We're undivided, we're bound by a thousand eyes
We're undivided, we belong, each and every way
© Undivided — Adelitas Way
К тому времени, когда Гейл наконец смогла себя заставить преодолеть незримую преграду, мешающую ей отправиться в Фелдкрофт, девушка успела вся известись. Профессор Шарп уже отбыл в Лондон, и их занятия пришлось на время прервать. Прогулка с Гарретом и Натти так и вовсе обернулась если не полным провалом, то, как минимум, ужасным смущением и неловкостью. Поначалу все шло довольно неплохо — они гуляли у Черного озера, обменивались забавными историями, много шутили и даже подкалывали друг друга. Когда Натти внезапно вспомнила, что обещала в чем-то помочь матери, Абигейл не насторожилась — отношения гриффиндорки с профессором Онай, конечно, заметно потеплели, но все еще оставались непростыми. К тому же, Гейл и Гаррет в это время отчаянно спорили о допустимости замены перьев пегаса на перья гиппогрифа в «Высоко левитирующем зелье». Увлеченная все тем же спором Гринивич без задней мысли согласилась немного передохнуть на скамейке, с которой открывался красивый вид на закат, совершенно не подумав о том, как эту самую уединенную скамейку под раскидистым деревом принято называть среди студентов. О том, что она обязательно придушит Натсай, как только та высунет любопытный нос из гриффиндорской гостиной, Абигейл подумала только тогда, когда Гаррет попытался закинуть руку на ее плечо. — Гейл, я знаю, что мы не так много общаемся. Да и вообще, ходили слухи, что ты встречаешься с Сэллоу. Или с Малфоем? Ну да не важно. — На веснушчатых щеках Уизли выступил яркий румянец. — Но я давно наблюдаю за тобой. И понял, что это не более, чем сплетни. — Тараторил парень, явно смущаясь. — Я это к чему. Гринвич, у нас с тобой много общего — чувство юмора, любовь к зельеварению. Ты, в отличие от многих слизеринцев, не страдаешь аллергией на красно-золотистую форму, да и я не подвержен стереотипам. В общем… — Юноша зажмурился, как перед прыжком в холодную воду. — Абигейл, ты мне очень нравишься, и я прошу дать мне шанс. В окружавшей их гробовой тишине Гейл точно слышала, как крикнула где-то вдалеке болтрушайка. Натренированная к сражениям с гоблинами и темными волшебниками, девушка оказалась совершенно не готова к неожиданным признаниям в нежных чувствах, а потому только открывала и закрывала рот, не в силах подобрать слов. В голове крутилась лишь одна мысль: почему у всех мужчин волшебного мира весна начинается ближе к середине лета? Ну да ладно, Нобис не в счет — этот явно пытался лишь разыграть романтический интерес. Про Малфоя тоже можно не думать — тут исключительно деловые взаимоотношения. Получается, на самом то деле, не так уж много — Оминис и Гаррет. Значит, показалось — мир все-таки не сошел с ума. И все же, такое количество мужского внимания, даже если не все оно было искренним, оказалось непривычным и вгоняло Гринвич в ступор. Долгое молчание Абигейл, вызванное глубочайшим шоком и сторонними мыслями, как обычно, появляющимися у нее на на нервном фоне, гриффиндорец воспринял по-своему. И решил действовать так, как было часто свойственно представителям его факультета — сначала делать, потом думать. А именно, поцеловал Гейл. Наверное, можно было бы избежать проблем, спокойно поговорить, объяснить все. Но рефлексы сработали быстрее. Как выяснилось, не так уж просто одновременно подбирать слова объяснений и извинений перед юношей, которого от падения с высоты из-за примененного Гринвич Депульсо спасла лишь хлипкая ограда. К счастью для Гейл, Гаррет совершенно не умел обижаться. Да и ее отказ принял с досадой, но достойно, предложив в таком случае быть хотя бы друзьями. И это окончательно убедило Абигейл в том, что не только Натти, но и все гриффиндорцы с легкой придурью. Тем более, когда на прощание Уизли попросил девушку замолвить за него словечко перед Шарпом, раз уж они теперь друзья. Вот и думай теперь — действительно ли Абигейл ему понравилась, или наглец хотел воспользоваться ее хорошими взаимоотношениями со строгим зельеваром. Кое-как собрав мысли в кучку, Гейл решила выбивать клин клином — одно удивление другим. И направилась в крипту, где стоял единственный доступный на данный момент омут памяти. Пора было уже посмотреть, какие же воспоминания оставил ей Оминис. Привычное ощущение короткого падения прошло едва заметно. Зато дальнейшее повергло в легкий шок. Нет, Гейл, конечно, не ожидала увидеть яркие картины в воспоминаниях слепого юноши. Но то, что было перед ней, показалось… Странным. Это нельзя было назвать даже темнотой. Девушку окружало одно бесконечное ничто, от которого мурашки бежали по коже. «Неужели Оминис живет именно так?» — Не могла она не задаться вопросом. Но постепенно «ничто» начало заполняться. Сначала появились звуки — десятки разных голосов, скрипов, стуков, мельчайших шорохов. В отсутствие визуального сопровождения все они ощущались особенно ярко, заполняя собой пространство, предназначенное сознанием для ярких образов. Чуть погодя добавилось и нечто, напоминающее силуэты. Но не в привычном понимании этого слова, а будто эхо окружающего пространства. Абигейл невольно вспомнила, что Оминис был также очень чувствителен к запахам, которые помогали ему ориентироваться. Стало немного жаль, что омут памяти не может передать и их. — Смотри, какая миленькая. Может Слизерину повезет, а? — Откуда-то со стороны послышался задорный шепот Сэллоу, даже среди прочего