more than I can take

Wait, it's just about to break It's more than I can take Everything's about to change I feel it in my veins It's not going away Everything's about to change © War of Change — Thousand Foot Krutch

      Проснувшись следующим утром, Абигейл не сразу сообразила, где находится. Обстановка казалась незнакомой, но довольно быстро Гринвич сообразила, что именно так выглядела Выручай-комната, когда девушка пришла сюда рыдать после того, как Оминис оттолкнул ее в январе. Теперь же, помимо дивана, столика и пледа, тут можно было заметить ополовиненную бутылку огневиски («Как в меня вообще влезло столько этой гадости?!») и кучу разбитой посуды (очевидно, со вспышкой гнева Гейл не смогла справиться даже магия этого места).       По мере того, как Абигейл приходила в себя, в помещении стало появляться все больше предметов: широкая ванная с висящим на краю мягким полотенцем, набор по уходу за собой, включающий расческу и зубную щетку, широкий стол с небольшой плиткой, чайником и фарфоровой чашкой, большое окно, за которым виднелись, почему-то, Альпы, освещенные мягким весенним солнцем. Еще было зеркало, к которому Гейл пока подойти опасалась, учитывая собственное состояние, вызванное, очевидно, первым в жизни похмельем. А также часы, стрелка которых упрямо показывала девять утра. Какая удача, что Гринвич попросила выходной у мистера Пепина на свой День рождения.       Покопавшись в сумке, девушка вытащила несколько склянок с зельями. Немного поколебавшись, она остановилась на Рябиновом отваре, который мог убрать не только следы вчерашней битвы, но и помочь избавиться от отвратительной головной боли, а также Животворящий эликсир, чтобы взбодриться.       В ожидании начала действия зелий, Гейл вновь откинулась на диванчик, восстанавливая цепочку событий предыдущего дня.       Итак, во-первых, Себастьян окончательно свихнулся в своих попытках помочь сестре. И, судя по всему, единственный способ спасти его от Азкабана — обезоружить и приковать наручниками в крипте. А ведь Абигейл обещала Оминису, что не позволит их другу перейти черту. Но, что еще важнее, она обещала это самой себе.       Кстати, об Оминисе. Он в очередной раз доказал, что в нем куда больше от Мраксов, чем ему бы того хотелось. Как бы он ни вел себя с ней раньше, каким бы другом ни был Себастьяну и Анне, очевидно, аристократичность и отношение к менее родовитым волшебникам, чем он сам, как к людям второго сорта, сидело у него где-то на подкорке. Иначе Гейл просто не знала, как объяснить его поступок. Что вообще происходило в его голове, когда он попросил Абигейл использовать темную магию?! Ведь сам не стал использовать Круциатус даже тогда, когда они могли погибнуть. Не захотел марать руки в этой грязи. А она, значит, должна? Ради чего? Ради спасения осколков их с Себастьяном дружбы?!       Да и сама хороша, пошла на поводу у этого высокородного придурка. Чем она теперь лучше того же Себастьяна? Если не брать в расчет тот факт, что не заставляла Мракса покончить жизнь самоубийством, как Сэллоу сделал это с гоблином.       От воспоминаний о внутренностях гоблина, вывалившихся из распоротого брюха, к горлу девушки вновь подступила тошнота, которую Абигейл решила запить успокоительным отваром.       Некстати вспомнился браслет Анны, который так и остался лежать в кармане штанов. Гейл быстро нащупала украшение, уцепившись за подвеску, которой вчера порезала руку. Оказалось, она была выполнена в форме листа сирени, который девушка поначалу приняла за «сердечко». Двусторонняя гравировка все так же безжалостно гласила: «Всегда вместе», «О.М.», не оставляя сомнений в том, кто был автором подарка. Абигейл знала, что сирень всегда считалась символом верности и любви, а цветы этого растения часто встречаются в Зельеварении в рецептах самых разных косметических средств для создания эффекта «очарования». И также в любовных эликсирах. Что ж, очень недвусмысленный подарок. Похоже, в случае Анны Оминиса мало волновало, насколько благородным было ее происхождение.       Эта мысль так сильно разозлила Гейл, что очередная кружка разбилась о стену, чтобы появиться целой и невредимой на столике.       Несколько раз глубоко вдохнув и выдохнув, девушка заставила себя перестать коситься на бутылку огневиски и принять ванну, предварительно наполнив ее с помощью Агуаменти и подогрев до комфортной температуры. Несколько капель лавандовой настойки тут же наполнили воздух чудесным успокаивающим ароматом.       «И угораздило же так вляпаться. Начинаю скучать по приюту… Ну да, поздравляю, Гейл. Тебе сегодня официально исполнилось шестнадцать, а ты разговариваешь сама с собой, напиваешься и бьешь посуду. А еще регулярно сражаешься, шляешься по подземельям, получаешь травмы и влюбляешься не в тех парней. Хотя нужно быть с собой откровенной: Атос всегда казался тебе интереснее Арамиса. Хорошие парни — не про тебя. Так что лучше выброси из головы Оминиса, дементор его зацелуй, Мракса. И не смей больше думать о том, как потрясающе он выглядит слегка раскрасневшимся, растрепанным и в полурасстегнутой рубашке. Так, Гринвич, ты не в ту сторону думаешь», — дала себе ментальный подзатыльник Абигейл, заставив свой уставший мозг вспомнить о том, чем все это закончилось.       «Вот и пусть катится к своей Анне теперь, отличная парочка получится, полтора калеки. А у меня и так есть, чем заняться. Нужно за Себастьяном следить, пока они там браслетиками обмениваются». Логичная мысль о том, что они с Мраксом тоже дарили друг другу украшения, была отметена как ненужная.       «А еще с древней магией разбираться надо. И с тем, что произошло пятнадцать лет назад. Пятнадцать лет и один день назад, если точнее. Лучше всего наведаться в гости к Аристее Поттер. Но это получится сделать не раньше Пасхальных каникул, да и то в сопровождении профессора Фига. А пока можно попробовать изучить другие ниточки. Например, кто обладает достаточным влиянием, чтобы надавить на издательство самой крупной газеты магической Британии? Или вот еще один интересный вопрос. Все благородные чистокровные семьи переплетены между собой — любое семейное древо тому доказательство. Если мои родители были чистокровными, тем более, имеющими отношение к Салазару Слизерину, как и Мраксы, где все мои родственники? Почему никто не заявлял о пропаже целой семьи? Никто не искал? Самый логичный вариант — кто-то из моих предков был вычеркнут из семейного древа и признан «негодным». Таких у нас семь. Стоит поискать упоминания о том, как сложилась их жизнь.       Еще одно дело, которым стоит заняться в ближайшее время, — дражайший дядюшка Соломон. Почему он ушел в отставку? В отличие от того же Шарпа, у него нет никаких заметных травм. Себ упоминал, что его дядя расстался со своими коллегами не в лучших отношениях. Но тогда я решила, что это связано с его паршивым характером. Стоит расспросить Себастьяна подробнее».       Решив начать именно с последнего, Абигейл выбралась из подостывшей ванной уже куда более бодрая и полная сил и принялась приводить в порядок одежду, которая все еще была перепачкана грязью катакомб и кровью гоблинов. К тому времени, как Гейл покинула Выручай-комнату, часы давно успели пробить полдень.       Девушка уже спускалась вниз по лестнице, ведущей в гостиную Слизерина, когда в очередной раз столкнулась с Малфоем. Преследует он ее, что ли?!       — Гринвич! Какая приятная встреча. Как раз хотел с тобой поговорить. — Блондин, расплывшийся в улыбке, напоминал кота, которому нежданно-негаданно перепала целая крынка сливок. Ну точно, преследует.       — Златовласка, тебе больше поговорить что ли не с кем? Так в Хогвартсе полно портретов, уверена, один из них с радостью с тобой поболтает.       — Гринвич, наверное, я тебя очень удивлю, но если ты не будешь язвить хотя бы пять минут, мир не рассыпется прахом, — не удержался от колкости Родолф, все еще пытаясь изобразить на лице подобие улыбки.       — Может и так, но я бы не хотела рисковать. Этот мир мне, знаешь ли, немного дорог. — К собственному ужасу Гейл внезапно улыбнулась в ответ. Сейчас она совершенно не злилась на белобрысого сноба, более того, даже получала удовольствие от их пикировки.       — Я действительно хотел бы встретиться с тобой в… Скажем так, неформальной обстановке и обсудить одно взаимовыгодное дело. Поверь, ты не пожалеешь. Сегодня в восемь, в «Трех метлах». Отдельный кабинет на втором этаже, Сирона проводит. — Не дожидаясь ответа, юноша продолжил свой путь, показывая, что разговор окончен.       — Малфой, кто наложил Энгоргио на твою самооценку? — крикнула ему вслед Гейл, больше ради того, чтобы оставить последнее слово за собой.       В комнате, как Абигейл на то и надеялась, никого не было. Зато на прикроватной тумбе скопилось немало писем и записок самого разного рода.       Часть из них была написана рукой Себастьяна. Он очень настаивал на встрече в крипте, чтобы обсудить то, что произошло вчера. Другие — от профессоров Фига и Уизли. В обоих письмах содержались поздравления. Но, если опекун извинялся, что не может поздравить девушку лично, так как вновь должен отбыть в Лондон по поручению их достопочтенного директора, Уизли приглашала ее в понедельник зайти в кабинет Трансфигурации, чтобы забрать подарок, который оставил для подопечной профессор Фиг.       Себастьян уже ждал ее в крипте, нетерпеливо расхаживая из стороны в сторону.       — О чем ты хотел поговорить со мной? — Гейл не собиралась тратить время на долгие расшаркивания. Она все еще злилась на Сэллоу из-за его выходки, и парню пришлось бы серьезно постараться, чтобы вернуть ее расположение.       В любом случае, разговор предстоял серьезный и продолжительный, так что девушка, недолго думая, устроилась в кресле — то немногое, что осталось от интерьера, над которым Абигейл так трудилась в начале зимы.       — Я видел, как вчера ты говорила с дядей. И хочу знать, о чем вы говорили, — прямо спросил Себастьян.       — Если ты чего-то хочешь, стоит попросить вежливо. Не думаешь? — Гейл изогнула бровь. Разумеется, она не планировала делать их с Соломоном разговор конфиденциальным. Но и идти на поводу у Себастьяна с его требованиями была не намерена.       — Гринвич, мне не до шуток! — вспылил парень.       — А кто сказал, что я шучу? — все тем же спокойным тоном продолжала девушка.       Она была нужна Себастьяну. А значит, могла диктовать свои правила. Хотя бы в том, как с ним разговаривать. И нянчиться, как делал это Оминис, Гейл была больше не намерена.       — Хорошо. Извини. — Сэллоу тоже это понимал. — Абигейл, мне очень важно знать, о чем ты говорила с моим дядей. Ты не могла бы рассказать? Я очень прошу тебя.       — Теперь в Фелдкрофте мы с тобой persona non grata. Соломон запретил тебе, а заодно и мне, появляться там. И видеться с Анной. — Она не стала больше мучить юношу неведением.       — Что?! Я защитил ее от гоблина, который бы убил ее! Кто дал ему право запрещать мне видеться с собственной сестрой?! — негодовал парень. — Если он считает, что прогнав меня, помешает мне помочь Анне, он глубоко ошибается!       — Кроме того, — проигнорировала Абигейл его выпад, — твой дражайший родственник заявил, что не простит тебе использование темной магии, и не важно, ради чего ты это сделал. И если узнает, что ты или я, дословно, «малолетние преступники», вновь ее использовали, он незамедлительно доложит Блэку и добьется, чтобы нас, вновь цитата, «упекли в Азкабан».       — Да какая разница, связана ли реликвия с темной магией, если она может помочь спасти Анну?!       За злостью и обидой неожиданно проступила боль, затопившая смешливые карие глаза. Сердце Абигейл ёкнуло: что бы ни натворил Себастьян, не стоило забывать, что он все еще лишь сбившийся с пути отчаянный мальчишка.       — Я не хочу потерять свою сестру навсегда!       — Разница есть, Сэллоу. И мы оба это знаем. Хочешь ты признавать это или нет! Ты думаешь, Анна согласится, чтобы ты спасал ее такой ценой? Или темная магия волнует тебя больше, чем мнение сестры? — внезапно рявкнула девушка, не позволяя себе расчувствоваться и пойти на поводу у Себастьяна, который не видел никаких границ.       — Что ты несешь?! Я делаю все для Анны! Соломон задурил ей голову, она просто опустила руки! Прежняя Анна, моя Анна со мной бы согласилась! — Парень выглядел так, будто его ударили по лицу. Не знал, куда себя деть: он нуждался в помощи Гринвич, но оскорблений от нее терпеть оказался не готов. — Я… я пошлю ей герб. Я поговорю с ней.       — Уже лучше, Себ. Что за герб? — Абигейл вновь устроилась в кресле поудобнее. Их разговор еще не был окончен.       — Это не важно, просто сказал, — замялся парень, тут же меняя тему. — Я должен выяснить все, что только можно о реликвии. Что за сила заключена в ней. И как она работает.       Гейл порадовалась, что, наконец, слышит от друга нечто разумное, и улыбнулась своим мыслям: похоже, шоковая терапия, которую девушка задумала, давала свои плоды. Кто знает, может, не все еще потеряно?       — Сэллоу, если ты хочешь, чтобы я и дальше тебе помогала, тебе стоит быть со мной более откровенным. — Наверное, можно было бы и мягче, но Абигейл было нужно, чтобы он принял ее правила игры. Видит Мерлин, это для его же блага.       Себастьян с сомнением покосился на подругу. Она вела себя странно. Словно что-то в ней изменилось, сломалось. Он никогда не видел, чтобы Гейл была так безжалостна с кем-то за пределами боевой арены. Ну, если не считать придурка Малфоя. Абигейл всегда была колючей и ершистой, но никогда не была жестокой. А такая Гринвич его пугала. Оставалось лишь радоваться, что она на его стороне. Потому что сейчас ему было совершенно непонятно, что от нее ожидать. И, по какой-то странной причине, это будоражило кровь. Такая Гейл нравилась ему даже больше, чем раньше. И он был согласен играть по ее правилам. По крайней мере, пока.       — Герб семьи. Анна вырезала его, когда мы были еще совсем детьми, и с тех пор не расставалась с ним. Когда она заболела, она отдала греб мне, чтобы частичка семьи всегда была рядом со мной. Чтобы этот герб меня защищал. — Себастьян грустно улыбнулся далеким воспоминаниям. Этот момент был очень важным для него, очень личным и ценным. Но Сэллоу был готов поделиться этим с Абигейл.       — Спасибо, что рассказал, — откликнулась девушка, возвращая Себастьяна в реальность. — Но у меня есть и другие вопросы.       — Какие? — Он все же занял кресло напротив, смирившись с тем, что сегодня спрашивать будет не только он.       — Для начала я кое-что тебе расскажу. Чтобы ты понял, откуда растут ноги у моего любопытства, и что оно исключительно в твоих интересах. — Такое начало уже заинтриговало парня, и он молча кивнул, соглашаясь. — Некоторое время назад, когда я была в Хогсмиде, я наткнулась там на твоего дядю. — Себастьян весь обратился в слух, опасаясь перебивать. — Мы не разговаривали, если ты хочешь спросить об этом. Я просто увидела, как он, слегка покачиваясь, выходил из «Кабаньей головы». Это показалось мне довольно странным, и я решила проследить за ним. Он говорил с каким-то мужчиной. — Гейл специально не стала называть именно профессора Шарпа, не желая впутывать любимого декана. — Я не видела, с кем именно, только слышала часть их разговора. Мужчина говорил что-то о совместной службе и о том, что Соломон совершил ошибку. Мне показалось это любопытным. Так вот, скажи мне, мой друг Себастьян, почему твой дядя ушел из Департамента правопорядка?       — То, что ты говоришь, действительно звучит довольно странно. Почему ты не рассказала мне раньше?       — Не придала этому значения. А теперь интуиция подсказывает мне, что за этим кроется нечто важное, — отмахнулась Гейл. Сейчас была ее очередь спрашивать. — Итак, возвращаясь к теме?       — Если честно, — немного смутился Сэллоу, — я и сам точно не знаю. Он никогда не рассказывал подробностей. Только говорил, что поступил так, как подсказывала совесть, а не так, как требовали глупые правила. Знаю, что уходил он с большим скандалом, но больше ничего. Дядя всегда впадал в ярость, когда его об этом спрашивали.       — Я хочу, чтобы ты спросил об этом Анну. Может, она слышала что-то, чего не знаешь ты. — Себастьян попытался ее перебить, но Гейл не дала ему этого сделать. — Как я понимаю, твой дядя злоупотребляет алкоголем. А в этом состоянии люди бывают крайне болтливы.       — Хорошо. Я спрошу Анну. Но если она ничего не знает, что тогда?       — Тогда мы попытаемся выяснить это сами, — улыбнулась девушка. Расследования и загадки ей нравились куда больше, чем битвы. — Еще, думаю, стоит спросить, не заметила ли она чего-то странного в его поведении. И как часто он оставляет ее одну.       — Я понял тебя. Думаю, ты права. Мы должны это узнать.       — В таком случае, не буду больше отрывать тебя от дел. — Абигейл поднялась с кресла, намереваясь уйти.       — Подожди, — окликнул ее Себастьян, когда девушка почти дошла до выхода из крипты. — Гейл, я знаю, что иногда меня заносит. Я хочу, чтобы ты знала — для меня неоценима твоя помощь. И, знаешь, я бы хотел доказать тебе, что я не являюсь неблагодарным мерзавцем и все такое.       Вместо ответа Гринвич лишь вопросительно изогнула бровь.       — То место… — Себастьян указал на триптих. — Я знаю, как для тебя важно узнать больше о древней магии и этой Исидоре. Если ты захочешь, мы можем отправиться туда в следующие выходные.       — Да, с радостью. — Улыбка озарила лицо девушки, и на секунду Сэллоу показалось, что он видит прежнюю Абигейл.

***

      Вновь оставшись в комнате в одиночестве, Оминис раз за разом перечитывал письма, лежащие перед ним на столе. Их осталось всего два. Третье он отправил сегодня утром. Первое, затертое почти до дыр, он и сам до сих пор не мог понять, почему не сжег. Оно лежало в конверте, отмеченном восковой печатью с гербом рода Мраксов.       «Мой дорогой сын Оминис, рад сообщить тебе, что ровно через месяц, 14 февраля 1891 года, состоится радостное событие — большой прием по случаю помолвки твоего старшего брата Марволо с благородной чистокровной леди Юстинией Нотт.       Я настаиваю, чтобы ты присутствовал на празднике. Приглашение прилагается к письму.       Кроме того, в честь столь замечательного дня я решил немного смягчить свое решение и пойти тебе навстречу. А потому не стану возражать, если мисс Гринвич также появится на нашем празднике.       Хотя я все еще возражаю против вашей близости с этой девушкой, профессор Блэк убедил меня, что столь амбициозную леди непременно ждет большое будущее, и не исключено, что даже высокий пост в Министерстве. Кто знает, может быть, я действительно был слишком резок в своем суждении? Даю тебе шанс меня убедить. Как тебе известно, второй такой возможности не будет.

