more than I can take

I'll keep you alive If you show me the way © Give Me A Sign — Breaking Benjamin

      После пира прошло уже две недели, в понедельник начинались пасхальные каникулы, но Абигейл все еще не приходила в себя. Ланселот Пруэтт продолжал регулярно навещать свою пациентку, но лишь разводил руками — по всем показателям ее уже можно было выписывать, но сознание не возвращалось к девушке, оно было заперто где-то глубоко внутри. Являлось это следствием травмы, серьезных переживаний или странной магии, поразившей Абигейл в битве — неизвестно.       Но целитель, по крайней мере, пришел к выводу, что героине Хогвартса лучше оставаться в стенах родной школы, в окружении друзей, которым, наконец, разрешили посещения, хотя только в определенные часы и исключительно по одному, из-за чего Оминису и Себастьяну порой приходилось отстоять очередь: почти все время у постели Абигейл, которую огородили от остальной части лазарета, проводил Малфой, что неимоверно раздражало всех остальных. Мракс сначала даже хотел высказать Родолфу все, что он думает по этому поводу, но воспоминания о визите отца немного отрезвляли. Гейл будет в большей безопасности, пока Мракс-старший уверен, что она находится под покровительством Малфоев.       А потому приходилось скрипеть зубами и возвращаться в Выручай-комнату, в которую они с Себастьяном благополучно перекочевали из крипты.       Деек поначалу был недоволен этим фактом, но постепенно смирился, убедившись что слизеринцы не трогают вещи и записи молодой госпожи без необходимости, разве что запасы успокоительных травяных сборов немного поредели. Но юношам удалось убедить бдительного эльфа, что Абигейл не была бы против.       В Выручай-комнате, обустроенной под кабинет Гейл, Себастьян и Оминис чувствовали себя куда уютнее и комфортнее, чем в грязной полуразрушенной крипте, и Сэллоу не уставал повторять, что устроит Абигейл настоящий разнос за то, что она скрывала от них такое чудо. Мраксу же просто нравилось ощущать себя ближе к возлюбленной, находясь там, где она проводила много времени. Да и кроме того, комната с уютной мебелью и столами, которая, к тому же, добавляла в интерьер новые предметы по мере необходимости, куда больше подходила для планирования и обсуждения секретов, чем крипта, с которой у всех теперь было слишком много неприятных воспоминаний и ассоциаций.       И все же Оминису хотелось побиться о стену головой — они перепробовали уже все, что могли. Но за порчу интерьера, кропотливо созданного Абигейл, его бы точно по головке не погладили, так что приходилось довольствоваться очередной порцией успокоительного чая с лавандой и посещением оранжереи. Растения всегда успокаивали юношу, тем более, что кто-то должен был о них заботиться в отсутствие хозяйки. Разумеется, этим мог заниматься и Деек, но эльф был только рад, что Оминис взял эту обязанность на себя, отчего проникся еще большим уважением к «необычному представителю благородного дома Мраксов». Ну, а самому «представителю» нравилось, когда домовик говорил, что он так не похож на своих родных.       Как ни удивительно, спасением для Оминиса стал Себастьян, пошатнувшаяся дружба с которым вновь крепла день ото дня. Казалось, юноша действительно осознал свои ошибки, и старался если не исправить, то хотя бы искупить их. Пока получалось немного криво, и зачастую напоминало очередное помешательство Сэллоу, но то, что он ни разу не заговорил о темной магии, уже радовало Оминиса и дарило надежду.       Мракс даже нашел в себе силы во всем этом безумии написать несколько писем Анне, которая до сих пор игнорировала существование брата. Себастьян скрывал, но его друг слишком хорошо знал его и все равно замечал, что Сэллоу несколько раз в неделю писал письма сестре, но не мог отправить — не знал, по какому адресу.       А потому Оминис сам сообщал Анне о том, что происходит. Делился своими переживаниями и волнениями, узнавал о состоянии девушки. И, разумеется, каждый раз не забывал упомянуть, что Себастьян встал на путь исправления. В свою очередь Анна, которая никогда не могла отказать Мраксу, обещала подумать и дать ответ до конца учебного года, если проклятье окончательно не доконает ее к этому времени. В конце концов, Себастьяну нужно было куда-то возвращаться на каникулы, а несколько месяцев в одиночестве в пустом доме, который пропитан болью и отчаянием, вряд ли сказались бы благополучно на «реабилитации» юноши. Потому Оминис принял для себя решение — летние каникулы он вновь проведет в Фелдкрофте, что бы ни думал об этом его отец. И юноша был бы рад, если бы Анна тоже вернулась, давая шанс своему брату доказать, что он уже не тот человек, который использовал непростительное заклинание против своего дяди.       По правде говоря, Оминис надеялся, что ему разрешат пригласить еще и Абигейл, которая потеряла опекуна. Себастьян, разумеется, был бы только «за». Но вот Анна могла оказаться против — вопреки всякой логике, она все еще относилась к Гринвич очень прохладно, и даже в словах сочувствия по поводу тяжелого состояния девушки ощущалась фальш, холодной водой окатившая Оминиса.       — А чего ты хотел? — Отвечал на это Себастьян. — Анна всегда была очень проницательна. Наверняка, она заметила твои чувства к Гейл, и теперь ревнует. Могу ее понять.       Ответ друга больно бил по совести Оминиса, напоминая, что он был не единственным, кто питал нежные чувства к Абигейл. К тому же, ему разбивало сердце, что подруга все еще надеялась на нечто больше, чем дружба, хотя Оминис давно дал понять, что относится к ней как к сестре. И это тоже давило на совесть — невозможно сказать умирающей девушке, что твое сердце никогда не будет ей принадлежать. Вот такой вот дурацкий любовный квадрат.       Но сейчас не было времени об этом думать. Они обязательно поговорят обо всем вместе, когда Гейл поправится. «Больше никаких секретов», — раз за разом повторял себе Оминис.       От размышлений Мракса отвлек хлопок двери, ознаменовавший появление Себастьяна с очередной стопкой литературы из Запретной секции библиотеки. Казалось, Сэллоу уже должен был выучить все эти тома наизусть, пока искал лекарство для Анны, но он продолжал методично штудировать книги раз за разом, теперь уже в поисках спасения не только для сестры, но и для Абигейл.       Оминису оставалось лишь тяжело вздохнуть, направляя палочку на чайник с водой. День обещал быть долгим.       — Ты был в лазарете? — Поинтересовался юноша, пока приятель раскладывал принесенные книги на большом столе, который комната создала специально для них: трогать записи Абигейл, разложенные то тут, то там, не решился никто.       — Да, но к Гейл так и не попал, удалось только передать букет лаванды через Имельду. Только у нее хватает упорства выгнать из больничного крыла Малфоя. Меня этот хорек даже слушать не стал, заявив, что раз уж мы использовали его «прекрасный облик», чтобы навестить Гейл, то у него теперь есть полное право сидеть у ее постели столько, сколько ему вздумается.       Мраксу ответить на это было нечем: у Сэллоу хотя бы была возможность посещать Абигейл официально, в положенные приемные часы. Оминису же приходилось пробираться в лазарет под покровом ночи, не привлекая к себе лишнего внимания, чтобы избежать распространения слухов, которые непременно дошли бы до его отца, рано или поздно.       Но это вовсе не означало, что он отказывал себе в удовольствии почти каждый вечер прокрадываться в больничное крыло, чтобы побыть рядом с Абигейл хотя бы несколько минут. Казалось, если он не сделает этого хоть раз, мир рухнет. Юноша уже выучил наизусть расписание, по которому целительница совершает обход, когда ее помощницы приходят на работу и расходятся по гостиным своих факультетов.       Оминис знал все, кроме главного: как заставить Абигейл открыть глаза.       — Давай еще раз пройдемся по списку. — Себастьян протер глаза, которые устали после нескольких часов безотрывного чтения.       — Какой в этом смысл? — Омнис злился: в очередной раз им не удалось найти ничего полезного. — Мы сделали уже все возможное: Гейл окружена ароматом лаванды, на ней ожерелье ее матери, рядом с ней постоянно друзья, которые любят ее. Мы перерыли уже всю Запретную секцию, искали везде.       — Может, еще не везде? — Сэллоу впервые тонко намекнул на те разделы, что содержат темную магию, и Мракс уже собирался огрызнуться, резко отрезав этот вариант, больше потому что его не одобрила бы Абигейл — сам он был уже в таком отчаянии, что почти готов был согласиться, но юношу пронзила внезапная догадка. Кое-где они действительно еще не искали.       — Сумка.       — О чем ты?       — Сумка Абигейл. Она всегда носит ее с собой. Помнишь, Деек говорил, что Гейл предпочитает хранить все самое важное под рукой? Может, что-то из этого она носит в своей сумке? — Оминис предпочел игнорировать тот факт, что целитель уже осматривал вещи девушки. Всегда оставался шанс, что он что-то упустил или не придал чему-то значения, так как не знал свою пациентку так, как знали ее Оминис и Себастьян.       — И как, по-твоему, мы ее достанем? Мы даже не знаем, где она сейчас. Хотя идея хорошая… — Задумался Сэллоу.       — Целитель осматривал вещи Гейл, когда его пригласил Шарп. Это и натолкнуло меня на мысль об Оборотном зелье. Но с тех пор ее могли куда-то перенести.       — Я не видел сумки рядом, когда последний раз был в лазарете. Либо ее вернули в комнату, либо она где-то в кабинете Чиррей. С чего предлагаешь начать? — Очевидно, активные действия куда больше вдохновляли Себастьяна, чем бесконечное чтение книг, так что он с энтузиазмом поддержал идею.       — Пойдем в гостиную. Поговорить с кем-то из соседок Абигейл проще, чем проникнуть в кабинет целительницы. Может быть, нам повезет. — Оминис тоже поднялся со своего места, обещая себе скоро сюда вернуться.       Разговор с Имельдой не обнадежил — Рейес, ни секунды не сомневаясь, заявила, что в комнату вещи Абигейл не возвращались. Значит, оставался наименее приятный вариант — кабинет целителя.       Чтобы туда проникнуть и добраться до сумки, слизеринцам пришлось ждать наступления глубокой ночи, когда мадам Чиррей будет глубоко спать. А чтобы целительница спала особенно глубоко, Оминису и Себастьяну пришлось незаметно подлить зелье «Здорового сна» в ее тыквенный сок. Благо, оно действовало достаточно мягко и незаметно, чтобы женщина приняла нахлынувшую сонливость за обычную усталость.       