гомона казавшийся громовым раскатом. — Не вижу ничего смешного, Себастьян. — Едко протянул Мракс, тем не менее, усмехнувшись. Удивленная их диалогом, Гейл попыталась сосредоточиться на том, что находилось вокруг. Судя по очертаниям, создаваемым эхо («так вот как работает волшебная палочка» — наконец догадалась Абигейл), они находились в Большом зале. — СЛИЗЕРИН! — Гаркнула хриплым голосом Распределительная шляпа. До Гринвич дошло — их первая встреча. Для нее это было утром, перед началом занятий. Оминис же, как оказалось, заметил девушку еще раньше. Абигейл помнила, что ей в тот вечер было не до разглядывания студентов — полёт в карете, злополучная встреча с драконом, телепортация, Гринготтс, Ранрок. Хотелось только добраться до горизонтальной поверхности и отключиться, так как мозг наотрез отказывался работать. — Что ж, Себастьян, похоже, тебе повезло. — Поддразнил друга Мракс. — Знаешь, приятель, что-то подсказывает, что повезло нам всем. Оминис лишь скептически хмыкнул вместо ответа. Очередное падение. Судя по шелесту страниц, библиотека. Тихий шепот: «Джеминио!» и и такая же тихая ругань. Неужели это ее голос? «Как неприятно звучит со стороны», — подумала девушка. Абигейл уже догадалась, о чем будет это воспоминание. Тот день, когда Оминис помогал ей выучить заклинание. Она хорошо помнила его и чувство смущения, когда Мракс стоял за ее спиной так близко, что румянец заливал лицо. Только теперь, с его точки зрения, она смогла заметить и еще кое-что — за полушепотом заклинаний, на которых была сосредоточена сама девушка, отчетливо слышалось чуть сбившееся дыхание самого Оминиса, все еще стоявшего неприлично близко для человека, с которым Гейл была едва знакома. Казалось бы, ничего необычного, но по какой-то причине Абигейл оказалась шокирована тем простым фактом, что в тот момент оказалась смущена не только она. Воспоминания сменяли друг друга — уроки, разговоры, какие-то, на первый взгляд, незначительные моменты. Их объединяло только одно — присутствие Абигейл. И с каждым разом ее шаги раздавались все громче на общем фоне. Ее голос выделялся все ярче среди других. На каждое ее появление Оминис реагировал все быстрее. Как будто с каждый днем ее образ становился все более значительным в его жизни. А затем наступил тот день. Крипта, конец зимних каникул. «Как пожелаешь», — услышала Гейл собственный голос, который казался совершенно чужим. Холодным и режущим, похожим на лезвие ножа. Пустым. В душе всколыхнулись собственные воспоминания, вся та боль, что легла на ее душу покрывалом из разбитого стекла. Но видение на этом не заканчивалось. Наоборот, послышался скрип тяжелой двери, а за ним — тишина. Секунда, еще одна. Крик. Почти нечеловеческий, наполненный боли и отчаяния, разбивающий вдребезги сердце. К своему ужасу Абигейл осознала — это крик Оминиса. По спине пробежали мурашки — насколько же плохо было тогда ему самому? И все же Мракс не побоялся показать ей это воспоминание, вывернуть душу наизнанку, продемонстрировать слабость. Теперь, когда Гейл знала, что стало причиной тех жестоких слов, что юноша сказал в тот вечер, она чувствовала даже укол совести, наблюдая за его страданиями. Воспоминания продолжали сменяться, превращаясь в странный калейдоскоп. Но теперь они не были такими приятными — злые слова Абигейл, грубость и язвительность самого Оминиса, волнения, тревоги, ужасы действий Себастьяна. Неизменным оставалось одно — ощущение странной нежности. Даже колкости Гейл все еще звучали для Мракса громче любых чужих слов, и именно ее шаги раздавались наиболее звонко в заполненном людьми коридоре. Куда бы ни шла Гринвич, Оминис незримой тенью следовал за ней по замку, оберегая. Похоже, Мракс решил пощадить чувства девушки, пропуская самые тяжелые события их прошлого, и уже следующее воспоминание закинуло Абигейл в промозглый март. Судя по всему, они находились в лазарете, куда Оминис тайком пробрался после отбоя. «Я не сдамся, слышишь? Не позволю тебе умереть. Гейл, ты же не оставишь нас после всего, что мы пережили, правда? Я не смогу без тебя… Пожалуйста, не покидай меня», — горячо шептал Мракс, очевидно, над ее бессознательным телом. В его голосе не было привычных насмешливых ноток, как отсутствовали и бархатистые гипнотизирующие интонации. Зато была надломленность и какая-то обреченность, словно у него пытались отобрать последнюю надежду. И слова юноши были наполнены такой искренностью, что у Абигейл комок подступил к горлу. И тем более контрастной стала картина, заменившая предыдущую. Теперь Гейл могла вновь различить собственный голос — такой восторженный, просящий. Не было сомнений в том, какое воспоминание на этот раз показывал ей Оминис. Девушка точно знала, что покраснела — настолько смущающими были звуки, которые она слышала. Но главной мелодией в памяти Оминиса были даже не ее слова. Биение сердца. Как будто это было самым важным, что он слышал в своей жизни, если даже в такой момент сильнее всего концентрировался именно на этом быстром и неожиданно громком стуке. Еще одно воспоминание ушло не слишком далеко — спустя всего несколько часов. И в нем не было ничего, кроме мерного дыхания спящей Гейл. Следующее видение стало последним. Гринвич могла различить очертания крипты, но в ней не было никого, кроме самого Оминиса. «Абигейл», — судя по голосу юноша немного волновался, — «если ты слышишь эти слова, значит смогла простить меня за все, что я сделал. Теперь ты знаешь