красный гиацинт.

Господь, Генри был безнадежно влюблен. Он и сам гадает, когда разглядывает в смоляной черни неба Нетландии неестественно яркие звёзды, ведущие невесть куда, а может и в родной Сторибрук. Началось всё с потерянного взгляда и едва заметной ухмылки под личиной сбежавшего потеряшки, и доверительного тона. Генри сглотнул, улыбнулся и взял огрубевшую мозолями руку. Кисть его была тонкой, изящной, несмотря на дикие условия природы и сердцу как-то беспокойно стало. — Бежим, — и они побежали к обрыву. И какой же восторг читал в глазах «потеряшки», стоило вдохнуть в застарелую пыльцу жизнь и почувствовать абсолютное ничего под ногами в невесомости. Именно так чувствовалась его влюбленность, и тем паче будет боль при падении. — Я — Питер Пэн, — ухмыльнулся, сбрасывая с лица маску и глаза блеснули выжидательно. В предвкушении. В азарте. И Генри предательски ощутил вспотевшие ладони, нет, не от страха, а от того же блеска в глазах. От предвкушения. Азарта. — Ты меня обманул, — серьезно, с небольшой обидой отвечает он. — Игрался, — беззаботно с озорством ответил Питер. — Просто хотел познакомиться. Вот тут и началось падение в пропасть. /// Генри сидел в сторонке, стараясь глядеть на землю, но краем глаза всё равно ловил этот пристальный взгляд Пэна. — Скучно? — спрашивает Питер, оказавшись неожиданно близко. Он лишь пожимает плечами, поджав губы. — Чем же я могу тебя увлечь? — улыбка расстягивается, лисья. И одна бровь приподнимается, от этого хочется закрыть лицо рукой лишь бы не ощущать всего, при виде юноши. Собой, думается в ответ Генри, но по-прежнему молчит, а затем панически ловит себя на мысли, что Питер, возможно, умеет читать мысли. Мало ли. — Пойдем, — протягивает руку и Миллс даёт себе небольшую вольность, а точнее, слабость — схватить того в ответ и довольствоваться покалыванием кожи. Пэн отпускает руку, чтобы схватить палку, помахав им в разные стороны и резво кидает в руки Генри, который неловко ловит его. — Сразись, — вызов. Генри улыбается, но не замечает. Столкновение. Удар. Замах. Вновь удар и Генри падает назад, с прежней ухмылкой, пока конец палки касается его подбородка, слегка приподняв. Секунда затянулась в непонятном тягучем напряжении, приносящее некое… он еще не придумал что. Питер помогает Миллсу вновь встать. Последний сглатывает, пока тело потряхивало мелкой дрожью. — А хочешь еще интересней? — склоняется к уху, встав за спиной парня. Проводит пальцами от плеча, предплечья до пальцев, чтобы сомкнуть их, и прошептать. — Нетландия — необычный остров. Как насчет настоящего меча? — В смысле? — голос ломается, и внутри Генри зол на себя, обругав уже большим количеством плохих слов за слабость, которые мамы не одобрили бы. Да и к черту, потому что разум пьянеет. — Ты просто пожелай. Из деревяшки в настоящий меч, — волосы на затылке зашевелились. — Как тогда. С пыльцой. Он закрыл глаза. Открыл. И увидел то, что пожелал. — Генри, ты молодец! — отстранился Питер, мазнув рукой по открытой шее напоследок. — А теперь сразись с ним, — ухмылка и кивок в сторону потеряшки. Дьявольский оскал. Изводящий, пугающий, и причина влажных мыслей парня, которые прежде не беспокоили. Ебучие гормоны, подумал Генри. /// На следующий день его попытались убить. Да и было как-то всё обыденно. Встал, умылся в реке, где нет сирен и другой опасной живности. Поел, чем угостил Питер. Услышал пару да этот пацан не заслуживает его внимания, ощутил прилив самодовольства и попеременно пытался втоптать обратно этот прилив. А потом его