И в тот момент, когда слизеринцы уже решили, что все идет по плану, произошло то, чего они ждали меньше всего — со стороны постели Абигейл, которая все еще оставалась единственной пациенткой лазарета, послышался шум.       — Иди, я поищу. — Почти беззвучно прошептал Сэллоу, надеясь, что тонкий слух Оминиса способен уловить его слова.       К счастью, он не ошибся. Мракс тут же развернулся, направляясь к постели Гейл. Девушка все еще лежала на постели поломанной куклой, казалось, она пыталась что-то произнести, совсем на грани слышимости, настолько тихо, что разобрать этого не мог даже Мракс. А потому юноше пришлось наклониться ближе, почти касаясь ухом губ Абигейл.       — Mère… — Наконец, удалось ему расслышать Оминису. «Мера? О чем она? Мера чего?»       Но разобрать что-либо еще не удалось. Девушка вновь застыла, не издавая больше ни звука и не шевелясь.       Мракс провел у ее постели все оставшееся время, пока Себастьян искал сумку, надеясь, что Гейл подаст еще хоть один знак, что она — не только холодная оболочка, а все еще его Абигейл. Живой человек.       Он держал ее руку, которая казалась такой ледяной, словно была высечена изо льда.       — Я не оставлю тебя. Я не дам тебе умереть. Ну уж нет, прежде ты выслушаешь все, что я хочу тебе сказать, слышишь меня? Ну же, Гейл! Ты же не пропустишь такое шоу, как Мракс, стоящий на коленях и умоляющий его простить? Я не позволю тебе оставить меня, пока ты не станцуешь со мной еще хоть раз, понимаешь? Не допущу, чтобы твой последний танец был с этим хорьком Малфоем, который целыми днями теперь просиживает штаны у твоей постели. Я не отпущу тебя, где бы ты сейчас ни была. — Глаза юноши жгли слезы, но он не мог заставить себя отодвинуться хотя бы на несколько дюймов. Не теперь, когда он точно знал, что Абигейл заперта где-то внутри. А вдруг она скажет еще что-то важное, пока его нет? Или ее дыхание изменится? Сердце станет биться чаще или реже? А его не будет рядом, и он никогда не узнает. Оминис не заметил, когда Себастьян оказался рядом, присев с другой стороны кровати, держа Абигейл за левую руку.       — Мы найдем способ. Я обещаю, Оминис, найдем. — В голосе Сэллоу звучали боль и тоска. Если кто-то в этом мире и был способен понять, что чувствует сейчас Мракс, то это его лучший друг.       — Спасибо, Себ. Нам, наверное, пора? — Говорил Оминис, имея в виду, что это последнее, чего ему бы хотелось на этом свете.       — Да. Пора. — Отвечал Себастьян, которому тоже совершенно не хотелось уходить. Но они оба знали, что должны.       В Выручай-комнату они возвращались молча, даже не особенно прячась от дежурных старост — оба были слишком подавлены. Но, по какой-то причине, им сегодня везло: по пути они не встретили никого, кроме призрака Серой Дамы и Почти-Безголового Ника, которые вели какую-то, без сомнений, увлекательную беседу.       — Она сказала «мера». — Поделился с другом Оминис, хотя тот ни о чем не спрашивал.       — Мера чего? — В недоумении уставился на него Сэллоу, отвлекаясь от заваривания бодрящего сбора к стопке бутербродов, которую оставил им предусмотрительный и ненавязчивый Деек.       — Понятия не имею, но это, видимо, важно. — Оминис пожал плечам, сосредоточенный на том, что могла иметь в виду Абигейл.       — Давай тогда сосредоточимся на том, что знаем, и просмотреть оставшиеся книги? Может, это укажет на то, что за мера? — Предложил Себастьян самый логичный вариант.       Сумка, добытая с таким трудом, так и осталась лежать на одном из кресел.       Изучение справочников и составление предположений не помогло. Они просидели в Выручай-комнате почти до рассвета, потеряв счет времени, и на воскресно-пасхальном завтраке, которому полагалось быть праздничным, больше напоминали двух сонных инферналов.       — И все же, что за мера? — Продолжал вслух рассуждать Омнис, которого этот вопрос не оставлял всю ночь.       — Мера или Mère? — Неожиданно заинтересовался их разговором Малфой, который выглядел непривычно растрепанным. — Это же как-то касается Гринвич, я прав?       — Это точно не касается тебя. — Огрызнулся Мракс.       — Как грубо. В таком случае, очень жаль. — Протянул шестикурсник. — Если бы это касалось нашей красавицы, я бы сказал, что вы оба полные идиоты.       — О чем ты? — Тут же насторожился Сэллоу, который быстрее Оминиса понял, что за словами Малфоя кроется нечто большее, чем насмешка.       Мракс же, казалось, был на грани от того, чтобы кинуть в собеседника каким-нибудь неприятным заклинанием, но не мог решить, каким именно. И все же, хоть и не без труда, но Оминису удалось удержать эмоции в узде.       — Что ты имеешь в виду? — Перефразировал он вопрос Себастьяна.       — Ладно еще твой приятель, Сэллоу, — блондин обращался исключительно к Оминису. — Могу понять, паренек простой. Можно сказать, деревенский. Но ты-то, Мракс. Ты, как и я, получил классическое образование. И не можешь отличить «мера» от «Mère»?       Себастьян был уверен, глядя на непроницаемую маску, в которую превратилось лицо его друга, что тот уже готов проклясть Малфоя как следует или даже повторить подвиг Абигейл, без всякой магии разбив ему лицо. Но, вопреки всем его ожиданием, Оминис подскочил со скамейки.       — Я идиот! Какой же я идиот! — Мракс, ничего не объясняя, умчался из Большого зала, оставляя Себастьяна в недоумении.       — И как это понимать?       — А это, друг мой, тебе расскажет наш слепой принц. — Улыбнулся Малфой.       — Оминис, что происходит? — Себастьяну удалось догнать друга уже на лестнице.       — Мы срочно должны просмотреть вещи Абигейл. — Мракс направлялся на восьмой этаж с таким видом, словно шел на поле боя.       — Что имел в виду Малфой?       — Расскажу, когда доберемся. — Оминис явно не собирался облегчать жизнь Себастьяну, который сгорал от любопытства.       К счастью для Сэллоу, большинство учеников уже разъехались на каникулы или предпочитали проводить выходные на свежем воздухе, так что не пришлось долго притворяться, что они просто так стоят в коридоре и совершенно ничего не ждут.       — Может, уже перестанешь метаться по Выручай-комнате и поделишься секретной информацией? — Себастьян уже начал терять терпение. — Что значат слова Малфоя? Оминис дернулся, будто только что проснулся.       — «Mère». Не «мера». Мы потратили кучу времени впустую, просто потому что я паршиво говорю по-французски! — Мракс злился, и это было заметно. Себастьяна успокаивало только то, что в кои то веке друг злился не на него, а на самого себя.       — Подожди, ты хочешь сказать, Гейл говорила по-французски? — Юношу осенила догадка, заставившая вскочить с кресла.       — Именно. «Mère» по-французски значит «мама». Похоже, Абигейл родилась не в Англии, и где-то в глубине, на подсознании, остались самые ранние воспоминания. И они на французском. — Оминис продолжал расхаживать из стороны в сторону, взбудораженный новым открытием.       — С ума сойти. — Себастьян пытался уложить в голове неожиданную мысль. — Но… Чем нам это поможет? Вряд ли мы сможем разыскать ее родителей.       Мракс покачал головой, словно растеряв половину своей энергии.       — Они мертвы. Гейл точно в этом уверена.       — Что тогда мы можем сделать? Может, найти что-то, связанное с ее матерью? Она рассказывала о чем-то таком?       — Медальон. Но он уже с Абигейл. Еще, кажется, она говорила, что запах лаванды успокаивает ее и дарит уверенность. Гейл думала, что это тоже что-то из детства, которое она не помнит.       — Мешочек с лавандой я тоже уже положил под ее подушку. — Сэллоу нахмурился, чувствуя, что они оказались в очередном тупике.       — Может, этого недостаточно? Может, принести букет свежей лаванды? — Неуверенно предложил Мракс.       — Это идея. Но, думаешь, этого хватит? — В голосе Себастьяна тоже было сомнение.       — Нет. Думаю, нет. Но разве у нас есть что-то еще? — Оминис закрыл лицо руками, чтобы удержать накатывающую панику.       — Тогда давай вернемся на шаг назад. Зря мы что ли доставали сумку из кабинета Чиррей? Может, там есть что-то еще? — Сэллоу прекрасно понимал друга. Но он не привык сдаваться. А потому первым потянулся к простой, на первый взгляд, сумке.       — Знаешь, я только сейчас понял, как сильно хочу такую же сумку. — Чуть ошарашенно усмехнулся Себастьян. Он и не подозревал, сколько всего носит с собой Абигейл: их с Оминисом стола не хватило, и пришлось задействовать еще и чайный столик.       — Хочешь, отдам тебе свой дорожный чемодан? — Немного отстраненно заметил Мракс. Его мысли сейчас были сосредоточены совсем на другом.       Перед ними стопками возвышались учебники и книги, лежали кипы пергаментов, куча разнообразных трав и ингредиентов, заботливо рассортированных по разным мешочкам, бутылочки с зельями, письменные принадлежности, метла, блокнот, сменная одежда, заставившая Оминиса покраснеть — он прекрасно помнил, когда Гейл ее последний раз надевала и почему на рубашке не хватало пуговиц, странная волшебная палочка, не менее 14 дюймов и выполненная будто из горного хрусталя. А также, целый ящик с записями непонятного происхождения.       — С чего начнем? — Спросил Мракс, аккуратно складывая форменный пиджак и стараясь скрыть смущение и тяжелое дыхание, вызванное непрошенными мыслями: «Хватило бы у него выдержки остановиться, если бы знал, что они с Абигейл могут больше никогда не увидеться?»       — Ну, вряд ли мы найдем что-то полезное в учебниках и пергаментах с домашними заданиями. Зелья тоже не помогут, как и метла, одежда или ингредиенты.       — Значит, остается записная книжка и ящик с записями? — Сэллоу подвернул рукава рубашки и расстегнул несколько пуговиц, заодно снимая галстук. Их ждал долгий день.       — Подожди. Не все эти книги из школьной библиотеки. По крайней мере, я точно не припомню, чтобы у нас предлагали к чтению «Магию, основанную на крови» и «Тайны наитемнейшего искусства». — Оминис тут же пожалел о собственных словах, почти физически ощущая, как его друг загорелся интересом. — Нет, Себастьян, даже не думай, ты к ним не притронешься!       — Но… — Сэллоу был растерян. Только что перед его глазами промелькнула надежда и снова погасла.       — Забыл о клятве? — В голосе Мракса прозвучала неприкрытая угроза.       Блондин вырвал из рук Себастьяна книгу, за которую тот уже успел схватиться, и провел палочкой по первой странице.       — «Личная библиотека директора Школы Магии и Волшебства Хогвартс». Ты серьезно думаешь, что книги, которые побоялись даже в Запретную секцию убирать, могут содержать что-то, что может нам помочь?! — Казалось, еще немного, и Оминис перейдет на парселтанг. — Мало того, что ты уже натворил, хочешь Гейл угробить?!       Сэллоу дернулся, словно от пощечины, но его глаза все еще горели решимостью.       — Разве не в одной из этих книг Абигейл нашла информацию о Непреложном обете? — Он указал на один из томов, на котором до сих пор виднелись бурые разводы. По спине пробежала дрожь от нахлынувших воспоминаний, заставляя юношу сникнуть. — Давай хотя бы ты сам просмотришь их, ладно? Если ты прочитаешь их и скажешь, что там нет ничего, что может нам помочь, да будет так. Но что, если есть хоть один маленький шанс, что ты ошибаешься?       — Хорошо. Но ты этих книг даже не коснешься, понятно? — Тон Оминиса все еще был настороженным.       — Да. — Себастьян кивнул, больше убеждая себя самого. Запретная магия все еще манила его, но отступаться от принятого решения он не собирался. — Тогда ты возьми на себя книги, а я записи. Хорошо?       — Подожди, сначала я должен посмотреть, к чему они относятся и нет ли в них для тебя лишних соблазнов. — Голос Мракса немного смягчился. Юноша прекрасно знал, что отказаться от темной магии, когда ты уже так ей проникся, совсем непросто. Но рисковать лишний раз все равно не хотел, открывая блокнот в кожаном переплете.       Не понимая, что не так, Оминис постучал палочкой по странице, но на пергаменте упрямо складывались незнакомые символы.       — Что-то не так? — Себастьян подошел ближе.       — Кажется… Кажется палочка сбоит. — Мракс был ошарашен: такого раньше не происходило.       — Дай я посмотрю. — Сэллоу протянул руку, но тут же наткнулся на настороженное выражение лица приятеля. — Клянусь, если там что-то о темной магии, я скажу тебе, ладно?       Немного поколебавшись, наследник Слизерина все же протянул записную книжку другу, больше доверяя самой Абигейл: вряд ли она стала бы писать что-то похожее на то, что было в дневнике его далекого предка.       Со стороны раздался смешок, который привел Оминиса в еще большее замешательство.       — Могу тебя обрадовать. С твоей палочкой все в порядке. — Судя по голосу, Себастьян улыбался.       — Но…       — Шифр. Абигейл зашифровала свои записи, чтобы никто не мог прочитать их, кроме нее самой.       Оминис выругался. Кажется, в построенной витиеватой конструкции промелькнули даже несколько слов, которым Абигейл научилась у сапожника.       Себастьян даже поймал себя на мысли, что не против бы законспектировать — так не выражался даже его дядя, когда был сильно пьян.       — Значит, без дневника. — Вновь заговорил Мракс, немного выдохнув. — А что в ящике? — Юноша очень надеялся, что там все написано по-английски. — Себастьян? Молчание друга настораживало.       — Это… Письма. Они лежали в дневнике, и… — Голос Сэллоу дрогнул. — Это почерк дяди. Письма адресованы Виктору Руквуду. — Слизеринец словно сам не верил в то, что говорит.       — Да… Я знаю, что это за письма. — Оминис почувствовал болезненный укол совести. Во всем этом круговороте событий он так и не рассказал другу о том, что его дядя был как-то связан с Виктором Руквудом, оставляя эту возможность Абигейл, которая знала подробности.       — Знал и ничего не сказал мне?! О том, что Соломон якшался с темными магами?! — Себастьян не на шутку завелся, и Мракс не мог его в этом винить.       — Да послушай же! Я не знаю, что в этих письмах! Я не уверен даже, что Абигейл сама успела прочитать их во всей этой суматохе! — Оминису пришлось повысить голос, чтобы докричаться до друга, который пылал праведным гневом. — Я думаю, она просто хотела отдать их тебе, когда все немного уляжется.       — Ты должен был рассказать мне о том, что они вообще существуют! Когда ты узнал? — Продолжал давить Сэллоу.       — В катакомбах. В тот день. Перед тем, как ушел в Хогвартс, чтобы отвлечь Блэка. Когда вы… Когда ты… — Мракс стушевался, не зная, как правильно сказать.       — Когда я убил Соломона. — Глухо отрезал Себастьян, которого отрезвило воспоминание о собственных прегрешениях. — Незачем подбирать слова. Я знаю, что я сделал.       — Просто прочитай уже эти письма и все. — Оминис намеренно повернулся к столу, словно изучая его содержимое, но это не спасло от тяжелого взгляда Себастьяна, прожигающего юношу насквозь.       Тем не менее, Сэллоу не стал спорить и сел в кресло, открывая первый конверт.       Оминис слышал, как с каждым новым письмом, которых оказалось всего четыре, сердцебиение друга учащалось, а дыхание становилось все более прерывистым, словно Себастьян забывал, как дышать. Последний конверт у юноши даже не получилось открыть с первого раза.       К тому моменту, когда Сэллоу дошел до последней строки, его руки уже ходили ходуном. Только дочитав письмо повторно, он поднялся с кресла и молча направился к выходу из Выручай-комнаты нетвердой походкой.       — Куда ты? — Мракс искренне волновался за друга.       — Я… Мне нужно побыть одному. Все в порядке. — Оминис всегда знал, когда Себастьян лжет. Тем более, что сейчас он делал это из рук вон плохо, с трудом выговаривая слова надломившимся голосом, словно вот-вот не сможет сдержать слезы.       — Я с тобой. — Твердо заявил блондин, поднимаясь со своего места.       — Не нужно. Мне просто необходимо время. Я вернусь.       Оминису ничего не оставалось, как сесть обратно.       Как только дверь захлопнулась за спиной Себастьяна, Мракс потянулся к смятым, видавшим виды конвертам, чтобы спустя полчаса выпустить из рук внезапно потяжелевший лист бумаги, из которого становилось совершенно очевидно, что Соломона Сэллоу обманули и использовали, безжалостно манипулируя его заботой о племянниках.       Юноша с трудом подавил желание сорваться с места — он не сомневался, что Себастьян отправился в крипту. Но Мракс заставил себя этого не делать. Если Сэллоу хотел побыть один, значит, ему это действительно было нужно.       Чтобы хоть чем-то себя занять, Оминис принялся перебирать книги, добытые Абигейл в ректорском кабинете. Разумеется, в «Сильнодействующих ядах» не было ничего подходящего, а некоторые главы из «Тайн темнейшего искусства» смогли впечатлить даже его, при учете всего, что Мракс имел неудовольствие наблюдать в детстве. Нет, эта книга точно не должна была попасть к Себастьяну в руки ни при каких условиях.       Устав от чтения, Оминис решил еще раз прикоснуться к вещам Абигейл, словно это могло сделать его немного ближе к девушке. Юноша задержался на рубашке без пары пуговиц немного дольше, чем было допустимо, отгоняя мысли о мягкой постели, неотвратимым соблазном стоящей за одной из дверей.       День уже клонился к завершению, но Себастьян так и не вернулся, что настораживало, и Оминису пришлось дожидаться отбоя и идти в лазарет одному, чтобы в очередной раз проведать Абигейл, которая, казалось, потерялась где-то в лабиринтах собственного сознания, застряв между жизнью и вечным сном.       Сэллоу вернулся почти под утро, когда Оминис уже готов был плюнуть на личные границы и отправиться вытаскивать друга из крипты, даже если бы тот начал сопротивляться.       — Как ты? — Прямо спросил Мракс, не боясь разбудить кого-нибудь: соседи по комнате предпочли провести каникулы с родными.       — Я смогу с этим жить. — Короткий ответ, но большего и не требовалось. Оминис прекрасно понял, что его друг хотел этим сказать. И на этот раз Себастьян не лгал. — Тебе удалось найти что-то еще? — Предпочел он сменить тему, переодеваясь ко сну.       — Нет. Я изучил несколько книг, но ничего подходящего для наших случаев. — Мракс знал, что Сэллоу также поймет, что он имел в виду: несмотря ни на что, ни один из них не забывал об Анне.       — Значит, завтра продолжим.       Они продолжили не только на следующий день, но и через один, пытаясь разобраться с содержимым коробок. Но гора папок казалась совершенно бессмысленной.       — Вот это — отчеты мракоборцев. Я уже видел такие, у дяди. — Указал Себастьян на объемную стопку, каждая папка в которой была отмечена символом в виде трех перекрещенных палочек. — Но откуда остальные? Они выглядят странно!       — В них нет ни одного упоминания о магии. Судя по всему, это отчеты магловских стражей порядка. — С сомнением предположил Оминис. По правде говоря, ему раньше не приходилось особенно сталкиваться с миром маглов, и он не мог быть уверен в том, как у них все происходит. Но очень уж эти отчеты напоминали те, что были написаны мракоборцами, за тем лишь исключением, что все происшествия были исключительно немагическими.       — Хорошо, скорее всего, ты прав. — Себастьян поднялся на ноги, не в силах усидеть на месте. Новая загадка, ставшая настоящим вызовом, смогла немного отвлечь его от мрачных мыслей о дяде. — Но зачем? В этих отчетах нет ничего общего. Для чего они нужны Гейл?       В голове Оминиса что-то щелкнуло.       — Вот именно! Себ, ты гений! — Лицо юноши даже просветлело. — Как это связано с Абигейл?       Сэллоу, конечно, льстило, что друг назвал его гением, но сам он себя таковым не считал — ответа на собственный вопрос у него не было.       А потому пришлось еще раз штудировать все папки.       — Дата!       — Место!       Голоса прозвучали одновременно.       — Ты первый. — Предложил Оминис.       — Все происшествия относятся к одному району Лондона. Гринвич. Думаю, это вполне тянет на связь с Абигейл. — Сэллоу позволил себе легкую улыбку, довольный своей догадкой. — Твоя очередь.       — Все события относятся к началу февраля 1891 года. Время, когда Абигейл попала в приют. — Мракс догадался первым. — Значит, она пытается узнать, что произошло в ту ночь, когда потеряла семью.       По спине юноши пробежала дрожь. Интуиция подсказывала, что ничем хорошим это не закончится.       — Эй, Оминис. Здесь еще кое-что. — Привлек его внимание Себастьян, добравшийся до последней папки. — Документы, кажется, из больницы. Тут записка от кого-то, кто принес Абигейл туда. И какой-то пустой лист бумаги.       — Он не пустой. — Юноша протянул волшебную палочку к конверту. — Магия на крови. Без капли крови адресата письмо прочесть невозможно. Мой отец любит подобные приемы, позволяет сохранить секретность переписки.       — Значит, очередной тупик. — Вынес вердикт Сэллоу.       — Очень похоже на то. — Оминису не хотелось это признавать, но факт оставался фактом, даже когда отчаяние начинало душить.       Этим вечером, как только школьная целительница отправилась спать, Мракс вновь оказался в лазарете, надеясь, что что-то изменится. Сколько прошло уже времени? Две недели? Три? Больше? Он уже потерял счет времени.       — Гейл, прошу тебя, вернись. Где бы ты ни была. Ты так нам нужна. Ты так нужна мне. Я не представляю, как жить дальше, если не будет тебя, слышишь? Надеюсь, что слышишь. — Оминис надеялся, но не верил. Каждую ночь он повторял почти одно и то же, держа Абигейл за руку, мечтая получить другой результат. И с каждым днем надежды было все меньше. В чем они ошиблись? Где просчитались? — Я обещаю, что больше не подведу тебя. Помнишь? Я не дам тебе упасть.       На долю секунды юноше показалось, что рука девушки слабо отреагировала на его прикосновение, дернувшись в ответ. Или ему просто показалось?       К сожалению, он не видел, как слабо шевелились обветренные губы, пытаясь что-то сказать, иначе бы не сомневался. И все же, даже не зная этого, Оминис просидел у постели Гейл еще почти час, прежде чем услышал, как в коридоре шумит Пивз. Полтергейст завел привычку караулить нарушителей комендантского часа у больничного крыла — слишком много было желающих узнать, как скоро придет в себя героиня школы.       Еще немного, и Пивз доберется до лазарета, обязательно что-нибудь уронит и разбудит целительницу. А значит, пора было уходить, чтобы завтра вернуться снова. Оминис не стал медлить, но все же не удержался, на прощание коснувшись губ возлюбленной коротким, целомудренным поцелуем.       — Ну что, Гринвич, значит, Франция? — Усмехнулся Малфой, по-хозяйски устраиваясь в кресле для посетителей, согретом лучами полуденного солнца, и пристально глядя на девушку, которая все так же неподвижно лежала на постели, напоминая фарфоровую куклу. — Никак не могу привыкнуть, что ты молчишь. Хочешь верь, хочешь нет, но я даже соскучился по твоим ехидным комментариям. А уж как твой Мракс соскучился. Ходит по школе с видом промокшего под дождем котенка. Не подозревал в тебе такой жестокости, Гринвич. Даже меня тоска берет на него смотреть. Так что давай попробуем тебя разбудить, что думаешь? Не представляешь, каких трудов мне стоило достать вот эту штуку. — Родолф помахал небольшой книжечкой, которую достал из кармана мантии. — Посмотрим, на что способны эти маглы.       Юноша открыл потрепанную книгу примерно на середине. Надпись на обложке скромно гласила: «Le second livre des Amours, de Pierre de Ronsard».       — Надо же, какое распутство! Гринвич, а ты не говорила, что маглы — такие затейники. — Усмехнулся блондин, пробегая глазами по строкам. — Пожалуй, не слишком пристойно читать подобное юной леди. Но чтобы высказать мне за неподобающее поведение, тебе придется проснуться, не так ли?       Малфой бросил еще один лукавый взгляд на спящую девушку, а затем принялся читать.             «Or que l'hiver roidit la glace épaisse,             Réchauffons-nous, ma gentille maîtresse,             Non accroupis près le foyer cendreux,             Mais aux plaisirs des combats amoureux…»       Родолф успел прочитать «Amourette», а также «Douce Maîtresse» и «Les Amours de Marie», когда Абигейл пошевелилась. Возможно, если бы не давящая тишина лазарета, Малфой этого бы даже не заметил, искренне увлеченный магловскими стихами. Но он, хоть и делал вид, что ему безразлично, все же ждал этой секунды, а потому весь обратился в слух.       — Mère, il me manque… — Губы девушки едва шевелились, Родолф скорее угадывал, чем действительно слышал ее шепот.       — Гринвич, у тебя ни стыда, ни совести, ни вкуса. — Немного подумав, заявил Малфой, закатывая глаза. — Вы только подумайте! Я целыми днями сижу у ее постели и читаю ей стихи, а она опять про своего придурка. Ну и что мне с вами прикажете делать?       На самом деле, Малфой прекрасно знал, что делать, а потому захлопнул книгу резким движением и поднялся с неудобного кресла, от которого вечно затекала спина.       — А вот и вы. — Малфою пришлось ждать почти до трех часов ночи, когда Сэллоу и Мракс все же соизволили явиться в гостиную, которая уже давно пустовала к этому времени, оставляя Родолфа наедине с собственными мыслями и бокалом огневиски.       — Что тебе нужно, Малфой? — От усталости и расслабленности Оминиса не осталось и следа, а палочка, с горящим красным огоньком, оказалась безошибочно направлена на шестикурсника. Сэллоу понадобилась всего секунда, чтобы повторить жест друга.       — Хм, дай-ка подумать. ЖАБА экстерном, кругосветное путешествие и доля наследства в моем полном распоряжении. Но вряд ли даже твои связи помогут это устроить. — Родолф даже не подал виду, что его хоть как-то затронул угрожающий вид пятикурсников. — Так что я тут изнываю от скуки уже который час, потому что я нужен вам.       — Очень мило с твоей стороны. Но отработать чары я могу и на манекенах. Они хотя бы молчат. Не могу представить, что ты можешь быть нужен мне для чего-то еще. — Не скупился на ехидство Мракс.       — Как грубо с твоей стороны. А я ведь из лучших побуждений, так сказать, по доброте душевной, решил поделиться новостями о вашей ненаглядной. — Актерствовал Малфой. — И вот что получаю взамен.       Мракс и Сэллоу, как по команде, убрали палочки.       — Я слушаю. — Оминис подошел ближе, чтобы не упустить ни слова.       — Абигейл кое-что сказала сегодня. Думаю, это должно быть связано с тобой. — Продолжал Родолф растягивать интригу, отыгрываясь за оскорбление. — Видишь ли, она говорила, цитирую, «il me manque». Не догадываешься, о ком, кроме, разумеется, тебя, она могла говорить?       Мракс изменился в лице, тут же срываясь с места.       — Никакой благодарности. И где все воспитание? — Все тем же наигранным тоном обратился Родолф к удивленному Себастьяну.       — Куда он?       — В больничное крыло, полагаю. — Шестикурсник пожал плечами и одним глотком осушил оставшуюся в бокале жидкость, направляясь к общежитию.       Сэллоу не стал терять время и направился вслед за другом. Однако, в отличие от Оминиса, которому не страшны были дежурные и старосты, Себастьяну пришлось красться под дезиллюминационным заклинанием. Так что нагнать Мракса он смог только тогда, когда тот уже открыл дверь в лазарет.       Юноше не оставалось ничего, кроме как прислониться спиной к холодной стене. Опоздал. Почему-то именно сейчас ревность ударила особенно больно. Вроде бы, уже давно смирился, что Гейл выбрала не его. Но глупое сердце отказывалось слушать доводы разума.       «Удачи, Оминис», — пожелал Себастьян, старательно игнорируя одинокую слезу в уголке глаза.       В импровизированной палате Абигейл все было по прежнему: кресло для посетителей, жесткая больничная кровать и лежащая на ней без сознания девушка. Может быть, Малфой сыграл с ним злую шутку?       «Но какая разница, даже если так?» — решил для себя юноша, аккуратно присаживаясь на край кровати.       — Прости, что я подвел тебя. Так и не смог найти способ тебе помочь. Но я не остановлюсь, я обещаю. Переверну весь мир, пойду на сделку с совестью, ища ответы в темной магии. Но я верну тебя. Чтобы сотню раз попросить прощения, чтобы тысячу раз сказать, как люблю тебя. Чтобы рассказать всю правду, что скрывал. Даже если потом ты прогонишь меня и возненавидишь.       Оминис уже не мог остановиться, продолжал говорить обо всем, что приходило в голову: как они с Себастьяном искали ответ, подняв на уши всех домовиков и оккупировав Выручай-комнату, как их с Абигейл последняя встреча в крипте чередуется в его снах с ужасными кошмарами, где он навсегда ее теряет. Как скучает по их откровенности и долгим разговорам, как сходит с ума без возможности слышать ее голос, как его раздражает Малфой, который проводит с Гейл так много времени даже теперь, когда нет смысла притворяться. А потом пазл вдруг сложился. Малфой — французский язык — то, что Абигейл говорила во сне.       — Je ne te laisserai pas tomber. Je t'aime. — С трудом подбирая правильные слова проговорил Оминис, у которого всегда были не лучшие взаимоотношения с французским.       Но ничего не изменилось. Абигейл не проснулась, не ответила и даже не пошевелила рукой.       Юноша, сердце которого затопило отчаяние, не мог найти больше слов, просто опуская голову к холодной ладони Гейл.       И сам не заметил, как почти мгновенно уснул.       Профессор Шарп спешил в лазарет — у него было запланировано еще много дел после того, как он проведает свою ученицу. Вот только изменения, которые обнаружил зельевар, были совсем не теми, на которые мужчина надеялся. Вместо бодрой и здоровой студентки, наконец пришедшей в себя, у ее постели обнаружился спящий Оминис Мракс.       Стук каблуков в кабинете целительницы был слышен отчетливо, так что решение пришлось принимать очень быстро.       — Мадам, я как раз вас ищу!       — Профессор? Вы пришли проведать мисс Гринвич? Я провожу… — Начала было женщина. — Нет-нет, дело в другом, понимаете, несколько студентов моего факультета жаловались на странное самочувствие. Я хотел посоветоваться с вами. Как насчет того, чтобы поговорить за завтраком? — Словно невзначай, профессор развернул целительницу, уводя ее из больничного крыла.       Дышать было непривычно легко, а яркий свет больно резал глаза после, казалось, вечности, проведенной в странной мутной воде.       Получилось. У нее получилось пробить этот проклятый лёд! Значит, теперь все будет хорошо. «Je suis fière de toi», — прозвучал в голове такой родной женский голос, прежде чем затихнуть, сменившись ярким светом.       Первым, что Абигейл увидела, была светлая макушка, устроившаясь рядом с ее рукой. Девушка не совсем понимала, что делает, а руки были словно налиты свинцом, но удержаться было слишком сложно — она погладила своего визави по мягким растрепанным волосам.       — Оминис? — Звук, вырвавшийся из отвыкшего разговаривать горла, больше напоминал слабый хрип.       — Абигейл?! — Тут же встрепенулся юноша, словно это вовсе не он глубоко спал всего секунду назад. — Это правда? Ты очнулась? Или это все мне только снится? Если это сон, пожалуйста, я не хочу просыпаться.       Его слова звучали так тоскливо и искренне, что Гейл не смогла сдержать улыбки.