меня немного лучше. Первого сентября, во время пира в честь начала года, Себастьян был прав, сам того не подозревая — нам всем повезло, что ты оказалась среди нас. Мне повезло. Повезло, как ни разу в жизни до этого. Жаль, что омуты не способны передать прикосновения и запахи — о, как бы мне хотелось показать тебе весь мой мир. И главное — тебя в нем. То, как сильно я люблю тебя». Калейдоскоп воспоминаний оборвался, возвращая девушке зрение — было бы еще на что смотреть в полумраке крипты. В голове царил настоящий сумбур, и требовалось время, чтобы все разложить по полочкам, но одно Абигейл знала точно уже сейчас — ей как никогда сильно хотелось поскорее увидеться с Оминисом. Субботним утром солнце еще не успело добраться до зенита, когда Гейл запрыгнула на метлу и помчалась в Фелдкрофт наперегонки с ветром. Оминис, несмотря на раннее время, уже ждал ее. Как ждал вчера, и позавчера, и два дня назад, да и вообще всегда — с того самого момента, как они с Себастьяном покинули Хогвартс. Юноше было непривычно и немного страшно — хотя Гейл и написала письмо, но воспользоваться приглашением не спешила. И Мракс не мог понять, в чем было дело — Абигейл не хотела его видеть? Посмотрела его воспоминания и решила, что это все слишком? Была занята чем-то более интересным? Или же ей просто не нравилось находиться в Фелдкрофте? Если так, то почему она не сказала напрямую? Оминис был готов встретиться и в любом другом месте — хоть в том же Хогвартсе, в Хогсмиде или в любом месте, где она скажет. Наверное, юноша начинал вести себя немного глупо, раз даже Себастьян подкалывал его, что он ведет себя как влюбленная пуффендуйская младшекурсница. Хотя Оминис и смог заткнуть приятеля вопросом о том, откуда тому известно, как ведут себя влюбленные пуффендуйские младшекурсницы, это мало что изменило. Хотя бы потому, что Мракс так и продолжал дергаться от каждого неожиданного звука, очевидно надеясь, что Гринвич, наконец, появится. Все это время Оминис пытался занять себя хоть чем-то: приводил в порядок сад, читал (по крайней мере, пытался) и переругивался с другом о том, какие вещи стоит выкидывать, а какие лучше оставить. В пятницу они все же выбрались в больницу Святого Мунго к Анне: добираться в одиночку Себастьяну было долго, хотя это его и не останавливало, а Оминис мог перенести их обоих прямо на порог больницы, почти не потратив сил. Надо сказать, девушка стала выглядеть заметно лучше — приступов не было уже достаточно долго, что благотворно влияло и на цвет лица Анны, что отметили колдомедики, и на бодрость в голосе. Прогноз ведущего целителя Ланселота Пруэтта, который в марте занимался лечением Гейл, а теперь наблюдал за состоянием Анны, был хоть и не слишком радостным, но обнадеживающим: по его словам, если к концу лета им удастся найти более быстрый способ уменьшить влияние проклятия на девушку, она, возможно (только возможно!) сможет продолжить обучение в Хогвартсе. Порадовалась Сэллоу и тому, что Оминис решил вновь провести каникулы в Фелдкрофте — не иначе, как была довольна, что кто-то сможет присматривать за ее непутевым братцем. Разумеется, такая характеристика не пришлась по душе самому Себастьяну, но вся его сердитость была напускной — на самом же деле парень едва не летал от счастья, что его сестре разрешат вернуться к учебе, а значит, она сможет быть ближе к нему. Однако, и эта радость длилась не так уж долго — ровно до того момента, когда Сэллоу вышел из палаты близняшки, бледный как мел и смурной, после того, как Анна попросила Оминиса дать им возможность поговорить наедине. Что именно произошло — Себастьян так другу и не сказал, но вернувшись домой заперся в своей комнате и не реагировал на просьбы и вопросы друга, только бесконечно бубня под нос что-то о том, что он не предатель. Мракс не стал допытываться, решив, что Сэллоу сам расскажет ему, когда придет время. И ушел ночевать на диван в гостиную, не желая тревожить покой приятеля даже ради того, чтобы поспать на ставшей уже родной раскладушке. Абигейл ловко спрыгнула с метлы у самой калитки. Но вместо того, чтобы сразу броситься к Оминису, замерла на несколько секунд, позволяя себе насладиться прекрасной картиной — юноша, одетый в простые брюки и простую рубашку из грубоватой ткани, сидел на ступеньках дома, подставив лицо теплым лучам солнца. Рядом с ним стояла корзинка, наполненная каким-то овощами, очевидно, предполагалось, что кто-то приготовит из них завтрак. В который раз за этот год девушка пожалела, что не умеет рисовать — как бы ей хотелось запечатлеть этот удивительный миг на всю жизнь. Скрип калитки заставил Мракса вздрогнуть и тут же повернуть голову. — Абигейл? Мне же не мерещится, что это ты? — Юноша широко улыбнулся, поднимаясь со своего места. — И я очень рада нашей встрече. — Гейл поняла, что краснеет. С каких пор она чувствовала смущение рядом с ним? Не были ли тому виной его воспоминания? Но вся неловкость развеялась, стоило Оминису порывисто обнять девушку и поприветствовать ее коротким поцелуем в щеку. — Себастьян еще отсыпается. На каникулах его раньше обеда не поднимешь. — Усмехнулся Мракс, приглашая гостью в дом. — Подожди, пожалуйста, на кухне. Я пойду разбужу его. — Несмотря на свои слова, он как будто не хотел выпускать руку Абигейл из своей. — Ничего, пускай поспит. Я никуда не тороплюсь. — Гейл слегка сжала его ладонь. — Я не против немного побыть вдвоем. Слова Гринвич теплом разлились по телу Оминиса. — Может