Твой любящий отец,

Магнус Мракс»

      Он получил сову вчера, совсем незадолго до того, как Абигейл сообщила, что Себастьян отправился на поиски реливквии.       Хотел сжечь проклятый пергамент, но во всем этом мире не было напоминания лучше. Напоминания о том, почему он сам оттолкнул девушку, которую полюбил всем сердцем.       Возможно, Оминис даже поверил бы словам отца, если бы не слышал того разговора в кабинете. Теперь же юноша точно знал: все было совсем наоборот. Его отец терял терпение. Возможно, до него дошли слухи, что отношения Оминиса и Абигейл стали более прохладными. Неугодный сын вновь смешал лорду Мраксу все карты и поломал хорошо выстроенную игру, решив проявить послушание именно тогда, когда от него ждали обратного. Магнусу нужна была Гейл. Оминису, как воздух в легких, требовалось ее защитить. А это значит, она ни за что, ни при каких обстоятельствах не должна была приближаться к поместью. И к самому Оминису. Здесь, в стенах Хогвартса, было так легко забыться, предаться мечтам, поддаться соблазну вновь взять девушку за руку, сжать в объятиях.       Выходило, юноша должен был сделать так, чтобы сама Абигейл ни за что ему этого не позволила. Они не могли быть даже друзьями. Ради того, чтобы она жила, чтобы в этом мире продолжал звучать ее голос, Оминис обязан был окончательно разбить ее сердце.       Дрожащей рукой Мракс нежно провел по второму конверту, останавливаясь на влажном пятне — еще не высохшей слезе. Письмо, что юноша написал этим утром. Письмо, что никогда не дойдет до адресата.       «Дорогая Абигейл. Нежная, любимая Абигейл.       Я хотел бы поздравить тебя с Днем рождения. Пусть, как мы оба знаем, он не сегодня. Но когда бы он ни был, не важно. Потому как я готов поздравлять тебя с ним ежедневно. Благодарить этот мир за то, что ты однажды в нем появилась.       И так же каждый день стоять пред тобой на коленях, моля о прощении за боль, что тебе причинил. Клясться, что никогда больше так не поступлю. Что каждую секунду своей жизни буду доказывать, что достоин любить тебя, даже зная, что это не так. Не достоин и никогда не буду.       Я редкий подлец и, к тому же, лжец. А еще — ужасный трус. Ведь мне никогда не хватит храбрости жить так, как мне бы того хотелось. Лишь сопротивляться, до поры до времени, воле отца. Как долго еще я продержусь? Не знаю.       Но я не позволю сломить меня, когда дело касается твоего благополучия.       Я навсегда запомню твои жестокие слова, что так ранили мое разбитое сердце.       Спешу сообщить, что ты ошибаешься в каждом своем выводе относительно меня.       Я не боюсь замарать себя тьмой. Я в ней рожден и живу каждый день. И я говорю вовсе не о своей слепоте.       Я от рождения порочен, моя кровь гнила и испорчена. Я сторонюсь темной магии не потому, что брезглив. Я боюсь, что не смогу устоять пред соблазном. Что превращусь в чудовище, подобное моему отцу.       Но я верю, что твоя душа чиста, а воля сильна. Мне прежде не доводилось встречать столь сильного человека, как ты. Я уверен, то заклятие, что ты использовала на мне, не сможет столкнуть тебя в пропасть, как это, вероятно, произошло бы со мной. Как это может случиться с Себастьяном.       Ты — единственный свет, что я способен увидеть во мраке. Единственное тепло, что может меня согреть в холоде этого мира.       Ты никогда не прочтешь этих слов.       Ты никогда не узнаешь, как сильно способно любить сердце одинокого слепого юноши.       Но именно благодаря этому ты никогда не станешь жертвой козней Магнуса Мракса.       Я люблю тебя, Абигейл.

