брезгливо поморщилась. — Чем могу… — я не успела даже проговорить заезженную фразу, как старуха скорчила рот в самой неприятной улыбке, которая только могла быть и тем самым заставила меня замолчать. — Деточка, у тебя не найдется случайно лаврового листа? — с показной осторожностью процедила незнакомка и почесала свой противный нос. Фу, у неё еще и ногти все в земле… Я опешила. Какая деточка? Кто это вообще? Я ни разу ее не видела, а уж соседей я точно всех знаю. Поняла, что ни к чему хорошему эта «помощь» не приведет. Если драка неизбежна — нападай первой. — Знаете что, бабуль? Я вам не деточка. Вы откуда вообще? Я всех соседей знаю, — сурово начала я, собирая весь свой гнев где-то внутри, в грудной клетке, а затем, выпустив зверя наружу, сорвалась на крик. — Вас тут никогда не было. Убирайтесь. Бабкино лицо исказила поистине страшная гримаса. Она вдруг схватила меня за руку, от чего я резко распахнула глаза и что-то зашептала. Совсем невнятное. Совсем тихое, будто мертвое. Наконец, ее речь стала яснее. Я начала разбирать слова. — Зря ты, Глафира… Вечные муки… — Что? Что вы творите, женщина?! Руки убрала, я сказала! — я завопила, будто бы это чем-то помогло, но, по-видимому, стало только хуже. — Панкова, — усмехнулась старуха, — ты могла бы стать великой ведьмой. Ты могла бы прожить сотни лет. Сейчас ты потеряла свой шанс. — Какой… Что вы, блять, несёте? — с абсолютно диким испугом протараторила я, пытаясь высвободиться из практически мёртвой хватки. — Я проклинаю тебя. Ты жалкая. Ты не сможешь никогда полюбить, а если и сможешь, то тот, кто хоть раз сделает тебе больно, превратится в чудовище морское али в зверя лесного. — закричала на всю лестничную клетку старуха, затем расхохоталась так жутко, что как только я высвободилась, я сразу закрыла руками уши, зажмурилась и упала на пол. Прошло наверное полчаса. Дверь была закрыта. Я сидела на полу и тихо шмыгала носом. Нет, что это было? Не может быть такого. Я не ведьма. Я же не ведьма? И старухи не было. Да, не было, мне показалось. Приснилось. Привиделось. Может, я что-то съела… Встав с пола, я огляделась по сторонам. Взглянула на свои руки. Что-то не то, будто светится что-то, будто изнутри что-то источает тепло. Может я правда?.. Да ну нет! Я дура что ли? Я правда дура? Может я упала в обморок и ударилась головой? Господи, о чём ты думаешь, Глаша, ты же взрослая девочка! Я так сильно разозлилась, что ударила кулаком об стену. Всё бы ничего, если бы прямо рядом со мной не лопнула лампочка в мирно стоящем торшере. Твою мать. Я ведьма. 1989 год. — Фир? Ты чё? Шепчет Миха и настороженно тыкает девушку в плечо шариковой ручкой. Она вздрагивает, возвращаясь в реальность и резко выдыхает. — Задумалась, всё нормально. Чё тут было… — пытается как ни в чём не бывало продолжить слушать лекцию, но конечно же ничего не выходит. Слишком много мыслей в голове. Прошло три года. Ровно. А всё еще никак не приходит это спокойствие, это ёбаное смирение. В голове одна установка — не любить. А если и влюбилась — забыть. После прихода той старухи жизнь, как в самом заезженном фантастическом рассказе, разделилась на «до» и «после». И уже будто сердца своего не чувствуешь, будто кровь свою не ощущаешь в венах, будто жизнь мимо пролетает. Хочется тепла человеческого. — Ё-моё, Граф, ну чё ты… Эт самое. Не хмурься, — с улыбкой неуклюжей, но такой родной продолжает шептать Миха, намеренно подчеркивая букву «Р» в придуманном прозвище. Ему всё равно на пару, ему на лекцию с высокой башни. Видит же, что с