быть, хочешь чаю? Из еды ничего пока нет, кроме морковки, лука и сельдерея с огорода. А, кажется, еще был хлеб. — Словно извиняясь, он пожал плечами. — Я собирался сходить за покупками немного позже. — Мы можем сходить вместе, а потом я приготовлю завтрак. Как тебе такая идея? — Широко улыбнулась Абигейл, наконец начиная чувствовать себя в своей тарелке. Оминис же был только рад такому предложению, а потому они вместе добрались до небольшой площади Фелдкрофта, где торговали овощами, фруктами, яйцами, мясом и другими продуктами местного производства. Все это время они не прекращали разговаривать — Мракс рассказывал о том, как они с Себастьяном приводили в порядок дом и сад. Гейл звонко смеялась над историей о том, как ее друзья пытались избавиться от садовых гномов, которые успели попортить половину грядок, и один из гномов укусил молодого хозяина дома прямо за филейную часть, после чего тот долго и очень обиженно ругался, упрашивая Оминиса разрешить ему сжечь весь сад к Мерлиновой бабке с помощью Конфринго. — Мне, кстати, тоже есть чем поделиться. — Отсмеявшись призналась Абигейл. — Например, профессор Шарп взялся учить меня чарам Патронуса. — Гейл, может я открою тебе большой секрет, но на каникулах все нормальные люди отдыхают, а не учатся. — Не удержался парень от беззлобной подколки. — Ты опоздал, этот секрет мне уже открыл наш декан, когда я пришла просить его о помощи. — Поддержала шутку Гринвич. — Но я просто не люблю сидеть без дела, а Патронус — это действительно интересно. Да и кто знает, что может пригодиться, с нашей-то жизнью. Всю обратную дорогу они обменивались безобидными колкостями, и это казалось Гейл таким правильным и уютным, что на секунду девушка даже задумалась о том, что была бы не против провести так всю свою жизнь. Гулять вместе с Оминисом по поросшим зеленью дорожкам, вместе делать покупки, заваривать чай и разливать его по двум кружкам, готовить завтрак, пока он сидит за столом и веселит ее своими историями. Абигейл чувствовала себя по-настоящему счастливой. Словно все беды и тревоги остались где-то вдалеке, а здесь и сейчас нет никого, кроме них двоих, их смеха, ароматного чая, простого завтрака и бесконечных коротких, но наполненных нежностью прикосновений. Ни Гейл, ни Оминис не заметили Себастьяна, который вот уже минут пятнадцать, а может и больше, стоял на лестнице, разбуженный вкусными запахами еды. Первым желанием было подбежать к Абигейл и заобнимать ее, но завидев их с Мраксом вдвоем, не смог сделать и шагу — настолько идиллической оказалась представшая перед ним картина. Сэллоу любовался ими, почти буквально светящимися от тихого и уютного счастья, и в то же время ощущал, как больно колет сердце ревность, перемешавшаяся с завистью. Будет ли в его жизни когда-нибудь хоть что-то подобное? Заслуживает ли он, после всего, что натворил своими руками, такое же безусловной гармонии солнечным утром на маленькой кухне? О, как много Себастьян готов был бы отдать за то, чтобы оказаться сейчас на месте своего лучшего друга — чтобы Гейл улыбалась ему, чтобы сменялась над его шутками и для него заваривала чай. Но если у Сэллоу и был шанс, он уже давно его упустил. В памяти юноши всплыли слова сестры, разбившие ему сердце накануне. Анна убеждала его, что это Абигейл пыталась ей навредить, что она приносит зло и плохо повлияла на самого Себастьяна. Что Гейл не место среди них — мол, пускай убирается туда, откуда пришла. Уверяла, что они все должно быть, как раньше — близнецы и Мракс, ведь теперь только они остались друг у друга. Говорила, что брат должен доказать, что больше не подведет Анну. Просила позаботиться о том, чтобы Гринвич держалась подальше от Оминиса, дескать он наивен, а «эта подозрительная новенькая» хочет его использовать и наверняка разобьет ему сердце, как только добьется своего. Последней каплей стало предложение самому соблазнить ее, чтобы продемонстрировать Мраксу ее «гнилую натуру». Больше Себастьян выслушивать этот бред не мог — заявил, что лучше отправится в Азкабан, чем предаст тех, кто поддержал его в самое тяжелое время. Уже выходя из палаты он слышал злые слова сестры, что, может быть, ему действительно лучше было бы в тюрьме. Могла ли сестра и вправду сдать его мракоборцам? Вряд ли. Прошло уже достаточно времени, да и Анна, несмотря на злость и обиду, брата любила. Но все же то, что она говорила об Абигейл, что предлагала сделать Себастьяну, казалось сущим безумием после всего, что Гейл и Оминис сделали для него. Вот и теперь, глядя на радость друзей, Сэллоу не мог даже заставить себя нарушить возникшую между ними гармонию. Может, он и был мерзавцем, падшим человеком, без пяти минут темным магом. Но никогда не навредил бы ни одному из них — после того, через что они вместе прошли. После того, сколько Гринвич и Мракс боролись за свое маленькое счастье. Себастьян хотел заслужить прощение сестры, но не таким способом. Даже для него существовала черта, которую переходить было нельзя. — Себ, ты чего там стоишь? — Оминис, несмотря на свою слепоту, заметил присутствие друга раньше, чем Абигейл, которая продолжала готовить завтрак, напевая под нос какую-то незатейливую мелодию. — Доброе утро! — Юноша откинул все грустные мысли и воспоминания, позволяя себе быть просто здесь и сейчас. Из кухни умопомрачительно пахло выпечкой и травяным чаем. Гейл как раз закончила готовить скрэмбл с овощами и раскладывала его по тарелкам, подавая вместе