Навсегда твой»

***

      Перед тем как направиться в Хогсмид, Абигейл успела забежать в комнату и переодеться.       — Куда собираешься? Случайно, не на свидание? — с хитрой улыбкой окликнула ее Грейс. Сама она также наряжалась. Судя по теплой шубке и броши в виде звезды, сегодня девушку ждала долгая прогулка под ночным небом с Амитом.       — В отличие от тебя — нет, — улыбнулась в ответ Гейл. — Просто хочу немного прогуляться. Может, в «Трех метлах» кто есть.       — Кстати о прогулках, где ты была всю прошлую ночь? — Взгляд подруги стал еще более хитрым.       — О, это было невероятно захватывающее приключение! — поддразнила она Грейс. — Я нашла пустую аудиторию, где никто не мешал отрабатывать новые чары. И уснула за учебником.       — Да ну тебя! — рассмеялась девушка. — И как тебя занесло на Слизерин? Только когтевранцы могут с таким восхищением говорить об учебе.       — Можешь просто сказать «спасибо», что зарабатываю призовые очки для факультета, — продолжала смеяться Абигейл, чувствуя, как успела соскучиться по общению с соседками и их беззлобным шуткам.       — Спасибо! — подмигнула Грейс, уже стоя в дверях. — И хорошего вечера!       Гейл, конечно, сомневалась, что вечер в компании Малфоя может быть хорошим, но Златовласке все же удалось ее заинтриговать.       Погода, быстро летящая в сторону весны, уже позволяла некоторые вольности. А потому Гринвич решила пренебречь теплым свитером, накинув пальто прямо поверх объемной черной мужской рубашки, в которую просто влюбилась, однажды заметив в «Шапке-невидимке». В остальном же Гейл решила особенно не наряжаться: чистые удобные замшевые брюки, не стесняющие движения, высокие сапоги, теплый шарф в цветах факультета, любимые перчатки, подаренные Имельдой.       Закрепляя ножны поверх рубашки, чтобы держать палочку под рукой, немного поколебалась: на запястье все еще мертвым грузом болтался кулон с Протеевыми чарами. Точная копия которого осталась у Оминиса. Девушка уже даже потянулась, чтобы его снять, когда заметила надпись, которую раньше не видела: «С Днем рождения». На глаза тут же навернулись слезы, но Абигейл не позволила им сбежать по щекам. Но и браслет снять уже не могла.       Малфой, как и обещал, ждал ее в отдельном кабинете на втором этаже «Трех метел». Нельзя отрицать — у блондина было чувство стиля: светло-зеленая рубашка прекрасно оттеняла бледную кожу, не придавая ей болезненный вид, жилет из плотного шелка на несколько тонов темнее был декорирован серебристой вышивкой, подчеркивающей ртуть глаз. Завершали образ лаконичный пиджак и черная мантия, без всяких украшений, но даже на первый взгляд очень дорогая.       — Гринвич. — Юноша встал и поприветствовал свою гостю кивком, заметно ее удивив. Абигейл готова была признаться, что ждала подвоха. — Рад, что ты все же решила принять мое приглашение. Что предпочитаешь? — Малфой кивнул на собственный бокал с огневиски. Девушка ощутила легкую дурноту, вспомнив утро.       — Сливочное пиво, благодарю. — Эльфийское вино в заведении Сироны не подавали, так что Гейл просто выбрала что-то более привычное и знакомое. Родолф черкнул заказ на листке пергамента, сложил его в виде птицы и отправил в полет. Не прошло и минуты, как перед Абигейл появилась кружка с напитком. — О чем ты хотел со мной поговорить? Слабо верится, что ты внезапно воспылал ко мне искренней симпатией и решил водить дружбу.       — Ты наблюдательна, Абигейл. Ты же не против, если я буду обращаться к тебе по имени? — Гейл лишь покачала головой, подтверждая, что не против. — Так вот. Несмотря на все наши разногласия, я не могу не признать твоих сильных качеств. Дело в том, что мне уже исполнилось семнадцать, а это означает, что скоро я стану выгодной партией на брачном рынке. Мои родители спят и видят, как бы побыстрее связать меня узами брака с представительницей какой-нибудь благородной семьи. А я, знаешь ли, не готов попрощаться со своей свободой, едва покинув стены школы.       — Это, разумеется, невероятно захватывающе, я сочувствую твоей беде. Правда, конечно, не от всего сердца, — не могла удержаться от очередной колкости Абигейл. — Но искренне не понимаю главного: при чем тут я?       — Видишь ли, если я буду появляться на светских мероприятиях в сопровождении леди, которую мой отец сочтет пусть и не идеальной, но приемлемой кандидатурой, будет моветоном пытаться свести меня с другими девушками.       — Кажется, ты не понял мой вопрос. При чем тут я? Или ты предлагаешь мне незавидную участь твоей суженой? Мерлин упаси! Премного благодарю, — притворно ужаснулась девушка, все еще не понимающая, что этот белобрысый от нее хочет.       — Суженой? Ну уж нет, не смей даже думать об этом, ты, плод любви дементора и банши. — Малфой даже отодвинулся подальше от собеседницы. — Но мне нужно, чтобы ты ей какое-то время притворялась. Разумеется, не в школе, а только на редких светских мероприятиях.       Ответом ему был безудержный смех девушки. С трудом отсмеявшись и утерев слезы с глаз, Гейл вернулась к разговору.       — Златовласка, скажи сразу, это какой-то розыгрыш, чтобы унизить меня, отомстить? Или ты действительно свихнулся?       — Отчего же. Я говорю вполне серьезно. Ты идеально подходишь. — Юноша довольно стойко вынес бурную реакцию на свои слова, едва поморщившись, когда девушка смеялась.       — Ну хорошо. Предположим, что ты не шутишь. Чем тебя не устраивает Гринграсс? Мне показалось, вы неплохо ладите. Или прошла любовь, канула в небытие?       — Гринграсс могла бы подойти идеально. Мы были друзьями с самого детства. Я был бы даже не против действительно заключить с ней брак — в конце концов, даже дружба между супругами в высшем обществе уже считается большой удачей. Но, к моему великому сожалению и не меньшей радости самой Стефании, она уже обручена с Филиппом Краучем. Довольно неплохая партия, учитывая в перспективе блестящую политическую карьеру ее жениха.       — Ну хорошо, убедил. Не Гринграсс. Но ведь за тобой добрая треть факультета бегает. «О, какие у Малфоя волосы», «Какие у Малфоя запонки», — писклявым голосом спародировала Абигейл восторги стайки четверокурсниц. — Аж слушать мерзко. Для чего тебе я-то понадобилась?       — Гринвич, ты казалась мне умнее, — вновь скривился Родолф. — Большая часть студенток Слизерина, а студентка другого факультета не попадает для моих родителей в категорию «приемлемых», относятся к представительницам тех самых благородных семей, и связываться с ними значит подписать себе приговор, то есть брачный контракт. Остальные же просто не подходят. Часть из них сочтет подобное предложение оскорблением. Другая — возможностью. Третья банально не продержится на светском приеме и получаса. Ты же достаточно толстокожая…       — Спасибо за комплимент, — усмехнулась Гейл, но ее благодарный порыв не оценили.       — Повторюсь, ты достаточно толстокожая и ядовитая, чтобы не моргнув глазом выдержать грубость и завуалированные оскорбления, которые могут ждать недостаточно благородную девушку в подобном обществе. Второе — ты умудрилась заинтересовать моего отца. Он считает тебя достаточно любопытной, а потому согласится терпеть на приеме.       — Я вам диковинная зверушка что ли? — Еще один смешок. На этот раз Малфой ответил тем же.       — Вот видишь, говорю же, достаточно толстокожая. Но в каком-то смысле ты права. К тому же, до отца дошли слухи, что Блэк пророчит тебе отличную карьеру. И тут не могу спорить с директором: ты действительно талантлива и не в меру амбициозна.       — Ого, настоящий комплимент от Родолфа Малфоя? У меня что, День рождения? — Сказав это, Гейл вспомнила, что, вообще-то, да, День рождения.       — Если ты начнешь благодарить за комплименты, а не огрызаться на них, вообще прекрасно будет, — вновь усмехнулся парень, однако, не задетый ее колкостью. И кто еще «толстокожий»? — Так вот, продолжу. Помимо этих немаловажных качеств, ты достаточно эрудирована, чтобы поддержать разговор. Неплохо умеешь танцевать, в чем я успел убедиться еще на балу. И даже, к моему немалому удивлению, говоришь по-французски. И все это не упоминая о том, что у тебя достаточно привлекательная и подходящая под аристократические каноны красоты внешность. Что делает тебя просто идеальной кандидатурой на эту роль, — с улыбкой завершил свою речь Малфой.       — Все это, конечно, прекрасно. Нет, правда, я не ожидала услышать столько комплиментов в свой адрес, особенно от тебя, — искренне поблагодарила Гейл, приложив руку к груди. — Но ты забыл о чем-то очень важном. Зачем мне это делать? Кажется, ты говорил о взаимовыгодной сделке. Пока же я вижу выгоду только для тебя.       — Что ж, следовало ожидать, что ты не забудешь задать этот вопрос, — хмыкнул блондин, отпивая свой огневиски. — Во-первых, ты получишь уникальную возможность завести полезные связи в высшем обществе, которые в дальнейшем могут помочь тебе продвинуться по карьерной лестнице. — Гейл кивнула, признавая это преимущество. Хотя в ее голове крутились уже совершенно иные мысли о том, как можно использовать эти связи. — Во-вторых, ты раз и навсегда забудешь о подначках и шутках как с моей стороны, так и со стороны моих приятелей, в том числе, Маркуса Флинта. Прекрасная возможность спокойно дожить до выпуска из школы, сохранив длину волос.       — А вот тут мимо. С вашей шайкой я способна справиться и без твоего покровительства. Конечно, приятно, если вы от меня отстанете, но этого аргумента маловато, чтобы добровольно соваться в серпентарий, — невольно вспомнила она определение, которое использовал Оминис, — который вы называете «высшим обществом».       — А ты не промах, — улыбнулся Малфой. — Но я могу предложить тебе и еще кое-что.       — Я вся внимание, — лениво протянула Абигейл, не особенно рассчитывая услышать что-то интересное.       — Мракса на блюдечке. — Гринвич дернулась. Родолф же откинулся на спинку кресла, довольный произведенным эффектом. — До меня доходили слухи, что наш принц разбил тебе сердце. Можешь не отвечать, мне, по большому счету, совершенно плевать.       — Угу, до тех пор, пока ты не нашел, как использовать это для своей выгоды, — мрачно ответила девушка.       — Это ли не качество настоящего слизеринца? — подмигнул шестикурсник. — Так вот. Оминис, как тебе известно, достиг возраста шестнадцати лет. А это значит, что теперь лорд Мракс будет таскать его на подобные мероприятия в приказном порядке. А если тот откажется, это сделает наш директор, давний друг его отца. А потому я готов предоставить тебе уникальную возможность — блистать там, где он будет стоять в тени. Показать, что ты ничем не хуже аристократов. Заставить его пожалеть о том, что оставил тебя.       «Все же змей-искуситель. Я была права».       Нечто темное шевельнулось в груди Абигейл. Хотя Малфой оказался слабее в дуэлях, на больные точки он умел давить как никто другой. В глубине души Гейл действительно хотелось доказать Оминису и его папаше, что она ничем не хуже этих высокомерных снобов. Да и что, в конце концов, она теряет, кроме времени? Но прежде чем ответить согласием, Гейл хотела немного поторговаться.       — Что ж. Тебе почти удалось меня убедить, — протянула девушка, пока Родолф смотрел на нее глазами хищника, готового схватить добычу. — Но у меня есть еще несколько условий. Полагаю, тебе будет не сложно их выполнить.       — Похоже, я в тебе не ошибся. Мерлин знает, кто ты и откуда, но достойная слизеринка — точно. Я внимательно тебя слушаю. — Юноша расслабился.       — Первое. Ты сделаешь так, чтобы твои дружки-подпевалы, а именно Флинт и его когтевранская подружка, не трогали не только меня, но и пуффендуйку Поппи Добринг. Приятельские отношения с этой милой девушкой очень дороги моему сентиментальному сердцу. — Малфой усмехнулся, ведь тон, которым говорила его спутница, имел куда больше общего с хваткой пятинога, чем с сантиментами. — Второе. Сложно блистать на приемах и делать вид, что я — твоя счастливая спутница, имея в своем распоряжении лишь одно красивое платье подходящего формата.       — С этим проблем не возникнет. Передашь мне свои мерки, я буду заказывать тебе наряды под каждое мероприятие. Разумеется, они останутся с тобой по истечению договоренности. Но выбирать я буду сам. Хотя платье для бала смотрелось на тебе прекрасно, своему собственному вкусу я доверяю больше, чем твоему.       — Без проблем. Судя по твоему наряду сегодня, я могу не волноваться о том, чтобы выглядеть презентабельно, — легко согласилась Гейл.       — Ого, настоящий комплимент от Абигейл Гринвич? У меня что, День рождения? — вернул ей колкость Малфой. Его собеседница оценила шутку легкой усмешкой.       — И еще кое-что. — Тон девушки тут же стал серьезным. — Время от времени, но не слишком часто, я буду просить тебя выяснить кое-какую информацию, которую может достать человек с твоими связями. Ты сделаешь это для меня и не будешь задавать лишних вопросов.       — Хочешь узнать, кем были твои родители? — Не в бровь, а в глаз. Малфой действительно был умен.       — Ну вот, ты уже задаешь вопросы. Так не пойдет, — улыбнулась Гейл.       — Хорошо, хорошо. Согласен, но с одним условием: эта информация не должна представлять угрозы для меня самого.       — Постараемся этого избежать.       — Это все? — удивился парень, ожидавший куда более длинный список требований.       — Нет. Осталось последнее. Видишь ли, я бы не хотела, чтобы наша договоренность стала достоянием общественности. Как, полагаю, и ты. Но мне нужно будет как-то объяснять наряды и появление на балах в твоей компании своим знакомым, если мы там их встретим.       — Если такое произойдет, ты можешь ответить, что у нас с тобой взаимовыгодный роман. Твои подруги-слизеринки поймут. В наших кругах отношения по договоренности, со временем перетекающие в такой же брак, не редкость. — Малфой и глазом не моргнул.       — В таком случае, договорились, — усмехнулась девушка. — Думаю, если мы не будем пытаться друг друга убить, это станет действительно неплохим сотрудничеством.       — В таком случае, вот твое приглашение на ближайшее мероприятие. Оно состоится через месяц. — Родолф расплылся в довольной улыбке.       Абигейл, подозревая подвох, перевела взгляд на пустой лист.       — Нужна капля крови. Это сразу внесет тебя в список гостей, — пояснил Малфой.       Немного сомневаясь, девушка последовала его совету, слегка проткнув указательный палец ножом, который носила за поясом.       Стоило алой капле коснуться бумаги, как на приглашении засияли буквы и вензеля.       «Леди Абигейл Гринвич, с превеликим удовольствием спешу пригласить вас на прием, посвященный помолвке моего дражайшего сына Марволо Мракса и его избранницы, достопочтенной леди Юстинии Нотт.       Радостное событие состоится четырнадцатого февраля сего года в Мракс-мэноре, в четыре часа пополудни.

С глубоким уважением,

Магнус Мракс».

      Сердце Гейл рухнуло куда-то в сапоги. Что ж, игра начинается.       К тому времени, когда Абигейл вернулась в замок, он уже постепенно начал погружать в сон. Однако девушка направлялась вовсе не в гостиную. Оставалось еще одно неоконченное дело.       — Здравствуй, мама. Здравствуй, папа. — Она опустилась на колени перед зеркалом Еиналеж.