подругой что-то не то. — Покурить хочешь? Пойдем покурим, а? — Да ну, Мих, какой курить. Я ж учиться пытаюсь. Не парься ты, всё пучком, я не выспалась просто, — старается заверить друга Глаша, привычно несколько раз хлопая ресницами и осторожно улыбаясь одним уголком губ. Знает же, что Горшка всегда это будто успокаивает, будто внушает ему, что всё в полном порядке. — Андрюха где? Второй день уже на парах нет. — Спит Андрюха. Заболел что ли, не понял я, чё с ним. Ну… После этой пары можем свинтить и это самое… Навестить. — старается внимательно на доску смотреть, но глаз от девушки отвести не получается. Фира будто гипнотизирует своими глазами, своей внешностью. И Миша не понимает, почему он так ведется на свою лучшую подругу, почему он взгляд отвести хотя бы на пару секунд не может, почему он видит, что ей плохо. Самое интересное, что девушка точно так же видит его насквозь, читает как открытую книгу, голыми руками страницы перебирает, но так осторожно и до одури нежно, что Горшенёву это даже нравится, пусть это и ощущается болезненно. Глафира бормочет тихое «сходим» и ложится на парту, пряча в руках лицо напряженное и губы поджатые. Видит, что неосознанно к себе Мишу привязывает, знает, что тот так же неосознанно ведется, поэтому и корит себя за это. И всю жизнь будет корить. Нельзя ей даже думать о подобном. Боится. До жути. *** Прохладный весенний ветер ударяет прямо в лицо. Укутавшись теплым бордовым шарфом, Глафира морщится от не совсем приятного холодка на лице и быстро шарится в карманах куртки. Ключи, помада, спички и пачка «Мальборо». Стандартный набор студентки первого курса. Усмехается своим мыслям и достает пачку. — Пáнкова, ну чё случилось? — подбегает сзади Горшок и осторожно хватает девушку за плечи. Не может он смотреть на неё такую, не может не защищать её даже от мыслей собственных. — Миха, еще раз ты назовёшь меня Пáнковой, я тебя покусаю! На «О» ударение, блин, — с зажатой сигаретой в губах бурчит девушка, доставая спички. Нервно чиркает одной по коробку почти разваливающемуся, но огонь появляется буквально на секунду. Тут же гаснет от ветра. — Да я просто как эта спичка. Как загораюсь, меня тут же что-то остужает, задувает. Она достает еще одну спичку, еще раз зажечь пытается и еще раз терпит поражение. «Блять», — одними губами шепчет, пытаясь сигарету во рту удержать. Вот так и в жизни. Зажечь трудно, потушить легко. Миша стоял и сначала с улыбкой наблюдал за неуклюжей девушкой, но потом понял смысл сказанного. Он подходит чуть ближе, загородив своей спиной порыв ветра, сверху смотрит на подругу и как-то неестественно для себя, как-то тихо и нежно произнес: — Пробуй еще раз. Я помогу. Глафира поднимает голову. Миша выглядит грозно, по сравнению с маленькой девочкой-дистрофичкой, которая сейчас судорожно пытается зажечь сигарету и хотя бы на пять минут почувствовать себя расслабленно. Она кивает с некой неуверенностью, достав еще одну спичку из коробка. Чиркает. Мужские руки медленно прикрывают огонёк с двух сторон, дабы ветер снова его не потушил. Фира с осторожностью сигарету зажигает, делает затяжку и трясёт спичкой. — Спасибо. Даже здесь он её выручает. Даже здесь с такой добротой относится, что странно становится смотреть на него, непривычно ощущать тепло от, на первый взгляд, грубого и агрессивного парня. Фактически сейчас он помог ей зажечь огонь и этот огонь не потух. Может?.. В голове проносятся мысли, которые девушка тут же скрывает и мысленно вручает себе пощёчину. Не может. Не получится. Не выйдет.