Чужое гнездо

Дома Матвей первым делом сдал Снежку Федьке: — Покорми и переодень. Потом уложишь спать. — А где мама? — Скоро вернётся. Федька аккуратно взял Снежку на руки и ушёл на кухню, молча проглотив эту ложь. Матвею стало немного тошно, и он повернулся к застывшим в прихожей малым. — Наверх. Элька скривила было рот, но Матвей предупредил: — Никаких истерик. Малые гуськом поднялись по лестнице, одинаково виновато вжав головы в плечи. Матвей шёл следом, стараясь не чувствовать себя надзирателем и палачом. — Сюда, — сказал он, кивая на спальню Ильи и Данилы. Пацаны послушно зашли, а вот Элька замялась на пороге. — Эля, — начал Матвей, и она угрюмо пояснила: — Мне сюда нельзя. На открытой двери действительно красовалась бумажка с перечёркнутым нелестным портретом и надписью: «Элькам вход восприщён!!!» — Можно, — решительно сказал Матвей, сорвав и скомкав бумажку. — Кто самый смелый? Малые переглянулись. — Я всё равно отшлёпаю всех троих, — сказал Матвей. — Кто хочет быть первым? — Ремнём не будешь? — подозрительно спросил Данила. — Давайте так, — сказал Матвей, закрывая дверь. — Если без скандалов и истерик, то просто отшлёпаю — и всё. А тем, кто будет упираться, вырываться и орать, добавлю ремнём. Справедливо? Малые сосредоточенно сопели, разглядывая пол. — Справедливо, — заключил Матвей и сел на Данилкину кровать. — С кого начнём? Илья сделал пару шагов назад. Данилка с Элькой остались стоять. — Эля, давай ты, — сказал Матвей и похлопал себя по колену. — Не хочу! — запротестовала Элька. — Я не смелая! — Эль, ты хочешь ремня? — терпеливо спросил Матвей. Элька яростно помотала головой, хлестнув себя по щекам влажными косичками. — Тогда ложись. Матвей аккуратно притянул её за руку, уложил поперёк колен и заголил. Элька протестующе вскрикнула, и Матвей без промедлений наказал её за это звонким увесистым шлепком: — Не шуми, там Снежа засыпает. Элька прерывисто вдохнула через рот. — Мне не нравится твоё поведение, Эля, — сказал Матвей. — Ты капризничаешь, не слушаешься, делаешь гадости… — Я не виновата, что описалась! — пробасила Элька. — Ты виновата, что написала гадости на столе Моховой, — возразил Матвей. — А чего она!.. — начала было Элька, и Матвей шлёпнул её снова: — Не спорь. Элька всхлипнула. — Ты ведёшь себя, — сказал Матвей, перемежая слова чувствительными шлепками, — как наглая, избалованная, невоспитанная девочка. — Я не виновата, что невоспитанная! — завыла Элька и замолотила ногами, получив вполне заслуженную череду шлепков. — Это вы с мамой меня не воспитываете! — Лежи ровно, — велел Матвей и зажал её ноги между колен. — Не хочу! Больно! Не буду! — Элька заёрзала, пытаясь вырваться, потом ухватилась за одеяло и потянула его вниз. Матвей разжал хватку, рывком поставил Эльку на ноги и велел: — Встань в угол. Элька растерянно захлопала мокрыми ресницами, тяжело дыша через раскрытый рот. — В угол, — повторил Матвей. — Потом получишь ремня. — Не хочу, не надо ремня! — завыла Элька. — Чем больше будешь спорить, тем сильнее получишь. Элька в ужасе попятилась и забилась в ближайший угол. Матвей на секунду стиснул в кулаке бороду, напоминая себе, что всё делает правильно. Дети ему ещё спасибо скажут. Вон даже Элька сама говорит, что её нужно воспитывать! — Кто следующий? Данилка сделал полшага вперёд, и Матвей ободряюще кивнул