с жареным беконом, свежей зеленью и горячим хлебом. — Приятного аппетита, соня. — Абигейл задорно улыбнулась и подмигнула все еще помятому и растрепанному после сна приятелю. Когда завтрак был окончен и тарелки сами мыли себя в раковине («Благослови Мерлин того, кто придумал это заклинание!»), друзья решили переместиться в гостиную, прихватив с собой яблочный пирог и большой графин воды с лимоном и мятой. Чай был хорош для завтрака, но в летнюю жару душа требовала прохладительных напитков. Себастьян уже собирался поинтересоваться у своей гостьи, как ей нравится проводить каникулы в Хогвартсе, когда в открытое окно ухая влетел крупный филин, уронил три конверта прямо рядом с пирогом, и, завернув круг под потолком, вылетел обратно. — Из школы. — Прокомментировал Сэллоу, собирая почту. — Здесь и для вас обоих тоже. — Он протянул друзьям конверты с их именами. Внутри лежали листы, исписанные каллиграфическим почерком заместителя директора Уизли — результаты СОВ. — Фух! — шумно выдохнул Себастьян, быстро пробежавшись глазами по собственным оценкам. — Девять из десяти на проходной балл, но за Историю магии не обидно. А у вас как? — Похоже, я все же задолжал Абигейл памятник. — Мракс неверяще водил палочкой по пергаменту. — «Удовлетворительно» по зельям! Так что у меня тоже девять из десяти. — Довольно улыбнулся юноша. — Гейл? — Сэллоу обратился к подруге, которая продолжала гипнотизировать взглядом свои результаты. Девушка задумчиво пожевала губу и неопределенно повела плечом. — Пойдет, можно было и лучше. — Лучше?! — Себастьян практически выдернул несчастный лист из ее рук, ошалело переводя взгляд с Абигейл на ее оценки и обратно. — Да у тебя двенадцать СОВ из двенадцати, куда уж лучше то?! Или… ты из-за двух «Выше ожидаемого», что ли, так расстроилась? — Чего смешного? — Вместо ответа Гейл повернулась к тихо посмеивающемуся Мраксу. — Гейл, ты проучилась в Хогвартсе всего год, при этом сдала практически рекордное количество предметов на проходной балл, а тебе кажется, что этого все еще мало. Как по мне, это действительно забавно! Готов поспорить, такими оценками не все когтевранцы могут похвастаться. Знаешь, я когда-то сомневался, что твое место не на Когтевране, но амбиции у тебя поистине слизеринские. — Вновь усмехнулся блондин, за что получил от подруги легкий тычок локтем. — Ладно, молчу, молчу. Уверен, все ЖАБА на седьмом курсе ты сдашь на «Превосходно». Так лучше? — Намного. — Девушка все же не удержалась от ответной улыбки. — Раз мы все такие молодцы, может, стоит это отпраздновать? — Вклинился в их словесную перепалку Сэллоу. Гейл кивнула, соглашаясь с предложением. — Можно взять сэндвичей и устроить пикник. — Хороший вариант. Я могу тогда прихватить эльфийского вина в честь праздника. Как насчет того, чтобы пойти на реку, где мы купались? — Внес свое предложение Оминис. — Прекрасно! В таком случае, я соберу пледы и соображу закуски. — Тут же подскочил со своего места хозяин дома, почти взлетая по лестнице наверх. — Оминис, вообще-то, я хотела поговорить с тобой еще кое-о-чем. — Тон Абигейл сразу же стал более серьезным, и Мракс это заметил. — Что-то произошло? — На самом деле, да. — Кивнула девушка. — Скажи мне, к вам в гости на днях случайно не заглядывал твой старший брат? Юноша нахмурился, не понимая, к чему она клонит. — Ни Нобис, ни Марволо, к счастью, тут не появлялись. Но в чем дело? — Недавно я заглядывала в Хогсмид, отдохнуть в «Трех метлах» после сбора ингредиентов, а заодно поболтать с Сироной. И встретила там Нобиса. А если точнее, он встретил меня. — Абигейл решила, что не стоит ходить вокруг да около. — Умоляю, скажи, что ты сразу же оттуда ушла. — Оминис резко поднялся на ноги. В его голосе звучали нотки сомнения и страха. Гейл молчала. — Ну конечно же, не ушла. Разве это в твоем стиле? Нет, разумеется, надо сунуть голову в самое пекло, правильно? — Хотя слова Мракса были пропитаны ядом, Абигейл не обижалась, понимая, что в нем говорит волнение за нее. — У меня не было особенного выбора. Если твой брат искал встречи, вряд ли кто-то мог помешать ему последовать за мной в Хогвартс. Плечи юноши поникли. — Ты права. Извини, что вспылил. Просто мне все это совершенно не нравится. — Как и мне. Поэтому я и хотела посоветоваться с тобой. «Говорить все, как есть». Помнишь? Слова девушки немного успокоили Оминиса, и он вернулся на свое место, нежно сжимая ладонь Абигейл своей. — Расскажи все по порядку. — Попросил юноша. И Гейл принялась рассказывать, стараясь не упустить ни малейшей детали и не обращая внимания на возню Себастьяна на кухне. Даже достала приглашение и передала его Оминису, пояснив, что отказаться не смогла бы — все равно пришлось бы сопровождать Малфоя, который, наверняка, тоже будет приглашен. Мракс слушал, не перебивая. И даже немного улыбнулся и похвалил девушку за сообразительность в конце, когда она объясняла, как уходила из Хогсмида, предупредив заранее Сирону и продавца в книжной лавке. — Похоже, нам придется немного отложить твое обучение трансгрессии. — Ответил Оминис, когда Абигейл закончила свой рассказ. — Почему? Я думала, наоборот, это помогло бы… — Гейл была сбита с толку. — Ты права. Но дело в другом. — Юноша ненадолго замолчал, подбирая слова. — Мой отец обладает прирожденным талантом к легилименции. Нобис не так в этом хорош, но тоже кое-что умеет. И с ними обоими тебе предстоит встретиться на приеме. Поэтому в первую очередь я должен