попытались зарезать самодельным кинжалом, острие которого пропитано ядом Мор-шиповника. (…чуть позже, когда Генри вновь окунется в свои размышления, то непременно сравнит эту чернь яда, тянущаяся артериями к сердцу — с его дурацкой влюбленностью. Столь же ядовита и столь же быстро зараза расползалась, добираясь до сердца). Ночью, в этом смоляном небе и оспе звёзд, юноша прижимался к стволу дерева, желая хоть пройти сквозь него, лишь бы кинжал не проткнул его шею. Потеряшка пытался. А Генри ворочался, бегал, пока остальные то сопели, то с равнодушием, либо с усмешкой наблюдали. За убийством. Такие веселья водились в кругу потеряшек и Пэна. Страх пульсировал, адреналин бурлил в крови и он с верой в чудо, впервые ощутил, как Смерть подкрадывалась за спину, тянясь холодными пальцами, смыкая на его тонкой шеи. Это чувство было ново и даже, откусив тот злополучный яблочный пирог в Сторибруке, он никогда не сомневался, что его спасут. Надежда таяла, пока не свершившегося убийцу не оттащили за шиворот, грубо откинув от Генри. Питер Пэн озлобленно, обеспокоенно глядел, тяжело дыша. Миллс лишь смотрел на него снизу с прежней тревогой, еще не придя в себя. Касание к макушке головы, близость, прерывистое дыхание прямо над щекой, — Ты как, в порядке? Он лишь мог молча кивать головой. Хотелось зарыться в объятие к юноше, потереться носом об его шею, но не рискнул, разглядывая исподлобья. Питер обхватил его подбородок приподнимая голову и другой рукой оттянул в сторону воротник пальто, рассматривая. — Не поранился? Генри теперь мотнул головой в отрицании. И Пэн смог выдохнуть, облегченно, переводя внимание на напуганного потеряшку. Миллс ощутил укол сожаления, когда парень отстранился, чтобы подойти к виновнику. — Серьезно? — злобно осклабился. — Прости, — страх заполнял глаза, — Я не хотел! Просто ты постоянно печешься о нем, словно он особенный, — попытка оправдания лишь сильнее озлобило Пэна. Последний хмыкнул, дёрнув плечом. — Он и есть особенный. Особенный звучит до невозможности прелестно с уст Питера. Хочется сказать повтори, но по-прежнему молчит, чувствуя как надвигается неизбежное бедствие. — Собирайтесь! — крикнул Питер остальным. — Поиграем, — на лице ожесточенная улыбка и тот облизнул губы в предвкушении. И они сыграли в прятки. Только не те, что были обыденны в родном городе, но правила схожи, вот только водящих было много, а один прятался, будучи агнцом. Найдешь — убей. Генри остался в лагере, в ступоре и рефлексии после столь близкой встречи со Смертью, которая оторвала свои когти с кожи Миллса, переключившись на другого. Они больше не обсуждали эту ситуацию ни завтра, ни никогда. /// Миллс неумелыми руками вырезал острие древка, сидя в стороне от остальных вдали, увлеченный своими мыслями. Его теперь все остерегались. Он, словно вновь окунулся в ту размеренную жизнь в Сторибруке до появления Эммы, когда все боялись хоть слово произнести в сторону сына мэра. А некоторые боялись самого Генри, который собственноручно ранил потеряшку, превращенным мечом. Боялись. Иронично, если вспомнить мать. Яблоко от яблони недалеко падает, даже если они кровью то и не связаны. — Под таким углом будет легче срезать, — появился Пэн, столь же внезапно, сколь и тихо. Затем обхватил его руку, подправляя. — Вот так. — Спасибо, — улыбнулся Миллс мельком взглянув на парня, сознавая, что если начнет разглядывать, то тут же спалится. Как бы сильно этого не желал. Но всё же оборачивается, когда чувствует касание к своему плечу и замечает красный гиацинт