ему. — Понимаешь, за что накажу? — За то, что мы в плойку играли и не слушались, — прошептал Данила. — И за то, что в бассейне меня позорили, — подсказал Матвей. Данилка сам спустил штаны и лёг, и Матвей его отшлёпал — намного сильнее, чем Эльку, как самого старшего из провинившихся. Данилка только молча вздрагивал и комкал в руках край одеяла. — Всё, вставай, — сказал наконец Матвей. Данила поднялся осторожно, неуверенно, будто сомневался, что ноги будут его держать, и всхлипнул: — Мне тоже в угол? — Не надо. Матвей поманил к себе Илью, и тот отступил ещё на шаг. В углу шумно хватала ртом воздух Элька. Где-то внизу ныла Снежка. Данилка бестолково переминался с ноги на ногу, не зная, куда себя девать. — Илья. Илья отчаянно замотал головой. Матвей потянулся, чтобы расстегнуть ремень. — Ладно! — взвизгнул Илья, топнул ногой и сердито промаршировал к кровати. — Спасибо, сделал одолжение, — ядовито сказал Матвей. С Ильёй он не стал обсуждать причины порки, просто рывком стащил с него штаны и принялся шлёпать, набивая гневные алые пятна на нездорово синеватой коже. Илья приглушённо выл, затолкав в рот одеяло. — Всё, хватит, — сказал Матвей и потёр зудящую ладонь. — Илюш, принеси свой ремень. — Но я же лёг! — в ужасе воскликнул Илья. — Я не вырывался! — Во-первых, лёг ты не сразу, — сказал Матвей, — во-вторых, за этот твой тон тебе бы как раз не помешало дать ремня. Но это не для тебя, это для Эли. Принеси. Элька завыла басом, а Илья почти бегом кинулся к шкафу, на ходу подтягивая штаны, и выдернул из школьных брюк новенький ремень — узкий и короткий, идеально подходящий для порки непослушных детсадовцев. — Эль, иди сюда, — позвал Матвей. — Не хочу, — прорыдала Элька. — Надо. Если сама не подойдёшь, буду пороть тебя взрослым ремнём, это больнее. — Ну и пусть! — упрямо ответила Элька. — Да подойди, — сказал вдруг Данила. — Папиным ремнём знаешь как больно! Элька резко перестала рыдать, шмыгнула носом и оглянулась. Посмотрела на принесённый Ильёй ремешок, потом на ремень в брюках Матвея. Потом с гордо поднятой головой подошла и спросила: — Куда мне? Матвей похлопал себя по колену, подождал, пока Элька уляжется, покрутил в руках нелепый маленький ремешок, сложил его вдвое, подозревая, что выпороть больно такой штуковиной даже при желании не получится, и сказал: — На первый раз десятка хватит. Если будешь лежать смирно. Элька промолчала, но вся подобралась, готовясь держать удар. Матвей стегнул раз, другой, третий. От Илюшкиного ремня на розовой после шлепков коже оставались узкие красные полосы, хлопал он довольно звонко, но Элька ни разу не вскрикнула. Отсчитав ей обещанный десяток, Матвей облегчённо выдохнул: — Ну вот, всё позади. Он отдал ремень Илье и осторожно помог Эльке подняться. — Больше такое не повторится, да? Никто не ответил, зато звякнул пряжкой выпавший из Илюшкиной руки ремень. Матвей устало оглядел несчастных детей, только сейчас позволяя себе пожалеть их. Зарёванные все, бедняги, настрадались… — Я вас очень люблю, — сказал он и раскрыл объятия. Данила и Илья после небольшой паузы подошли и прижались, расслабились, сбросили на Матвея груз своих печалей. Элька осталась стоять. — Эль, — позвал Матвей. Элька упрямо глянула исподлобья и отчеканила: — Я тебя больше не люблю и разговаривать с тобой не буду. И ты со мной тоже не разговаривай.