обучить тебя защищать свои мысли. — Ты говоришь об окклюменции? — Прошептала Абигейл, пытаясь уложить в голове новую шокирующую информацию. Разумеется, в книгах она уже встречала информацию об этом виде магии, крайне сложной и довольно опасной. Легилименция была подвластна далеко не каждому волшебнику — требовался определенный талант, предрасположенность. Но вот научиться скрывать свои мысли мог любой, для этого необходимо было лишь желание и усердные тренировки, развивающие навык. — Именно. — Лаконичный ответ. Оминис ждал реакции девушки — все же такая новость была, мягко говоря, не самой приятной и простой для восприятия. — Хорошо. — Гейл вновь сжала его руку, закрепляя свои слова. — Думаю, сегодня мы заслужили небольшой праздник. А завтра ты будешь учить меня окклюменции. Несколько секунд юноша смотрел на нее слепыми глазами, словно не мог поверить, что она так просто согласилась. А затем сорвался с места и поцеловал, не смущаясь, что Себастьян может не вовремя выйти из кухни и застать их за столь интимным занятием. Абигейл, похоже, это тоже не сильно волновало — девушка улыбнулась и ответила с не меньшей горячностью. — Кажется, я обещал еще достать вина. — Прошептал Оминис, нехотя разрывая поцелуй. — Иначе Себастьян нам этого не простит. До нужного места друзья добрались уже после обеда, когда основная жара схлынула, оставляя вместо себя приятное тепло. Когда первая бутылка вина была распита, половина закусок съедена, а от бесконечного смеха начали болеть скулы, Себастьян решительно поднялся и направился к реке. — Как насчет того, чтобы немного искупаться? — Крикнул он друзьям. — Водичка просто отличная! — Сэллоу, ты с ума сошел?! — Возмутился Оминис, но было уже поздно. Не то вино ударило непоседливому слизеринцу в голову, не то наглости в нем оказалось больше, чем они могли предполагать, но парень, совершенно не смущаясь присутствия друзей, стянул с себя рубашку и нырнул с небольшого, не выше двух футов, уступа. — Он точно сумасшедший. — Смеясь, обратился Мракс к Абигейл. — Присоединяйтесь! — Помахал им рукой не успевший далеко отплыть Сэллоу. — А что, не такая уж плохая идея. — Не согласилась с Оминисом Гейл. — Но ты же… — Девушка? Оминис, я выросла в приюте. Неужели ты думаешь, что за всю свою жизнь я ни разу не ходила с парнями купаться на речку? — Девушка поднялась со своего места и протянула приятелю руку. — Пойдем! Мракс еще немного посомневался, но все же согласился. — Сразу скажу, пловец из меня не ахти. — В последний раз предупредил он, снимая рубашку и оставаясь в одних брюках, заставляя тем самым Абигейл тяжело вздохнуть. «Что ж, ради такой реакции стоило согласиться на безумство Сэллоу», — подумал юноша. Гейл ненадолго залюбовалась — все такая же бледная, не покрытая загаром кожа, россыпь родинок, обманчивая хрупкость. Она не могла себе врать — Оминис действительно казался ей очень красивым, причем куда сильнее, чем загорелый, подтянутый и широкоплечий Себастьян. Мракс почувствовал взгляд девушки и запечатлел на ее щеке короткий поцелуй. — Что, неужели нравится? — Игриво прошептал он в самое ухо Абигейл. — А что, если так? — С вызовом спросила Гейл, не позволяя использовать эту маленькую слабость против нее. — Если так, то я просто счастлив. — Вновь усмехнулся слизеринский принц, заставив Гринвич смутиться еще сильнее. Вместо ответа девушка отошла на шаг и прыгнула в воду — сама она предпочла остаться в рубашке и брюках, благо, можно будет потом высушить их магией. Абигейл порадовалась собственной предусмотрительности — рубашка была черной, и ткань не просвечивала даже после того, как намокла. Недолго думая, юноша последовал ее примеру, так и не выпуская из рук волшебную палочку. Воровато оглянувшись, Гейл не заметила на горизонте Себастьяна, и сама потянулась к Оминису за новым поцелуем. Целоваться в воде было непривычно и немного странно, но удивительно интересно и как-то иначе. Лишившийся твердой почвы под ногами, Мракс крепче прижимал девушку к себе, а касания под водой выходили по-особенному интимными, словно одежды не было и вовсе. — Да имейте совесть хоть немного! — Возмутился Сэллоу, выныривая где-то футах в десяти от друзей и заставляя их тем самым смущенно отлипнуть друг от друга. В Фелдкрофт все трое вернулись уже ближе к полуночи — уставшие, немного пьяные, но счастливые. Себастьян отправился спать почти сразу — как только дожевал остатки запасов сэндвичей для пикника. Махнул рукой и поднялся на второй этаж, пробубнив что-то вроде «Развлекайтесь», оставляя Абигейл и Оминиса наедине. — Может, чаю? Ты, наверное, замерзла. — Мракс почти сразу направился на кухню, чтобы приготовить для обоих согревающий напиток. — Не откажусь. — Улыбнулась Гейл, следуя за ним. — К тому же, кажется, ты как-то говорила, что тебе нравится, когда я делаю для тебя чай. — Не удержался от шутки юноша. Тем не менее, произнося ее до невероятного нежным тоном. — Знаешь, мне тут в симпатии признались. — Как бы невзначай сказала Абигейл, когда они все же устроились в гостиной с чаем. Почему-то ей очень хотелось немного подразнить Оминиса, узнать его реакцию. — Ну и кто этот смертник? — На первый взгляд, эта новость совершенно не взволновала Мракса, но от Гейл не укрылось, как юноша слегка нахмурился и немного крепче сжал рукоять волшебной палочки, словно готовясь к бою. — Если ты скажешь, что это Малфой, ему не жить. И ничего мне за это не будет. — Улыбка парня стала немного хищной, что