в руках Питера. — И что это значит? — удивленно хмыкнул. — Подарок, — Питер откинулся назад, вручив цветок. — Нарвал, пока гулял возле Древа. — Но я ведь мальчишка, — выжидательно, удивленно. Пэн не был похож на того, кто будет дарить цветы, он скорее бросит к ногам труп врага, либо придумает очередную игру, что угодно, но цветок? До странности сентиментально. — Я заметил, — съязвил он, наклонившись ближе. Генри покраснел. — Спасибо. Он знает, что красный гиацинт означает испепеляющую душу чувства. Звучит приторно-сладко. И ему придется узнать позже, что красный гиацинт еще значит в руках Питера ближайший конец. /// Через неделю, вроде. Время текло здесь странно, хотя скорее, времени здесь, словно и не существовало. А просто застыло. Предположительно через неделю, Генри признается себе, что влюбился. М-да, дерьмо, думается ему. Он читал сказки, он знал, что между бабушкой и дедушкой взращивалась светлая любовь, где каждый готов был отдать свою жизнь друг за друга. Он знал и свою мать, по совместительству, Злую Королеву, которая готова уничтожить миры, лишь бы спасти родного. Он знал, но умудрился попасть в капкан сложных, разрастающих ядовитыми шипами, отношений. И одно дело знать, другое — вестись на это, как преданный щенок и добровольно вручать себя в руки убийцы. Питер Пэн был прекрасен, обольстителен и со своей лисьей ухмылкой и взглядом задевал что-то внутри Генри. Гормоны, шутил про себя юноша. А потом мрачно добавлял или сердце. И, возможно, было бы намного легче уйти обратно к семье, если не начал дальше поддаваться и продолжать. — Какая интересная реакция, — прошептал Питер наедине, коснувшись покрасневшего уха. — Генри, — томный, тихий шепот. — Какая? И Питер лишь загадочно посмотрел, выждав пару мучительных секунд под панически стучащее сердце, и прильнул к шее. И Миллс замер, пока все чувства от неожиданности отмирали, чтобы по-новой возродиться из пепла. Лоб ко лбу, рука сплетенная в замок, кора дерева за спиной и касание губ. Бог всё же существует, мысленно простонал Генри, когда колени прижались сильнее между ног парня. /// Всё летело в тартары. Рассказ об Истинно Верующим, округлившиеся глаза Пэна, лепетающей о скорой кончине магии и мрачные мысли Миллса, не соответствующие его возрасту. — Ты ведь врёшь, — произносит Генри с холодным равнодушием и смиренностью в душе. Питер ошарашенно посмотрел, в неверии. Парень медленно берет за руку Пэна, чтобы положить его на грудь. — Я всё и так знаю, — возможно, его способность распознавать ложь передалась от матери. Затем тянется другой рукой, чтобы провести по челке юноши, нежно. Он утопал в этой больной любви. А затем следует последний поцелуй. Не такой страстный, как прежде. А аккуратный, боязливо мягкий. На вкус солёный от слез. Он давно уже вручил своё сердце Пэну, осталось лишь сделать это всерьез. Было неприятно ощущать пульсирующий живой орган в руках с золотыми вкраплениями. И перед глазами всё плывет, исчезает, когда он заполняет грудь Питера своим сердцем. Он исчез и наверняка бы мешком свалился на пол, если бы не удивленный Пэн, бережно обхвативший уже бездыханное тело Генри. Господь, что же он натворил. Он множество раз прокручивал в голове, как воспарит над небом без помощи пыльцы, какое могущество окажется в его руках стоило завладеть Истинно Верующим. Было пусто как-то. Неправильно. До истерического смеха отвратно. А еще отвратней, когда ласково проводил рукой по бледной коже Миллса, и увидел выпавший, засохший цветок красного гиацинта. Приближение конца.