даже позабавило Гринвич. — Нет, это не Малфой. — Решили девушка еще немного потянуть интригу. — Амит Такар? — Оминис улыбнулся немного мягче, принимая правила игры. — Мерлин с тобой! Он еще с Рождества встречается с Грейс! — Притворно ужаснулась Абигейл. — Хорошо, хорошо, Амит пока поживет. — Рассмеялся Мракс. — Хм, может быть, это кто-то связанный с квиддичем? Эверетт Клоптон? — Его выражение лица стало шутливо-кровожадным. — Ну уж нет! — Откровенно смеялась Абигейл. — Такого счастья нам не надо! — Неужели Дункан Хобхаус, после того, как ты помогла ему восстановить репутацию? — Продолжал перечислять список сокурсников Оминис. — Если так, то прозвище «пушишка Хобхаус» он будет вспоминать как комплимент, потому как на этот раз я придумаю что-то более оригинальное. — Подожди, ты хочешь сказать, что приложил руку к издевательствам над Дунканом? — Уже совершенно искренне удивилась девушка. Она, конечно, знала, что Оминис время от времени подшучивал над другими учениками и, порой, достаточно резко, но как-то не связывала Мракса с той историей. — Не то, чтобы прямо так уж приложил руку. Просто очень удачно придумал прозвище. Я же не виноват, что оно прилипло к бедолаге? — Раскаяния в голосе Оминиса, тем не менее, слышно не было. — Кто мог предположить, что он будет просить тебя помочь ему пробраться в какие-то заброшенные теплицы. — Ну, по правде говоря, все было не совсем так. — Гейл усмехнулась, вспоминая ту историю. — Я ходила в теплицы одна, Дункан ждал меня снаружи. Мракс встрепенулся. — То есть как? Он отправил Моргана знает куда хрупкую девочку, которая едва начала учиться магии, пока сам трясся от страха в безопасности?! — Похоже, такое поведение когтевранца искренне возмутило Оминиса. — Ну, что-то вроде того. — Абигейл не собиралась щадить чувства Хобхауса, который, к тому же, при этом разговоре не присутствовал. Слизеринский принц ничего на это не ответил, но Гринвич уже знала это выражение лица — похоже, в новом учебному году Дункана ждала очередная порция насмешек. — Не надо, оставь его в покое. — Попросила девушка. — Зато я точно могу быть уверен, что это не Хобхаус. У него бы смелости не хватило тебе в чем-то признаться. — Как бы невзначай Оминис коснулся руки Гейл. — Кто же это тогда? — Новая догадка озарила Мракса, и его лицо тут же стало серьезным. — Это же не мой братец? — Нет, — поспешила успокоить его Абигейл, — Нобис мне не говорил ничего подобного. Юноша заметно расслабился. — Это хорошо. — Он улыбнулся, возвращаясь к игре. — Надеюсь, это не какой-нибудь придурок вроде Леандра Пруэтта? — Уже теплее, но нет. — Гаррет Уизли?! — Наконец выдал Оминис правильный ответ. — Ему что, жить надоело? Мало взрывающихся котлов? — Почему же «жить надоело»? Или ты думаешь, что влюбиться в меня так отвратительно? — Обиделась Абигейл, впрочем, не слишком искренне. Гринвич уже давно мало волновало, кто и что о ней подумает, если речь шла не о близких для нее людях. — Нет, — рассмеялся Мракс, — влюбиться в тебя проще простого. — Юноша почти невесомо поцеловал Гейл в щеку. — И, скажу по собственному опыту, любить тебя — это просто прекрасно. Вот только кто сказал, что я собираюсь с кем-то этим счастьем делиться? Абигейл, ты переоцениваешь мою способность терпеть конкуренцию. — А если я скажу, что запустила в него Депульсо, когда он полез целоваться? — Гейл с трудом удавалось сдерживать улыбку, зато Оминис после этих слов смеялся в голос. — Скажу, что ты самая потрясающая девушка, что я встречал в своей жизни! — Эти слова юноши заставили и саму Абигейл звонко рассмеяться. — Интересно, а если я захочу тебя поцеловать, мне стоит заранее просить тебя убрать палочку подальше? — Не попробуешь, не узнаешь. — Хитро улыбалась Гейл. Оминис же решил не упускать возможность и воспользовался предложением, сначала осторожно касаясь губ девушки своими, словно опасаясь, что в него действительно может прилететь заклинание, но очень быстро углубляя поцелуй, превращая его в более страстный. Абигейл не отставала, отвечая столь же пылко, подбадривая Оминиса касаниями, проводя тонкими пальчиками по острым скулам, шее, задерживаясь немного дольше на том месте, где бился пульс, спускаясь к выступающим ключицам, не скрытым тканью рубашки — кто из них уже успел расстегнуть несколько верхних пуговиц? Пьянея от этих прикосновений сильнее, чем от недавно выпитого вина, юноша действовал все более смело, изучая тело любимой так же, как она изучала его. Сжимал в объятиях, гладил по волосам и узкой спине, с особенной нежностью проводя ладонью по грубому шраму, выступающему под тонкой тканью. Спускался к округлым подтянутым бедрам и поднимался обратно, к аккуратной груди, чтобы вызвать судорожный вдох, что говорил громче любых слов и горячил кровь, будто Инсендио. Наверное, это было настоящим сумасшествием, заниматься чем-то подобным здесь, в гостиной дома Сэллоу, пока сам Себастьян спал наверху, но Оминис не мог заставить себя остановиться — не теперь, когда Абигейл, такая хрупкая, разгоряченная и податливая, была в его объятиях. Он так долго ее ждал, так скучал по ней. Сама же Гейл, как ей казалось, лишилась способности мыслить, полностью отдаваясь чувствам и будоражащим сознание ощущениям, позволяя себе наслаждаться каждым касанием, что разрядом тока пробегало по коже, каждым поцелуем, обжигающим губы, скулы, шею, ключицы, плечи. Ловкие пальцы ошалевшего от вседозволенности Оминиса освобождали пуговицы из петель, открывая юноше больше пространства для маневра. Его губы находили особенно чувствительные участки кожи — за ухом, на сгибе шеи, под лопатками, пока не добрались до груди. Этого Абигейл уже вынести не могла, и с ее губ сорвался первый тихий стон. Для Мракса это было символом победы. В первый раз у них все получилось довольно сумбурно, и теперь ему было просто необходимо показать девушке те же звезды, что тогда увидел он сам. Уловив реакцию Гейл на свои действия, он повторил касание, одновременно накрывая вторую половинку груди ладонью и нежно поглаживая. Гринвич даже не поняла, в какой момент они успели переместиться в горизонтальное положение на не слишком-то широком диванчике, и когда сама избавила Оминиса от рубашки, любуясь россыпью созвездий из родинок на его теле. Наслаждаясь тем, как он покрывал поцелуями каждый дюйм ее тела, девушка не отказывала себе в удовольствии рисовать на его коже карту звездного неба. В этот вечер все было иначе — не так, как в крипте, когда главенствовали страсть и безумие, не так, как в Выручай-комнате, когда они словно не могли напиться друг другом. Теперь же все было медленно, размеренно и невероятно тактильно, как будто каждый из них старался растянуть удовольствие как можно дольше, подарить все больше ласк и любви. — Ты доверишься мне? — Оторвавшись от бесконечных поцелуев спросил Оминис и осторожно поглаживая щеку девушки. — Да. — Наверное, Гейл доверила бы ему свою жизнь в любой момент, но сейчас, разгоряченная и взволнованная, внезапно поняла, что согласилась бы на что угодно, только бы он предложил. Довольный ответом Абигейл, юноша поднялся и взмахнул палочкой, чарами отгораживая их от целого мира, а затем помог девушке освободиться от одежды, оставляя ее в одной лишь расстегнутой рубашке. Удобно устроившись между стройных ног, он вернулся к своему занятию, продолжая невесомо касаться губами шеи, груди, нежными, успокаивающими движениями проводя по шрамам, то тут, то там выделяющимся грубыми отметинами на ее теле. Спускался ниже, целуя выступающие ребра и впалый живот, игриво прикусывая тазобедренные косточки, помогая себе руками, круговыми движениями проводя по колену, по внутренней стороне бедра, медленно добираясь до своей цели. Гейл ощущала, как где-то внизу живота стягивается тугой узел возбуждения, и едва не вскрикнула от неожиданности, когда Оминис осторожно коснулся особенно чувствительной точки, от которой по всему телу моментально разошелся электрический заряд. Юноша заглушил возглас очередным поцелуем в губы, прижимаясь еще ближе, и Абигейл почувствовала его собственное желание, упирающееся ей в бедро. Но вместо того, чтобы раздеться и перейти к главному, он продолжил целовать Гейл, еще раз проводя пальцем по средоточию удовольствия возлюбленной, чтобы убедиться, что нашел нужную точку. Удовольствие накрывало Абигейл волнами по мере того, как Оминис ускорял движение, дыхание сбилось, кислорода стало как-то неожиданно мало, а кожа, которую юноша все так же продолжал покрывать поцелуями, была невероятно чувствительной, словно каждый нерв оголился. Неожиданно яркое наслаждение обрушилось, словно цунами, заставив Гейл коротко вскрикнуть, прикрывая глаза, перед которыми засиял яркий свет. Понимая, что добился своей цели, Оминис убрал руку, нежно приобняв мелко дрожащую от непривычных приятных ощущений девушку, аккуратно целуя ее щеки и лоб. — Можно…? — Наконец решился спросить он, когда Абигейл немного восстановила дыхание. Гринвич кивнула, все еще не очень хорошо соображая, но быстро исправилась, продублировав согласие вслух. Не теряя ни секунды, юноша избавил себя от лишней одежды, вновь нависая над Гейл. На этот раз у него получилось справиться без ее помощи. Абигейл чувствовала, как тяжело ему сдерживаться — руки юноши едва подрагивали, но он все равно давал ей время немного привыкнуть, опасаясь причинить боль. Сердце затопило удивительное тепло, и девушка обхватила ногами его талию, показывая, что все в порядке. Судорожно вздохнув, юноша отпустил контроль, позволяя себе начать двигаться, прижимая Гейл теснее к себе и хаотично целуя туда, куда только мог дотянуться, как бы показывая — моя. И Абигейл не сопротивлялась, зарываясь руками в растрепанные волосы и прикрывая глаза, ощущая, как в глубине вновь начинает зарождаться наслаждение. — Оминис… — Тихий умоляющий шепот девушки стер в пыль остатки выдержки Мракса, заставив его ускорить движение. Все быстрее, сильнее, словно он хотел слиться с ней в единое целое, неразделимое. Короткие фразы вновь срывались на парселтанг, на лбу выступили бисеринки пота, на шее судорожно бился пульс. Гейл, завороженная ощущениями и зрелищем, сама двигалась навстречу — сейчас весь ее мир сжался до этой ночи, этого момента, до восторженного шепота, которым Оминис произносил ее имя, медленно, но верно приближаясь к пику удовольствия, пока наконец не прикусил острое плечико Абигейл, со стоном в последний момент разрывая контакт. — Я уже говорил сегодня, что ты самая потрясающая девушка на свете? — Все еще тяжело дыша, с блаженной улыбкой спросил Мракс. — Нет, только то, что я самая потрясающая девушка, какую ты встречал в своей жизни. — Поддразнила Гейл, теснее прижимаясь к нему. Только теперь она начинала ощущать, насколько прохладно было ночью в доме. — Абигейл, ты останешься сегодня со мной? — После недолгого молчания решился Оминис задать вопрос. Гринвич обняла юношу еще крепче, и этот ответ был громче слов.